Текст книги "Пятый дневник Тайлера Блэйка"

Автор книги: Вероника Сазонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Запись восемьдесят восьмая

«Запись восемьдесят восьмая. Дневник пятый.

Моя роль в этой опере полнейшего безумия становится все более и более интересной. Эта иллюзия счастья нравится мне куда больше, чем эти хмурые лица на улицах G. Я не Немой, но каждый раз меня все чаще и чаще посещает мысль, что когда-нибудь я стану им. Что если мы с ним действительно один и тот же человек? Что если, сняв с себя маску, я увижу, что в зеркале мое отражение не изменится?

Это страшно. Это очень страшно, но в то же время этот ужас меня отчего-то восхищает не меньше, чем та музыка, которую я услышал в лесу. Похоже, сейчас это одна из моих лучших арий. Я просто не могу упустить тот момент, когда услышу овации. Я бы хотел, чтобы Карли тоже похлопала мне, но я не хочу, чтобы она знала о том, кого я играю.

Поэтому я просто надеюсь, что ты уже аплодируешь мне, Всевидящий. Аплодируешь, стоя.»

Лили Далтон и ее сестра Эмили Браун были найдены в их загородном доме, повешенными на проводах от лампочек под потолком. Их безмолвные и застывшие тела висели над полом без единой царапины. По их мирным и бледным лицам не было видно даже того, что они сопротивлялись, когда кто-то убил их и аккуратно перевязал их шеи проводами. Энтони Челберс, старый полицейский в отставке, был приколот кухонными ножами из своего набора к стене в собственной квартире, а Аманду Кортфуз находили по кусочкам по всей многоэтажке, где она жила: правую руку нашли на лестничной клетке, ноги – на крыше, а голову с дырой от пули во лбу – в подвале, нижняя часть туловища женщины была в подарочной коробке, которую под своей дверью нашел любовник Аманды. И это было лишь четверо из всех известных, кого, казалось, почти невозможно пересчитать, кто был убит незнакомцем во фраке и в очках. Немного, как его прозвали даже в городе, видели на местах преступления многие, но никому так и не удалось поймать его. Он был словно призрак, который появлялся лишь на мгновение, а потом исчезал.

Так что уже очень скоро Немой пользовался дурной славой не только среди тех, кто по ночам проводил время в Подвала Грина, но и среди простых горожан G. Он был еще жив, но он уже стал легендой. Не было ни единого взрослого человека или ребенка в городе, кто не знал бы этого «имени». Для людей стало самым страшным ночным кошмаром проснуться посреди ночи и увидеть в своем доме высокого человека в черном фраке, очках, цилиндре и галстуке-бабочке. Слухи об этом молчаливом призраке облетели весь город всего за пару месяцев с первого его убийства. С убийства Томаса Нэша. Было очень сложно найти хотя бы один такой квартал, где не было развешано множества листовок с черно-белым портретом того, чьего имени полиция даже не могла выяснить. Страшная городская легенда уносила за собой жизни, не испытывая жалости ни к кому: ни к старикам, ни к маленьким детям. Настолько страшным и будоражащим сознание стал миф о Немом, что некоторые предполагали, что это сама Смерть или же Дьявол приходит за душами грешников.

На самом деле даже сам Немой не знал, кого и за что он убивает. Мистер Маклоу давал ему задание, Немой – выполнял. Он не задавал вопросов и всегда молча принимал бумаги, которые ему передавали от Маклоу, или же лично выслушивал своего босса, который по сути был посредником между убийцей и тем, кто нанимал его. И у немого была достаточно большая клиентура, чтобы ему стать самым известным в городе убийцей. И ведь никто даже подумать не мог на простого музыканта-заику.

