Текст книги "Умный, наглый, сомоуверенный"
Автор книги: Вера Коркина
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Глава 24
Запертая дверь
Ира подергала ручку, потом навалилась плечом, нажала – дверь не поддавалась.
– Откройте, – крикнула она, – выпустите меня!
Она принялась громко стучать, отбила руку и стала кружить по холодной комнате. Мелькнула мысль, что дверь по ошибке заперли на ночь для безопасности. Допустим, Елена Ильинична. А утром откроют. Ира прикинула, сколько может быть времени. Вероятно, часа два. Нет, женщина перед тем, как повернуть ключ в двери, проверила бы. Все-таки горел свет, можно было и догадаться, что кто-то есть внутри, тем более, в доме незнакомые люди со своими привычками. Домработница заперла в отместку? С нее станется. Утром изобразит изумление, и все. Что еще может быть? Глупость несусветная…
Ира начала замерзать в легких спортивных штанах и майке на голое тело, вернулась в туалет, где было теплей, и села на крышку унитаза, глядя на себя в зеркало. Ну что, красавица, сидишь в холодной, чтобы пыл остыл? Конечно, это домработница, кто же еще? Может быть, это не от злости, а продуманно? Она ее заперла, чтобы ничего не узнал Сашка, а вернется ее мужчина, одеколон «Ренуар», и с ней разберутся по всем правилам… В глубине души она в это не верила, но подвал нагонял тягостные мысли.
Ира и в туалете начала подмерзать. Сидеть неудобно, о кафельный бачок не обопрешься, холодный. Она включила горячую воду. Нет, так будет еще и сыро. Встала, пробежалась по залу: бегать в тапочках было неудобно. Запыхавшись, она вернулась в туалет. Мерзавка, не будет по-твоему.
Туалет был в цоколе, и у потолка находилось небольшое окно с матовым стеклом, на которое Ирина посматривала с сомнением. Можно разбить и вылезти наружу, но неизвестно, пройдет ли она в него. Но если разбить и не пролезть, то можно к утру окочуриться от холода. Все равно, надо попробовать. Как раз, очень мило, единственный разумный предмет – стремянка в углу. Ира влезла наверх и попробовала примериться бедрами: вроде проходят. Она спустилась, взяла вантуз и, отвернувшись, с силой ударила деревянной ручкой в стекло. В лицо задуло, она принялась отбивать и вытаскивать осколки, это заняло много времени, зато стало понятно, чем заниматься. Если вылезать боком, то она может и не пораниться. Она просунула голову наружу, ее обдуло ветром. Непроглядная ночь и тишина, ни одного огня. Даже собак не слышно.
Она выбралась уже до половины, уперлась в землю и осторожно повернулась, в бедро кольнуло маленькое стекло, которое не смогла вынуть, но это уже пустяки, все, последняя нога. На воле. Она встала с земли и отряхнула руки.
Внезапно ей в лицо ударил свет фонарика.
– Выключите, я ничего не вижу! – потребовала Ира, начиная трястись от холода. Свет потух, человек приблизился. Ира сделала шаг назад и собралась дать стрекача. Очень хотелось бежать, правда, неизвестно куда, но хотелось.
– Что ты тут делаешь? – Голос был знакомый, но Ира от неожиданности не поняла чей. Сердце дико заколотилось.
– А ты?
– Я услышал, что стекло разбилось.
Все, Ира его узнала.
– Держи мою куртку.
– Я хочу в дом.
– Тебе туда нельзя.
– Почему? Там мои вещи.
– Пойдем обсудим, только не в дом.
Они дошли до берега, Ира в его куртке, он в свитере. Поднялись на палубу небольшого судна. Он отомкнул каюту и включил свет. Ира осмотрелась: внутри было уютно и тепло. Клетчатые шторки, диван.
– Налить тебе, чтоб согрелась?
– Ну налей.
Он разлил по рюмкам водку, разрезал яблоко. Они выпили, Ире вдруг стало истерически весело.
– Что ты тут делаешь? – поинтересовалась она.
– Я первый тебя спросил.
– Я в гостях. Пошла в туалет, захлопнула дверь и не могла открыть.
– Ну покричала бы.
– Пробовала.
– Тут твои знакомые?
– Да так, шапочные. Просто съездила проветриться за компанию.
Он долил еще водки:
– Ну так выпьем за то, что ты проветрилась.
