Текст книги "Смерть предпочитает блондинок"

Автор книги: Вероника Рыбакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Вероника Рыбакова
Смерть предпочитает блондинок

Вступление

Он сидел в салоне машины, запоминая все, что его окружало. Стояла ночь. Темно-сизые рваные тучи мартовского неба торопливо летели над Москвой. Дул сырой ветер. Во дворе было темно и тихо, здесь росли большие старые деревья. Сеть черных веток скользила по небу и ловила между облаками растущую луну.

Большие деревья заставили его почувствовать себя маленьким мальчиком, который заблудился в лесу. Он вспомнил, как в летнем лагере сидел в засаде у реки, в кустах, и караулил вражеских «солдат-разведчиков» – пацанов из соседнего лагеря. Прислушался к себе, и ничто в нем не отозвалось теплом на детское воспоминание. Сейчас он просто собирал внутрь свои ощущения, все пять чувств.

Ветер шумел в деревьях уже не по-зимнему, во дворе чем-то позвякивал на ветру. Мужчина наблюдал за подъездом в торце дома, над дверьми которого светилась тусклая лампочка.

На улице горели оранжевые фонари, поэтому из глубин двора она казалась очень светлой. По трассе проносились редкие машины, и он прислушивался к звукам их моторов. По тротуару шли поздние прохожие. Через дорогу довольно долго светился желтыми оконцами табачный киоск, но наконец и там продавщица выключила электричество, повесила на дверь замок и ушла по направлению к метро.

А потом и в доме одно за другим стали гаснуть окна. Он внимательно наблюдал за ними, пока в его кармане не заворочался мобильный, поставленный на вибровызов.

– Она уже выехала, – послышалось в трубке.

– Понял, – буркнул он в ответ.

Теперь надо было так же тихо подождать еще около получаса. В салоне было тепло, пахло кожей и автомобильным дезодорантом. Повалил мокрый снег – сначала нехотя, а потом все быстрее и гуще.

Мужчина выругался и ненадолго включил «дворники». Прикинув по времени, решил, что сделает это еще раз перед самым ее приездом. Снег кружился в свете фонаря сотнями белых мух, падал на стекло и тут же превращался в струйки воды.

Наверное, последний в этом году, такой сильный, подумал он.

Он не уставал ждать. Никогда. Мог сидеть так хоть сто лет. Однажды трое суток провалялся в грязи, не шевелясь, не поднимая головы, тихо матерясь, поэтому и выжил. А теперь смотрел, как быстро обвело белой каймой ветки кустарника возле подъезда. Он почуял запах мокрого снега, смешанный с запахом подтаявшей земли. Но потом стало пахнуть только одним снегом – легкой и холодной небесной водой, застывшей в ломкие кристаллы снежинок, и быстрым чистым ветром.

Ненависть смутно ворочалась где-то в глубине души, но пока вела себя тихо, ждала свою добычу, во всем подчиняясь ему.

«До времени», – подумал он о своей послушной ненависти. Он знал ее как самого себя – знал, как она застилает глаза горячей волной, разбивает привычный мир вдребезги, наполняет его силой и как отпускает его.

Он чувствовал себя очень сильным и хитрым, похожим на льва, застывшего в высокой траве с подветренной стороны от беззаботной длиннорогой антилопы. Он очень любил документальные фильмы из серии «Дикая природа».

А кроме ненависти, в нем еще дышала и жила любовь. Любовь никогда не слушалась его и была сильнее всего.

Его любовь пахла лесом, июльской травой, полной стрекота кузнечиков. Июльская трава наливалась солнечным светом, светлые солнечные пятна перемещались по лугу. Его любовь шептала ему на ухо нестрашную и добрую сказку о том, что мир большой и красивый, полный всякой замечательной всячины – яблок, ромашек, детского смеха, розовых закатов над шоссе, утренних туманов над лугами.

Уже летом все должно было стать иначе, этим летом, через пару-тройку месяцев, все в его жизни и в жизни его любви.

