Текст книги "Чейзер 2 (СИ)"
Автор книги: Вероника Мелан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
А она тут! Сидит, блин, в Мираже у его же собственных ворот и думает, как бы сделаться бесплотной тенью и пробраться внутрь одного из самых охраняемых домов Нордейла. Как бы пересечь восемь хитроумно скрытых ловушек вокруг особняка и еще штук двадцать (если не считать видеонаблюдение) внутри.
Твою ж баранку…
Эльконто, тем временем, дождался разрешающего на открытие ворот сигнала и заехал внутрь.
Заррра-а-а-за.
Нет, она любила Эльконто. Как человека, как умелого руководителя, как балагура и шутника. Как друга. Но сейчас предпочла бы оказаться здоровой мускулистой бабой в набедренной повязке, с топориком и в шлеме с рожками; вломиться в дом, вышвырнуть снайпера прочь, откатить его машину к реке, а затем вернуться и привязать Мака к перилам, чтобы через секунду вновь превратиться в себя – в хрупкую, растерянную и большеглазую Лайзу – и сесть напротив со словами: «Мак, ты ведь меня помнишь?»
Она бы не сдалась так просто – она бы сидела напротив него вечность. Кормила бы, поила, гладила. И постоянно ждала бы – ну давай, мелькни же в глазах, узнавание; вернись его потерянная память; войди же, правильное осознание ситуации, в черепную коробку…
Нет, она становится сумасшедшей. И идеи ей приходят в голову такие же.
Мак не вспомнит ее, даже если она продержит его связанным хоть год. Человек не может вспомнить того, чего не знает. Да и мускулистую бабу с дубинкой он скрутил бы мгновенно. Или пристрелил бы.
Сколько продержалась Ани с ножом против Дэйна? Секунд пятнадцать? (*Здесь идет речь о событиях, описанных в романе «Уровень: Война») А ведь она кинулась на Эльконто, будучи тренированной, после двух месяцев «Войны». Тогда сколько продержалась бы Лайза против Мака – полторы секунды, пока не превратилась бы в скулящий бублик?
Входная дверь отворилась, на пороге показался силуэт высокого мускулистого мужчины.
Мак!
Лайза была готова скулить и визжать, как выброшенный на помойку щенок – Мак, там в дверях ее любимый Мак!
Эльконто шагнул внутрь, дверь захлопнулась.
Черт!
Тень черного угловатого джипа осталась дремать у ворот гаража. Синие глаза впились в очертания внедорожника – это его Ани хотела подорвать бомбой? И не подорвала.
Ну, может, еще подорвет…
Боже, о чем она думает? Нет-нет, совсем не о том, что в данный момент, будь у нее в наличии бомба, она сама подложила бы ее под днище снайперской машины.
Зато тогда бы они снова вышли во двор – Дэйн и Мак. Мак. Она увидела бы его еще разок…
Все, надо валить отсюда как можно скорее, иначе она попросту свихнется. Потому что внутри нее уже полчаса бегает по дому маленькая бестия Лайза, трогает чужие обои, мебель, посуду на кухне, покрывала в спальне и надрывно орет: «Это все мое! Мое-е-е!!!»
Нет, этот дом больше не ее. И мебель в этом доме тоже не ее, и обои…
Зло и резко завелся в тишине улицы двигатель Миража; вспыхнули фары, завизжали по асфальту шины.
*****
Пока Мак просматривал бумаги, завезенные ему ехавшим из Реактора коллегой, Дэйн развалился в кресле, водрузил длинные ноги на пуф и каждые три секунды переключал каналы – послушный телевизор то захлебывался нервным смехом героя сериала «Ночь на пятницу», то монотонно бубнил голосом ведущего, то пел ртом белобрысой певички. Неспособный отыскать программу по душе, снайпер, тем временем с не меньшей, нежели нажатие пультовой кнопки, частотой, запускал гигантскую лапу в вазочку с солеными крекерами и складывал их в рот. Шумно жевал, ворчал о том, что телевидение «похоже, окончательно спеклось», стряхивал крошки с груди на ковер и тут же тянулся за новыми крекерами.
Аллертон хмурился. Не из-за крекеров – из-за бумаг.
