Текст книги "Дневник, Записки сумасшедшего"
Автор книги: Венедикт Ерофеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Ерофеев Венедикт
Дневник, Записки сумасшедшего
Венедикт Ерофеев
Дневник
14 окт. 1956 г. – 3 янв. 1957 г.
Записки сумасшедшего.
I
Текст представляет собой сокращенную редакцию юношеского сочинения, имеющего форму дневника в пяти тетрадях. У тетрадей собственные несовпадающие заглавия, сохраняемые в данной публикации. Максимально сохранены также орфография и пунктуация подлинника во всей их противоречивости и непоследовательности. – Здесь и далее примеч. В. Муравьева.
14 октября
Стопп... чоррт побери! Интересно, какому болвану... Какому болвану, спрашивается, интересно меня пугать в третьем часу... В третьем ли?.. Да, вероятнее всего... Гм, в третьем... Кто бы это мог быть... Кретинизм же это в конце концов, чорт побе-ри... Модернизм... Модернизм? Ха-ха-ха-ха-ха... Однако, милый мальчик... тебе слишком весело, я бы сказал... и совсем некстати... Но в расцвете не забудьте, что и смерть, как жизнь, прекрасна и что царственно величье... Топ... топ... топ... топ... топ... Топ... Однако. Веселость и романтическая интересуемость потихонечку покидают тебя, милый мальчик... Мд-а-а... я бы сказал, романтическая обстановочка... ни одного огня... черно... Но в расцвете не забудьте, что и смерть, как жизнь, прекрасна и что... Топ... топ... топ... ...царственно величье холодеющих могил...
15 октября
Ни хуя-а-а! Алкоголь – спасение! Ни хуя-а-а!
17 октября
"Выбитый из колеи и потому выжитый из университета и потому выживший из ума..."
18 октября
Сожрем этику! Раздавим ее лошадиными зубами! Утопим ее в безднах наших желудков и оскверним пищеварительным соком! Зальем перцовой горькой настойкой!! Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!
24 октября*
*День рождения Венедикта Ерофеева.
18/VIII. Кировск
– Брросим! Брросим! – Не надо норм! – Надо! Не больше 20-и строк и не меньше восьми! – К дьяволу максимум! – Все равно Венька перещепит! – Еррунда!.. Итак, начнем! Ну, тише, что ли... Даем срок 15 минут!! Рифма и ритм обязательно!! Если хоть одна строка не кончается прилагательным, автор торжественно провозглашается кретином! – Уррра!!! – Занявший первое место провозглашается гением, шестое место – идиотом! – Брось! Начнем! Все равно останешься идиотом!!! – Молчи, Абг'ам! – Все! Тишина! Я уже засек! – Ч-ч-ч-ч-ч-ч! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . – Все, братцы, кончаем! Пятнадцать минут прошло! – Еще три минуты! Завершить... – Хватит!! – У меня бессмыслица, блядство какое-то! – У всех, блядь, бессмыслица! Венька, читай первый... – Да-ава-й! – Только, извините, у меня слишком длинное... и вам недоступно будет... – А у кого это доступно-то? Валяй! – Хгм.
Хладнокровно-ревнивая, Дева юная, страстная, Дева страстно-прекрасная, Боязливо стыдливая! Все томишься, бессильная Сбросить сети, сплетенные Жуткой жизнью, – могильною, Точно пропасть бездонная.
Точно пропасть бездонная, Точно призраки странные, Вас пугает туманное Жизни счастье стесненное... О не ждите нежданного, Не зовите далекого, Навсегда одинокая Дева страстно желанная!
Дева страстно желанная, Вашу участь печальную Не изменит, безумная, Даже юность туманная И мечтанья блестящие Не воскреснет бесцельное, Не проснется мертвящее, Нет конца беспредельному!
Нет конца беспредельному, Беспредельность бесцельная, Как мечтанья бесплодные, Как напрасность прекрасного, Как бесстрастность свободного И опасность бесстрастного. Только силы природные Сокровенность прекрасного!