– А теперь ты говори. Твоя очередь.
– Я шел мимо, услышал звук разбитого стекла, потом кто-то заворочался, я решил посмотреть, что происходит.
– А ты еженощно тут ходишь?
– Нет, не спалось, кошмар приснился, вот и решил прогуляться.
– Ну здорово. Давай еще выпьем.
– Давай. За встречу.
– Хорошо. А теперь говори правду.
– С какой стати? Ты мне много правды сказала?
– Хотя бы с той, что я ращу твоих детей.
Он отмахнулся:
– Если б я был женщиной, а ты мужчиной, то я бы растил твоих.
– А почему мне нельзя в дом?
– Откуда я знаю? Может, и можно. Я предположил, что что-то случилось, раз ты оттуда таким странным способом вышла. А потом мне самому интересно, ты бы ушла в дом, а я? Я обрадовался, когда тебя узнал. Ба, думаю, это же моя жена стекла бьет!
– Ты что, уже напился?
– Да нет еще. Хочешь, поплаваем? Сходим до острова и назад?
– Это как в песне «Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал…»?
– Тихо, спокойно поговорим, все обсудим.
– А что все?
– Про деньги можем не говорить, раз не хочешь.
– Ладно, поехали. Налей еще.
Они выпили по рюмке, и Алексей пошел заводить мотор.
Авилов, в одиннадцать вечера прибыв на вокзал, едва успел на последний идущий в поселок автобус. Там он разыскал дом и начал его обследовать. В доме еще не ложились, под окном были слышны голоса, потом заплакал ребенок, и картина стала ясна. Он еще какое-то время поискал на участке тяжелый предмет на случай неожиданной встречи, не нашел ничего, кроме камня, украшавшего горку засохших цветов, припрятал и позвонил в дверь. В доме случился небольшой переполох, и двери открыла Юлина мать.
– Здравствуйте, Елена Ильинична, – поклонился он. – Не приютите ли позднего путника? Будучи проездом в ваших краях, не озаботился ночлегом и вынужден вас побеспокоить.
– Проходите, Александр Сергеевич.
– Значит, помните еще меня?
– А как же, помним ваше к нам участие. Юля, – крикнула она наверх, – это не Павел. Это гости.
Откуда-то с боковой лестницы сбежала Юля, и Авилов получил много удовольствия от выражения ее лица. Оно изобразило попеременно страх, ненависть, изумление и застыло в неопределенной гримасе, призванной выразить гостеприимство и радушие. Авилов широко улыбался.
– Ждете кого? – обернулся он к Елене Ильиничне.
– Хозяина ждем, – ответила та, не замечая гримас, которые строила Юля, пытаясь обратить на себя ее внимание.
– И когда он ожидается?
– Да вот задержался, уж который день беспокоимся. В море они рыбачат.
– Он рыбак?
Юле наконец удалось привлечь внимание, и Елена Ильинична испуганно замолчала.
– Рыбак, – ответила Юля, – ждем с минуты на минуту.
– А как Маруся?
– Да приболела немного.
– Жаль, славная девчурка. Завтра с меня гостинец, если не выгоните.
– Да уж… – начала было Елена Ильинична.
– А у нас не ночлежка, – отрезала Юля.
– Заплачу, как за люкс… Кроме того, надо поговорить. Ты, Юля, изменилась в лучшую сторону, похудела, что ли? И с каких это пор ты стала так нелюбезна? Может, я тебя обидел, ну там стукнул чем-нибудь невзначай?
Елена Ильинична и так смотрела на них с изумлением, но тут пришла в полное смятение и всплеснула руками:
– Ах, Александр Сергеевич, простите вы ее, если…
– Мне нужна помощь. – Он перебил женщину и посмотрел на Юлю в упор.
– Выдумала тоже, человека в ночь прогонять! Устроим мы вас, устроим, давайте ваше пальто, садитесь. Чай с пирогами сейчас принесу. – Она убежала в кухню, Авилов с Юлей остались одни.
– Ну ты наглая девка… – выдохнул он. – Видал я наглых, ну не таких же…
– А что мне делать-то? Представьте себе мое положение. Одной за все отдуваться?
– Придется. Ты как думала? Что это тебе, шутки, что ли, человека по голове лупить? За это одно сесть можно, не говоря уж о прочих махинациях.
