Текст книги "На первой полосе"
Автор книги: Вэл Корбетт
Соавторы: Ева Поллард,Джойс Хопкирк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
Катя развернулась к вышла через задний выход на Саут-Одли-стрит. Гардероб. Черт! Она чуть не забыла. Гардеробщик уже ушел и на вешалке сиротливо висел лишь ее плащ.
Сидя в обычном черном лондонском такси, она опустила подбородок, скрыв половину лица в бархатной ткани плаща, чтобы таксист не узнал ее. Через несколько минут они подъехали к Бэкингемскому дворцу, где Катя молча открыла дверку машины и протянула водителю через внутреннее окошко десять фунтов, дав ему на чай в три раза больше, чем нужно.
Водитель чувствовал, что где-то видел свою пассажирку, но, выйдя из такси, она еще сильнее закуталась в плащ и исчезла в темноте.
Катя торопилась, но при этом шла на цыпочках, чтобы ее каблуки не стучали о булыжную мостовую. Роланд-Мьюс была застроена домами семнадцатого века в георгианском стиле, на первых этажах которых когда-то были конюшни и жила прислуга. Теперь здесь размещались гаражи, и этот район стал привилегированным лондонским предместьем, столь любимым иностранцами, приезжавшими в короткие командировки. Здесь находились банки, посольства и торговые дома.
В доме номер 16, как и во всех остальных, огни давно уже погасли. Приблизившись к дому, она порылась в сумочке в поисках ключа и вставила его в замок парадной двери. Нужно посмотреть, нет ли для нее сообщения на автоответчике.
Вспышка!
На мгновение улица осветилась ярким, режущим глаза светом.
О Боже!
Катя побежала в переулок, плащ развевался по ветру. Было очень неудобно передвигаться по булыжной мостовой, но когда Катя наконец выбежала на мокрое асфальтовое шоссе, она прибавила скорость.
«Черт»! Фотограф, преследовавший ее, оступился на скользкой мостовой и грохнулся на булыжники.
Катя торопилась побыстрее выйти на Лоуер-Белгрейв-Роуд, что рядом с вокзалом «Виктория», где даже поздно ночью на стоянке полно такси.
Она с трудом смогла назвать водителю свой домашний адрес, и удивилась, услышав свой голос, похожий на стон. Катя негромко всхлипывала. О Боже, подумала она. Если бы только она не была такой эгоисткой, такой безвольной, этого можно было бы избежать.
Глава пятая
В кадре Катя выглядела бесподобно. На экране без конца крутили фрагмент записи, когда она, счастливая, поднимается на сцену и ей вручают премию. Сколько бы раз ни смотрели эту запись, прокручивая ленту назад и включая покадровый просмотр, все равно бы не заметили ничего, что говорило о ее душевном волнении. На экране она вся сияла. Катя продемонстрировала прекрасное умение владеть собой. Из двадцати секунд записи ее выхода на сцену было выбрано три.
– Этого будет достаточно, теперь это нужно только озвучить. Ты что там уставился на ее грудь?
Склонившись над пультом с бесчисленными кнопками и маленьким монитором, два человека из монтажной группы «ТВ-Утро» работали над фрагментом.
Двадцатичетырехлетний Терри Блэкинер, младший помощник редактора, попытался защищаться.
– Ну, редко удается так хорошо ее рассмотреть. Хотя мне говорили…
– Перекрути на те кадры, где она целует Уильяма Херта, – скомандовала ему Фиона Тейлор – суровая начальница с тусклым взглядом.
– Да, неплохо… Кое-что из этого мы используем.
Терри повернул ручки против часовой стрелки.
– Билл говорит, она хочет перейти в «ТВ-Саутерн».
– Я тоже об этом слышала. И сейчас она никого спрашивать не будет, по крайней мере, таких, как ты… Смотри, еще одна якобы «подруга», Лиз Уотерхаус.
На экране улыбающиеся Лиз и Катя посылали друг другу воздушный поцелуй.
– Делают вид, что они приятельницы не разлей вода, – сказала Фиона, – но никто мне не докажет, что две подобные женщины могут быть подругами.
Как и у многих женщин, у Фионы было несколько близких подруг, но она была уверена что, когда женщина достигает вершин карьеры, дружба для нее перестает существовать.