За последние сутки в Нордейле всплыло еще три документа с поддельными печатями Комиссии. Подделывалось не только теснение, но и сложная в изготовлении голограмма – кто-то приобрел крайне дорогостоящее оборудование. Отличить подделку «на глаз» не представлялось возможным; Дрейк злился, а они все никак не могли отыскать ни одной стоящей зацепки. В привезенных документах значилось еще три адреса – с этими людьми Маку предстояло потолковать как можно скорее.
– Как они это делают, блин? – Проворчал он под нос самому себе.
– Что? – Отозвался Дэйн, рот которого был забит так сильно, что место «что» прозвучало «фто».
– Как выстраивают такую цепочку, что клиент получает чистый бланк с печатью, а узнать от кого приходит исполненный заказ невозможно?
– Хитрят. Используют кучу посредников. Среднее звено зачищают, цепь рвется.
Мак отложил бумаги в сторону и фыркнул.
– Уверен, что мои визиты этой ночью тоже окажутся пустышкой, а ехать все равно придется.
– Ну, работа есть работа. Мне тоже в штаб пора, а я вот у тебя сижу… Блин, надо ехать. Слушай! – Дэйн внезапно оживился, перестал жевать, снял ноги с пуфа и подался вперед. – Знаешь, что я сегодня услышал в Реакторе? Ну, краем уха.
– Что?
– Что Дрейк в следующем году собирается внедрять систему «Вторая половина». Это такой сервис для жителей Уровней, который предоставит возможность узнать, кто является твоей второй половиной, предоставляешь? Типа, пришел, зашел в будочку, заплатил бабки и увидел на экране лицо идеальной женщины. Ты как, пошел бы в такой?
В глазах Аллертона читалась откровенная ирония.
– Нет, не пошел бы.
– Почему?
– Да потому что такие вещи должны случаться… естественным путем. Не хочу, чтобы какая-то система решала за меня, кто мне подходит, а кто нет.
– А «естественным» – это как? Хочешь, чтобы кто-то сверху придвинул тебя и твою бабу лицом к лицу, как солдатиков на шахматной доске?
Эльконто всегда мыслил «солдатиками»
– Ну, как-то так. Встреча должна произойти сама. Случай, судьба, совпадение, не знаю…
Мак вдруг совершенно не к месту вспомнил недавнюю встречу с девчонкой, которая трясла его ворота – да уж, совпадение. А после подумал о том, что так и не выкроил минуту спросить Элли о том, какого черта ее подруга делала возле его дома. Ничего, позже.
– А вот я бы сходил! – Грохотал тем временем на всю гостиную Эльконто. – Да-да, сходил бы. Заплатил бы деньгу, увидел бы прекрасное личико, выяснил бы личность, а после купил бы цветов и направился бы прямиком по указанному адресу.
– Типа, она тебя бы уже ждала в пеньюаре и с бутылкой вина в руке.
– Эй! Ну я нашел бы способ ее убедить…
– Не сомневаюсь. А, что если бы на экране тебе показали не красавицу, а страшилу?
Снайпер нервно сглотнул – видимо, представил что-то конкретное и тут же проникся жалостью к себе.
– Тогда бы я к ней не пошел.
– Но ведь идеальная? – Насмехался друг.
– Идеальная. И страшная?
– Да. Идеальная и страшная. Стирала бы твои носки, пекла бы пирожки, готовила бы лучше всех. И приходилось бы тебе к ней каждый вечер возвращаться. Ведь идеальная – так система сказала.
– Да ну тебя! – Махнул лапищей Эльконто и поднялся с кресла. – Вот умеешь же ты на корню убить всякий энтузиазм! Тьфу. Пойду я лучше в штаб, а то у тебя телевизор всякую ерунду показывает.
– Ну да, твой пульт показывает картины куда интереснее.
– А то!
И двухметровый мужчина, по спине которого елозила тонкая белая косичка, покинул гостиную. Мак усмехнулся, скользнул взглядом по пустой миске и куче валяющихся на столе обломков крекеров и пошел провожать гостя.
*****
– Ты – боец. Ты – боец. Ты – боец. – Шепотом повторяла себе слова Лайза, которым учил ее когда-то Мак. «Даже если сложно, помни, что боец всегда справится, потому что обладает сильной волей и несгибаемым духом – духом Воина. И ты справишься. Потому что ты – боец».
