Текст книги "Подарок к рождеству"
Автор книги: Вайолетт Лайонз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Но Абигейл не взорвалась. Она улыбнулась и жестом пригласила его сесть рядом с собой. Ник был сражен.
– Знаешь, – услышал он се тихий голос, – когда я была совсем маленькой, мне говорили, что если долго всматриваться в пламя, то в нем можно разглядеть разные картины... Прошло уже столько лет, с тех пор, когда у меня был настоящий, дровяной камин. А сейчас в моей квартире в Калгари стоит всего-навсего электрический.
– Крис советовал мне вместо этого камина поставить газовый. – Он набросил одеяло на ее ноги, прикрыл живот, поясницу и уселся в кресло напротив. Теперь, когда одеяло скрыло ее сочные бедра, ему стало легче. – Но я не согласился заменять естественное пламя искусственным. Мой брат, вообще, предпочитает во всем быстроту и простоту. Ему больше нравится легкая жизнь. И она его не обходит стороной.
– Зато его обошла стороной любимая невеста, – сухо заметила Абигейл.
– Да, это уж точно. Любовь в жизни Криса всегда оказывалась удивительно сложной штукой.
– А теперешняя его любовь осложнила и твою жизнь.
Ник вдруг опять вспомнил Сидни и ответил без всяких обиняков:
– Не думаю, что мне следует во всем винить Криса. Время от времени, я и сам способен куролесить, и тогда все в моей жизни летит кувырком.
По ее лицу Ник видел: она хотела точно знать, когда он куролесил, и что именно летело в его жизни кувырком. Но в его намерения не входило затрагивать эту тему, и он перевел беседу в, совершенно, иное русло, сказав:
– У меня создалось впечатление, что твоя мама очень мягкая, доброжелательная женщина. Мы поговорили с ней не больше двух минут, а мне показалось, что я знаю ее уже много лет.
– Да, мама у меня такая. – Абигейл нежно улыбнулась. – Она любит беседовать с новыми людьми и все узнавать о них. – Вдруг на ее, оживившееся, лицо легла легкая тень, и, вспыхнувшие было, искорки в аметистовой глубине глаз тотчас погасли. – Ты ничего не заметил по ее голосу? С ней все в порядке?
– Никаких отклонений от нормы я в ее голосе не обнаружил. – Он нахмурился, уловив обеспокоенность в ее тоне. – А почему ты спрашиваешь об этом? Что-нибудь случилось? Ты, кажется, говорила, что маме необходимо твое присутствие именно сейчас. Но почему?
– Они с папой... У них есть проблемы. Полгода назад отец просто ушел из дома. Сказал, что ему нужно больше воздуха, простора.
– Классическая мотивировка. – Ник цинично рассмеялся. – Насколько я помню, мой старик, тоже рвался на простор, когда бросал семью. Да я и сам, пару раз, прибегал к этому тактическому приему.
Абигейл взглянула на него с негодованием.
– Такое случается, милая.
– Я никогда не думала, что такое может случиться с моими родителями. Они дружили с самого детства; ходили, взявшись за ручки. Два года назад отпраздновали серебряную свадьбу!
– Тебе повезло. – Ник встал, взял кочергу и разгреб горку пепла под догорающими кусками каменного угля. От движения кочерги, огненные языки в камине заплясали с новым рвением. – По крайней мере, ты росла с обоими родителями. Такой шанс выпадает не каждому ребенку.
– Я знаю, что твой отец покинул вас, но это не означает...
– Ничто не длится вечно. – Сказал Ник.
А в том, что не вечной оказалась ее верность, он убедился сам: она быстро забыла своего жениха и все свое внимание переключила на него. Снаружи, Абигейл казалась такой уязвимой, беззащитной, но, изнутри, это была совсем другая женщина.
– Таков порядок вещей, – продолжил он свою мысль. – Мужчины и женщины просто не могут оставаться навеки вместе.
– Но так наверняка не должно быть!
