Текст книги "Умный, наглый, сомоуверенный"

Автор книги: Вера Коркина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава 12
В городе у моря

Авилов доковылял до комнаты домработницы и обнаружил на стене Леонардо ди Каприо – в волосах красовались рога, глаза и губы подведены ярко-синим, один зуб черный, из ушей, как кишки, лезли цветы. Лео зловеще улыбался лицом трансвестита. Авилов хохотнул. Зазвонил телефон.

– Полковник Миронов.

– Слушаю вас, Юрий Максимыч.

– Ира вернулась. Все в порядке.

– Уф-ф, гора с плеч. Можно с ней переговорить? Ира?

– Да Саша. – Его резанул спокойный голос.

– Я думал, тебя похитили.

– Так оно и есть. Но все закончилось удачно.

– Когда ты вернешься?

– Никогда.

– Ты так решила? Печально. Ты оставила сумку с вещами.

– Как-нибудь передашь с оказией. Может, тетя Нюра поедет.

– Это все, что ты имеешь мне сказать?

– А ты рассчитывал на большее?

– Ты нашла мужа?

– Нет необходимости.

– Ты очень ревнивая, Ирка. Собственница.

– Какая есть, что ж теперь рассуждать.

– Прости за любопытство, а тот, кто тебя украл…

– Я ничего о нем не знаю, – перебила она. – Если он тебе нужен, с ним и поговори.

– Предложение, конечно, интересное, – хмыкнул Авилов, – хотелось бы внедрить в жизнь. Если как-нибудь, ну там случайно, он тебя снова украдет, передай поклон от Пушкина.

– Как только украдет, непременно передам.

– Пока, любимая, не злись, ты же знаешь, я твой до конца.

– Играй в свои игры, мальчик, а меня не впутывай.

– Что бы ты понимала в играх… Игрок – только тот, кто играет смеясь. Самое главное – носить внутри смех, а с этим проблем нет. Проблемы с тем, Ира, чтобы хоть к чему-то отнестись серьезно. Я на тебя надеялся…

Он нажал кнопку первым, оборвав сам себя. Хватит этих песен… Неужели Ирка спелась с Левшой? Неисповедимы пути господни. И как же это произошло, интересно? Похитив Иру, Левша ни в коем случае не должен был выпустить ее из рук, она его единственная защита. А Ира как ни в чем ни бывало улетела домой, под крыло к полковнику. Ей удалось обмануть Левшу? Или все же спелись? Это было бы чересчур. Отдать дело, отдать девушку идефикс и три месяца по его милости проваляться без ног. Это слишком. Он задумался об Ире – даже не позвонила, и если бы не полковник…

Они прилетели с Яковом в Ейск, и дела завертелись. В городе с ней здоровались, на набережной улыбались.

Две недели, пролетевшие как один день, оказались для них благоприятными. Днем они занимались делами, а вечерами шли в «Приют рыбака», где на окнах висели сети и жарили угрей на углях, а парни в сомбреро пели под гитару «Бэса, бэса мэ мучо…». Потом гуляли по набережной под огромной низкой луной, дышали запахом моря. Уходили далеко от пляжей, туда, где начинались строительные вагончики, деревья, тропинки среди камней. Южное небо светилось, как бархат ювелирной витрины, голоса людей оставались все дальше. Яков держал руку у ней на плече. Они столько времени провели вместе, что Ира сжилась со своим тюремщиком, точно забыла о том, что сидела под замком, а он ей не напоминал.

– Хотите, сходим в казино? – предлагал Яков.

– Нет. Не хочу.

– Почему?

– Не люблю проигрывать. Страшно злюсь.

– Кто же любит? Никто не любит.

– Не могу смириться.

– Гордыня? – Он усмехнулся. – Знакомо. Приходится тренироваться, чтобы выложить все, что есть, и начать сначала.

– Лучше не терять.

– Так не бывает. Чтобы получить большее, нужно уметь поступиться меньшим.

– А нельзя обойтись без этого?

– Вряд ли. Если живешь, как трава, то все растратишь: и силы, и зубы, и желания. А если совершаешь действия, то можно кое-что и получить.

– Например, костыли.

– Или банкой шпротов в лоб. – Они улыбнулись.

