Текст книги "Умный, наглый, сомоуверенный"

Автор книги: Вера Коркина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 22
Что узнал полковник

Добравшись до гостиницы, полковник Миронов рухнул как подкошенный, успев только отматерить пропавшего Сашку и позвонить домой, где ничего нового не произошло: сопли и слезы. Женский батальон без него пал духом, и утешить было нечем. Уснул он не сразу, перед глазами, перемешавшись во времени и пространстве, появлялись то жук Яков с озадаченной лошадиной мордой, то ухмыляющийся Сашка, то горбунья с бледным лицом, то вокзальные рыла – одно особенно уродливое, смеющееся, то Ирино кольцо с розовым кораллом. В области сердца защемило, и он, не включая света, встал принять валокордин. Пропустишь ночь сна, и ни бодрствовать, ни спать по-настоящему уже не можешь. Дверь скрипнула, и в проеме появился Сашка.

– Где ты бродишь, мать твою?

– Еще только десять.

– Не включай свет, голова раскалывается. Так говори.

– Я ничего не узнал. Увидел знакомого типа, караулил, думал он приведет куда надо…

– Ну и что? Не тяни ты.

– Свет зажгу на секунду. – Авилов нажал кнопку ночника и тут же потушил. Юрий Максимович только и увидел, что под глазом у Сашки красовался страшенный синяк.

– В морду дал и из поезда вытряхнул, – сообщил Сашка.

– Хорош знакомец.

– Да ладно, пустяки. Удачно выпал, на этот раз повезло. Ира что?

– Ничего. Ездила в гости, поездка не задалась, она отправилась домой и сгинула. На автобус билет не брала.

– Может, на попутке?

– Это устанавливаем, но не такая она дура, чтобы с кем попало садиться в машину.

– Может, была расстроена? – Авилов говорил одно, а думал совсем другое: Ира, конечно, не дура, но уверена в себе: может быть и неосторожной, и рискованной.

– Ладно, утром все. Иди спи. Сердце болит.

Полковник перевернулся на бок, отвернувшись от Сашки. Тоже мне помощник. Занялся своими делами. Зацепками. Позлившись, Юрий Максимович внезапно заснул.

Письмо № 19.

«Дорогая Танюша, спасибо тебе, что меня навестила. Это была, можно сказать, единственная радость в моей жизни. С тобой мне всегда надежно, в твоем правильном мире все стоит на местах, а в моем – свистопляска, так что я минуты не живу спокойно. Сильно заболела Маруся, у нее острый отит, и она плачет так, что мы с мамой разрываемся на части. Вышла неприятность с мадам, о которой я тебе не сказала всей правды.

Вечером, пока ты отдыхала, у нас была перепалка из-за вешалки. Она ее решила искать самостоятельно, а я не могла вытерпеть, чтобы шмонали мои шкафы. Прошли те времена, когда ей было все можно. Я была с ней не слишком любезна, и она отбыла, не простившись. А потом приехала милиция, сказали, что она пропала. Если ты что-нибудь знаешь – сообщи срочно, потому что они меня, кажется, подозревают, тем более что мадам забыла кольцо, а милиции это не слишком понравилось, и они его конфисковали. Наверное, это улика против меня. Еще в туалете было разбито стекло. Мы с мамой успели вставить до милиции, но все равно странно, кому понадобилось?

Но это еще не все. Павел, как уехал на рыбалку, так с тех пор о нем ни слуху ни духу. Исчез, а ведь так уже однажды было. Уже неделя, как его нет. Если это протянется еще недели две, то все пойдет по кругу: не только маме, но и мне придется искать работу, и я попаду в кабалу к какому-нибудь Лео. Что опять могло стрястись с Павлом, чтоб мучить меня неизвестностью? Ведь хорошо жили, но опять недолго. То понос у него, то золотуха. Живешь, как на вулкане. Я начинаю думать, что в этой жизни полагаться можно только на себя и маму.

