Текст книги "Умный, наглый, сомоуверенный"
Автор книги: Вера Коркина
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
К вечеру, напившись настоев и приняв по рюмочке, они разошлись спать по разным комнатам, но ночью Иру разбудил топот по дому. Домработница топала, как слон, куда-то собираясь. Ира полежала немного, сон не шел. Она поднялась, накинула халат, вышла на крыльцо, увидела, как в свете уличного фонаря мелькнул за сарай сарафан и, подчиняясь инстинкту преследователя, двинулась туда же. В сарае происходила недвусмысленная возня с подвизгиваньями. Ира постояла немного, решив послушать – когда-нибудь все равно перейдут на речь, – но замерзла и вернулась домой. Проходя мимо соседнего участка, увидела машину, поняла, что теткин жених внезапно вернулся, и ей придется уехать рано, чтобы с ним не встретиться.
Возвратившись ранним утром в город, уже по-осеннему желтый, с налетом грусти по празднику лета, приняла душ и поехала к Саше. Чем дольше он болел, тем сильнее она к нему привязывалась. Бьется, как муха в паутине, ради чего? Были бы хоть дети, еще можно понять. Хотя его жизнь чем-то привлекала, опасность манила, переходы от страха к уверенности разбавляли пресность. Зачем она ночью отправилась за домработницей? Так, инстинкт охоты. Ночь, тишина, неизвестность. Да, вот это – стоять за шторой в чужой квартире, ключ поворачивается в двери – хозяева. Бр-р, морок! Такое редкое ощущение, если Сашку этого лишить, что останется? Кукла без кукловода. На таком пустяке может держаться судьба! Дело же не в том, что ему захотелось когда-то прокатить ее по берегу моря. Не было бы ее, была бы другая принцесса. Но Сашку все равно жаль. Мальчик заигрался, и уже не остановишь.
Она доехала до больницы, с огорчением увидела пожелтевшее, отекшее лицо и, присев на краешек стула, осторожно начала выкладывать дачные новости. Саша чуть не выпрыгнул из растяжки.
– Отвези меня домой.
– Как это?
– Вместе с этой штуковиной, с подвеской. Я ее куплю. Или другую им куплю.
– Как будто дома…
– Не рассуждай, иди к завотделением, быстрее. Проси, вставай на колени, заплати! – бушевал Сашка.
К вечеру она его вывезла вместе с техником и медсестрой, которые с трудом приспособили систему к домашним условиям.
Выходя из больницы, Авилов уперся костылями как вкопанный перед девяткой, потом передернулся: «Машина-убийца! Где нанимала?» Дома немного успокоился и повис на телефоне, звонил в пункт проката автомобилей. Потом начал прозванивать свои каналы.
Вечером в доме появились молодой человек с девушкой. Ира провела их в комнату, оба сидели как пришибленные, разглядывая растяжку и отворачиваясь от мрачного больного.
– Нас уже допрашивали, – сообщил молодой человек, аккуратно выбритый, в ослепительной рубашке. Девушка его, лохматая и невзрачная, с ярким ртом цвета свежего синяка, сразу начала перебирать ногами, поправлять волосы и дергать шеей, как будто стремилась избавиться от одежды.
– Толя никуда не выходил, – сказала она и закрутила ноги винтом одна вокруг другой, и блузка тут же съехала с левого плеча.
– А кто выходил? – спросил Авилов.
– Выходил только Олег за водкой, остальные на минуту-две, не больше.
– Во сколько выходил Олег?
– В два примерно.
– Машина стояла?
– Стояла. Я в окно все время поглядывал. Да и Олег видел.
– А ты пил?
– Немного пива.
– Толя не выходил, – снова произнесла лохматая и взглянула на Пушкина в упор. Один глаз косил, как у Татьяны Митковой. – Толя меня в компаниях никогда одну не оставляет. – И поправила лямку под блузкой.