Его непослушная любовь и пока что послушная ненависть говорили с ним, каждая на своем языке, по очереди.

Он слушал их, стараясь ничего не спугнуть ни в себе, ни в окружающем мире.

Глава 1

Маша смотрела в окно троллейбуса, но видела только свое размытое отражение да комочки снега, которые шмякались о стекло и тут же превращались в шустрые капли воды. Капли бежали вниз, кругленькие и тяжелые, как детские слезы.

На остановках в троллейбус входили люди – большие и неповоротливые, похожие на шкафы, обтянутые разными тканями, с маленькими вязаными шапками на головах, а кто и в шляпах. Люди толкались и громко переговаривались между собой.

Маша здорово замерзла и теперь грелась в золотистом троллейбусном тепле по пути к метро. Она возвращалась из Замоскворечья, куда ее вдруг неудержимо потянуло после работы, а точнее, из тихого неприметного переулка с четырехэтажным домом на углу, в котором были булочная и мастерская металлоремонта и в котором жил Сергей Дубин.

Маша увидела Сергея на рок-концерте в молодежном клубе с простой мебелью и живой музыкой. Сергей организовал рок-группу пару лет назад. Он сам писал музыку и стихи к песням. На их выступления стали набиваться полные клубы студентов. Маша как-то сходила на концерт модной группы и влюбилась в Сергея. Она купила в переходе метро их первый диск и гоняла эту музыку в плеере, по пути на работу и с работы, вот уже вторую неделю.

Любовь к Сергею была ее тайной, о ней пока что не знала даже лучшая ее подружка Ленка. «Любовь так любовь, – решила про себя Маша, – что поделаешь!»

До этого она влюблялась только один раз: в седьмом классе в мальчика Диму. У Димы были темные, блестящие глаза, и у Маши бежали мурашки по спине, когда он искоса смотрел на нее. Только за лето она вдруг сильно вымахала, и, когда увидела Диму в школьном дворе первого сентября, любовь прошла сама по себе: ростом Дима стал ей по плечо.

Маша подсмотрела на фан-сайте Сергея Дубина его адрес, изучила карту и сегодня после работы поехала к его дому. Ей хотелось подышать одним воздухом с Сергеем. Может быть, посмотреть на деревья, которые помнят его еще маленьким, на улицу, по которой он ходит каждый день, на спортивную площадку в его дворе, на ближайшую булочную – на что-то очень близкое к нему самому.

Бух, бух, бух! – стучало сердце Маши, когда она подходила к переулку. Дом Сергея был на другой его стороне, но она не захотела переходить через дорогу и просто постояла, посмотрела на длинные светлые окна. Она даже не знала, на каком этаже живет Сергей.

Пошел снег – сначала тихо-тихо, а потом как повалил длинными неровными завесами, как посыпался с неба! Снег танцевал в свете фонаря, а Маше хотелось стать самой красивой на свете, ну или хотя бы такой, как ее соседка Жанна, и разбить неприступное сердце Сергея. Ей хотелось стать достойной его искреннего восхищения и настоящей любви.

– И я такой стану! – сказала Маша себе и снегу.

Потом она дошла до конца переулка и повернула обратно. Было так красиво и тихо!

Мокрый снег облепил ее с ног до головы, она затосковала по дому и вышла к остановке. Мягко подкатил по-вечернему пустой троллейбус, и Маша поехала к себе.

Она жила в сталинском восьмиэтажном доме – снимала квартиру у маминой родственницы, бабушки Зинули.

Раньше здесь жила старушка, покойная сестра Зинули. Но еще осенью Маша с мамой ободрали в квартире старые обои (пять темных слоев бумаги, закопченной, как древние фрески), отштукатурили и покрасили стены в белый цвет, чтобы стало как у них дома, в Сочи.

