Текст книги "Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8 (СИ)"
Автор книги: Вера Петрук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 207 страниц) [доступный отрывок для чтения: 73 страниц]
– Тебе? – удивился учитель. – Но разве я посылал тебя убивать Маргаджана?
Арлингу показалось, что его ударили в живот, выбив из него дух.
– Шолох сделает это, – иман говорил очень тихо. Регарди казалось, что голос раздается у него в голове. – А ты – халруджи. У тебя свой путь.
Арлинг старался быть равнодушным, но губы уже сжались в тонкую полоску лезвия, а лицо вспыхнуло, словно лучи встающего солнца.
– Беркут в городе?
Иман мог не отвечать. Значит, Шолох уже вернулся из пустыни. И все три года, в течение которых Регарди учился правильно кланяться и подавать кофе, его друг Шолох по прозвищу Беркут постигал тайные учения и боевые искусства серкетов в Пустоши Кербала, цитадели мистиков, куда направил его иман после завершения обучения в Школе Белого Петуха. А Регарди отправили к Сейфуллаху Аджухаму, капризному и избалованному сыну главы Гильдии, постигать азы терпения и покорять вершины покорности.
«Ты сам согласился стать халруджи, – сурово напомнил он себе. – Никто не толкал тебя к Дороге Молчания, ты пошел добровольно».
«Да, но пока я шел, мир изменился».
В глазах учителя Арлинг превратился в простого слугу. И сегодняшняя неудача с Хамной только убедила имана в том, что Регарди для поручения Белой Мельницы не годится. Он выбрал того, кто не позволил бы подвесить себя на крыше, как свиную тушу, того, кто получил древние знания серкетов, того, кто не подведет, кто смотрит на мир глазами, а не пытается разгадать его с помощью слуха и пальцев.
– Он прибыл незадолго до того, как город сдался. Думаю, его прислали боги.
Иман внимательно наблюдал за ним, а Арлинг ничего не мог поделать с чувством глубокой обиды, которое зародилось в груди маленьким ветром-теббадом и постепенно превратилось в самум, грозя уничтожить трезвые мысли.
Беркута всегда присылали боги. Наверное, это были злые кучеярские боги, которые не могли простить драгану, что он поселился на их землях.
– Но одному Шолоху не справится, Лин, – добавил иман, и Арлинг едва заметно выдохнул – с облегчением. Он был нужен, нужен…
– Нам известно, что Маргаджана уже пытались убить «карпы». Шамир-Яфф не стал слушать ни меня, ни Зерге и потерял лучших людей. Дворец Гильдии охраняется, словно императорский замок в Согдарии. И не только людьми.
– Они привезли с собой каких-то животных? – уточнил Арлинг. Настроение у него заметно улучшилось.
– Возможно, – хмыкнул иман. – Или применили ядовитый эфир, которым окурили весь дворец. Сами они могли использовать противоядие. Во всяком случае, драганы проникают во дворец беспрепятственно. А вот посетителей пускают лишь через Западные Ворота. Интересно почему?
– Но яд… я бы почувствовал его. Когда мы были на приеме Управителя, воздух был чист!
– Вот поэтому ты и нужен, Арлинг, – наставительно произнес иман. – Полагаю, на время приемов они убирают свою защиту, которую можно назвать ядовитым эфиром, но для которой есть и более простое название – колдовство. Я не Шамир-Яфф и словам Зерге верю, поэтому будем считать, что дворец охраняют демоны. А раз так, то и действовать будем необычным способом. Итак, Сейфуллах приглашен на праздник новолуния. Это хороший праздник. Ты должен непременно на него попасть. Во-первых, проследить, чтобы молодой Аджухам не натворил бед и не попытался перерезать Управителю горло. А во-вторых, ты должен помочь Шолоху проникнуть внутрь. Из моего дома есть тайный лаз, который ведет в один из винных погребов дворца. Но как-то об этом узнал Рафика и позаботился о том, чтобы лаз в погребе заколотили. Так вот. Ты проберешься в этот погреб, откроешь дверь и впустишь Беркута. Дальше он пойдет один. А ты вернешься к Сейфуллаху и постараешься увезти его оттуда, как можно скорее. Теперь послушай меня внимательно. Важно, чтобы ни при каких обстоятельствах ты не пытался помочь Шолоху. Твое задание начнется и закончится в подвале. Со своей задачей он справится сам. Ты понял меня, Лин?