– У нас есть кое-что получше: через секунду ты увидишь Дона Френча. – Терри покрутил ручки. – Смотри, это эпизод, когда Катя выражает благодарность тебе и всем нам. Этот кусок лучше оставить.
Подобным образом Фиона и Терри проработали еще час и к тому времени, когда утром Катя в своей студии приводила себя в порядок, сорокасекундный сюжет, плод их труда, был готов для многократного показа в конце получасовых выпусков новостей.
Обладательница премии провела бессонную, тревожную ночь, и это было заметно.
Кате удалось заснуть только под утро, и когда она встала с постели, то еще долго ходила полусонная. Новый день она начала как обычно с водных процедур, затем одела повседневный костюм и туфли на сплошной подошве. С распущенными волосами и без косметики, она мало походила на телезвезду, хотя для раннего утра, когда даже дорога была пуста, если не считать нескольких грузовиков, она выглядела вполне прилично.
Но по рассеянности Катя забыла, что сегодня особый день и, появившись на работе несколько позже обычного, с ужасом взирала на поджидавших ее фоторепортеров и коллег. Ей стало совсем дурно, когда через стеклянную дверь она заметила на входе директора-распорядителя с шикарным букетом из трех дюжин алых роз.
Ее единственной защитой стали огромные черные очки, однако, даже несмотря на это обстоятельство, девушки из гримерной шушукались между собой, что она еще никогда не выглядела так плохо.
На протяжении всех лет, что Катя вела «ТВ-Утро», каждый вечер накануне курьер привозил ей сценарий программы, но сегодня ее роль впервые переменилась, и уже она сама должна была занять место в кресле для гостей студии.
Немного придя в себя, Катя сразу же отправилась в гримерную. Сняв очки, она обратилась к изумленной Бренде:
– Я, наверное, неважно выгляжу – вчера мы немного отпраздновали это событие.
Это была ее первая ложь сегодня.
Катя дала себе слово, что если все обойдется, она навсегда похоронит эту историю в своем сердце и постарается больше никогда не повторять прежней ошибки. Слишком дорога была цена за нее. Кто-то как-то сказал: «Прежде чем поставить перед собой цель, узнай наверняка, что ты хочешь на самом деле».
Она сидела, спокойно откинувшись на спинку стула, пока Бренда колдовала над ее лицом. Мешки под глазами, красные пятна и морщинки были тщательно замазаны тональным кремом, а затем скрыты под толстым слоем пудры. Бренда, безупречно владея искусством макияжа, с помощью почти неуловимых оттенков различных косметических средств умела создать совершенно другое лицо, скрыв по возможности все его недостатки и высветив достоинства. Сухие, потрескавшиеся губы, соприкоснувшись с изумительного оттенка красной помадой, стали подобны бутону розы. Французские глазные капли, помогли скрыть следы бессонницы и придать глазам Кати жизнерадостный блеск. Специальная зубная паста усилила жемчужную белизну и без того превосходных зубов. Волосы, смазанные гелем, хоть и становились от него жирными, вызывали у зрителей ощущение, что это естественный блеск здоровых волос. Визажистам, которым доставлялась из Парижа лучшая французская косметика, не приходилось беспокоиться за ее качество – ведь от них во многом зависело то, какими увидят героев передач зрители. Создать сказку на экране – это целое искусство, и на его алтарь положен труд очень многих людей.
Катя, красивая от природы, все же была благодарна Бренде за то чудо, которое та совершала с ней каждый день в зеркальном храме своей гримерной.
Она осмотрела студию и, пока Стив и Лайза занимались подготовкой, в молчании встала за камерами, ожидая сигнала к выходу.
Каждое рабочее утро Катя, чувствующая себя в студии как дома, в качестве ведущей ровно в 5.55 занимала место в центре, где на нее были направлены камеры и прожекторы. Проводя в студии по нескольку часов в день, пять дней в неделю, она чувствовала себя здесь очень уверенно и уютно – это была ее берлога, ее логово. Но в это утро не она была ведущей, и помощник режиссера посадил ее в кресло для гостей.
Она расположилась очень неудачно, устроившись с невыгодной для себя стороны. Постоянно работая перед камерой, она знала, что очень многое зависит от того, где ты сидишь, потому что у каждого человека лицо асимметрично, и выглядит оно лучше или хуже в зависимости от того, с какой стороны его показать. Если бы все шло своим чередом, ее профессиональный опыт заставил бы ее пересесть так, чтобы ее лицо предстало зрителям в наивыгодном свете. Но сегодня Катю занимали другие мысли.
