Текст книги "Ада Даллас"

Автор книги: Верт Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

РОБЕРТ ЯНСИ

Спустя месяц после сессии и через два месяца после того, как заболел Сильвестр, Ада вызвала меня для разговора о Новом Орлеане. Мы, правда, виделись накануне вечером, но дел не касались.

Сидя за письменным столом и рассеянно играя ножом для разрезания бумаги, Ада смотрела куда-то на стену, позади меня. Наконец она отбросила нож и посмотрела на меня.

– Не вижу смысла дожидаться конца этой судебной волокиты, – сказала она.

– Но ты же знаешь, как бы поступил он.

– Знаю. Но его нет.

– Верно, его нет.

Ада снова уставилась в пространство, словно что-то разглядывала там.

– Ты помнишь Хьюи и Уолмсли?

– Помню.

Будучи губернатором, Хьюи Лонг (а возможно, О. К. Аллен – забыл, кто из них, да это не так уж было важно) приказал национальной гвардии вступить в Новый Орлеан. По приказу тогдашнего мэра города Уолмсли население воздвигло баррикады и взялось за оружие.

Ада посмотрела мне пристально в глаза.

– Что ты скажешь, если я предложу тебе принять командование частями национальной гвардии, когда они войдут в город, чтобы навести порядок?

– Пожалуйста. Но я должен получить от тебя официальное распоряжение.

– Ты его получишь.

СТИВ ДЖЕКСОН

Как-то в утренних газетах появились кричащие заголовки об ультиматуме, предъявленном Адой ее противникам в Новом Орлеане. Она предложила всему прежнему составу дирекции порта и ирригационной комиссии в течение пятнадцати дней передать свои полномочия новым членам.

(Казалось, это не имело никакого отношения к вопросу о введении новой, порайонной системы выборов муниципального совета, однако не приходилось сомневаться, что, как только требование Ады окажется выполненным, она и "Старые кадровики" немедленно потребуют выборов и нового муниципального совета.)

Не случайно Ада пригрозила прибегнуть к помощи солдат, если ее предложения не будут приняты.

Я отложил газету.

Да, Ада все же поступила по-своему. В отличие от Сильвестра она позволила себе не ждать решения верховного суда и бросила вызов всему миру. Теперь события начнут развиваться куда быстрее.

РОБЕРТ ЯНСИ

Спустя три дня после разговора с Адой я принес ей на подпись приказ, уполномочивающий меня приступить к делу. И мое назначение на должность командующего национальной гвардией Луизианы в чине генерал-майора.

– Этого достаточно, – небрежно сказал я.

Ада сидела за столом: каждая золотистая прядь на месте, а овальное, с гладкой кожей лицо словно высечено из белого мрамора. Она прочла первый документ и тут же его подписала. Потом взяла второй и подняла на меня глаза.

– Так нужно, – пояснил я, имея в виду свой будущий генеральский чин. – Для успеха дела.

Ада улыбнулась уголком губ, но промолчала. Она прекрасно понимала, что иной возможности обеспечить выполнение задуманного плана нет и что документ все равно придется подписать. И тем не менее уж очень ей не хотелось этого делать.

– Ты же просишь меня оказать тебе кое-какую услугу, не так ли?

Все с той же кривой полуулыбкой Ада снова прочла бумагу, потом выхватила из подставки золотую ручку и с такой решимостью подписала приказ, что скрипнуло перо.

– Пожалуйста, – ничего не выражающим голосом проговорила она. – Теперь, кажется, все. Успех обеспечен?

– Можешь не сомневаться.

– Вот именно, – подтвердила она таким тоном, что я мог понимать ее слова как угодно.

С того мгновения, как Ада подписала документы, я стал самым сильным человеком во всей Луизиане. Теперь в моем подчинении была и национальная гвардия, и полиция штата. Со времен Гражданской войны такой властью не обладал у нас ни один генерал.

Подписав бумаги, Ада тут же о них забыла.

