Текст книги "ВАЛЮТНАЯ ЛИХОРАДКА"

Автор книги: Василий Боярков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– «Папа Коля».

Глава XIX. Нападение

В то же самое время, как разъяренный главарь японской мафии выносил приговор одному из самых значимых Московских наркоторговцев, Альберт, окончательно проснувшись, взял в руки с огромным лезвием нож (зачем-то оставленный в прихожей на пуфике) и стал непроизвольно крутить им в руках. Он еще не знал, что следившие за их квартирой другие «ниндзя» получили приказ уничтожить обоих курьеров.

Верные своему долгу, они подошли ко входной двери, и один из них нажал кнопку звонка. Ничем не обеспокоенный Ситнев-старший, как он всегда поступал в подобных похожих случаях, даже не заглянув в глазок, освободил замочную скважину от личинного язычка, отперев прочного свойства запор. Выбежавший из зала, где происходило общее совещание подельников, Мэдсон только-лишь крикнул:

– Не открывай!

Однако было уже достаточно поздно. Дверь распахнулась, и на пороге возник облаченный во все черное человек с закрытым наполовину лицом. По его глазам легко было распознать представителя японской национальности. В руках он держал типичный самурайский меч с узким лезвием и удлиненной разукрашенной рукояткой. Наметив поразить Алика в сердце, он сделал выпад, но тот, очевидно, от длительного перепоя и внезапности нападения мотнулся чуть в сторону, и клинок, намеченный ему в сердце, по самую рукоять вонзился в правую часть не широкой груди.

Сам не зная для чего это делает, действуя машинально на морально-волевых возникших вдруг качествах, Альберт, одновременно с наносимым ему ударом, сделал рывок вперед и, оказавшийся в его руках до этого нож, на всю длину лезвия, был всажен в шею противника.

В этот момент, «Малой», дежуривший на лестничной клетке – этажом ниже, услышав наверху шум борьбы, и помня распоряжение начальства: «быть в курсе всего», прыгая через одну ступеньку поднялся на разделительную площадку. Он явственно улицезрел, что на квартиру вверенных ему подопечных совершено нападение «подлых» японцев. Не имея времени ни с кем посоветоваться, он, что было для него очень неестественно, принял решение к самостоятельным действиям. Достав из кобуры огнестрельный пистолет «Тульского Токарева», он произвел прицельный выстрел во второго нападавшего «ниндзя», отстоявшего в коридоре, чуть сзади, своего уже пораженного Альбертом напарника.

Тот успел заметить нападение с тыла, и даже повернулся, чтобы дать достойный отпор, извлекая острозаточенную четырехконечную металлическую звезду, но эффект неожиданности и пуля, в данном случае оказались быстрее, поразив неприятеля в грудь – чуть выше сердца. Для натренированного бойца, такое ранение не являлось чем-то, способным вывести его из дальнейшей борьбы, поэтому японец все же произвел свой бросок. Однако заученное и натренированное движение оказалось несколько смазанным, и в обычных случаях смертельное холодное оружие, поразив недруга в грудь, не достало до жизненно-важных органов, причинив ему только физическую боль, и образовав неглубокую рану.

Следом за этим метательным железным клинком, почти-что одновременно, полетело еще два, точно таких же. От одного бандиту удалось увернуться, но второй прочно застрял в его подключичной области слева. Ему пришлось выпустить в противника всю обойму, прежде-чем наконец, тот повалился на пол и, подергавшись какое-то время в жутких предсмертных конвульсиях, затих навсегда.

В квартире, в это время, происходило нечто невообразимо-невероятное. Альберт так, как был с японским мечом в груди, бросился в кухню, где сразу же направился к холодильнику. Взяв из него бутылку холодного пива, он принялся залечивать свою рану, решив почему-то промыть ее изнутри. Однако хмельной легкий напиток в нем не приживался, и парень выблевал его, прямо здесь же, в посудную мойку.