Она просидела так ровно минуту, когда режиссер, наблюдавший за ней с балкона наверху, заметил:
– Лайза что-то слишком отвлекает сегодня моего помощника. Как получилось, что он посадил Катю так неудачно? Господи, да она сегодня выглядит просто дерьмово.
– Бренда уже предупредила меня, что Катя плохо себя чувствует после вчерашней вечеринки, – отозвалась операторша на пульте.
– Передвиньте кресло в другое место.
Катя в каком-то в полусне наблюдала за происходящим.
– Все-таки она выглядит неважно.
– Да, я уже говорила, что место, где сидят гости программы, всегда освещено очень неудачно, – поддержала разговор подошедшая Бренда. Она была прекрасно осведомлена, что с помощью освещения можно добиться того, что красавица будет казаться уродиной и наоборот.
– Вы что же думаете, ваша драгоценная Катя каждое утро так уж классно выглядит? – пробормотала операторша себе под нос.
– Во время рекламной паузы направьте на нее еще несколько блондинов и рыжих, – сказал режиссер. Так на жаргоне телевизионщиков назывались различные типы прожекторов.
Катя по-прежнему находилась в плену своих грустных мыслей и никак не могла ни на чем сосредоточиться. Вся обстановка и звуки вокруг нее были ей настолько привычны, что не достигали сознания. Она находилась в своей среде, но сегодня как бы на время из этой среды выпала. Ее сильно тревожила сверкнувшая вспышка фотокамеры на Роланд-Мьюс и те последствия, которые могли быть ужасны. Сообщения об аварии, в которую попала машина министра, повторялись всю ночь. Рефреном в них звучала фраза: «Состояние тяжелое, но не безнадежное». Катя не пропустила ни одного сообщения.
Рекламный блок закончился. В ярко освещенной студии «TB-Утро» Стив продолжал вести программу, считывая подсказки, появлявшиеся на мониторе телесуфлера: «Сегодня в нашей программе. Выпуски новостей. Что делать с подростком, если он принимает наркотики? Затем ботаник Дэвид Беллами расскажет вам о тропических растениях, которые вы можете вырастить в своем саду. И, конечно, мы встретимся с нашей обладательницей премии БАФТА, Катей Крофт. Оставайтесь с нами…»
– Катя, дорогая, прими мои поздравления, – прошептала Лайза. – Мы все так рады за тебя.
– Спасибо. Только непривычно находиться в студии без своего наушника. – Кате нужно было просидеть здесь еще не меньше часа. Она повернулась к Стиву:
– Что нового известно об аварии, в которую попала машина Томаса?
– Да ты ведь была на банкете вчера вечером и сама все слышала! Подожди, я спрошу на галерке. – Стив сделал знак перед камерой, показывая на наушник. – Какие новости о несчастном случае с Томасом? – спросил он прямо в камеру. – Была заложена бомба? – Он слушал, в то время как Катя внимательно смотрела на его лицо, словно пытаясь на нем прочесть то, что ему говорили с галерки. – Вы еще не знаете? Будет проводиться расследование? Хорошо, спасибо.
Кате хотелось знать больше, и она открыла рот, чтобы задать вопрос, но оба ведущих приложили палец к губам, требуя тишины. Они показали наверх, откуда редактор кратко сообщил им, что в программе произойдут изменения. Катя вспомнила, как много раз она сама, получая уточнения, так же просила гостей соблюдать тишину. Теперь она поняла, насколько это выглядело невежливо и нетактично: исключать человека – если у него нет наушника – из разговора. Это было ей уроком на будущее.
Она встала и вышла из студии, твердо решив позвонить в больницу. Она не могла поехать на Роланд-Мьюс, но обязательно должна найти возможность позвонить. Если все будет нормально, это не займет больше десяти минут.
До окончания рекламной паузы осталось пять секунд, когда она вернулась. Поправляя галстук, Стив улыбнулся Кате.
– Представляешь, Беллами опаздывает. Он с легкостью пробирается через свои джунгли, а вот автомобильные пробки ему наверняка не по силам. Так что нам придется поработать подольше, ладно?