– Неужели? Если ты не веришь в мою концепцию и считаешь, что мужчина и женщина могут оставаться в вечном союзе, ты просто занимаешься самообманом, – решительным тоном выговорил он ей. – Ты за моногамию? Тогда тебе надо выйти замуж за лебедя или морского конька. Только они, как я слышал, спариваются со своими партнерами на всю жизнь.
– Что значит, спариваются? – с явным отвращением повторила она выбранный им термин. – Большинство людей называют это любовью на всю жизнь.
– Но лично я этому большинству не верю. – Во всяком случае, он точно не поверил ей, когда она заявила, что любит своего жениха. От мысли о ее лицемерии, его, казалось, стало тошнить, и он почувствовал горечь во рту. – Может быть, тебе принести чего-нибудь? Например, чаю.
– Не надо вокруг меня суетиться. Я знаю, что уже доставила тебе много хлопот...
– Болезнь приходит к человеку не по его воле. Не по твоей воле свалилась она и на тебя, – сказал Ник. – Мне, может, и было бы с тобой хлопотно, если бы я сам не прошел через все это. Помучившись в больнице и перетерпев полупостельный режим дома, я теперь получаю даже удовольствие, выполняя, так сказать, противоположную функцию, то есть ухаживая за тобой.
– Могу спорить, ты был ужасным пациентом.
– Наихудший из худших. – Они оба рассмеялись. – Я не выносил лежания и ничегонеделания. Так что мне, куда больше, нравится находиться при тебе в качестве брата милосердия.
Выйдя в кухню, чтобы поставить на огонь чайник, Ник подумал о том, что за последние два дня, когда ему пришлось особенно усердно ухаживать за Абигейл, он стал, гораздо, меньше ощущать раздражительность и обеспокоенность, которые преследовали его после несчастного случая. Он перестал впадать в мрачное настроение, и, во сне, к нему уже не приходили видения, пережитого наяву кошмара.
– Ник, расскажи что-нибудь еще о своих родных, – попросила она, с благодарностью принимая от него чашку чая. – Ты много говорил о Крисе. А как живет твоя мама?
Когда отец покинул нас, мать оказалась просто поверженной, – сказал Ник, возвращаясь к своему креслу у другой стороны камина. – У нее остался я, она была беременна Крисом, и теперь ей предстояло быть хозяйкой нашей семейной судьбы и вершительницей всех дел... Мать была просто в отчаянии. Я делал все возможное, чтобы помогать ей и маленькому брату. Мне пришлось заботиться о нем с самых пеленок.
– Ведь тебе тогда было всего девять! Должно быть, ты очень рано стал самостоятельным.
– Я козерог, – заметил Ник и сцепил пальцы в замок, – родился четырнадцатого января.
Однажды кто-то сказал мне, что козероги рождаются старыми.
– Я слышала об этом тоже. Но считается, что с годами, по мере физического старения этих людей, их подход к жизни, ее ценностям, постоянно омолаживается. Так что если я снова попаду в твой коттедж лет, скажем, через двадцать, ты будешь больше походить на моего кузена Пола, которому сейчас шестнадцать. Зато я для тебя стану слишком старенькой. Однако, если к тому времени ты начнешь испытывать особое тяготение к женщинам почтенного возраста, наша встреча может увенчаться новой страстью.
Это шутливое предположение Абигейл отчего-то встревожило его. Может быть, из-за того, что оно предполагало их скорую и длительную, может быть, вечную разлуку. Но еще большее беспокойство вызвал у него тот факт, что он, Ник Грант, никогда не веривший в постоянство любовных отношений и счастье на всю жизнь, вдруг серьезно задумался о встрече с этой же женщиной через двадцать лет. Какими могли бы стать отношения между ними, если бы они сохранили их на такой срок?
– Я уверен, что и двадцать лет спустя, – с убежденностью в голосе сказал он, – ты будешь вызывать интерес у всякого молодого мужчины, в котором течет горячая кровь.
Женщина слегка вздрогнула, ее фиалковые глаза взглянули на него поверх чашки чая, и она произнесла:
– Но ведь мне тогда будет уже сорок пять!