– Дайте мне водки! – заорал он выходя в просторную залу, где сидела напуганная до «коликов» Синди, которая при виде своего пораженного самурайским мечом полупьяного брата впала в обездвиженный ступор.

Другие два брата, в тот же самый момент, затаскивали в квартиру мертвых японцев и раненого «Малого». Закончив это, Мэдсон стал энергично завязывать еще живому бедолаге запястья, а также лодыжки, применяя, при этом, самое простое средство – липкую ленту «Скотч». Борщов же, набрав в ведро теплой воды, кинул в него половую тряпку и, дополнив все это синтетическим порошком, выскочил на лестничную площадку, где интенсивно принялся замывать кровяные бурые пятна. Он был уверен, что никто из соседей ничего не слышал, так-как пистолет у бандита, как и полагается профессионалу, оказался с глушителем.

Пораженный японским мечом в самую грудь Ситнев-старший, видя, что его сестра никак на это не реагирует, принялся энергично встряхивать ее плечи, пытаясь вывести из сковавшего тело оцепенения, при этом, не забывая без устали повторять:

– Водки, мне! Водки!

Поняв, что встряска для сестры, в этой ситуации бесполезна, он решился на крайние меры, и залепил девушке звонкую оплеуху. Негодование от такого нахальства оказалось сильнее всего остального, и девушка тут же пришла в себя. В ответ она врезала кулаком в правую верхнюю скулу своему братцу с такой силой, что кроме ранения у него добавилась обширная гематома. Затем обратив свое внимание на торчащий из его груди меч, она резко от Алика отстранилась, заползая в страхе на верхнюю часть спинки дивана.

Альберт, губы которого пускали кровавые пузыри, и весь его вид внушал такой неестественный ужас, продолжал твердить только одно:

– Водки мне! Дайте мне водки!

Хлоя, не в силах дальше созерцать это жуткое зрелище, достала из сумки купленную заранее небольшую четверку и отдала ее своему бедному братцу. Сама же побежала в прихожую, чтобы лично улицезреть, чем заняты другие мужчины. Там ей представилась картина еще более ужасающая: на полу лежали два трупа, одетые во все черное, лишь только с узкой прорезью в области глаз, и один связанный полуживой человек в самой обыкновенной одежде. Чтобы тот не голосил, ему заклеили рот липкой клеящей лентой. Братья, как раз схватили одно мертвое тело за ноги и тащили его в сторону спальни.

Увидев все это, молодая девушка, не привыкшая к созерцанию подобных картин, крепившаяся еще при виде полупьяного обезумевшего родного ей брата, здесь уже не удержалась и освободила содержимое своего желудка, прямо на лицо еще живого бандита. Даже, через непереваренную пищу проглядывалось, что лицо его стало пунцовым от гнева, а тело задергалось, выражая таким образом возмущение, сопряженное с сильным негодованием: мало того, что его лишили возможности передвигаться и говорить, его еще и беспардонно познакомили с вонючей блевотиной.

Карен пришлось отвернуться в другую сторону, и оставшуюся часть, этой очистительной процедуры, она заканчивала на кафельный пол. Когда она почувствовала, что сможет, в дальнейшем, с собой совладать, Синди, первым делом, извинилась перед «обрыганным» ею преступником:

– Пардон. Сама не знаю, как это вышло. Обычно я более стойко отношусь к подобным неприятным вещам.

Девушка не врала. Ей уже приходилось видеть убитые трупы, но попасть реально в ситуацию, где происходят убийства – такое с ней случилось впервые.

– Иди в зал, – посоветовал ей сочувственно Мэдсон, видя, что его любимая еще не готова к таким ужасающим зрелищам, – сиди там и сюда не высовывайся. Мы тут сами со всем постараемся справиться.

– Но там Алик, – попыталась возразить дрожащая в нервной лихорадке прекрасная Хлоя, все еще продолжая делать хватательные движения воздуха, чтобы прекратить вызванные рвотой позывы. – Он с мечом в груди ходит.