Стив не понял, почему Катя изменилась в лице. Он подумал про себя: «Хмм, интересно, с кем она провела эту ночь? Она уже сто лет не говорила, что у нее есть парень. Должно быть, опять какой-нибудь новый. Интересно, кто он?»
Катя не могла сосредоточиться на беседе. Все здесь казалось ей таким ничтожным, по сравнению с тем, что ее действительно занимало. Этот проклятый фотограф. На снимке ее лицо наверняка будет хорошо видно. Обычно, когда у нее бывали серьезные проблемы, она обращалась к Джоанне и Лиз, но сейчас она не могла их в это втягивать. Господи, вот попала в переделку!
Лиз, наблюдавшая за Катей по телевизору, подумала, что та держится перед камерой так, будто у нее нет никаких проблем. Что бы там ни произошло прошлой ночью на церемонии награждения – возможно, даже поссорилась со своим загадочным любовником, – на экране она просто прелесть.
Комната Лиз была погружена в полную темноту. Три года назад, когда она только переехала в этот домик – оказавшийся, кстати, рядом с домом Джоанны и Джорджа, – то, кроме докучавших ей звонков корреспондентов газеты со всего мира и в любое время суток, ей мешал еще и свет с улицы. Заснуть было совершенно невозможно, и Джоанна предложила ей в дополнение к занавескам повесить еще темные шторы. Так проблема решалась хотя бы вполовину.
Лиз проводила не так уж много времени в этой квартире с двумя спальнями, и самым обжитым местом была кухня, отделанная дубом, где она питалась в основном индийскими и китайскими блюдами, приносимыми по заказу, и где находились телевизор, факс и два телефона.
В уютной гостиной с белыми стенами стояли два больших честерфилдовских дивана и две огромные плетеные корзины, битком набитые журналами. На широких полках лежали стопки книг и видеокассет, которые Лиз все собиралась посмотреть. На стенах висели старые семейные фотографии, гравюры и картины, которые она покупала во время поездок. На столах в полном беспорядке находились кипы газет, книги и фотографии в серебряных рамках.
Дверь из гостиной вела в небольшую столовую, которой Лиз никогда не пользовалась. Свободная спальня превратилась в гардеробную, где стояли высокие, от пола до потолка, шкафы, в которых хранилась в беспорядке ее одежда. Ради объективности надо сказать, что она была рассортирована по цвету.
Лиз расправила стеганое одеяло цвета слоновой кости. Обычно по понедельникам она отсыпалась, но сегодня ей нужно было встать пораньше, привести себя в порядок и одеться так, чтобы произвести впечатление. С того времени как она проснулась, Лиз уже три раза представила себе разговор с владельцем «Санди кроникл». Она уже заранее приготовила остроумные ответы на все его вопросы, которые только могла вообразить.
Вчера вечером она и ее подруги решили, что Фергус не мог пригласить ее на обед только для того, чтобы уволить. Увольняют обычно во время завтраков. Жесткосердечные боссы любят начинать день с увольнения сотрудников. Принимая душ, Лиз вспомнила про одного из своих предшественников на посту редактора, которого владелец газеты пригласил позавтракать в ресторан «Клэридж». Пока они оба ждали, когда принесут счет, он заявил редактору, что работа последнего его не устраивает. Уже к полудню редактора освободили от занимаемой должности, а его вещи выставили за дверь.
Обеды все-таки оставляли еще надежду. Во всяком случае, Лиз ни разу не слышала, что во время обедов происходили какие-либо неприятные эксцессы. Но что толку строить предположения. Так все повернется или иначе, к трем часам она все узнает.
Едва дождавшись окончания программы, Катя торопливо покинула студию и уже спускалась в фойе, когда директор-распорядитель догнал ее на лестнице и окликнул по имени.
– Мы не дадим вам так просто уйти, – сказал он, опуская руку ей на плечо. – Мы собираемся принести наши поздравления. Давайте позавтракаем вместе, я делаю это предложение от имени всех наших сотрудников. Мы и каша съемочная бригада очень рады за вас, и хотим отметить вашу премию.
Кате едва удалось сдержаться и ответить на приглашение вежливой улыбкой. Она же должна уйти! Но сейчас, к сожалению, это оказалось невозможно.
