Текст книги "Подарок к рождеству"
Автор книги: Вайолетт Лайонз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Приводя себя в порядок, она вдруг вспомнила отца, и ее пронзила мысль, граничащая с уверенностью и острой надеждой, что он может вернуться домой перед Новым годом и тогда они встретят с мамой свой любимый праздник вместе. Однако через минуту к ней пришла другая, гораздо более трезвая мысль: воссоединение родителей было настолько маловероятно, что лучше о нем и не думать. Даже самые большие надежды не всегда могут возвращать человеку прошлое. И, тем не менее, она до сих пор не могла до конца осознать, что ее мать осталась в одиночестве. Если бы только сейчас включился телефон и можно было бы позвонить в Кег-Ривер!
Усевшись за туалетный столик, Абигейл занялась своим гримом. Наложив на лоб и щеки легкий слой крема под пудру, а затем румяна, она разделалась с последними следами бледности, остававшимися на лице после перенесенной болезни. С помощью темно-коричневой туши для ресниц и нежных бронзовых теней, ей удалось добиться особой выразительности и глубины фиалковых глаз. А когда в ход была пущена яркая, сочная помада, ее пухлые, четко очерченные, губы стали выглядеть особенно чувственными.
Надев красное бархатное платье, Абигейл тотчас вспомнила, как по нему скользил взгляд Ника, когда они встретились в пургу на той проселочной дороге. Ее сердце заколотилось так, словно готово было выскочить из грудной клетки. Разве могла она забыть его поцелуи, ласки и объятия, которые обжигали ее в тот снежный вечер, как бушующее пламя?
Подойдя к зеркалу, она придирчиво рассмотрела свое лицо, фигуру, ноги и мысленно спросила себя: не хочешь ли ты, чтобы те же ощущения повторились? Чтобы бушующее пламя вспыхнуло вновь, но уже с новой силой? Вглядевшись в глубину своих глаз и увидев в них разгоравшиеся искорки тайного желания, она поняла, что ее ответ на собственный вопрос мог быть только положительным.
Оставшись довольной своим видом, Абигейл внесла в него одну незначительную поправку. Она распустила по плечам темно-каштановые волосы, чтобы не быть стопроцентной копией той женщины, которую Ник увидел первый раз в темно-зеленом «пежо» и принял за невесту своего брата. Тогда се волосы были высоко подняты и заколоты на затылке.
Итак, теперь она была полностью готова и могла, не мешкая, спускаться в кухню, тем более что Ник уже несколько минут назад вышел из душа: она слышала, как в ванной прекратился шум падающей воды.
Абигейл уже направилась, было, к двери, как вдруг остановилась, перерыла все вверх дном в своей сумке и вытащила из нее небольшую коробку, упакованную в красочную бумагу; это был один из шуточных рождественских подарков, которые она везла в родной Кег-Ривер и намеревалась вручить кому-нибудь из старинных друзей или подруг. Ничего сверхценного в коробке не было. Просто милый пустячок.
Спустившись на первый этаж, она вошла в гостиную и положила подарок под гирлянду из ветвей остролиста около каминной плиты. В ту же секунду раздались знакомые шаги. Абигейл затрепетала, как школьница перед первым свиданием, и, обернувшись, увидела входившего в комнату Ника. Но она не поверила своим глазам: перед ней был как будто совсем другой мужчина! Высокий и красивый, в темном, безукоризненно подогнанном костюме, ослепительно белой рубашке со строгим шелковым галстуком, он был просто неотразим. Абигейл никогда еще не видела реального Ника Гранта в таком элегантном одеянии, и его неожиданный облик потряс ее до глубины души.
Он, впервые, предстал перед ней настоящей, блистательной звездой эстрадного мира. Фотографии этой звезды она видела во многих газетах и журналах. Рядом с ней стоял человек, которого приглашали на премьеры фильмов и церемонии вручения наград, и у нее никак не укладывалось в голове, что это был тот же самый мужчина, который так терпеливо и нежно ухаживал за ней, пока она болела, и который...