– Дай ему выпить, – немного подумав, ответил Мэдсон, по виду которого совершенно нельзя было определить, что он о чем-то переживает, так натренирована была его воля, – и отправь его куда-то подальше – скажем на кухню, либо сама укройся туда. Клинок только не вынимайте, пусть так с ним пока и побудет, а то истечет своей кровью. Мы же, на этом этапе, предоставить ему медицинскую помощь попросту не сумеем: сама должна понимать. Пусть ждет: поедем в аэропорт, завезем его в скорую.

– Хорошо, – поняла все с первого раза смышленая Хлоя, и подтвердила давешние свои изречения, – как ты знаешь, меня не сильно заботит судьба алкоголика-брата, но все-равно жалко его и не хочется, чтобы он вот-так просто сгинул, а мы даже не попытались оказать ему первую помощь.

– Делайте, что я говорю, – настаивал Майкл, продолжая сохранять совершенную невозмутимость, – и может быть все обойдется.

Синди не стала с ним спорить, а отправилась в зал, где ее брат, в миг уничтожив выданное ему спиртное, чувствовал себя довольно неплохо, не смотря на находящийся в его груди меч. Очевидно инстинкт самосохранения его убеждал, что трогать это оружие совершенно не стоит, что и подтвердила вошедшая из прихожей сестра:

– Альберт, ты только меч из груди не вытаскивай, а мы тебя в больницу скоро доставим.

Находясь по действием спиртовой анестезии, он уже полупьяным голосом произнес:

– Давай еще пару пива, так легче будет терпеть.

Карен сходила на кухню и выполнила просьбу молящего брата. Как ни странно, но после водки, пиво приживалось намного лучше, постепенно погружая Ситнева-старшего в состояние опьянения и прострации. Девушка, не в силах выносить его вида, ушла в соседнюю с залом кухню, где налила себе горячего чаю, с помощью которого намеревалась согреться и унять колотившую ее тело нервную дрожь.

Мужская составляющая этой квартиры, а именно те, кому не довелось напрямую поучаствовать в битве и получить хоть сколько-нибудь значимых телесных ранений, постепенно перетаскали трупы японцев и раненого «Малого» в потаенную кладовую, где «Малого» прочно привязали к крепкому стулу, а покойников разложили по полу.

– Что будем делать? – задал Борщов вопрос, кивая на мертвых.

Он, работавший у «Бати», и неоднократно выполнявший поручения типа: «прибрать за Раскатовым», также чувствовал себя совершенно спокойно, уверенно справляясь со своими эмоциями.

– У тебя мусорные пакеты найдутся? – спросил продуманный комбинатор.

– Как и у всех нормальным людей, – поспешил с ответом двоюродный брат.

– А они крепкие?

– Предостаточно. Если ты имеешь в виду сколько смогут выдержать: я думаю пятьдесят килограмм примут – в легкую.

– Отлично, – сделав довольным лицо, Мэдсон распорядился, – тащи их сюда. Нам сейчас предстоит много работы.

Игорь, понявший все с полуслова, отправился в помещения кухни, где у всех простых обывателей хранятся подобные вещи и, захватив целую упаковку, возвратился обратно. Пока он находился на кухне, Хлоя, заваривавшая себе очередную чашку горячего чая, напряженно спросила:

– Вы чем там сейчас занимаетесь? У вас все там в порядке?

– Не переживай, – постарался успокоиться девушку хозяин квартиры, – пока мы действуем в пределах разумного. Ничего необычного мы не делаем. Только то, что необходимо для нашей же безопасности.

В этот момент завелась бензопила, как нетрудно догадаться, хранившаяся у Борщова в кладовке, где сейчас находились трупы и другие участники этого затянувшегося лиходейства. Синди вздрогнула и тут же с интересом спросила:

– А это, что еще за такое?

– Не беспокойся, – неуверенно заметил застыдившийся Игорь, – мы затеяли небольшой ремонт, с последующей уборкой, так что некоторое время придется слышать звуки механических инструментов.

– Ладно, – махнула рукой начинавшая приходить в себя Хлоя, – действуйте. Мы и так уже зашли так далеко, что дальше некуда.