– Что ж не садите? Кишка тонка?
– Дам последний шанс исправиться.
– Как это?
– Расскажешь продолжение истории с Павлом Ивановичем. Деньги вернешь и документы.
– Деньги… Нет денег, дом на них куплен.
– Что ж, дом и продать можно.
– А я где жить буду?
– Как где? На вокзале. Там таким, как ты, самое место. – Он подождал. – Но можешь и тут пожить. Пока. Деньги за дом мои, значит, и дом мой…
– Что я должна за это сделать?
– Документы вернуть.
– Я документы верну, а вы меня вытолкаете.
– Я тебя и сейчас могу вытолкать. Какие проблемы?
– А мама? А Маруся?
– Мама пусть за домом смотрит, Марусю удочерю, а тебя вон поганой метлой.
Юля не испугалась. Она высчитывала, перебирала виды на жизнь.
– В Белорецке я нажилась…
– Чем тебе плох Белорецк?
– Не понимаете? Родила без мужа, у ребенка в свидетельстве, где отец, прочерк.
– Вот беда-то! Прямо горе. Ай-ай-ай, а что ж родитель? Почему ребенка не усыновляет?
– Не знаю, – Юля обиженно отвернулась.
– Надул! – удовлетворенно заметил Авилов. – Надул он тебя, Юлька, как тетку Нюру, проходимец!
– Чему радуетесь-то?
– Ты смешная такая. Хочешь, я на себя запишу Марусю?
Юля посмотрела недоверчиво.
– Жениться я не собираюсь. Детей у меня нет. Папа Марусин прохвост, мама двинутая, а ребенок ведь не виноват.
– А мне за это в кабалу?
– Да нужна ты… Дедушек своих люби. Документы отдашь и газуй на все четыре стороны. От тебя одни головняки. Думай, Юля, как следует… Я могу и сам поискать. Все равно найду, разве не знаешь? А когда найду, кому станет хуже?
– А паспорт у вас есть? – вдруг перебила она.
– А как же. Обязательно. Как у любого порядочного гражданина. А у Павла Ивановича нет, что ли? Врет. Так бы его и в поезд не пустили, а он вовсю разъезжает.
– Он в море.
– Да ну? Щас. Как же, в море… Смотри, считаю до трех, отвернись! Раз, два, три!
Авилов вынул платок и стер густой слой крем-пудры с синяка. Юля ойкнула. В этот момент в дверях возникла Елена Ильинична с подносом и чайником. Взглянув на гостя, она охнула и присела, так что чайник качнулся, и негодующе уставилась на Юлю. Авилов захохотал, довольный произведенным эффектом.
Он принялся за чай с пирогами, а Елена Ильинична приготовила припарку, чтобы снять отек под глазом. Юля раздумывала, какая связь между синяком и поездом, в котором разъезжает Павел, вместо того чтобы быть в море, и из-за этого не могла есть. Но больше всего ее поразило не коварство Павла Ивановича, а разговор про Марусю. Что Марусю можно удочерить. Она недоверчиво посматривала на Лео – шутит он опять, что ли?
– Вы это про Марусю серьезно?
– Зацепило? Мне нетрудно.
– Так вы меня прощаете?
– В обмен на помощь.
– А если я не соглашусь?
– И без тебя все отберу. Так и так. Тогда ты окажешься на улице, и, что будет с Марусей, неясно. Для меня разница не так уж велика, а для тебя чувствительна.
Авилов понял, что ему хочется переиграть «пленника» на его же территории и его же способами. Чужими руками дать ему по затылку. И на этот раз, похоже, он нашел ключ к необузданной домработнице – она хочет замуж. Очень хочет законного брака, от которого Павел Иванович уклоняется всеми правдами и неправдами.
– Подумай сама: я тебя здесь оставляю, пусть недвижимость будет, удочеряю Марусю, а ты мне помогаешь. Ребенка зарегистрируем, и будешь жить, как кума. Я тебя обманывал когда-нибудь? Нет. А он обманывал. И сейчас занимается тем же самым. Говоришь, он в море, а он мне позавчера в электричке фингал под глаз поставил.
Юля задумалась, как видно, надолго. Ответа не последовало. Авилов запросился спать, и ему отвели наверху комнату. Когда Елена Ильинична перестилала постель, из-под подушки выпал блеснувший предмет, который он проворно поднял и подал ей. Это была Ирина заколка для волос. Старый упрямый дурак, отругал он полковника. Нет, чтоб сказать толком. Что за тайны мадридского двора?