– А они по-прежнему упорствуют. – Ада кивнула на лежавшую на столе газету. – Сами не уйдут, пока кто-нибудь не выгонит.

Ада находилась в прекрасном настроении. Она уже испробовала прелесть большой власти и теперь предвкушала новые удовольствия. Ее нетерпение было так велико, что она не могла спокойно усидеть на месте и принялась быстрыми шагами прохаживаться вдоль стола.

– Придется, видимо, кому-то этим заняться, – заметил я, небрежно опускаясь в кресло.

Ада взглянула на меня с прежней гримасой, но ничего не сказала.

Без стука распахнулась дверь, мы оба повернулись: в кабинет вошел Сильвестр Марин, хотя предполагалось, что он все еще находится в бостонской больнице.

Коричневый полотняный костюм висел на нем, как на вешалке, – за время болезни он потерял, наверно, фунтов тридцать. На его похудевшем и теперь еще более бледном и морщинистом лице резко выделялись глубоко запавшие черные глаза. Они занимали все лицо.

– Доброе утро, – сказал он.

Растерянность Ады как рукой сняло. С возгласом "Сильвестр!", улыбаясь, словно никого в жизни не была так рада видеть, она бросилась к нему и обняла. Марин даже не пошевелился. И Ада невольно отодвинулась.

– Какими судьбами? Как я рада видеть вас! Ну и сюрприз!

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Марин.

– Почему вы не в больнице? Вам уже разрешили ходить?

Марин взглянул на Аду, чуть помедлил – гримаса исказила его лицо – и ответил:

– Как видите. – Он посмотрел на меня черным-пречерным взглядом, потом снова на Аду и продолжал: – А вы, оказывается, развили бурную деятельность, а? Стряпаете законопроекты. Предъявляете ультиматумы. Готовите вторжение. – Он засмеялся коротким сухим смешком, будто кашлянул. – В Бостоне тоже есть газеты. И обслуживает их тоже Ассошиэйтед Пресс. – С этими словами Марин подошел к столу, увидел приказ, предписывавший мне немедленно приступить к действиям. Он прочитал его и, разорвав пополам, бросил в корзинку для бумаг.

– У нас тут многое изменилось, пока вы болели, – спокойно заметила Ада, стараясь сдержать себя. – Сейчас было бы опасно сидеть сложа руки.

– Она права, – подтвердил я. С момента появления Марина я чувствовал себя как мальчишка, которого застали в укромном месте с сигаретой во рту. Но мной уже овладевало бешенство. – Они отбились от рук. Их нужно хорошенько проучить.

Сильвестр опустился в кресло, поставил меж ног свою трость, и на его худом злом лице проявилась усмешка.

– Правильно, – поддержала Ада. – Нужно от слов переходить к делу.

Марин продолжал саркастически смотреть на Аду.

– Мы возьмем их за горло. Мы приберем Новый Орлеан к рукам. – Вопреки своим усилиям сохранить самообладание, Ада повысила голос. Ей явно нравилось и думать и говорить об этом. – Да, да, возьмем за горло.

Сильвестр, неподвижно сидя в кресле, резко повернул к ней мертвенно-бледное лицо с запавшими глазами. Он посмотрел на нее, потом на меня, потом снова на нее.

– Никого и ничего вы не возьмете. – И зло усмехнулся.

– Вы не согласны, что иного выхода нет? В данной ситуации? – Она не сводила с него настороженного взгляда. Голос ее был ровным.

– Да, не согласен, – четко отпарировал он. – Я еще могу обратить ваши неблагоразумие и неосторожность себе на пользу. Я подожду решения верховного суда штата... – Тон его был резким, но голос – впервые по-старчески скрипучим. – А если он сочтет нужным передать дело дальше, я подожду определения верховного суда США. Таким образом, все формальности будут соблюдены, окончательное же решение, не сомневаюсь, будет таким, как нужно мне.