Маша поселилась в угловой большой и очень светлой комнате с красивой розеткой на потолке. Ей квартира нравилась в основном из-за этой светлой комнаты. Потом мама уехала в Сочи, а Маша осталась в Москве одна.

Маша училась в лестехе, а как только устроилась параллельно работать в компанию «Фрейя», большое цветоводческое хозяйство, стала приносить домой всевозможные отростки и семена, высаживать все это в цветочные ящики и горшки.

Она часто спасала погибающие растения, потому что ей нравилось их выхаживать. Цветы прижились, и вскоре зелени в квартире стало очень много.

Маша вернулась домой, привела в порядок свою одежду, осмотрела все свои посадки и отправилась на кухню. Полнота бытия распирала ее так, что у нее пощипывало в носу. Она поужинала бутербродом с сыром, запила его виноградным соком, и тут в дверь позвонили.

«Жанна! Ура!» – подумала Маша и побежала открывать.

Жанна жила одна в квартире как раз напротив Маши. Вежливая Маша обычно здоровалась со всеми соседями по подъезду. С Жанной она сталкивалась нечасто, но эта соседка не только приветствовала ее в ответ, а еще и приветливо улыбалась девочке.

Это была хорошо сложенная женщина лет тридцати, среднего роста, с прямой осанкой. Волосы у нее были длинными-предлинными, светлыми, и Жанна часто завивала их в мелкие кудри. «Небось навертит волосы на поролоновые крутилки, да так и спит», – посмеивалась про себя Маша. У нее тоже имелись всякие приспособления для придания прямым волосам вида пружинок, только она их не использовала.

Соседка была похожа на Миледи из старого фильма про трех мушкетеров, который Маша смотрела в детстве по телику: зеленоватые глаза, тонкий носик, немного с горбинкой, нежная белая кожа и копна светлых волнистых волос.

Однажды утром Маша шла по двору и увидела, как ее соседка в щегольских сапожках на шпильках и в легком кашемировом пальтеце стоит у мусорного бака и при помощи суковатой ветки пытается что-то из него вытащить. Увидев Машу, Жанна тряхнула своей пышной гривкой и сказала:

– Доброе утро! Вы ничего не подумайте, но, по-моему, вместе с мусором я выбросила итальянские туфли!

– Как так? – удивилась Маша и поспешила на помощь соседке.

– Да перепутала! Вместо пакета с мусором опустила в контейнер пакет с обувью! И теперь из-за этого на работу опаздываю! – паниковала невнимательная Жанна около мусорки.

Общими усилиями туфли были спасены, а благодаря приключению возле мусорного бака Маша с Жанной подружились.

Они повадились пить чай и болтать о жизни по ночам, потому что Жанна приезжала с работы поздно. Обе были южанками и старались согреть друг друга в этой огромной и холодной столице, где люди не знают соседей по именам и не устраивают во дворе цветников с мальвами, золотыми шарами, тенистыми навесами у скамеек.

Маша родилась и выросла в Сочи, а Жанна – в маленьком военном городке в Казахстане, возле озера Балхаш. Отец Жанны после отставки получил квартиру в Уфе, а Жанна тогда уже подросла и уехала в Москву, поступила в театральное училище.

По окончании училища она целый год проработала актрисой в областном театре, где переиграла всего Островского и Чехова. Но тут у нее случился роман с коллегой-актером, и Жанна родила ребенка – сына Даню.

Актер жениться на Жанне не стал – считал, что не готов к браку.

Первые два года жизни Дани участковый врач не понимал, почему ребенок очень трудно выздоравливает после обычной простуды. Но затем стало ясно, что у малыша аутизм и полная дисфункция одной из жизненно важных железок.

Доктора ничего не могли ей посоветовать, кроме как сдать ребенка в интернат. Но Жанна не стала этого делать – она узнала, что дети вроде Даньки в интернатах быстро умирают. Она поставила крест на своей актерской карьере и поехала в Москву, чтобы заработать денег и вылечить своего ребенка.