Тебе хорошо, ты умеешь справляться с неприятностями, переименовала себя, высчитала знаки согласия, и все исправилось. Я же, дура такая, ничего не понимаю, плыву по течению, и любой делает со мной, что захочет. Ты думаешь, я зарюсь на чужое, хочу урвать побольше, но это не так. Я сопротивляюсь и пытаюсь взять то, что заслужила. Неужели за все мои труды мне не причитается нормальной жизни? Это несправедливо. Ведь она есть у любого, и у тебя она есть. Тебя окружают сочувствием, а меня вечно эксплуатируют и норовят обставить. Где тут правда и стоит ли так жить? С несправедливостью я не могу смириться – это нечестно.

Сейчас меня терзает подозрение, что я осталась на бобах, как тетка Нюра, мне обещали жениться и провели. Что целью Павла была вовсе не семейная жизнь, а иначе что ж не жить, а что-то другое. Может, он брачный аферист? Я оказалась его помощницей в делишках, а когда они закончились, то и все. Сижу, как дурочка, одна, и мысли самые зловещие. Меня просто использовали, а ничего другого просто не приходит в голову. Или он разлюбил, или не любил никогда. Если это так, то я отомщу.

По нему никогда ничего точно не скажешь. Мы вместе давно, но утверждать, что этого человека я знаю, я не берусь. Какой-то оборотень, честное слово. Ласковый, слова всегда правильные, а поступки – как видишь! Мне кажется, он отлично догадывается, что бы я хотела услышать, о чем мечтаю, и говорит именно это, а на деле все иначе. Но я ему верю, потому что на его стороне мои мечты. Он врет, все время врет, а я ему верю.

Ладно, хватит плакаться, потому что, чем бы дело на этот раз ни кончилось, он у меня из доверия вышел, и до правды я доберусь. Пойду заниматься домом, я теперь тут единственный мужчина, и сама себе голова. Если пропавшая мадам успела сговориться с Лео, а Павел не появится, то мне придется отдуваться одной. Обещай мне, Танюша, что сообщишь, если будут какие-нибудь новости о мадам. До встречи. Надеюсь, моя жизнь не рухнет, а на этот раз устоит. Надежда, конечно, слабая».

Полковник, повернувшись на бок, вскоре захрапел, но Авилову было не до сна. Пора кончать с этой бодягой. Так в тридцать лет можно сделаться инвалидом. Надо добраться до этой ерунды, что свалилась на его голову. Он пощупал синяк, продолжавший наливаться, и шишку на затылке. Болел локоть, и ломило в спине.

Как только он начинал разбираться с одной проблемой, тут же, как забор, выстраивалось новое препятствие. Как Одиссей, который не может добраться до Итаки уже тридцать лет, он одолевает одно препятствие за другим, а конца не видно. Может, Одиссей и не хочет домашнего покоя? Может, ему не хочется расставаться с бурной жизнью, и судьба идет навстречу, подкидывая проблемы?

Собрался выручать Иру, а выпала совсем другая карта. Он встретил «кавказского пленника», нагло разгуливающего по улице, и увязался за ним. Дело кончилось потасовкой. Пушкин, не зная, как тот себя поведет, преследовал его в вокзальной толпе и вскочил в электричку в последний момент. Тут ему, чтобы уклониться от встречи с контролерами, пришлось выйти в тамбур. Там и произошла очередная бесславная схватка, после которой Пушкин оказался на железнодорожной насыпи – хорошо хоть отъехали недалеко. И что ему вздумалось бегать от контролеров, как мальчишке?