Беда заключалась в том, что, глядя на стелющаяся впереди ночное шоссе – то самое шоссе – Нордейл – Делвик, на котором когда-то (в прошлой жизни) случилась погоня, – она совсем не чувствовала себя бойцом. Размазней, плаксой, слабачкой, ничтожеством. Кем угодно, только не бойцом.
Мельтешащие по сторонам тени кустов, слившиеся в сплошную линию прямоугольники разметки, черное полотно и пятно света от фар – ее одинокий ночник в темном царстве мрака. Почти такие же, как и той памятной ночью, облака на горизонте – фиолетовые, багровые, далекие. Тот же бетон, те же указатели, та же дорога – на этот раз ведущая в никуда.
– Я не боец, Мак, – прошептала Лайза, размазывая по щеке слезы. Сто двадцать километров. Сто двадцать пять. – Я не могу. Не могу…
Может, ей стоит отпустить? Отпустить все – прошлое, любимого мужчину – принять свершившееся и смириться с ним? Может, некоторые события даны именно для того, чтобы погрузить в себя, а после исчезнуть? Не правильно ли будет поместить фото из памяти под стекло и положить на дно бездонного сундука. Чтобы лишь иногда, по праздникам, извлекать его свет, касаться дрожащими пальцами пыльного лица, грустно и, может быть, уже почти без боли, улыбаться любимым чертам, закапывать их слезами. Смотреть на выцветший портрет и думать о том, что когда-то где-то все пошло неправильно. Почему? Нет ответа. Но к тому моменту у нее, наверное, будет другая жизнь – другая работа, другой город, другой мужчина – хороший и добрый. С ним они будут ездить на пикники, сидеть вечерами перед камином, делиться новостями о прошедшем дне, ему – другому – она будет рассказывать свои мечты. Далекие и новые.
И не будет Элли. Потому что с Элли она не сможет общаться. Не захочет, больно. Не будет команды – Дэйна, Аарона, Баала, Халка, – не будет вечеринок, сотрется в памяти жизнь в компании спецотряда, забудутся Меган и Шерин, забудется Бернарда, ни к чему станет Дрейк…
И тогда не нужно будет думать про погоню, которая так и не состоялась во второй раз, не придется искать способ выжить, не нужно будет больше плакать в темном салоне, рассекая бесконечную ночь Миражом.
Все забудется. Когда-то.
Однажды она будет всем говорить, что в ее жизни все хорошо, конечно, хорошо.
А как же иначе?
В какой-то момент перед глазами вместо разметки всплыло лицо Мака – пыльная портрет-фотография, которую предстояло поместить в сундук – и тот шар боли, что все это время рос в груди, лопнул.
Лайза ударила по тормозам – зад машины тут же пошел юзом, покрышки, оставляя черные следы, завизжали по асфальту – стоило Миражу остановиться, вывалилась наружу и скорчилась на дороге. Впилась в нее ладонями и коленями, скукожилась, склонилась лбом над потрескавшимся бетоном, проскребла по нему ногтями, и, сквозь рыдания, почти не пропускающие слова, прохрипела:
– Не хочу так, не хочу… Пожалуйста… Верните все обратно. Заберите меня назад, слышите? Или заберите меня совсем…
На застывшую рядом с автомобилем девчонку с грустью на бледном лице взирала луна.
Глава 4.
– Помогите мне. Пожалуйста.
Охрипший голос в одной единственной фразе выдал всю глубину душевного разлома.
Дрейк стоял у окна, повернувшись спиной – Лайза смотрела на его аккуратно подстриженный затылок, чуть ссутулившиеся плечи, на очерченную белым в ярком дневном свете скулу и подбородок, кончик носа.
Она думала – он уделит ей минут пять, может, десять, но она сидела в этом кабинете уже час и все это время говорила-говорила-говорила – рассказывала свою историю во всех подробностях не во второй раз – в третий.