– Как мои шмотки, годятся? – Ник заметил ее потрясенный взгляд и решил, нарушит воцарившееся молчание этим легким вопросом. Но Абигейл лишь кивнула в ответ. Казалось, у нее пропал голос, и все слова безнадежно застревали в горле. – А как действуешь ты на меня в этом платье, тебе уже хорошо известно.
Его голос был низким и мягким, глаза – как темные заводи в лунном блеске. Нежно взяв ее за руку, он прошептал:
– Ты так соблазнительна...
Но тут же осекся и слегка тряхнул головой, словно прогоняя преждевременные мысли, которые хотел, было, высказать ей.
– Пойдем, присядем, – продолжил он и, осторожно обняв ее за плечи, увлек к камину. – Будем придерживаться ритуала и для начала что-нибудь выпьем. Могу предложить херес или...
– Я с удовольствием выпила бы немножко хереса.
У Абигейл снова прорезался голос, хотя звучал он неустойчиво, словно она им не пользовались уже много недель или даже месяцев. На душе у нее скребло, и ей казалось, будто коварная болезнь опять начала расправлять над ней свои черные крылья. Через каждые несколько секунд ее бросало то в жар, то в холод.
Теперь она поняла, почему Ник вел себя по отношению к ней таким образом. А что, если нам начать все с нуля? – Ведь это были ее слова, сказанные раньше. Она предложила тогда начать строить их взаимоотношения так, как если бы они были совершенно незнакомыми людьми. И теперь, вот в этот час, он вел себя именно с учетом ее идеи. Их рождественская встреча была их «первым свиданием», и он, как всякий нервничающий поклонник, хотел все делать в соответствии с заведенными правилами и традициями.
Нервничающий поклонник! Она чуть было не рассмеялась при мысли о том, что это словосочетание было совершенно неприменимо к Нику. Ибо, он почти никогда не нервничал. Даже в самых неожиданных, самых жестких обстоятельствах этот человек мог оставаться спокойным.
Разлив по бокалам вино, Ник начал светскую беседу, а Абигейл всячески старалась поддержать ее. Он просил ее рассказать о себе, и она рассказывала. Потом слушала его рассуждения о музыке, которая ему особенно нравилась. Затем они обсудили книги, которые оба читали. Его спокойный голос, уравновешенность суждений будто убаюкивали, даже гипнотизировали ее; ей было легко и хорошо с ним. Крепкий херес тоже поднимал настроение, еще больше расслаблял ее. Через полчаса после начала их непринужденного диалога, скованность Абигейл как рукой сняло, и она уже улыбалась, смеялась и, в конце концов, осмелела до того, что стала сама задавать ему вопросы и комментировать его суждения.
– Расскажи мне подробнее о своей маме, – обратилась она к Нику, когда они уселись за стол, и он принялся начинять горячие маисовые лепешки рубленым мясом, сыром, луком, бобами и чилийским перцем. Как она пережила бегство твоего отца?
– Поначалу ей было очень тяжело. Я действительно думаю, что он, чуть ли не в буквальном смысле, разбил ее сердце. Но, говорят, время – лучший лекарь. И пять лет назад ей встретился другой мужчина... По сути дела, он оказался гораздо моложе ее. Но, так или иначе, в августе этого года они поженились.
– И ты не возражал?
– Против чего? Против того, что он не намного старше меня? – Ник равнодушно пожал плечами. – Если она счастлива со своим спутником жизни, мне нет никакого дела до его возраста – будь ему девятнадцать лет или девяносто. Не один ли черт? Главное, чтобы их сердца и души были вместе.
После минутной паузы Абигейл тихим, неуверенным голосом спросила:
– Ты говорил, что начал встречаться с другой женщиной...
– После Сидни? – Расслабившийся, было, Ник опять напрягся, его черные брови насупились. – Но эта связь оказалась непродолжительной.
– Ты порвал с ней?
– Нет, она порвала со мной. – Он покрутил в руке бокал и уставился в разволновавшуюся рубиновую жидкость. – После моего несчастного случая.
