Текст книги "Лоскутное одеяло"
Автор книги: Василий Катанян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)
Итак – "Суд идет". Все торжественно встали, и... судья объявил, что семьсот восемьдесят книг являются собственностью Генса, но в иске Генсу отказать, так как обе Академии наук являются добросовестными владельцами. О добросовестности минских библиотечных работников, которые скрывали книги от читателей, уже было сказано. Даже наши противники были ошарашены таким решением. Впоследствии я узнала от своей подруги юристки, что прокурор, ее приятельница, была вызвана в ЦК КПЭ, где было сказано: книги Генсу ни в коем случае не возвращать.
Мы, наивные люди, верящие в закон, подали апелляцию. Она рассматривалась в Верховном суде Республики. Там ответ был другой. Там нам отказали под предлогом того, что свидетельские показания, прозвучавшие на суде, были будто бы "неконкретными".
Мы продолжали упорствовать и подали жалобу в Верховный суд СССР. Оттуда пришел ответ – поскольку Эстония является суверенным государством, Верховный суд СССР в дела суверенного государства не вмешивается. Когда пришел этот ответ, папа засмеялся и сказал, что готов им подарить библиотеку за весть, что Эстония является суверенной.
В феврале 1957 года, не дожив до 70 лет, мой папа умер. Вскоре после его смерти пришло письмо из Минска, на конверте которого было написано "Эстония, знаменитому художнику Юлиусу Генсу". В письме (оно у меня хранится до сих пор), написанном явно искаженным почерком, честные работники библиотеки Академии наук Белоруссии просили Юлиуса Генса затребовать свои книги. Они писали, что директор Степанюк заставляет их с мясом вырывать экслибрисы из книг. Что они не могут пережить такого варварства и умоляют Генса сделать все, что в его силах, чтобы получить книги обратно. И что они не подписывают письмо, так как боятся директора, который их может уволить.
На этом все и закончилось.
Папа всегда говорил, что суть коллекционерства в том, чтобы посвятить свою жизнь собиранию книг или картин с тем, чтобы потом они оказались в какой-нибудь библиотеке или музее. Наверно, это правильно. Но это должно делаться по доброй воле, а не способом грабежа, как это было с папиной библиотекой. Ведь одну и ту же библиотеку ухитрились украсть дважды – один раз немцы, другой раз белорусы".
P.S. 1997. Воз и ныне там.
Из письма Л.Ю. от 10 июня 1963.
"Письмо с чужой мельницы
...Мы живем тихо-тихо. Тем не менее видели очень интересный балет на музыку Orff'a "Carmina-Burana", под магнитофонную запись – оркестр и хор, дирижер Стоковский. Здорово, по-новому и народно. Без декораций. Костюмы чудесные. Вместо декораций только задник зеленовато-голубой, на котором проступают, в зависимости от содержания сцены, то колесо пыток, то рука, кот. держит розу, то дама червей, то Адам и Ева... Непонятно? Приедем – расскажем подробно. Смотрели три спектакля у Барро. Видели "West Side Story". Синематека обещает показать "Леопарда".
Ждем Театр Сатиры. Студенты готовят огромный вечер памяти Маяковского. Читать стихи будут Арагон, Бельмондо, Вилар и еще и еще... Вилар, возможно, поставит интермедию из "Бани" со своими актерами. В "Lettrеs" в трех номерах пойдет статья Плучека. Июльский № целиком будет посвящен Маяковскому. Городской Муниципалитет разрешил сделать доску на гостинице "Istria", где всегда останавливался Вл.Вл., но владельцы дома не согласились!!!"
[28 октября.
За это время:
В июле проходил третий Международный кинофестиваль. Сделал два выпуска: "Флаг кинофестиваля поднят" и "Огни кинофестиваля". Фестиваль снимать надоело очень: однообразие материала, повторение. Из картин: изумительно "Восемь с половиной" Феллини. Все остальное далеко от искусства.
После этого делал "Мы с тобой, Куба", очень намучился.
12 декабря. 7/ХII состоялась премьера "Спящей красавицы". Красиво, со вкусом, хороша Майя, но музыка – тощища.
В театре Моссовета смотрели "Милый лжец". Орлова великолепно выглядит, но не больше.
Закончил "Пионерию" 11, начал делать "Нашу Ярославну", две части о Терешковой, все на монтажном материале. Завтра уезжаю в Ленинград по съемкам "Дня поэзии".]
1964
[7 марта. Новый год встречали в Доме кино, было очень хорошо.
Весь январь возился с "Москва. День поэзии". Снимал массу поэтов. Картинку сдал благополучно и без скандалов, что неожиданно.
Теперь вплотную приступил к "Плисецкой". Идут съемки, монтаж. Сценарий пишет Комиссаржевский, мне с ним интересно.