Ему запомнились белые от злости глаза противника. Раньше тот на него не глядел или не злобился так неистово. Еще один персонаж его биографии, пылающий немотивированной злобой… А ведь Авилов ему ничего не сделал, ну в подвале подержал. Это «кавказский пленник» ему насолил по первое число: собрал досье, совратил тетку Нюру и домработницу, присвоил деньги – и злобится. Вместо того чтобы уносить ноги, напал первым. И вообще, откуда он в этих краях? Собрал досье и остановиться не может, хочет еще раз продать? Похоже, зря он переложил поиски домработницы на Иру. Нужно этой парочкой заняться всерьез. Сразу, как только она найдется. Охота за «пленником» не безопасна. У него вид человека, которому нечего терять. Вид психа со следами былого благополучия. Вывихнутый тип, теперь таких поразвелось. Привыкли жить неплохо, потом кризиснулись, и пробки полетели окончательно. Во всем нужно сохранять равнодушие: здоровье не вернешь. Тем более психическое.

Но это ладно, а Ира, куда могла подеваться Ира? Отправилась исполнять его поручение и заехала слишком далеко? Когда он рванулся за «кавказским пленником», то эта мысль его и вела. Не зря же они оказались в одном месте? Это он их свел, потому его побои вполне оправданны. Ему досталось за Ирку, за ее рвение. Они все сообразили. Она либо нашла их местожительство, либо приблизилась на небезопасное расстояние. Ему захотелось разбудить полковника, но он не решался. Старик совсем вымотан, плохо соображает. Да и он сейчас, после очередной молотиловки, думает вяло. Похоже, очень похоже, что Ире не дали вернуться, потому что она нашла то, что надо.

Во сне полковнику снилось, что он не может отыскать в квартире будильник, чтобы его заткнуть, а когда он очнулся от тяжкого сна с поисками, оказалось, что давно и надрывно звонит телефон. Это была супруга, которая известила, что вчера, поздно ночью позвонила женщина, чтобы предупредить, что с Ирой все в порядке. Она отправилась в трехдневное морское путешествие и оставила телефон, чтобы знакомая предупредила родных. Но та его потеряла и нашла только вчера. Вот и все.

Полковник положил трубку и принялся материться так, что проснулся Сашка и выглянул из соседней комнаты.

– Одна дура отправилась в круиз, а другая потеряла телефон. Вот и все. Пустяки какие. Бабье треклятое. Интересно, в какой круиз эта паршивка отправилась, никому ничего не сообщив. Какой такой круиз?

С утра полковник соображал лучше, а может быть, пропал страх. Сейчас он напоминал себя в лучшие годы, а слово «круиз» выговаривал с ненавистью. Авилов решился наконец прервать монолог, попросив объяснить, что произошло.

– А откуда был звонок? Знакомая представилась? – сразу поинтересовался Пушкин.

– А? – моментально поймал полковник ход мыслей. – Да нет, какое там. А супруга бы и не додумалась ничего спросить, сколько лет учу, бесполезно. И той не резон представляться, напартачила. – Полковнику хотелось верить в лучшее, но логика не позволяла. – Думаешь, липа? Хотят нас остановить?

– Допускаю.

– Она ночью звонила. Как нашла, так и позвонила.

– А почему она поисками занялась в ночное время? Она могла звонить ночью, чтобы избежать вопросов. Со сна не каждый сообразит, что спрашивать, надо еще новость переварить.

– Ты прав. – Полковник опустил голову. – Да кому она понадобилась-то, прости господи? Баб полно, чего их красть? Ничего в голову не приходит.

– Ну-у! – потянул Александр Сергеевич, давая понять, что полковник недооценивает свое сокровище.

В это время зазвонил телефон.

– Товарищ полковник. – Звонил расторопный участковый. – Лейтенант Меньшиков беспокоит. Вы спрашивали фамилию владельца дома. Его фамилия Разумовский.

– Что-о? – взревел полковник.

– Повторяю по слогам: Ра-зу-мов-ский. Слышно?

Положив трубку, полковник замолчал. Сидел, мотая головой, будто его душил воротник, и с каждой минутой становился все больше похож на старика.

– Что там? – забеспокоился Авилов.

– Знаю я, что это за круиз. – В голосе полковника звучала едкая горечь. – Позорище. Позорище и только. Не ждал от Ирины такого сюрприза. Не смотри на меня, я тебе не скажу. Тьфу! – Полковник сплюнул прямо на ковер.

