Текст книги "Проделки морского беса"
Автор книги: Вениамин Вахман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Глава 3 ПОСЛАННИК ЦЕЗАРЯ
Обещанная советником карета вскоре прибыла. Это была ветхая семейная берлина, вероятно долго служившая какому-нибудь помещику и вмещавшая в себя все его многочисленное семейство. Кроме мест внутри кареты, сзади имелись еще запятки для слуг. Карету волокли четыре лошади: две очень рослые, но тощие водовозные клячи и две разномастные низенькие крестьянские лошаденки, видимо принадлежавшие пекарю.
– Мне приказано отвезти господ в город Эйдер, – важно объявил с козел кучер.
– Почему в Эйдер? – закричали голштинцы.
– Почему в Эйдер? – подхватил датчанин. – Мне надо в Гузум, там стоит наша армия.
– Карета поедет в Эйдер и больше никуда, – властно перебил спорящих все тот же высокий незнакомец в черном кафтане и пышном парике. – В Эйдер следуют трое пассажиров: я и вот эти двое молодых людей, – он указал на Елизара и Акима. – С ними еще двое слуг. Моего слугу я оставляю здесь с багажом. А вы как желаете, господа? Можете присоединиться к нам и просить у князя Меншикова уже в Эйдере лошадей для дальнейшего следования.
Датчанин и оба голштинца отошли в сторону, посовещались, затем объявили, что согласны. Лучше добраться до русских, чем сидеть здесь и проедать подорожные деньги.
– Позвольте узнать, – решительно спросил Елизар незнакомца в черном, – с кем мы имеем честь?
– И позвольте представиться, – добавил Аким, – офицеры российского флота, фон Яблоков и фон Овчина-Шубников.
Глаза Елизара лукаво блеснули. Ишь какой Акимка резвец! Сразу перенял манеру немцев каждому дворянину вешать к фамилии «фон».
Черный церемонно поклонился, снял маленькую, сплюснутую с боков шляпу, выставил вперед правую ногу, помахал шляпой, словно подметая пыль перед собой. Полы его длинного кафтана оттопырились в стороны, шпага просунулась сзади в разрез, поднялась торчком, как хвост.
– Граф Штерн фон Штернфельд, дипломат. Его цезарское величество, мой повелитель, и ваш император и царь Петр Первый питают друг к другу сердечную симпатию, и я спешу выполнить возложенную на меня миссию.
Пришлось и фенрихам тоже снять шляпы и поклониться согласно европейскому политесу, то есть учтивости. Захотели представиться и датчанин с голштинцами. Эти были в невысоких чинах:, датчанин капитан, а голштинцы подлейтенанты.
Графу предложили первому занять место в карете. Он, не торопясь, поставил ногу на подножку, ловким движением поднял кончиком шпаги край плаща, который набросил ему на плечи слуга, и легко впорхнул в карету, точно в светскую гостиную. За ним полез капитан и оба голштинца; последними поднялись русские фенрихи. Матрозы вскарабкались на запятки, примостили в ногах сундучки и свертки. Кучер щелкнул длинным бичом, мальчишка почтальон протрубил в почтовый рожок, и скрипучий экипаж тронулся.
Елизар и Аким с любопытством глядели на проплывающую миме каретных окон незнакомую страну. За городской околицей потянулась ровная, как тарелка, равнина.
Только по краям дороги торчали могучие, очень старые, покореженные ветрами, словно уставшие от долгой жизни грабы и дубы. Лишь кое-где на межах между полями торчали чахлые кустики, обглоданные козами. По полям, там, где не было пашни или огорода, важно разгуливали тучные, круторогие коровы, охраняемые собаками.
Ехали быстро, хотя огромные колеса экипажа поворачивали словно неохотно и скрипели, точно жалуясь на непосильный труд И лошади вразнобой стучали копытами, нагоняя сон.