– Это как на дороге, – заметил Яков. – Если обоюдка, то виноват тот, кто совершал маневр. Виноват – плати.

– Это еще что! Бывает и маневра не совершал, а платишь. Вот что обидно.

– Об этом и речь. И так обидно, и по-другому обидно, женись или не женись, ты все равно раскаешься, но я предпочитаю, если жалеть, то о сделанном… А если вы о себе говорите, то отель строил ваш муж, он совершил маневр и все потерял, так и не берите на себя чужую неудачу. – Они молчали, под ногами тяжело раздвигался песок. – Хочется плавать, но прохладно. Не люблю осень.!. В детстве я много плавал, потому что врачи советовали разгружать позвоночник. У меня тяжелая голова, и вообще кости тяжелые. Когда я был худым подростком, мои приятели найдут толстяка и говорят: «Спорим, он весит больше тебя». Никто не верил, все проигрывали.

– Мне кажется, вы говорите намеками… Например, про тяжелую голову и кости.

– Это не намек. Чистая правда. Ложитесь.

– В смысле?

– В прямом. На песок.

– Зачем?

– Чтобы проверить. – Ира засмеялась. – Потому что я тяжелый, я не люблю слабых женщин. Слабых и трусливых…

Она посмотрела с интересом. Яков ее не раздражал, не мучил проблемами, как Сашка, точно у него их не было, а занимался ее делами. Как-то незаметно произошла подмена: вместо того чтобы искать Алексея, они занялись отелем, редко вспоминая бывшего владельца.

Ира переводила документы Алексея на отца. Так потребовал полковник, кратко сказав – нужно. Нужно и все. Может быть, это важно для его репутации? Ира делала, что велели, не особенно задумываясь. Но Яков задумывался. Спустя несколько дней он начал задавать вопросы. Откуда известно, что это зона осыпания, где написано, что отель «поедет»? А вдруг это преднамеренные слухи, и он не «поедет»? Ира задала вопросы отцу, а он в ответ усмехнулся: «Не исключено». Еще через неделю Яков нанял экспертов и принес заключение – осыпания не предвидится. Черным по белому. Ира, не веря глазам, уставилась на бумагу. А что же Алексей, он что, не мог проверить?

– Ирина, – перебил ее мысли Яков, – я тут как-то наблюдал вашу прогулку с детьми в сопровождении персоны демонической наружности.

– Что такое? – удивилась Ира.

– Вас сопровождал человек весьма неординарного вида.

– Это мой папа, полковник.

– Из органов?

– Ну да.

Левша потер лоб:

– Женщины – загадочные существа. Не могу постигнуть. Как это вы, столько о себе рассказав, главное-то и утаили?

– Что вы имеете в виду?

– Полковника, конечно, что ж еще. Спросите, каковы его планы насчет отеля, любопытно будет узнать.

– А они и так известны. Он и раньше толковал, что берег нужно укрепить и достроить отель. Он бы и сам взялся, если б были деньги.

– Бедный ваш супруг…

– Вы опять на что-то намекаете? – возмутилась Ира.

– Да так, это к слову. Но он ведь и вправду не богат? Вы еще хотите с ним встретиться? Если к тому времени полковник найдет деньги и отель начнет приносить прибыль, эта встреча покажется вашему супругу обидной с экономической точки зрения.

– По-моему, это какое-то обвинение в адрес папы.

– Да нет, собственно, я так. А вот интересно, если бы вам пришлось выбирать, с кем жить – с мужем или с отцом, то каков был бы ваш выбор?

Ира задумалась.

– Вы это серьезно?

– Как вам сказать? Женщины – существа непостижимые, но раз уж нас свела судьба, хотелось бы иметь кой-какие данные. Воспользовавшись представившимся случаем. Но вы можете не отвечать, если затрудняетесь.

– Я бы выбрала мужа, – Ира вздохнула о невозможном.

– А скажем, если бы пришлось выбирать между состоятельным отцом и бедным мужем, решение было бы тем же?

– По-моему, вы пытаетесь меня разоблачать.

– Нет, но на здравую голову мне кажется, что процентов восемьдесят леди предпочли бы состоятельного отца бедному мужу. И только самые… даже не знаю, как и назвать-то – сексуальные, что ли, а может быть, среди них попалась бы пара романтических существ, поступили бы иначе. Вы же не из их числа? Вы-то, насколько я могу судить, человек здравомыслящий. Или я не прав?