– Любой бы так поступил на его месте, – отозвался Пушкин, а про себя добавил: «Чума». – Адрес общаги скажи.
– Саперов, 12. Рядом. – Парень дернулся. – Езды две минуты. Сквер объехать.
– Вы спали?
– Нет. Никто не спал. В восемь мы ушли, а они – по комнатам. Машину я сдал в десять, брал на сутки.
Вопросов больше не последовало, и удрученная парочка засобиралась. Девица в коридоре надевала куртку, ерзая так, будто снимала все, что было под ней. Авилов переглянулся с Ирой.
– Никаких следов. Вернее, следы-то есть, но не того, кто это сделал. Он мог взять любую подвернувшуюся на улице машину, отправить меня на тот свет и вернуть девятку на место. Квалификация называется. Хорошо было раньше. Собрал дружину и пошел на врага. А теперь все не просто так: и кто враг неизвестно, и дружину не соберешь – продадут. Только себе можно верить.
– А мне?
– Тебе? – он озаботился. – Хотелось бы, конечно. Но «сердце красавицы», сама знаешь… Утопленник оживет, мне конец. Не так ли?
Ира задумалась. Он потянул ее к себе, положил рядом, погладил по спине.
– Очень бы хотелось, чтобы утопленник не всплыл. А тебе?
– Мне бы хотелось его увидеть живым. Один раз.
– Только один? Ты уверена?
– Уверена.
– Спасибо и на том. А как ты думаешь, мы не могли бы изловчиться и предпринять что-нибудь совместное в этом гамаке?
– Можно попробовать, – улыбнулась Ира.
– Попробуй, родная, вдруг получится.
Глава 11
Портсигар
Письмо № 11.
«Таня, случилась полная и ужасная катастрофа. Павел оказался подлец каких поискать. Я никогда ему не прощу и мстить буду всегда. Пока крест над его могилой не появится, не успокоюсь. Он, конечно, прощенья просил. Даже на коленях стоял, умолял не оставлять его, но я не могу этого вынести. Знаешь, что он вытворил? Женился на старухе из-за денег. Сам признался, блядун. Вернее, они заявление подали. Тетка Лео, у которой я огород вспахивала, по его расчетам, через год будет богатая женщина, и тогда мы заживем. Это он якобы точно знает и рассчитал. И вообще, все это провернул ради нас. Как тебе это? Чтобы я жила с ним на старухины деньги, ну не козел он после этого?
Вся моя любовь в пять секунд испарилась. Я считала, что он благородный человек, а не обносок, чтоб старух обирать. К тому же тетка мне ничего плохого не сделала, и я вижу, как она убивается. Он нас обеих провел, козел этот. Как я не распознала, когда через забор жили? И планы его на жизнь идиотские. Так Лео и позволит ему обобрать тетку, деньги-то его. Не знает, с кем связался. Я вначале плакала целыми ночами, так разочаровалась, что жить не хотела. И как мне Марусю растить? Я на него хоть в этом надеялась. А теперь сделала вид, что простила. Хотя он мне противен, но я выжду момент, когда он сильнее прочувствует, и отомщу. Надо сделать, чтобы не без пользы для себя. Поэтому я притворилась, что стану ему помогать, а сама не стану, убей бог. А не получится – придушу платком, и делу конец. Ненавижу потому что.
Посреди вселенской подлости случилось одно хорошее. Один из мальчишек, помнишь, я тебе писала, которые на меня набрасывались, Костя, в меня влюбился. Павлу я каждый раз нос натягиваю: пусть со старухой живет, раз женится, а сама бегаю в сарай к Косте. И очень распрекрасно себя чувствую, что этому козлу рога наставила. Костя, кстати, предлагает пожениться, когда ему будет восемнадцать, да только это не скоро случится – он меня на полтора года младше».