– Неужели из-за шрама? – Абигейл не могла поверить, что люди могли быть такими ограниченными.
– Скорее, из-за последствий, которые он мог вызвать. – Смех Ника был сухим и цинично-угрюмым. – Она рассудила так: теперь мне вряд ли будут давать главные роли, и я перестану быть секс-символом. Такая будущность со мной ее не устраивала.
– Но это же ужасно!
– По крайней мере, она была со мной откровенной.
– Эта женщина вряд ли любила тебя.
Любовь... А любила ли она Ника Гранта? Пожалуй. Но если любила, то вовсе не того Ника, который будоражил канадских женщин с телеэкрана, а того, который вывез ее из снежных заносов, который самозабвенно ухаживал за ней днями и ночами, когда она болела, который сейчас сидел с ней рядом...
– Вряд ли любила меня? – повторил он ее фразу. – Но я и не искал в ней любви. Любовь... Сидни заставила меня забыть даже само это слово.
– Это несправедливо! Каждый или почти каждый человек рано или поздно находит любовь, и каждый хочет...
– Каждый хочет, чтобы любовь была основой семейного благополучия. Ты это собиралась сказать? – спросил Ник язвительным тоном. Было очевидно, что он не разделял ее взгляды на любовь и семью. – Не думаю, что всякий мужчина, имеющий любовные отношения с женщиной, стремится превратить эти отношения в брачные. Точно также, не всякая женщина мечтает стать женой своего любовника. Но вот ты, к примеру, наверняка, предпочитаешь статус жены и матери положению любовницы-одиночки. – Его жесткие слова и бескомпромиссный тон пронзили ее мозг и острой болью отдались в сердце. – Интересно, что сулил тебе твой жених, когда предлагал выйти за него замуж? Очевидно, любовь, преданность и счастье до конца жизни?
Любовь... Это слово, произнесенное его глубоким, возбуждающим голосом, неожиданно разбудило в ней воспоминания о вчерашнем дне. Вечером, перед сном, когда она, ни на минуту не переставая думать о Нике, уже легла в постель, в какой-то момент ей вдруг показалось, что он бесшумно вошел в спальню и остановился у ее кровати. Но за день она настолько устала, что не смогла даже открыть глаза и приподнять голову.
В полудреме Абигейл ощутила на губах легкий, нежный поцелуй и едва расслышала ласковый шепот: «Спокойной ночи, любовь моя». А ведь за день или два до этого вечера он цинично заявлял, что любовь – это миф, игра воображения, не более того. Да и сейчас, казалось, не собирался менять свою позицию. Тогда каким же его словам верить?
Этот эпизод всплыл в ее памяти лишь на несколько мгновений. Уже через минуту, полностью переключив внимание на вопрос Ника, она отвечала ему:
– Повторяю: Брайан – не жених мне, и я не связана с ним никакими обязательствами.
– Да, ты говорила об этом.
Не прерывая беседы, он вновь стал наполнять их бокалы вином, и Абигейл, зная, что уже выпила достаточно, пыталась возразить, но было уже поздно: рубиновый херес весело покачивался почти у самого края изящной стеклянной емкости, и ждал, когда к нему прикоснутся мягкие, чувственные губы.
И они прикоснулись после того, как Абигейл взглянула поверх свечей, стоявших посередине стола, и увидела их отблеск в лазурной глубине внимательных и, как ей показалось, чего-то ждавших от нее мужских глаз. Его взгляд словно околдовал ее, и Абигейл долго молчала.
Не дождавшись от нее слов, Ник заговорил сам:
– Возможно, тебе будет легче ответить на другой мой вопрос? – Его лицо внезапно осветила добродушная улыбка. – Что ты собираешься делать, когда снег вокруг коттеджа растает – ведь не лежать же ему здесь вечно! – и тебе, наконец, удастся выбраться отсюда?
Губы Абигейл, прикоснувшиеся было к вину, замерли, будто их внезапно схватил легкий морозец. Ей можно было бы, не особенно ломая голову, уйти от ответа и на этот вопрос, но тогда она будет выглядеть в глазах Ника, равно как и в своих собственных, трусливой и слабохарактерной.