Пассажиры в карете молчали. Голштинцы сперва пялили остекленелые, как видно с сильного перепоя, глаза, старались держаться перед русскими молодцевато, но медленное покачивание кареты скоро сморило их. Оба доблестных воина привалились друг к другу и захрапели. Датчанин не отставал: запрокинув назад голову, он храпел с присвистом, причмокивал и во сне что-то бормотал. Только граф сидел выпрямившись и неторопливо перебирал длинными, полуприкрытыми кружевом манжет пальцами кипарисовые четки.
Даже из дали от четок пахло чем-то пряным.
Елизар нет-нет да поглядывал на графа. С левой стороны груди у того орденская звезда какого-то иностранного ордена; рукоять шпаги тонкой работы. А примечательнее всего лицо дипломата. Таких лиц на Руси вроде бы и не встретишь. Лицо узкое, с длинным массивным подбородком, с ложбинкой посередине; губы тонкие, плотно сжатые, с пренебрежительно опущенными вниз уголками. Под носом усики, пробритые в ниточку сверху и снизу, топорщатся щеточкой Концы усов напомажены, торчат кверху острыми иголочками. Нос крупный, горбатый, хищный, как клюв ястреба. Брови широкие, почти сходятся на переносице, а глаза небольшие, серые, с кремнистым блеском, взгляд острый.
Но глаза граф прячет под полуприкрытыми веками. Высок или низок лоб, не поймешь: к самым бровям свисают кудряшки-букли от парика.
Матрозы, Иван и Тимофей, сидевшие снаружи, видно, заскучали вполголоса затянули песню про родную сторону, да про луга и леса да про зазнобушку, полонившую сердце молодецкое. Знатный иностранец пошевелил бровями, но ничего не сказал, только чуть быстрее стал перебирать свои четки.
Прошло еще полчаса. Голштинцы и датчанин храпели, граф кончил перебирать четки, спрятал их в карман, извлек из жилета золотые часы на золотой же цепи, отколупнул крышку, поглядел, который час, спрятал, достал другие часы, сверил с первыми.
Аким не выдержал, тяжело вздохнул – позавидовал. В Европах всякий знатный человек носит при себе не одну пару часов, потому что едины часы могут время неверно показывать, а коли имеешь две или три штуки, тут уж не ошибешься. А у них с Елизаром на двоих одни часы, да и не в золоте, а в свинцовом футляре; спрятаны в Елизаровом сундучке. И этих бы не было, кабы не морская служба. Попробуй добудь у нас в торговых рядах такие часики, как у этого графа! Ни за что не найдешь.
Карета продолжала так же быстро катиться вперед. Кучер изредка щелкал бичом, да мальчик почтальон иногда трубил, дразня любопытных собак. После этого овчарки долго заходились усердным лаем. Налетавший порывами с моря ветерок шелестел листвой придорожных деревьев.
Проехали несколько деревень. Деревни были чудные, не похожи на русские. Дома каменные, заборы тоже. Многие дома крыты черепицей, а у бедняков соломой, так же как на Руси, только солома добрая, не подгнившая и не раздерганная голодной скотиной. В последней деревне напоили лошадей, дали им отдых. Пассажиры вышли из кареты поразмять ноги.
– Как вам здесь живется? – снисходительно спросил граф у толстой немки в ушастом чепце, которая принесла крынку молока и кружки. – Солдаты не обижают?
Женщина вздохнула.
– И так и этак бывает, милостивый господин. Натерпелись немало. Не дай бог шведов или голштинцев. Все хватают, все крадут…
Елизар взглянул на голштинских подлейтенантов. Те пили молоко, уписывали ломти хлеба и будто не слышали.