– Да, учитель, – глухо ответил Арлинг, неохотно кивнув. – А дальше?
– А что дальше? – переспросил иман. – Халруджи вернется к Сейфуллаху Аджухаму и постарается покинуть с ним город, как можно скорее. У Аджухама есть родственники в Хорасоне. Уговори его навестить их. Я найду тебя, когда придет время.
«А когда придет время, учитель?», – хотел спросить Регарди, но лишь снова кивнул. Он хорошо помнил Книгу Махди. «Устреми себя к Учителю, наделенному духовной силой и совершенным знанием» – говорила она. Если иман считал, что открывать двери перед Беркутом – единственное, на что пригоден его бывший ученик, значит, так оно и было. Он смирится. Он – халруджи, не воин. Шолох справится лучше него. Арлинг же пожелает ему удачи.
– И еще, Лин. Не связывайся с етобарами, я с ними сам разберусь. Просто уезжай с Сейфуллахом из города. Скорее всего, Акацию наняли еще до того, как появился Маргаджан. Я поговорю с Сокраном. Думаю, после того как молодой Аджухам оставит Балидет, ненависть дядюшки к племяннику стихнет. Ну, а если это не он нанял етобаров, что ж, тебе придется быть очень внимательным.
Регарди промолчал, покорно склонив голову, но скрыть бурю, которая разыгралась у него на душе, было трудно. Лучше бы он умер на той крыше, чем допустил, чтобы иман спасал его. Такой позор ничем не смоешь. Теперь учитель боялся, что етобары убьют его. «Потому что ты слепой калека, Арлинг, а етобары – неуязвимые воины. Между вами – разница, как между бушующим морем и талыми водами, вяло текущими с весеннего холма», – прошептал внутренний голос, и Регарди не мог с ним не согласиться.
– Я понял, учитель. Все сделаю, как вы сказали. Прошу разрешения отправиться к моему господину.
Ничто не нарушило тишину комнаты, но Регарди показалось, что иман кивнул. Хорошо. Лучше пусть он молчит. Тогда и ему не придется придумывать слова прощания. Кажется, на этот раз он все разгадал верно. «Увидимся, когда придет время», – сказал учитель, а это значило – никогда.
– Арлинг? – окликнул его иман, когда он уже был на пороге.
Регарди остановился, но оборачиваться не стал. Не хотелось.
– Прочитай мне Золотую Главу, Лин.
– Учитель, я… – начал он, но слова застряли в горле, и вместо ясного ответа получилось мычание. – Кажется, я забыл ее, учитель.
– Забыл? Ну что ж. Как вернешься, перечитай заново и постарайся не забывать. А теперь ступай. Я буду петь. Сегодня хорошее утро.
Арлинг глубоко поклонился, стараясь вложить в поклон все уважение и любовь, которые питал к этому человеку, и на негнущихся ногах вышел из комнаты.
Он не собирался перечитывать Книгу Махди заново, потому что помнил каждое ее слово.
Золотая Глава была короткой и содержала всего несколько строк.
«Ревностно признавать победу другого и свое поражение – вот путь халруджи».
«Неукоснительно соблюдать святые обеты – вот путь халруджи».
«Проявлять сострадание даже к тем, кто живет порочно, – вот путь халруджи».
«Не спорить с самодовольством, не соперничать с удачей, не унижать мстительного, не иметь зависти к сильному. Вот путь Халруджи».
«Не имей зависти к Беркуту, Арлинг», – сказал он себе, и понял, что на этот раз говорил искренне.
У имана был хороший, сильный голос. Он ровно лился ему в след, а Арлинг бежал по знакомым дорожкам сада, мечтая скорее оказаться на пыльной улице. Кучеяры любили петь, и делали это часто и с охотой. И еще они часто пели тогда, когда не могли подобрать слова, чтобы выразить то, что творилось у них на душе. Тянули красивые, длинные ноты, не вкладывая в них смысл и содержание. Прямо, как сейчас пел иман.