Ада отвернулась от Марина, а я украдкой наблюдал за ее лицом. Оно выражало глубокую сосредоточенность человека, принимающего важное решение и готового пойти ва-банк. Потом мне даже смешным это показалось. И вдруг – пока они, то есть мы, беседовали – словно бомба взорвалась. Собственно, этого уже давно следовало ждать.

Ада повернулась к Сильвестру. Ее белое гладкое лицо было лишено всякого выражения, а голос, когда она заговорила, стал ровным и твердым.

– Нет, ждать мы не намерены, – сказала она. – Я не потерплю ни малейшего пренебрежения законной исполнительной властью штата. Согласно конституции, командующим национальной гвардии являюсь я, и мне придется приказать ей вступить в Новый Орлеан. Национальная гвардия обеспечит передачу законным органам, учрежденным конгрессом штата, всех прерогатив, ныне узурпированных посторонними лицами.

Вот и все. Ада решительно рвала с Марином. Она поняла, что появилась возможность стать единоличным хозяином штата, и тотчас воспользовалась ею.

Однако ее ход сулил успех лишь при одном условии: если я встану на ее сторону и введу гвардейцев в Новый Орлеан. Она не раз использовала меня раньше. Может использовать и теперь, но, разумеется, за соответствующую мзду. Думаю, она заранее была согласна на такую сделку. Более того, хотела ее.

Сильвестр взглянул на Аду. Губы у него кривились, но он не улыбался. Лицо его не выражало удивления, оно вообще ничего не выражало.

– Да? – тихо спросил он. – Так, так, понимаю! Полковник, – обратился ко мне Марин, – возможно, вы поделитесь с нами своими соображениями?

– Я солдат, мое дело выполнять приказы... когда я получаю их в письменном виде. От губернатора штата.

Марин снова посмотрел сначала на Аду, потом на меня и зло рассмеялся.

– И вы смеете... – Глаза у него почти закрылись, он перестал улыбаться. – Вы, два негодяя, смеете... – Он поднялся, постукивая тростью по полу – так капает вода из крана, – подошел к окну, постоял и вернулся к нам. – Вы когда-нибудь слышали о Бланш Джеймисон? – спросил он и улыбнулся, а у меня что-то оборвалось внутри.

– Нет, это имя ничего мне не говорит, – отозвалась Ада.

Он опять перевел взгляд с нее на меня, улыбаясь, как сам дьявол.

– Так. А об убийстве Бланш Джеймисон вы тоже ничего не слышали?

– О чем вы говорите? – ледяным тоном осведомилась Ада.

– О Бланш Джеймисон, убитой вами и Янси, – небрежно ответил Марин.

– Сумасшедший!

– Нет, это вы идиотка. Неужели вы думаете, что я не разузнал о вас все, прежде чем взять к себе? Разве вам не приходило в голову, что я раздобыл некоторые сувениры на память о вашей ранней карьере? Вы не догадывались, что я знал о визитах, которые наносила вам Бланш Джеймисон, и что, когда обнаружили скелет, а потом машину, я провел свое расследование?

Марин явно наслаждался моментом. Его злость обрела спокойствие.

– Мне пришлось торопиться со сбором доказательств, зато удалось заполучить кое-что весьма ценное. – Он достал из кармана пиджака сложенный вдвое конверт и вынул из него несколько бумаг. – Вещественное доказательство "а": данные о движении средств на банковском счету миссис Даллас два года назад. Обратите внимание, с какой регулярностью на протяжении полугода в первые десять дней каждого месяца со счета снималось по десять тысяч долларов. Затем расходы вдруг прекращаются. – Марин извлек из конверта второй документ. – Вещественное доказательство "б", заверенные нотариусом показания помощника управляющего мотелем миссис Джеймисон, гласящие, что в те же самые месяцы того же самого полугодия она регулярно раз в месяц ездила в Луизиану...

Марин смаковал момент. Он был счастлив.