– Датчане-то иногда платят, – продолжала крестьянка. – Вот русские ничего не берут без спросу[3]3
В русском воинском уставе, над созданием которого долго и тщательно работали сам царь и ряд выдающихся военных деятелей начала XVIII века, есть специальный пункт:
«О запрещении чинить обиды обывателям. Как в проходящих маршах, так и на квартирах не токмо в своей союзничей или нейтральной землях, но и в неприятельской под смертельным страхом запрещаетца дабы обид обывателям, контрибуции и прочего, какое б звание не имело, кроме указаного, что повелено будет, не брали. Такоже строения никаково не ломали и не портили и ничего ни в чем без писменного указу в вышеписанном не чинили, в чем ответ дать принужден будет фелтмаршал или аншефт, что войско не в добром ордере и порядке содержал, и не точию ответ дать, но в равной вине подлежит с преступлением яко попуститель на зло, ежели виноватым наказание по достоинству не велит учинить».
Любопытно, что этот пункт вписан в черновик текста рукой самого Петра I. Есть сведения, что воля царя соблюдалась неукоснительно.
[Закрыть].
Подошел старик, снял рваную шляпу, издали стал кланяться. Потом опасливо спросил, отчего вчера учинилась такая страшная стрельба? Кто с кем сражался? Кто кого победил?
Граф не ответил, небрежно вернул глиняную кружку, швырнул на землю монетку.
Крестьянка нагнулась, подняла, долго приседала, благодарила.
За деревней дорога стала хуже, вся в ухабинах. Карета заколыхалась, как на морских волнах, заскрипела, стекла задребезжали. Кучер поминутно щелкал бичом, покрикивал на лошадей. Въехали в лес, сразу стало темнее и прохладнее. Вдруг карета с ходу ткнулась в колдобину так, что под полом что-то хрястнуло. Матрозы соскочили с запяток, подсобили, колымага было выбралась из ямы и вдруг осела, завалилась одним углом.
– Выходите, господа! – закричал кучер. – Надо посмотреть, что случилось!
Случилось наихудшее из того, что могло случиться, – лопнула задняя ось. Дальше ехать было невозможно. Кучер глядел на сломанную ось, качал головой.
– Ай-яй-яй! Что мы будем делать, Ганс? Тут без кузнеца не обойтись.
Подросток почтальон решительно закинул свой рожок за спину.
– Может быть, сходить в деревню?
– В этой деревне кузнеца нет, – причитал кучер. – Надо идти в следующую…
– Нам недосуг ждать, – решил Елизар. – Придется идти пешим.
– Ясное дело, – согласился Аким.
Матрозы поспешно выгрузили багаж, сняли кушаки, прихватили за скобки сундучки, чтобы удобнее было нести. Стоявший неподалеку граф вдруг рывком скинул свой широкий плащ, свернул его, взял под мышку.
– Я с вами, господа, если вы не станете возражать, – обратился он к фенрихам. – Мое дело тоже не терпит отлагательства.
Молодые люди переглянулись.
– Так ведь идти немалое расстояние. Дай бог ночью добраться, – нерешительно сказал Аким. – Не лучше ли вам… abwarten… Обождать?
– Я хороший ходок, – усмехнулся граф. – Поверьте, лишний спутник, вернее, лишняя шпага и пара пистолетов при нынешних обстоятельствах не помешают.
Голштинцы и датчанин продолжали топтаться возле кареты.
– Мы, пожалуй, вернемся, – заявил датский капитан. – Я слишком дорого заплатил нашему королю за свой офицерский патент, ухнул на это почти все состояние, даже приданое сестры. Я не могу рисковать. Мне надо сначала дослужиться до командира роты, чтобы вернуть затраченные деньги…
– На солдатских харчах вернуть! – шепнул матроз Иван Тимофею. – Знаю я, как у немцев солдаты живут: хуже наших колодников в острогах.
– Ну что ж, сударь, ежели так, то мешкать нечего, пошли! – предложил Елизар.
Зашагали гуськом по обочине дороги. Моряки не привыкли к большим переходам, и вскоре оба матроза, тащившие сундучки, и коротышка Аким начали отставать, только граф и рослый Елизар шагали бодро.
После долгого пребывания на корабле русские радовались зелени, траве, пряному запаху леса. Правда, лес был не такой, как на Руси, где леса густые, нетронутые, всякого зверья пропасть. Здесь, в неметчине, лес не тот, даже птиц и то вроде мало; не слышно их гомона..