С 23/II по 28/II был в Таллине на пленуме кино, что неинтересно. И, кроме того, перезнакомился со всеми родственниками. Их оказалось не так много, как Инна пугала. И премилые люди.
Вышел первый том собрания сочинений Эйзенштейна, изумительно интересно.
4 апреля. Работаю над "Плисецкой", очень увлекательно. Она сидит в монтажной, все смотрит и разрешает и не разрешает. Очень требовательна к себе. Непосредственна, жизнерадостна, весела, но характер вспыльчивый.
Как-то она сказала: "Уланова что-то делает лучше меня, что-то хуже. Мне, например, никогда не удавалось достигнуть легкости, воздушности, "духа", который есть у Улановой. Я очень земная баба".
31 мая. С 19 апреля по 5 мая Майя была в Милане, а по возвращении состоялось вручение Ленинской премии. Вскоре Майя устроила банкет, на котором было 120 человек.
Она по-прежнему сидит в монтажной и без нее не делается ни один танцевальный кусок.
19 августа.
За это время:
30 июня сдали худсовету и всему на свете "Майю Плисецкую". Получилось хорошо, даже мне почти все нравится. Весь июль я его подчищал, дорабатывал текст и переделывал Сен-Санса.
Улучшив картину, везу ее в Дилижан (под Ереван) показывать Майе, прежде чем сдать ее на копирфабрику.
В доме творчества композиторов картину смотрела масса народу – Шостакович, Бабаджанян, Пахмутова и т.д. Всем очень понравилось, несмотря на ужасную проекцию и чудовищный звук. Все говорили всякие хорошие слова, только М. все время вякала про какие-то мелкие недочеты. Ни слова благодарности ни мне, ни Хавчину, никаких комплиментов – только выискивание блох. Просто диву даешься!
Мне жаль, что "эта лошадь кончилась". Было очень интересно работать. Приятным и способным оказался Комиссаржевский, просто повезло, что он согласился. И нет в нем той пошлости, о которой все говорили вокруг. Немного красивости.]
С 24 августа по 11 сентября был в турпоездке Польша-Чехословакия.
12 октября. Однажды в коммуналке умерла одинокая старушка, и ее сосед обзванивал ее старых знакомых. Каждый раз он набирал номер и говорил: "Картина, детка моя, такая"... А дальше о похоронах.
Так и я – картина, детки мои, такая:
Летом 1964 года, закончив фильм "Майя Плисецкая", я полетел на две недели отдохнуть в Сочи, куда раньше не ездил и которые мне не понравились. Но дело не в этом. Сижу я на пляже, и кто-то принес газету "Правда", а там небольшая заметка. В Италии, в городе Бергамо, состоялся первый международный фестиваль фильмов об искусстве, и главный приз получила советская картина "Майя Плисецкая". Опускаю эмоции.
Вернувшись, я начал искать – кто ездил, какой приз, где он? И вышел на работника Совэкспортфильма Александра Борисовича Махова.
– Понимаете, Василий Васильевич, ни вас, ни Плисецкую не могли найти и на фестиваль попросили полететь меня.
– Гм-м. Странно, ведь я каждый день хожу на студию, и Плисецкая аккуратно вешает табель в Большом театре, так что найти нас было бы не трудно.
– Ну, этим не я занимался, а ЦК и могу вам сказать, что фильм прошел с большим успехом и завоевал первый приз. Поздравляю!
– Спасибо. Мне интересно, кроме приза, было денежное награждение?
– Да, мы получили миллион лир – это около тысячи долларов.
– И где же эти деньги?
– Сдали в казну.
– А мне ничего не полагалось?
– Ну, это надо обратиться в Министерство финансов, и они решат.
– А сам приз? Его-то хоть можно получить?
– Конечно. Обратитесь в Главк. Кстати, хорошо бы, если вы и Плисецкая напишете в дирекцию фестиваля письмо с благодарностью. Так принято.
И весь разговор.
Я растерялся и не спросил, а принято ли скрывать приглашение на фестиваль, зажухивать деньги, не уведомлять режиссера и студию, что картина награждена, не вручать приз группе и т.д.
Потом знакомые сказали мне про Махова: "Ну, это большое КГБ, он ездит на фестивали по заграницам, это его специальность, и врет он, что не могли найти вас с Майей. Сам себя командировал, так было удобнее".
Тут я его проклял и начал выцарапывать приз и добиваться денег, ибо сидел в долгах по поводу строительства кооператива. Долго я ходил по Главку из кабинета в кабинет и наконец нашли и приз и все документы где-то на шкафу и сунули мне в полутьме коридора. А в торжественной обстановке все это получил дорогой товарищ Махов в далеком итальянском городе Бергамо. И, привезя в Москву, швырнул куда-то в пыльный кабинет Главка.