С утра Авилов поднялся в хорошем настроении. Было ясно, как и с кем следует поступать. Убрал «сторожа» у входной двери, которого поставил ночью, незаметно для обитателей, медленно обошел дом и кое-что обнаружил у цокольного окна. Какие-то странные следы, точно тут ползали на четвереньках. Стар стал полковник, как дом осматривал, непонятно. Схалтурил, но у них с Ирой связь какая-то мистическая, он ее и без следов чует. Потом он отправился на участок, где нашел овощную яму, но так закамуфлированную кустом, что обнаружить было невозможно. Авилов приоткрыл крышку, заросшую мхом, и засунул туда голову.
– Это еще что?
Он услышал окрик сзади и ринулся вниз, схватив предмет, который его заинтересовал.
– Вылазь.
Авилов выбрался и показал Ирину сумку:
– Я кое-что нашел.
– Подумаешь, сокровище, – фыркнула Юля. – Чего тут шмонаем? Договорились же. Я сама все расскажу.
– Ну знаешь. Доверяй, да проверяй. Ты можешь что-нибудь позабыть, а тут все наглядно, перед носом, память и освежится.
Юля снова фыркнула:
– Шерлоком Холмсом себя воображаешь?
– Я забыл, мы на «ты» или на «вы»? Мне приятней на «вы». Павел Иванович не давал о себе знать? Нужно быть готовыми, а то может приключиться недоразумение. С минуты на минуту.
– Подожди здесь, – сказала Юля. – Я сейчас приду.
Она отправилась обратно, к овощной яме и вернулась с неописуемым выражением лица. Расстройство проступило в каждой черте – обиженно выгнулся рот, потухли глаза.
– Может, у тебя найдется сигарета? – печально спросила она.
– Да пожалуйста.
– Ничего не получается, – заявила Юля и неумело затянулась. – Он забрал. Там все и хранилось: и папка на тебя, и оставшиеся деньги.
– А это точно он забрал? – усомнился Пушкин. Они, не сговариваясь, поглядели на сумку.
– Нет, мадам не могла. Сумку я туда положила, когда милиция уехала. А до этого она в Марусиной комнате лежала… А они оттуда моментально вылетели – такой рев стоял.
– Мадам?
– Она, конечно, пыталась шпионить, но я глаз не спускала. Во двор она не выходила. Если бы были документы, это одно дело, а так ты Павла прижмешь, а он тебя – в тюрьму. И все.
– Да. Мы были почти у цели. А что с Ириной?
– Не знаю, смоталась куда-то, – равнодушно пожала плечами Юля. – Нашлась уже, наверное, раз милиция не беспокоит… У меня одна подруга, и я ей запретила давать адрес. Но мадам ее окрутила так, что она ее сюда привезла, прямо на мой день рожденья. А Павел до сих пор не поздравил.
Юля вздохнула.
– Пошли. Купим что-нибудь тебе и Марусе. А то ребенок проснется – я без подарка.
Они оделись и побрели по солнечной улице к супермаркету.
– А может, пропажа Павла Иваныча и есть подарок? – поинтересовался он. – Не думала про это?
– Голова от таких мыслей болит.
– Юля, ты ведь девушка ничего себе так. Особенно когда исхудавши. А Павел Иванович – злобный немолодой тип. Невзрачный, коварный. Что ты в нем нашла?
– Да уж и сама не знаю. Глупая была, родила ребенка, а сейчас руки связаны. Куда я с мамой и Марусей? Зависимый человек.
– Плюнь, через год замуж выйдешь за охранника. Мое дело, конечно, сторона, но с этим вздорным типом небезопасно под одной крышей. Он отчаянный.
– Еще какой.
– Слушай, а если он все забрал, то, может, и вообще не вернется?
– Я про это и думаю. Что тогда делать? Мы тут планы составляем, а он давно ту-ту. Сел же в поезд, и паспорт нашелся. – Юля не скрывала горечи. – Но опять же дом. Он жадный, дом не бросит.
– Он может его продать так, что ты и не узнаешь. Приедут люди, покажут документы… Выметут вон, и все.
– Слушай, ты меня пугаешь. Я так не хочу.