Прошли верст пять. Вдруг на повороте дороги увидели расчищенную – площадку, а на ней колодец, обложенный камнем, над колодцем бадья на блоке, на земле деревянная колода – поить скотину. Увидев колодец, уставшие матрозы припустили быстрее, так хотелось глотнуть студеной воды, обтереть потное лицо.
Елизар, шедший первым, раздвинул кусты возле площадки и вдруг попятился назад, услышав цоканье копыт на дороге.
– Хоронись! Может, шведы!
Матрозы, как лесные кабаны, шарахнулись назад, попадали на землю. И в тот же миг из-за поворота показалась лошадиная морда и синяя грудь шведского солдата. Швед привстал на стременах, огляделся, крикнул что-то назад. Рядом с первой лошадью показалась вторая. Шведы о чем-то посовещались, потом спешились и повели лошадей к колодцу.
Почти тотчас к ним присоединились еще четверо драгун. Старший, прибывший первым, продолжал поглядывать в ту сторону, откуда ему послышался шум и где лежали, притаившись, наши путники. Второй солдат подошел к колодцу, распутал веревку, начал спускать бадью. Несмазанный блок противно скрипел. Слышно было, как бадья плюхнулась в воду, заплескала, потом снова заскрипело. Солдат подхватил поднятую бадью за дужку, припал к краю, начал жадно пить, дал напиться товарищам. Затем шведы, напоив лошадей, достали из сумок какую-то снедь, расселись на траве закусывать.
– Ишь дьяволы! – зашептал прямо в ухо Елизару проголодавшийся Аким. – Словно дразнится.
Елизар пнул приятеля в бок.
– Нишкни… услышат.
Но солдаты, рассевшиеся у колодца, видимо, не подозревали о том, что так близко от них залег неприятель. Между драгунами возник спор.
Граф подполз к Елизару, наклонившись так, что космы парика щекотнули щеку, зашептал:
– Нам нужны лошади… Они спорят по поводу карточного проигрыша… удобный момент.
Елизар быстро соображал: «Тех шесть, а нас пять… у шведов пистолеты в седельных кобурах, лошади привязаны у колодца, пьют… Ай да граф!»
Он наклонился к Акиму.
– Слышь, граф предлагает забрать лошадей. Ты как?
– Да чего, возьмем! – обрадовался Аким. – Скажу Тимошке и Ваньке. Как мы их станем брать?
– Как брать? Да просто: выскочим с пистолетами, а потом повяжем.
– Шпаги возьмите в зубы, – подсказал граф, – на одни пистолеты не надейтесь. Я покомандую.
Елизар вытянул из-за пояса пистолеты, попробовал кремни, подсыпал на полки пороха из лядунки, потянул из ножен шпагу. Тяжелую казенную шпагу не больно удобно было держать зубами, однако возможно. Сзади зашуршало, подползли Аким и оба матроза. У каждого в руках по два пистолета, только тяжелые матрозские полусабли прихватить зубами оказалось невозможно; парни повесили их на грудь, чтоб сподручнее доставать.
Граф шепотом скомандовал:
– Ейнц, цвей… дрей!
И вскочил первым. Русские моряки разом вскинулись, ломая кусты, ринулись вперед.
Матрозы привычно гаркнули, словно шли на абордаж:
– Ур-ра!.. Бей!..
Испуганно заржали лошади, рванулись, натягивая поводья. Шведы обалдело глядели на вырвавшихся из кустов русских с пистолетами. Один, опомнившись, попытался вскочить, но подоспевший Тимошка огрел его кулаком, и швед, охнув, осел.
Шведский вахмистр первым поднял вверх ладони, за ним сдались и остальные. Только тот швед, которого огрел Тимофей, не сразу прочухался, осоловело качался из стороны в сторону, как пьяный. Аким собрал шведские шпаги, освободил их от портупей. Портупейными ремнями связали пленным руки и ноги.