А когда я пришел в родимое Министерство финансов, то там чиновник вышел в проходную (меня не пустили дальше) и сказал: "Ну вы и насмешили меня, дорогой товарищ – пришли в Министерство финансов просить денег!"
"Какие они, однако, здесь смешливые", – подумал я. Но все же через несколько месяцев отвалили мне месячный оклад в 200 рублей за картину, которая принесла им тысячу долларов.
А проклятье мое подействовало: вскоре Махов, сопровождая каких-то иностранных кинематографистов в квартиру-музей Пушкина на Мойке, не удержался и украл миниатюру со стены.
Был пойман с поличным. На этом карьера его кончилась. И по фестивалям стали ездить другие чиновники, а не Александр Борисович.
24 сентября у папы случился инфаркт.
После Сочи приступил к "Дебюту молодых".
[27 ноября. В Доме кино премьера "Плисецкой", которая прошла с большим успехом. А потом все поехали к нам, где был глинтвейн с бутербродами.
21 декабря. Приехали Эльза и Арагон. Смотрели мою картину. Арагон сказал: "Мне предложили представить группу "Гамлета" на премьере в Париже. Я согласился, но, увидев картину на предварительном просмотре, отказался. А если мне предложат представить ваш фильм, я это сделаю с удовольствием".]
1965
15 января. Плисецкая получает кучи писем от поклонников. Среди них есть просто идиотские. Сегодня выкидывала.
"М.М., мы видели по ТВ, что у вас под мышками нет волос. А у нас все время растут. Почему так?" И подпись – ученицы 7 класса из Тобольска.
Или: "М.М., я хочу сделать сюрприз Улановой, станцевать перед ней "Умирающего лебедя". Но я никогда не танцевала и прошу вас прислать мне балетные туфли. Оля, 14 лет".
Майя: "Да, это действительно будет сюрприз для Галины Сергеевны".
[24 января. Снимал Бессмертнову на репетиции и в "Жизели". Она восхитительна. Прекрасные данные. Снимал ее дома. Скромно и безвкусно.
С 10 по 17 января ездил в Ригу и Вильнюс с картиной "Майя Плисецкая". И там и там прошло хорошо. В Риге в это время повесился Барнет. От старости и усталости.
Приезжал Параджанов с картиной "Тени забытых предков". Скорее интересно, чем здорово. (Через год посмотрел снова и пришел в неописуемый восторг.)]
12 марта. У нас есть знакомый Александр Македонский. Но в отличие от того, он имеет отчество Борисович и архитектор. Пошел он недавно на выставку и встретил там свою давнюю знакомую, даму лет под восемьдесят. И сказал: "Ах, Верочка, как я рад вас видеть, вы так хорошо выглядите!" "Ну что вы, Шура, ответила она, – страшно на себя в зеркало посмотреть, все лицо в морщинах и морщинищах, под глазами мешки..." И кокетливо взглянув на него, добавила: "А ведь тело – как у шестидесятилетней..."
Апрель. Пера больна.
[30 июня. В середине июня сдал "Когда поют солдаты...", вполне ничего. Но ПУР разругал картину и заставил вставить всякие дерьмовые номера. Я был у генерала Востокова, он синим по белому написал, что выкинуть, что вставить и никаких разговоров! Все это я и переделывал во время Фестиваля. Сейчас приступаю к 4-му кинофестивалю, который откроется 5 июля.]
13 августа. Отшумел Фестиваль. Я очень устал. Сделал один двухчастевый выпуск "Репортаж с фестиваля", который показывали на закрытии и который привел в восторг Романова. Выпуск вполне так себе – хроника и хроника.
Изумительная, очаровательная Софи Лорен. Простая, покладистая с корреспондентами. Очень высокая. Ее секретарь, который великолепно говорит по-русски, рассказал нам, что она необыкновенно работоспособна и работать готова с утра до вечера. Сейчас она снимается в Лондоне, в фильме она играет женщину от 20 до 80 лет, и грим восьмидесятилетней занимает у нее 3 часа. Вот как она провела последние дни:
17 июля. Лондон. Встала в 7 утра с тем, чтобы в 8 сесть за грим. Затем съемка до вечера и отлет в Париж. В Париже министр культуры устроил в ее честь прием и, в связи с этим, легла в 3 часа ночи.
18 июля. С утра на ногах, так как отлет в Москву. Перелет. В Москве прямо из Шереметьево поехала смотреть город (ее уговорила Галя Монгловская), гуляла по Кремлю и даже осмотрела Успенский собор внутри. Гостиница, переоделась, чуть развела руками и поехала на прием, который затянулся до двух часов ночи.
19 июля. С 10 утра – встреча с фотокорреспондентами в вестибюле отеля и поездка с ними по городу (вместе с Закариадзе). Визит в посольство. Приехала в отель, переоделась и поехала в Большой театр на один акт "Золушки". Оттуда во Дворец спорта на встречу со зрителями, а из Дворца спорта в Дом дружбы на прием – до поздней ночи.