Через неделю Левша уложил брата на первую операцию – восстанавливать зрение – и занялся «Старым роялем». Катя пошла на поправку, и он навестил ее как бы по просьбе Пушкина. Она теперь стала жить с матерью. Девушка была до того запугана, что не разговаривала, а только в страхе ждала, когда он уйдет. Не отвечала и смотрела с недоверием и ужасом. Он понял, что с психикой у нее не того, и, пока дело не поправится, толку не будет. Если надавить – сломается, крыша поедет. Насчет Сергея он решил вначале собрать информацию. Темная лошадка, вроде из людей Гриши-банкомата, чем занимается, неизвестно. Какая тут степень близости – непонятно. За Сережей он тщательно следил и с Банкоматом один раз его видел. Но что его решительно интересовало, так это личная жизнь Пушкина. За его бабой Левша присматривал с удовольствием. Интриговали поездки за город, где она останавливалась на даче, и на завод. Девятку она сдала, и, пока сдавала, в прокатном пункте он еще раз попытался обыскать машину. На сей раз удалось, под видом клиента он все тщательно осмотрел, но того, что искал, не нашел.
Авилов решился наконец позвонить Кате. Катя пострадала, но значит ли это, что она пострадала из-за него? Ее могли попытаться убрать как свидетеля, как соучастника. Рука тянулась к трубке и останавливалась несколько раз. Не хотелось правды. Скажет правду – и придется… Он не слышал ее голоса уже два месяца. Авилов неохотно взял трубку.
– Катюша, ничего не говори, я знаю, что подлец. Скажи только, кто это сделал?
– Саша, я это сделала сама. У меня был шприц.
– Зачем? – Он был поражен.
– Они мне все объяснили, Сережа и его дружок, чтобы я не мешала. Что ты наглый, жадный. Неправильный. Чужой. Псих. Все, что случилось с тобой, – моя вина, потому что я Сереже пересказывала, что слышала, а он переправлял дальше. Ты в больнице из-за меня. – Катя тихо заплакала. – А когда укололась, то подумала – вдруг еще успею тебя увидеть и все объяснить. Что я против тебя не злоумышляла.
– И ты из-за… из-за такого, как я, решила убить музыку?
Он не слышал, как вошла Ира, но почувствовал спиной ее взгляд. Он положил трубку и растерянно развел руками:
– Она меня любит…
– А ты ее?
– Она мне нравится.
У Иры изменилось лицо. Из смуглого мгновенно стало бледно-серым.
– Ну что ж. Желаю счастья. Мне пора к детям. Я тут задержалась.
– Я это знал. Что ты меня выкинешь на помойку, как только представится удобный случай…
Ира ушла в свою комнату. Он слышал, как она собирала вещи, и не мог пошевельнутся, уставившись в одну точку. Слишком много свалилось сразу, и на всех его не хватало. Простучали каблуки. Входная дверь захлопнулась со стуком, приговор обжалованию не подлежит. Он остался один. То две женщины, то ни одной. Где эта чертова домработница? Он посмотрел на телефон, и тот издал послушный звонок.
– Ты что? – спросила Катя. – Я не все тебе сказала. Сережа обронил, что Левша занимался твоим столом. Я тоже видела, он что-то туда ввинчивал. А потом сразу на другой день произошло несчастье с Левой. Из-за того, что это с Левой, а не с тобой, я не подумала, что это могло быть преднамеренно.
– Катя, подожди, мне звонят в дверь. – Он подтянул костыли, доковылял до двери и увидел в глазок Иру.
– Слушай, – сказал он, открыв двери, – последняя просьба. Привези домработницу, я один загнусь.
Ира посмотрела на него без особой жалости и поставила сумку на пол.
– Хорошо. В последний раз. Я вернулась, потому что забыла про это. – Она протянула ему предмет. – Это я нашла в девятке, которую брала напрокат. Я о ней забыла, а сейчас наткнулась в кармане плаща. Может, это и есть след.
