Текст книги "Дом пополам (СИ)"

Автор книги: Вероника Колесникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Олег гладил ее по голове, с удовольствием пропуская шелк волос сквозь пальцы, и старался держать дыхание ровным, направляя свою женщину за собой своей уверенностью.

Он давно сделал выбор. Тогда, среди бескрайней сини воды и палящего солнца, даже не поверил, что можно вот так – ровно и без прикрас увидеть чужую душу. Без этих женских примесей, что легко могут забить эфир – настроения, платьев, улыбок. Маргарита была тогда перед ним абсолютно обнажена. И этой своей волей к жизни, способностью сосредоточиться на том, что действительно важно, любовью к живому, милосердием она вошла в его душу, чтобы остаться там навсегда.

Если до этого Олег восхищался ею, умилялся иногда некоторой наивности и страхам, удивлялся движением ума и женской мудрости, то теперь он не разделял ее с собой.

Он чувствовал ее как себя. Каждый полувздох, пойманный утром, мог сказать ему о настроении любимой больше, чем она сама бы сказала ему, если бы было желание. Каждый взгляд в пол в ответ на его жаркое молчаливое признание жгло его и опаляло, и он оттягивал момент ее признания, понимая, что теперь-то он точно не сможет без нее. И это нисколько не колебало его маскулинности, мужественности. Наоборот, такое единение с Женщиной делало его полноценным мужчиной, повышало градус жизни, и что самое главное, раскрашивало его будни. Теперь все становилось фактурным, живым и наполнялось смыслом. Будто до этого он был черно-белым наброском человека в альбоме начинающего художника. Теперь же он был тут, из плоти и крови, стоявший обеими ногами на земле, обнимающий СВОЕГО человека.

Это он и пытался донести до Маргариты, сквозь поглаживания по мягким волосам, невесомые поцелуи в висок, еле слышный шепот признаний в любви.

Не выдержав такого напора чувств, Маргарита разрыдалась. Она уткнулась ему в плечо, царапая замерзающий нос о ткань зимнего мужского пальто и еле слышно плакала.

Олег понимающе зашептал ей что-то, прижал к себе, не позволяя отстраниться, начать разговор.

Вдруг вокруг разом стало тихо – жители коттеджного поселка перестали пускать салюты и вернулись к своим столам, в лоно любящих семей.

И Олег отпустил Маргариту. В темноте и тишине она должна была сказать все, что копила последние дни, чтобы освободить душу и сердце. Олег чувствовал, что его чувство может возродить ее любовь только после того, как она избавится от всех других эмоций, ставших шелухой в то время, когда они вот так смотрят друг на друга – глаза в глаза.

– Олег.. я должна тебе это сказать. Я ухожу от тебя. Мы не сможем видеться какое-то время, мне нужно прийти в себя. Стать собой. Ты… ты – это слишком много для меня. Твоя жизнь совсем другая.. все это: бывшие жены, покушения, убийства, расследования.. все это не для меня. Я – обычная женщина. Ты – непростой мужчина. И раньше мне казалось… ты убедил меня, что мы можем быть вместе. Хотя раньше я тоже боялась всего того, что тебя окружало – эта охрана, эти люди. Я не из твоего мира, Олег, и не смогу в нем прижиться. Мы уже не дети, я понимаю, что любви недостаточно для того, чтобы любить. Не достаточно.

Несмотря на то, что Олег был готов к такому разговору, ярость полыхнула в его глазах и тут же была потушена неимоверным усилием воли.

– А чего тогда достаточно? Чего ты достойна? Этого своего бывшего? Любовь, по-твоему, это жалость?

– Олег, перестань, Павел тут не при чем. Что было, то прошло.

– Конечно прошло! Ты осталась в прошлом. Ты-потерянная, одинокая среди людей, запутавшаяся, такая ты осталась в прошлом. И я полюбил не эту женщину! Я люблю ту, что вижу сейчас – сильную, умную, уравновешенную и любящую меня. Меня! С моими недостатками, неуравновешенностью и сухостью.

– Олег, перестань..

– Нет, Марго, нет. Ради чего ты шла со мной весь этот путь? Чтобы сейчас, вот так легко и просто, оставить меня?

– Это неверно, ты неправильно меня понял..

– Я прекрасно тебя понял, моя дорогая. И позволь мне сейчас решать за двоих. Там, на яхте, ты решила, что я буду жить, и я жив. Поверь мне, у меня не меньше сил, чтобы доказать и донести до тебя свои чувства. Именно те, что живут в тебе. Ты устала. И сейчас тебе кажется, что ты сможешь без меня. Но я тебя уверяю-мы слишком связаны. Ты слишком моя, чтобы уйти. И не говори мне про разные миры! То, что ты не подходишь мне – обычная глупость, и это так не похоже на тебя так говорить!

– Олег, прекрати.