Сокровенность прекрасного Только лик беспрерывного, Созерцание дивного И обман сладострастного, Только звуки желанного, Море смутно-прекрасное, Небо вечно-безмолвное, Ожиданье нежданного...
Ожиданье нежданного, Возрожденье бесплодного... Несказанно-туманная Нежность силы природного В вас разбудит желанное Бытие несравненного, Благодать неизменного, Так не жди же нежданного! Так не жди же нежданного И не требуй далекого, Навсегда одинокая Дева страстно желанная, Дева смутно-прекрасная, Боязливо-стыдливая, До забвенья ревнивая, До безумия страстная!!!
– Бррраво! – Брррраво! – Я свою ерунду отказываюсь читать! – И я тоже! – Ерофеев – гений! Урррра!!!
Кировск. 20.YIII – Ну, сюжет давайте... – Сюже-эт!! – Давайте про убийство!.. – Эк ведь сюжетик! – Ну-ка, Фомочка, начни!.. – Гы-гы...
Иду я однажды по шпалам...
– Ну, идешь, блядь... – "А ночка темная была", да? – Ну вас на хер... Иду я однажды по шпалам, Вдруг... слышу пронзительный крик!
– На хуй! На хуй! – Посентиментальней! Веньк! Действуй!
Вдруг, слышу пронзительный...
– На хуй! Образов нет! Венька! За 5 минут!
Последний солнца луч погас за камышами, Безмолвье тайное окутало заливы, Беззвучно плача, шепчут тихо ивы, Последний солнца луч погас за камышами.
Деревня мирно спит. Но там, в туманной дали, Будящий тишину, звенит надрывным воем Безумный, дикий крик, не знающий покоя... Деревня мирно спит. Но там, в туманной дали, Кого-то режут...
– Пррекрасная пародия, чорт побери! – Талант! Талант! – Би-и-ис! Брра-аво!!! – Веньк! Свою вчерашнюю штучку прочти нам... – А ну ее на хуй... – Боринька! За него!.. "На смерть пса"! Полон жизненной энергии, сердцем жаждущий гуманности, В краткой жизни не изведавший тайной муки наслаждения...
– Не то! Не то! Это "На смерть Coco"!
Боже мой! Внемли рыданиям! Я убит родными братьями!
– Это оттуда же! – Мне последняя строчка нравится:
Только тихие стенания и неслышные проклятия.
– Веньк! Читай все... – А ну вас... Стесняюсь...
7-8 ноября
Чрезвычайно забавно. Почти пятнадцатиминутное созерцание только что извергнутой рвоты неизбежно поставило передо мной сегодня довольно-таки актуальный вопрос: Имеет ли рвота национальные особенности? Мысленное сравнение грузинской рвоты, извержение которой я только что недавно имел удовольствие созерцать в метро, – и этой, раскинувшейся похабно передо мной и всем своим крикливым видом с гордостью заявлявшей о своем русском происхождении, – не дало никакого положительного результата. А впрочем, легкое сходство есть... И это сходство еще раз заставило меня сожалеть о постепенном сглаживании национальных различий... Ах, если бы был Сосо!..
