Текст книги "Смерть предпочитает блондинок"

Автор книги: Вероника Рыбакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Глава 24

В одной квартире, которую они смотрели все втроем, хозяйкой оказалась интеллигентная, симпатичная дама в летах. Дама выслушала капризную Лялю, мило побеседовала с Юлей и Вадимом Оттовичем. Затем она осталась в гостиной на пару слов с Юлей одна.

Вадим Оттович отпустил жену в подъезд – в квартире было тепло, и Ляля стала жаловаться на «страшную духоту». Он закрыл за ней входную дверь, а сам стал обуваться и одеваться в коридоре.

Юля и хозяйка подумали, что клиенты вышли, перекинулись парой слов о том, много ли сейчас желающих снимать жилье в этом районе, и хозяйка сказала Юле:

– Жену ему нужно искать другую, а не квартиру, этому твоему Вадиму Оттовичу. Прямо жаль мужика.

Воспитанная Юля ответила:

– Ольга Владиславовна плохо себя чувствует.

Вадим Оттович почувствовал благодарность к терпеливой и беззлобной девушке.

– Да ну ее! Чувствует она себя плохо! Прям барыня из «Муму», читала ты, Юля, такую книжку?

Вадим Оттович бесшумно оделся и вышел на площадку к жене, чтобы не услышать чего-нибудь еще. Ляля часто изводила продавцов и официантов – не грубо, но очень обидно. Он старался не ходить с ней по магазинам, а в ресторане, если они были вдвоем, брал переговоры с официантами на себя.

«Значит, это видно уже всем – что мне пора искать новую жену», – думал он в машине, пока ехал домой вместе с Лялей, слушая ее нытье и жалобы по поводу каждого отсмотренного варианта. Она была страшно недовольна всем увиденным, а особенно Юлей.

– Эта тупица будто не желает понимать, что мы ищем! Давай позвоним в другое агентство!

– Успокойся, Ляля! Имей хоть немного терпения. Мы не будем сейчас менять агента и начинать все заново. Юля все найдет.

В квартире Вадима Оттовича и Ляли жила маленькая трехногая кошка. У нее были яркие зеленые глаза, милая треугольная мордочка, нежные беленькие лапки. На спинке серое пятно и серый хвостик. Кошку звали Матильдой.

Изначально Матильда была крошечным котенком, самым обыкновенным. Вадим Оттович подарил котенка Косте, когда мальчишке было двенадцать лет. Матильда выпала из окна, поскользнувшись на мокрой от дождя жести подоконника. Когда ее подняли с асфальта, правая задняя лапка болталась, как на ниточке.

Костя и Карина, а также двое ее младших детей плакали в четыре ручья, и он нашел ветеринара, который вылечил Матильду, – правую заднюю ножку пришлось отнять, но Матильда поправилась и стала даже очень резво прыгать на трех лапках.

Костя очень любил ее раньше, а потом начались наркотики, Костя разъехался с семьей Карины и Вадим Оттович забрал Матильду к себе.

Кошечка была очень нежным и красивым существом – тихая и ласковая. Она обожала Вадима Оттовича и неслась к нему навстречу в коридор каждый раз, заслышав его шаги на площадке, забавно подпрыгивая на трех лапках.

В тот день, когда Лялю обозвали «барыней из «Муму», Вадим Оттович, бездумно глядя в телик и держа на коленках теплую, благодарную Матильду, раз и навсегда все решил.

Он придумал, что, когда они закончат ремонт на Ленинском, Ляля станет там жить одна, а он женится на Людмиле Леопольдовне, покорит ее сердце и женится на ней. И Людмила Леопольдовна обязательно родит ему сына или дочку. Юля найдет ему квартиру на первом этаже с решетками, и он привезет туда сына после больницы, посадит у дверей охранника и добьется пусть поначалу принудительной, но все же более стойкой ремиссии у Костика.

К началу марта ремонт был почти закончен. Его мальчик, его Костик, воя и скрипя зубами, теперь уже четвертый месяц жил чистеньким от наркоты в замечательной квартирке на Мосфильмовской, на первом этаже, с решетками на окнах. Охранник выполнял свой долг и честно стерег парня.