– Дурак. Выживший из ума старый дурак! – спокойно сказала Ада. – И вы всерьез думаете, что эти бумажонки имеют какое-то значение?

– А вот это, – невозмутимо продолжал Марин, переходя к третьему документу и поглядывая на него чуть ли не с нежностью. – Вот это я приберег на десерт.

Ада с презрительной усмешкой взяла протянутую ей бумагу, но, по мере того как она читала, усмешка сползала с ее губ, глаза расширялись, лицо принимало все более жесткое выражение. Дочитав документ, Ада молча передала его мне.

Едва пробежав глазами первую строчку, я почувствовал слабость в ногах, а к горлу подкатил комок.

В документе говорилось, что нижеподписавшийся был свидетелем того, как Роберт Янси, то есть я, убил Бланш Джеймисон.

– Да, "большая посылка" наконец-то разыскала меня. Ужасно, конечно, но все шло как по расписанию, все шло своим чередом.

Я знал, что рано или поздно это произойдет. Чувствовал себя муравьем, на которого неотвратимо надвигается паровой каток. И мне предстояло бороться с этим чувством, забыть, что оно предопределено судьбой.

Я читал, страх постепенно сменялся во мне бешеной злобой. Боже, да это же не так! Катку вовсе не суждено проехать по мне. С каким наслаждением я придушил бы того, кто подписал документ, окажись он здесь! Документ был фальшивкой.

"Нижеподписавшийся" утверждал, что видел, как я задушил Бланш Джеймисон в ее автомобиле, в гараже мотеля к югу от Батон-Ружа.

– Это ложь! – вскипел я. – Мерзавец лжет!

– Замолчите! – крикнула Ада; она, видимо, боялась, как бы я не проговорился, что я не задушил Джеймисон, а убил ударом ножа, и не в машине, не в гараже мотеля, а в лесу, за рекой.

Я бы и в самом деле мог проговориться, если бы Ада не остановила меня.

– Подпись мне знакома, – угрожающе произнесла Ада.

– Луис Лемор? Да, тот самый Лемор, от которого в свое время я отвел обвинение в убийстве. После этого он очень старался и уже оказал мне кое-какие важные услуги.

– Например, подписал вот эту ложь? – осведомилась Ада.

Сильвестр улыбнулся.

– Ложь? "А что есть истина?" – вопрошал Пилат. Кстати, он так и не дождался ответа. Однако я не намерен обсуждать с вами этот философский вопрос. Замечу лишь, что в конце концов каждая истина соткана из лжи. Подлинность документа не вызывает у меня ни малейших сомнений. Думаю, не вызовет она сомнений и у суда, тем более что на месте убийства мистер Лемор нашел браслет с инициалами "А. Д." и медную форменную пуговицу с гербом штата Луизиана.

Тогда на мне не было формы.

– И снова ложь! – заявила Ада. – Я вообще не ношу браслетов. – Она не повышала голоса и даже улыбалась, словно слова Марина совсем ее не задевали. – Неужели вы думаете, что утверждениям бывшего сводника кто-то поверит больше, чем губернатору и начальнику полиции?

– Конечно, нет. Однако и губернатору, и начальнику полиции придется подвергнуться проверке на детекторе лжи. Как ваш юрисконсульт и юрисконсульт администрации штата, я первым внесу такое предложение. Проверка немедленно положит конец дикому обвинению, да? Она поможет вам избежать крупной неприятности, да? – Сильвестр снова засмеялся. – Ложь лопнет как мыльный пузырь, да? – Его смех стал едва слышен. – Придется всего лишь согласиться на проверку.

Внутри у меня все застыло. Он знал! Как и откуда – я сказать не мог, но он знал! Доказательства были сфабрикованы, но от этого правда не переставала быть правдой.