– Ты… – он даже поперхнулся. – Ты настоящий сыщик. – Ира посмотрела на телефонную трубку, усмехнулась и вышла.
– Привезешь домработницу? – крикнул он вдогонку.
Она, не отвечая, нажала кнопку лифта.
– Катюша, больше так не делай. Я буду за тобой следить, пока мысленно. И… ну что мне тебя учить, только портить, но Сергею ни звука про этот разговор, а уж Якову Александровичу тем более.
Он повесил трубку. С портсигаром Левши все встало на свои места. Не хотелось бы знать такого Якова, но выбора нет. С магнитофоном, вице-губернаторской женой, Митяйкой, Гонцом, наездом на девятке… Все понятно. Только Лева выпадал. Лева за столом оказался случайно. Решили заменить его на Левшу и поручили это ему же? Видимо, так. Можно было и договориться, но это против правил. То-то Левшу корчило, когда он заявлял, что отдает дело. Левше казалось, что он блефует.
Ира ехала в Березняки, ничего не видя от слез. Она снова промахнулась, ей предпочли другую. Редкая форма женского идиотизма. Она остановилась, достала платок, вытерла слезы, заливавшие лицо, надела темные очки и увидела в зеркало то, чего совсем не ожидала. «Крайслер» цвета спелой вишни. Глаза от страха мгновенно высохли. Из ее преследователей в последний месяц остался один, зато самый жуткий. Пропал «глюк», исчез, растворившись в воздухе, гнилозубый, спросив про Пушкина. Кличка, что ли? Но бугая с тяжелым восточным лицом стало гораздо больше. Он приходил к Саше в больницу, а она не спросила, кто это был. Дура.
Ира, выехав на шоссе, переключилась на третью, «крайслер» отстал и больше не показывался. Было около девяти вечера, возвращаться назад она не собиралась. Заночует у Нюры.
Целая жизнь, ей казалось, что целая жизнь прошла за последние три месяца, и она себя не узнавала. Словно бы все произошло не с ней. Пора с этим кончать и возвращаться в отцовский дом. Погуляла девочка, и будет. Она посигналила, вышла Юля и открыла ворота. Узнав, что с утра ее увезут в город, отпросилась попрощаться с мальчиком.
Авилов не дождался их ни на этот, ни на следующий день. Он остался без ног и без рук, плохо справляясь с хозяйством. В доме кончился хлеб, он сидел на твороге и воде. Отыскал в холодильнике подсохший торт. Еще через день позвонил Гонец, и он обрадовался спасению. Гонец решил проблемы с продовольствием и был отправлен опять же в Березняки за домработницей.
Авилов решил, что Ира улетела домой, не выполнив его просьбы. В сущности, хоть и безжалостно, но она имела на это право, потому что вся та жизнь, в которую она с ним окунулась, была не для нее. Не для принцессы его юности. Он усмехнулся. Мечта для того, чтобы не даваться в руки. А то, что дается, не может называться мечтой. Пусть Ира живет в качестве мечты. Сейчас ему не до этого. Надо спасать свою шкуру, убирать Левшу. Левша пустился во все тяжкие, а он инвалид. Правда ли, что фамилия его отца Хубиев, или Гонец врет? Людей на такие дела у Пушкина нет. Разве что Комар, но он «правильный». Но жадный. Рискнуть?
Гонец вернулся к обеду с плохими вестями. Ира с Юлей выехали позавчера утром, часов в восемь. Авилов чертыхнулся, отправил Гонца за Комаром и стал размышлять, не заявить ли в милицию. Но не поминай черта к ночи… Вечером раздался междугородный звонок, и знакомый голос произнес в трубку:
– Полковник Миронов. Мне Ирину.
– Ее сейчас нет.
– С кем я разговариваю?
– Авилов моя фамилия, Юрий Максимыч.
– Не забыл. Ирина где, Саша? Три дня не звонит, этот телефон дала на крайний случай. Девчонки волнуются, мы тоже.