«Каких же слов, вы не смогли найти для меня, учитель?»
Регарди толкнул тяжелую створку ворот и навсегда покинул Школу Белого Петуха.
Глава 12. Дуэль
Арлинг плеснул на дно бокала и принялся рассматривать мутный напиток. В душе царили покой и безмятежность, располагая к созерцанию мира и размышлению вслух о смысле жизни. Его аудитория состояла только из старого Холгера, который неотступно следовал за ним повсюду, но Регарди это было неважно. В Ярле, загородной резиденции Канцлера, куда его отправили коротать лето, кроме горстки слуг и охраны все равно больше никого не было. Целыми сутками Арлинг предавался пьянству и развлекал старика лекциями о конце света, загробном мире и пагубной природе человеческой.
Стоял июль, душный и ленивый месяц, когда воздух густел, словно патока, а ночами на землю опускались туманы, от которых гибли посевы фермеров, и чесалась кожа. Обещанные дожди с запада так и не пришли, и Согдиана срочно закупала зерно в Самонийских княжествах и повышала продуктовые сборы в провинциях. Переговоры Канцлера с лидерами арваксов не увенчались успехом, и к северным провинциям стягивались войска. О войне никто не говорил, но огромные галеры, которые солдаты перетаскивали по суше из Аслимского залива в порт Зимний, негласно свидетельствовали о грядущих переменах. Принц Дваро захватил Галакр в Южной Родии и вот уже несколько месяцев удерживал город, требуя отставки Канцлера. Слава Армии Жестоких простиралась далеко за пределы завоеваний Согдарии, но ее давно не хватало для удержания порядка на императорских территориях. Они были похожи на гигантскую губку, которая, набрякнув влагой, тонула, не в силах справиться с тяжестью собственного веса. Мятежи провинций, недовольных высокими поборами, политические игры и заговоры подтачивали Империю изнутри, заставляя опасно шататься каждый раз, когда ветра начинали дуть в ее паруса чуть сильнее.
Но для Арлинга Регарди происходящее в мире давно утратило значение. Он с удовольствием купался в безделье, много пил и представлял встречу с Магдой, которую решил отложить до следующей зимы, а точнее до последнего воскресенья февраля. Дня, когда из его мира ушла любовь.
Он не видел отца уже много месяцев, но Канцлер постоянно напоминал о себе многочисленной охраной, приставленной к нему днем и ночью. Бардарон тоже был поблизости. Арлинг с трудом сопротивлялся желанию подсыпать ему яд в пиво. Впрочем, Регарди сомневался, что отрава подействовала бы на отставного офицера. Он не встречал более здорового и сильного драгана, чем Бардарон, который смахивал на демона из личной свиты Амирона. Или на Глобритоля. Воспоминания о тараскандрийце были не очень приятны.
И еще отец стал писать ему письма. Это было неожиданно, подозрительно и в какой-то степени трогательно. Элджерон напоминал ему льва, который, перекусив бедром косули, решил пообщаться с ее головой. Письма были ни о чем, с подробным описанием поездок Канцлера по северным провинциям и с малопонятными выводами. Арлинг их игнорировал, отправляя в камин, сразу после прочтения. Он даже не знал, зачем читал их.
Количество отцовских посланий резко увеличилось после первых попыток молодого Регарди свести счеты с жизнью в начале лета. Изменилось и их содержание. Не вспоминая события последних месяцев, Элджерон общался с ним так, словно они волшебным образом перенеслись лет на десять назад, когда отца и сына еще не разделяла пропасть вражды и ненависти. Будто извиняясь, Канцлер подробно объяснял причину своей задержки на Севере, обещал приехать к концу лета и отправиться вместе с ним на охоту. Отец также сообщал, что за Арлингом сохранили его место в Академии, куда он мог вернуться в любой момент. Регарди было все равно. Учеба в его планы не входила.