– Откуда тут взялись русские? – растерянно бормотал шведский вахмистр. – Русские в городе Эйдере…
– А ну, давай выкладывай, что знаешь! Учиняю допрос, как положено. – Елизар приставил к груди вахмистра кончик шпаги. – Ежели станешь брехать ложь, проткну, не пожалею!
Швед испуганно затих, злобно сверкнул глазами.
– Я вас плохо понимаю, – попытался было он увильнуть.
– Не трудись выкручиваться, любезнейший, – спокойно сказал граф. – Здесь есть лица, говорящие по-шведски не хуже тебя. Однако оттащим их в лес и спрячем лошадей. Может быть, за этими следуют еще драгуны.
Фенрихи согласились. Связанных шведов сволокли подальше от дороги, в глубь леса. Напоенных – лошадей стреножили, нашли для них полянку с сочной травой, пущай попасутся. Елизар и граф направились к шведскому вахмистру.
– Ну, мы слушаем, – сказал граф, присаживаясь на траву возле шведа. – Первый вопрос: куда вы ехали?
– Я не стану отвечать, – чуть слышно пробормотал швед. – Не стану! – повторил он громче.
– Не говори пустяков, – пригрозил Елизар, – жить-то тебе хочется. А мы люди терпеливые, но только до времени.
– Можете меня убить! – выкрикнул вахмистр, силясь приподняться.
– Остальных тоже? Всех шестерых? Погляди, тот крайний совсем еще юнец, наверно, ни разу не брился.
Граф перевел слова Елизара. Шведы зароптали, видимо, уговаривали старшего не упрямиться. Но вахмистр только отвернул голову.
– Сейчас он у меня заговорит, мужицкое отродье! – рассердился граф. – Заставляешь ждать дворян! – Он проворно вскочил и с силой пнул ногой шведа в бок. Швед застонал.
Граф, распалясь, снова размахнулся, чтоб ударить кованым каблуком в лицо. Но Елизар оттолкнул его, ухватив за локти.
– Стыдитесь! У сего солдата на груди военный крест, заслуженный в сражениях. У нас орденских кавалеров не бьют, это запрещено царем. Даже самого последнего пьяницу пороть не станут, отдадут на суд кавалерской думе…
Швед прислушивался к словам Елизара, – видно, соврал, что не говорит по-немецки.
Потом тяжело вздохнул и неожиданно сказал:
– Спрашивайте… буду отвечать.
Глава 4 СЕКРЕТНОЕ ДОНЕСЕНИЕ
Швед назвался Юргеном Кранцем, из драгунского полка Ретшильда.
– Где стоит этот ваш полк? Вахмистр усмехнулся:
– Полк-то стоит в деревне, в трех милях от Маргаретенштадта… А вы лучше спросите, кто в Маргаретенштадте…
– Ну, говори, кто?
– В городе разместился корпус фельдмаршала Штейнбока, командующего шведскими войсками в Померании.
– Ого! – Елизар даже присвистнул, – Далеко ли Маргаретенштадт от Эйдера?
– Если напрямую через болота, то один день пути. Только этой дорогой войско не пройдет. Мало что болота, так еще надо форсировать три рукава реки Эйдер. Мы дали большой крюк.
– Сколько же войска у Штейнбока?
– Точно не знаю. Разве сосчитаешь…
Граф, слушавший молча, сделал нетерпеливый жест, сказал на ломаном русском языке, чтоб не понял швед:
– Этот негодяй не можно верить. Зольдат мало знает…
Елизар пожал плечами, ответил графу:
– Поживем – увидим… – Потом снова по-немецки обратился к пленному: – С какой целью послали вас сюда? Прогуляться, что ли?
Швед беспокойно зашевелился.
– Мы посланы в разведку. Послано несколько разъездов. Нужно выяснить, что здесь происходило. Вчера слышна была сильная пальба.