– Стараюсь произвести такое впечатление, – улыбнулась Ира. – А что, это плохо?

– Ничуть. У женщин свои способы выживать. Кто их осудит? Тем более, вы из тех, кому все прощают.

– Я вам нравлюсь? – заинтересовалась Ира.

– Не то слово, – вздохнул тюремщик и повторил: – Не то слово. Вы не представляете власти, которой обладаете.

– Так что ж вас останавливает? – спросила Ира, веселясь уже от души.

– Это и останавливает. Я не Пушкин, не самонадеянный юнец.

– Очень серьезное препятствие, – хмыкнула Ира. – А мне что делать? Жениться на мне кто, Пушкин будет? А как с ним жить? Пробовала – не получается! Он занят собой, своими темными делишками, своими девушками… Играми. – Ира неожиданно разозлилась. – А нормальные люди от меня шарахаются. И муж сбежал.

– Не смотрите на меня так грозно. Я бы не сбежал. Мне отсюда не хочется уезжать. Если бы не брат, я бы, пожалуй, остался. Завел бы себе фотоателье.

– Фотоателье? – Ира удивилась. – Почему фотоателье?

– Увесил бы его вашими снимками, сидел, щурился на солнце, курил и любовался. Увы, портсигар утрачен.

– С этого места, если можно, поподробнее. Портсигар я нашла в машине, которая покалечила Сашу.

Левша поднял голову и нагло усмехнулся ей в лицо:

– Как это нежно звучит – Саша… Погуляем еще? Не надо ничего смешивать, это не винегрет. Тут проблемы, они не для нежных ушей, о портсигаре лучше забыть, – он встал и положил ей не плечо руку с темными волосками на тыльной стороне. – Что можно хотеть от жизни, живя у моря? Если б я здесь родился, то никогда бы не уехал.

– Если родился у моря, хочешь только одного – уехать от моря, – отрезала Ира. – Все бегут отсюда в большие города, все девушки мечтают только об одном – чтобы их увезли подальше. Море тянет в бесконечность.

– И вас тоже?

– Я же не девушка.

Они гуляли у самой кромки, по песку. К ним подошла чайка, посмотрела выпуклым, как бусина, глазом. Потом крикнула резким требовательным голосом, но, ничего не добившись, улетела. Море штормило, небо потемнело, точно сердилось.

Левше крайне нравилась Ира, но Лева, как Лева один? А каков полковник? Старая гвардия не ржавеет, хотя, Левша усмехнулся, полковник ненамного его старше. Если бы у меня была такая дочь, подумалось ему, я бы тоже держал ее к себе поближе. Бесконечно можно любоваться. Уж на что Пушкин бревно, и тот срезался. А полковник из тех, кто при любом режиме живет неплохо. Себе на уме и разворотлив. Матершинник, наверное.

Письмо № 12.

«Здравствуй, Танюша. Давно тебе не писала – нечем похвастать. Жизнь въехала в мрачную колею. Злодей моей жизни поправился, разгуливает уже с тросточкой. Щенок неизвестной породы вырос в волкодава, жрет непомерно, уши пол метут. На улице не могу удержать, вырывается – и ну гонять бомжей от помойки. Распакует помойку, раскидает, потом звонят из ЖЭУ – уймите чертову собаку, во дворе из-за нее грязь, дети рыдают от страха. Я замучилась кости с базара таскать.

Тетка Нюра переехала в город, в Березняки ни ногой, замуж передумала. Что делает подлец Павел Иванович, мне неизвестно и не интересуюсь, это теперь по части Лео. Пусть он отстаивает имущество и тетушкину честь. Иногда, очень редко, я встречаюсь с Костей, помнишь деревенского насильника? – такой славный оказался – мы ходим в павильон на улице Мира пить пиво. Жаль, кончился дачный сезон, встречаться негде, в павильоне становится все холоднее, и пиво не веселит. Вначале бегаешь в туалет, потом спать хочется. Мадам пропала без вести. Лео, мне кажется, по ней тоскует. Бродит, точно чего потерял. Зажимательным платком не интересуется, вечерами из дому ни ногой, телевизор смотрит и разговаривает по телефону с Катей. Это его новая симпатия взамен мадам.