Директор-распорядитель никогда не относился к числу ее поклонников, особенно после того, как однажды ей удалось уговорить его любовницу дать большое интервью, но тем не менее, он вынужден был признать, что благодаря ей они «раскрутили» несколько сенсаций, потому что политики почему-то всегда стремились, чтобы их действия комментировала именно Катя. Это было просто невероятно, но рейтинг Кати оказался выше, чем у лучшего диктора Би-би-си. Их телекомпанию расхваливали в газетах, и, короче говоря, благодаря Кате они утерли нос всем остальным.
Они вошли в буфет под громкие аплодисменты и приветственные возгласы сотрудников – «маленьких людей», как называл рядовых работников директор-распорядитель. Он произнес в честь Кати тост, и стеклянные фужеры и пластиковые стаканы дружно взметнулись вверх.
В буфете телестудии подавали бесплатные завтраки, славившиеся своими традиционными английскими блюдами, министрам, звездам и другим высоким гостям. В меню непременно присутствовали яйца, ветчина трех сортов, толстые свиные колбаски, пудинг, жареные грибы, жареные томаты, печеные бобы и аппетитные гренки с хрустящей корочкой.
Там можно было заказать и другие, более полезные для здоровья, но менее аппетитные блюда: кеджири, всевозможные каши и фирменное блюдо – варево из семян подсолнечника, которое включили в меню после того, как увидели его на письменном столе Ральфа Халперна, который был известен своей неистощимой сексуальной энергией. Особенную популярность это блюдо имело среди операторов.
Служащие шутили, что гости встают так рано и торопятся на телестанцию специально, чтобы позавтракать.
Бутылки шампанского в серебряных ведерках на столе Кати запотели от холода. Она подумала, что если придется есть или пить, то ее точно вырвет. Она останется здесь не больше, чем на пятнадцать минут, и лишь немного пригубит шампанского. Катя проклинала себя за то, что не может разделить радость своих коллег.
Джоанну на письменном столе ждала целая кипа телефонограмм, оставленных для нее педантичной помощницей, которую она про себя называла «мамочкой». Первая из них было передана директором-распорядителем в 8.35.
Мисс Ангус – никто, кроме Джоанны, не помнил ее имени (Евангелина) – была ее заместительницей. Они были совершенно разными людьми: прирожденная журналистка, обладающая живым умом, и медлительная, методичная шотландка, пятнадцатью годами старше ее. Но они сработались, потому что сумели оценить достоинства друг друга. Джоанна получила возможность полностью сконцентрироваться на творческой стороне своей деятельности, зная, что вся административная работа и ведение документации находятся в надежных руках.
Когда новый директор-распорядитель захотел избавиться от всех, как он выразился, «ископаемых», Джоанна напомнила ему, что мисс Ангус обладает энциклопедическими знаниями во всех областях, касающихся журнала «Женское обозрение», знает все о читателях, сотрудниках и связях журнала. «Она незаменимый работник», – утверждала Джоанна, решительно настроенная настоять на своем. Хотя директор-распорядитель с неудовольствием уставился на нее своими прозрачными как линзы глазами, Джоанна указала напоследок, что мисс Ангус является единственным человеком в редакции, который не забывает выполнить ни одного распоряжения.
Он не дал ей времени добавить, что мисс Ангус отвечает на звонки сотен читателей, с которыми бывает очень трудно разговаривать, а также оказывает неоценимую помощь новым сотрудникам журнала, некоторые из которых, как ни трудно в это поверить, никогда его не читали до того, как качали в нем работать.
– Ладно, если она так много для вас значит, дайте мне с ней поговорить, я ей выскажу некоторые свои соображения. – Его подчеркнутый нью-йоркский акцент придавал его голосу такую властность и решительность, которой он вряд ли обладал на самом деле.
Больше они никогда не говорили на эту тему, и мисс Ангус осталась, хотя он сильно попортил ей нервы. Такое положение дел не удовлетворяло Джоанну, как не удовлетворяли ее и отношения с новым директором-распорядителем. В Гарвардской бизнес-школе он, может быть, и был одним из лучших студентов, но в том, что касалось человечности и обаяния, был явно безнадежным двоечником. После пресс-конференции, посвященной новому направлению работы журнала, где директор-распорядитель первый раз предстал во всей своей «красе», Лиз сказала: «У него аура человека с пустым взглядом».