Они купили в супермаркете коляску с куклой для Маруси, а для Юли он выбрал полумесяц из гранатов на серебряной цепочке, и она радовалась, как ребенок. Но особенно радовать Юлю он не собирался, и весь день ходил вокруг и нагонял на нее чаду, строя предположения насчет коварства Павла Ивановича, чем довел ее до полного уныния.
– Интересно, сколько раз нужно человека надуть, чтобы он перестал верить обманщику? Уже все понятно. Нужно устроить окончательную ловушку с разоблачением, чтобы не выкрутился. Надо его сюда заманить.
– Как? В газету объявление подать?
– Можно. Подай объявление, что продаешь дом.
– Как я его продам? Покупатели…
– Ты не поняла. Если позвонят, будешь отвечать, что дом уже продан.
Но Юля его не слышала и твердила свое:
– Бумаги на дом оформлены на чужую фамилию, какого-то Разумовского.
У Авилова от неожиданности выступил на лбу пот.
– На какую фамилию? – переспросил он.
– Разумовского.
Он замолчал. Вот оно что. Круг замкнулся. Все встало на места. Вот почему молчит полковник. Потому что узнал, кто владелец дома, в который поехала Ира.
– Бедная ты моя! – Он сочувственно посмотрел на домработницу.
Как же нас всех облапошили! Ах ты, наш голубчик! Законный обладатель дома! Порядочный без примет! Две жены в анамнезе, Ира, тетка Нюра, домработница. Три дочери, не считая предыдущих браков. Аттракционы, отель, шантаж, попытка убийства. Универсал, твою мать. Плохо начинать с аттракционов. Аттракционы до добра никого не доведут, так и будешь прыгать с одной карусели на другую. Какой беспокойный тип, то тут развлечется, то там. И прибыли-то никакой, а сколько всем хлопот! Зато теперь понятно повышенное внимание к его, Авилова, персоне.
Все вместе они знают все, но самое главное никто друг другу не сообщал или сообщал случайно. Кому охота признаваться в собственной глупости? Никому. Только Юля, с ее непосредственностью, когда распсихуется, несет что ни попадя. Авилов принялся молча расхаживать по гостиной. А Ира, что она сделает, когда обнаружит истину? Для нее это будет чересчур. Самому ему одно нужно сделать несомненно – выманить «кавказского пленника» из укрытия. Отнять досье. Потом дом.
Он набрал телефонный номер полковника:
– Юрий Максимович, Ира не звонила?
– Звонила. Завтра вернется. Где тебя носит, отец беспокоится.
– Передайте ему, я сегодня выезжаю, к ночи буду. А Ира во сколько приедет?
– Не знаю. Сказала, что встречать не надо. Темнит. Получит у меня что причитается.
– Юрий Максимович, если вы ее увидите раньше, чем мы встретимся, не говорите того, что знаете. Ни в коем случае, я вас прошу. Последствия могут быть несоразмерными.
– На что ты намекаешь?
– На то и намекаю, что вы подумали. Надо осторожно. Я знаю как. Не делайте ничего в одиночку.
– Прознал, да? – спросил полковник.
– Да.
Помолчав, оба одновременно положили трубки.
Глава 25
Круиз
Они доплыли до острова. Остров был просто скалой, огромным камнем, поросшим скудным кустарником. Пахло подмороженной травой. Алексей наломал веток, принес бумаги и развел костер. Они сели на брезент. Небо было затянуто тучами, быстро несущимися на восток. Из всех звезд лишь одна Венера упрямо проливала сквозь тучи зеленый свет.
– Я знаю, зачем ты приехала. – Алексей плеснул из фляжки какого-то тягучего напитка. – Ты приехала за документами. За компроматом на своего любовника.
Ира смотрела в костер. Почему-то ей стало безразлично, что он о ней думает. Ей было хорошо тут сидеть, касаясь его локтем. Странная штука семейная жизнь. Они не виделись столько времени, а оказались вместе на острове, и все остальное отступило. И какая-то девчонка, и проданный дом, и поехавший отель, и Яков Александрович, и Сашка, с его документами и разбитой головой, отступили, как призраки. Было ли это вообще? Лучше бы не было… Сидеть, смотреть в огонь, чувствовать его рядом. Все хорошо, ничего не нужно. Главное, не двигаться, ничего не говорить. Не спугнуть. Вдруг исчезнет?