Император пригласил его на каникулы во Флерию, куда уехал на лето весь двор, но Арлинг отказался, сославшись на необходимость восполнить пробелы в знаниях перед наступлением учебного года. Предлог был благородным, и Седрик настаивать не стал.
С Императором уехал весь двор, и Регарди вздохнул свободнее. История с его похищением придала ему популярности и ненужного внимания, которого Арлингу и так хватало со стороны Бардарона и стражи. Если бы Император забрал с собой еще и Терезу Монтеро, Регарди можно было назвать почти счастливым. Арлинг избегал ее любыми способами, но сестра Даррена проявила удивительную настойчивость, подстерегая его везде, куда бы он ни направился. Тереза никому не рассказала о его весеннем визите, но Арлинг не сомневался, что у нее уже был готов ответный шаг, и она просто ждала подходящего момента. Как бы там ни было, он собирался ее опередить.
О Даррене Монтеро ничего не было слышно, и хотя Холгер предлагал написать ему письмо, Арлинга больше не интересовала судьба бывшего друга.
Он отказался возвращаться во дворец, поселившись в портовом особняке отца. Удаленность дома соответствовала его планам и настроению, но еще большим подарком судьбы стало то, что ему вернули карманные расходы. Теперь Регарди мог позволить себе любой дорогостоящий яд, не ломая голову над тем, где достать денег. Перчатки для Терезы обошлись недешево и стоили ему парадных сапог, вышитых золотой нитью с бриллиантами.
К вопросу самоубийства Арлинг подошел тщательно. Сначала он хотел отравиться. Все портил Бардарон, который, казалось, отрастил себе пару глаз на затылке и научился видеть сквозь стены. С большим трудом Регарди подкупил поваренка, пообещав ему кинжал из родовой коллекции холодного оружия, если тот сбегает к городской травнице с поручением. Завернув в платок перстень и десяток золотых монет, Арлинг передал их мальчишке, наказав вернуться домой с коробкой, которую открывать категорически запретил. Поваренок оказался расторопным. К вечеру у Регарди был заветный ларец с ядами. Утро он встречать не собирался.
Но, потратив на изучение содержимого короба полночи, Арлинг был неприятно удивлен. Стоило ему взять в руки бутылек или пилюлю, как в голове всплывало лицо отцовского дегустатора, который однажды отведал-таки отравленного пирога. Его нашли в ванной комнате, перепачканного блевотиной и испражнениями, с почерневшим языком, который не помещался во рту, и сорванными ногтями. Бедняга скончался в страшных мучениях. Боль Регарди не страшила, но недостойной смерти он не хотел. И хотя инструкции по применению, приложенные к ядам, обещали плавное и незаметное погружение в вечный сон, воспользоваться порошками он так и не решился. К утру, Арлинг был бледный и не выспавшийся, но преисполненный еще большей готовностью уйти из жизни.
Через неделю он придумал более мужественный способ самоубийства. Регарди решил себя заколоть. Для этой цели он выбрал короткий клинок с простой гардой, который как-то приобрел у кузнеца в Мастаршильде. Поднявшись после обеда к себе в комнату, Арлинг заявил Бардарону, что собирается спать и его нельзя беспокоить до вечера. Офицер равнодушно пожал плечами и ушел играть в карты со стражей. Все складывалось удачно. Регарди закрыл шторы и устроился посреди комнаты в единственном луче света, который пробивался сквозь неплотно задернутую портьеру. Мир обойдется без его предсмертной записки. Ведь с уходом Магды жизнь стала пустой и бессмысленной.
Расстегнув рубашку, он обнажил клинок и приставил кончик к груди. Туда, где бешено колотилось сердце. Металл был обжигающе холодным, но в комнате было душно, и прикосновение меча показалось ему приятным. Он глубоко вздохнул и, примериваясь, слегка надавил на клинок. По ребрам поползла струйка крови, которая тут же смешалась с потом. Только сейчас Арлинг заметил, что вспотел так, будто весь день провел в школьном спортзале. «Это нормально, – успокоил он себя, – организм сопротивляется, ведь ты прожил целых семнадцать лет».