– Не понял. А мне что дальше делать?

– Занимайся своим. Ты ведь не Ирину приехал искать, а за своим.

– За чем за своим?

– Объяснять не стану. Но знаю. Зачем она туда потащилась? Что у вас за отношения? Погоди, с тобой тоже разберусь. Отдельно, чтоб не смешивать.

Авилов решил не нарываться на полковничий гнев и промолчал.

– Черт сладит с бабой, когда ей что-нибудь втемяшится, – продолжал полковник.

– Скажите только, где Ирина, Юрий Максимович.

– В круизе, – скривился полковник. – Сказано уже.

Авилов вышел и закрыл за собой дверь. Похоже, поиски были закончены. Полковник знал, где Ирина, но новость оказалась едва ли не хуже страхов, которые мучили до этого.

Глава 23
Новая жизнь

Клементина стояла у окна, в сумерках смотрела на сугроб, на ворону, одиноко каркавшую на голой ветке, и комкала в руке письмо. Ворона привлекла ее внимание.

– Я та, что весело раскачивает ветки на ветру. Раскачивает ветки на ветру, – повторила она и посмотрела на измятое письмо.

Ты когда-нибудь, обратилась она к письму, напишешь правду или нет, хроническая ты врунья? Сколько я с тобой вожусь? Мы росли в одном дворе, и три четверти твоих историй были враньем. Теперь мы едва достигли соотношения два на два. На это ушло десять лет. Еще десять лет, и все будет в порядке, дорогая, я тебя вылечу от этого! Ведь ты врешь самой себе. И уже сама жизнь дает тебе знаки-предупрежденья – перестань, прекрати, но это сильней тебя, да? Не хочешь знать о себе правды, обожаешь себя, не хочешь ничего менять? Гобелен с самоваром спрятала: не надо зеркала, уберите! Что должно произойти, чтобы ты изменилась? Катастрофа? Но ты, как ванька-встанька, вскочишь на ноги, а окажутся виноваты все, кроме тебя. И разве ты не пишешь мне именно те слова, которые я мечтаю прочитать? Да, точно так, как это делает Павел Иванович. Ты упрямая, а я упорная, ты сильная, а я мужественная, ты хитрая, но я умная. Неужели инстинкты сильней разума? Невозможно. Это мое личное сражение, пусть даже длиною в жизнь.

– Держись, подлая врунья! – пробормотала она, весело раскачивая ветку на ветру.

В дверь позвонили, и снова как тень возник спутник из поезда. Клементина решила, что пора ставить точку в этой поездке. Тем более что день был днем решений. Все утро во дворе гомонили птицы. Две стаи синиц на кустах, стая ворон на тополе.

– Проходи, – предложила она. – Чай будешь? – Он обрадованно кивнул и вынул из-за спины коробку с тортом. – Какой ты предусмотрительный, наверное, боишься меня? – Он опять кивнул. – Я буду разговаривать, а ты только кивать? Не пройдет.

Лев перестал кивать, по-видимому, обиделся и молча присел на кухонном табурете, потирая озябшие руки.

– Ты не за ту меня принимаешь, – начала нотацию Клементина. – У меня скверный и даже злой нрав. Как у многих калек, ты понимаешь, о чем я. Если ко мне относиться так, как ты, ничего хорошего не выйдет, я буду капризничать. А спорить со мной, ставить меня на место ты не рискнешь из жалости.

– Сама не за того меня принимаешь, – отреагировал гость.

– Я та, которая берется всех перевоспитывать.

– Не получится, – он покрутил головой.

– Ты явился, чтобы меня жалеть?

– Меня бы кто пожалел. Ты за всю дорогу даже не спросила, что у меня с лицом.

– Лицо как лицо.

– Ну ты даешь! – изумился Лев.

– Не каждому такое лицо достается. Но это не повод, чтобы носиться с ним, как с орденом. Скажи, что ты за мной ходишь, что тебе нужно?

