Текст книги "Дневник, Записки сумасшедшего"

Автор книги: Венедикт Ерофеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

18 декабря Пи-и-ить! Пииииить! Пи-и-ить, ттэк вэшшу ммэть!!!

30 декабря

Да, да! Войдите! Тьфу, ччорт, какая идиотская скромность... Ну, так как же, Вл. Бр.? Вы отказываетесь? А у вас, это, между прочим, так неподражаемо: "На-а-а земле-е-э-э ве-эсь род..." А мнения все-таки бросьте, пожалуйста... И "женскую душу", и "женскую натуру" – тоже бросьте... Да и возлагать на меня не стоит... Да входите же, еби вашу мать! А! Это вы! Стоило так долго стучаться! Хе-хе-хе, ну как, что новенького? Что?! Даже откровенничать! Ха-ха! Откровенничать! Обнажаться, значит... Ну, что ж – прреподнесем, препподнесем! Совершенно одна! Хи-хи-хи-хи!.. Да, да, конечно, это до чрезвычайности трагедийно... Единственное – старушка-мать... И не издохла?.. Да нет же, я хотел спросить: "И вы очень ее любите?"... Да неужели?! И вы – не спились, не взрезали перси?.. Ну да, конечно, конечно, "единственное старушка-мать" и больше никого, совершенно никого... И тем не менее уйдите!.. Да нет же! Не на хуй!.. Просто – уйдите... Да не глядите же на меня так! Чем я, собственно, провинился?.. Бросьте это, А. Г., серьезно вам советую – бросьте!.. Ведь мы же, в конце концов, вчера снова обменялись взаимными плевками и теперь, по меньшей мере на неделю, зарядились злобой... И у меня сегодня просто нет настроения торговать звериными инстинктами... Угу! всего! Да, да! А. Г., вас давно сняли с веревки?.. Как! Вас и не поднимали?! Ха-ха-ха! Вы только послушайте – как она мило острит!.. Значит, вас серьезно не снимали?.. Ах, да! Как я мог снова перепутать? Эй!.. Да нет, это я не вам... угу, до свиданья... Эй! Лидия Александровна!.. Ну, как вы там? А? Хе-хе-ххе-хе-хе! Ах, ну дайте же, я паду ниц! Что? Как это так! – не стоит! Как будто бы я не падал шестнадцатого!.. Фу! Какие у вас ледяные ноги!.. И этот ебаный буран еще раскачивает их! Чччоррт побери, ведь ровно год назад и в такой же буран он здесь качался!.. И ваш покойный родитель тоже... ха-ха-ха... тоже! Ах, как вы плакали тогда, Лидия Александровна, как мило вы осыпали матом вселенную и неудачно имитировали сумасшедший бред... Хи-хи... Нет, не врите... Вы не были потрясены! Вы издевались, чччорт, вы хихикали!.. Да прекратите же, в конце концов, раскачиваться... Хоть после смерти-то ведите себя прилично и не шуршите передо мной ледяными прелестями... Я не горбун Землянкин! Хе-хе!.. Вот видите – вы даже можете хорошо меня понимать!.. Когда речь заходит об августовских испражнениях, вы непременно все понимаете... Ах! Вы уже не сможете теперь испражняться так комфортабельно и так... непосредственно... А ведь он, смею вас заверить, трепетал от умиления... И я почти завидовал ему! Слышите ли? – завидовал!! Еще месяц – и я раболепствовал бы в высшей степени... Как вы были очаровательны тогда, тьфу!.. Вы мне позволите, конечно, еще раз прикоснуться губами... Да нет же! Что еще за буран! Вы – каменная глыба! Вы – лед! И тем не менее вы продолжаете гнуться! Какой же еще, к дьяволу, буран! Ха-ха-ха, вы притворяетесь, что не слышите меня! Вы нагло щуритесь! Вы прельщаете!.. Хе-хе... Пррельщаете! А водка-то льется, Лидия Александровна! Льется... еби ее мать!.. щекочет трахею... сорок пять градусов! Хи-хи-хи-хи, сорок пять градусов!.. Шатены... хи-хи-хи... брюнэты... блондины... Триппер... гоноррея... шанкр... сифилис... капруан... фильдекос... креп-жоржет... Их-хи-хи-хи-хи!.. А Юрик-то... помните... кххх – и все!.. Кххх! – И все!!! И северное сия-яние! Северное сия-а-ание!..