В Москве Жанна хоть и не сразу, но нашла то, что искала, – работу продавца-консультанта в дорогом ювелирном магазине. Магазин назывался «Солейль» и располагался на первом этаже пятизвездочного отеля на набережной.

Жанна сразу же стала очень хорошо продавать часы и украшения. Ее зарплата складывалась из комиссионных от продаж, в Уфе болел маленький Даня, и Жанна работала не жалея сил.

Образование, полученное в театральном училище, пришлось как нельзя кстати – Жанна умела разговаривать с покупателями. Ее мимика была выразительной, а жестикуляция – выверенной. Владельцы магазина, друзья с детства и компаньоны с одинаковыми именами, Михаилы, оценили Жанну по достоинству.

Продажа дорогих ювелирных изделий – ремесло на грани искусства, в котором нет несущественных мелочей. Жанна подходила для такой работы, как никто другой.

Михаилы трижды в год делали своим продавцам подарки – недорогие колечки, часы, подвески хороших марок. Они считали, что человек не способен с удовольствием продавать драгоценности, если у него самого нет таких же украшений.

Однажды после успешных продаж на Восьмое марта Жанна нашла в углу шкафа наспех засунутое туда кем-то совсем не дешевое колье, которое работники магазина уже посчитали потерянным. Жанна вернула колье владельцам и попеняла другой смене за невнимательность. Михаилы отблагодарили Жанну: подарили ей огромный роскошный кожаный чемодан и отправили ее в Швейцарию, на ювелирную выставку.

За семь лет работы в магазине «Солейль» у Жанны собралась неплохая коллекция собственных украшений, которые она не держала в сундуке, а постоянно носила. Каждая вещица сама по себе стоила недорого, но все подарки, собранные вместе, постепенно выросли до небольшой горки драгоценностей. Жанна любила их иногда перебирать.

А из денег все, что ей удавалось скопить, она отправляла родителям – ведь они ухаживали за Даней, который рос окруженным заботой и любовью. Это было самым главным для Жанны, ее победой, тем, чем она по-настоящему гордилась.

Маша и Жанна за время своих посиделок постепенно узнали друг о друге практически все. Жанна считала, что Маша, только что окончившая школу, еще мала, чтобы жить одной в чужом городе, наедине со своими мыслями и чувствами, и потому присматривала за ней.

Маша же со своей стороны обожала Жанну и даже подражала ей. Ее старшую подругу это забавляло, может быть, ей льстила привязанность девочки, однако искренней теплоты в их дружбе все равно было в сто раз больше.

Глава 2

– Маша, привет! Слушай, там, на улице, валит снег – опять зима! А я еще во дворе увидела, что у тебя свет горит, – сказала Жанна открывшей дверь Маше.

– Привет, Жанна! – отозвалась та и тут же увидела, что длинные волосы Жанны теперь подрезаны до плеч и гладко уложены на косой пробор. – Ты что, подстриглась? – осторожно спросила Маша.

– Подстриглась! Пошли ко мне, Маша, посидим, поболтаем! – Жанна прошла к своей двери и помахала соседке рукой.

Звать Машу дважды было не нужно. Она метнулась в свою квартиру, схватила на кухне банку варенья из клубники, настоящего домашнего варенья. Затем, зажав ее под мышкой, ловко заперла свою дверь и поскреблась к подруге.

Жанна приезжала домой после одиннадцати часов вечера – все магазины в отеле работали до этого времени. После вечерней смены продавцов развозили.

В последние два месяца у Жанны образовалась насыщенная личная жизнь – она встречалась с очень симпатичным парнем по фамилии Кошкин. Кошкин любил Жанну, но из рассказов подруги Маша поняла, что семейство Кошкиных не горит желанием принять Жанну в свои ряды, а его мать надеется, что у мальчика «пройдет дурь и эту лимитчицу с больным ребенком он оставит так же, как свои прежние легкомысленные увлечения».