22 ноября
Как явствует из достоверных сообщений: Ерофеев на протяжении всего первого семестра был на редкость примерным мальчиком и, прекрасно сдав зимнюю сессию, отбыл на зимние каникулы. Не то суровый зимний климат, не то "алкоголизм семейных условий" убили в нем "примерность" и к началу второго семестра выкинули нам его с явными признаками начавшейся дегенерации. Весь февраль Ерофеев спал и во сне намечал незавидные перспективы своего прогрессирования. С первых же чисел марта предприимчивому от природы Ерофееву явно наскучило бесплодное "намечание перспектив", – и он предпочел приступить к действию. В середине марта Ерофеев тихо запил. В конце марта не менее тихо закурил. Святой апрель Ерофеев встречал тем же ладаном и той же святой водой, правда, уже в увеличенных пропорциях. В апреле же Ерофеев подумал, что неплохо было бы "отдать должное природе". Неуместное "отдание" ввергло его в пучину тоски и увеличило угол наклонной плоскости, по которой ему суждено бесшумно скатываться. В апреле арестовали брата. В апреле смертельно заболел отец. Майская жара несколько разморила Ерофеева, и он подумал, что неплохо было бы найти веревку, способную удержать 60 кг мяса. Майская же жара окутала его благословенной ленью и отбила всякую охоту к поискам каких бы то ни было веревок, одновременно несколько задержав его на вышеупомянутой плоскости. В июне Ерофееву показалось слишком постыдным для гения поддаваться действию летней жары, к тому же внешние и внутренние события служили своеобразным вентилятором. В начале июня брат был осужден на 7 лет. В середине июня умер отец. И, вероятно, случилось еще что-то в высшей степени неприятное. С середины июня вплоть до отъезда на летние каникулы Ерофеев катился вниз уже вертикально, выпуская дым, жонглируя четвертинками и проваливая сессию, пока не очутился в июле на освежающем лоне милых его сердцу Хибинских гор. Июльские и августовские действия Ерофеева протекли на вышеупомянутом лоне вне поля зрения комментатора. В сентябре Ерофеев вторгся в пределы столицы и, осыпая проклятиями вселенную, лег в постель. В продолжение сентября Ерофеев лежал в постели почти без движения, обливая грязью членов своей группы и упиваясь глубиной своего падения. В октябре падение уже не казалось ему таким глубоким, потому что ниже своей постели он физически не смог упасть. В октябре Ерофеев стал вести себя чрезвычайно подозрительно и с похвальным хладнокровием ожидал отчисления из колыбели своей дегенерации. К концу октября, похоронив брата, он даже привстал с постели и бешено заходил по улицам, ища ночью под заборами дух вселенной. Ноябрьский холод несколько охладил его пыл и заставил его вновь растянуться на теплой постели в обнимку с мечтами о сумасшествии. Весь ход ноябрьских событий показал с наглядной убедительностью, что мечты Ерофеева никогда не бывают бесплодными. 9 декабря О-о-о! Только последнее и нужно было этим пьяным скотам... Разом заговорили все: – Э-эттика! Одно слово заставляет меня изрыгать тысячи проклятий по адресу... гм... гм... гм... – О-о-о-о-о!.. поддержите меня... иначе сей же секунд семья горлодеров, осмеливающихся произносить в приличном обществе это мерзкое слово, численно понесет урон!.. – Господа! А я, между прочим, имею совершенно серьезное намерение детально изучить этику, дабы оградить себя впредь от случайных следований ее законам... – Ах, господи, зачем толковать о таких неаппетитных вещах! Лично меня мучает один чрезвычайно любопытный вопросик... вот уже скоро 50 лет, как умолкли родовые стенания меня породившей!.. Я просуществовал полстолетия! я пережил 11 министров внутренних дел и 27 революций... – а я все еще силюсь разрешить вопрос, который отчеканит назубок заурядный школьник... дело в том, что я не вижу существенной разницы между удовлетворением полового желания – и физиологическим отправлением... – Кошмарная парраллель, я бы сказал... – Гм, молодой человек, я искренне сожалею, что вам, коллекционеру новейших истин, непонятно то, что выбрасывание половых секретов – не что иное, как заурядное физиологическое отправление... и в этом свете половая любовь предстает чем-то вроде мучений цивилизованного существа с переполненным мочевым пузырем, попавшего в великолепную и не менее переполненную гостиную, узревшего великолепный унитаз и не имеющего возможности извергнуть в него содержимое своих внутренностей!.. – О боже мой! Женщина – чувствительный ватерклозет!.. – Хе-хе-хе! А шестилетняя девочка – комфортабельная плевательница!.. – Лирика – плод томления человека, не знающего, куда высраться! – Ха-ха-ха-ха! – Да, да... По крайней мере, в половом влечении я не вижу положительно ничего высокого! Мне лично гораздо более удовольствия доставляет сидение на унитазе после сытного обеда, чем половые наслаждения и ласки самой что ни на есть умопомрачительно любимой, чччорт возьми!.. Ннет, господа, уж лучше срать в унитаз и заниматься онанизмом, чем овладевать предметом бешеной страсти, одновременно испражняясь на пол... Хе-хе...