Хозяин квартиры, обрадованный такому быстрому окончанию неприятной беседы, с агрессивной и одновременно прекрасной девушкой, от которой никогда не знаешь, чего ожидать, выскочил с кухни и направился в тайную кладовую, где чуть ранее оставил двоюродного кузена.

Зайдя внутрь, он убедился, что Мэдсон не оставался без дела. Активно очищая свой чуткий желудок, он, между тем, распиливал на мелкие части первого покойного члена «Якудзы», разбрызгивая повсюду кровяные ошметки мышечной ткани и распиленных внутренних органов. Борщов к таким делам был более-чем привычный, поэтому он перехватил у Майкла режущий инструмент, и последовательно закончил начатое Мишиным дело, как с первым, так и со вторым недавними «ниндзя». Японцы роста были сравнительно небольшого, поэтому мешков понадобилось немного, их расчлененные части разместились в шести утилизационных пакетах.

«Малой», на глазах которого происходило это чудовищное злодейство, с ужасом наблюдал за происходящим, ожидая для себя точно такой же впоследствии участи. Хоть он и был бандит со значительным стажем, преступник даже представить себе не мог, что могут существовать люди, способные на такие жестокие и отвратительно-жуткие зверства.

Между тем, «работа» была закончена, и Борщов, посмотрев на «Малого», спросил:

– А с этим, что будем делать? Ведь я не думаю, что он испытывает к нам приятельскую привязанность, и скорее всего так же подослан врагами, а совсем не друзьями.

– Этого пока оставим в покое, – рационально заметил Мэдсон, – он еще может нам пригодиться, по крайней мере, его необходимо основательно расспросить: кто он такой, что здесь делает, и на кого конкретно работает? Именно этим мы сейчас и займемся, – и уже обращаясь к бандиту, подняв кверху уголки своих губ, и кивнув головой, заискивающим тоном спросил, – Ну, и что ты за чудо?

Тот промычал что-то невнятное, вытаращив наполненные ужасом глаза и активно мотая своей головой.

– Что, что. Я не понял, – Михаил замотал головой из стороны в сторону, сморщив, при этом, лоб, и сведя к переносице брови.

– Может так будет проще, – высказал сообразительный Гоша, срывая с губ пленного липкую ленту.

– Да ты прав, – согласился Майкл, прищелкнув пальцами. – Извини, немного «затормозил». Да и как тут все сможешь упомнить, если в тебя – то стреляют, то угрожают, то дают невыполнимые поручения. Того и гляди «крыша» уедет.

Лишь только губы небольшого бандита оказались без «Скотча», американец повторил свой вопрос, делая свое лицо еще более доброжелательным, чем было до этого прежде:

– Ну, так кто ты, любезный?

– Да вы «чё», ребята, – заорал тот нечеловеческим голосом, наполненным страхом и паническим ужасом, – с ума тут все посходили? Вы чего, «ваще», здесь творите?

Этот крик слегка донесся даже до Синди: столько в нем содержалось «закошмаренного» испуга. Девушка вздрогнула, но идти проверять, что происходит, отнюдь, не отважилась. Брат ее, так тот, вообще, выказывал ко всему полное равнодушие, хотя, как то ни было странно, находился еще в полном сознании.

Глава XX. Что же случилось с "папой Колей"

Ситуация действительно накалялась. Братья, торопившиеся, как можно быстрее, разделаться со свалившимися на них проблемами, и спокойно улететь из этой в один миг ставшей враждебной страны, решили перейти к более кардинальным мерам, проводимого ими «допроса».

– У тебя молоток с кувалдой имеется? – поинтересовался удрученным голосом Майкл.

– Найдутся, – отвечал Борщов, начавший ворошить свои инструменты, в поисках необходимых предметов.

– Есть! – воскликнул он, предъявляя на всеобщее обозрение, молоток и небольшую кувалду.

– Вы что собираетесь делать? – наполняя глаза слезами, спросил «Малой» срывавшимся голосом.