– О, не строй из себя наивную глупышку. Ты же прекрасно знаешь, что твоя внешность с возрастом станет только сочнее, ярче. Просто у тебя такой тип красоты. Твои глаза, фигура, бедра – все это, никогда, не потеряет своей привлекательности.
– Ну, пожалуйста, не надо. – Ее щеки порозовели, глаза вспыхнули – Ты так льстишь мне, что...
– Я уже говорил, что никогда не прибегаю к лести, – прервал он ее твердым голосом, – тем более по отношению к тебе. Просто, ты должна знать правду и... видеть ее всякий раз, когда появляешься перед зеркалом. Время никогда не сможет размыть твой облик, смыть твою красоту. Оно сможет лишь придать твоей внешности другой, быть может, еще более глубокий и неповторимый оттенок.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и их взаимное притяжение и понимание было настолько глубоким и сильным, что не требовались никакие слова, движения или жесты. Ее фиалковые и его голубые глаза говорили сразу обо всем.
Ник встал и пересел из кресла на диван, поближе к ногам Абигейл. Она развернулась так, чтобы было видно все его лицо, и сказала:
– Значит, когда ты попал в больницу, на помощь к тебе сразу пришел Крис, так?
Он кивнул, вспомнив, как тяжело возвращалось к нему сознание в больничной палате, и его лицо помрачнело.
– Он сидел около меня дни и ночи напролет. Ухаживал за мной, как за малым ребенком. Когда мне стало чуточку лучше, я настоял, чтобы он больше не приезжал так часто и занялся своими делами.
– Именно в те дни он рассказал тебе об Элоиз?
– Именно в те дни, – кивнул Ник. – До своего несчастного случая, я не слышал о ней ни слова. Но стоило ему один раз упомянуть ее имя, как он уже не мог остановиться. Элоиз была здесь, Элоиз была там... Наконец нервы мои оказались на пределе, и если бы он еще раз заикнулся о ней, я бы наверняка сошел с ума. – Он рассеянно потер щеку вокруг шрама и нахмурился, вспомнив о том, что произошло между Крисом и его невестой. – Я действительно думал... надеялся, что на этот раз у него что-нибудь получится.
– Надеяться никогда не поздно. Может быть, еще все уладится и получится. Может быть, у них была просто буря в стакане воды. Просто, какой-нибудь нервный срыв накануне свадьбы... Сильно болит?
Сбитый с толку таким неожиданным вопросом, Ник бросил на нее беглый взгляд, и его поразила глубокая озабоченность, которую выражали ее глаза. Невольно, прикрыв ладонью шрам, он медленно проговорил:
– Иногда дает о себе знать. Но это ничто по сравнению с болью, которую я испытывал в первые дни после того, как пришел в себя. Но сначала я даже не понял, что со мной случилось. А позднее, когда вспомнил, как все произошло, мне захотелось вновь забыться.
Увидев удрученное выражение лица Абигейл, заметив слезы в фиалковых глазах, он поспешно привстал, нежно взял ее за руку и сказал:
– Эй, девочка, все это уже в прошлом. Я все это уже пережил, поверь мне.
– Ник, прости меня.
– За что?
– За слова, которые я высказывала в твой адрес раньше. Мне не следовало обвинять тебя в том, что ты скрываешься здесь. Мне следовало призадуматься... Я хочу сказать, что не знаю всех фактов твоей жизни и не имею никакого представления о случившемся.
– Хочешь узнать, что произошло на самом деле?
Для обоих вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Ник вовсе не собирался рассказывать ей о своих отношениях с Сидни и о том, чем они закончились. Но как только вопрос, непроизвольно, сорвался с его губ, он понял, что отступать было уже поздно.
– Я не хочу вмешиваться в твою личную жизнь...
– Ничего страшного. Если ты действительно хочешь услышать историю моего шрама, я расскажу ее.
Ему самому захотелось, чтобы она узнала, как все произошло, хотя он и не мог объяснить, почему у него возникло такое желание. Возможно, из каких-то необъяснимых побуждений он вознамерился шокировать ее горькой правдой? Или, может быть, просто, подошло уже время поделиться с кем-нибудь – с кем угодно – всей этой историей, которая не переставала бередить душу?