Мисс Ангус напечатала все сообщения для Джоанны в порядке их важности. Она всегда все делала так, как надо. Джоанна ее ценила не за знание стенографии и машинописи, а прежде всего, за предусмотрительность и преданность. В отличие от других служащих, она не стремилась завоевать благосклонность директора-распорядителя, докладывая ему о каждом шаге Джоанны или сплетничая о ней с другими служащими.
Мисс Ангус была худощавой, невысокой, опрятной женщиной, питавшей слабость к рукоделию и к своему дымчатому породистому коту. Она была одной из тех женщин, которые не допускают в своей жизни никакого беспорядка – например, кошелек она всегда носила в переднем отделении своей сумки, причем медные монетки лежали в одном кармашке, а серебряные – в другом.
Директор-распорядитель отдал приказ всем редакторам журнальной группы представить ему копии книг, в которых регистрировались различные сделки и представительские расходы. Это авторитарное одиозное распоряжение вызвало протест в душе мисс Ангус, и она принялась вносить в книгу исправления, даже не поставив в известность Джоанну. Ее забавляла мысль, что директор-распорядитель наверняка думает, что жизнь редактора «Женского обозрения» невероятно скучна.
Цок-цок. Цок-цок.
Мисс Ангус всегда узнавала о приближении Джоанны по цоканью ее каблуков. Другой же характерной чертой Джоанны было то, что она ничего не могла делать без шума, а обязательно с налета. Вот и сейчас мисс Ангус ни капельки не удивилась, когда дверь резко распахнулась и влетевшая в комнату Джоанна несколько раз повернулась кругом, демонстрируя заместительнице новое ярко-красное шерстяное пальто от Донны Каран. Британские журналисты часто покупали одежду в Нью-Йорке, если им случалось там оказаться, потому что в этом городе вещи созданные в классическом стиле, стоили наполовину дешевле, чем в Лондоне.
– Прежде чем вы скажете что-нибудь, мисс Ангус, я предупреждаю, что это сумасшедший цвет, но я не могла ничего с собой поделать. Я купила это пальто на распродаже. В нем не будет виден мой живот.
– В любом случае, это теплый цвет.
Они обе улыбнулись. Джоанна всегда старалась выдать явно экстравагантную вещь за удачное приобретение.
Джоанна положила на стол перед заместительницей красивый сверток. Осмотрев его, мисс Ангус убедилась, что это фабричная упаковка, и что Джоанна не дотрагивалась до содержимого. Внутри оказалась прелестная щетка из собольего меха, предназначенная для Принца Пантро Гавокского, самого избалованного кота во всей Великобритании.
– О, ему это понравится, спасибо.
– Знаете, кого я видела в Нью-Йорке? Единственную любовь в моей жизни, исключая Джорджа, конечно. – Джоанна сделала паузу для вдоха. – Энди Гарсия. Но вам лучше не видеть этих кумиров во время обеда.
– Жаль, о вас он отзывается очень хорошо. – Мисс Ангус всегда переживала за Джоанну, когда у той случались столкновения со звездами Голливуда.
– Есть важные сообщения?
– Боюсь, что да. Вам срочно нужно подняться наверх.
– А, держу пари, я знаю, зачем меня вызывают.
Джоанна бросила пальто на диван кремового цвета, который очень удачно вписывался в интерьер. Бежевый палас на полу был лишь немного темнее, контрастируя со стенами, обитыми имитирующей пергамент тканью. Льняные занавески были темно-желтого цвета, а потолок окрашен жемчужной краской. В огромных гипсовых вазах стояли зеленые ветки – они единственные не соответствовали по цвету обложкам журнала, все номера которого размещались на одной из стен.
– Думаю, я совершила одну глупость в Нью-Йорке. Председатель совета директоров и его заместитель пригласили меня пообедать на Двадцать первую авеню, и я, вероятно, слишком восторженно принялась им рассказывать, как я намерена распорядиться бюджетом на следующий год.
– Что вы хотите сказать? – Мисс Ангус сразу же стало не по себе.
Джоанна – она всегда делала так, когда нервничала, – принялась грызть заусенцы на пальце. Вздохнув, она показала взглядом на потолок, где размещался кабинет директора-распорядителя.
– Вы знаете, как он ненавидит, если я сообщаю что-нибудь важное генеральному директору? Так вот, у меня вырвалось, что часто мы совершенно необоснованно боимся выделять деньги на действительно творческие проекты.