3 января

Вот видите – вам опять смешно. Вы не верите, что можно вскармливать нарывом. А если бы вы имели счастье наблюдать, то убедились бы, что это даже достойно поощрения. И сейчас я имею полное право смеяться над вами. Вы не видите, вы не внемлете моим гениальным догадкам – и не собираетесь раскаиваться. А я созерцаю и раздраженно смиряюсь. "Значит, так надо". "Мало того – может быть, только потому-то грудь матери окружена ореолом святости и таинственности". Ну, посудите сами, как это нелепо! Я пытаюсь даже рассмеяться... И не могу. Меня непреодолимо тянет к ржанию – а я не умею придать смеющегося вида своей физиономии... Я сразу догадываюсь – мороз, бездарный мороз. Мороз сковывает мне лицо и превращает улыбку в идиотское искривление губ. Я воспроизвожу мысленно фотографию последнего номера "Московской правды"... обмороженные и тем не менее улыбающиеся физиономии... Проклинаю мороз и разуверяюсь в правдивости социалистической прессы. Дальнейшее необъяснимо. Ребенок обнажает зубы, всего-навсего – крохотные желтые зубы... Обнажение ли, крохотность или желтизна – но меня раздражает... Я моментально делаю вывод: "Этому тельцу нужна вилка. И не просто вилка, а вилка, исторгнутая из баклажанной икры". Ребенок мотает головой. Он не согласен. Он кичится своей разочарованностью и игнорирует мою гениальность. И эта гнойная... эта гнойная – торжествует! Я вынужден вспылить! Как она смеет... эта опьяненная сперматозоидами и извергнувшая из своего влагалища кричащий сгусток кровавой блевоты... Как она смеет не удивляться способности этого сгустка к наглому отрицанию!.. Но рука не подымается. Мне слишком холодно, и я парализован. Я сомневаюсь – достанет ли сил протереть глаза... Можно и не сомневаться. Я лежу и выпускаю дым. В атмосфере – запах баклажана. А в пасти хрипящего младенца все тот же сосок, увенчанный зеленым нарывом... Сам! Сам встану!

Дневник

4 января – 27 января 1957 г.

Продолжение записок психопата. II

4 января

Встретив лицом к лицу, робко опустить голову и пройти мимо в трепетном восторге и смущении... ...проводить взглядом удаляющуюся фигуру – и, хихикнув, двинуться вослед... ...осторожно ступая, подкрасться – и нанести искросыпительный удар по невидимой сзади физиономии... ...не предпринимая никаких попыток к бегству, по-прежнему робко опустить голову и безропотно упиваться музыкой устного гнева... ...неутомимо льстить, лицемерить, петь славословия, свирепо раскачиваться, яростно извиняться, – пасть на колени и лобызать все что угодно... ...рабским взглядом поблагодарить за ниспосланное прощение и убедить в неповторимости происшедшего... ...на прощание – ласково солидаризироваться в вопросе о нерентабельности поэтической мысли... ...при возобновлении удаления – издалека нанести удар чем-нибудь тяжелым и тем самым обнажить отсутствие совести и способность на самые непредвиденные метаморфозы... ...и продолжая свой путь, заглушать тыловые всхлипывания и мстительные угрозы напевами из Грига.

5 января

Утром – окончательное возвращение к прошлому январю. Тоска по 21-ому уже не реабилитируется. Нелабильный исход – не разочаровывает. Даже по-муравьевски тщательное высушивание эмоций и нанизывание на страницы зеленых блокнотов – невозможно. Высушивать нечего. Впервые после 19-го марта – нечего. Пусто.