– У меня была одна женщина. Девушка, если ты предпочитаешь это слово, хотя в Сидни не было ничего, даже отдаленно напоминающего таковую. Она была женщиной до мозга костей. Мы встречались уже месяцев пять-шесть, когда я предложил ей выйти за меня замуж. Мне казалось, что нас связывало нечто особенное, исключительное. Эта иллюзия ослепляла меня еще пару месяцев, пока я не обнаружил, что все то время, в течение которого она встречалась со мной, у нее был кто-то еще. Другой мужчина. И с ним Сидни тоже встречалась, ходила к нему на свидания, спала с ним и, при этом, даже не снимала с пальца мое обручальное кольцо. В то время я много снимался и часто уезжал из города, поэтому она, видимо, решила, что мне не удастся застать ее врасплох. А ее молокосос даже вообразил, что она собирается выйти за него замуж! Из-за этого я с ней крупно поцапался, она швырнула мне кольцо и, хлопнув дверью, ушла. Вероятно, к нему. Позднее, я сделал ошибку, позволив ей увидеть себя с другой женщиной. Прошел день-два – и Сидни заявилась ко мне домой.
Неожиданно, его руку сжали мягкие, женские пальцы. Он совсем забыл, что их ладони до сих пор еще лежали одна в другой...
– И что же было дальше? – едва слышно, выдохнула Абигейл.
– Драматическая сцена примирения. Почти по Шекспиру. – Ник грубо расхохотался. – Поначалу она вся так и светилась добротой и нежностью. Сказала, что очень сожалеет о досадном казусе, который допустила по чистой глупости. Попросила прощения.
– И ты...
– У меня не хватило мозгов, чтобы не развешивать уши, – опережая ее вопрос, ответил он. – Я решил начать с ней с чистого листа и простил ее. Хотя в глубине души знал, что у нас уже ничего не выйдет. Я смотрел ей в глаза и видел в них лишь обман, ложь. А когда попытался высказать свои сомнения и опасения, она вспыхнула, как спичка, стала кричать, визжать и угрожать расправой над собой или надо мной. После этого бурного спектакля какие-то любовные отношения были уже неуместны. Тогда она попросила меня отвезти ее домой, и я согласился.
– О, зачем же?!
– Да, согласился. – Он мрачно кивнул. – Уже за городом, на проселочной дороге, в какой-то момент, когда, ни впереди, ни сзади нас, машин не оказалось, Сидни вдруг схватилась за руль. Она была в истерике и, совершенно, не владела собой. Мне запомнился ее дикий вопль о том, что если я не достанусь ей, то не достанусь и никакой другой бабе. Так она выразилась. Ее крик чуть не порвал мои барабанные перепонки, буквально, за несколько секунд до того, как автомобиль, на полном ходу, врезался в дерево. Что было потом – я уже не помню.
Абигейл не сводила с него встревоженных, широко раскрытых глаз. Он заглянул в эти аметистовые омуты и улыбнулся.
– Последующие две недели я провел в больнице, а она отделалась легким растяжением связок на одной руке. Спустя полтора месяца, Сидни вышла замуж. За кого – не имею понятия. Но по слухам, она уже успела изменить и ему.
Скользнув оценивающим взглядом по ее бледному, испуганному лицу, он разжал пальцы, все еще соприкасавшиеся с ее ладонью, и, осторожно, вытянул их из ее нежного плена.
– Вот и вся история, – с усмешкой закончил Ник.
Но что-то получилось не так. Он хотел шокировать Абигейл, и это ему явно удалось. Однако, вместо удовлетворенности, в его душу закралось какое-то смутное беспокойство, и он пожалел, что рассказал ей о Сидни.
Нет, коттедж не был для него убежищем от мирской суеты. Он в нем просто жил, а не прятался от людей, в чем его пыталась укорить Абигейл. По крайней мере, так он считал до сих пор. Теперь же, поделившись с ней, одной из последних страничек своей жизни, и, как бы взглянув на свое существование со стороны, он осознал, что, в определенной степени, она была права.