Единственное хорошо – скоро приезжает на гастроли Валерий Леонтьев. И приобретенная противозаконным путем вязальная машина работает отлично. Я связала Марусе пальтишко и пришила к нему ватин, а также шапочку и варежки. Взялась за свой гардероб, но Лео меня бесит. Что ни надену – крякает, как старый пень: „Ну ты даешь, Хрюша. Еще колпак – и в цирк на арену“. Надоели мне его хаханьки, мочи нет, а другой работы не предвидится, нет больше надежды на подлеца Павла Ивановича. Что делать в этом застенке жизни, не знаю. Может, соблазнить Лео? Да отправит на панель или воровать, я уж его представляю, что это за птица. А ведь хочется всерьез, по-настоящему, как было с Павлом, пока он не обернулся подлецом. Как так люди перелицовываются, то туда, то сюда, уму недостижимо!

Вчера стряпала пельмени, потому что приходила в гости Катя, а Лео самолично изволил мне помогать, сочни раскатывал и шутки шутил. Я даже слегка пококетничала. Вот может же, если захочет, быть человеком. Катя славная девушка, не надменная, вся взъерошенная, как птичка. Пришла с гитарой и пела старинные песни. Ой, как поет, как Елена Камбурова, сразу задумаешься и не можешь в себя прийти. Она влюблена в Лео и, когда уходила, поцеловала ему руку, как господину. Подлец смутился. За что его женщины любят, не пойму, он бесчеловечный, уж я-то на своей шкуре попробовала. Один раз чуть пальцы мне не переломал за свои документы. Он только с виду галантерейный, а внутри – гестапо. Избить ногами собаку – ни разу не задумается, это ему нормально.

Догадываюсь я, чем он сейчас занят: Павлу Ивановичу как жениху хочет руки выкрутить, да того, видно, след простыл. Что это, Таня, за фокус такой? Я обратила внимание, что если Лео готовит западню Павлу, то подлеца жалко. Хотя что мне до него? Видно, это остатки любви меня мучают, не могу забыть… Я всегда была от него в психологической зависимости, ничего не поделаешь, даже в книге гороскопов черным по белому написано: „Трудно придется свинье, если она попадет в лапы змее“. Это про нас с подлецом, я же по году свинья. Вот так и живем, чужой хлеб жуем, а перспектив в жизни не предвидится. Пока, Танюша, пиши, очень жду. Твоя Юля».

Наконец объявился Комар с известием, что Левши нет в городе. Авилов с грустью подумал об Ире. А вдруг? Зато на сцене объявился неизвестный субъект, который давно интересуется Пушкиным и скупает информацию. Его видел Сергей из «Старого рояля». Авилов съездил в ресторан и получил невнятное описание: среднего роста, лет сорока, худой, русоволосый. Заходит редко.

– Позвонишь, когда появится, – наказал Пушкин.

Через неделю Сергей позвонил, и Пушкин собрался за считанные минуты, по дороге вызвонив Комара. Сергей помог выманить клиента из-за столика, а они дожидались в пустой кухне. Клиента застегнули, отвезли в подвал к Комару и приступили к вопросам. Тип оказался упрям донельзя и ожесточенно сопротивлялся.

Авилов, внезапно заскучав, поехал домой, поручив его Комару, и, лишь хорошо выспавшись, понял, что, пожалуй, напрасно. Во-первых, Комар садист, во-вторых, вдруг клиент знает больше Комара? Это будет лишнее. Обо что обопрешься, в то и провалишься. Доверять Комару не входило в его планы. С утра он поспешил в подвал, но за ночь ничего особенного не произошло. Лицо клиента опухло, было в подтеках, но все, чем тот интересовался, касалось «Римека». Кто-то собирается банкротить предприятие, а кто и зачем – неизвестно, заказали собрать информацию в месячный срок. Ну и пусть сидит, пока срок не подойдет, тогда выйдем на заказчика.

Кому нужно банкротить «Римек» и каким способом? Рыба не велика, собачья чушь какая-то. Еще один претендент на руку и сердце. Авилов позванивал тетке, время от времени интересуясь ее женихом, но тот со времени ее побега из домашней тюрьмы как в воду канул. Не захотел иметь дело с племянником. Предпочел скрыться. Тетка отвечать на такие вопросы не любила, считая издевательством любые напоминания о Петровиче.