В Подвалах Кристофера Грина Немого уважали и боялись почти все без исключения. Однако помимо почитателей мужчина в очках смог нажить себе и врагов. По большей части то были дружки Крэйга, а в особенности его шайка, с которой он постоянно находился рядом. Крэйг был грабителем и известен тем, что устраивал самые различные разбои, а его друзья под его надзором до смерти забивали тех, кто ему было нужно. Именно из-за этого Крэйг пользовался наибольшим авторитетом в преступном городе. Его боялись. До появления Немого, конечно же. Все те, кто пребывали в катакомбах и имели честь «пообщаться» с Немым лично, были о нем довольно хорошего мнения. Немой без труда мог постоять за себя, за пару секунд убить любого, даже самого сильного бугая. Он был профессионалом своего дела и именно этот профессионализм и этот холодный настрой вызывали у многих дрожь, когда он проходил мимо. Однако еще ни разу никто не видел такого, чтобы Немой в «мирное время», когда он был не на задании, не протянул руку тому, кто упал, или не помог бы с тяжелой ношей. Он делал все молча и никогда не ждал благодарностей, но порой некоторые все же пытались завязать с ним разговор. Конечно, как правило, это было больше похоже на монолог, ведь говорить что-то немому человеку – это то же самое, что разговаривать со столбом, если ты не знаешь языка жестов. Однако Немой не пользовался даже им, поэтому те, кто думали, что смогут привлечь его внимание этим, были очень разочарованы. Для ночных жителей Подвалов было самой не менее интересной загадкой, чьи глаза скрываются за темными линзами, не меньше, чем для полицейских.

Крэйг же хоть и обходил Немого стороной, но всегда наступал ему на пятки. Он и его дружки всегда старались насолить своему молчаливому врагу или же тем, кто чаще всего имел дело с ним. Бывало не раз, что Крэйг пытался сорвать задания Немого, но все было бесполезно. Со временем стало создаваться впечатление, что Немой является призраком даже среди преступников.

Та ночь начиналась, как и все другие. Немой не без помощи Уолтера Шеррмана спустился в катакомбы и пошел в сторону кабинета Маклоу, чтобы взять у него бумаги для нового задания. Местные уже тем временем во всю суетились. Все были заняты своими делами: кто-то придумывал со своими напарниками или шайками новые планы для очередного грабежа или убийства, а кто-то обсуждал со своими друзьями и знакомыми уже исполненные в течение этих суток преступления. Немой заметил боковым зрением Крэйга, что шел в сопровождении своих друзей по всей видимости к одному из выходов, и недовольно покосился на мужчину в цилиндре. Однако Немого это никак не побеспокоило. Он все так же молча шел дальше, сложив руки за спиной и гордо вскинув вверх голову. Ему было не привыкать к этому, а потому он просто предпочел пойти дальше.

Мистер Маклоу, когда Немой пришел к нему в кабинет, даже предложил ему выпить с ним, но наемник отказался, отрицательно покачав головой. Он вообще старался не задерживаться долго в кабинете босса. Очень уж он ему не нравился. Маклоу в последнее время слишком часто задавал вопросы и сам пытался выяснить, кто прячется под маской, но каждый раз не мог. А применить к Немому грубую силу Маклоу не позволял себе. Он понимал, что даже если натравит на него телохранителей, то на вряд ли сможет снять с него шляпу. Он сам боялся Немого и пули в лоб, да и от наемника был хороший доход. Очень хороший, учитывая количество его клиентов.

Немой быстро покинул кабинет, на месте изучив бумаги, где прочитал адрес новых жертв: семьи Парксов, а после отправился на одну из площадей, которая была наиболее освещенной по сравнению с темными коридорами Подвалов. Немого поприветствовал Крыса, а также Линда и Биби. Обе девушки, завидев его подошли к нему и стали рассказывать ему последние новости. Линда, что была повыше и с длинным хвостом, больше молчала, а вот Биби, девушка совсем не высокая с миндалевидными глазами и растрепанными волосами, тараторила, словно радио. Как выяснилось, на этот раз Крыса согласился взять их с собой на задание, чтобы они помогли ему украсть деньги у одного ювелира. Немой на самом деле не раз слышал от них, как они уговаривали его друга взять с собой на задание. Две воровки, юркие и ловкие, они и сами неплохо справлялись, но по всей видимости одной из них очень уж нравился Улам.

На самом деле Немой помнил этих девушек с куда более давних пор, чем до их «знакомства» лицом к лицу. Он быстро узнал Биби, которая не могла дотащить сумку с украденными деньгами, когда они с ней встретились в Подвалах. Немой тогда молча взял у нее эту сумку и кивком дал понять, что пойдет за ней. И пока она вела его к Маклоу, на которого тоже работала, он прокручивал в голове воспоминание о двух милых девушках, которые зашли в пустой трамвайный вагон посреди ночи.