– Я и пришел узнать у тебя, что я за тобой хожу? Увязался и хожу. Что мне нужно? Ты все знаешь, так скажи.

– Может, тебе нужен доктор, голову подлечить?

– Меня все время проверяют – здоров. Голова тоже.

– И ум в ней есть?

– Не знаю, это не проверяли. – Лев был непробиваем.

– Ну хорошо, оставайся, пока меня не разозлишь.

– Я не собирался здесь оставаться, – осторожно заметил Лев.

– А что ты собирался?

– С собой позвать.

– У меня работа.

– Хорошо, закончишь и поедем.

– Куда? И что я там буду делать?

Лев огляделся:

– То же самое. Нитки плести. Это везде можно делать. У меня есть мастерская, будешь там плести.

– Ты мне предлагаешь вместе жить?

– Не знаю. Ты же говоришь, что злая, может не получиться. Но надо попробовать, вдруг пугаешь. Я – тот, кто своего добивается.

– Наконец-то тот, кто своего добивается, встретил ту, от которой ничего не добьется. – Клементина усмехнулась.

– А это что? – Лев показал на кастрюлю в центре стола. В кастрюле плавал кораблик из коры под бумажным парусом, заштрихованным черным фломастером.

– Покажу, садись.

Она зажгла верхний свет, они сели напротив, Клементина уставилась на кораблик, подперев руками щеки. Взгляд ее сосредоточился на парусе. Парус дрогнул, повернулся подветренной стороной и поплыл, повинуясь взгляду. Лева смотрел на Клементину, прямо в ее зрачки, превратившиеся в маленькие точки, словно острые камни на речном дне. Потом он перевел взгляд на парусник, и тот, что-то почувствовав, остановился, покрутился в нерешительности, двинулся влево, потом вправо.

– Ты мешаешь, – сообщила Клементина. – Сбил его с курса. Попробуй один. – Она опустила взгляд, и кораблик встал.

– А что я должен делать?

– Ничего. Просто смотри на него и двигай.

Лева уставился на парус, тот, дрогнув, завертелся. Его крутило, как в воронке.

– Ну и ну, – удивилась Клементина. – Сильно.

Ободренный Лева вытаращил глаза, парусник перестал вертеться и решительно двинулся к берегу Клементины, затем, постояв у края, поплыл обратно и продолжал курсировать от берега к берегу. Девушка улыбнулась и навела на парус сосредоточенный взгляд. Тот встал, точно не мог сдвинуться с места. Они держали его взглядами с противоположных сторон. Оба делали заметные усилия, Клементина побледнела, а Лев покраснел, но никто не мог сдвинуть корабль с места.

– Ничья, – сообщила Клементина. – Силы равны.

– Ты тренировалась, – обиделся Лева.

Она в ответ рассмеялась:

– Это не мышцы качать. Что есть, то есть. А чего нет, того и не будет.

– Надо попробовать, – решил Лева. – А ты веселая, – заметил он. – Давай сходим в ресторан, как раз полдесятого. Казалась грустной, а на самом деле веселая.

– Платья нет.

– Тебе не надо платья. Что-нибудь простое, чтобы шея и руки были открыты и все. И так красивая.

– Это я только с тобой.

– Со мной? – удивился Лев.

– Да. Ты мне понравился в поезде. Я за тобой увязалась, а ты подумал, что это ты ко мне прилип.

– Удачно сложилось, – порадовался Лева. – Редко бывает.

– Я подумала, что это очень мужественный тип: разгуливает как ни в чем не бывало с таким лицом и с девицами знакомится напропалую.

– А! Так ты запала на рожу. Это не мое лицо. Покажу тебе настоящее. – Он полез в бумажник за фотографией и выложил ее на стол.

Клементина задумалась:

– Интересно, какая я настоящая?

– Сейчас все исправляют, были бы деньги…

– А меня надо исправлять?

– По мне дак нет, но вдруг ты хочешь?

– Да вот даже не знаю, надо ли нам себя исправлять.