– Так чего ж вы так далеко заехали? – спросил Аким. – Ведь Эйдер ближе к вам?
Швед смутился, отвел глаза.
– Что ж нам было делать? Не могли же мы сунуться в лагерь Меншикова. Вот и пытались выяснить по деревням.
– Что ж вы выяснили?
– Пока ничего… Крестьяне сами ничего не знают.
– Врешь! – крикнул граф. – Все путаешь! То не знаешь, сколько у Штейнбока войска, то у крестьян ничего не можешь узнать. Говори правду, а то будет хуже…
– Я не боюсь! – вскинулся вахмистр. – Угрозами ничего не добьетесь.
Отвечаю я добровольно. Сколько у Штейнбока войска, установить трудно, потому что кавалерия стоит по деревням, там легче с фуражом. Часть солдат не в городе, а в укрепленном замке, еще часть занята на оборонительных работах, восстанавливают укрепления форштадта, предместья перед замком.
– А город разве не укреплен? – спросил Елизар. Швед отрицательно помотал головой.
– Говорят, когда-то Маргаретенштадт имел высокие стены. Но отец нынешнего шведского короля наказал город за непослушание, велел пробить в стенах бреши и снести все башни. Теперь укрепить город труднее, чем строить стены заново.
– Так что ж, крестьяне не знают, из-за чего учинилась пальба? – настаивал граф.
– Нет, в тех деревнях, где мы были, никто не знает. Я так полагаю, что господин Меншиков имел сражение с нашим генералом Крассовым, который должен был соединиться со Штейнбоком. У Крассова войск вдвое или втрое больше, чем у нас.
Больше ничего существенного у шведа узнать не удалось, – видимо, он действительно был мало осведомлен.
– Надо прикончить этих болванов и ехать дальше, – предложил граф.
– Зачем же кончать? – возразил Елизар. – Связать потуже – и пусть лежат, пока сами не сдохнут. Эй, Тимоша! – крикнул он матрозу. – Отвяжи веревку от бадьи в колодце да стяни покрепче этих гусаков. Узлы сделай морские, чтоб не развязались.
Когда граф отошел к лошадям, Елизар, оглянувшись, шепнул:
– Тимоха! Морскими узлами не надо, так вяжи, для виду… И ремни ослабь. Ночью от росы кожа еще поразмякнет. Нам-то все едино, мы уж далеко будем. Неча на свою душу лишний грех брать, все же живые люди.
Ехали по лесу снова гуськом. Граф сунулся было первым, но Елизар опередил его, стал головным. В глубине души он что-то все меньше и меньше доверял чужестранцу.
Начало смеркаться. С земли вставал легкий туман, тропинка стала сырее, кое-где попадались лужи. Река явно была недалече. Решили выехать на дорогу, чтобы не заплутаться.
Вдруг впереди из кустов кто-то сердито крикнул по-русски:
– Стой! Кто такие?!
В то же мгновение лошадь Елизара чуть не наткнулась на загораживающую путь рогатку.
– Свои! – крикнул Елизар, натягивая повод. – Мы русские, офицеры.
– Стой кто где есть! – приказали из кустов. – Каки таки ахвицеры? Шатаетесь тут!
Ежели ты ахвицер, так изволь объявить пароль. Без этого не пустим. И удирать не пробуйте, пристрелим, – Ты, служба, поменьше рассуждай! – рассердился Елизар. – Зови старшего по караулу, с ним и потолкуем.
В кустах зашевелились, зашептались. Потом вытащили, верно из ямки, зажженный фонарь. Человек с фонарем в руке вышел на тропинку, приблизился не сразу, посветил на Елизара издали. Разглядев Преображенский мундир, начал подходить шаг за шагом.
– А кони откуда? Сбруя не наша… – спросил он.
– Будет разглядывать, наша, не наша! Говорят, давай старшего! Некогда нам…
– Гляди-кось, какие сторожкие! – рассмеялся Аким. – Елизарка, они нас в обхват взяли! Пока с тобой толковали, целое капральство кругом зашло.