7 января

Помните, Вл. Бр.? – Вы говорили: "Ерофеевы – тля, разложение, цвет, гордость. О Гущиных не говорю... Мамаша эта твоя, Борис и сестры – просто видимость, Гущины, мамашин род... Эти просуществуют... А Ерофеевыми горжусь... Папаша в последние минуты всех посылал к ебеней матери... а тебя не упоминал вообще... Мать, наверное, говорила тебе?.. ...Еще налить? Двадцать лет в лагере – это внушительно... И Юрик прямо по его стопам... Водка и лагерь – ничего нового... Совершенно ничего нового... А это плохо... Скверно... Спроси у любого кировчанина – каждый тебе ответит: Юрий – рядовой хулиган, Бридкина наместник – и больше ничего... На тебя все возлагают надежды... Ты умнее их всех, из тебя выйдет многое... Я уверен, я еще не совсем тебя понимаю, но уверен... А за университет не цепляйся... И не бойся, что в Кировске взбудоражатся, если что-нибудь о тебе услышат... Все равно – ты уже наделал шума с этими своими тасканиями, Тамара уже смирилась и мать – тоже... И не бойся тюрьмы... Главное – не бойся тюрьмы... Тюрьма озверивает... А это – хорошо. Бандиты эти грубые, бесчувственные – но не скрывают этого... Искренние... А ваши эти университетские – то же самое, а пытаются сентиментальничать... Умных мало – а все умничают... Чувствовать умно надо, чувствовать не головой, но умно... А ваши эти все – холодные умники... Тебе с ними не по пути... Они просуществуют, как твои Гущины... Они не хотят существовать просто так... Они в мечтах – мировые гении... И, мечтая, существуют... Я знаю этих типов, я сам учился в университете... и – знаю... Они чувствуют – когда есть свободное время... И даже сладострастничают – только внешне... Я – знаю... Они могут доказать ненужность того, чего у них нет... и для них это признак ума... Главное для них – чистота... чистота своих чувствий... А их, этих чувствий, у большинства, почти у всех – немного – и содержать их в чистоте – нетрудно... Они, эти цивилизованные, будут ненавидеть тебя говорю совершенно серьезно – ненавидеть! Все запоминай... и всем – мсти... Извини, что я, пьяный, учу тебя – вместо родителя... Ты – особенный, только на тебя и можно возлагать надежды... Главное – избегай всегда искренности с ними, – немного искренности – и ты прослывешь бездушным, грязным, сумасшедшим... Ты! – бездушный и грязный! Хе-хе-хе-хе... Налить еще, что ли?"

8 января

О! Слово найдено – рудимент! Рудимент!

9 января

Даже для самого себя – неожиданно: Оскорбленный человек первый идет на примирение, а я не удостаиваю взглядом, спокойно перелистываю очередную страницу "Карамазовых" и – не подымая головы – лениво: Катись к чорту. И ничуть не смущает ответное скрежетание: Ид-диот. Все – спокойно, умеренно злобно, внешне – почти устало, без излишней мимики, а тем более – дрожи... Удивительно, что спокойствие – не только внешнее... По-прежнему шуршат "Карамазовы" – и никакого волнения.

10 января

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

11 января

Каюсь публично! – Пятого числа бессовестно лгал! И эти мои словечки – все ложь!! И – никакой "пустоты"! Очередное кривляние – только и всего! И я вам докажу, что нет никакой "пустоты"! Докажу!! Сегодня же! Вечером!! Прощайте!