– Я бы хотел быть прежним.

– А я себя прежней не помню… – Клементина вновь задумалась. – Сколько помню, всегда была такая.

– Но если тебе так нормально, то не надо.

– А другие?

– На…плевать.

– Лихо. Хочешь, покажу тебе, что я плету из ниток.

Она открыла кладовку и принялась ставить на кресло свои работы, и Лев разглядывал то, что показывала Клементина.

– Ты тут маху дала. Тут блестящая нитка не нужна. А это что за синяя тень, как у покойника? – Лева принялся разбираться с гобеленами не на шутку и судил беспощадно. Они не заметили, как наступила ночь. Лева все критиковал, Клементина спорила и объясняла, пока он не заявил, что хочет есть и спать.

– Идем в ресторан? – позвал он.

– А может, тут что-нибудь приготовить?

– Продуктов нет. В холодильнике пусто, – приуныл Лева.

– Откуда ты знаешь?

– По звуку.

Он так загрустил, что Клементине стало смешно и жалко его. Она открыла шкаф, размышляя, как выйти из бедственного положения. Лева тут же засунул нос за дверцу и сразу вытащил то, что надо, – черный сарафан на тонких лямках и лиловую шаль, предупредив: «Не вздумай краситься, все испортишь». Они дошли до ресторана, сели за стол. Клементина выпила бокал вина и расплакалась.

– Зря, – расстроился Лева. – Зря ты. Ты думаешь, что не выйдет. Все получится четко. – Он прищелкнул языком. – Я уже решил, как все будет. Все будет тип-топ.

– Встретились два одиночества?

– Не это… Не паникуй. Сейчас я быстро поем и дома все тебе изъясню. Ты ведь есть не будешь? Так салат закажи.

– Откуда ты знаешь, что не буду?

– По виду.

Они вернулись в дом и улеглись спать в разных углах комнаты. В полной темноте он рассказал ей свою историю – историю человека, потерявшего лицо, который нашел взамен себя, и эта была первая в жизни Клементины история, в которую она абсолютно поверила и которая поразила ее своей правильностью. Именно так и должно было произойти. Именно так и не иначе.

Наутро они доели торт, и Клементина проводила его до вокзала. Падал свежий снег, все стало чистым, новым, печальным.

– Значит, договорились? – спросил он.

– Да. Я буду ждать.

– Ровно через неделю, в четверг, утренним поездом. Встретишь?

– Да.

Он зашел в вагон и исчез. Его забрал себе и увез поезд.

Снег начал падать сильнее, и она вернулась домой запорошенная, как из метели. Шапка и пальто оттаяли и повлажнели. Вороны за окном не было слышно, хотя она была тут постоянной обитательницей. Клементина решила, что это знак согласия и, вглядевшись в сплошную пелену за окном, где различались только смутные силуэты деревьев, произнесла: «Я та, что падает с неба и защищает всех».

Яков Александрович был неприятно поражен новостью, привезенной полковником и неприязнью, которой тот не скрывал к нему лично. Занятый приятными хлопотами и почти забыв о дуэли с Пушкиным, он насторожился, заподозрив ответный ход. Он увез женщину из-под носа у Пушкина, а теперь ее увезли у него. От помощи полковник надменно отказался, но, если Ирина попала в беду, он будет неважно выглядеть, не вмешавшись.

Но дел было невпроворот, и, как назло, пропал Лева, которого Левша, пока подходили сроки следующей операции, заставлял помогать. В конце концов мастерская будет Левина.

Тут его размышления были прерваны появлением брата. Вид у него был странноватый, чересчур возбужденный для беспечного Левушки. Яков Александрович к перемене его внешности привык, а к новому поведению приспосабливался с трудом. Лева, перекусив на ходу, отправился в вагончик давать распоряжения рабочим, и начался обычный день с бетоном, мазутом, краской, оградой и прочими хозяйственными заботами. Лишь к вечеру, когда Яков Александрович привез из дорожного ресторана долму и бутыль вина, купленную в поселке, они сели ужинать и разговаривать.