Маклера Юлю рекомендовали Вадиму Оттовичу не зря – она неизвестно как, но все же нашла квартиру с хозяином, у которого была та же проблема, что и у Вадима Оттовича – тоже единственный сын и тоже наркоман. Костик становился настолько вменяемым, что Вадим Оттович почти не верил своим глазам.

Вадим Оттович сдружился с мужиком, хозяином квартиры на Мосфильмовской, и они здорово поддерживали друг друга: им обоим, людям статусным, раньше даже было не с кем поговорить о своей беде.

Вадим Оттович считал все это неслучайной и обнадеживающей удачей. Маклер Юля, перелопатившая ради Вадима Оттовича неизвестно сколько вариантов и сделавшая неизвестно сколько звонков, гордилась своей работой, сделанной на пять с плюсом.

А сегодня он хотел подарить своей жене что-нибудь очень красивое, провести с ней чудесный вечер в ресторане, заранее выбранном, вспомнить все лучшее, что он пережил с ней вместе, и начать ее потихоньку готовить к ее будущей новой жизни – уже без него.

Вадим Оттович вошел в магазин «Солейль» прямо с журналом, и приветливая тоненькая девочка с длинными ресничками быстро нашла ему подходящее украшение – браслет Ляле покупать было нельзя, так же как и кольцо, и колье, – Ляля была очень полной, и все это могло ей не подойти. Магазины с модной одеждой тоже постоянно вызывали у Ляли раздражение – ей мало что шло.

Он выбрал для нее очень красивую брошь, которую можно было носить и как подвеску, на цепочке.

Потом, немного запинаясь, Вадим Оттович попросил Вику-Дюймовочку подобрать и примерить на свой безымянный пальчик какое-нибудь красивое колечко с хорошим камушком.

– Для племянницы, у нее такие же ручки, как у вас, – пробормотал он.

Кольца Вадим Оттович рассматривал долго и тщательно, выбрал одно, заплатил, поздравил девочек с праздником и пошел дальше по коридору – зашел в парфюмерный магазин, выбрал духи для Ляли – пряные, нежные, очень необычные. Ему хотелось обрадовать ее. Вадиму Оттовичу очень хотелось купить еще один парфюм, для Люды, но он не решился загадывать наперед. А если она засмеется ему в лицо и скажет: «Ну у вас и шуточки, Вадим Оттович!» Или: «Если я не ношу обручального кольца и много работаю, то это еще не значит, что я одинока!»

А если, наоборот, заплачет и обнимет его? А если вдруг станет его презирать? Или, например, скажет: «Увольняйте меня, Вадим Оттович! Но замуж за вас я не пойду!» Что тогда?

Тогда он останется жить с Лялей и с кошкой Матильдой, и все пойдет по-прежнему – он будет лечить Костю, очень много работать, а Люды в его жизни больше не будет.

Люды-светика, Люды-солнышка, Люды, которая одна в теплицах знала о его сыне. Это она нашла для него клинику за городом. Это она говорила Вадиму Оттовичу:

– Нельзя бросать своих детей.

И покупала для него специальную литературу. И искала в Интернете информацию о наркомании. И никому не сказала ни слова о его страшной и горькой тайне.

Людмила Леопольдовна была красивой и умной женщиной его круга, на ней держалось его дело – с внутренней стороны, а Вадим Оттович занимался другим – согласованиями и утверждениями, связями, лоббированием интересов, поставщиками и заказчиками.

В эту тяжелую зиму, когда Костик загремел в больницу во второй раз, Люда очень выручила его – брала на себя еще и его часть работы, когда он приезжал еле живой и с утра пил таблетки от сердца.

На нее можно было положиться. А у него была тайна – его решение признаться и сказать обо всем. От этого у него немного кружилась голова. И воздух этой зимы казался морозным, свежим – в нем впервые за несколько последних лет пахло надеждой и любовью.

Вадим Оттович был человеком ясных правил – ему даже не пришло бы в голову сделать Люду своей любовницей и продолжать жить с Лялей.

Людмила ни за что не согласилась бы на это, она была, – вот это слово, которое сейчас почти и не говорят о женщинах, – она была очень порядочной. Он знал, что она была однажды замужем, давно и неудачно, и он чувствовал, что нравится ей. Она знала, что он женат, что у него беда с сыном от первого брака, помогала ему, как могла, и не делала никаких движений в сторону личности Вадима Оттовича – относилась к нему уважительно, бережно, и только.