Гвардейский унтер-офицер саженного роста теперь уж подошел без опаски, взял Елизарову лошадь под уздцы.
– Ты не серчай, господин фенрих, чай, не у себя дома. Наш-то мундир могли и шведы напялить. Откуда путь держите?
– Нас высадили с россейского корабля в Фишгафе, – сказал Елизар.
Унтер кивнул.
– Фишгаф слыхивали. Ну что ж, слезайте с коней, отведем вас к начальству, пущай разберутся.
В темноте не заметили, как дорога постепенно перешла в улицу. Ущербная луна то и дело окуналась в резво несущиеся облака. Выныривая из облаков, на миг освещала неверным светом крыши и стены домов, закрытые ставни, штыки шагавших сбоку солдат. У кирхи с пробитым шпилем на земле рядами лежали убитые с прикрытыми лицами: шведы с одной стороны, русские и датчане с другой. Это были жертвы боя с эскадрой, который фенрихи наблюдали с корабля. Перед прислоненной к стене иконкой горела свеча. Фенрихи и матрозы сняли шляпы, перекрестились. Граф только склонил голову; выпростав из-под плаща руку, странно простер ее, перекрестив тела мелким, чуть заметным крестом.
Впереди из-за неплотно прикрытой ставни мелькнул свет. У крыльца стояли парные часовые в надвинутых на лоб треуголках. Увидев идущих, шевельнулись было, один перехватил ружье, выставил вперед штык. Но шедший первым унтер что-то сказал вполголоса – и часовые посторонились.
В просторном, с низким потолком покойчике было душно. На столе оплывала толстая сальная свеча, воткнутая в фигурный бронзовый подсвечник. Стояли тарелки с недоеденными кусками разной снеди, кружки, стаканы, порожний кувшин. За столом, уронив голову в шляпе на руки, дремал дежурный офицер; у стен люди спали прямо на полу. Оттуда несся густой храп.
Услышав шаги, офицер мигом проснулся, кулаком протер глаза, поправил шляпу и офицерский шарф, чтоб видели: человек при исполнении обязанностей. Унтер, как положено по артикулу, стукнул каблуками, доложил:
– Так что задержаны караулом два господина фенриха. Говорят, будто наши.
При них какой-то немец да два матроза услужающие.
Елизар и Аким шагнули вперед, вытащили подорожные, положили на стол перед офицером. Граф стоял неподвижно, как статуя, весь черный от шляпы до пят, закутанный в плащ. Дежурный офицер поглядел на него с любопытством и смущением, но сразу поспешил придать лицу строгое выражение, пальцем поманил Елизара, чтоб подошел поближе.
– А это кто с вами? Лютерский поп?
– Нет… – Елизар наклонился к нему, сказал на ухо – Сие граф, цесарец…
– О-о!.. – удивился дежурный. – Вон как!
– Слушай, господин поручик, – продолжал Елизар шепотом. – Ты этого цесарца определи куда-нибудь на постой. А то мы с секретным… при нем не скажешь.
Поручик кивнул, встал, подошел к графу, церемонно раскланялся. Граф снял шляпу, ответил таким же поклоном.
– Сейчас вас проводят в дом самого богатого купца, герра Брандта, где вы сможете отдохнуть, – сказал дежурный и, подозвав караульного унтер-офицера, приказал нарядить с графом солдат для сопровождения и охраны.
Когда граф уже двинулся к двери, поручик ухватил унтера за плечо, шепотом наказал:
– Пусть солдаты покараулят возле дома. Персона важная, нужно его оберегать да приглядывать.
После ухода графа стало как-то свободнее. Елизар и Аким уселись на табуретки, устало облокотились на край стола.
– Ну, чего у вас, господа фенрихи? – строго спросил дежурный.
– Мы с секретным донесением господину фельдмаршалу.
– Ну уж, к фельдмаршалу! – насупился поручик. – Станут для вас светлейшего тревожить посеред ночи. Докладайте мне.