Дела «Римека» после взбучек налоговиков поправлялись, ничего криминального не нашли, так, обычные нарушения финансовой дисциплины. Прибыль, пока небольшая, шла постоянно, и Авилов скучал. Без Левши, без Иры, без теткиного «жениха». Катя ушла из ресторана, давала уроки музыки на дому и часто болела, ходила к психиатру, видела кошмары. Авилов подумывал, не предложить ли ей жить вместе: недолгое житье с Ирой вдохновило на брачные подвиги, но что-то останавливало, Катины страхи, наверное. Она иногда смотрела на него взглядом загнанного животного. С Сергеем она рассталась, проблемы со «Старым роялем» рассосались сами с того момента, как исчез Левша. Авилов перестал туда ходить. Пару раз навещал Хрипуна, зрение в глазном центре восстановили, но вид был убойный, глядеть не хотелось, отворачиваться нельзя. О Левше Хрипун сам спросил у Пушкина, а тот пожал плечами. У Левы с его уродством одна надежда была на брата, а тот исчез.

Автомобильный бизнес приказал долго жить. Людей не осталось, не было Левши. В городе появились гастролеры, но Авилова это уже не касалось. Скука наступила страшная. Один какой-то банкротчик и то сомнительный. Дурак, наверное. Звонил Гонец и спрашивал насчет «нормальной» работы, Пушкин хотел направить его в «Римек», но передумал – вдруг сболтнет чего. Обойдется, спаситель хренов.

У Пушкина было странное чувство, что вдохновение покинуло его, что муза больше не улыбнется опасно-порочной улыбкой и не поманит к дальним берегам. Уже лежал прочный декабрьский снег, и домработница обрядилась в сумасшедшее одеяние из ниток, а тоска не проходила. Он стал ездить каждый день на работу и даже втянулся в это занятие, а однажды купил себе галстук в «Парижской моде» и съездил в Элит-клуб. Заведение для пижонов, все в зеркальных осколках, где небезызвестный Толстяк громовым голосом поносил официантов за отсутствие авокадо. Женская половина, как всегда, отметила его присутствие ужимками, Авилов, дозируя ответные взгляды, умилялся – какие флаконы!

Комару надоел молчаливый хрен из подвала, с которым Пушкин требовал обращаться аккуратно, как с последней любовью, и он его всучивал Пушкину каждый день, а тот не хотел брать – некуда. Оказалось, что Комара напрягает кормить заключенного, и Пушкин предложил услуги домработницы. Сколько раз она устраивала ему сюрпризы, а он продолжал давать поручения как ни в чем ни бывало. Раз и навсегда решил, что дурища, и обращался соответственно, забыв, как в юности быстро обучаются, особенно плохому. Он еще продолжал, скучая, думать о тех пустяках, на которых держится житейское счастье, например о глуповатом кураже, без которого он сам не свой, тюфяк без пружины, или, к примеру, о девушке идефикс, в отсутствие которой все теряет смысл, а события уже начали закручиваться. Но он пока не знал об этом.

Письмо № 13.

«Иногда, Танюша, я кажусь себе умной. Например, мои худшие ожидания насчет Лео подтвердились. Он настоящий бандит. У него есть… даже и не знаю, как сказать-то тебе… Ну ладно, что уж, буду называть все своими именами, только пусть останется между нами, хорошо? У него есть тюрьма, где он держит людей, как зверей в клетке. И надо, чтобы я относила еду и оставляла в предбаннике, а потом возвращала ключ, а на следующий день забирала грязную посуду. Я два дня носила еду, а на третий на тарелке, под объедками, было накарябано „помоги“. Меня как по сердцу ножом полоснуло. Что ты об этом думаешь? Тарелку я разбила, а еду принесла в другой. Слышала, как кто-то внутри ходит. Дверь, хоть и железная, но неплотная, звуки слышно через боковую щель у петель. Плотная та, что снаружи, от которой я ключ сдаю. Уже две ночи плохо сплю. Думаю, что вдруг я у кого-то последняя надежда. Даже если там, внутри, жулик, то все равно жалко оставлять его душегубу. А если это ни в чем не повинный человек? Ну а с другой стороны, как ему помочь? Сразу все на кого подумают? Лео и разбираться не станет, сразу меня на куски растерзает. Тут сто раз подумаешь, прежде чем доброе дело совершить, потому что у них все навыворот. Но пока я раздумывала и терзалась, что-то случилось. Может, они его даже и выпустили. Я это поняла, потому что через два дня еду носить не понадобилось. Тут я немного даже опечалилась, что все быстро кончилось, а кто там был, я даже не знаю. Боюсь, что не узнаю никогда. Кто-нибудь типа Гоши из ресторана, но хотелось бы взглянуть хоть одним глазом…»