12 января

Темно. Холодно. И завывает сирена. Отец. Медленно поднимает седую голову из тарелки; физиономия – сморщенная, в усах – лапша, под столом – лужа блевоты. "Сыннок... Изввини меня... я так... Мать! А, мать! Куда спрятала пол-литра? ...А? Кккаво спрашиваю, сстарая сука!! Где... пол-литра? Веньке стакан... а мне... не могу... Ттты! Ммать! Куда..." Шамовский. Отодвигая стул. "Бросьте, Юрий Васильевич, это вам не идет!.. Хоть жены-то постесняйтесь... ведите себя прилично..." Встает, длинный, изломанный, с черной шевелюрой... делает два шага – и падает на помойное ведро... Харченко. Нина. Лежит в красном снегу, судорожно извивается. "И-ирроды! За что!.. В старуху... Тюррре-э-эмни-ки-и!.. Тюре-е..." Юрий. Невозмутимо. "Пап, заткни ей глотку". Ворошнин. Вскакивая. "Не позволю! Не позволю! Без меня никто работать не будет! Директора убью! Сам повешусь!! А не позволю!.. Боже мой... Сил моих нет!.. Все, все – к ебеней матери!" Викторов. Совершенно пьяный. Кончает исповедываться, хватает вилку и, упав на стол, протыкает себе глаз. Бридкин. Недовольно поворачивая оплывшую физиономию. "А-а-а... опять... москвич... Ну-ну... Ты слышал про Шамовского? Нет?.. Вчера ночью... застрелился... И мне за него стыдно, не знаю – почему, а стыдно... Садись, я заплачу... Эй! Ты! Толстожопая! Еще триста грамм... Застре-лил-ся... Никого не предупреждал, кроме сына... Это – хорошо..." Юрий. Прохаживается взад и вперед. Пинает все, что попадается под ногу. Взгляд тупой. "Тюрьма все-таки лучше армии. Народ веселый... Вчера в дробильном цехе работали, двоим начисто головы срезало под бункером, все смеялись... и я тоже. Бригадир споил, ни хуя не понимали, я даже ничего не помню... Я вообще пьяный ничего не помню... и не соображаю... делаю, что в голову придет... забываю вот только вешаться... пришла бы в голову мысль обязательно бы повесился. Это, говорят, интересно, – вешаться в пьяном виде, один у нас хуй вешался, рассказывал – как интересный сон, говорит..." Андрей Левшунов. Вдруг поднимает голову и, схватившись за грудь, начинает яростно изрыгать в стакан. В бессилии откидывается на спинку стула; затем неожиданно хватает стакан, выпивает до дна – и снова наполняет. И так бесконечно, и под хохот одобрения. Ворошнина. Лежит под одеялом. Потягивается. "Ба-а-а... Веничка!.. проходи, проходи, садись сюда... (Валинька! Вышвырнись-ка, милая, на полчасика... угу...) ...да ближе, вот сюда, на постель, какого черта еще стесняешься... Ну, тепло?.. хи-хи-хи-хи... скромность-то где... и по-матерински согревать нельзя... ребенок – и все... может, тебе еще свою титьку дать... вот уж интересно, как бы ты стал сосать... хи-хи... а мне целовать нельзя, – хуй знает – может я вся – заразная, венерическая... Ну, чего ты пугаешься? Уй, какой ребенок... Ну-ка, Веньк, наклонись, от меня пахнет? Нет? Ну – ты наверно, сам наглотался и не чуешь... Хи-хи-хи..." Бридкин. Оживляясь. "Хе-хе-хе-хе... Вчера ваш этот, Сашка, был у меня... Слышал? Баба-то недосмотрела... В собственной блевоте задохнулся. Насмерть. Лежал вверх лицом и задохнулся... Все перепились, гады, и не обратили внимания... Жаль, ты вот не пришел... Тебя ждали... А этот теперь уже в больнице. На "скорой помощи" ночью увезли... Все равно уже... Говорят, из легких капустные листы вынимали... Врут, наверное..." Фаина. Закрыв лицо. "А ты думаешь – я не плачу, я больше ее плачу, если хотите знать, больше всех... Ей "душно"! А мне – нет, что ли? Душно ей!.. Ха-ха-ха! Ведь выдумает тоже – душно!.."