Эта мысль преследовала его всю вторую половину дня, и он, до самого вечера, пребывал в каком-то непонятном, сумбурном настроении. Абигейл, пару раз, пыталась оживить их беседу, но Ник в ответ лишь буркал что-то невнятное. Махнув на него рукой, она выбрала на полке любовный роман и углубилась в чтение. Спустя два-три часа ее, стала одолевать сонливость, она потянулась на диване и, прикрыв рот рукой, зевнула.
– Тебе пора обратно в постель, – сказал он и поднялся с кресла. – В первый день после болезни не следует перегружать организм. По лестнице можем подняться вместе. Не возражаешь?
– Буду только благодарна тебе, – ответила она и одарила его нежной улыбкой.
Уложив Абигейл в постель, он накрыл ее одеялом и, облегченно вздохнув, вернулся в гостиную.
На следующее утро она проснулась в чудесном настроении. На душе было светло и спокойно. Ничто внутри не болело, не скребло, не ныло. Слабость и усталость, не дававшие покоя с вечера, исчезли, и на смену им, пришли бодрость и четкая работа мысли.
Отбросив в сторону одеяло, она села на край кровати, сунула ноги в шлепки и пошла в ванную. После душа надела чистое белье, с усилием натянула на бедра тугие джинсы и нырнула в пушистый свитер с бело-голубыми цветами, который ей очень нравился. Одежда на женщине должна быть красивой и нравиться ей, чтобы стимулировать в ней уважение к самой себе, рассуждала Абигейл, спускаясь по лестнице на первый этаж.
Когда она вошла в кухню, Ник сидел за столом и наливал себе кофе. Он выглядел, явно, не таким отдохнувшим, как она, под голубыми глазами были заметны темные круги. Увидев Абигейл, он, удивленно, изогнул одну бровь и сухо произнес:
– Доброе утро. Ты выглядишь веселее.
– Потому что чувствую себя сегодня гораздо лучше.
– Хорошо поспала?
– Прекрасно! – И она говорила сущую правду. – Как сегодня с погодой?
Ник выглянул в окно: вся земля, по-прежнему, была покрыта сверкающими белыми сугробами. Повернувшись к Абигейл, он сказал:
– Ночью снег больше не шел, но теплее от этого не стало. Еще довольно холодно, и ничего не тает. Полагаю, по дорогам и сегодня, как во все эти дни, ни пройти, ни проехать.
– И телефонные линии вряд ли починили. Я угадала?
– Угадала. – Он налил ей кофе и протянул чашку. – Телефон мертв. Завтракать будешь?
– С удовольствием. Кажется, ко мне начинает возвращаться аппетит.
– У тебя и щеки заметно порозовели.
Они вели себя, как чужие люди, случайно оказавшиеся рядом, отметила про себя Абигейл: осторожно обменивались обтекаемыми фразами, кружа друг подле друга, поддерживали вежливую беседу, из которой, фактически, ничего нового для себя не узнавали.
Впервые за эти несколько дней она съела кусок вареного мяса, сыр, бутерброд с маслом, выпила, приготовленный Ником, кофе и сразу ощутила во всем теле прилив сил и убаюкивающее, и, одновременно, бодрящее тепло.
– Итак, чем ты сегодня намереваешься заняться? – оживленно спросила она.
– Заняться? – Ник равнодушно пожал плечами. – Разве можно чем-нибудь заниматься, если застрял в коттедже, который чуть ли не до крыши завален снегом и отрезан бездорожьем, и нарушенной телефонной связью от всего остального мира? У тебя есть какие-нибудь идеи насчет того, как мы могли бы развлечься?
– Эй, да ведь сегодня канун Рождества! – неожиданно воскликнула она после паузы. – Недопустимо, чтобы он прошел, как обычный день. Мы должны что-то придумать!
– И что ты предлагаешь?
– Если бы я сейчас была дома, мы стали бы развешивать украшения и наряжать елку!
– К сожалению, в моем доме нет никакой елки.
– Но ее можно придумать! – Абигейл вскочила из-за стола, выбежала в гостиную, подошла к широкому окну и раздвинула шторы. Увидев заснеженный сад, она восхищенно ахнула:
– Какая красота! Нет, ты только взгляни...