– О господи! Неужели же нельзя без половых извращений! Меня приводит в бешенство одно слово – "онанизм"! – А я считаю, что поползновение к онанизму – признак чувственной трусости, да, да, чувственной трусости... В лучшем случае – вторжения интеллекта в неприкосновенную, даже, я бы сказал, святую область эмоций!.. – Ах, какой вы, право, Утонченный Негодяй! Я лично, извините за нескромность, чрезвычайно страдаю интеллектностью своих эмоций: но, говоря откровенно, статья профессора Рихтера отбила у меня охоту к поискам новейших методов мастурбации... – Ох, уж эта пресса! Мне подобные статейки, наоборот, прививают любовь к извращениям; по крайней мере, шофер, изнасиловавший шестилетнюю девочку, в продолжение почти получаса был моим кумиром!.. – Между прочим, я не без успеха подражал вашему кумиру... и я могу вас ошарашить истиной, которая осенила меня в процессе "подражания" – "духовно богатый человек склонен к удовольствиям, не приносящим наслаждения оппоненту – источнику удовольствия"... – Шестилетняя девочка – оппонент!.. Гм... – Ну и как, истина помогла вам убедиться в богатстве своего духовного мира? – Перестаньте зубоскалить, молодой человек!.. и не считайте эрудированность показателем духовного богатства... у вас – искусство имитации мрачного скепсиса и мировой скорби – и тем не менее вы совершенно бездушны!!. – Ах, какое, я бы сказал, глубочайшее проникновение в тайны моей психологии!.. – У вас – психология!!. Гм... – Кстати – о психологии! Не встречали ли вы, господа, тип людей, сознательно бегущих счастья и обрекающих себя на страдания, которым мысль о том, что только его сознательные действия превратили его в страдальца и что он был бы счастливым, если бы предусмотрительно не лишил себя счастья, – дает ему почти физическое наслаждение!.. – Это, так сказать, проституция жалости! – Мастурбация страданий! Ха-ха! – И кроме того, не заметили ли вы, господа, что совершенно необязательно быть тонким психологом, чтобы прослыть им... Не нужно только уходить из области больной психологии и касаться психически уравновешенных... – О-о-о! Психическая неуравновешенность – моя мечта! – и, смею сказать откровенно, в мечтах я уже – сумасшедший! О, вы не знаете, что такое бессонница мечты... и мечты, воспаленные от бессонницы... – Боже мой! Как это плоско – кичиться своей мечтательностью! Лично я, еще будучи младенцем в стадии утробного развития, искренне ненавидел мечтателей!.. Мечты – презрение к воспоминаниям!.. – Ах! В таком случае вы должны восхищаться мной! Для вас я – Заурядный Болван, а ведь я в некотором роде неповторим... Я, может быть, единственный человек, который живет исключительно воспоминаниями... и, смею вас заверить, я – единственное цивилизованное двуногое, тщетно жаждущее найти среди разноцветной груды своих воспоминаний хоть одно приятное... – А меня, господа, всю жизнь томит заурядность... О-о! Сколько раз уже я посылал проклятия по адресу всевышнего и "Исключений из закона наследственности"!.. Я неутомимо удовлетворял похоти самок, пользующихся самой что ни на есть двусмысленной славой – и не заразился триппером! я бешено ударялся головой о Кремлевскую стену – и не мог выбить ни одной капли здравого разума! в продолжение трех суток без перерыва я безжалостно резал свое ухо диссонансами пастернаковских стихов и национального гимна Эфиопии – и, как видите, не сошел с ума!.. Ах, господа, я плакал, как ребенок! Я проклинал чугунность своего хуя, лба и нервов и коварство вселенной... – Боже мой! Как все это извращенно! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Все мгновенно смолкли. И мне пришлось почти с благодарностью взглянуть на торжествующего негодяя. Хотя все произнесенное мне импонировало, унисонило, – как вам угодно.