Роман с начальником? Среди грядок с цикламенами? В номере отеля? У нее дома, по выходным? Спасибо. Она просто уволилась бы, ушла работать к их конкурентам, и была бы права.

Вадим Оттович решил после праздников сделать Людмиле предложение и в случае ее положительного ответа обручиться с ней, начать разводиться с Лялей.

От одной мысли, что Людмила Леопольдовна может родить ему ребенка – такого же быстроглазого и шустрого, как она сама, веселого и звонкоголосого, у него прямились плечи.

«Придется ее покорять, тут без вариантов, – подумал он, – придется сделать ей предложение, от которого она не сможет отказаться, потому что лучше нее я никого на свете не найду». И поехал домой к Ляле.

Глава 25

Из-за предпраздничной суеты все случившееся с Жанной отошло на второй план. О ней никто не спрашивал – отель гудел, как растревоженный улей, посетители с подарочными пакетами толпились в магазинах и после шопинга ужинали в ресторанах – всем сотрудникам отеля хватало своих забот.

Василий Иваныч сидел в своем кабинете и думал о том, что ему нечего сказать Михаилам по делу Жанны. Зыбкие предположения, полная бездоказательность любого из них и вместе с тем – факт нападения на Жанну и расчетливого грабежа, факт неопасного, но очень злобного нападения на девчонку, Жаннину соседку.

И все это будто за стеной, за глухой стеной, вроде пуленепробиваемого стекла. Ему все еще было неизвестно, кто все это совершил, но их всегда опережали – хотя бы на один шаг. Хорошо еще, что Михаилы занимались в основном проблемами предпраздничных продаж и не торопили его с выводами и результатами. Возможно, лучше всего сейчас было просто ждать, пока Крыса даст знать о себе сама – в том, что рано или поздно это случится, Василий Иваныч не сомневался.

Он занимался своей ежедневной рутинной работой, решив, что ему стоит набраться терпения. В три часа дня его мобильный зазвонил и голосом оперуполномоченного Сонных сказал:

– Василий Иваныч, у нас новости по делу Жанны.

– Какого рода?

– Самоубийство, но возможно, это криминальный труп. Я думаю, тебе нужно взглянуть. Приезжай.

Труп Симаковой Тамары Семеновны, семидесяти шести лет от роду, обнаружил ее сын Вячеслав. Тамара Семеновна жила в двухкомнатной квартире в хрущевке, а ее сын – в квартире жены. Вячеслав женился четыре года назад, у него был двухлетний сын, и жена Вячеслава в настоящий момент ожидала второго ребенка.

Вячеслав приходил в квартиру поработать – одна комната принадлежала ему, закрывалась на ключ и была прилично отремонтирована, с новой межкомнатной дверью. Вячеслав был программистом-фрилансером. Работать в тесной двухкомнатной квартире, где жили он, его жена Варя, теща и сын Ванька, было практически невозможно. Вячеслав приходил к матери, закрывался на ключ в своей комнате, врубал музыку и писал коды.

Часть квартиры, кроме его комнаты, представляла собой запущенную и крепко пахнущую кошачьей мочой берлогу, где обреталась его мать и четверо ее котов.

Тамара Семеновна была щуплой, маленькой пожилой женщиной с необыкновенно низким, басистым и громким голосом. Вячеслав, ее единственный сын, был поздним ребенком. С отцом Вячеслава Тамара прожила четыре года. Спустя год после рождения Славика вновь забеременела, но сделала аборт, не желая возиться со вторым малышом, хотя муж ее неплохо зарабатывал и Славку очень любил.

Как только история с абортом стала известна мужу, их отношения дали трещину. Муж посчитал Тамару жестокой, эгоистичной стервой и, когда Славке исполнилось три года, ушел от Тамары к другой женщине, пышной и добродушной блондинке, которая работала официанткой в кафе. Тамара же трудилась всю свою жизнь в Госснабе – и очень гордилась этим.

Второй раз замуж Тамара не вышла. Ее бывший исправно платил ей алименты и общался со Славкой, но в силу скандального развода и смертельных оскорблений в его адрес поддерживать отношения с Тамарой категорически не желал.