Джоанна очень огорчалась, что некоторые эксклюзивные статьи, материал для которых она с таким трудом откопала, не принесли им особой пользы. По раскрутке тех статей у нее имелись неплохие мысли, но директор-распорядитель их грубо отверг.
– Возьмем ту статью о племени, где из мальчиков уже с полуторагодовалого возраста начинают готовить воинов – ведь ее потом перепечатали все газеты мира. Разве нам дали провести рекламную кампанию, направленную на привлечение читательского интереса? Нет. А ту статью о святой, помогавшей детям из трущоб и у которой было десять миллионов фунтов на счету в швейцарском банке? Тоже нет.
Мисс Ангус уже давно привыкла к длинным монологам Джоанны.
– Вы знаете, я открыла, что «Выскочка» ничего не говорил об этом генеральному директору. Когда генеральный директор узнал про эти статьи от меня, он разозлился – я видела, как он переглянулся со своим заместителем. Генеральный директор всегда огорчается, если он не в курсе хотя бы какой-нибудь мелочи, и он дал ясно понять, что «Выскочке» не надо воображать, будто ему все позволено.
Мисс Ангус доложила, что директор-распорядитель звонил в пятницу в Нью-Йорк и этот разговор занял не один час, а потом звонил еще вечером.
– Я полагаю, они что-нибудь решили насчет вас.
– Господи, будет скандал, а мне хотелось бы его избежать. Мисс Ангус, как же мне из этого выпутаться? – Джоанна схватилась руками за голову. – Это были наши самые важные статьи. Неужели он всерьез полагал, что я не стану о них говорить?
Мудрая заместительница, как всегда, высказала дельную мысль:
– Он не поэтому бесится. А потому, что вы осмелились обсуждать планы по проведению рекламной кампании, не посоветовавшись с ним. Он сходит с ума, если кто-либо обращается к вышестоящему руководству через его голову.
Они в задумчивости посмотрели друг на друга.
– Я думаю, – сказала мисс Ангус, – вам лучше откровенно во всем признаться и извиниться, что вы обсуждали эти вопросы без его санкции.
– Почему я должна извиняться? Я просто выполняла свою работу, и мне не нужно извиняться.
– Да, но как вы собираетесь достичь своей цели? Вы хотите, чтобы деньги на эти темы были выделены или нет?
Джоанна вздохнула. Она знала, что мисс Ангус очень тактично относится к вышестоящему начальству.
– В таких случаях лучше немного уступить, – уверила Джоанну заместительница.
– Это меня убьет, – прошептала Джоанна. – Настоящая проблема в том, что он всерьез хочет избавиться от меня. Я единственный редактор, который не отвечает «да, сэр», «нет, сэр», «как скажете, сэр» на все, что он только предложит.
Я бы посоветовалась с Лиз, – добавила она. – У нее большой опыт, как поступать в таких случаях, но сегодня она обедает с Большим Боссом, и я не могу ей надоедать.
Джоанна взглянула на часы. Катя не была в подобных вопросах столь искушенной, как Лиз, но она могла хотя бы утешить. Но Катя сейчас тоже занята. Она, наверное, сейчас в телестудии.
Всем троим подругам, несмотря на высокие должности, до сих пор было присуще чувство неуверенности. Во время своих доверительных разговоров, обычно происходивших за кухонным столом Джоанны, они признавались друг другу, что боятся, как бы в один прекрасный день не оказаться «за дверью».
Никто из них не обучался в школе журналистики или в университете. Они приобретали необходимый опыт в процессе работы. Лиз обычно говорила: «Мы почти все делаем полагаясь на интуицию, еще нам помогает опыт, но если, например, мне придется обучать работе новичка, то я не смогу это сделать».
Но так как одной интуиции могло оказаться мало, они боялись, что в один прекрасный день все кончится, их вышвырнут за дверь и скажут: «Достаточно. Все говорит за то, что вы не компетентны в своем деле. Убирайтесь». И все дружно согласились, что если так случится, они почувствуют себя виноватыми и будут еще благодарны за то, что их не трогали так долго.
– Ладно. – Джоанна сделала глубокий вдох. – Лучше пойти и покончить с этим делом. – Она достала из сумочки флакончик духов и побрызгала на шею и за ушами. Ее движения были почти автоматическими. Конечно, она прихорашивалась не для директора-распорядителя, но когда она готовилась к схватке, это всегда придавало ей силы.