Глава 13
Встреча

Юрий Максимович собирался на вечернюю прогулку с девочками. Застегнул на них куртки, прихватил мяч, и отправились на поле. Девчонки радовались в предвкушении игры. Одна дочь, поздний ребенок, две внучки, ни одного парня, да вроде и не надо, девки душевней. Дошли до поля, сняли куртки, пробежали три круга, сделали разминку. Дашка отправилась на ворота. Тут Юрий Максимович увидел человека за ограждением и, отряхнув руки, испачканные о мяч, скомандовал: «Продолжайте без меня». Подошел и, не здороваясь, повернул спиной к полю и повел в сторону кустов, чтобы девочки не видели.

– Ну? – спросил вместо приветствия. – Зачем явился? Чего нужно?

– Деньги.

– Да ну?

– Можно продать оборудование. За недопоставки по оплаченным счетам пусть рассчитаются. Документы у Иры? – Собеседник полковника хмурился и прятал глаза.

– Забудь.

– Нужны деньги.

– Забудь, я сказал.

– Если не договоримся, придется дергать Ирину, а не хотелось бы. Лучше решить между нами.

– Ирина к бумагам отношения не имеет. Я все перевел на себя, так что бесполезно.

– Но это мои деньги, я вкалывал десять лет.

– Пойдет в счет алиментов.

– Не жирно? – собеседник оскалился, блеснул золотой зуб. Уже начинало темнеть, и в сумерках стало заметней, как он изменился за недолгое время, черты лица стали резче, злей.

– А не жирно иметь молодую жену и спать с шалавой? Ты, кажется, утоп? Вот и плыви дальше, утопленник.

– Верните деньги по-хорошему, Юрий Максимыч. Я про ваши делишки много знаю.

– А паспорт есть у тебя права качать? Ты в розыске, не забывай. Либо как труп, либо как жулик. Возникнешь – превратишься в то или другое. К Ире не подходи, не советую. Даю сутки, и чтобы завтра к вечеру тебя в городе не было, понял, зятек?

– Вернете деньги, уеду.

– Расти твоих детей, содержи твою жену и еще верни деньги? Много хочешь. Катись отсюда, увижу еще раз – по-другому поговорим. Козел.

Полковник повернулся и пошел на поле, подергивая шеей. Распсиховался. Свистнул девчонок и тщательно обойдя кусты, где оставил их отца, повел домой.

– Деда, деда, – всю дорогу поднывала Дашка. – Отпусти руку, больно же.

А Сашка забегала вперед и заглядывала в лицо, силясь в сумерках определить выражение. Девчонки все-таки. Чуткие созданья. Сволочь редкая, изумлялся полковник, через тестя все поимел, завел девку, бросил семью и явился как ни в чем не бывало – подайте мне мои деньги. Сейчас вынесем и подадим на подносе с хлебом-солью. Мудаку этому.

Прошла еще неделя, и Ире снова начал мерещиться Алексей. В городе все напоминало о нем, но до поры она держала себя в руках, а потом то тут, то там, внезапно оглянувшись, замечала знакомый силуэт. Но ее мучили сомнения – Алексей ли это, преследователь был похож и не похож. Она все время была настороже, держала очки наготове и даже продумывала, что скажет, когда они наконец столкнутся лицом к лицу, ведь город маленький, когда-то это должно было произойти.

Но все произошло так внезапно, что приготовленные речи не пригодились. Неожиданно хлынул ливень, она забежала под крышу ближайшего кафе и столкнулась с ним грудью: он пытался выйти и приготовил зонт. Ира буквально вдавила его обратно и усадила за стол. Он сел, прикрыв глаза рукой, потом принес коньяк себе и ей и закурил.