– Все эти годы я вкалывал, а он воровал. Мы растили детей, он наслаждался жизнью… Я не понимаю, как ты оказалась на его стороне?
Ира втянула воздух: пахло костром и одеколоном «Ренуар».
– Не понимаешь?
– Не понимаю.
– Ну и ладно. Хочется покурить.
Алексей сходил за пачкой и вернулся. Подал сигарету, поднес огонь. Все было по-прежнему. Странно, стоит ему появиться рядом, все восстанавливается. За один миг все поднимается из праха.
– Как девочки? Спрашивают обо мне?
– Дед этих разговоров не переносит. Сашка тебя видела. «Я видела папу! Я видела папу!» И в слезы. Ты же от нее отвернулся.
Он сорвал травинку и растер между пальцами.
– Как ты думаешь, что это было?
– Что именно? – спросила Ира.
– Ну это все… Испытание?
– А разве что-то было? Я не заметила.
– Это нас испытывала судьба?
– А что, нас испытывали?
– Ты, по-моему, хлебнула лишнего…
– Я не понимаю, о чем ты…
– У меня там все. – Он заглянул ей в лицо. – А у тебя?
– А у меня ничего не было… Кроме тебя. Не веришь?
Она не отворачивала лицо, но и не смотрела на мужа. Смотрела, как из-за рваного края тучи бесформенным куском выглянула луна. Подняла мелкий камень, швырнула в воду.
– А выпить у нас еще осталось?
– Осталось. Но тебе лучше не пить.
– Нет. Мне лучше пить…
Он достал фляжку и разлил остатки.
– Это что, последнее? Нужно будет еще съездить. – Ира зевнула. – А что, который час? Или пьем дальше, или я засыпаю, – предупредила она. – Я с дороги. Потом этот дом, такой странный. Замок на песке… Ненастоящий какой-то. Но двери там, впрочем, настоящие. Вполне надежные двери. У хозяина тот же одеколон, что и у тебя. Все не то. Я говорю не то. Так вот, я хотела сказать, что ты первый начал… И ты не имеешь права попрекать меня любовниками, вот так-то… Но это пустяки… Я не хочу про ерунду.
– Кто первый, кто второй… Это знаешь что? Плотские страсти. Деньги, яхты, девки. Я не выдержал испытания деньгами… Они были не настоящие, за них с меня причиталось. Отель поехал, и это было нормально. Он и не мой, собственно. Не очень я его хотел, легко смирился. «Была без радости любовь – разлука будет без печали…» Но потом выяснилось, что это продуманно, это от зависти твоего любовника… Мы с тобой белые люди, к нам липнет черное… И когда мы слабеем, нас растаскивают.
– Это вранье. Ты недавно говорил совсем другое. – Ира произнесла это вяло, скорее по обязанности.
– А ты говорила, что хочешь моей смерти. Ты все еще ее хочешь?
– Алексей, ты переменчив, как весенняя погода. Я точно помню, что ты меня ненавидишь. Обзываешь окаменелостью.
Ей было скучно все это произносить. Хочешь ты быть с человеком или нет, решается по первому прикосновению. И все было решено. Она хотела его и только его. Все остальное – ошибка. Игра, ложные ходы, дешевая подмена. Просто есть его запах и все. Неважно, какой он и что он выделывает. Лишь бы он не отворачивался.
– Ты не виновата, просто попалась. Это козни. Дьявольские чары. Но все закончилось. Все встало на свои места. Я хочу сделать тебе чисто деловое предложение.
– Ну.
– Я знаю, где находится то, что ты ищешь. Я меняю эти документы на…
– Говори. На что?
– На нашу прежнюю жизнь, – закончил он.
– Вставай. Поехали за водкой. Потом договорим.
Вот и все. Все, чего она хотела. Все, о чем мечтала и уже потеряла всякую надежду. Предложено в форме сделки. «Чисто деловое предложение…» Ты же этого хотела? Этого? Что же ты молчишь? Тебе предложили все забыть, простить все «последние» слова, так в чем же дело?
– Поехали, – повторила она. – Я буду думать.
Они завели мотор и покинули остров. Решение потребовало от Иры трех дней. Все три дня она не могла перестать пить. Он заплатил за жилье какой-то женщине. В комнате стояли яркие букеты из мертвых цветов и сундук с замком. Стекла давно не мыли, на кухне пахло луком. Она хотела бы остаться там на всю жизнь, не есть, не спать. Алексей куда-то уезжал, потом возвращался. Когда уезжал, она просто молча сидела или стояла у окна. Когда появилась хозяйка, Ира спросила у нее, какое сегодня число и как называется поселок.