Во второй ее с нежеланием и почти против воли пришлось поведать Рену. Потому что спустя два дня после той ночи, когда она носилась по шоссе, рыдая в кабине Миража, позвонила Элли, сказала, что Декстер не может устроить встречу с Начальником, не объяснив тому причины:
– Ты должна приехать, – попросила она по телефону, – я не могу рассказать ему сама, понимаешь? Потому что тогда все будет звучать глупо. Что я ему скажу – это для Лайзы, которая вернулась из будущего? Он не поверит мне, но поверит тебе… Может быть.
Может быть.
Ей пришлось поехать.
В тот день она кое-как преодолела страх, что ее снова примут за сумасшедшую и, заикаясь и поначалу путаясь в словах, рассказала о том, что произошло. Да, был Портал, да, она знает всю команду, да, она жила с Маком и носила его кольцо, да, да и да… Детали-детали-детали, множество деталей: Шерин, Меган, Дэлл, Баал, Бернарда – все те, про кого она не должна была знать, но знала.
Рен, как и Дрейк теперь, стоял, повернувшись лицом к окну, и молчал. Он не произнес ни слова даже тогда, когда она, озвучив свою просьбу устроить ей свидание с Начальником, направилась прочь из его кабинета.
А потом позвонил Дрейк. Сам.
Это произошло еще три дня спустя; за ней прислали машину. И снова кабинет, снова ее душещипательная история, множество подробностей и тишина в ответ.
Лайза сидела тихо, как мышь. Не терла ладони о штаны, потому что те не потели – она больше не нервничала – эмоционально высохла изнутри, не чувствовала, как гулко колотится сердце, потому что то, вопреки ожиданиям, стучало тихо и редко, не пыталась кричать: «Ну, сделайте же что-нибудь! Сейчас! Ну, поторопитесь же, ведь я страдаю…»
Да, она страдала, но не громко и не снаружи – внутри. И сил на то, чтобы кричать не осталось – она тратила их на то, чтобы заставлять себя продолжать ходить на работу. Ненавистные лица, вечно пыльный, сколько ни протирай, компьютер, опостылевшие чужие проекты по дизайну. И только при виде знакомой фигуры Гарри – живого и цветущего Гарри – в ее душе скребся робкий план, а в голове пульсировала одна и та же мысль – погоня состоится девятого. Девятого числа. Ждать осталось шесть дней. Недолго.
– Вы ведь знали, что это так случилось, да? – Спустя минуту осмелилась прервать тишину Лайза. – Что произошла ошибка, что меня закинуло назад…
– Не знал.
При этих словах ее сердце гулко ударилось-таки о грудную клетку.
Значит, зря она все последние дни убеждала себя, что уже почти ничего не чувствует и не ждет. Значит, ждала. И где-то внутри продолжала надеяться, что Великий и Ужасный (как звала иногда Дрейка Бернарда) возьмет да и поможет вопреки всем надеждам и не-надеждам.
– Как же так? Вы ведь обо всем знаете… Всегда.
– Не всегда.
Самый главный человек на Уровнях повернулся к ней лицом; брови хмурые, губы поджаты, скулы и подбородок острые – такими они становились в те моменты, когда Начальник уходил в глубокие размышления о Вселенских материях. Руки сложены на груди, поза напряженная, взгляд тяжелый.
– Вы простите, что я так,… – зачем-то залепетала она, оправдываясь, – что я к вам неуважительно – может, вам так кажется сейчас. Просто… «там» мы были знакомы, и я знала вас лучше. А вы знали меня. Ведь много времени прошло… Вы иногда приходили на вечеринки, праздники… С Бернардой и…
Начальник хмурился все сильнее. Лайза заткнулась; фраза повисла в воздухе незавершенной.
– Значит, мы изменили Порталы на автоматические. – Произнес он тихо и, кажется, самому себе. – И оставили системные функции включенными. Зря, придется это учесть…
– Системные функции?
Ее вновь начала бить дрожь – пока еще мелкая и непостоянная, но уже ощутимая. Чертовы нервы, все беды от них.
– Да. Ты случайно воспользовалась системной функцией, оставленной для работников Комиссии на случай, если она понадобится.
– Но я ничего не делала…
– Специально, я знаю, – закончил за нее Начальник, – ты вышла на нее случайно, и в этом проблема. Значит, могут быть еще такие ошибки. Хотя, нет, уже не могут – та ветка застыла.
Что он имеет в виду? Какая ветка застыла – та самая, где остался Мак?