– Даже не подумаю, дорогая моя. Сейчас мы вернемся в дом. Выпьем вина. Ты успокоишься.

– В дом я вернусь за своими вещами.

– Ну не поедешь же ты в новогоднюю ночь.. и куда? Куда?

Они помолчали. Маргарита не ожидала от Олега такой проникновенной речи. Она знала, как он мог подавлять волю других, да что там-она сама лично видела, как наемный убийца изменил свою задачу, свой заказ после разговора с Дроздовым.

В доме за пустым и ставшим сразу скучным столом они молчали. Маргарита чувствовала, что начинает болеть голова, а она будто бы хотела оправдаться перед Олегом.

Тот же ждал, пока моральные метания женщины дойдут до точки невозврата. Опустошенная, она легче поймет его слова и примет его решение, – это он знал точно, чувствовал каким-то потусторонним чувством, интуицией, что ни разу за всю жизнь не подвела его.

– Говори.

Коротенькое слово прозвучало как приказ.

О таком не говорят, но Маргарита была уже на грани. На грани приличия интимных разговоров. И потому легко сказала то, что пыталась донести до него на улице.

– Олег, эта сказка про Золушку – ерунда. Я поддалась на твои уговоры и согласилась не просто стать твоей женщиной, а даже женой. Но знаешь, какой стала жизнь Золушки после свадьбы? Она дружила с поварихами, сама пыталась убираться во дворце и не замечала измен принца с более утонченными принцессами. Мне не двадцать лет, я себя уже не переделаю. И теперь вижу, для чего нас свела судьба – чтобы стали счастливыми наши дети. Мне не нужны больше такие потрясения. А вдруг какой-то из твоих бывших партнеров, коллег, решит снова заказать твою жизнь? Пойми, я такого не переживу второй раз. Позволь мне уйти, остаться собой.

– И что, ты будешь счастлива в одиночестве?

– Я буду не одна…

– Да брось! У Алисы сейчас начнется другая жизнь. Она сейчас начинает все снова, с нуля, будет перекраивать свою жизнь заново, и мать ей будет не так нужна, как любящий мужчина. И тебе. Ты не создана для того, что бы быть в одиночестве. Ты можешь существовать только под защитой. И так получилось, что только я могу дать тебе то, что нужно.

Олег отставил свой спокойный равнодушный вид и навис над стулом, где сидела Марго, будто поймав ее в мышеловку, буквально загнав в угол.

– Не думай больше ни о чем. Останься со мной.

– Олег! Я приняла решение.. мне будет лучше остаться наедине с собой. Тебя слишком много, и я боюсь, что ты меня раздавишь собой.

– Это просто невозможно. Милая, ты -это я. Мы связаны так, что уже не распутать. Если ты уйдешь, то сразу вернешься. И я не смогу долго протянуть без тебя. Я чувствую тебя, когда ты входишь в комнату, я могу сказать, о чем ты думала до этого, какое у тебя настроение. Если ты лишишь меня этого, меня просто не станет.

Оглушенная его словами, Маргарита молчала. Она отпила вина, а Олег сел на стул напротив.

– Я могу дать тебе на раздумья только несколько часов. Ты можешь собрать вещи или остаться. Но если ты остаешься, ты остаешься навсегда.

Он подошел и легко коснулся ее холодных губ своими горячими.

Маргарита вздохнула и проводила его взглядом до двери, откинулась на спинку стула и закрыла глаза.

Дорого она бы отдала, чтобы не встречаться с этим мужчиной. Будто кто-то толкнул ее в тот день пойти не привычной дорогой до дома с работы и оказаться на его пути. И не только оказаться, пройти мимо, но и заинтересовать собой, своим нестандартным взглядом, умениями и жизненным опытом.

Теперь ей думалось, что предложение руки и сердца от него ей приснилось или было в другой жизни – настолько чувства его и ее отличались от нынешних.

И даже слова были совсем другими, теперь же, сегодня все, что он говорил и все, что оставил за кадром, было сказано так, будто говорил не разум, а кричала душа.

Все ее отговорки, все ее желания спокойной размеренной жизни идут вразрез с его жизнью. Потому что он слишком глубок, напорист, хитер.

Даже сейчас ей казалось, что где-то он манипулирует ей, но это ощущение не отдавалось неудовольствием в душе.

Выбирая между спокойствием, жизнью простого обывателя, среднестатистической женщины и горящими через край эмоциями, Маргарита поняла, чего на самом деле она хочет.

Она поднялась со стула, оправила по фигуре платье и затушила свечи. Оглядев комнату, играющую отблесками новогодних гирлянд, тихо вышла и прикрыла за собой дверь.

Она тоже сильная и тоже способна принимать решения, касающиеся ее судьбы. И она готова ко всему, что может случиться.