– Ты не утонул, – сообщила ему Ира. Слов у нее было так много, точно копила годами, но все вместе, торопясь вырваться на волю, они мешали друг другу и выцеживались еле-еле, по одному. – Как твоя жена предупреждала, ты просто сбежал, чтобы не объясняться. Не получится. Я имею право, я мать, я долго жила с тобой. Изволь объяснить мне, что произошло, и могу ли я после всего считать себя свободной.

– Можешь.

Ответ был исчерпывающим, и Ира поняла, что она хотела услышать все что угодно, только не это. Перед ней сидел смертельно усталый неудачник с седой шевелюрой и черной щетиной на щеках. Левый глаз у него дергался, под правым желтело пятно. Он казался незнакомцем, элегантным замученным незнакомцем.

– Алеша, – жалобно попросила она. Ее бросало из стороны в сторону, то в жар, то в холод. Казалось, что вся жизнь поставлена на карту и решится сейчас, в ближайшие пятнадцать минут от одного его слова. – Давай забудем, начнем сначала.

– Все будет так же. Повторится.

– Но что же мне делать? – Она вдохнула. – Я не могу без тебя.

– Можешь. Ты жива, сидишь передо мной. Уже почти год, как мы расстались, а ты жива и хорошо выглядишь. Ты чем-то занята. Ты не сидишь на берегу и не ждешь, когда вынесет мое тело. Я всегда знал, что мир для тебя не перевернется, если я исчезну. В дочерях военных есть что-то твердокаменное. Ты не можешь без меня, а я не могу с тобой. Кроме того, вы меня ограбили, как обыкновенные воры, – он скривился. – Ты и твой отец, который считает, что он всегда прав. Он продолжает присваивать заработанное мной, ты же на это спокойно взираешь. Никто не обгонит тебя в равнодушии. Может, и была в тебе душа, но ты за ней не ухаживала так, как за ногтями. Маникюр и педикюр все затмили. – Он усмехнулся. – Любая девчонка даст тебе сто очков вперед.

– Ах да, как я забыла о девчонке!

– Когда дела идут нормально, еще можно жить с нелюбящей женщиной, но если ты не на коне, такая не простит. Я доходил до ненависти, обслуживая тебя. Что может быть тягостней красавицы в доме, твердо знающей, что она красавица. Мне хотелось бы жить с простой женщиной в простом доме на морском берегу и никогда тебя не видеть. Может, вы хотя бы вернете мне деньги? Мне много не надо. Только достойно встретить старость, – он снова усмехнулся.

– Достойно встретить старость с девчонкой не получится.

– Если ты вернешь деньги, я смогу тебя хотя бы уважать.

Он поднялся, Ира осталась сидеть, ослепшая и оглохшая. Еще час или больше, не замечая времени, она бродила по улицам, то спускаясь к морю, то, скрываясь от ветра, поднималась по ступеням в узкие городские улицы, отвечая на приветствия и не узнавая тех, с кем здоровалась. Потом, издрогнув, сидела в кафе, грея руки о чашку чая и уставясь в стену.

Все это время, занимаясь чем угодно, она продолжала жить с ним. Ерунда, вместе вы или нет, важно лишь то, с кем ты живешь внутренней жизнью. Несправедливый упрек – что она не умерла, не стоит на берегу, ожидая, когда вынесет его тело. Она никуда и не уходила с этого берега, она стоит и простоит там еще много времени, но это внутри. А внешне она занимается обычными делами: готовит обеды, гладит девочкам платья и завязывает банты. Только душа ее стоит на берегу и смотрит в море.

Все-таки это не обстоятельства, не Сашкино вмешательство, на что она в глубине души надеялась. Ее отвергли, с ней не захотели жить, случилось то, во что не хотела верить. Как с этим поступать, она не знала. Чувство Алексея, если и было, то ушло, а было ли оно? Может быть, их брак был сделкой, обычной сделкой с обеих сторон? Тогда что произошло сейчас? Она влюбилась в своего мужа, когда он ее оставил, а он влюбился в другую? Прав Яков – проигрывать надо уметь…