13 января

Сначала – странное помутнение перед глазами. Помутнение, которое бывает у людей болезненных от резкого перехода в вертикальное состояние... Потом и все существо заволакивается той же мутью... И я засыпаю... Я не просто засыпаю. А засыпаю с таким ощущением, будто усыпление идет откуда-то со стороны: меня "засыпают", а я осторожно и безропотно, дабы не огорчить их, поддаюсь усыплению... Постель, оставаясь верной традиции, опускается куда-то вниз (в Неизвестность или куда-нибудь еще... безразлично), – а я словно отделяюсь от нее и на ходу моментально соображаю, что мое "отделение" – совсем даже и не вознесение в бесконечность, а самая что ни на есть заурядная потеря ощущений... Каждый день я засыпаю именно так – и нисколько не жалею, что широчайший диапазон всех прочих методов засыпания мне недоступен... А сегодня со мной творится нечто странное. Даже не со мной, а с постелью, которая в категорической форме изъявляет свое нежелание опускаться в отведенную ей Неизвестность... И не только отказывается; а словно издевается над тем, что я не могу, в силу ее статического состояния, теряя одно за другим свои наглые ощущения, потихоньку улетучиваться в Бесконечность... (ну, да ладно, пусть – "Бесконечность"). Но я ничуть не разгневан. Наоборот, я чрезвычайно доволен тем, что мое ложе наконец-то вышло из повиновения... Это – своего рода восторг, выражаемый по поводу пробуждения национального самосознания чего бы то ни было... черта, свойственная мне... да еще, может быть, паре миллионов самых оголтелых коммунистов... Но в данном случае мой восторг несколько умеряется тем, что мой (мой собственный! хе-хе) круп играет незавидную роль горизонтально распластавшейся метрополии и потому не может испытывать особенной радости от созерцания обнаженных суверенитетов... И самое непредвиденное – и самое раздражительное для меня – это зверский холод, который охватывает понемногу мое ложе и, следственно, – меня самого. Я поворачиваюсь на бок и силюсь разгадать причины беспочвенного похолодания. Я пробую вслух проследить температурную эволюцию моего ложа но вслушавшись в свою речь, с неудовольствием замечаю, что с уст моих срываются рассуждения на темы слишком далекие от каких бы то ни было эволюций... В конце концов, меня заинтересовывает тот факт, что моя устная речь, как будто из презрения к ходу моих мыслей, течет в совершенно другом направлении... Чччорт побери... Значит, я сплю! Сплю! Потому что только во сне может иметь место такой безнравственный разлад! И мысль о том, что я все-таки заснул, заснул несмотря ни на что, очаровывает меня до тошноты... со слезами умиления я прощаю своему ложу и отказ от эвакуации в Неизвестность, и попытку спровоцировать температурный путч... Все! Все прощаю! И уже с нескрываемым интересом слежу за направлением своих устных высказываний, кому-то возражаю, озлобляюсь, угрожаю 51-ой статьей... – Ну да, конечно, я вполне с вами согласен... И удои, и удои повысятся непременно! Еще бы – не повысились удои!.. Ну, уж а это, пожалуйста, бросьте... Где она может помещаться, эта задняя нога... И почему – именно у Кагановича – задняя нога!.. Чорт побери, если бы вы заявили, что у Энвера Ходжи – два хуя, я бы и не стал возражать вам... как-никак, принадлежность к албанской нации – веский аргумент... Но... у Кагановича задняя нога!.. Это уже слишком, молодой человек!.. Мне, в сущности, все равно, кому я возражаю. Мне абсолютно наплевать, кто мой оппонент – Спиро Гуло, Вавилонская башня или Бандунг... Мне просто доставляет удовольствие разбивать положения вымышленного оппонента – и в пылу дискуссии я имею полное право называть его не только "молодым человеком", но и, если угодно, ослом. Кто, в конце концов, сможет меня убедить, что я имею дело не с ослом, а с Вавилонской башней? В сущности, и сам предмет нашей дискуссии мало меня интересует; и если бы аксиома о задней ноге не была выдвинута в такой категорической форме, я бы, может быть, даже поспешил солидаризироваться... Но все дело в том, что я не терплю категоричности, тем более если эта категоричность подмывает репутацию партийного вождя, а следовательно, и международный авторитет моей нации... Я продолжаю дискутировать – из чисто патриотических побуждений... – Вы говорите, у Кагановича – задняя нога... Но (дьявол вас побери и извините за выражение) где же гарантия того, что у Шепилова есть кадык? или – что у Шепилова не три, а четыре кадыка? И потом – 56 млн. тонн чугуна сверх плана в первый же год шестой пятилетки – это что? Ззадняя нога?!.. А новогодний бал в Кремле? А отставка Идена! А Низами! А удои! Чоррт побери, удои! – о которых вы с таким жаром распространялись! возможно ли все это при наличии у Кагановича задней ноги!.. И меня охватывает