– Cделать тебя немного сговорчивей и красноречивей, – усмехаясь, сказал Борщов, наклеивая на рот «испытуемого» липкую ленту.

Как только он это сделал, Мэдсон схватил бандита за правую руку, намереваясь положить ладонь пальцами на тыльную часть отбойного инструмента. Бедняга сразу же понял, что с ним собираются делать и сжал обе руки в крепкий кулак. Мучители только-лишь усмехнулись и, тут же, со всей имевшейся силы, «зарядили» по костяшкам правой руки молотком. Если бы не было «Скотча», «Малой», конечно же, заверещал бы от боли, но в этом случае смог только мычать, широко открыв свои очи, и наполнив их солоноватой «обжигающей» жидкостью. Ушибленная с тыльной стороны рука сильно распухла и безвольно повисла. Там можно было предположить, даже, какой-нибудь перелом.

Видя, что заняться пальцами «клиента» им больше ничего не мешает, братья положили верхние фаланги бандита на металлическую боковую часть прямоугольной конструкции, и распределив между собой роли: Игорь удерживал правое запястье врага и своеобразную наковальню, а Михаил, как следует прицелившись, ударил молотком по указательному пальцу этого бедолаги. Верхняя фаланга мгновенно распухла и превратилась в иссиня-черную сплошную огромную шишку. Преступник готов был вырваться из собственной оболочки, так нестерпимо ему было больно.

– Как думаешь? – обратился Игорь к кузену, – Может он уже готов откровенничать?

– Нет, – возразил опытный авантюрист, которому, как видно, подобные мероприятия были совсем не в диковинку, – давай повторим еще раз. Ну, так – для гарантии.

– Если только для этого, – согласился Борщов, делая лицо настолько ожесточенным, как будто тот маленький плюгавенький человечишка, сидевший сейчас в его кресле, был для него смертельным давним врагом, – тогда бей, я его удержу.

За этими словами дело не встало и последовал еще один мощнейший удар, но уже по среднему пальцу той же руки. Он моментально принял вид, совершенно идентичный соседнему пальцу. Не выдержав болевых ощущений, бандит лишился сознания.

В этот момент во входной двери закрутился ключ, пытающийся отпереть вставную личину. Это, много раньше положенного ей времени, пришла с работы Елизавета. Она была очень напугана, руки ее дрожали, и она никак не могла понять: «Почему замок никак не откроется»? Что стало причиной такого ее состояния – это целая большая история.

Сегодня днем, ее хозяина срочно вызвали на какое-то важное заседание в ресторан «папы Коли», что иногда, но случалось. В такие дни, хозяин моментально скрывался, доверяя Кедровой: закрыть, убрать и запереть заведение, а впоследствии, занести ему ключи прямо на «сходку». Выполнив все «по накатанной», на что ушло минут не более сорока, девушка отправилась в «логово», где собирались бандиты, для проведения важных собраний. На дорогу прелестной красавицы ушло еще минут двадцать. Когда она подходила к «развеселому» заведению, первое, что бросилось ей в глаза и очень, при том, удивило, так это наличие огромного количества полицейских, находящихся возле интересовавшего ее здания.

Девушка не понимала, что могло стать причиной такого необычного большого собрания, ведь, как всем было известно, с полицией у «Бати» существовал долгосрочный «обоюдовыгодный» договор. Притворившись обыкновенной «зевакой», Лиза хотела непременно попасть внутрь ресторана, чтобы доподлинно знать, что же все-таки здесь случилось. Она подошла к заградительной ленте и хотела воспользоваться своей природной самоуверенной наглостью, чтобы миновать самодельное ограждение. Однако, сделать это у нее не получилось. Кедрову тут же приметил и остановил молоденький лейтенант-участковый.

– Туда нельзя, – преградил он ей путь своим телом. – Это запрещено. Ведутся следственно-оперативные действия.