Все поставить, все проиграть, все начать сначала, по-другому. Но по-другому она не хотела! Хотела только так, как было раньше… Как могло произойти, что он ее ненавидел, а она не чувствовала? Не знала ничего другого, думала, что у всех так? Но у всех было гораздо хуже, много хуже. Они были парой. Никому из приятелей Алексея даже в голову не приходило с ней флиртовать. Все исчерпывалось словом «жена». Вместе у них все получалось слаженно, будто они вместе выросли, были братом и сестрой… Но его экс-жена твердила, что и у нее до поры до времени все шло замечательно… Просто раз в сколько-то лет Алексей меняет все – дом, дело, женщину…

Она только и заметила в нем, что новую манеру сидеть. Это появилось в последние полгода. Он сидел не спокойно, а словно готовясь в любой момент сорваться с места. Словно бы его тянули на веревке вон из ее жизни. Да, в сущности, так оно, наверное, и было. Он захотел бежать, тогда и появилась девчонка, тогда же «поехал» отель, тогда же она нашла отметки в календаре и взбунтовалась… Он все решил в одиночку. Чтобы все уничтожить, достаточно и одного человека. Это чтобы жить вместе, нужны двое, а тут достаточно и одного. И ничего не поделать. Легче заставить себя полюбить того, кто смотрит на тебя с восхищением, чем добиться взаимности того, кто отвернулся. Здесь придется смириться. Выбора нет. Никто не умирал от того, что его покинули, кроме героев романов. Но всякий хоть раз мучился. Ведь он – она поняла это вдруг – он оставит и девчонку! Он спринтер, а не стайер. Пробегает свою дистанцию и падает. Как жалко, что они не совпали. Как жаль, что он добежал до финиша, а она нет! Она потратила на него мало, а он все, теперь у нее осталось лишнее. И оно мучает. Он вычерпал все до дна, когда она созрела, чтобы любить…

Не меньше ее задело обвинение, что они с отцом его обокрали. Только этого не хватало.

Дома она, уложив девочек, зазвала отца в кухню и прикрыла за собой дверь.

– Как дела с отелем?

– Неплохо. Подлежит достройке, но на всякий случай надо укрепить фундамент. А с чего вдруг ты заинтересовалась отелем?

– Надо вернуть Алексею то, что он вложил.

– Чтобы он профукал с малолеткой, – буркнул полковник. – Шиш два! Я ему содействовал, без меня он бы не получил ни клочка земли. Он тут кто? Иногородний. Вышел из доверия – иди, откуда пришел.

– Папа. Нельзя оставлять человека без куска. Любой ожесточится. Оторвется он не на тебе, на мне.

– Он тебе угрожал? – Юрий Максимович достал сигареты и выложил на стол.

– Нет. Нам в этом городе жить.

– Я его выкурю отсюда, и все дела.

– А рассчитаться с ним мы не можем?

– Незачем. Тебе девчонок растить, деньги пригодятся. – Он потрогал пачку, вытащил сигарету наполовину и полюбовался. Он позволял себе три штуки в день и потому оттягивал удовольствие.

– Смотри, взбесится, может стать неосторожен.

– С каких это пор ты стала такая пуганая? Темнишь что-то. Мне его бояться смешно, у нас весовые категории разные. Взбесится – еще лучше. Нечего тут вилять, сказано-сделано. Его права морально сомнительны, юридически он мертвец. Сообразит, не сумасшедший же. И тебя не пойму, зачем отдавать свое какой-то соплюхе?

– Но Алексей все-таки мне муж, я привыкла с ним считаться.

– Бросай эту привычку. Пора думать о себе, детях и престарелых родителях. А мужик всегда пристроится, тем более этот. Непропащий. Всех обвел и денег требует.

– Откуда ты знаешь, что он требует? Ты же его не видел.

– Почему? Видел. Он переговоры со мной провел, чтоб с тобой не встречаться. Зря ты, Ириша, о нем печешься. Ты и девчонки для него – никто. Он знать вас не хочет, не заикнулся ни разу. Только о деньгах. – Юрий Максимович наконец зажег сигарету, затянулся и внимательно посмотрел на дочь. – Я вот чему удивляюсь: скоро полтинник, а выглядит потрепанным юношей и ведет себя, как маменькин сынок. Пока получалось с моей помощью зарабатывать, смирно жил, а как дела пошли под откос – смотался. Даже если он к тебе придет и в ногах будет валяться, такое не прощают.