Немой недолго бродил по площадке, слушая разговоры, а после все же отправился к выходу из Подвалов, что находился ближе всего к дому Парксов.

***

Интересно, кому пришло в голову вырезать целое семейство и даже двух их собак? На самом деле Немого это мало беспокоило, но порой у него просыпалось любопытство в отношении тех, кого он убивает. Ведь порой это были не только разъяренные мужья, которые мстили изменившим им женам, порой в городе G плелись действительно интересные интриги. Жаль только, полиция о них не знала. Их мало волновало то, что происходило между людьми, а вот посредников вроде наемных убийц они как раз и пытались поймать.

Дом Парксов находился на окраине города. Это был небольшой домик в два этажа, такой же и мало отличающийся в плане архитектуры от других строений в радиусе тридцати-сорока километров. Отчасти Немой даже расстроился, ведь задание было через чур простым для него. Никакой интриги, всего пара выстрелов и никакой изощренности от него не требовалось. Заказчик по словам мистера Маклоу потребовал, чтобы все было быстро и четко и никому из соседей не пришлось искать кусочки тел Парксов по всему их заднему двору. Потребовал, значит потребовал.

Немой присел перед дверью, едва касаясь коленом крыльца, и извлек из одного из внутренних карманов отмычку. Немного возни с замком и раздался тихий щелчок, который свидетельствовал о том, что дверь можно было беспрепятственно отворить. Немой осторожно зашел в дом, стараясь ступать как можно тише, чтобы ни одна досочка дорогого паркета под его весом не посмела скрипнуть, и так же тихо закрыл дверь. Лишний шум здесь был не нужен. Все-таки музыка, которую представляла из себя эта зловещая тишина, была прекрасна без посторонних инструментов и нот.

Немой застыл, увидев огромного мохнатого пса, который лежал у входа в гостиную и мирно спал. Ну, по крайней мере до того момента пока не учуял постороннего человека в доме. Нос мохнатого чуть дернулся, улавливая новый запах. Но, увы, барбос не успел и проснуться толком, как ему уже прострелили голову. Послышался негромкий хлопок от выстрела, но не более. Глушитель был отличным изобретением, как казалось Немому, а потому он часто пользовался им на заданиях, когда действовать нужно было особенно тихо.

Со второй псиной пришлось чуть тяжелее. Маленький шпиц почти успел поднять тревогу и даже тихо тявкнуть, но его постигла та же участь, что и большого пса.

Без своей маски Немой всегда боялся собак. Он боялся их ужасных клыков, укусов этих тварей, но сейчас его страшило нечто посерьезнее – услышали ли спящие на втором этаже хозяева то, что их маленький питомец успел гавкнуть перед тем, как попрощаться с жизнью? Или что если они услышали выстрелы? При выполнении такой работы, когда клиентов было несколько и все они находились в разных помещениях, всегда было трудно знать наверняка, кто мог заметить убийцу, а кто не придал шуму никакого значения. Немой хоть и был призраком для жителей города G, но ходить или видеть сквозь стены он не умел.

Немой на пару секунд остановился рядом с трупом маленькой собачки и прислушался. В доме было тихо. При том до такой степени, что Немому показалось, будто он слышит помимо тиканья часов еще и дыхание спящих людей сверху. Это значило, что никто не проснулся и Немой мог спокойно продолжить играть свою роль, сценарий к которой писала сама Смерть. Но смерть всегда граничила с жизнью и, даже совершая контрольный выстрел, Немой не смел забывать об этом. Кто мог знать, вдруг он действительно убивал того, кто, оставшись в живых, мог бы стать еще более страшным и опасным преступником и головорезом, чем он сам?

Немой осторожно перешагнул трупик собачки и пошел к лестнице. На втором этаже его ждала картина, которая мало чем отличалась от того, что он видел на первой: красные ковровые дорожки, белоснежные обои и двери. Подобный интерьер был модным у людей среднего звена, но бедняк мог бы только мечтать о чем-то подобном.