– И тем не менее, – продолжал Марин, – меня не прельщает мысль увидеть вас обоих на электрическом стуле. Вы же понимаете: подобное преступление карается смертной казнью. Такая перспектива, чего доброго, вгонит вас в истерику, и вы наболтаете такого, о чем лучше помалкивать. – Он сделал два шага к открытому окну и опять повернулся к нам. – Вот что я сделаю. В банке в Мехико я открою счет на имя Ады и внесу на него десять тысяч долларов. Насколько мне известно, полковник, вы не теряли времени даром и уже успели сколотить солидный капитал, который можете перевести в тот же банк. Я передам имеющиеся у меня материалы в соответствующие органы не раньше чем через неделю. За это время вы вполне успеете перебраться в Мексику или в любую другую страну Латинской Америки. Вас оттуда не вышлют. Тем самым... – Марин помолчал, потом медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, закончил: – Тем самым вы избавите себя от сомнительного удовольствия оказаться на электрическом стуле. По-моему, я проявляю редчайшую доброту и снисходительность, а?

Мы молчали.

Марин улыбнулся самой дружеской улыбкой.

– Вы понимаете, я никогда не рискую. Рискуют только болваны, только они верят в везение. Умные люди все подготавливают и рассчитывают заранее. Вот потому-то я никогда не делаю ошибок.

– Напыщенный вы осел, – спокойно отозвалась Ада.

– И кто знает, – перестал улыбаться Марин, – вместе с полковником в качестве своего... гм... сообщника вы, возможно, сумеете в Мексике заняться своим прежним доходным ремеслом. Вы...

Сильвестр не успел договорить – Ада подскочила к нему и с силой ударила по лицу. Несколько мгновений они стояли рядом, готовые убить друг друга. На побелевшей щеке Марина проступили красные пятна. Ада напоминала обезумевшее от ярости животное, пальцы ее стали похожи на когти. Я подбежал к ней и схватил за руки.

– Спокойно, спокойно, – повторял я. Снова я стал посторонним, наблюдавшим за происходящим со стороны. Я держал ее и успокаивал, а сам вспоминал, что всего лишь минуту назад она сама успокаивала меня. Марин назвал Аду убийцей, и она лишь рассмеялась ему в лицо, но стоило ему назвать ее проституткой, и она бросилась на него, готовая задушить.

Марин потер покрасневшую щеку и тихонько рассмеялся.

– Разумеется, вы можете доказать свою невиновность, – заговорил он и угрожающе усмехнулся. – Но лишь с помощью детектора лжи. Согласитесь подвергнуться допросу на детекторе лжи. Опровергните все обвинения с помощью детектора лжи. – Теперь он смеялся во всю глотку. – Детектор лжи, только и всего!

– Пошли! – кивнула мне Ада.

Даже в соседней комнате, через закрытую дверь, мы слышали смех Сильвестра.

Ноябрьский день стоял пасмурный и ветреный; похоже, что собирался дождь; шелестел кустарник, зеленела лужайка.

Направляясь к машине, мы прошли мимо статуи Хьюи Лонга.

– Что будем делать? – спросил я у Ады.

– Я убью его, – ответила она, даже не взглянув на меня.

СТИВ ДЖЕКСОН

Я спал. И мне снилось, что по Третьей улице идут, направляясь к Капитолию, танки. Идут и уходят куда-то в белый туман. А я лежу у них на пути и стараюсь уползти, но не могу сдвинуться с места. И вот я уже не я, а кто-то другой, я пытаюсь вытянуть его из-под танков и вижу, что это Ада. Я не в силах сдвинуть ее с места, а под черным шлемом водителя мне видится лицо полковника Роберта Янси, которое, приближаясь, становится лицом Ады. Тогда я смотрю на лицо человека, которого не могу сдвинуть с места, и опять вижу, что это Ада.

Потом туман протыкает нечто похожее на кинжал, раз, другой, и я соображаю, что кто-то звонит и что нужно встать. Медленно приходя в себя, словно всплывая из глубины моря на поверхность, я поднялся, прошел, спотыкаясь, через комнату и нажал кнопку, которая открывает дверь внизу. По лестнице застучали каблуки, и я понял, кто это.