– Девонька, ты не пей больше. Лица на тебе нету, – ответила та.
Первое, что сделала Клементина, попав в дом братьев Абрамовичей, это вымела пол и перевесила кривые занавески. Хоть и временное жилье, все должно быть по-хорошему. Вокруг кипела строительная работа с шутками и матом, день был ясным, веселым. Она вызвалась купить продуктов и еле дотащила сумку. Придется завести тележку. Клементина готовила на ужин плов и даже напевала, так легко было на душе. Хорошее настроение.
Вечером они ужинали втроем, Лев был весел, его брат насмешлив и поглядывал на Клементину недоверчиво, хотя ужин похвалил. Ей выделили небольшую комнату, и она отправилась ее обустраивать. Помещений было много, и в каждом она находила пустые бутылки и переполненные пепельницы. Сразу видно, что дом холостяцкий. Братья себя уборкой не утруждали. Клементина подумала, что с этим она разберется завтра, посмотрела телевизор и спокойно уснула, непонятно чему радуясь. Хотя, с другой стороны, понятно – в доме были люди, и один был к ней неравнодушен.
С утра она успела купить молока и свежий лаваш, наспех позавтракали, и она снова осталась в доме одна, раздумывая, чем заняться вначале. Все-таки нужно убрать мусор. Освобождая тумбочки, в одной из них она обнаружила фотографию женщины, с недавних пор ей знакомой, но не удивилась. Такие совпадения как раз подтверждали теорию о том, что у большинства нормальных людей существуют судьбы, а случайностей нет, и знакомство с Левой тоже не было случайностью. Приехав сюда, Клементина получила знак согласия с приездом. Ей встретилось лицо той самой женщины, которая сказала, что нужно интересоваться людьми, и с которой все началось. Значит, все идет по верному пути.
«Я та, которая падает с неба и помогает всем», – напомнила она себе и отложила фотографию в сторону. Лишь к вечеру, когда строители мыли под шлангом натруженные спины, а у Клементины в духовке поспевало овощное рагу с бараниной, она вспомнила о фотографии и показала ее Якову, отгадав, что фотография принадлежит ему, а не Леве.
– Я с ней знакома, – сообщила Клементина. – Она покупала у меня гобелен.
Братья переглянулись.
– А! – удивился Лев. – Это с которой вы встречались на вокзале. – Он вопросительно посмотрел на брата. – Это Ирина Юрьевна?
Яков кивнул, давая понять, что продолжать не следует.
– Говорил по телефону с ее родственниками. Там все в порядке, – проинформировал он.
– Она нашлась? – спросила Клементина.
– Ты в курсе, что она терялась? – заинтересовался Яков Александрович.
– Наверное, я в этом виновата. Она пропала из дома, куда я ее позвала. Уехала, не попрощавшись, потом меня допрашивали. Значит, с ней все в порядке?
– Да, она звонила, завтра появится.
– Хотелось бы ее повидать, – сказала Клементина.
– Могу снабдить адресом, и передавай поклон.
– У меня есть ее адрес.
Перед сном они прогулялись с Левой. Сели в машину, доехали до берега и немного погуляли у моря, кормили крикливых чаек.
– Давай, я поучу тебя водить машину. Не придется таскать сумку с продуктами.
– Хорошо, но в другой раз. Сейчас нет настроения. Ты не передумал делать операции? По-прежнему хочешь стать красавчиком?
– Не передумал.
– Станешь красавчиком и забудешь о своих братьях и сестрах.
– Шрамы останутся.
– Смотри.
– Не волнуйся, не забуду.
– Мне нечего волноваться. Внешность имеет значение. И еще какое.
Они вернулись в дом. Лева поставил на стол таз с водой и вынул из шкафа кораблик с черным бумажным парусом. Они сели за стол напротив друг друга.
– Начнем?
– Начнем, – улыбнулась Клементина.
Они уставились на парус. Корабль двинулся к Леве, но, не доплыв до края, вернулся в центр, затем двинулся с сторону Клементины. От напряжения она сдвинула брови, но парус упорно плыл к ней. Она отвела взгляд и нахмурилась.