Мистер и миссис Паркс спали в первой же от лестницы комнате. Немой бесшумно открыл дверь и после этого притворил ее. Супруги спали в кровати, обняв друг друга и мирно дышали в такт друг другу. По всей видимости начало ночи у них было довольно-таки бурное. Как жаль, что они больше никогда не смогут вот так прижаться друг к другу и почувствовать тепло собственных тел. Но раз уж они дали клятву, что разлучит их только смерть, то смерть пришла за ними именно в ту ночь. Именно тогда, когда они мирно спали. Немой приставил дуло револьвера первым же делом к виску мужа и без лишних колебаний нажал на спусковой крючок. Все-таки женщинам нужно было уступать, а миссис Паркс, вполне возможно, была бы не против пожить на пару секунд дольше своего возлюбленного. Она, как ни странно, тут же проснулась, но не успела она ничего толком понять – сон это был или реальность, как тоже получила свою порцию свинца в голову.

Немой смотрел на то, как белые подушки быстро пропитываются кровью, с холодным, подобным лезвию ножа равнодушием. Еще теплые трупы лежали все так же не, отпуская друг друга и Немому показалось вполне уместным пошутить мысленно о том, что, наверное, они до сих пор наслаждаются тем теплом, что испытывали, прижавшись друг к другу, когда всего пару секунд назад были живы.

После недолгого любования мертвыми супругами Немой вышел из их спальной и, повернулся в коридоре на каблуках, чтобы отправиться к последней жертве, но та уже сама ждала, когда ей споют на ночь последнюю колыбельную. Маленький мальчик лет семи-восьми в голубенькой полосатой пижаме прижимал к себе своего плюшевого мишку и перепуганными глазами смотрел на Немого. Тот в свою очередь остановил взор на младшем члене семьи Парксов и на секунду замер. Казалось бы, у любого человека в тот момент должно было сжаться от жалости сердце, но в случае Немого этого не случилось. Маленький мальчик смотрел в свое отражение в больших круглых очках мужчины во фраке и не двигался. По щекам мальчишка потекли слезы, а сам он задрожал, глядя на городскую легенду, которая стояла перед ним во плоти и смотрела, возможно, в тот момент не менее перепуганными глазами на него. Но глаз Немого он не видел.

Последнее, что видел тот несчастный ребенок, как по лицу Немого медленно растянулась широкая улыбка, а после этот безжалостный палач приставил указательный палец к губам, словно призывал своего крошечного зрителя к еще большей тишине. Мальчик всхлипнул, зажмурился и крепче обнял своего плюшевого мишку. Как раз на этого плюшевого медведя и упало его остывающее тело.

Запись девяносто вторая

«Запись девяносто вторая. Дневник пятый.

Как играть роль без маски? Как петь арию, если напрочь забываешь все слова? Дневник, скажи мне. Может быть, ты знаешь? Потому что Всевидящий явно ненавидит меня. Впрочем, иногда мне кажется это взаимно. Ненависть в моем деле порой бывает необходима.»

На улице моросил мелкий дождик, от чего Тайлер по дороге к ресторану громогласно чихнул, когда капельки дождя стали попадать ему на нос. Блэйк с самого утра чувствовал себя совершенно не важно и даже подумывал не ходить на работу, но утром его в очередной раз посетила мысль о том, что ему просто необходимо работать, чтобы добыть денег. Все-таки часы тикали, Карли стало все чаще клонить в сон и таблетки порой ей не помогали, а от того Блэйк боялся, что Ловец снов ее все же поймает. Болезнь славилась тем, что люди при ней умирали во сне и операция была единственным ключом к спасению. Поэтому Тайлер просто не мог позволить себе слишком долгого отдыха.

Впрочем, в такую холодную погоду и слякоть Тайлер бы отдал все лишь бы он оказался хотя бы на день в теле другого человека и смог закутаться в плед и сыграть со своими родственниками в карты. Ему было слишком холодно и неуютно в тот день. Он не знал, от чего волновался больше: за то, что может окончательно простудится и из-за этого пропустить работу, или же за то, что с Карли могло что-то случится, пока его нет дома.

Однако в ресторане Джейкоб Ларсен, когда увидел, в каком состоянии был Блэйк попросил Альберта, чтобы тот играл один, а Блэйку приказал отправляться домой и «выпить горячего чаю». Директор «Белого Лебедя» пообещал Тайлеру, что не будет списывать этот день из зарплаты, и Блэйк поверил ему на слово. Он в последнее время даже проникся к мистеру Ларсену каким-то уважением. Все-таки он был куда более понимающим, чем Нэш. Тот, будучи в не лучшем расположении духа, наверняка бы накричал на Тайлера и оштрафовал лишь за то, что Блэйк случайно чихнул на рабочем месте.