Она обернулась – и, почти, нос к носу столкнулась с Ником. Придя в веселое возбуждение, Абигейл даже не заметила, как он проследовал за ней по пятам и гостиную.
– И на что я должен взглянуть? – спросил он. – Мои глаза видят только одно: снег, жуткие сугробы, заснеженные дали... Такие картины отлично смотрятся на рождественских открытках, но, в реальности, они создают значительные неудобства и могут представлять определенную опасность для людей.
– Да ты не туда смотришь! – Она бросила на него укоризненный взгляд и тут же одарила опять, как вчера перед сном, сияющей, нежной улыбкой. – Вон видишь там два великолепных остролиста? – показала Абигейл на сад. – На них даже висят ягодки. Это как раз то, что надо! Мы можем позволить себе обломать несколько веточек?
С этим намерением она уже направилась, было, к наружной двери, как вдруг ее остановил Ник. Догнав Абигейд, он схватил ее за руку и, довольно, резким тоном сказал:
– Никаких вылазок! Это ж надо быть такой дурехой! Не успела выкарабкаться из полуобморочного состояния – и ей тут же приспичило выйти в сад! Да при такой холодной погоде, ты сразу схватишь воспаление легких. И если тебе не надоело валяться дни и ночи в кровати, то мне роль сиделки осточертела дальше некуда.
– Валяться мне еще как надоело!
– Тогда сиди в тепле и не рыпайся.
Ник надел куртку и вышел наружу. Через несколько минут он вернулся с целой охапкой веток остролиста, и Абигейл тут же ушла с головой в рождественские хлопоты.
Она связала зеленые ветви друг с другом, и у нее получилась великолепная гирлянда, которой ей захотелось украсить деревянную доску над камином. К гирлянде через равные промежутки были прикреплены крупные банты, сделанные ею из атласной красной ленты. В ход пошли и белые свечи, которые где-то обнаружил Ник.
Покончив с декорированием камина, Абигейл занялась старинным комодом. Стоявшие в нем большие чашки и тарелки она обложила листьями, а в огромной глиняной вазе поместила крупную гроздь ягод.
На все эти хлопоты ушел почти весь день, зато результатами своего труда, Абигейл осталась, вполне, довольна.
Ник зашел в гостиную, как раз, в тот момент, когда она только-только присела на диван и, оглядев красочные плоды своих усилий, невольно, заулыбалась.
– У тебя все получилось здорово, – сказал он. – Ты обладаешь настоящим художественным талантом, о чем я даже не догадывался.
– Я всегда занималась рождественскими украшениями в доме родителей, когда жила с ними. – Ее глаза вдруг потухли, на лицо легла тень задумчивой грусти. – На этот раз там некому будет заняться елкой.
– Эй, послушай... – Заметив, как она переменилась в лице, Ник нежно коснулся ладонью ее щеки. – Ведь твоя мама знает, что ты сейчас находишься в безопасном месте.
– Я хотела бы дозвониться до нее и поговорить с ней сама.
– Кто знает, может быть, уже сегодня телефон заработает, и тебе удастся поговорить с ней... и со своим женихом.
– С Брайаном, – поправила его Абигейл.
Она знала, что теперь этот человек, никогда, не станет ее женихом. У нее не было страстной привязанности к нему и раньше, но он представлялся ей, достаточно, интересной личностью, чтобы отнестись к его предложению с определенным вниманием. Однако с первой же минуты, как только в ее жизнь ворвался Ник Грант, она перестала даже вспоминать о Брайане.
Ник сразу произвел на нее необыкновенное впечатление, сразу вызвал в ней страсть, восхищение его мужественностью. Но Абигейл, с самого начала, полагала, что ее страстное чувство к сексапильному герою телеэкрана было временным и что оно исчезнет так же внезапно, как и появилось.