Стук в дверь. Он в полутьме. Собран и зол. И только ее слова могут сейчас отпустить всех демонов, что клубятся, рвутся на волю из его мрачных глаз. Или резко затушить его пламя.

И она решается:

– В этот раз медовый месяц мы проведем не на море!

А в жилом комплексе «Парус», ставшем свидетелем многих разговоров и взглядов, прощупывающих границы дозволенного, в по-дизайнерски обдуманной квартире Антона все становится очень серьезным и им обоим совсем не до смеха. Он принимает ее шубку, она снимает сапожки, и он не может отвести от нее глаз.

Она спокойна, хотя внутри, наверное, все дрожит. Она готова. То, что случилось с ней когда-то, сейчас совершенно не имеет значения. Она не виновата в том, что первый сексуальный контакт произошел насильственным способом, в то время от нее ничего не зависело, а сейчас все соврешенно по-другому. Она знает, что Антон – тот человек, что не оставит, не предаст. Он доказал это всеми способами, как умел, как считал нужным, но даже устраивая ей проверки на взрослость, истерику в болезни, он все равно был с ней, выражая заботу.

И теперь все будет совершенно по-другому. Иначе. Они оба прошли долгий путь друг к другу, и пусть то, что случилось с ней в прошлой жизни и будет похоронено в той, прошлой жизни, что привела ее к нему. Она об этом никогда не вспомнит, Антон приучил ее к себе, приручил постоянным физическим и моральным контактом.

– Может, чаю?

– Не хочу.

– Кофе?

– Хм.

– Какао?

– Пф.

И ему кажется, что это он гость в своей же квартире, когда она, совершенно без улыбки, серьезная, словно на экзамене, подходит ближе к нему и прижимается щекой к груди. Навреное, удовлетворена тем, как оно бухает в грудной клетке, как готовится выпрыгнуть наружу, или застрять в глотке. Она слишком серьезна, а он боится все испортить. И без того от него было все это время слишком много напора, слишком много агрессии, слишком много… его.

И он сейчас – только ведомый. Скажет – уйди, уйдет. Скажет – умри, умрет. Прямо сейчас и в ту же секунду.

Но она берет его большую ладонь в свою, маленькую и узкую, и ведет в его спальню. В которой он не был.. сколько? Наверное, всю жизнь.

Он неловко следует за ней, но она не спешит. В комнате только тишина и двухчасовая новогодняя ночь, разбавляемая периодически запускаемым фейерверком на улице. И он, напоминающий себе, что нужно дышать, и она, спокойная и будто уже расслабленная.

Поворачивается к нему спиной, безмолвно прося расстегнуть красивое вечернее платье, все складки и изгибы которого он выучил за время праздника, он подчиняется, мягко целует шею и расстегивает замочек, и видит, как по белоснежно искрящейся, словно бумага в ночи, коже, побежали мурашки. Он целует ей плечи, поворачивает к себе и смотрит в блестящие глаза.

«Ты уверена?».

«Ты уверен?».

В безмолвном разговоре ставит точку медленный, нежный поцелуй, и платье опускается с плечи на пол. Она вышагивает из него и помогает расстегнуть его рубашку и также, зеркально, целует его шею, ключицы, яремную впадину.

Он осторожно, словно вазу из богемского стекла, укладывает ее на постель и ложится рядом, сбоку, руками осторожно перебирает волосы, опускается ниже, оглаживает щеки, шею, плечи, бедро. Она следует рукой за ним, и зеркально повторяет его движения. Но если под его рукой – шелковая, тонкая кожа, хрупкие вены, по которым нервными толчками бежит возбужденная кровь, то под ее – сильные мускулы, выпирающие дорожки вен, чуть шершавая щека.

«Я с тобой».

«Я с тобой».

Он снова накрывает ее губы своими и только вкусив их сладость, продвигается ниже, не встречая сопротивления из одежды или смущающихся рук.

Короткая пауза. И там, внутри, его пальцы. Медленно изучают ее глубину, ее влажность, ее готовность. Ей жарко и в то же время бьет озноб, а он целует ее тело, так, словно вот только сейчас, вот только в этот момент понял, кто перед ним.

И вдруг, на месте пальцев – его язык. Горячий, упругий, словно выжигает на ней свое клеймо, клеймо его принадлежности. Она даже не понимает, что происходит. Неожиданно оказывается в космосе и не выдерживает. Кричит.

И он вздыхает от этого крика, и чувствует, что не вкусил ее до конца, не насладился так, как даже не мечтал. И он ловит ее доверчивость, ее открытость, ее эмоциаональность сейчас, в этой комнате на двоих, этом мире наслаждения ею.

Он чувствует, что она сейчас очень далеко, выгибаясь от чувства, ее поглотившего, пропала, потерялась в этом одном ей известном космосе, и возвращает ее невозможно интимными поцелуями, сладкими и откровенными.