Я отворил дверь. Желтый свет хлынул у меня из-за спины и осветил лестницу. Долгие месяцы я ждал этого момента. Ждал, что он настанет.

– Заходи, Ада.

Капли дождя блестели у нее на волосах; вода струйками стекала с плаща. Она тщательно закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, чуть раскинув руки.

– Стив, у меня неприятности, – спокойно сообщила она, и это ее спокойствие особенно меня напугало.

– Что случилось? Сними плащ и сядь.

Я взял плащ, повесил его на спинку стула, чтобы он просох, и налил ей виски.

Ада села, отхлебнула несколько глотков и, улыбаясь всем своим мертвенно-спокойным лицом, повторила:

– Да, у меня очень крупные неприятности.

Мне пришло в голову, не беременна ли она. Наверное, она уловила мой взгляд, потому что рассмеялась.

– Нет, отнюдь не так просто. Нечто гораздо серьезнее.

– Рассказывай.

– Затем и пришла. – Она была смертельно спокойна. – Расскажу все, хотя о главном ты, наверное, и сам уже догадался.

Прошло полчаса, прежде чем она закончила.

– И что же ты намерена делать? – спросил я. – Бежать или... – Я замолчал.

– Или остаться здесь и угодить на электрический стул? – подхватила она и безмятежно улыбнулась. – Ни то ни другое... Во всяком случае, я сделаю то, чего Сильвестр никак не ожидает.

– Что же?

– Я убью его, – улыбнулась она ледяной улыбкой, и ее слова упали, как камни в воду.

Я ничего не ответил. Я не знал, что отвечать. В комнате слышались только пронзительное тиканье часов и громкий стук моего сердца.

– Ну, а потом? – наконец спросил я.

– А потом что будет, то будет, – почти весело ответила Ада.

Я мучительно искал правильный выход, прекрасно понимая, что его не существует.

– Воспользуйся предложением Сильвестра. Беги. Все, что угодно. Только не электрический стул.

– Нет! Я думаю иначе. Говорят, стул этот весьма комфортабелен, – с наигранной бодростью заявила она.

Разговаривать с Адой сегодня было бесполезно.

– Пожалуйста, оставайся у меня. Поговорим завтра. Возможно, завтра все будет выглядеть иначе.

– Остаться-то я останусь. Только и завтра это не будет выглядеть иначе. Ни в коем случае.

Я дал Аде пижаму, застелил свободную кровать в спальне. Принес снотворное, а когда она уже легла, налил ей горячего пунша.

Ада взглянула на меня и слегка улыбнулась.

– Ах так? Ну хорошо. Спокойной ночи, Стив.

Я почувствовал, что краснею. Она, видимо, думала, что я лягу с ней. Но в эту ночь было не до любовных утех.

Ада приняла таблетки и выпила пунш; я сидел рядом, пока она не уснула. Потом я на цыпочках вышел в гостиную. Открыл дверь на балкон и долго смотрел, как косые струи дождя пролетают в тусклом свете узенькой улочки, слушал, как уныло стучат они по крыше и по асфальту. Я пошел спать, когда серый рассвет уже начал сменять темноту ночи.

Кажется, я все же нашел выход из положения.

Я проснулся, когда свет сумрачного дня проникал в окна. Вторая кровать была уже пуста, а из кухни доносились шаги Ады.

Заглянув туда, я увидел, что она поджаривает бекон. На ней был белый фартук, когда-то брошенный моей венесуэлкой. Лицо Ады выражало спокойствие и бодрость. Вся сценка дышала уютом и благополучием семейной жизни, мирно протекающей где-нибудь в пригороде.

Между тем я видел перед собой губернатора Луизианы, которая когда-то зарабатывала на жизнь проституцией, организовала убийство шантажистки, а сейчас говорила о своей решимости убить другого шантажиста, хотя и понимала, что сядет за это на электрический стул.