– Я нашел девушку, – сообщил Лева. Левша присвистнул.

– Хорошенькую?

– С горбом.

– Ну-у хозяин-барин. Я стал замечать, что ты как-то неравнодушен… Милостыню все подаешь… всяким… – Яков Александрович старался подбирать выражения, чтобы не возбуждать Леву. – Это что, теперь твои братья?

– И сестры, – согласился Лева. – Ты как женщин выбираешь?

– По внешнему виду.

– Я по внутреннему. – Лева потянулся за бутылью и долил вина себе и брату. Разломил лаваш, протянул половину.

– Это по рентгеновскому снимку или как еще? – не удержался Яков Александрович.

– Она умная, это раз, второе – симпатичная, третье – художница…

– Да ладно, ладно. Завелся товар нахваливать. Лишь бы тебе нравилась, мне-то что. Понятно, что не шлюха.

Они ели молча. Лева снова потянулся к бутыли, но Левша опередил, сам разлил вино и поставил бутыль возле ног на дощатый пол.

– Жратвой ее уже донимал? Учил жить?

– У-гу. – Лева жевал сосредоточенно, не отвлекаясь.

– И что?

– Сразу поняла, что я прав.

– Прямо так с ходу все и поняла?

– Да. Быстро. Что ты больше всего ценишь в женщине? Я – скорость…

– В женатых людях есть что-то эстрадное, – добавил Левша. – Не замечал? Ты вот еще только собираешься завести половину, но уже смешно.

– А как Ирина Юрьевна? – задал Лева тонкий, по его мнению, вопрос.

– Похоже, что Пушкин объявился. – Лева перестал жевать. – Не таскайся в город. Полковник ее ищет, пропала куда-то.

– А причем тут Пушкин?

– Ну, ты не забывай… Может, он решил вернуть свое. Деньги за автомастерскую он заграбастал. Имущество вернул себе. Теперь взялся за нее. Надо бы самим поискать.

– Но она-то не предмет.

– Любой может попасться… – Левше было неприятно об этом думать. – Я тебе сказал, чтобы ты просто был в курсе, а решать буду сам.

Пока они обсуждали свои проблемы, Авилов прогуливался по пустой холодной набережной, подставляя ветру лицо, и размышлял, покупать ему билет домой или нет. От Ирининого отца он ни слова не добился, но розыск прекратили, значит, опасность миновала. У полковника есть версия происшедшего, которая кажется безопасной, раз он так поступил. Но у Авилова была своя, которая безопасной не представлялась, даже наоборот. Встреча с «кавказским пленником», мягко говоря, настораживала, тот явно пустился во все тяжкие. Он дошел до ближайшего кафе, попросил телефон и набрал номер. Полковник был в мрачном расположении духа, но более спокоен.

– Юрий Максимович, дайте адрес, куда ездила Ира.

– Зачем тебе? Ее там нет, она уехала в круиз.

– Надо еще кое-что проверить. Вдруг ее насильно увезли.

– Ее попробуй увези насильно. Уговорил – много ли надо бабе.

– Да кто уговорил-то?

– Отстань.

– Дайте адрес, отстану.

– Чего ты ищешь, там уже нету, зря прокатишься…

– А что я ищу?

– Что бы ни искал. Ничего нету.

– Надо бы проверить.

– Ну и черт с тобой, записывай. А я тебя предупредил.

С адресом в кармане Авилов отправился на вокзал. Было семь часов вечера, к ночи он будет там, если автобусы не ходят, возьмет попутку. К двенадцати часам хоть как доберется.

Через день Юрий Максимович позвонил Сашкиному отцу.

– Семеныч, Александр домой вернулся?

– Два дня не видел. Вещи тут.

– Я ему поручение дал, видно, дела задержали.

Полковник озадачился. Бермудский треугольник – кто ни поедет, исчезнет. Еще один в круиз отправился. Как бы чего ни приключилось. Ладно, немного подождем.