– Не дозволено! – решительно отрезал Елизар. Дежурный прошелся по горнице, вернулся.
– А кого ж вам тогда? Генерала хватит? Вон спит генерал-квартирмейстер, может, его разбудить? Он утречком светлейшему доложит.
Елизар с Акимом посовещались. Генерал-квартирмейстер начальствует в штабе; пожалуй, этому можно.
– Ладно, буди!
– А может, весть не стоит того? Подождете до утра?
– Приказано передать немедля. Мы и то припоздали.
– Он же умаявшись. Ездил целый день по работам, даже домой не дотянул, тут свалился, – не решался дежурный, поглядывая в глубь покойчика.
– Ну, как знаешь… Однако же теперь ты будешь в ответе. Мы прибыли, – устало сказал Елизар, и Аким, подтверждая, мотнул головой.
– Погодите тут… Доложу, – вздохнул дежурный и, прошагав в угол, стал кого-то будить. На лавке началось шевеление, зевки, соскользнул на пол заячий тулупчик, коим укрывались. Потом человек спустил ноги, потянулся аж до хруста в костях, хрипло спросонья спросил:
– Ну, чего будишь?.. Отдыху не даешь, кровопийца… Офицер, почтительно нагнувшись, что-то тихо доложил. Разбуженный, подавляя новый зевок, переспросил:
– Кто? Морские фенрихи? Откуда? Ну, зови сюда… Дежурный побежал звать, но Елизар и Аким уже сами вскочили, вытянулись по-строевому. Генерал в одних чулках, мягко ступая, подошел ближе. Голова его была по-бабьи замотана платком из опасенья простуды. Он взглянул на фенрихов запухшими от сна глазами, поманил рукой, взяв со стола запасную свечу, зажег ее и молча прошел в соседнюю пустую горницу. Фенрихи за ним, стараясь ступать по-уставному, но не больно греметь сапожищами. Генерал поставил свечу на пол.
– Ну? Докладывайте, чего у вас?
– Докладывают фенрихи флота россейского, Елизар Овчина-Шубников и Аким Яблоков, – чеканил Елизар. – Отнаряжены с караульной эскадры, потому как посланный с донесением к светлейшему князю Меншикову корабль не смог дойти, встретив в устье Эйдера свейскую эскадру.
– Это вчера, что ли? – прищурился генерал. – Точно. Свей наткнулись на датчан, которые шли к нам с военными грузами. Ну, датские моряки и наши батареи свеям нос маленько раскровянили.
Он протянул руку.
– Давайте бумагу…
– Бумаги нет! – отрапортовал Елизар. – Из опасения, как бы о том не проведал враг, приказано на словах. – И, понизив голос, доложил: – Голландские корабли с пороховым припасом и прочими грузами не придут, потому как перехвачены французской эскадрой и побраны в плен.
Сон с генерала мигом слетел. Он схватил Елизара за плечо, больно стиснул.
– А ты не брешешь? Не путаешь?! Кто шлет-то донесение?
– Капитан-поручик Синявин разведал про то в Англии и с тем известием приплыл в Зунд, где ходит наша караульная эскадра.
– Вот оно как! – Генерал медленно разматывал платок. Под платком оказалась солидная плешь. – Вот оно как неладно! А мы-то с Александром Данилычем ждем не дождемся. Датчане артиллерию доставили, а с пороховым запасом у них у самих не шибко. Да… Ну, раз Синявин сию весть привез, – значит, верить можно. Эх ты, вот незадача!..
Он прошелся по комнате, заложив руки за спину, на ходу бросил:
– Голландский порох доброго изделия; умеют голландцы… Потом, вздохнув, взял с подоконника брошенный туда платок, поднял с пола шандал со свечой.
– Ну ладно… Рано утром я все доложу. А вы, молодцы, лягте где-нибудь там, возле дежурного. В молодости-то крепко спится, все равно на чем.