Елизавета, отлично знавшая этого полицейского, так-как он частенько появлялся у них в баре вместе с коллегой, обслуживающим тот участок, сделала плаксиво-жалобное лицо, и чуть не рыдая, пробормотала:

– Здесь находится хозяин бара, где я работаю. Я должна передать ему ключи от нашего заведения. Если я этого не сделаю, то поверь – не сносить мне тогда головы. Пожалуйста, Степа (так звали представителя власти) пропусти, а я тебе всю жизнь буду обязана. А?

Тут она сделала свою физиономию настолько игривой, и кокетничая, так стрельнула ослепительно красивыми глазками, что смогла бы пробить любую самую неприступную стену, что, в принципе, и случилось с молодым полицейским, ведь он все-таки был живой человек, поэтому, тут же попав, под обворожительное влияние красивейшей девушки, он сразу же сдался:

– А хозяин твой – это Митька, который «Езус»?

– Ну, да, – энергично согласилась Елизавета, наблюдая, как полицейский, весь полностью, растворяется в ее женских завлекательных чарах, – ты же сам, Степан, все прекрасно знаешь и понимаешь. Я только туда и обратно, как мышка, меня никто, совсем, не заметит, а если что, даже не сомневайся, я тебя не сдам и не подведу, совру, что была там уже раньше: пряталась в какой-нибудь подсобке, или, скажем за шторой.

Служитель Фемиды загадочно улыбнулся и, сделав рукой жест в сторону ресторана, промолвил – непонятно – то ли веселым, то ли опечаленным голосом:

– Я не зря спросил тебя про знаменитого «Езуса».

– А, что? Что такое? – из чисто женского любопытства не удержалась Лиза, чтобы не перебить говорящего, задав ему этот вопрос.

– Случилось то, – продолжил участковый, – что снести голову тебе он не сможет, как бы ему этого не хотелось.

– Это еще почему? – искренне удивилась барменша, не понимавшая, что могло случится с ее хозяином в ресторане у «папы Коли», с которым они были неприкасаемыми друзьями.

Тут полицейский, полностью растворившись в женской магии очаровательной Лизоньки, выдал ей все, что было ему только известно:

– Потому что он сейчас сам лежит на полу ресторана без отрубленной головы, как и большинство там присутствующих.

– Но кто посмел это сделать?

– То были японцы, – уверенно выдал, расплываясь в улыбке, Степан. – Что у них случилось, пока не известно, но, по существующей на сегодняшний момент версии, пять человек, одетых, как «ниндзя», явились чуть ранее в ресторан. В это самое время «Папа» собрал всех своих самых верных людей, чтобы спланировать какое-то свое новое преступное дело.

– Почему ты думаешь, что оно было непременно преступным? – запротестовала удивительная красавица.

– Я ни за что не поверю, что они предполагали сделать что-то хорошее. Это закоренелые –бандиты-преступники, для которых убить человека, что тебе сделать стакан своего фирменного коктейля. Так вот: пока они, рассевшись за своим круглым столом, оббитым зеленым сукном, строили свои гнусные планы, к ним ворвались, как мы предполагаем, пятеро японских головорезов и, размахивая своими самурайскими саблями, принялись убивать всех и каждого. Наши бандиты также в долгу не остались и, достав все, что только может стрелять, открыли по нападавшим шквальный огонь. Бой, как следует ожидать, был очень жуткий. Полы в помещениях, насквозь, пропитаны кровью. Вся комната завалена изуродованными телами и отрубленными конечностями, разного свойства и предназначений.

Здесь увлекшись своим рассказом, молодой блюститель порядка начал перечислять «крутые» подробности:

– Всюду видны отделенные от их туловищ: головы, руки, ноги, вспоротые животы. Но и японцам тоже досталось. Трое из них остались лежать в зале мертвыми, а двое уползли едва оставшись живыми, получив, при этом, многочисленные огнестрельные раны. Именно по их окровавленным следам неуверенного «отхода», мы и определили, что их было, в общей сложности, пятеро.

– А наших? – дрожа всем телом от охватившего ее нервного возбуждения, спросила заинтригованным голосом девушка, – Кто-нибудь из наших остался?