И она возвращается к нему, в кольцо его успокаивающих рук, словно маленькое суденышко на родную пристань после сильнейшего шторма.

Он оглаживает ее обнаженную спину, целует макушку, волосы, гладит, успокаивающе, выравнивая свое и ее дыхание, показывая, что в космосе хорошо, но с ним – лучше, намного лучше! И она доверчиво льнет к нему.

Он мягко целует ее губы, и думает, что она прямо сейчас, за одну милисекунду, уснет, растворится в ночи и пропадет, и он улыбается, чувствуя, что хочет, чтобы она спала вот так, с ним, в одной постели, несмотря на напряжение, так и не прошедшее в нем, в разбуженном ее криком естестве. Он – не главное. Главное – она.

Что происходит с его душой? Всю душу выворачивает наизнанку нежность, желания оберегать и заботится показывают голову, и он улыбается этим чувствам, и от этого коктейля эмоций он сам не свой, и хочется сжать ее сильнее, чтобы вдавить в себя, и оставить там, внутри, чтобы не пропала, чтобы наверняка. И хочется оставить ее, обнаженную, ранимую, на постели, и закурить в форточку (совершенно несвойственное жаление для некурящего человека). И хочется остаться, вот так невесомо касаясь белоснежных плечи, груди, бедер.

Ее пальцы пробегают по его гладкой теплой коже, задевают соски. Твердые. Он вздрагивает. И стонет, когда ее губы, горячие, чуть влажные, касаются его сосков. Он сводит ее с ума. Она сводит его с ума.

«Отдыхай».

«Я хочу тебя».

Молчаливый диалог продолжается, и каждый понимает четко и ясно, почему. Потому что эта ночь, волшебная, хрустальная, только для них двоих, только для тех, кто принял другого со всеми недостатками, только для тех, кто прошел сложный путь, и не свернул с дороги в направлении другого.

И вот теперь все по-настоящему, кожа к коже, грудь к груди. И дыхание одно на двоих, и синхронный перестук сердец. Губы горят и пальцы по всему телу. И поцелуи – жадные, огненные, и уже бесстыжие.

«А ты когда –нибудь?..»

«Быстрее, не своди меня с ума!».

И он медленно входит в нее, и вот уже почти в ней, и замирает. Она открывает глаза и кивает, и он понимает все, и знает, что им уже не остановиться, и потому продвигается так медленно, насколько это возможно.

Закусив губу, не торопится, хотя она полностью готова, и расслаблена первым оргазмом, и наконец он полностью в ней.

Она вздыхает, и он уже готов сбежать, боясь, что причинил ей боль, но она вдруг целует его плечо и сильнее обхъватывает руками, и шевелится как-то, и как-то меняет положение ног, и его самообладание рушится, осколками разлетаясь кругом постели.

Начав медленно, будто раскачиваясь, он видит, что она снова на пороге, и снова в ее глазах близится полет в этот ее личный, интимный космос, и он ртеряет себя от того, как она прогибается под ним, как дышит, как двигаются ее ресницы, когда она жмурится сильнее.

Он вдруг останавливается.

– Тебе больно?

Она выныривает откуда-то из запределья и непонимающе смотрит на него.

– Боже, продолжай, продолжай.

Ее стон, полувсхлип, словно отпускает его напряжение и он снова срывается, но так, что уже не знает, как остановиться, не знает, где верх и гле низ, где черное и где белое, где земля и где небо.

Все кругом теряет значение, и он летит за ней, когда она особенно громко стонет, и особенно громко кричит, и она, поспевая за ней, видит, наконец видит этот ее космос, и в нем они, оба, потерявшие свои телесные оболочки, парять, улыбаясь.

И он оглядывается, и понимает, что первый раз – так. Так, чтобы вдвоем, чтобы туда, за грань, за пределы. И что это – нормально. И это – самое невозможное приключение, что случилось с ним за всю его долгую, насыщенную событиями жизнь. И кто ему открыл дверь в этот космос?

Он возвращается в себя, к ней, уже засыпающей от пережитого острого удовольствия.

Все замирает.

Он согрет ее теплом, она опалена его жаром.

Но он знает, что теперь она – только она! – билет в его будущее, и накрывает покрывалом, кое-как вытащенным одной рукой, так, чтобы не побеспокоить, из-под подушки.

И теперь сердца стучат асинхронно. И она засыпает, улыбаясь, прижавшись к нему, словно так и надо, так и должно быть, и он, вздохнув, убирает волосы с ее лба.

– Алиса, я люблю тебя.

Но она не слышит. Пережив потрясение своей и его чувственностью, она ныряет в темноту сна. А он смотрит на нее и не может поверить, что может ласкать ее своим дыханием, так просто, без всяких ограничений. Потому что теперь есть кому о ней позаботиться.

Конец.