«Бывают же люди! – злилась Маша на мамашу Кошкину. – Да я сама женилась бы на Жанне, если была бы мужчиной: она красивая, благородная, умная и добрая вдобавок ко всему!»

Обычно они устраивали посиделки у Жанны, потому что ее квартира была симпатично отремонтирована, на кухне стояли диван и хороший телик. Хозяйка квартиры, дама из театральных кругов, давно уже жила в Праге, и Жанна снимала это жилье много лет. У Жанны была огромная коллекция фильмов на старых кассетах и дисках.

Вот и сейчас Маша присела на кухонный диванчик в квартире приветливой подруги, твердя себе: «Я допоздна засиживаться не буду, только немножечко поболтаю, и все».

Жанна наметала на стол каких-то пирожных, закусок, плеснула себе в стакан бренди, жестом предложив налить и Маше. Но та отказалась и спросила:

– Жанна, у тебя все в порядке?

Она постоянно помнила, что у Жанны есть больной сын, с которым в любую минуту может что-нибудь случиться, и переживала за нее.

– Если ты считаешь это нормальным, – Жанна подергала себя за укороченные волосы, – то в порядке. А вообще-то мне их отрезали!

– Как это отрезали? Кто? Что случилось? – забеспокоилась Маша.

– Рассказываю! – объявила Жанна. – Сегодня приезжали к нам боссы из Швейцарии – два старичка и при них какой-то странствующий дизайнер, чтобы посмотреть, как и что мы тут продаем. И меня с утра отправили на Тверскую, в другой наш магазин, – витрины выставлять к их приезду. – Жанна сделала глоток бренди. – Я взяла машину с водителем и, как приличная тетка, поехала на Тверскую. Но у моста мы попали в пробку, и Володька-водитель заявил, что эта история не меньше чем на час. Представляешь? Ну, тогда я вышла из машины и побежала на каблуках в метро.

Спускаюсь по эскалатору, а народу куча. Внесли меня в вагон, покрутили, сплющили, вдавили в стену – еду, время экономлю! Какая-то маленькая костлявая бабка всю спину мне локтями истыкала. Я достала из сумки книжку, стою читаю, чтобы ненароком ни с кем не подраться, – так и читала три остановки подряд. Тычки, подначки – всю дорогу! Маш, ну вот скажи мне, в метро всегда так или мне специально повезло?

– Всегда так, – вздохнула Маша. – Чуть не задыхаюсь иногда.

– И вот, Маша, – Жанна закурила тоненькую белую сигаретку, – еду я по эскалатору, носом в книжку – читаю любовный роман, – и чувствую, что-то со мной не так. Смотрят на меня женщины как-то странно. Обычно они смотрят по-другому: с интересом, а сами злятся. Или с интересом, а сами скрывают. А тут смотрят так – ну знаешь, с веселым таким интересом. И мужики – тоже. Как будто у меня зубная паста на носу. Или лоб в зеленке. Прихожу в магазин – а мне, оказывается, волосы в метро отрезали. Представляешь? – Жанна еще раз затянулась сигаретой. – До самой заколки. Ножницами. Искромсали все. А я даже не почувствовала, кто, когда. И никто из пассажиров ничего, ни слова мне не сказал.

У Жанны были очень легкие волосы. Она показала, как именно волосы лежали на воротнике и где у нее была заколка.

Маша аж зажмурилась от ужаса.

– Ну вот, выставила я витрину на Тверской, быстро вернулась в отель, постриглась и уложилась в салоне за полчаса, потому что мне надо было еще успеть к приезду боссов опять на Тверскую!

– Да ты шикарно выглядишь, тебе просто безумно идет! Красотища! – принялась утешать подругу Маша. – Ну-ка, покрутись! Здорово! В сто раз лучше, чем было раньше!

– Ты думаешь? – спросила Жанна, отпивая бренди и шевеля правой бровью. Она еще немного умела шевелить ушами, а горбинку на своем носу объясняла падением с дерева в восьмилетнем возрасте. Жанна вообще любила пошалить.