17 декабря
А собственно говоря, какого чорта позавчера я вспомнил о Ворошниной? Неужели мне мало августа? И я не радовался в октябре ее "аресту за преднамеренное устройство взрыва" на 3-м горном участке?.. И ведь это – ее вторая судимость!.. Собственно говоря, я только на зимних каникулах заинтересовался ее выходками... и если бы не статья в "Кировском рабочем", я, может быть, и вообще бы не вспоминал о ней... Но ведь, что бы там ни говорили, она – моя одноклассница... и притом единственная из всех наших выпускников, с которой мне пришлось школьничать с первого по десятый класс включительно... И даже получением аттестата она в некоторой степени мне обязана... Нет, нельзя сказать, чтобы я действительно питал к ней нежные чувства... А детское увлечение постепенно улетучилось... Просто – мы несколько откололись от основной массы школяров и в 10-м классе были водонеразливаемы, совершенно не поддерживая связи с классом... Откровенно говоря, меня пленяли ее хулиганские выходки на занятиях, тем более что я поражал всех скромностию и прилежанием... А после инцидента с ком. билетом она уже бесповоротно стала кумирить в моих глазах... хотя в школе слыла легкомысленной идиоткой с проституционными наклонностями... Меня же лично мало интересовали ее наклонности... Я даже не удивлялся ее провалу при поступлении в институт и слишком легкомысленному восприятию этого провала. Меня взбесило только ее исчезновение из Кировска как раз в момент моего триумфального возвращения, – я даже не мог похвастаться перед ней поступлением в Величайший. С первых же групповых занятий в университете меня несколько заинтересовала Ант. Григ. – "усеченная и сплюснутая Ворошнина" – и я искренне ее возненавидел... В декабре, признаться, я был несколько ошарашен письменными извещениями Бориньки о привлечении Ворошниной к суду за недостойность... Тем более, что после "самоповешения" отца она должна была несколько охладить свой пыл... Прибыв на зимние каникулы, я с удовлетворением воспринял экстренное сообщение Фомочки, весь смысл которого сводился к тому, что он (т. е. Фомочка) – может быть, единственный представитель мужской половины Кировска, не испытавший удовольствия покоиться на пышных прелестях моего кумира... и сразу же вслед за этим сообщение Бориньки о том, что соревноваться с Ворошниной в изощренности мата не решается сам Шамовский... Я без промедления благословил ее выносливость и изобретательность... ...И единственное, чего я опасался теперь, – случайного столкновения с ней... Последнее, может быть, и не состоялось бы вообще, если бы 1-го февраля Бориньку, Минечку и Витиньку не пленило звучание одного из шедевров индийского киноискусства. Сказать откровенно, я слишком туманно воспринимал трели Бейджу Бавры, потому что беспрерывная трескотня соседок, циничная поза сидящей справа Ворошниной – и вследствие этого тоска по цивилизации убили во мне способность к восприятию классических творений джавахарлаловых подданных... Назавтра Витинька, удовлетворенно зубоскаля, констатировал: "Ерофеев дико смутился, когда увидел, что Ворошнина покинула веселые передние ряды и в сопровождении трех подозрительных девиц двинулась прямо по направлению к нему, презрительно окидывая взглядом переполненный кинотеатр и неестественно кривляясь"... Правда, Витинька одновременно выражал сожаление в связи с тем, что они втроем вынуждены были внять вызывающе деликатной просьбе Ворошниной "поменяться местами" – и бросить меня на произвол пьяных девиц... И я, признаться, тоже сожалел... Во всяком случае, меня не восхищала перспектива в продолжение двух часов вдыхать запах водки и пережженных семечек изо рта Ворошниной, невообразимо краснеть и деликатно приобщаться к ее бесстыдной и стесняющей позе... Впрочем, я покинул кинотеатр чрезвычайно довольный собой – я вежливо отказался навестить ее в общежитии и, кроме того, уже не ощущал на себе кошмарного нажатия ее пышных