Теперь ей хотелось поторопить разговор – вытрясти из Дрейка все то, что она так жаждала услышать.
– Если системная функция существует, то вы могли бы «закинуть» меня назад? То есть вперед, в будущее?
– Все не так просто.
– Не просто, но возможно?
Он снова молчал. Слишком долго молчал; теперь ее ладони вспотели; с новой силой вспыхнула жажда услышать, что хороший исход возможен; ярче прежнего заполыхал внутри факел негаснущей надежды.
– Я должен кое-что тебе объяснить, – вздохнул Дрейк. – Это будет сложно понять и еще сложнее принять, но тебе придется это сделать.
Стоп-удар. Сердце затихло, грудная клетка прекратила ходить взад-вперед.
Лайзе показалась, что она готова выскочить из кабинета сейчас же – по-крайней мере ее душа уже летела прочь к двери, а вот тело осталось сидеть на месте.
«Я не хочу. Не хочу слышать. И принимать»
Дрейк опустился на стул по другую сторону стола и вытянуил из пачки чистый лист бумаги; сжал пальцами ручку.
– Готова?
Нет.
Но кто бы ее спрашивал?
Она слушала его сложные объяснения так, как слушает легенды о местных богах прибывший из далеких стран чужеземец – с недоверием, злостью, почти что с отторжением. Нет, все не так – планета не плоская, она многогранная. Нет, моря не превращаются у горизонта в водопады – они сливаются в единую реку и уходят на запад. Нет, в небе нет великого воеводы, который правит миром – там звезды, на каждой из которых сидит по волшебнику в колпаке, и каждый из которых пишет судьбу человечества – по одному дню за раз…
– Ты спрашиваешь, появилась ли там, в будущем, другая Лайза? Нет, не появилась. Но там нет, как такового, и Мака, потому что ни ты, и ни он до этого момента еще просто не дожили. Не вступили в него, понимаешь?
Ручка двигалась над листом – чертила линии, сферы, пересечения. Лайзе казалось, что три линии – это уже сложно, а их появлялось все больше – они соединялись между собой, пересекались, выстраивались в некие, как называл их Дрейк, «кольца времени».
– Пойми, ситуаций множество. Потенциальных. Как в прошлом, так и в будущем. Их миллионы, миллиарды для каждого человека – «что могло бы случиться, если бы», «что случилось», «что не случилось, потому что» – все они остаются в пространстве и времени в виде конструкций, схем, каркасов, готовых ожить в том случае, если двигаясь по цепочке событий, до них кто-то дойдет. Но пока этого не произошло – это не полноценно существующие ветки времени, о которых ты говоришь – это потенциально возможные событийные вероятности. Понимаешь?
Она не понимала.
– То есть той ветки, в которой остался Мак, больше не существует?
– Нет, не существует. Существует только ее вероятность случиться.
Ей стало трудно слушать и еще труднее говорить.
Значит там, в будущем, ее никто не потерял и не ищет. Значит, зря она переживала, что Мак в тот вечер вернулся в пустой дом, а после тратил часы на звонки – расспрашивал друзей – пытался выяснить, куда пропала любимая. Переживал, расстраивался, изнывал от тоски, пытался отыскать ее с помощью внутреннего видения… Никто никуда не звонил. Никто не переживал. Все застыло.
– Того будущего больше нет. – Повела она страшный итог хрипло и почувствовала, что еще секунда – и она растеряет последние крохи душевных сил, завалится прямо на пол и больше никогда-никогда не захочет вставать.
– Оно есть. – Вздохнул Дрейк, на короткий момент встретился с Лайзой взглядом и почему-то отвернулся. Он хотел, искренне пытался объяснить, но ему было сложно говорить с человеком – не с одним из таких же, как он сам. – Теоретически оно прописано среди миллиардов других потенциально возможных для тебя и Мака будущих. Но пока тебя там нет, оно – всего лишь каркас, пустующая конструкция, куда не пришел сам человек – его физическое тело и душа.
Он силился объяснить, а она силилась понять.
– То есть будущее все-таки есть?
Кажется, застывшая кровь вновь запульсировала по венам только теперь. Сколько еще «вверх-вниз» ей придется пережить, прежде чем наступит ясность?