Он досчитает до трех, и на третий раз воткнет лезвие в грудь. Сталь легко разорвет кожу, пройдет между ребер и ранит сердце, остановив его навсегда. Некстати вспомнились слова учителя фехтования о том, что сердечная мышца протыкается с трудом и требует большого усилия. Ничего, он справится, нужно только сосредоточиться. Раз, два, три. Все, сейчас он умрет. Мокрые ладони заскользили по гладкому эфесу. Регарди вытер руки о штаны и перехватил меч покрепче. Давай же! Воткни в себя меч, это не трудно. Один знакомый фехтовальщик рассказывал, как поразил врага прямо в сердце, но тот выжил. Оказалось, что клинок прошел рядом. И зачем он это вспомнил? Неужели ему страшно? Нет, страха не было. Тогда что? Боязнь не завершить начатое? Наверное, в комнате слишком душно. Хотя, какая ему разница? Он ведь собрался умирать. В глазах рябило, руки дрожали, пот заливал глаза. Кончик меча плясал на его груди, выписывая кровавые узоры. В голове было пусто, мысли разлетались в стороны. Наконец, Регарди сдался и бессильно рухнул на пол. Меч жалобно звякнул рядом.
«Почему бы тебе ни разорваться от позора, ведь ты принадлежишь самому большому слабаку Согдарии?», – обратился он к сердцу, которое продолжало гулко стучать, словно у загнанного оленя. Разочарование в себе было столь сильным, что Арлинг пролежал на полу до самого вечера, пока Бардарон требовательно не постучал в дверь. Сомнений в том, что дверь в любом случае откроют – с его помощью или без – у него не было. Регарди заставил себя подняться и, спрятав меч под кроватью, впустил тюремщика.
– Кровь пошла носом, – буркнул он в ответ на вопросительный взгляд, которым Бардарон окинул его окровавленную рубашку. – Сейчас переоденусь. Пусть нальют ванну, и погорячее.
Мысль утопиться и взять реванш за проигрыш промелькнула с быстротой молнии, но тут же исчезла. Он никогда не любил утопленников. Эта смерть казалась ему еще глупее, чем попытка вскрыть себе вены. Если он не смог заколоть себя сам, пусть это сделают другие. Лучшей кончины для слабака и труса было не придумать.
Сценарий был готов к следующему дню. Самым трудным оказалось незаметно выбраться из дома. И хотя в последний месяц он вел себя примерно, на бдительности стражи это не отразилось. Стоило ему открыть ночью окно, чтобы поглазеть из-за бессонницы на луну, как внизу в кустах сразу начинала маячить какая-нибудь тень, а через некоторое время на крыльцо выходил покурить Бардарон, который пускал сизые кольца дыма в черное небо и недовольно поглядывал в его сторону. Без помощника Арлингу было не обойтись. И хотя поваренок по достоинству оценил заслуженный им кинжал, уговорить его на еще одну авантюру удалось не сразу. Мальчишка должен был принести ему вечером чай, обменяться с ним одеждой, спрятаться в комнате Арлинга, дождаться, когда молодого господина хватятся, а после незаметно вернуться на кухню. Специально для этой цели Регарди аккуратно выпилил две доски в полу под кроватью. Пространство под ними было небольшим, но мальчишка в него вмещался. Об Арлинге вспомнят только к утру. За это время он должен был найти того, кто стал бы его проводником в мир Магды.
В конце концов, поваренок сдался, соблазнившись на сикелийскую саблю из дедовой коллекции и сто золотых монет в придачу. К удивлению Арлинга операция с переодеванием прошла без запинки. И хотя он волновался, что его может выдать рост – мальчишка был ниже его на голову – стража в коридоре была слишком увлечена картами, чтобы обратить внимание на то, что поваренок с пустым подносом и чайником в руках, вышедший из комнаты сына Канцлера, как-то странно сутулился.
В порт Арлинг отправился пешком, надеясь нарваться на того, кто позарился бы на тугой, расшитый жемчугом кошель, который он демонстративно привязал к поясу. Но по дороге ему встретилась лишь кошка, которая была занята своими делами и плевать на него хотела.