– Это что ж такое?
– Тренировался.
– Это не зависит от тренировки.
– Зависит.
В кухню зашел Левша и усмехнулся, увидев парочку за столом.
– Играйте, детки, играйте.
Они не обратили на него внимания.
– Не зависит, – упорствовала Клементина.
– Но ты же видела своими глазами. Ты не убедилась?
– Нет.
– Давай еще раз.
– Давай.
Корабль снова оказался на середине. Оба сосредоточились. Парусник, растерявшись, метался рывками то в одну, то в другую сторону. Через две минуты Лева начал одолевать, и корабль медленно двинулся в сторону Клементины. Она откинула прядку со лба и выпрямилась.
– Ну, теперь убедилась, Фома-невера?
– Нет. – Клементина задумалась, глядя в какую-то точку на воде. – Лева, ты меня надул.
– Я? Никогда в жизни.
– Надул. Ты надул меня в первый раз. Тогда, у меня дома.
– А? Тогда? Тогда надул.
– Зачем?
– А чего ты? Я та, которая то, да я та, которая се… – передразнил Лева. – А я кто? Урод, и еще буду тут выступать. Я выиграю, а ты меня выставишь.
Клементина вздохнула:
– Покажи еще раз свою фотографию.
Лева сходил за снимком и выложил перед ней на стол.
– Да. Пожалуй, что так оно и есть. Это лицо настоящее.
– Но точно такого не получится. Они не смогут.
– Но точно такого и не надо, – возразила Клементина. – Ты же за это время изменился. В лучшую сторону.
– Ты очень умная, – согласился с ней Лева. – Завтра будем учиться пулю расписывать.
Клементина рассеянно кивнула в ответ, продолжая разглядывать его фото.
Наутро в доме полковника Миронова был радостный переполох, девчонки не пошли в школу, и счастливое воссоединение состоялось. Но полковник при этом не присутствовал. Более того, вечером ни тот ни другой не проявили радости, увидев друг друга. Сухо поздоровались и разошлись по комнатам. Мать семейства поняла, что между ними пробежала черная кошка, что случалось редко, но всегда по серьезным поводам. В доме открылся внутренний фронт, и в воздухе повисло напряжение.
Вечером Ирине неожиданно позвонила Клементина, предложив встретиться. Ира согласилась, она все равно собиралась прогуляться, да и просто хотелось с кем-нибудь поговорить спокойно. Подруг у нее не было, и душевные смуты она привыкла носить в себе. Клементина ей очень обрадовалась и смутила своей ласковой приветливостью: что-то с ней явно произошло хорошее, но Ире было недосуг разбираться.
– Как ты здесь оказалась? – поинтересовалась она.
– Переехала. Помните человека по имени Лев? Он позвал меня, я помогаю им с братом на строительстве. Еду готовлю, продукты покупаю.
– Не тяжело?
– Совсем нет. Яков Александрович, Левин брат, просил передавать вам поклон, если встретимся.
– Яков Александрович? – Ирина поморщилась. Ей было не до Якова Александровича, ее снова мучил Алексей. Все это время она себя морочила, да так искусно, что и других ввела в заблуждение. Якова, отца, теперь Клементина тоже знает об их отношениях. Ее фотография красуется на набережной в его фотоателье, зачем все это, господи?
– Передавай и ему поклон… Пусть извинит, если сможет, но у меня обстоятельства переменились. Есть проблема, только это не для передачи. Муж мой появился, а я перед ним пасую. Не знаю, что это… Как собака за палкой, бросаюсь исполнять его желания. Не могу с этим справиться, хотя очень с собой борюсь. Можешь только передать Якову Александровичу, что вернулся мой муж. Он в курсе дела.
– А может, и не надо, – заметила Клементина.
– Что не надо? Передавать?
– Нет, справляться с собой. Иногда нужно отпустить все на волю, а потом следить за знаками судьбы.
– Как это?
– Могу рассказать, но это долго.
– Рассказывай, – решила Ира. – Если не замерзла.
И Клементина принялась рассказывать теорию, наполовину вычитанную, наполовину придуманную, но, в сущности, читаешь то, что тебе хочется узнать. Это тоже знак согласия или несогласия. Книга выбирает читателя, а его дело, как с ней поступить. Клементина собрала из букв, присвоила, жила по этим законам, и они ее не подводили.