– Есть. Но туда не попасть, если все не пойдет в точности таким же образом, как уже случалось до этого. Под «таким же» и я имею в виду все до мельчайших совпадений, которые ты не просто глазом не увидишь, даже подумать о них не сможешь.
– А если задать функции Порталу? Ведь если временная конструкция уже есть, значит, Портал мог бы туда перенести?
Надежда. Снова подала голос глупая она.
– Если попробовать задать такое количество известных и неизвестных Порталу, то существует огромная вероятность того, что он перенесет тебя не в конкретно ТВОЕ будущее, а в чуть иное, отличающееся от ожидаемого будущее. Например, ты зайдешь в дом и поймешь, что у тебя не тот интерьер…
– Плевать.
– Или не те друзья.
Уже сложнее.
– Или Мак не помнит часть из того, что помнишь ты, так как, перемещаясь в будущее скачком, ты можешь миновать некоторые из тех событий, которые ты помнишь сейчас, потому что во время самого скачка ты пройдешь не по той же самой дороге, а по иной, чуть в стороне. И это приведет не только к изменениям в твоей собственной жизни или жизни Мака, но потенциально к изменениям в жизнях еще сотен или даже тысяч людей. Теперь ты понимаешь, о чем я говорю?
Кажется, она начинала понимать.
Нет, не то, что прыжок в будущее невозможен или осуществить его очень сложно – мысль мелькнула словно молния – яркая вспышка света, – и Лайза неожиданно осознала, к чему именно клонит Начальник.
– Вы пытаетесь мне сказать,.. – начала она тихо, – что никогда не решитесь переправить меня обратно, да? Не потому что нельзя, а потому что вы этого не сделаете, так?
Дрейк смотрел на нее тяжело и застывшей в глазах болью. Она одна против стабильного будущего сотен или даже тысяч других людей. Травинка в поле. Оловянный солдатик. Тот, кого можно принести в жертву. Потому что, если она снова прыгнет, нет никакой гарантии, что кто-то другой, тот, кто действительно важен Дрейку или этому миру, пройдет, как и должен, по нужной дороге и осуществит свою судьбу. Заставит совершиться по-настоящему важные события, а не какие-то там... личные и никому не нужные, такие, как у Лайзы Дайкин. Пусть даже на кону стоит счастье Мака Аллертона.
Робот. Творец без души. Равнодушная машина, просчитывающая все наперед – как она могла надеться…
Хотелось горько улыбнуться.
– Знаешь, какой шанс на то, что ты попадешь именно в то же самое место и время из которого ушла? – Вместо прямого ответа спросил сидящий напротив нее человек.
Зачем задавать очевидный вопрос? Но она задала.
– Какой?
– Один к трем миллиардам. Можешь называть его нулевым.
Лайза больше не слышала цифр – слух отключился; вместо этого сидела и концентрировалась на образовавшейся внутри тишине – вакууме: ни мыслей, не эмоций, одна лишь, похожая на пыль от взрыва, горечь.
Снова «нет». Еще одно «нет» в череде десятков и сотен «нет», которые прозвучали в ее голове до этого. Как же она устала от плохих новостей – их итак уже накопился вагон и маленькая тележка.
– А печать? – Услышала она со стороны собственный голос – какая-то часть внутри нее еще не сдалась, продолжала думать, анализировать. – Почему, когда исчезло все, не исчезла она?
Начальник вздохнул. Утомился объяснениями? Уже потратил слишком много времени?
– Потому что печать Воина, – снизошел он до объяснения, – это сложное энергетическое формирование, которое Портал стереть не способен. Его можем удалить только мы и только здесь, а лаборатории.
– Но я могу показать ее Маку!
– Можешь. – Прозвучало в ответ неожиданно жестко. – И он ее не узнает.
– Узнает!
Она вдруг сорвалась на крик совсем как маленькая девочка, которой только что сказали, что нет, она не хочет «ту розовую сумку».
– Не узнает. – Холодная усмешка в ответ – Ты еще не разбилась на мотоцикле, и печать не была сформирована Маком, что означает – на его теле ничего нет. Он даже не помнит о возможности ее формировании – об этом помнит Стивен. И даже если бы Аллертон помнил, что подобную энергоструктуру можно создать, он никогда не смог бы предположить, как может выглядеть конечный рисунок – для каждой пары он индивидуален. Так что Печать, точнее ее недееспособный контур, есть у тебя, но не у него.