В портовой таверне «Склянки» ему повезло больше. Матросы-каторжане, докеры, контрабандисты, пираты и другой случайный люд, собравшийся в полночь в самом дешевом питейном заведении Согдарии, подходил для его затеи, как нельзя лучше. Дойдя до грязной стойки, Арлинг заказал пива, расплатившись золотом. Слова «сдачи не надо» подействовали на хозяина таверны, как сигнал тревоги. Он тут же сгреб со столешницы пустые бокалы и поспешил на другой конец стойки, подальше от опасного клиента. Впрочем, на Регарди и так давно косились, а голоса в питейной заметно стихли. Поняв, что привлек к себе достаточно внимания, он одним махом осушил похожее на мочу пиво и, слегка шатаясь, вышел во двор.
В глаза бросилась полная луна, которая зависла мутным шаром над морем, расстелив по водной глади залитую серебром тропинку. Арлинг не сомневался, что это было приглашение. Его ждали.
Зайдя за угол таверны, он облокотился о сырую стену, сделав вид, что ему плохо. Ждать оставалось недолго. Трое завсегдатаев «Склянок», не спеша, подходили сзади. «Пусть все будет быстро», – пожелал он. Звон вынимаемого из ножен лезвия наполнил его предвкушением долгожданной смерти. Смерти труса, который даже не обернется, чтобы посмотреть ей в лицо.
Усилился ветер, принеся с собой запах водорослей и гниющего такелажа. Начинался прибой, и ритмичный всплеск волн отдавался погребальным звоном в его ушах. Почему так долго? Может, они хотели сначала поговорить? Что ж, у него найдется пара крепких словечек от дяди Абира.
За спиной Регарди раздался свист клинка, а за ним – звук падающего на землю тела. Обезглавленного тела. Арлинг обернулся в тот момент, когда меч Бардарона вспарывал живот второго бандита. Третий разбойник, словно безобразный ночной мотылек, был приколот к стене, а из его горла хищно торчал кинжал. Арлинг не был новичком в драках, но от того, как убили этих троих, его затошнило. Не став сопротивляться желанию организма, он упал на колени и освободился от омерзительного напитка, который кто-то назвал пивом. На пороге таверны маячило еще несколько теней, но Бардарон снял арбалет с пояса и пнул валявшийся под ногами труп с развороченными кишками. Желающих подойти не оказалось.
Арлинга бесцеремонно подняли за ворот камзола и втолкнули в черную канцлеровскую карету. Он не сопротивлялся. Двое охранников держали таверну под прицелом арбалетов до тех пор, пока за ним не захлопнулась дверца. Если первый раз он опозорил себя сам, то во второй раз ему любезно помог Бардарон. Трясясь по ухабам портовой дороги, Регарди чувствовал себя ничтожеством. Еще большим ничтожеством был только мальчишка-поваренок, который струсил и выдал его охране, едва он покинул дом. Счастливого обладателя кинжала и сабли из их родовой коллекции Арлинг больше никогда не видел.
К концу первого месяца лета Регарди решил просто повеситься. В одно пасмурное утро он заперся в ванной, закрепил украденную из прачечной бельевую веревку на потолочной балке и завязал петлю. Ни о чем не думать, ничего не планировать. Взять и сделать то, что он должен был совершить полгода назад.
Встав на табурет, Арлинг аккуратно продел голову в петлю и, закрыв глаза, прыгнул. Веревка туго врезалась в шею, натянулась под весом тела, зазвенела, как тетива лука… Сверху раздался оглушительный треск, и Регарди полетел на пол вместе с балкой, которая немыслимым образом сломалась, лопнув пополам. Какое-то время он неподвижно сидел на мраморном полу, не в силах понять, что за злой рок мешал ему попасть к Магде, и почему мореная столетняя древесина треснула именно тогда, когда он набрался решимости свести счеты с жизнью. Впервые ему стало по-настоящему страшно.
Арлинг поднялся и на негнущихся ногах прошел на кухню. Достав из буфета первую попавшуюся бутылку вина, он вытащил зубами пробку и, припав к горлышку, осушил ее до дна на глазах обомлевшей прислуги.