– Позавчера уехала к тете Нюре на дачу. Не звонила. Я ногу сломал, сам поехать не могу.
– Запиши рабочий. Если будут известия, брякни. У вас там что? Живете что ли вместе?
– Сложно сказать. Не телефонный разговор…
Бестия полковник. Все учуял. Родная милиция нас бережет.
Когда появился Комар, Авилов сообщил, что нужен Левша – живым или мертвым.
– Что по деньгам? – только и спросил Комар. Пушкин даже цыкнул, хотя Комару-то что… Не он же с Левшой семь лет оттрубил.
Когда съехала Юля, тетке Нюре совсем край пришел. При Юле Петрович так-то уж к ней не вязался, вроде стеснялся или даже побаивался косых взглядов. А Юля глазами на него сверкала – будь здоров! Сразу не понравился, как увидела, будто чуяла неладное. Но после отъезда пристал с ножом к горлу – подписывай, иначе племянника посажу. Компромат выискал, мол. Она бросилась звонить Сашке – а тот что, безногий, говорит, не смей подписывать, я его прищучу, как только встану. Но Петровичу про ноги было известно или нет, только он очень торопился и грозил, что если не по-хорошему, так по-плохому, ты, мол, все равно подпишешь, потому что рыло в пуху, все знала, преступления покрывала и плодами пользовалась. И так все тянулось и тянулось, пока он в результате ее не запер. Сделал замок в дальней комнате, на задах – кричи не докричишься, соседям объявил, что в город уехала, и посадил на хлеб и воду. А не подпишешь, говорил, сдохнешь, я с твоим паспортом зарегистрируюсь с другой. И по суду унаследую.
Так она три дня уже сидела, и конца было не видать. От нервов чирьи пошли, но тут ночью, раз – стук, бряк, под окном шорох близко, тетка Нюра давай голосить – спасите, мол, запер, а это на-ка тебе, Юлька. Юлька ее отперла тихонько и устроила побег. И не в квартиру они бежали, и даже не к Сашке, а к барыне с диковинным именем, которая их приютила. Вид у Юльки был вовсе ободранный, но дух боевой. Пили они с рыжей старой барыней винцо и обнимались. И плакали, и утешались, и музыку та пилила, и собака аж им подпевала. Балаган, да и только.
На другой день барыня Юльку замалевала, нарядила в полный камуфляж, и та куда-то отправилась. Вернулась успокоенная, краску отмыла, продуктов принесла и сызнова понеслось – вино пить, музыку пилить и собаку мучить звуками. Так каждый день, так что тетка Нюра даже и обвыклась. Хоть и беспокоилась за дачу и имущество, а все ж не в кутузке. Юлька сказала, что у Сашки была, и на Петровича управа найдется, надо только потерпеть из-за ног.
После «ксеранутых» документов домработница у Авилова из доверия вышла. Явилась она таким пугалом, что он, открывая дверь, не узнал ее, но, когда узнал, обрадовался. Историю последних событий она выпалила за пять минут.
Утром, когда они отправились в город, сломалась машина. Подъехала иномарка, предложили довезти. Ира уперлась – ни за что. Амбал здоровый, вида жуткого, загреб их насильно, как щенков, и защелкнул двери. Съехали с шоссе в заброшенную деревню, где он их позапирал поодиночке, а на какой-то там по счету день Юля расковыряла старые доски и сбежала. Плутала долго, но пришла в Березняки, где нашла пустой дом, а тетку Нюру в плену.
– Чего амбал добивался?
– От мадам я не в курсе чего, а от меня известно. Натерпелась насилия. Планида такая, – вздохнула домработница и заметила, что Лео перекосился в лице и заметно позеленел. – Выглядит он – жуть. Левой рукой все делает. А машина бордовая.
Авилов сел вызванивать Комара. У того новостей не было – Левша пропал бесследно.