прелестей... Последующие 8 дней пребывания в Кировске протекли целиком в пределах четырех стен Юриковой квартиры, – в стороне от трезвости, Ворошниной, снежных буранов и северного сияния... На первом же занятии по немецкому Антонина Григ. Муз. попала в поле моего зрения, и мне, без преувеличения, сделалось дурно... В продолжение всего второго семестра я неутомимо прославлял дегенерацию и, стиснув зубы, романтизировал... А лето совершенно уронило взбесившегося кумира в моих глазах... Правда, и я летом числился уже в сознании кировских граждан не как "единственный медалист" и "единственный лениногорец", а скорее как неутомимый сотрапезник Бридкина... К началу августа я вынужден был выработать иммунитет на восприятие любопытных взглядов – и, между прочим, не без благотворного влияния Лидии Александровны, представшей передо мной уже на следующий день после моего приезда в героический заполярный город... Правда, в этот раз я несколько удивил ее утратой скромности и смущаемости и удачным ответом на традиционное приветствие... Она же, в свою очередь, поразила меня изумительной способностью к бесконечному округлению даже при ежедневном воздействии алкоголя и еженощном испытывании давления со стороны комсомольских тел... Кроме того, разминая онемевшую конечность, я внутренне пособолезновал всем тем, кому приходится здороваться за руку с этой смеющейся скотиной, а внешне сделал неудачную попытку отказаться от приглашения. В этот день она была несколько сдержанна и даже извинилась, когда случайно вставила мат в сногсшибательную характеристику проходившей мимо рыжей девицы... Два последующие совместные культпохода в "Большевик" несколько нас сблизили, и потому в начале августа я даже без трепета перешагнул порог ее комнаты. В продолжение 2-х часов я тщетно пытался привыкнуть к одуряющему запаху духов и охотно внимал трескотне своего оппонента... Сначала я устно выразил восхищение кротостию ее соседки, которую грубое приказание Ворошниной вынудило незамедлительно и безропотно покинуть "постоялый двор кировских Дон Жуанов"... Потом с напускной неохотой помог ей допить "Столичную" и совершенно искренне восхищался ее изобретательностью в отношениях с посетителями... Правда, последний ее рассказ настолько меня смутил, что я в продолжение 5-и минут безуспешно пытался согнать краску со своего лица и поднять глаза от стакана... Дело в том, что как-то весной к ней пожаловали три первокурсника МУ, видимо чрезмерно распаленные хвалебными отзывами о ней и подстрекаемые сообщениями о "легкости" ее "уламывания"... И она, радушно встретив пьяных студентиков, не замедлила выкинуть несколько невероятных штук перед их восхищенными взорами... В конце концов, она заставила всех трех пасть на колени и лизать свои подошвы... – и, в довершение всего, прогнала распаленных посетителей, предварительно избив одного за "недостойность"... И все это – с непременным хохотом, умопомрачительным смакованием фактов и периодическим потягиванием из стакана... Положительно в этот вечер она мне безумно нравилась... Нет, я совершенно искренне восхищался ее умением требовать у кировских самцов раболепного поклонения в отношении к своей особе... Правда, я с трудом верил ее пьяным рассказам... ведь незадолго до этого она даже попросила меня отвернуться, когда подтягивала чулок... Я решительно не понимал ее... Созерцая эту самодовольную, милую, пьяную физиономию, я никак не мог поставить ее рядом с той чистенькой первоклассницей, которая сидела со мной за одной партой и поминутно меня обижала... Часов в 9 я покинул общежитие в состоянии романтически пьяной влюбленности... До самой железной дороги идущая рядом Ворошнина беспрерывно была встречаема насмешливыми приветствиями, которые вызывали в ней почему-то дикий хохот... Признаться, я был оскорблен, когда уже на следующий день Рощин через Бориньку выразил сожаление по поводу того, что мне "не повезло с Лидкой", а