Теперь же, проведя с ним несколько дней в вынужденном заточении, она должна была посмотреть правде в лицо. Ник все больше и больше завладевал ее умом и сердцем, и она ничего не могла поделать, чтобы противостоять этому. Стоило ему лишь взглянуть на нее – и в ее жилах начинала закипать кровь. Стоило ему поцеловать ее даже в щеку – и в ней мгновенно просыпалось эротическое желание, застилавшее мозг алым туманом, в котором, бесследно, исчезали все мысли, кроме одной. Ей был нужен только этот мужчина.
Еще раз, окинув беглым взглядом празднично украшенную комнату, Абигейл, неожиданно, решила, что момент, когда она должна объяснить Нику свои отношения с Брайаном, настал. Откладывать, все на потом, было бессмысленно. Ибо тогда, время начнет работать против нее. К тому же, ведь он рассказал ей о своих отношениях с Сидни. Почему бы ему теперь не выслушать ее? И она прошептала дрогнувшим голосом:
– Ник, я хочу рассказать тебе о наших отношениях с Брайаном.
Упоминание имени другого мужчины оказалось с ее стороны опрометчивым шагом. Как только она произнесла его, Ник замер, и теплые лучики в голубых глазах тотчас погасли.
– Абигейл...
Едва он заговорил, как в ту же секунду, она прервала его коротким монологом:
– Нет, Ник, сначала я должна объяснить тебе. Все не так, как ты предполагаешь. Совсем не так! Я уже говорила, что мои родители разошлись. На меня это подействовало удручающе. Их разрыв сокрушил все основы, на которых я строила свои представления об обществе, окружающем мире. Я чувствовала себя потерянной, бездомной... Мне казалось, что из-под моих ног вырвали не только почву, на которой я стояла, но и все корни и корешки, которые я успела пустить в нее. Именно в этот период со мной познакомился Брайан.
По крайней мере, Ник слушал ее. Это было уже нечто. Абигейл боялась, что он повернется и уйдет, но, судя по всему, он запасся терпением и решил дать ей шанс выговориться. И она с проворством кошки ухватилась за этот шанс – слова полились из нее сплошным потоком, перегоняя и сбивая друг друга, торопясь донести до его слуха все, что она хотела сообщить ему.
– Он гораздо старше меня – ему за сорок, – затараторила она, – и я полагаю, именно это привлекло меня поначалу. Теперь мне ясно, что тогда я хотела встретить мужчину, на которого можно было бы опереться и в чью жилетку можно, было бы, поплакаться. Мне также нужен был человек, который смог бы вернуть моей душе покой и жизнелюбие, потерянные мной после ухода отца. Я думала, что таким человеком был Брайан. Вернее, я хотела, чтобы он таким был.
– Поэтому ты пообещала ему выйти за нею замуж?
– Нет! Фактически, я не обещала этого! Он сделал мне предложение, но я не дала согласие. Я лишь сказала, что должна подумать.
Его глаза сузились, когда он устремил взгляд куда-то вдаль, взвешивая только что услышанную информацию. Спустя несколько мгновений, Ник повернулся к ней и сказал:
– Выходит, давая мне не, совсем, точные сведения о помолвке с этим человеком, ты преследовала одну цель: обезопасить себя.
– Да, это был своего рода способ самозащиты, и я...
Боже, что она наделала? Ведь в ее планы вовсе не входило направлять разговор в такое русло. Абигейл совсем не ожидала, что он истолкует ее утверждение о мнимой помолвке с Брайаном подобным образом.
Тогда чего же она ожидала? Неужели ей в голову, действительно, могла прийти мысль, что, когда она честно опровергнет свое прежнее утверждение о помолвке, он лишь облегченно вздохнет, растянет рот до ушей в счастливой улыбке и радостно примет ее в свои объятия? Но она жестоко ошиблась. Реакция мужчины на ее тактику оказалась совсем иной.
– Советую в следующий раз не прибегать к таким уловкам. Достаточно сказать «нет» или «да» – и все сразу встанет на свои места, – холодным тоном отрезал Ник.
Но разве, оказавшись в плену его мужских чар, она могла сказать ему «нет»? Конечно, не могла. А отвергнуть, своего так называемого, жениха – это было вполне в ее силах. Потому что Брайан никогда не вызывал в ней такого физического возбуждения, какое вызывал Ник одним лишь фактом своего существования, своего присутствия в ее жизни. Когда он прикасался к ней, внутри нее тотчас, будто вспыхивало пламя...