Славик подрос, выучился. Тамара точно в срок вышла на пенсию и подрабатывала уборщицей в том же доме, где и жила, – мыла лестничные площадки в трех подъездах.

Тамара Семеновна курила вонючие отечественные папиросы, любила выпить – она признавала только портвейн, – и все свои средства – пенсию и приработок – тратила на содержание котов и кошек.

Котов и кошек у нее всегда было не меньше трех-четырех. Она давала им звучные человеческие имена, подолгу и громко разговаривала с ними – в подъезде, выгоняя их гулять, или же на улице.

Поскольку все ее кошки были уходяще-приходящими, то есть она выпускала их на улицу, все они рано или поздно погибали под колесами или терялись. Тамара находила новых котят, приносила их к себе взамен пропавших, а если находила своего погибшего питомца, то хоронила его где-нибудь во дворах.

Отношения с сыном у нее были отвратительными – Вячеслав ненавидел кошек, грязь, табачную вонь. Когда он учился в школе, Тамара была еще в порядке, ездила с ним на юг, почти не пила. Но уже в студенчестве он просто боялся привести к себе в гости кого-то из сокурсников: в мыльнице в ванной – бычки, на полу квартиры повсюду кошачье дерьмо. Все его попытки прийти в дом с девушкой заканчивались скандалами. Тамара Семеновна обладала на редкость злым языком и склочным характером – такую встретишь случайно, инстинктивно отойдешь подальше.

Всегда готовая сцепиться с кем угодно по любому поводу, ненавидящая всех, кроме своих котов и кошек, тщедушная, согнутая, пугающая всех своим басом – вот как выглядела при жизни Тамара Семеновна Симакова. Она общалась с некоторыми пожилыми жительницами дома в русле «почесать языком насчет соседей», выращивала в подъезде жухловатые цветы в горшках, ухаживала за своими котами-кошками и собачилась с сыном по причине его «неуважения к матери», в чем и заключалась вся ее жизнь.

Сын старался ее не трогать. Нельзя сказать, чтобы он ненавидел мать, – скорее защищался от нее, не позволял ей нанести эмоциональный удар по нему – ведь он был уже не один, у него была семья, жена и сын. Он купил Тамаре стиральную машину. Присматривал за матерью. Но Тамара вела себя крайне эгоистично и недружелюбно по отношению к нему и к его семье, – а его жена и дети были для него куда важнее, чем мамаша-карга, женщина полностью озлобившаяся, со странностями и множеством неприятных привычек.

Жена Вячеслава, выслушав при знакомстве и общении много недобрых слов о себе, отказалась общаться со свекровью. Она не позволяла Тамаре видеться с внуком и не имела никакого желания приводить ребенка в провонявшую, неприбранную квартиру. Помочь своему сыну улучшить жилищные условия путем размена Тамара отказалась наотрез: «Живи со своей потаскухой где хочешь, а в моей квартире чтоб и духу ее не было!»

Вячеслав был неплохим парнем и старался быть терпеливым.

Тамару боялись малыши во дворе из-за ее хриплого баса и всклокоченных, жидких завитушек на голове, а молодые мамаши считали ее крайне глазливой – злобные люди часто вызывают именно такие чувства у окружающих. Тамара могла начать кричать смертельные проклятия в адрес человека, который без злого умысла толкнул ее в магазине и извинился.

Утром 8 марта Славик пришел в их квартиру, чтобы отдать маман сумку с продуктами, где была ее любимая колбаса сервелат, хороший кусок сыра, торт «Сказка», а кроме того, подложенный сердобольной Варей фланелевый халат с рынка – подарок на праздник. Славик в общем жалел мать, просто не мог жить с ней вместе – а кто бы смог? Их скандалы иной раз доходили до драк, до расцарапанного Славикова лица.

Он открыл своим ключом дверь, вошел в квартиру и зажег свет в прихожей. Котов и кошек было не видно, вероятно, Тамара уже отправила их всех погулять. А может, сами они сбежали в открытую форточку – Тамара жила на втором этаже, и ее окно было рядом с козырьком крылечка. Рыжий кот Веня так и ходил гулять сам – через форточку и через крыльцо.