С тех пор вино стало его лучшим другом. Слуги не вмешивались, ожидая реакции Канцлера, которому был направлен подробный донос о поведении сына. Новых попыток покончить с собой Арлинг больше не предпринимал. Может, ждал чего-то? Знака с неба, таинственных символов на стене комнаты или посланий во сне? Чего угодно, лишь бы оно помогло убить одолевшую его слабость. Регарди пил и надеялся, что былая решимость к нему вернется. Но чем больше в него вливалось вина, тем лучше он понимал, что убить себя, по крайней мере, сейчас, у него не получится. Что-то мешало. Сознание охватило странное отупение, голова соображала с трудом, и всех мыслей, которые появлялись у него с утра, хватало только на то, чтобы подняться с постели и уединится с бутылкой в комнате.
Почти неделю его никто не трогал, пока не пришло письмо от Канцлера с дальнейшими указаниями. На следующий день Арлинга отправили в Ярл, местечко близ Согдианы, где он должен был дожидаться отца. Наверное, ему следовало умилиться. Элджерон бросал подготовку военной кампании против арваксов и ехал через всю страну, чтобы повидаться с сыном.
В Ярле за Арлингом стали меньше следить, но и сбегать там было некуда. Замок был окружен цепью непроходимых гор, в которых водились барсы и пещерные медведи, а единственная дорога охранялась маленькой армией – Канцлер серьезно относился к вопросам своей безопасности.
Оказавшись в уединении, Регарди продолжил заниматься тем же, чем и в Согдиане – пьянством.
Сегодняшний день не отличался от предыдущих. Арлинг проснулся затемно и отправился на открытую террасу второго этажа, откуда открывался прекрасный вид на могучие заснеженные хребты Йоланга. Над ними в изумлении зависли звезды, рассыпавшись по темно-голубому бархату утреннего неба. Они напоминали ему Мастаршильд. По террасе гулял сквозняк, развевая шелк занавесей и играя с лепестками лазурных лилий, любимых цветов Элджерона, которых во дворце разводили в большом количестве. Арлинг уселся в плетеное кресло и, вытянув ноги, положил их на перила. До обеда он шевелиться не собирался.
Из всех алкогольных напитков, изобретенных человечеством, ему полюбилась «Зеленая Фея» – крепкая спиртовая настойка на горькой полыни, которая идеально соответствовала его философскому настроению. Канцлер не дал никаких инструкций насчет его пьянства, поэтому Арлинг в свое удовольствие гонял курьеров в поисках редких напитков по всей Согдарийской Империи. Вот уже несколько недель он был верен «Зеленой Фее», которую лучше всего готовили в том самом делавитском монастыре, где он провел зиму.
Жидкость пахла травами и будоражила воспоминания. Арлинг взял кусочек сахара из хрустальной вазочки и, держа его над бокалом, стал лить на сладость холодную воду из графина. Напиток помутнел и соблазнительно замигал радужными огоньками. Пригубив бокал, Регарди погрузился в сладковатую горечь.
Холгер стоял рядом и недовольно кутался в теплую шаль. Брезгливо поджав губы, он старательно делал вид, что поднялся в такую рань полюбоваться рассветом. В последнее время старик слишком сильно докучал ему вниманием.
– Это уже третья, господин, а еще и день-то не начался, – пробурчал он, косясь на Арлинга. Неужели он надеялся, что Регарди сейчас одумается и отправится спать?
– Видишь вон ту сопку с двумя утесами? – спросил его Арлинг, проигнорировав желание старика поругаться. – Кого она тебе напоминает?
Холгер пожевал губами, одарив его хмурым взглядом.
– Это, друг мой, мы с отцом, – заявил Арлинг. – Стоим на одной земле, даже основание у нас общее, но вот тот утес, что справа, продержится недолго – лет так двести-триста, я думаю. Ветры и морозы уже подточили его. Скоро он рухнет, рассыплется на куски. А со временем и они уйдут в землю, так что и следа не останется.