Он спрашивал ее не о работе или родителях, и его не интересовала судьба завалившегося в кювет злосчастного «пежо». Задавая ей этот вопрос, Ник имел в виду одну очень важную и специфическую проблему, решить которую было не так-то просто. Честный ответ на поставленный вопрос потянул бы за собой целый пучок незримых веревочек, с помощью которых, Абигейл связывала свою нынешнюю жизнь с жизнью прожитой и с той, которую ей еще предстояло прожить.
Абигейл явно колебалась. Она смотрела на Ника, как перепуганный, оцепеневший кролик, который попал под яркий свет фар надвигающегося автомобиля.
Заметив ее растерянность, Ник бодрым голосом сказал:
– Ну же, Абигейл, смелее! Ведь ты же знаешь, о чем идет речь. Что ты собираешься ответить Брайану?
Она глубоко вздохнула. И вдруг, все для нее стало простым и понятным. Все встало на свои места. Казалось, над самой ее головой вспыхнул яркий прожектор и, вмиг, осветил перед ней дальнюю дорогу, по которой она продвигалась до этого дня на ощупь.
Ей не нужно было думать или задавать ему встречный вопрос. В ее мозгу теперь не оставалось ни капли сомнений. На второй вопрос Ника можно было дать только один ответ.
И разве этот ответ уже не был готов в ее душе с самого начала, с самой первого момента их встречи? Разве она не поняла с той первой секунды, как только увидела Ника, что одного его присутствия рядом с ней, уже было достаточно, чтобы совсем не думать о Брайане? Разве она не осознавала теперь, что по отношению к тому человеку у нее была не любовь, а чувство благодарности, что он был для нее лишь опорой, спасительной гаванью в те моменты, когда в ее жизненном пространстве начинался очередной шторм?
– Я скажу ему «нет», – совершенно твердым голосом ответила Абигейл Нику. – Скажу, что не согласна, что не собираюсь выходить за него замуж.
Его глаза вспыхнули, лицо мгновенно просветлело, и она поняла, что эти простые слова ясно показали ему, как она относилась к нему и к его мнимому сопернику.
– Абигейл...
Когда Ник встал из-за стола и, не сводя с нее горящего взгляда, отодвинул назад стул и отложил в сторону салфетку, она поняла, что теперь ей следовало сделать еще один шаг навстречу ему, чтобы у него уже не оставалось насчет нее никаких сомнений. И она сказала:
– Говоря «нет» Брайану, я говорю «да» тебе.
Ник ринулся к ней, схватил ее, прижал. Она не оказывала ни малейшего сопротивления, ничуточки не сомневалась в правильности его или своих действий, ни о чем в этот момент не жалела, ни о чем не думала. Когда его пальцы коснулись ее шеи и соскользнули к плечам, когда их губы и языки начали жадно впиваться друг в друга, все ее тело, мгновенно, воспламенилось, а душа и рассудок превратились в один сплошной сгусток безумного желания – отдаться этому мужчине. Абигейл была абсолютно уверена, что вела себя правильно, и от этой мысли пламя, обжигавшее тело, разгоралось еще сильнее. К ним пришло то, что должно было прийти, и это было так же естественно и неизбежно, как биение ее сердца.
У них не было времени для нежностей, ласк, утонченных жестов и движений. Оба сгорали от нетерпения и страсти, обоих тянуло друг к другу, как магнитом, и каждый хотел по быстрее освободиться от одежды, чтобы их обнаженные тела могли касаться, ощущать, сладостно терзать и любить друг друга.
Подрагивающие пальцы Абигейл начали расстегивать его рубашку в ту же секунду, когда руки Ника нащупали на гибкой спине молнию бархатного платья и потянули ее вниз. Через минуту обе полы мужской рубашки распахнулись, и он начал поднимать подол се красного бархатного платья, которое так возбуждающе действовало на него. Едва его горячие пальцы коснулись голых женских ног, как воля и сдержанность в нем сдали, и жадные руки грубо, резко обхватили ее широкие бедра. Неожиданно она услышала прерывистый, горячий шепот:
– Может быть, нам будет удобнее наверху, в спальне?