«Недееспособный контур».
Почему-то за эти слова ей вдруг захотелось плюнуть Дрейку в лицо. Это для него ее тату – «недееспособный контрур», а для Лайзы – это прямое доказательство стабильности ее собственного ума.
Недееспособный контур.
«Сволочь ты, Начальник»
– И все равно я – его пара! – Сжав зубы, зачем-то процедила она мужчине с холодными серо-голубыми глазами. – Я – его вторая половина. И пусть об этом не знает он, но об этом знаю я.
– Тогда у тебя есть все шансы доказать это ему, так? – Неожиданно мягко улыбнулся Дрейк.
Он, кажется, жалел ее, даже сочувствовал – по такому лицу не прочитать наверняка, но эта улыбку вдруг сделала невозможное – вернула к жизни жгучие слезы; веки защипало.
Лайза резко отвернулась, уперлась взглядом в идеально белую стену.
Она любила его по-своему – Дрейка – «этого» или «того», не важно. Да, немножко боялась его, но все же (как любят «не чужого» человека) любила – всегда знала, что он защитник, что не бросит, и теперь вдруг, отозвавшись на одну-единственную улыбку, тянулась к нему, как увядающий цветочек к солнцу.
«Помоги. Защити. Хотя бы не бросай на произвол судьбы»
– Я не знаю, что мне делать.
– Попробуй повторить историю.
И это советовал он? После того, как сказал, что всего учесть невозможно?
– Но… детали…
Дрейк Дамиен-Ферно вдруг опустился перед ней на колени – за руки брать не стал – нельзя, она знала – заглянул в глаза и мягко произнес:
– Тогда у вас будет новая история. Тысячи ее вариантов. Новое – не всегда хуже старого, но люди никогда об этом не помнят.
Теперь она плакала, и они оба делали вид, что не замечают этого.
– Я пока не могу принять новое, – задыхалась Лайза.
– Стоит сделать шаг, и станет легче – появятся новые чувства, эмоции, впечатления. Ты все увидишь сама.
– Да?
– Да. А я… – Он замялся – никогда не любил признавать ошибок вслух, но, когда ситуация вынуждала, умел это делать, – могу помочь чем-то другим – ты только попроси.
Великое одолжение – попросить о чем угодно у самого Дрейка.
– Кроме прыжка в будущее?
– Кроме него. Психологическая или материальная помощь, что угодно.
Лайза почему-то заиндевела при этих словах. Психологическая помощь – ходить и каждый вечер плакаться на судьбу Начальнику? Или одному из его работников? Ну уж нет, спасибо.
– Деньги я заработаю. И с остальным справлюсь сама. Спасибо.
«Мое предложение будет в силе тогда, когда оно тебе понадобится»
То было последним, что прозвучало, прежде чем она покинула кабинет.
(Jess Cook – Rapture)
Ей, наверное, стоило бы обижаться.
Но сколько же можно обижаться? На все подряд – людей, судьбу, случай?
Август едва вступил в свои права, но уже вовсю наслаждался управлением погодой: светил с неба ласковым солнцем, обдувал прохожих не прогревшимся и оттого свежим ветерком, обнимал город и людей, золотил мостовые.
Лайза шагала по тротуару привычно пустая внутри; подошвы кроссовок мягко впечатывались в дорожную пыль – она целую вечность не носила каблуков.
«Попробуй повторить историю. А, если нет, постарайся принять новое».
Она сможет?
Сможет. Потому что кроме этого настоящего больше нет никакого другого.
Кто-то однажды сказал, что все беды идут оттого, что люди постоянно пытаются сравнивать то, что в их жизни есть сейчас, с тем, что к этому моменту уже могло бы быть.
Так и есть. К этому моменту у нее могла быть другая жизнь. И Мак.
Нет, другой жизни не могло быть. Если есть то, что есть сейчас, значит, не могло – с этим придется смириться.
И теперь абсолютно все, что однажды появится в жизни новой Лайзы, зависит только от нее самой.