– Клянусь тебе! – заверила Маша.

Подруга примолкла. От бренди она согрелась и немного расслабилась. Наконец-то почувствовала себя дома, где тепло и светло, где рядом на диванчике забавная девочка с розовыми щечками, а безумный день остался там, за темными окнами.

Они поболтали о планах на выходные. Завтра Жанна работала полдня – с пяти и до одиннадцати, а в воскресенье отдыхала, и они с Кошкиным решили провести целый день вместе. У Маши на выходные не было никаких особенных планов, кроме покупки плаща.

Когда они прощались, Жанна стояла в коридоре в темно-синем махровом халате, в больших смешных тапках, и ее ноги казались от этого тонкими, как у девчонки. Она улыбалась, стараясь показать, что все уже хорошо, а в памяти у Маши мелькнула прежняя Жанна с волосами до пояса, как она откидывала эти волосы или красиво собирала их в пучок – с гордостью, слегка лениво и чуть-чуть картинно.

«Бывают же люди! Что-то не так в этом мире», – подумала Маша, прежде чем заснуть, и постаралась переключиться на что-то хорошее. Вспомнила лицо Сергея Дубина и снег под фонарем. «Я обязательно стану самой красивой на свете и очень счастливой», – мысленно сказала себе Маша и уснула.

Жанна прошла в комнату, стараясь не смотреть на свои отражения в зеркальных полочках мебели, зажгла лампу около кровати и подошла к стойке с дисками. Ее все еще потряхивало.

Она решилась на крайнее средство – достала диск со старым фильмом «Отчаянный», с Сальмой Хайек и Антонио Бандерасом, и пошла на кухню, где стоял телевизор. Жанна смотрела этот фильм нечасто – только в случаях форс-мажора, а сейчас как раз и был эмоциональный форс-мажор.

Посмотрев впервые этот фильм, Жанна впала в восторженный экстаз. Целый месяц затем завтракала под музыку, с которой он начинался, и под самые первые его кадры. Потом картина ей надоела, и она лишь иногда пересматривала ее, когда хотела взбодрить себя, потому что ей нравились фильмы о настоящих мужчинах и настоящей любви, где добро побеждает зло.

Жанна плеснула себе в стакан еще на пальчик и подумала, что плескать бренди приходится уже дважды, чтобы согреться и спокойно заснуть.

Актриса. Она была хорошей актрисой и любила сцену.

Ну что ж, актерское образование оказалось очень полезной штукой для одинокой женщины с больным ребенком, которая с утра до ночи продает, продает, продает швейцарские часы восьми лучших марок, колье, зажимы для денег, великолепные ручки стоимостью по нескольку тысяч долларов за каждую – китайский лак и золото 24 карата – все эти блестящие, сияющие игрушки для взрослых людей.

Жанна столько знала о часах, что со временем наловчилась писать о них статьи для глянцевых журналов – о них и о драгоценных камнях.

Она так выставляла украшения на витрины, что дизайнер из Швейцарии лишь разводил руками от ее чувства меры и стиля. И Михаилы приплачивали ей «витринные», как они назвали такую работу.

Жанна продавала часы семь лет. Люди из светской хроники – все до единого – хоть по одному разу, но что-то купили в магазине, где она работала. И Жанна знала о каждом из них: жаден он или щедр, верен жене или не очень, хорошо воспитан или плохо, богат или только старается таким казаться.

Ее работа не была подобна бурной реке, сбивающей с ног, – в ювелирных магазинах не бывает очередей. Это был скорее своенравный ручеек, и к нему всякий раз надо было ловко приноровиться. Жанна старалась поговорить с каждым посетителем на его языке, увлечь его, показать любую вещь так, чтобы она заиграла на бархатной подставке под яркой лампой, продать с минимальной скидкой и сделать все, чтобы и в следующий раз этот покупатель пришел именно к ним.