И в тот же миг его ладони крепко обхватили ее ягодицы, соскользнули в ложбинку между ними... По телу женщины побежали сладкие мурашки.
– Тебя сейчас волнуют удобства? – простонала она. – Слишком поздно. Для них уже не остается времени, совсем не остается...
Он кивнул в знак согласия и порывисто, почти судорожно вздохнул. Никто из них не мог ждать дольше, ни один из двоих не был в состоянии сдерживать то, что стремительно, неизбежно приближалось, а несколько минут спустя, произошло.
Они не нуждались в предваряющих ласках и любовной игре, чтобы подогреть себя, настроиться на волшебную волну изнуряющего блаженства. Они не нуждались ни в чем этом, потому что все это у них уже было, все еще с утра пробудилось и, соответствующим образом, настроилось. А за последние полтора-два часа, которые они провели вместе в гостиной, оба возбудились настолько, что теперь уже ничто не могло бы охладить их пыл и направить мысли на что-то иное.
Ник подхватил Абигейл на руки и, подойдя к камину, осторожно опустил на ковер. Приподняв бедра и выгнув гибкую спину, она помогла ему стянуть с себя бархатное платье, полупрозрачный лифчик и тонкие кружевные трусики, и изнеженно, чувственно потянулась, как только к ее обнаженному телу устремились потоки прогретого воздуха. Языки пламени весело гарцевали над каминной решеткой, и падавшие от них трепещущие блики скользили по белой коже Абигейл.
– Ты тоже разденься, – пробормотала она и чуточку сдвинула брови, когда он опустился около нее на ковер почти в полном одеянии.
– Обязательно, – прошептал Ник и, улыбнувшись, поцеловал ее в щеку.
Через секунду в сторону полетела его рубашка, а вслед за ней и остальные части мужского туалета. Расправившись с одеждой, он повернул истомленную желанием Абигейл на бок, притянул к себе и стал жадно целовать ее отвердевшие соски, лихорадочно сжимать набухшие груди, гладить живот, бедра...
– Теперь тебе лучше? – как сквозь сон, услышала она его хрипловатый голос.
– О да, и намного! – с придыханием прошептала Абигейл. – А теперь...
Однако она мгновенно осеклась, почувствовав, как по ее животу вдруг пополз вверх горячий, упругий стебель. Фиалковые глаза, казавшиеся в отсветах камина аметистовыми, тотчас вспыхнули, и смело встретились с голубыми глазами мужчины. Но еще смелее оказались женские пальцы: они скользнули вниз по его груди, миновали пупок, коснулись живота – и нежно обвили твердый и внушительный символ мужской силы.
Тело Ника дернулось, как от удара электрического тока. Из горла вырвался хриплый стон. Он повернул Абигейл на спину и, опираясь на руки, распростерся над ней во всю длину ее соблазнительного тела. Пока он выполнял эти несложные действия, она успела пошире раздвинуть под ним ноги, и рукой направить его вздыбившийся жезл в свою, с готовностью распахнувшуюся, влажную расщелину.
Когда Ник начал медленно, сдерживая нетерпение, входить в нее, их взгляды скрестились, и оба увидели в глазах друг друга дикое желание, неуправляемую страсть и бесконечную нежность.
– Не этого ли ты хотела, Абигейл? – услышала она над ухом его прерывистый шепот. – Не этого ли ты...
– О да! Я всегда... – Не переставая говорить, она делала плавные и тоже нетерпеливые движения низом живота навстречу мужчине, чтобы облегчить и ускорить его спуск в долину любви. – Я всегда хотела этого... Всегда.
Через секунду, когда он проник в нее полностью, женщина тихонько вскрикнула, обхватила его за плечи и с силой потянула на себя. Они сразу и без труда вошли в самый древний ритм человечества. Их встречные движения были отточенными и слаженными, будто оба знали и любили друг друга не один год. Вскоре эти движения стали походить на размеренные нежные удары, которые наносились сверху вниз и снизу вверх все быстрее и быстрее и становились все резче, грубее, неистовее...