В комнате матери он и обнаружил ее труп – Тамара Семеновна висела на потолочном крюке в петле из синтетической бельевой веревки красного цвета. Мотка такой веревки в их хозяйстве Славик не помнил, но Тамара могла сама купить его на рынке.

Потрясенный Славик обрезал веревку, уложил труп матери на пол, вызвал милицию и позвонил в «скорую». На столе лежала записка на половине линованного листа бумаги, на котором неровным, плывущим почерком матери было написано: «Прошу всех простить меня за это. Тамара». Рядом с листком из школьной тетради лежали длинные светло-русые прядки волос и острые парикмахерские ножницы.

Лишь позже, перед самым приездом милиции, красный и зареванный Славик понял, что справа от тела матери, на грязноватом паласе с желтыми и коричневыми цветами, стоит не мешок, а старая наволочка, доверху набитая белокурыми женскими волосами разных оттенков и длины.

– Черт побери, да что ж это-то такое? – пробормотал Славик, сидя на корточках и с ужасом ворохнув рукой содержимое злополучной наволочки.

Глава 26

Василий Иваныч приехал в Сокольники практически к шапочному разбору. Его встретил оперуполномоченный Сонных. Двое следователей опрашивали соседей.

– Ну значит, вы будете заниматься, – послушно согласился оперуполномоченный Крутиков на предложенный Сонных вариант расследования. – Успехов.

Крутикову не были интересны расследования подобного рода. Он не стал бы тут корячиться, если бы не эти волосы, – самоубийство старушки, которую описали ему как даму с большими странностями и скверным характером, ничуть его не взволновало. Жутковатым был такой уход на Восьмое марта, однако Крутиков насмотрелся всякого. И на детские трупы выезжал, и на последствия попоек с поножовщиной, когда по квартире и ступить было невозможно – все в крови. А тут – дело возбуждать!

«Слава богу, не мне все это ворошить, и так проблем хватает», – думал он с благодарностью.

Простился и уехал.

Сонных уже поговорил с сыном погибшей. Парень держался молодцом и отвечал толково, подробно. Сам он жил в соседнем квартале, мать навещал почти каждый день – приходил в квартиру по утрам и уходил часам к семи-восьми вечера, как когда. Рассказал о сопернице-блондинке, которая когда-то увела у его матери мужа, а у него – отца.

Славик не сдерживал слез.

– С ней невозможно было жить вместе, – говорил он, – мы ругались с ней, а несколько раз она лезла в драку. Но чтобы вот так, в праздник! Только вчера еще все было нормально, жива она была и здорова, ругалась, кота Мишу вон искать по дворам ходила. – Он закрыл глаза руками и залился горячими слезами осиротевшего вдруг человека. – Да если бы я только знал, что она вот так решится!

– А вы не заметили апатии, жалоб, подавленного настроения или просто чего-то необычного в этот день?

– Ничего я не заметил. Работал весь день, доделал то, что нужно было доделать сегодня, и пошел домой. Зашел в магазин, купил продукты и стиральный порошок, – у меня жена ребенка ждет, второго. По магазинам не ходит. Пришел домой, уже темно было. Мы ужинали, телик смотрели с Варей и Настасьей Ивановной – теща это моя, значит. Ничего она мне не сказала, мать. Даже вроде и не пьяная была, так, про кота Мишу все говорила, что Миша у нее пропал. Черный такой, жирный пушистый кот. Я никогда и не думал, что она способна на такое – убить себя.

Я только прошу вас, Варю не трогайте, она ребенка ждет. Варя с матерью не общалась вовсе. Я приду, куда скажете, расскажу вам все хоть еще десять раз, – попросил Славик.

Этажом выше Тамары жила словоохотливая женщина Наталья, которая завалила оперуполномоченного Сонных информацией.

– Я сразу скажу, Тамару убили, – заявила она, утерев мелкие и быстрые слезы с лица. – С чего ей с собой кончать? Я сорок лет ее знаю, с тех пор как они в этот дом переехали. Ее мужа Александра помню, и как они разводились, и как Славик рос – у меня на глазах, – все я видела. С чего Тамаре с собой кончать? Квартира отдельная, комната своя есть, пенсия у нее, как у ветерана труда, большая. Еще и деньги зарабатывала, вон в РЭУ спросите.

– Кто же, по-вашему, мог это сделать – убить гражданку Симакову?