Посетители иногда клеились к ней, приглашали вместе поужинать. Жанна стояла насмерть – мужчины эти были либо женаты, либо слишком богаты, чтобы отношения получились честные и серьезные. После работы она избегала дорогие рестораны и казино, пафосные тусовки – ей не хотелось встречать в городе клиентов магазина.

Выйдет Жанна в город, пройдется по улице со своей пепельной длинной гривой, а вернется домой – выбрасывает из карманов бумажки с телефонами. Многие мужчины были бы рады представить ее окружающим как свою подругу. Но Жанна очень хорошо знала, что любой мужчина ей не нужен.

У нее был Данька. Любовь и жалость к сыну стали той горючей смесью, которая заставляла ее снова и снова прямить спину и улыбаться так, точно бед и горя даже нет на свете. Ей был нужен мужчина, который полюбил бы не только ее, но и ее сына.

Предыдущего бойфренда Жанны, с которым она год встречалась и потом еще полгода жила у себя в квартире, звали Леша. Леша был вполне обеспечен, широк в плечах, немногословен, гордился Жанной и собирался на ней жениться. Она тоже хотела выйти за него замуж, пока в Москву не приехала мама Жанны с Даней, которому предстояло очередное обследование в профильной клинике.

Жанна уехала на это время жить к Леше в его квартиру в Мневниках, каждую свободную минуту стараясь провести с сыном. Как-то в два часа ночи ей позвонила мать – у Дани начался приступ. Жанна разбудила жениха и, одевшись за две минуты, побежала на ночную улицу ловить машину, одновременно лихорадочно вызванивая бригаду врачей из той клиники, где Даню обследовали.

Шумиха вызвала у жениха раздражение и резкие слова. Он даже не соблаговолил подняться и подвезти ее к сыну на своей машине. Сутки спустя еле живая от усталости Жанна вернулась из больницы от Дани в Мневники, собрала свои вещи и увезла их, а вещи Леши, остававшиеся у нее, аккуратно упаковала и выставила за дверь.

Она не желала больше говорить с ним ни о чем. Жанна любила его, но слабому беленькому Дане, Данечке-стебельку, который нота в ноту мычал любую песенку с MTV (страдающие аутизмом дети иногда проявляют необыкновенные способности), Даньке, который в девять лет говорил лишь десяток слов и боялся чужих, своему сыну она была нужнее, вот и все.

Жанна в сотый раз досматривала фильм о музыканте с простреленной рукой, который больше не может играть на гитаре. Что ж, она тоже давно не стояла за кулисами театра, ожидая своего выхода на сцену.

Сегодня ей обрезали волосы в метро. Завтра к пяти на работу, но она что-нибудь обязательно придумает – встанет в двенадцать и уложит волосы по-другому.

От бренди было тяжело двигаться и соображать, глаза слипались. Жанна выключила фильм и пошла спать.

«Сколько же лет я растила волосы? Лет девять, – думала она. – И Кошкин не позвал меня с собой на день рождения к Ане Соболевой, а ведь его там видели – на закрытом пати в шикарном клубе «Майя». Ладно, Кошкин, не будет у нас никакого с тобой воскресенья вместе, лучше я пойду с Машей покупать ей плащ. Должно быть, мамаша отсоветовала тебе меня приглашать. Хороший мальчик, возьми с полки пирожок!» – злилась Жанна на Кошкина, маменькина сыночка.

«Ты все равно найдешь свою любовь, такую, которая будет длиться всю жизнь, – сказал ей голос надежды в сердце. – И Данечку вылечат каким-нибудь новым лекарством – его могут изобрести хоть завтра, а ты продашь сумасшедшее изумрудное колье в белом золоте Сицилийской Вдове и получишь за это сказочные комиссионные. Надо просто быть сильной. А самый сильный – это самый терпеливый. Для того чтобы быть сильной, сейчас нужно спать, спать, спать…»