Так что Блэйк направился к трамвайной остановке. Он вовсе не горел желанием идти обратно пешком, чтобы не заболеть еще больше, а потому предпочел доехать до дома. Все-таки теперь Тайлер точно знал, что он не заснет в сиденье, потому что мог уйти со своей названной работы из Подвалов Грина в любое время. Его негласный трудовой контракт вполне позволял ему сделать это. И потому Тайлер отмечал, что Немой действительно одна из самых лучших ролей, какую ему только приходилось играть в театре. Вот только его единственным зрителем был Всевидящий, а театром – ночной город. Блэйк сел в трамвай с легким чувством волнения. Ему казалось, будто он ехал за тридевять земель, а от того сердце его сжималось. Он долго не понимал, откуда было это непонятное для него ощущение, пока не решил по пути домой сделать короткую запись в своем дневнике. Однако тут до Блэйка дошло, что дневника при нем не было ни во внутренних карманах пиджака, ни даже в футляре для скрипки. А значит он был дома.

Тайлер сглотнул и посмотрел в окно. До дома было еще два квартала, но от тревоги это не избавляло. Тайлеру было неуютно, если при нем не было этой маленькой записной книжки, в которую он записывал свои мысли и откровения. Он всегда обращался к ней в самые трудные или в самые радостные минуты, а потому всегда носил с собой в случае необходимости поделиться с кем-то чем-то сокровенным, выговориться или, как говорится, поплакаться в жилетку. Наверное, если бы все пять дневников, что были у Блэйка за всю жизнь, были бы людьми, они, скорее всего, были бы его лучшими друзьями ничуть не менее близкими, чем тот же Альберт. Утешала лишь мысль о том, что дневник Тайлер оставил дома, а не оборонил на улице где-нибудь в подворотне, когда был на очередном задании Маклоу. Он знал это просто по той простой причине, что буквально после того, как вернулся той ночью из Подвалов, написал уже девяносто первую свою запись в книжке. Так что не было сомнения, что она лежит в ящичке в столе.

На своей остановке Тайлер вышел и быстрым шагом направился в сторону многоэтажки, в которой они с Карли жили. Он сутулился сильнее, чем обычно, то ли от того, что так переживал за свой дневник, то ли от того, что ему едва ли не каждые десять минут приходилось чихать.

Когда Тайлер вернулся домой и снова чихнул, из кухни послышался голос Карли: «Будь здоров», – но не более. В тот раз его сестра не стала встречать его у порога и, возможно, правильно сделала. Тайлеру совсем не хотелось бы, чтобы его милая сестренка еще и подхватила от него что-нибудь. Блэйк разулся и тут же пошел к письменному столику, что стоял в комнате, но ни на нем, ни в ящичке дневника Блэйк не нашел. Не нашлось его и на раскладушке, а потому оставался только один и самый худший вариант. Вариант намного хуже того, что он мог бы уронить дневник в каком-нибудь темном закоулке…

– Ты вот это забыл?

Блэйк вздрогнул и сжался. Карли так холодно отчеканила свой вопрос, что Тайлер довольно быстро вернулся к воспоминаниям о ночи, когда под утро случайно забыл дневник в открытом виде на столе и уснул. И, конечно же, он тихо проклял свою память и любопытство Карли. До Блэйка вмиг дошло, что тон его сестры означал – она прочитала дневник и прочитала там далеко не то, что ей стоило бы читать. Тайлер про себя понял, что вести дневники с его жизнью – это вообще не лучшая идея.

Дрожь прошлась по всему телу и подкосила колени, но Тайлер все же нашел в себе силы и медленно обернулся.

Карли стояла у входа на кухню, опершись плечом о стену и хмуро смотрела на своего старшего брата. Ее глаза были прищурены, от чего Тайлеру казалось, словно это были две острые и холодные льдинки, пронзающие его в самое сердце. Карли никогда не смотрела на него так злобно. Она никогда не разговаривала с ним таким тоном, а потому Тайлер уже не сомневался, что тот, кого он меньше всего хотел видеть в зрительном зале все же невольно получил билет на представление. И этим билетом была записная книжка. Маленькая записная книжка в красном мягком переплете с неаккуратной наклейкой, на которой было написано: «Пятый дневник Тайлера Блэйка». И эта книжка была у этого самого зрителя в правой руке.