– Нет, никого, – ответил Степан с достоинством, понятным для полицейского, большая часть подопечных которого была уничтожена, – всех «положили». Дольше всех «Папа» держался, но сказать он так ничего и не смог, и пока ехала скорая, «отдал Богу душу». Так что «наших» бандитов в этом районе, практически, не осталось – вот это я могу заявить с полнейшей уверенностью.

– Если то, что ты сказал, правда, – сделав опечаленное лицо насупилась Елизавета, – тогда мне придется искать другую работу.

– Не сомневайся, – уточнил лейтенант, – это совершенная истина. И если уж будешь менять род занятий, то попробуй найти чего-нибудь поприличней.

– Легко вам говорить маменькиным сынкам, – злорадствовала Елизавета, скривив в язвительной усмешке пленительно-красивые губы, – выросли дома, получили образование. Мы же в сравнении с вами, еще в малолетстве оказались в детдоме и прошли там школу совершенно иную – не ту, что направлена на получение знаний, а ту с помощью которой можно лишь выжить и не сломаться под жестоким гнетом Судьбы. Так-что спасибо за искреннее напутствие, но мне придется работать только там, где возьмут, а не там, где мне бы хотелось. Если, конечно, ты мне ничего не предложишь? Ты ведь оказать такую услугу мне не собрался?

– Да, нет, – отвечал ничуть не обидевшийся блюститель порядка, – по крайней мере пока. Но я обязательно буду иметь твою заботу в виду, и если что подвернется, то сообщу непременно. А теперь, извини, меня начальство зовет, – указал он на махавшему ему рукой подполковника, – в следующий раз договорим обязательно, а сейчас я побежал: надо работать. Увидимся.

Кедрова была сообразительной девушкой и отчетливо рассудила, что находиться возле ресторана, набитого трупами двух противоборствующих синдикатов преступной направленности, ей абсолютно не стоит. Она, еще раз окинув взглядом все здание, некогда внушавшее ужас всем, кто имел честь что-нибудь знать, либо слышал про «папу Колю», презрительно усмехнулась и быстрым шагом направилась в сторону дома.

Следуя этому совершенно неудивительно, что когда она оказалась перед входной дверью находящейся в собственности ее ухажера квартиры, состояние девушки было возбужденно-взволнованным. Еще больше ее нервы напряглись, когда она вставила в замочную скважину ключ и стала поворачивать его против часовой стрелки, как делалось это обычно, чтобы отпереть ригель замка, но он никак не хотел повернуться. Не в состоянии найти ответа на это нестандартное для этой железной преграды непривычное состояние, она нажала дверную ручку, и неожиданно определила, что дверь не закрыта.

Заподозрив недоброе, так-как это была совершенно необычная, для этой квартиры, из ряда вон выходящая ситуация, девушка осторожно стала увеличивать открытое пространство дверного проема. Лишь только она смогла различать внутреннее убранство, ей стразу же бросилось на глаза, что весь пол в прихожей залит еще не высохшей кровью, которая расстилалась не ровными пятнами, а имела нескрываемые следы волочения.

Представив, что здесь могло только случиться, Лизонька мгновенно почувствовала рвотные массы, подходящие к ее горлу, и сразу же «бросилась» к ванной. Лишь только она успела достигнуть установленного там унитаза, как активно стала очищать свой желудок. Это уже становилось нормой в этой квартире, что все непременно старались освободить свои организмы от принятой за этот день пищи.

Хозяйка не успела еще закончить, как дверь в туалетную комнату отворилась, и на пороге возникла не менее возбужденная Хлоя, услышавшая «хлопок» входной дверь с последующей пробежкой по помещениям, закончившейся возле ванной. Она, машинально, не обратив внимания на поселившиеся в ее мозгу страхи, поспешила узнать: кто еще решил к ним пожаловать? Как ни странно, но Карен совершенно не чувствовала никакого испуга, действую строго интуитивно. Она конечно же предположила, что это могла вернуться Елизавета, но, в свете последних событий, убедиться в этом была просто обязана.