– Есть два места, где он появится обязательно. Больница, там операция у Хрипуна, и кладбище, там похоронили мать, давай. – Он еще поколебался и набрал номер полковника Миронова.
– Ира пропала, – сказал он и услыхал в ответ трехэтажный мат.
Отдохнув, полковник выспросил подробности. Подробности оказались скудными. Если щадить отцовские чувства, то рассказать было нечего, кроме «куда», «зачем» и «когда».
Левша видел, как Ира выскочила из дома Пушкина с тяжелой сумкой. Вначале шла быстро, нервничала. Потом остановилась, вытащила из кармана плаща блеснувший на солнце предмет, повертела и нерешительно двинулась назад. Он развернулся, поехал за ней, и, когда она забежала в подъезд, его осенило, что это. Он рванулся следом, но она уже уехала на лифте. Он побежал вверх, перепрыгивая через три ступени, но она в это время позвонила в дверь. Дверь долго не открывали, и у него мелькнула мысль, что он успеет прихватить обоих. Но было нельзя – дневное время, много глаз, ушей.
Он вернулся в машину, раздумывая, как быть дальше, но Ира вышла, отправилась на стоянку и выехала за город. Он ехал за ней какое-то время, а потом отстал. Он знал, куда она едет, можно было не спешить и приготовиться как следует. Имея на руках такую карту, можно влиять на события. Понятно было, что она для Пушкина не шалава. Он и сам был не прочь завести такую.
Убрать Пушкина из дела руки чесались давно, но что это чревато такими последствиями, Левша не рассчитал. Он делал все в одиночку, без Левы. Не потому, что не доверял, но оберегая от последствий. С Митяйкой, которого он спровоцировал на скандал в казино, оказалось просто. Заведешь парня – завод исправно действует шесть часов. Отматерил – и готово. Но в его планы не входило получить в ответ труп, Митяйка был мастер на все руки.
Магнитофон и коробку вице-губернаторской жены он сделал сам, подразумевая неприятности для Пушкина. Не последовало ничего ни с той, ни с другой стороны, хотя и на афганцев, и на ментов он возлагал надежды. «Блюдо с начинкой» в «Старом рояле» он тоже готовил в одиночку. Сергей правильно «отвел» Пушкина, но табачник напугался и теперь просит много. Голубые все себе на уме, скользкие, за базар не отвечают, не платить – рискованно, заплатить – еще хуже.
Прыткий господин Авилов, прыткий. Приехал в больницу, посидел две минуты у Левы, тут же дела порешал, позаигрывал с Катей. Ответишь ты за свою прыть. Оставить его нищим, других интересов, кроме денег, тут не водилось. Вот когда он будет ездить на троллейбусе, Левша будет доволен.
Он усмехнулся, вспомнив подарок вице-губернаторши. В коробке все пачки денег были разложены по конвертам и подписаны: за билеты в Лондон – отдельно, за путевки в Грецию детям и бабушке – отдельно, и главное – недурная сумма за дачку. Дама решила все объехать за один день. Умно, ничего не скажешь.
Левша прошел в комнату дежурного в автомастерской, зажег настольную лампу, налил из чайника холодного крепкого чаю без сахара, выпил его с круассаном, прилег на диван и открыл роман «Финансист».
План свой он осуществил элементарно просто. Ночью во дворе поковырялся в двигателе, а потом поджидал у шоссе. Его напрягло, что Ира была не одна, но в заброшенной деревеньке удалось разместить обеих – и востроглазую телку тоже.
Ира его возбуждала, но он еще не решил окончательно, насмерть у него дуэль с Пушкиным или нет. После того как выяснилось, что к Леве Пушкин не причастен, Левша слегка отмяк. Вопрос, отошел ли Пушкин? С одной стороны, тот был равнодушнее многих и спускал на тормозах недопустимое. А с другой – заедался до остервенения на пустяк. Терпеть психа было тяжело, но Левша до поры терпел. Пока не обнаружил, что Пушкин вложился в производство. Тогда Яков повел свою игру, и Ира в ней пригодится.