неудержимая радость от сознания бессилия моего оппонента и способности моего мышления ко всеразрушающей логичности... В упоении я размахиваю руками, дабы и физически доконать своего противника – и с удовлетворением сознаю, что мои удары приходятся точно по ее (ее!) толстым икрам... Говорю – "ее" – потому что угрожающее движение со стороны этих же икр заставляет меня очнуться и узреть, наконец, и свое состояние, и позу моего загадочного противника... – Молодой человек! Как вам не стыдно! Собственно, о каком стыде идет речь? Неужели эта женщина думает, что я лежу перед ней в снегу, только потому что я пьян?! Но ведь я только сейчас почувствовал, что лежу в снегу, – и, может быть, я и вообще не лежу в снегу, а мне просто снится, что я лежу... Нет, пусть она сначала докажет мне, что окружающий меня белый комфорт – не сновидение и что она сама – не Вавилонская башня и не Дух Женевы... Нет, пусть все-таки докажет, – а потом уже укоряет меня в отсутствии стыдливости... – Послушайте, гражданка! – Вы... это... серьезно говорили об удоях?.. Ну вы подумайте! Она еще смеет прикидываться дурочкой! Она, видите ли, не понимает, о чем я говорю!.. Что-о? Вы – студентка Юридического факультета?.. Ну да, это очень, очень похвально... но не обязывает же это вас, в конце концов, прикидываться ничего не понимающей или разыгрывать роль мраморной Галатеи!.. – И потом: что вам собственно от меня надо? Я же вам кажется убедительно доказал, что ваши рассуждения насквозь нелояльны... О-о-о! Она даже не скрывает этого!.. Но если вы не скрываете – для чего же говорить мне о каких-то утренних разочарованиях... Неужели вы серьезно пробуете меня уверить в том, что утром я буду еще в чем-то разочаровываться?.. Или вы считаете меня неизлечимым идиотом!.. (Хи-хи-хи-хи)... Нет, вы послушайте: – Вот вы говорите: разочаровываться, интуиция, предчувствие, тревога, симпатия, стремление и пр. и пр. – так ведь это же одна видимость, комбинация звуков, а понятий – нет... вернее, в психике-то нет таких моментов. Я хочу сказать – не просто "нет" – а "не было бы", если какому-нибудь первобытному дурню не посчастливилось бы так удачно подставить одну букву к другой – и не получить что-нибудь вроде "стремление"... Что? Зад чешется? Ну да, это конечно... – Но все это я к чему говорю? Да дело в том просто, что эти-то комбинации звуков и действуют на меня, вызывая определенные эмоции... Ну, сами посудите, если бы я не знал слова "разочарование" и не знал бы, что после "р" (непременно – "р"!) следует "а" (а не "и" и ничто другое) и т. д. и т. д. – разве же могла бы прийти мне в голову мысль когда-нибудь и в чем-нибудь – "разочаровываться"... Да перестаньте же! Ведь я, как-никак, – мужчина... – И потом – признайтесь! – у вас конечно же часто бывает эдакое неуловимое настроение, даже не "неуловимое" – а... "несказанное"... да нет, не "несказанное"... ну да ччерт с ним; одним словом – признайтесь, вы часто заявляете, что у вас... гм... настроение, не находящее, так сказать, выражения словесного... А вот я вам не верю! Не верю – и все! Где у вас гарантия того, что ваше настроение действительно "не находящее выражения словесного" – если оно не находит словесного выражения! Потом – само выражение: "не находящее словесного выражения" – это просто отказ от словесного выражения вашего настроения, но никак не его выражение! Значит – нет! Нет у вас ничего! И быть – не может! Все эти дамы вашего возраста имеют обыкновение хвастаться эмоциональной неуловимостью! А ваше хвастовство – зауряднейшая стыдливость!.. Вы даже себе самой боитесь признаться, что, так или иначе, – а все ваши эмоции, как сдобные баранки, нанизаны на чешуйчатый член какого-нибудь стремительного сына Кавказа!.. Я хорошо понимаю, что говорю нелепости. Говорю нелепости, потому что еще не сознаю толком, сон ли – мои нелепости или в самом деле я околачиваюсь в сквере Стромынского студгородка. Если я действительно извиваюсь перед этой корректной дамой (говорю – корректной – и закрываю глаза на ее безнравственные почесывания, – оцените по достоинству мою склонность к уважению недостойных!) – если это действительно так, то не могу же я молча пускать дым в носовую полость этой дамы. Но, чччорт побери, если я сплю зачем напрягать ум и гениальничать? – в конце концов, навеки останется тайной, высказывал ли я во сне мировые истины – или безбожно играл словами! Мало того – я сплю – и никто не имеет права обязывать меня к разговору, я могу замолчать вообще – и никто не будет удивляться моему молчанию, потому что и удивляться в сущности – некому... А что касается этой дамы, так она – (дьявол меня побери, если это не так!) обыкновеннейший объект моего сновидения и, следственно, своего рода собственность моей