Тамаре Васильевне порекомендовали "держать в руках своего медалиста"... Впрочем, я и сам лично убедился 7-ого августа в неизлечимой тупости молодого поколения Кировска. Меня просто взбесило нахальство ГХТ-товцев, которых не отрезвляли даже пощечины Ворошниной. А эта отвратительная сцена у киоска даже ослабила мою охоту иметь дальнейшее общение со своим благодетелем... И, главное, меня раздражало ее легкомысленное отношение к своим собственным действиям и к своей популярности... Нет, я совсем не собирался ее убеждать, потому что единственной реакцией на мои убеждения было бы идиотское ржание... к тому же я слишком боялся ее, чтобы решиться на убеждение... Единственный раз я почувствовал к ней что-то вроде жалости – в воскресенье 12-ого числа на вечере отдыха в Парке... Ее отвратительный вид чуть не вызвал у меня тошноту, – тем более что Бридкин в этот день был навеселе и с полудня неумолимо вливал в меня какую-то бурду, орошая слезами память моего родителя и судьбу единоутробного брата... Веселость моментально покинула меня, когда я узрел в распластавшейся за ларьком девице Лидию Александровну... Ее, вероятно, только что бешено рвало, белая кофточка была вымазана в чем-то отвратительном, мокрое платье слишком неэстетно загнуто... Уговоры Бориньки заставили меня оторваться от созерцания страдалицы... Но удивительно – я совершенно не чувствовал брезгливости, я только бешено ненавидел этих мерзких типов, которые ее споили и, изнасиловав, оставили в грязи под проливным дождем... Придя домой, я снова перечитал полученное накануне письмо Муз. с жалобой на жизненные страдания – и дико расхохотался... А во вторник мне пришлось вновь возмущаться веселостью Ворошниной... Она бессовестно восторгалась прошедшим воскресеньем, поминутно извинялась за нецензурность – и я, к ужасу своему, убедился, что она и сегодня пьяна ввиду увольнения с РМЗ. ...Нет, ее совершенно не волновало лишение работы, она воинственно восседала на перилах Горьковской библиотеки, жонглируя моим Ролланом и качая ногами перед самым моим носом, и продолжала невозмутимо язвить по адресу МГУ, любви, человечьих страданий, Надсона, Муз. и – моей детскости... А 16-ого числа, с этого противного вечера одноклассников, началось самое главное... И удивительно то, что я упивался ее действиями, явно рассчитанными на то, чтобы отравить атмосферу школьным питомцам... Она хорошо знала, что пользуется дружным презрением "девушек-одноклассниц" и тем не менее решила явиться на вечер без приглашения, дабы произвести сенсацию сначала своим приходом, а потом своими очаровательными шалостями. Правда, наш совместный с ней приход на вечер произвел далеко не сенсацию; я вынужден был констатировать всеобщее уныние и одновременно, затаив злобу, отразить несколько мрачных взглядов... Однако я понял с первой же минуты, что "очаровательными шалостями" Ворошнина если не произведет фурор, то, по крайней мере, заставит разойтись эти полторы дюжины впавших в уныние одноклассников. Последние нисколько не были удивлены, когда Лидия Ал. церемониально извлекла из внутренних карманов пальто 2 прозрачных бутылки и цинично заявила, что "даже Веничка" считает их содержимое чрезвычайно полезным для желудка... Я, стараясь усилить невыгодное впечатление, произведенное ее словами, поспешил подтвердить гигиеническую верность гениальной фразы моего кумира... В продолжение получаса Ворошнина торжествовала... И, казалось, ее совершенно не смущало то обстоятельство, что только я один осмеливаюсь разговаривать с ней и что мы в некоторой степени обособились. ...