– А я не знаю кто. Только она помирать не собиралась. С чего ей помирать? До ста лет еще дожила бы. Она крепкая была, жилистая, семьдесят с лишним ей было – а и ведра с водой таскала, и подъезды мыла, и на рынок бегала – у нее и не болело-то ничего, только кашель от папирос этих ее мучил. И котов она своих любила, да и не бросила бы их никогда. Что с котами-то теперь будет?!

– Ну раз вы считаете, что ее убили, то, может, знаете, кто мог это сделать? У кого причины на это были?

– Ну как… у кого?.. Не знаю я у кого. Чтоб она кому-то жить мешала – так это никому. Славик вот женился, работать сюда к ней приходил. Правда, они как кошка с собакой не ладили. Славик парень хороший, но крики да ругань у них всегда были, как Славик подрос. Только он не стал бы мать свою убивать. Славик не такой – он парень добрый и семейный, – заключила словоохотливая Наталья.

– Вспомните вчерашний день, как и когда вы встречались с Симаковой.

– Ну с утра мы с ней встречались, ходила она на рынок. Покупала еды всякой на праздник. Пенсия-то у ней o-го-го. Потом еще вечером с ней поговорили, я сидела внука выгуливала, а тут Тамара со своими котами на улицу вышла. Миша у ней пропал, кот, вот она и жаловалась. Ходила по всем дворам, тут его кричала, с той стороны дома звала, где окошки подвальные… Нет, не нашла.

– Что за кот-то был?

– Ну, Миша знатный был кот, Тамара очень его обихаживала. Появился-то он в прошлом году, весной: страшный да тощий, а все равно, породу видать. Наверное, жил у людей всю жизнь, в хорошем доме – вальяжный, пушистый. А хозяйка-то, наверное, померла. Вот кот и остался без дома. Тамара принесла его к себе, выходила, вычесала. Не кот, а прямо какой-то песец черно-бурый! Такая шуба у него зимой была – залюбуешься. Он уже старый был, умный, хитрющий такой да важный. Вот этот Миша и пропал вчера.

Другие Тамарины коты – Веня рыжий, Динка беленькая – они по двору-то бегают, а вечером домой приходят. А Миша пропал. Под машину попал, может. А может, собаки его загрызли бродячие!

Очень Тамара боялась этого, так убивалась по Мише! Вот поговорила я с ней еще вечером, часов в восемь, в подъезде, когда она котов-то своих домой загоняла да Мишу искала, и все – пошли мы домой с внуком, и больше я ее не видела. Слышала, что часов в десять она еще ходила под окнами, Мишку кричала – вот и все. – Наталья снова отерла с лица мелкие торопливые слезы.

Соседи Тамары из квартиры напротив, спокойная пожилая пара, чьи окна как раз выходили во двор, подтвердили показания Натальи. Вечером они занимались своими делами, слышали Тамарин зов во дворе, а в половине одиннадцатого легли спать. Тамара подперла на ночь дверь подъезда кирпичом, чтобы заблудший Миша мог ночью войти в подъезд. Подъезд был открыт всю ночь.

Другие соседи сказали, что вроде слышали, как в дверь Тамары поздно вечером кто-то звонил, – хозяйка убиралась в коридорчике своей квартиры и услышала низкий, тихий мужской голос. Дверь Тамары в ответ открылась и хлопнула. Только поручиться за время и точность наблюдений эта соседка тоже не смогла. Вроде приходили и звонили, вроде к Тамаре, а может, к соседям напротив.

Соседи из квартиры сбоку от Тамариной заявили, что вечером к ним никто не приходил. Значит, вполне возможно, что Тамару поздним вечером кто-то навестил – и это был не Славик, который имел свои ключи от квартиры и говорил довольно высоким, мягким фальцетом.

Во дворе позднего визитера никто не приметил – у первого подъезда до полуночи сидела стайка молодежи, которая затем отправилась в клуб. Две девчонки из соседних квартир ничего не вспомнили. Двор пятиэтажки был длинным и проездным, там находились детская площадка, две стихийные парковки по бокам двора и выезды в переулок – один к магазину, другой к школе.