И он, и она ничего больше не произносили, ничего не говорили друг другу. Потому что слова были уже не нужны. Потому что на смену им пришли другие звуки, и они в этот миг были понятнее любых слов. Влажные звуки поцелуев, прерывистое дыхание, гортанные рыки и стоны, усиливающийся схлест тел и бесстыдные, хлюпающие шлепки... Это были звуки любви, из которых во все времена рождалась самая сладкая, самая неумирающая музыка на земле.
Прошло еще несколько мгновений, и Абигейл внезапно почувствовала, будто где-то глубоко внутри нее вспыхнуло пламя, и тотчас нестерпимый жар стал стремительно растекаться по всему телу, заполнять все его клетки.
В этот же миг обжигающий жар почувствовал и ее неутомимый любовник.
Прошла еще секунда, вторая, и вдруг огромная, горячая волна резко взметнула обоих вверх, закружила, завертела, понесла куда-то... Словно в безумной ярости он откинул назад голову, заскрежетал зубами и зычно застонал, а она громко вскрикнула, все ее тело конвульсивно задергалось, и темно-каштановые волосы буйно разметались по ковру, на котором продолжали отплясывать свой таинственный танец отсветы огня, пылавшего в камине...
Потом она свернулась клубочком у него под боком и долго лежала не двигаясь, не в состоянии что-либо сказать или о чем-нибудь подумать. Ник тоже чувствовал себя так, будто впал в прострацию – настолько сильным было пережитое ими потрясение.
Спустя несколько минут Абигейл задремала и вскоре крепко заснула. А еще через некоторое время он заметил, что она вся дрожит. Тихонько тронув ее за плечо, Ник прошептал:
– Абигейл, девочка моя, проснись. Ты замерзла. Я слишком долго держал... терзал, любил тебя почти на голом полу. Какой же я болван! Прости, милая. У меня совсем вылетело из головы, что ты ведь еще даже не оправилась как следует после болезни... Так что я сейчас же перенесу тебя на кровать.
Но она не слышала его слов, продолжая спать как убитая. Ник осторожно поднял ее на руки и, прикрыв одеялом, понес наверх в спальню. И пока он поднимался по лестнице и тревожно думал о том, что лежавшая у него на руках женщина была, возможно, еще не совсем здорова, его инстинкт здорового, сильного мужчины не переставал напоминать о себе: «Эта женщина только что пылала под тобой на ковре жарче, чем огонь в камине. Она перевернула все в тебе. И сегодня ночью ты не должен оставлять ее одну в постели. Кровать выдержит твой натиск с таким же успехом, с каким выдержал ковер».
Ник проснулся с довольной, широкой улыбкой на лице. Он улыбнулся после того, как наткнулся рукой на теплое, мягкое тело женщины, пригревшейся на боку за его спиной.
Абигейл! Даже одно ее имя звучало в его сердце как песня. Эхо этой песни отдавалось в мозгу, вносило сладостную сумятицу в мысли, будоражило самые чувствительные части тела.
– Абигейл, – вполголоса пробормотал он и тихонько дотронулся до ее плеча.
Но он не успел дождаться реакции Абигейл, потому что в следующую секунду все его внимание переключилось на какой-то странный, неожиданный звук. Вернее, это был шум, которого он уже давненько не слышал. Прислушавшись, Ник понял, что за окном шумел дождь. А когда мельком глянул в щелку между задернутыми шторами, увидел, что дождевые струи летели к земле вместе с лохматыми хлопьями снега.
Крупные, тяжелые капли размеренно барабанили по крыше, и их громкий стук, бесцеремонно нарушивший безмолвие последних дней после снежной бури, удручающе действовал на нервы.
Собрав свою одежду, он сунул босые ноги в шлепанцы и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Абигейл, осторожно вышел из спальни, спустился по лестнице на первый этаж, и надел рубашку и брюки.