– Т-ты… Почему… ты не… не в колледже? – проговорил Блэйк и сделал шаг вперед, попытавшись взять себя в руки и избежать неприятного разговора.

Карли еще сильнее нахмурилась и бросила, едва ли не швырнула, в Тайлера его записную книжку. Блэйк попытался поймать ее, но та в полете раскрылась и упала на пол. Блэйк тут же бросился к своему дневнику, схватил его в руки и принялся подбирать с пола выпавшие из него закладки и вкладыши. Тайлер дрожащими руками собирал оборвавшиеся листочки, каждую записку, каждый фантик и закладочку, которые хранил в своем дневнике. В его глазах все расплывалось от подступившись слез, а из-за кома в горле он не мог сказать ничего и от того казался действительно немым. Он чувствовал на себе ледяной и режущий душу взгляд своей младшей сестры и не знал, что хуже всего: то, что она теперь знала всю правду, или же то, как она в тот момент смотрела на него.

– У меня к тебе есть более серьезные вопросы, Тайли! Или мне теперь называть тебя Немой? А может быть, лучше Чертов лжец?

Тайлер прижал к груди свой дневник и испуганными глазами полными слез посмотрел на Карли. В тот момент ему ужасно хотелось закашляться или шмыгнуть носом – простуда давала о себе знать, но он боялся даже дышать. Ему было так страшно, что сердце готово было вырваться из его груди. Но в глазах Карли не было ни капли жалости. Она смотрела на Тайлера с такой злобой, что Тайлеру казалось, что это было в тысячу раз более жестоко, чем то, как Немой расправлялся со своими жертвами едва ли не каждую ночь. В ту минуту Тайлер оглох и совершенно забыл думать о том, что был в опере. Он был в тот момент не в здании Музыкальной Академии, он был у себя дома. Он не играл роль, он действительно в тот момент стоял на колени перед своей младшей сестрой и заливался слезами от страха, от немого ужаса, сковавшего ему тело и голосовые связки.

И когда голос у Тайлера все же прорезался, он все равно не смог договорить:

– К-когда… я тебе… л… лга…

– Когда?! Когда ты мне лгал?! – взвилась Карли. – Ты лгал мне каждый чертов день! Каждый день или ты думала я не увижу это? Думал, что я не найду это?!

Карли ткнула едва ли не в лицо Тайлеру справку о ее здоровье, вместе с которой держала в той же руке одну из вырванных страниц из дневника. Это был отрывок из тридцать шестой записи, которую Блэйк нещадно вырвал из дневника в приступе ярости. Он прекрасно помнил, как едва сдерживал слезы, сминая тот листок, который позже все-таки вложил между других страниц дневника.

– «…Она больна! Больна и я на вряд ли смогу спасти ее. Это выше моих сил! Всевидящий, почему ты отвернулся от меня? Почему ты отвернулся от нас?» – прочитала Карли и, скомкав листок бумаги, бросила его в лицо Блэйку. Тот склонил голову, от чего бумажка ударилась о его затылок, а сам он только еще сильнее разрыдался.

Тайлер прекрасно знал, что она когда-нибудь узнает правду о своей болезни, но он никак не ожидал, что это случится именно так. Тайлер прекрасно понимал, как жалок был он в тот момент, но Карли не могла успокоится, как и Тайлер не мог спорить с ней.

– Ты лгал! Ты лгал мне всю жизнь! Ты врал мне восемь лет… Ты просто… Просто играл свою дурацкую роль и ждал каких-то оваций! Чего ты ждал от меня, Тайлер?! Чего ты от меня ждал?! Того, что я обниму тебя и поблагодарю за то, что ты скрыл от меня то, что я медленно умираю?! ЧЕГО ТЫ ОЖИДАЛ?!

Тайлер покачал головой, закрыв лицо рукой. Он не хотел слушать этот голос. Он любил этот голос больше любой музыки, но он не мог слушать этот тон. Ему было чертовки больно. Но он не мог ответить в тот момент. Он мог просто беззвучно рыдать и про себя молить Всевидящего забрать его к себе. Он мог только надеяться, что пол провалится под ним и он упадет вниз. Вниз, в бесконечную и темную пропасть.