– Привет, – весело поздоровалась она.

– Доброе утро.

Я не знал, с чего начать. В холоде и сырости раннего рассвета мой план казался мне логичным и разумным. А сейчас я даже не мог заставить себя заговорить.

– Ты так крепко спал, что я не решилась тебя будить, – улыбнулась Ада. – Вот тебе кофе, а сейчас поспеет и завтрак. Ну, будь пай-мальчиком и поцелуй меня.

Я так и сделал – поцеловал ее, пожалуй, впервые за все шесть лет. Ее волосы пахли свежестью и чем-то сладким, и я понял, что для меня-то все эти годы ничего не изменилось.

Она отстранилась, положив руки мне на плечи, и с улыбкой взглянула мне в глаза.

– Может, ты возьмешь меня куда-нибудь дня на два? Или, быть может, разрешишь побыть с тобой здесь? Вообще-то я бы предпочла второе.

Я снова поцеловал ее.

– Знаешь, пожалуй, я кое-что придумал.

– Выпей сперва кофе.

Она налила чашку, поставила передо мной и, пока я пил, ласково ерошила мне волосы. Наконец я отставил чашку. В кухне было светло. Ада выглядела оживленной. А мне предстояло начать невеселый разговор.

– Это я о том, что ты заявила вчера.

– Да?

– Ты не изменила своего решения?

– Нет. – В голосе Ады прозвучали жесткие нотки.

– Напрасно. Прими предложение Сильвестра и уезжай из страны. Я могу встретить тебя в Мехико. Мы с тобой еще не старые люди. У нас впереди много времени.

Глаза Ады затуманились, она отрицательно покачала головой.

– Нет.

– Ты не хочешь изменить свое решение?

– Нет. Не хочу. Оставим этот разговор. В нашем распоряжении два дня. Постараемся прожить их спокойно.

– Хорошо, тогда у меня есть другой план. Слушай.

Я предложил Аде поставить за дверью двух свидетелей, вызвать к себе Сильвестра и застрелить его. Позднее свидетели под присягой покажут, что слышали, как Сильвестр угрожал ей оружием. Она же заявит, что ей стало известно о взяточничестве Сильвестра и что она пригрозила разоблачить его. В подтверждение сказанного Аде нужно устроить беспорядок в своем кабинете – опрокинуть стулья, разбросать служебные бумаги.

Два надежных свидетеля, готовых подтвердить ее слова, – и Ада сможет выкрутиться, если, конечно, не произойдет ничего непредвиденного.

– И кто же будут эти двое?

– Янси и я.

– Боже! Ты?! Чем я провинилась перед тобой? – Ада сморщилась, и мне показалось, что она вот-вот расплачется. – Никогда! Я не хочу тебя впутывать.

– А я настаиваю. Сильвестр давно уже напрашивается на это. Его просто необходимо убить. Когда на тебя набрасываются с кастетом, ты имеешь право защищаться.

Ада сузила глаза.

– План твой хорош. Даже очень. – Она сделала паузу и глубоко вздохнула. – Но мой лучше.

– А именно?

– По моему плану ты остаешься в стороне и вообще ничего не знаешь... Если тебе нужно, оклеить комнату обоями, ты зовешь маляра, а когда нужно привести в порядок сад, приглашаешь садовника. Я найду для своего дела опытного специалиста. Во всяком случае, буду заниматься этим сама, без чьей-либо помощи.

– Я тебе понадоблюсь.

– Я же сказала, что не хочу тебя впутывать. А если ты попробуешь вмешаться, я застрелю Сильвестра средь бела дня, и не при двух, а при двадцати свидетелях. Я говорю совершенно серьезно. Ну, а сейчас помалкивай и больше не заикайся об этом. Очень, очень, очень прошу тебя, Стив!

Ада жила у меня два дня и снова стала моей. Я был счастлив, но все это время меня не покидало тягостное чувство. Она ушла в воскресенье, когда уже сгустились сумерки.