фантазии, – и я имею вполне законное право ею распоряжаться... Да и не только ею, но и вкусами, наклонностями ее и т. д. и т. д... Почему бы мне не сделать ее женщиной оригинальной, принимающей, например, любую нелепость за гениальную догадку, исходящую от уст партийного руководителя или божьего праведника... Не снизойдет же ко мне в сновидении женщина с твердой и последовательной философской системой – (избави бог! хотя, заверяю вас, в ее ежеминутных почесываниях было что-то философское и уж, конечно же – последовательное). Да почему бы мне, в конце концов, не представить ее существом зоологическим, способным понимать исключительно лишь язык дворовых собак, – и тогда кто мне запретит встать на задние лапы и лаять по-собачьи? Что бы вы там ни говорили, – а в сновидении я существо вполне суверенное. И потому плюю на все и продолжаю паясничать... – Вы еще недостаточно ясно, барышня, представляете себе "половую стыдливость"... Это не просто боязнь обнажения. Если вы серьезно считаете, что это исключительно боязнь полового обнажения, то вам просто... несколько не хватает тонкости... Неужели же в общении с представителями противоположного пола вас никогда не охватывала эдакая своеобразнейшая стыдливость – стыдливость, проистекающая от опаски признания со стороны представителя противоположного пола вашей принадлежности к своему полу... Или даже не так: от опасения признания в себе признаков своего пола перед лицом представителя противоположного пола, отрицающим в себе наличие данных признаков... Или – нет... ну, да ладно... Если вы действительно студентка Юридического факультета, то я, пожалуй, поспешу прекратить вдавания в подобные тонкости... – Вы, кажется, что-то говорили о симпатиях?.. Да, да, я с вами с совершенностию солидарен!.. Обязательно! Обязательно противоестественность! В самом естестве человека заложена жажда противоестественности – и ваши эти пресловутые "симпатии" – ярчайшее тому доказательство... Обычнейший примерчик – вы (о, извините, если я буду несколько груб) – вы никогда – никогда! – не почувствуете настоящего, убедительного влечения к мощному звероподобному самцу... потому что сами вы с гордостию осознаете выдающийся (выдающийся до крайности!) характер ваших гениталий... Точно так же – здоровенному самцу гораздо более по вкусу создания легкие, хрупкие, – если угодно: прозрачные, миниатюрные... – и он в то же время с чрезвычайным раздражением взирает на переполненные до отказа бюстгальтеры... Половому удовлетворению всегда предпочитается половое упрямство... Это – чисто человеческое; это – оригинальничанье мыслящих... – Мыслящих! Именно – мыслящих! Потому что даже симпатизирует человек половым органом с примесью разума! – но уж никак не левым предсердием и не правым желудочком!.. Что? Жар в крови!? (Хм... Отрадный факт! Юристка и... "жар в крови"...) Ну да, собственно, есть и жар; никто не отрицает, что жар действительно имеет место, – но не будете же вы мне возражать, если я замечу, что ваш пресловутый жар вызывается движением бешено несущихся курьеров – от разума к половому органу и от полового органа к разуму!.. И ваше сердце (о, не обижайтесь, прошу вас!) ваше сердце банальнейший постоялый двор, в котором вышеупомянутые курьеры имеют обыкновение (и довольно похвальное обыкновение) инсценировать пьяный дебош и богохульствовать... – Вот вам жар в крови и усиленное сердцебиение!.. Вы меня понимаете? Ну, еще бы не понимать! Она не только меня понимает, но даже выражает полнейшее согласие и игнорирует мое поползновение к грубоватости... Ну, уж а это, пожалуй, лишнее... – издавать мои гипотезы массовым тиражом! – что за убожество, подумайте сами! Вот лечь в постель – это я сделаю с преоткровеннейшим удовольствием... и даже сопроводить вас до комнаты готов с безграничной охотой... "Лечь в постель"... "с преоткровеннейшим удовольствием"... – но, собственно, зачем мне ложиться в постель, если я уже заснул? и зачем засыпать, если я и без того лежу в постели и сплю... Мне просто стыдно (стыдно!) засыпать во сне – и погружаться в сновидения только для того, чтобы ложиться в постель и снова засыпать!.. Тьфу, что за дьявольщина! Какой черт растолкует мне теперь эту галиматью!.. Нет, ну почему же мне должно быть стыдно чувствовать во сне погружение в сон?.. И нисколько даже не стыдно! Наоборот, до чрезвычайности интересно! И вообще, смею вас заверить, во сне все интересно, – тем более когда чувствуешь, что все ваши действия – не ваши... да нет же, ччерт побери, ваши! – но действия человека, отчетливо сознающего, что все происходящее сон и потому получающего неограниченные возможности в области изучения своих сонных действий... Ну, вот неужели мне не интересно знать в данный момент, какое движение произведет моя передняя конечность, – тем более что я не властен над нею... Неужели же не любопытно: быть самому вершителем – и одновременно наблюдать себя со стороны! Чрезвычайно! чрезвычайно любопытно!.. – Послушайте, гражданка, вы все-таки не верьте себе... Не верьте, что вы его любите... (я говорю просто так... меня заставили говорить – и я говорю... (заставили!)