Когда хозяин коттеджа распахнул наружную дверь, перед его глазами предстала картина, которую он никак не ожидал увидеть в это утро. Ослепительно белые сугробы исчезли, и на их месте образовались грязные, пенящиеся лужи, в которых кое-где торчали зеленовато-серые куски льда, еще не успевшего растаять. Нику стало ясно, что дождь лил гораздо дольше, чем он предположил, когда проснулся и услышал его шум за окном.
Да, они с Абигейл оказались в полном неведении о том, что творилось в последние дни в природе. Но разве этому стоило удивляться? Ведь в эти дни их интересовало нечто совсем другое... Он взглянул на автоматический календарь дат в своих наручных часах. Получалось, что они даже не заметили, как пролетели последние двое с половиной суток, в том числе, день Рождества. Разумеется, незамеченными оказались и первые двенадцать часов текущих суток – двадцать седьмого декабря.
По правде говоря, время их мало волновало. Был за окном день или наступила ночь, забрезжил серый рассвет или опустились вечерние сумерки – им было все равно. Гораздо важнее для них, был их маленький чувственный мирок, который они создали для себя сами, и в котором царствовало их взаимное страстное притяжение друг к другу. Из спальни они выходили только тогда, когда надо было что-то поесть. Их еда состояла, как правило, из сэндвичей и кофе, но она казалась им гораздо вкуснее, чем любой ужин с жареной индейкой и всевозможными закусками и приправами.
Улыбка вновь засияла на его лице, когда он подумал о том, что Абигейл еще спит наверху. Надо приготовить ей чай или даже целый завтрак, и принести все прямо в кровать. Сначала он ее осторожно, нежно поцелует, чтобы она проснулась, а потом, после завтрака, если у них совпадет настроение, они отодвинут в сторону поднос с чашками и тарелками, и опять займутся любовью.
Из мечтательного состояния его неожиданно вывел громкий и резкий звук, взорвавший утреннюю тишину в коттедже. Две-три секунды Ник стоял, как вкопанный, ничего не соображая. Что это был за звук? А когда все понял, ринулся в кабинет.
Когда же восстановили телефонную связь? Очевидно, в один из этих дней, когда они с Абигейл так увлеченно создавали свой маленький чувственный мир, ничего не видя и не осознавая вокруг, кроме присутствия друг друга.
– Ник, привет!
Он едва узнал голос брата. В последний раз, когда они общались по телефону, Крис говорил угрюмым, разочарованным тоном; в его голосе не чувствовался пульс жизни. А сейчас...
– С Рождеством тебя, братец! Правда, уже с прошедшим, но какая разница, черт побери?
– Крис?
Он только что с такой страстью думал об Абигейл, предвкушал утренний сеанс любви с ней... И вот на тебе – объявился младший братишка!
– Откуда ты звонишь?
Может быть, Крис сейчас был на пути к коттеджу? Это было бы не совсем уместно...
– Из своего дома, – услышал Ник бодрый, веселый голос брата, – где мы только что закончили отмечать Рождество. Это был самый замечательный рождественский праздник в моей жизни! Я никогда еще так не веселился. И Элоиз тоже...
Элоиз? Упоминание злосчастного имени заставило Ника вздрогнуть и даже слегка покачнуться, будто он получил тяжелый удар по голове.
– Подожди-ка, подожди, малыш. Ты сказал – Элоиз?
– Ну, разумеется! Она сейчас рядом со мной, и мы были вместе эти последние шесть дней. О, я знаю, что должен был сообщить обо всем раньше, чтобы ты не переживал за меня, и я неоднократно пытался дозвониться до тебя, но, увы, мне это так и не удалось. Очевидно, была прервана связь.
– Во время снежной бури линии вышли из строя.
Ник не стал конкретизировать свой ответ. Он лихорадочно перебирал в памяти последние шесть дней, проведенных в коттедже. Телефон отключился как раз в тот день, когда заболела Абигейл.
– Произошла идиотская ошибка, – сказал Крис.
Он, конечно, не заметил, что произнесенные им слова не просто насторожили старшего брата, но едва не повергли его в шоковое состояние. После возвращения невесты, Крис, ослепленный счастьем, почти не видел и не слышал, что происходит вокруг него.