Удостоверившись, что это возвратилась хозяйка, Синди вернулась на кухню, предоставив той приходить в себя, постепенно привыкая к новой обстановке внутренних помещений. Через пять минут Кедрова присоединилась к Ситневой-младшей, и утершись излучающим белезну полотенцем, будучи еще бледной, с нескрываемой дрожью спросила:

– Что у вас тут случилось?

– Что, конкретно тебе рассказать? – ухмыльнулась Синди, закуривая сигарету: ее нервы, в этот вечер, также были не к черту, – На нас напали – то ли китайцы, то ли японцы. Они ранили моего брата, вон он лежит сейчас в зале, пронзенный самурайским мечом, и не знаю живой он еще или же нет.

– А другие? – присоединяясь к курильщице, с дрожью в голосе, продолжала дознаваться до истины Лиза, – С ними как? Все в порядке?

– Даже не знаю, как и ответить, – нервно задрожав, словно безумная, засмеялась прекрасная Хлоя, – Я абсолютно не знаю в порядке они, или нет?

– Что ты хочешь этим сказать? – предчувствуя недоброе, округлила глаза и сильно, при том, затянувшись, желала узнать о случившемся Кедрова.

– А то, что наши милые мальчики, сейчас в вашей спальне расчленяют трупы убитых и пытают живых.

– Ты что, – не поняла удивленная Лиза, выпучив еще больше глаза, – хочешь сказать, что они поубивали японцев, да еще кого-то умудрились взять в плен?

– Да! Да! Да! – закричала Карина, находясь на пределе нервного срыва, – Именно это я сейчас говорю! Если интересно, можешь сходить посмотреть, они тебе, наверняка, всю спальную комнату забрызгали кровью и человеческими останками.

– Это вряд ли, – мгновенно определив, что ее возлюбленный на такой шаг не решится, возразила хозяйка, определенно зная, что скорее всего, они орудуют в потаенной кладовке, – и смотреть я туда не пойду. Представляю, что сейчас там творится, и нет никакого желания в этом не только участвовать, но и непосредственно созерцать это безумие.

Пока девушки «мило» беседовали и курили на кухне, в каморке, используемой в этот момент для не совместимых с гуманностью пыток, наконец-то очнулся «Малой». Взглянув на свою правую руку, где кроме распухших костяшек, указательный и средний пальцы, той же ладони, превратились в нечто невообразимое и страшно болели, делая это так, будто сердце в какое-то мгновенье, из груди, переместилось в самый край поврежденной конечности. Его тюкающие удары «перекликались» с острой терзающей болью. Он постоянно мычал, и чувствовалось, что если бы не липкая лента, то бандит не переставал бы орать «диким» голосом.

Глава XXI. Пытка с совмещенной уборкой мусора

Мэдсон, заметив, что их «клиент» больше в «облаках не летает», почти вплотную, приставил свое лицо к его испуганной физиономии, и произнес рычащим голосом:

– Ну что, может настало время для нормального человеческого общения, без молотков и кувалд? А? Как ты считаешь?

Тот перестал мычать, и активно закивал головой в знак согласия. С его губ тут же, резким движением был содран клеящий «Скотч», и бандит, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться от мучившей его боли, исстрадавшимся голосом произнес:

– Что вам надо? Спрашивайте. Я все расскажу то, что знаю. Больше, такую боль, я все равно выносить не смогу. А вы, как я понимаю, останавливаться в своих «изуверствах» не собираетесь.

– Соображаешь, – убедительно заключил рассудительный Майкл, ставя перед пленником стул, и садясь в него для того, чтобы удобнее было вести с тем беседу, – сначала скажи нам: кто ты такой?

– Я имею кличку «Малой», – на этот раз почти сразу же отвечал «испытуемый».

– Что ты здесь делаешь? – вставил свой вопрос грозный Борщов, тоже желавший поучаствовать в установлении истины.