Захарова своим неуместным затягиванием "Школьного вальса" развязала, наконец, ей руки – и с этого момента я с нескрываемым восхищением следил за всеми ее движениями... Прежде всего, заслыша робкую "пробу" Захаровой, она дико заржала, вызвав недоумение всех собравшихся, затем флегматично сообщила всем о своем презрении к песням вообще – и, в довершение всего, ошарашила милых одноклассников нецензурной приправой к своему лаконичному признанию... Фурор был неотразим... Я, признаюсь, проникся даже пьяной жалостью к этим девицам, которые – вместо того чтобы прогнать возмутителя спокойствия, уныло справились друг у друга о времени, о погоде и стали медленно одеваться... А Ворошнина продолжала неутомимо хихикать, ерзая по стулу и по моей ноге... Нет, я нисколько не жалел о безжалостном разрушении вечера... Я охотно помогал ей смеяться над письмом Муравьева и допивать водку из горлышка. Я так же охотно согласился бы сидеть до конца летних каникул на этой куче ж/д шпал под моросящим дождем и позволять обращаться с собой, как с грудным ребенком... Я преклонялся перед этой очаровательной пьяной скотиной, которая могла делать со мной все, что хотела... На следующий день я от нее же узнал, что она не могла добрести до своей комнаты – и на лестнице ее мучительно рвало... Вечер 18-ого числа совершенно неожиданно отрезвил меня... Первый же рассказ, которым меня встретила Ворошнина и который больше походил на похабный анекдот, до такой степени озлобил меня, что я утратил всякую боязнь – и осторожно послал ее к черту... В ответ она по традиции глупо заржала и пообещала завтра же всем сообщить, что она послана к черту самим Ерофеевым... В тот же вечер ее в совершенно пьяном состоянии и отчаянно ругающуюся вывели из танцевального зала 2 рослых милиционера и препроводили в отделение... При этом ей за каким-то дьяволом понадобилось громогласно вопить, что она не виновата и что ее споил Ерофеев... Наконец, ее поведение 21-ого числа на "Пламени гнева" вынудило меня даже удалиться из кинотеатра под дружный хохот окружающих ее девиц и всеобщее недовольство зрителей... С этого вечера я уже совершенно ее не понимал; меня бесило то, что она слишком чутко внимала Рощинской клевете; я не мог себе представить, чтобы Ворошнина мне верила меньше, чем оскорбительным сообщениям заурядного Петеньки; я положительно возненавидел ее... 23-его числа, заметив ее, возвращающуюся из рудника в сопровождении 2-х чумазых подростков, я вынужден был предусмотрительно свернуть вправо и профланировал параллельно. Когда же до меня донесся веселый смех этих трех скотов, гоняющихся друг за другом и осыпающих матом все и вся, мне стало дурно, у меня помутилось в глазах... Я готов был сию же минуту исплевать Заполярье и благословить Московскую непорочность... Меня тошнило от Кировска и от беспрерывного пьянства... И 24-ого я уже действительно плевался, когда, сидя ночью на скамейке, узрел Ворошнину, проплывающую мимо школы. Я до такой степени растерялся, что не успел убраться в темноту – эта скотина уже предстала перед скамейкой и, умопомрачительно изогнувшись, затрясла передо мной всеми своими прелестями... Я поспешил справиться, что должна означать эта многозначительная пантомимика – она ошарашила меня в ответ довольно остроумным контрвопросом: "Хотите ирисок, Веничка?", – и затем, видимо удовлетворенная моим отказом, не меняя дикции, выразила сожаление по поводу того, что более многоградусное осталось дома, флегматично погладила свои бедра и, мазнув меня по лицу всей своей массой, вразвалку направилась к шоссе. А в ответ на свое душевное: "С-с-с-скотина!" я опять услышал это идиотское ржание – и застучал зубами от холода... Возвращаясь домой, я почему-то вспомнил, как, будучи семиклассником, мелом разбил стекло и потом робко укорял Ворошнину за то, что она взяла вину на себя... Тогда она смеялась ласково, по-детски... Вечером 26-ого я уже переехал Полярный Круг, совершенно не вспоминая об утраченном кумире... В конце октября, уже будучи в Москве, я с удовлетворением узнал о ее аресте и с тех пор ее судьбой не интересовался... Да и, собственно, какого дьявола меня должна волновать ее судьба... если она сама за всю жизнь не смогла выдавить из себя ни одной слезы... ...и ее участь никто никогда не оплакивал...