В квартире при обыске ничего странного не обнаружили, кроме наволочки, набитой женскими волосами. Тетрадки, из которой мог быть вырван листок с предсмертной запиской, тоже не нашли. Записи Тамара вела в старом замасленном блокноте, который лежал у телефона в коридоре. Записи состояли из телефонов работников РЭУ, больниц и некоторых соседей. Блокнот вместе с запиской забрали на графологическую экспертизу.

В квартире было множество отпечатков пальцев – эксперты все поснимали и обещали сообщить результаты завтра.

Славик сказал, что наволочку опознает как их, старую, но что живет он в своей комнате с ключом лет с двадцати и по Тамариным шкафам и полкам не роется, а потому никакого объяснения содержимому наволочки не имеет. Очевидно, Тамара хранила волосы в нижнем ящике старого дубового платяного шкафа, который сейчас был открыт, а прежде всегда заперт на ключ.

Все это и сообщил оперуполномоченный Сонных Василию Иванычу на холодной и не-прибранной кухне Тамары Семеновны.

– Нам нужно узнать, где именно находилась Тамара Семеновна Симакова с 18.00 до 19.00 в понедельник вечером, 6 марта, и какие у нас есть на это свидетельские показания, – произнес, пожевав губами, Василий Иваныч. – И кстати, какого покойница была роста?

– Рост у нее был где-то метр пятьдесят – пятьдесят два. Тело на экспертизе, можем уточнить, – ответил Сонных. – Я тоже об этом подумал. То, что она резала женщинам волосы на протяжении тридцати лет, еще не значит, что она могла попытаться убить и ограбить Жанну. Кстати, в квартире все ценности на месте – у покойной была золотая цепочка с кулоном из янтаря, какие-то серебряные брошки, пара колец. У сына в комнате в полной сохранности дорогой профессиональный компьютер, дверь никто не пытался взломать.

– Не сомневаюсь, что среди отрезанных волос – волосы Жанны, а то, что нашли на столе, – бывший хвост нашей ботанички Маши Брусникиной, – сказал Василий Иваныч. – У нашей Крысы пошаливают нервишки. Надо бы позвонить девчонке, взять у нее прядь на экспертизу.

– А как она, девчонка?

– Да отлично. Вовсю развлекается. Вчера целый тур устроила по фешенебельным игорным заведениям, так сказать. Сама не играет, играет ее подружка. Подружку идентифицировали как дочку одесского почетного шулера Саши Фазанчика, ныне покойного. Дочура живет на Ярославке, тусуется, играет в казино, фишки подворовывает. Все тихо и пристойно. Наверное, Маше просто страшно быть одной, выбрала подружку побойчее и отрывается вовсю. Ребят еле пустили туда, куда она вчера ходила, – пришлось помахать перед охраной ксивами. Но они не в претензии – концерты слушают, бомонд посещают.

– Думаешь, она ни при чем?

– Уверен на все сто. Да и парней никаких ни у той ни у другой нет.

– Сегодня позвонить бы ей, взять волосы на экспертизу.

– Да ладно тебе, Сонных, хватит пугать девчонку. С ней ничего не случится, будь спокоен, ребята присмотрят. Завтра позвоним, ну или вечерком сегодня я к ней сам заеду.

– Добро, Василий Иваныч. Что думаешь-то?

– Думаю, что нам нужно поворачиваться, а пока подождать результата экспертизы. Ничего мы не успеваем, Сонных. А этот не спит и перед праздником устроил нам шоу.

Сонных пошел провожать Василия Иваныча во двор. Светило солнце. Посередине дороги, протяжно и жалобно завывая, по направлению к подъезду шел жирный черный котяра потрепанного вида.

– Не Миша, как думаешь? – спросил Василий Иваныч Сонных.

– А ну, в подъезд его! У Натальи с четвертого надо спросить. – Сонных пошел на кота, чтобы изловить его. Кот, продолжая орать, ловко свернул к подвальному оконцу и исчез в нем.

– Надо же, жив. Небось гад отвез куда-то и выбросил его подальше от дома, а кот шел сюда всю ночь по грязищи, – предположил Василий Иваныч.

– Похоже на то, Василий Иваныч. Ну, бывай. Значит, девочке сам позвонишь, когда сможешь.

– Да я, наверное, сейчас ей позвоню да и заеду.

– Созвонимся.