– Оказывается, – продолжал Крис, – моя глупышка Элоиз впала в жуткую панику. Она почему-то вдолбила себе, что не подходит для меня! Представляешь? Да разве такая женщина может не подходить кому-то? Словом, она придумала всю эту дурацкую легенду с другим мужчиной, полагая, что тем самым дает мне убедительный повод освободиться от нее. Но ведь ты же знаешь, что без нее никакая свобода на этой благословенной земле для меня просто немыслима!
Солидаризируясь с братом, Ник едва успел пробормотать в трубку что-то нечленораздельное, как на лестнице раздались легкие шаги. Абигейл проснулась и спускалась к нему!
– Она решила уехать домой к родителям и зализать там раны, – без умолку тараторил Крис. – Но дороги так замело, что бедняжке пришлось вернуться в город. И когда я вошел в ее квартиру, она сидела и плакала навзрыд...
Концовку его рассказа Ник дослушал рассеянно, потому что, как раз в этот момент, дверь отворилась, и в кабинет проскользнула Абигейл. На ее щеках после сна еще горел нежный румянец, пышные волны темно-каштановых волос расплескались по точеным плечам. Его сердце радостно вздрогнуло, когда он увидел, что наготу желанной женщины прикрывал лишь его зеленый махровый халат.
Она взглянула на Ника с сияющей улыбкой, и это совсем отвлекло его от беседы с братом, которую они еще не закончили. Он протянул ей руку и почувствовал, как ее пальцы нежно переплелись с его пальцами. Сердце Ника вновь встрепенулось от этого простого, маленького свидетельства их близости, их счастья.
Движением свободной руки он развернул ее спиной к себе, и она тотчас прижалась к нему всем телом. Едва ее округлый мягкий зад коснулся низа его живота, как мужской лемех сразу двинулся напролом вдоль ложбинки между женским ягодицами. Их обоих мгновенно бросило в жар, он нежно поцеловал ее в висок, и прядь ее волнистых волос рассыпалась по его щеке.
Кивнув на телефонную трубку, которую Ник держал в другой руке, она, не проронив ни слова, вопросительно заглянула ему в глаза.
– Крис, – прошептал он и, прикрыв ладонью микрофонный блок, пояснил: – Элоиз вернулась к нему еще шесть дней назад, так что все мои хлопоты оказались пустыми.
– Эй, Ник, – послышалось опять в трубке.
Крис, наконец, догадался, что брат не слишком эмоционально реагировал на его исповедь, и это вызвало у него определенные подозрения.
– Абигейл, почему бы тебе не приготовить нам кофе? А я тем временем закончу разговор с Крисом.
С неохотой, отпустив ее от себя, он ласково шлепнул Абигейл по самой соблазнительной части ее роскошного тела и вновь приложил трубку к уху. Но его глаза продолжали жадно следить за ней. Он не мог оторвать их от ее округлых форм, от гибкой талии, от покачивающихся широких бедер, выделявшихся даже под свободным банным халатом. Мысль о том, что ее сосков, живота, ягодиц касалась сейчас та же ткань, под которой он всего лишь сутки назад скрывал свое обнаженное тело, настолько возбудила Ника, что он на минуту совсем забыл, о чем только что говорил с Крисом.
Из оцепенения его вывел веселый голос брата, который возобновил их диалог нетерпеливым и явно заинтригованным тоном:
– Ник, что там у тебя происходит? С кем ты разговаривал?
– Ничего особенного тут не происходит, а разговаривал я просто так, кое с кем, – уклончиво ответил он, не желая пока никого, даже родного брата, посвящать в ту особую тайну, которая возникла между ним и Абигейл.
Итак, уже скоро эта тайна всплывет на поверхность сама собой. Теперь, когда погода изменилась, и снег бурно таял, их убежище не будет долго оставаться в изоляции. С восстановлением телефонных линий возобновился его контакт с братом и с другими людьми, а, значит, их идиллическая уединенность от внешнего мира уже нарушена.