... Я с любопытством внимаю каждому своему слову – и не знаю, что последует за этим словом... Я мучаюсь незнанием того, какое же следующее слово вытянут из меня... Я смеюсь над своей беспомощностью и радуюсь тому, что эта беспомощность – только во сне...) Вы все-таки не верите, что любите его! Вы просто убеждаете себя, что любите! Человек не может любить, он может только хотеть любить того или иного человека – и в зависимости от размера охоты – убедить себя в большей или меньшей степени в том, что он действительно любит данного человека! Вот вы – вы совершенно убеждены, что вы его любите... Но – представьте себе – вы попадаете под трамвай, обрушиваетесь с небоскреба или выигрываете 100 000 рублей по облигации государственного 3%-ного внутреннего выигрышного займа!.. Как бы вы меня не уверяли, но в данный момент вам такое же дело до него и его эмоций, как моему мизинцу на левой ноге – до эволюции звука "и" в древневерхненемецком наречии... Потому что у вас нет, нет времени убеждать себя в том, что вы любите его!.. И почему я уверил себя, что все эти словоплетения вливаются в меня со стороны? Если я все-таки не сплю, – то кто же помешает мне сейчас быть самим собой, исплевать "это пресловутое внешнее воздействие, взять в собственные руки инициативу", – и ударить в затылок эту чересчур уж любящую женщину?.. Ну, а если (боже!) я действительно заснул, – так это опять же до невыносимости интересно – видеть себя во сне прикидывающимся неспящим и одновременно наблюдать со стороны, как же это я буду освобождать себя от наблюдения со стороны!.. Опять парадоксы! Но, чорт побери, они давно уже надоели мне, эти парадоксы!.. Я устал!.. Устал! И если бы положение мое действительно не было парадоксальным, я бы давно уже махнул рукой на все и лег спать... ("лег спать"!.. Ддьявол!!) – Извините, гражданочка, – это ваша комната?.. Ну, в таком случае я отказываюсь бить вас в затылок и удаляюсь со стремительностью существа нравственно гармонического!.. Спокойной ночи!.. В конце концов, я даже не рад, что освободился от этой дамы... Кто бы она ни была – объект сновидения или комплекс явных ощущений – но она могла бы внести некоторую ясность в вопрос о моем теперешнем состоянии!.. А сейчас я разрываюсь от непонимания! – и одновременно от незнания того, разрываюсь ли я во сне или действительно разрываюсь от непонимания своего теперешнего положения и причин разрывания!! Ннет, господа, я обязан сейчас же заняться делом практическим – иначе я сойду с ума! Во имя спасения собственного разума – я должен, я обязан гладить брюки, в конце концов!.. Выгладить брюки... тщательно выгладить... – и завтра утром найти их неглаженными!! Это – невыносимо! Это – хуже сумасшедших перспектив!.. ...Хе-хе... Выгладить брюки!.. Это гениально! гениально! – "выгладить брюки"!.. Нет, черт меня возьми, это действительно гениально задумано! Я сию же секунду исплюю парадоксы и примусь высасывать все возможное из электронагревательных даров цивилизации!.. И если завтра утром я обнаружу свои брюки действительно выглаженными, то какой же дьявол заставит меня сомневаться в явности всего происшедшего... ну а если они в прежнем состоянии будут покоиться на спинке моей кровати, то... ну конечно! конечно!.. ...Я раздеваюсь, аккуратно складываю брюки, ложусь, традиционно погружаюсь в сон, – все прекрасно, по исстари заведенному порядку, без внешних помех, без стука, без размышлений и парадоксов... ...Но – пробуждение!.. пробуждение!! Если бы я очнулся в образе Петергофской статуи или Валаамовой ослицы, я не был бы так раздосадован! Но... представьте себе! – проснуться в штанах!!! – это мучение! это сумасшествие! бред! средневековая фантазия! И все что угодно!.. Это, в конце концов, – пробуждение во сне! Да, да, пробуждение во сне! Я не проснулся – мне приснилось, что я проснулся!! Приснилось!! В таком случае – будьте вы все прокляты, но я не завидую тем, кому каждую ночь снятся пробуждения!! Я вскакиваю, я хватаю себя за горло – и пробуждаюсь окончательно!.. ..."Окончательно"!.. А кто сумеет уверить меня в окончательности моего пробуждения! Тем более что мне каждый день снятся люди, пытающиеся доказать явность моих манипуляций!.. Тем более что... Но... боже мой... боже мой... неужели же мне без конца хватать себя за горло и из-за легкого каприза моей постели осуждать себя на вечное самоистязание?!! 12 ч. – 6 ч. ночи