– Или, может быть, ты ждал, что я похлопаю в ладоши, когда узнаю, какую роль ты решил сыграть? Думаешь, было узнать, что о моем брате пишут в газетах не как о великом музыканте, а как о самом жестоком убийце за всю историю города?! Знаешь, Тайлер! Ты знаешь! Я… Я ненавижу тебя! Ты лжец! Ты лжец и ничтожный трус, а не мой брат!

На мгновение Тайлеру действительно показалось, что пол под ним провалился. «Я ненавижу тебя». Насколько же могла быть страшной всего одна единственная фраза. Фраза, брошенная лишь в порыве эмоций. Кому-то она могла показаться не серьезной, но Блэйк после услышанного чувствовал, как кровь пульсирует в его голове. Он стоял на коленях, склонившись перед Карли и плакал от боли и унижения. До него смутно доходил смысл сказанных ею дальнейших слов, он просто ждал, когда над его головой сверкнет топор палача, а он умрет. Он осознал, что умер в тот момент и что в его прекрасной скрипке, которую он когда-то называл жизнью, лопнула струна.

Он смутно представлял себе картину того, что он действительно никогда бы не был братом Карли. Он представил себя таким же бесчувственным зомби без цели и смысла, как и все жители города G. Тайлер с недавних пор стал сомневаться есть ли у него душа, но в тот момент он понимал, что не будь ее у него, он бы не чувствовал такой острой боли в груди.

Его будто бы связали и потянули веревку вниз. Он почувствовал, как до того его скрюченное тело постепенно стало вытягиваться еще ниже к полу от этого давления. И, вот, он уже падает в объятия темноты, которая спешила утешить его.

Но на сей раз из приятного и кратковременного сна Тайлера выдернула пощечина. Блэйк открыл глаза и тут же поморщился, от того, что в них ударил свет, а их до сих пор жгло из-за недавно пролитых слез. Да и щеки болели.

Тайлер лежал на спине и смотрел на Карли, которая склонившись над ним, пыталась привести его в чувство. Она была такая кроха. Она была маленькой и испуганной девочкой, которая словно бы впервые увидела, как ее брат теряет сознание и будто бы впервые в жизни пыталась сделать хоть что-то, чтобы привести его в чувство. Глаза ее были красными от слез, ее глаза были полны беспокойства и той любви, которую Тайлер больше никогда не видел. Он прекрасно знал, что больше никогда не увидит. Он потерял ее любовь в тот самый момент, когда забыл свой дневник на столе. Он потерял ее доверие в тот же самый момент, когда впервые надел маску перед ней. Маску, которая была ничуть не лучше тех, которые носили жители города G изо дня в день.

– Тайлер?

Блэйк слабо улыбнулся своей сестренке. Он смутно вспомнил, как всего-то пять лет назад на этом самом месте, на этом полу, учил ее танцевать. А что теперь? Теперь он лежал с больной головой, потерявший всякое уважение и доверие к себе и смотрел на свою милую Карли, которая осторожно гладила его растрепанные волосы и ждала, когда он очнется.

– Ох, Тайлер, – Карли, увидев, что Блэйк открыл глаза, осторожно опустилась рядом с ним и крепко обняла его, прижавшись щекой к его груди. – Бедный-бедный мой Тайлер, – тихо прошептала она.

– Я… не…

– Тихо, – мягко и ласково сказала Карли. – Прости меня, Тайлер. Прости меня, пожалуйста. Просто ты… И я подумала… Я так испугалась, Тайли!

Блэйк улыбнулся краешком губ и прижал к себе Карли, уткнувшись носом в ее волосы. Он усталым и в то же время своим привычно напуганным взглядом уставился куда-то в сторону окна, поглаживая сестренку по спине и тихо напевая какой-то успокаивающий мотив, кой обычно напевал Карли в детстве, когда она не могла уснуть. Тайлер и сам не знал, для кого в тот момент звучала его колыбельная. То ли он пытался успокоить Карли, то ли самого себя.

Тайлер все же смутно осознавал, что себя он уже никогда не сможет успокоить. Он понял, что теперь не мог доверять даже собственному дневнику.