А сейчас… Забывшая все Элли. Незнакомый мужчина по прозвищу «Чейзер». Узнавший ее заново Дрейк.
Не густо. Почти ничего.
Она почему-то не сказала ему про поддельные печати, про свое участие в том деле, когда ее чуть не подстрелили, не упомянула о том, что знала, где находится логово бандитов. Нет, не скрыла – забыла.
Отсюда до дома пешком шесть кварталов; пружинили подошвы старых кроссовок, шелестели кроны тополей, пыталось оттаять душу солнце.
Пусто и одиноко.
Ничего, еще будет шанс.
На все.
Получасом позже, сама не понимая, как так получилось, Лайза обнаружила себя не дома, а в гостиной у Элли – сидящей на диване, захлебывающейся рыданиями и неспособной вымолвить ни слова. Ее гладили по спине руки, качались, переплетаясь с ее собственными темными, белокурые локоны подруги, а у самого уха звучал шепот:
– Ну, что ты? Успокойся… Успокойся, слышишь? Или я тоже буду плакать. Он не отправил тебя назад? Не смог?
Лайза качнула головой и всхлипнула – громко, горестно, изливая в пространство волны боли.
Занавешенная волосами, она не увидела ни того, как приоткрылась дверь, ни того, как в комнату мягко и неслышно вошел Рен.
Он опустился на колени перед диваном – ей хотелось улыбаться (за последний час уже два человека опускались перед ней на колени, и какие люди!) – взял ее дрожащую холодную ладонь в свою, заставил посмотреть на себя.
«У тебя нет Мака, я знаю. Но у тебя есть мы» – говорили его глаза; Лайза сжала теплые пальцы своими и благодарно всхлипнула еще раз.
*****
– Я тебе звонила из его дома, представляешь?
Теперь слова давались легко, слезы постепенно высохли. Наверное, немного подсохла и душа – превратилась из зловонного болота в прозрачную и неглубокую лужу.
– Звонила? Мне? – Элли радостно улыбнулась и прижала руки к губам. Что-то случилось, и теперь она верила – Лайза видела это по глазам. Приятное чувство, пусть и запоздалое. – Прямо от Мака? А он?!
– Да, из его кинотеатра. Нашла голосовое управление, выяснила адрес его особняка и приказала системе набрать твой номер.
– А я?
Ей не терпелось узнать продолжение, а Лайзе стало легко рассказывать – все, это история из прошлого. Почти что сказка.
– Ты ответила, все повторяла: «Алло! Алло! Я вас не слышу…» Но я не успела ничего сказать, потому что в этот момент Мак застал меня, пытающуюся сообщить, что меня похитили. Он тут же зажал мне рот ладонью и пригрозил – не помню, чем пригрозил, но пикнуть я не смела. А после выдернул из сети шнур, и связь прервалась. А так бы ты передала Рену, что меня украли…
– И назвала бы ему адрес Мака! Вот была бы хохма!
Элли улыбалась широко, открыто и радостно. Лайза вернулась к ней – не важно, какая – старая или новая, – но вернулась, и между ними вновь чувствовалась та связь, как и когда-то. Подруги – они ими были, они ими всегда будут.
В кружках стыл чай, красовались на крохотных, испеченных Антонио булочках кремовые завитушки.
– Да, если бы ты дала Рену адрес Мака, он бы сильно удивился. А я-то, представляешь? Я его тогда не знала… Не знала, что он из спецотряда, что они все – друзья.
– Страшно, наверное, было?
– Временами страшно. Но.. Еще было интересно – я чувствовала, как между нами что-то происходит, как зарождаются чувства.
– Красиво, – прошептала Элли и с грустной улыбкой посмотрела на плавающие в кружке чайные листики.
– Да, красиво. А еще я знаю, какая девушка будет у Дэйна.
– Да?! Расскажи!
– Нет, не могу, – Лайза покачала головой, – вдруг я расскажу, и тогда он ее не встретит?
– Ну, хоть как зовут?
– Нет.
– Ну, внешность опиши.
– Не-а.
– Ну, хоть что-нибудь – я же помру от любопытства! Она ведь ему подойдет, да?
– Очень.
– Просто не верится, – прошептала Элли, – наш Дэйн встретит девушку. А скоро?