Левша привез в пустой дом топчан, соорудил стол из пня и доски, открыл банку со шпротами, нарезал хлеб и помидоры, готовясь к разговору, но у пленницы вдруг вспыхнули глаза, и она, схватив банку, швырнула прямо ему в голову. Масло потекло по лицу и куртке.
– Ну и сука, – растерялся Левша.
– Подонок, – ответила та.
– Ладно. Я забираю еду.
– Забирай.
Левша смахнул еду на землю и старательно растоптал. Подобрал банку, где оставалась еще пара рыбешек и немного масла, и швырнул в Иру. На ее плаще тоже образовалось жирное пятно. Она опустила глаза, поняв, что церемониться с ней не будут.
– Девочка, – немного помолчав, спросил Левша, – ты кем хочешь быть, когда вырастешь? Верни-ка мой портсигар. – Он протянул руку.
– У меня его нет.
– Потеряла? Двойка. Очень плохо. Вещь дорогая. Фамильная ценность.
Ира наконец начала соображать, что к чему.
– Я его оставила. В одном месте.
– И место это плохое, и по хозяину тюрьма плачет. Но лично вы, вы лично, – подчеркнул Левша, – меня не раздражаете. Совсем другой человек меня раздражает, а вы нет, вы мне просто путаетесь под ногами, и я вас изолировал. На время.
– Мне срочно надо в Ейск. – Ира сердито выстрелила глазищами.
– Зачем так далеко?
– Я там живу. Портсигара у меня нет. Зря тратите время.
– А жаль.
Побеседовав с одной, он оттягивался с другой, помоложе, и, судя по тому, как эта свиноматка бодро скакала, ей это было не в лом. Такое вышло распределение функций. Левша никуда не спешил. Пушкин еще месяц прохромает, значит, есть время все обдумать обстоятельно.
Иру он наказал. Запер на сутки, ставни на засовах. Когда вернулся, она обрадовалась свету, еде и человеческому голосу. Первый день был забыт. Постепенно она к нему привыкла и разговаривала много и охотно, совершенно не интересуясь слушателем. Говорила, просто потому что нужны были уши. Может, ей и глухой бы сгодился, но Левша был само внимание. Они даже пару раз выпили, когда он привозил шашлыки из придорожного ресторана. Ира рассуждала о себе, о том, что жизнь зашла в тупик, и сетовала, что Саша, на которого надеялась, загрузил своими проблемами. Левша подумывал предложить ей сделку: он держит ее, грубо говоря, в заложницах и одновременно распутывает историю с пропавшим мужем. Можно съездить в Ейск вместе. Отчего не помочь красивой женщине?
Ира призналась, что ей с ним проще, чем с Пушкиным: привыкла к мужу, который старше. Выяснилось, что Левша и ее исчезнувший супруг одного года рождения. «Оба змеи», – усмехнулась Ира и принялась гордо курить. На ее вопрос, какого рода у них отношения с Авиловым, Левша ответил – конкурентного, бросив на нее взгляд, на который она ответила прямым, не смущающимся взглядом. Она, видимо, полагала, что и он спросит о том же, но он не спросил.
И хотя в ее поведении присутствовал оттенок невроза, загнанного вглубь ожесточения, Левша видел, что эту девушку трудно сломать. Характер у нее был, это несомненно. Однажды заметила, что заключение считает отпуском. Левша улыбнулся и протопил вечером избу. В общем, он ждал, пока созреет Пушкин, решив предложить ему обмен. Хотя отдавать не хотелось – самому нравилась.
Но тут сбежала веселая свиноматка. Настоящая свинья – подрыла бревна и утекла. Левша перевез Иру в гостиницу, пообещав в ближайшие дни купить билеты в Ейск. К Пушкину она возвращаться не собиралась.