Холгер покряхтел, соображая, кого Арлинг имел в виду под упавшим утесом – себя или отца – но уточнять не стал, а лишь предпринял еще одну попытку забрать у Регарди бутылку. Тот оживился и, легко отвоевав у старика напиток, велел принести огня.
– Сейчас я покажу тебе, как можно сделать из этой горькой дряни изумительный нектар, – заявил Арлинг и рассеянно хлебнул прямо из горлышка. Жидкость обожгла горло и полезла наружу. Холгер, ругаясь, побежал за тряпкой, пока Арлинга рвало в лилии.
Нежные цветы не выдержали издевательства и поменяли окрас на бордовый. Регарди с изумлением наблюдал, как лепестки по очереди краснели, печально кивая изящными головками. Сообразив, наконец, что это просто галлюцинации, он успокоился и привалился к мраморным перилам, наслаждаясь спокойствием и ясностью мысли. Все вдруг стало предельно четким и понятным. Вселенная, боги и люди больше не скрывали от него своих тайн, а, наоборот, спешили поделиться секретами мироздания. Мир пах полынью, фенхелем и анисом, и Арлинг чувствовал необычный прилив бодрости и сил. Ему было весело.
Он уже почти слышал, как поют на небесах ангелы Амирона, когда внизу раздался требовательный стук в ворота. И кого могло принести в такую рань? Регарди перегнулся через перила, но увидел только взмыленного скакуна, который, всхрапывая, бил копытом по каменному двору. Очевидно, что это был не отец. Элджерон ездил исключительно в каретах. Может, это прибыл курьер с новой порцией «Зеленой Феи»? Тогда его следовало выпороть за плохие манеры. С другой стороны, слуга проявил удивительную расторопность, ведь он отправился в Делвар только вчера.
– Даррен приехал! – глаза у вбежавшего Холгера были похожи на две круглые плошки. – Господин, это ваш друг Даррен Монтеро!
Арлинг заскрежетал зубами и, свесившись вниз с балкона, закричал:
– Убирайся, сукин сын, из моего дома! Он закрыт для предателей и трусов! Пошел вон! Или я спущусь и надеру тебе задницу!
Слова нашлись легко, словно они всегда были рядом и только ждали своего часа. Кровь хлынула к лицу, руки задрожали, а стиснутые от гнева зубы свело от напряжения.
– Ну-ну, господин, успокойтесь, это всего лишь Даррен Монтеро, – поспешил вмешаться Холгер, придерживая Арлинга за плечи. Наверное, старик думал, что Регарди не удержится на ногах и перевалится через перила на мостовую. Он был недалек от истины. Земля под балконом вдруг показалась Арлингу такой близкой, что ему захотелось коснуться ее рукой.
– Даррен Монтеро…. – прошептал он, и, отвалившись от перил, бросился в гостевую залу. Туда, где над камином висел старый, видавший бои полуторный меч деда.
– Привратник, открыть ворота! – крикнул он, пододвигая к камину стул и отмахиваясь от Холгера, который цеплялся за него, мешая снять клинок со стены. – Впустите этого предателя, эту бесхребетную тварь, этот сорняк дорожный!
– А вот про сорняк ты зря, – сказал Даррен, входя в залу. За ним бежал испуганный привратник и умолял отдать меч. Ношение оружия в замке было запрещено.
– Может быть, я и не племянник императора, но по чистоте моя кровь превосходит твою, – произнес Монтеро, замерев на пороге. – Здравствуй, Арлинг.
Регарди почти дотянулся до меча, как вдруг одна из подпорок не выдержала, и клинок с грохотом рухнул на полку камина, опрокинув на Холгера тяжелый канделябр. Застигнутый внезапным приступом жалости к старику, Арлинг принялся бессвязно извиняться, путая слова и с трудом вспоминая, что ему вообще понадобилось в этой комнате.
– Холгер, оставь нас, – тон Даррена не обещал ничего хорошего.
– Господа, господа! – от волнения старик охрип, а потом разразился оглушительным кашлем, во время которого бывшие друзья сверлили друг друга взглядами, не двигаясь с места.