– Загляни в холодильник и выбери все, что посчитаешь нужным, для ужина, – сухо сказал он, прерывая ее размышления.
По его тону, Абигейл поняла, что тема Брайана и ее предполагаемой помолвки с ним исчерпана, и что у него нет, абсолютно, никакого желания возвращаться к ней. Она поднялась с дивана и направилась в кухню, чтобы заняться приготовлением рождественской трапезы. Вскоре к ней присоединился и Ник.
Когда почти все уже было готово – на столе их поджидали салат, томатная паста, открытая бутылка красного вина, а в кастрюле доваривалось мясо с чилийским перцем, – он неожиданно произнес:
– Для праздничного ужина нам и одеться следует, подобающим образом.
– А что мы празднуем? – равнодушным тоном спросила она.
Пока они вместе готовили еду, попивая маленькими глоточками, вино из одного стакана, между ними сохранялось полное спокойствие и взаимопонимание. Но теперь, когда кулинарная суета закончилась, она просто не знала, какое настроение может найти на него.
– Ты же сама сказала – канун Рождества. И есть также другой повод: твоя победа над мерзким вирусом. – Поймав ее скептический взгляд, брошенный в его сторону, он добавил – Ну, хорошо, согласен: ужин тут ни при чем. Просто я хотел использовать его, как предлог, чтобы попросить тебя надеть, опять, то красное бархатное платье. Ты в нем была, когда мы встретились впервые, на той захолустной заснеженной дороге. С тех пор у меня так и не появился шанс разглядеть тебя в нем по внимательнее.
Интересно, почему он захотел увидеть ее именно в этом платье? Ясно, что оно ему нравилось. Но, может быть, еще больше ему нравилось видеть, как оно плотно облегало каждый изгиб ее тела? И неожиданно для самой себя, она подумала: его замысел довольно прост – он насытится возбуждающим зрелищем, а потом, с вожделением, снимет с меня платье, как это уже было... От этой мысли ее бросило в жар. Потому что ей хотелось, чтобы он именно так и поступил с ней – чтобы снял с нее это красное платье и увидел всю ее – обнаженную, трепещущую, бесстыдную...
Ник явно придавал особое значение предстоящему ужину. Может быть, он намеревался подарить ей оливковую ветвь – помириться, улучшить их отношения? Или у него созрел какой-то совсем иной план? Ничего этого, Абигейл не знала. Она знала только одно: перед ней открывалась возможность, за которую ей надо было ухватиться обеими руками.
– Хорошо, я надену это платье, но с условием, что и ты облачишься во что-то шикарное, – небрежно бросила она ему. – Мне будет не интересно одной демонстрировать свои наряды, если ты останешься в поношенных джинсах. В твоем гардеробе есть что-нибудь подходящее?
– Смокинга в моих скромных апартаментах не найдется, если ты это имеешь в виду. – Под стать ей, он говорил таким же легким тоном, и на душе у нее сразу посветлело. – В эти дни, когда половину пространств Альберты замело снегом, смокинги не очень-то в моде в нашей провинции. Но я обещаю, что не ударю перед тобой лицом в грязь.
– В таком случае я позволю себе удалиться, чтобы по-праздничному разодеться и намалеваться.
В веселом настроении, пританцовывая, она резво взбежала вверх по лестнице, распахнула в спальне гардероб и, мурлыча какую-то прицепившуюся мелодию, извлекла из него красное бархатное платье. Несмотря на то, что она попала в нем под обильный снегопад, когда переходила с Ником от своего «пежо» к его машине, платье не помялось и смотрелось, как всегда, очень нарядно.
Раздевшись, Абигейл слегка растерла ладонями кожу, которая оставалась еще теплой после горячего утреннего душа. Потом достала из сумки духи (они пригодились бы на вечеринке со школьными друзьями в Кег-Ривере) и смочила ими волосы, шею, грудь и низ живота.