Во Дворце спорта я ее снимал. Сначала приехала машина с сопровождающими итальянцами, министерскими и Александровым. Затем на "Чайке" Романова приехала сама тетя Соня с Карло Понти. Она в меховой накидке и в зеленом платье с голой спиной.
Тринадцать тысяч зрителей просмотрели до этого две серии кошмарной картины студии Довженко и в исступлении ждали Софи. И вот прервали "Брак по-итальянски", зажгли свет. Стоя за кулисами, Лорен буквально дрожала от волнения и мелко крестилась, а переводчица приводила ее в христианский вид. Когда же она увидела эту огромную толпу, она просто остолбенела и на следующий день говорила, что "никогда еще ее не приветствовало столько людей сразу". Александров разливался соловьем, представляя Софи, а я вылез на сцену с громадным букетом оранжево-красных лилий. Потом она сидела за кулисами в темноте, глядя сбоку на огромный экран, и никто не решался ее потревожить.
Я думаю, что она не столько прислушивалась к реакции публики, как думали окружающие, сколько просто отдыхала в темноте и приходила в себя от всей этой суматохи. Мы попросили у нее автограф, и она укатила на прием.
На следующий день была пресс-конференция. Страшная свалка.
На приеме в Кремле было много нарядных актрис в длинных вечерних платьях, красивых, элегантных. Только наши бабы были тусклые и неэлегантные. Встретили Люду Блат и Джорджи, которые познакомили нас с Домингином и Лючией Бозе. Он очарователен, в белом смокинге, похож на балетного. Она несколько увядшая, не столь красивая, в шикарном вечернем платье с черными кружевами. В разговоре Лючия поведала нам, что сделала два аборта (речь зашла о детях) – впервые видя нас в глаза! И удалилась, шурша кружевной шалью.
24 сентября. С 25 августа по 15 сентября отдыхал в Сочи. По возвращении:
мама лежит с давлением и стенокардией,
Инну приняли на работу в Институт!!!
Суматоха предквартирная,
Лиля упала на даче и выбила зубы,
Майя приехала из Лондона и вставила зубы (себе).
23 сентября умерла Пера. Я был за два дня до этого у нее, она меня узнала. Она уже заговаривалась, бредила, но были и проблески. Я посидел с нею два часа, она забылась...
Это была замечательная женщина.
Писать мне о ней пока трудно.
24 декабря. Переехали на новую квартиру 10 октября. Была серия новоселий, которая нас уконтрапупила вконец.
Ездил в октябре-ноябре в Ужгород. Снимал там талантливую девочку 10 лет, Юдит Левенберг. Художница, папа-мама из гетто.]
1966
[30 января. Новый год встречали в Доме кино с Эликом, Успенскими, Матусовскими. Мне понравилось.
7 марта. 5 марта умерла Ахматова.
Были у Рошаля и Строевой на вечере памяти Вишневских. Многолюдно, вкусно, симпатично.
Элик купил дачу на Пахре.
Начал делать картину о Райкине. Организуется со скрипом. Что-то мнется, колеблется, мямлит. То ли боится, что спектакль, перенесенный на экран, примет масштабы атомной бомбы, то ли не хочет возиться, не пойму. Договорились с Ромой, что она примет участие в работе. Видел их спектакль "Волшебники живут рядом". Мне очень понравилось: смело, остроумно, талантливо.
13 мая. Вчера вернулся из Баку, где снимали Райкина. С Ленинской премией его – увы – прокатили. Ужасно несправедливо.
В Баку Райкин играл "Избранные страницы". Актер он изумительный. Играет каждый день с такой отдачей, как будто это премьера или гала-спектакль. Вдохновенно, не считаясь с усталостью. Видно, что играть любит. Я не видел ни одного актера столь популярного и так любимого народом. Именно народом, а не публикой!
Как только он появляется, еще не говорит ни слова – просто стоит – и весь зал уже любовно улыбается.
Он в жизни довольно вял, бестемпераментен, но на шутку реагирует безошибочно. Любезен, хорошо воспитан. Замечательно элегантен. Франт.
Рома умна, несобранна, очень радушна. Таково первое впечатление.
Насчет "сниматься" в нашей картине – Райкин то хочет, то финтит. Но потом выяснилось, что хочет за свой труд и талант не те тысячу, которые мы можем дать, а четыре-пять тысяч.
Я считаю, что он прав. Интересно, как посмотрит на это руководство? Если не согласится, то картина лопнет. Завтра начну хлопоты.
За это время видел:
"Берегись автомобиля" – замечательно.
"Чистые пруды" – понравилось.
"Гадюка" – так себе, актриса красивая.
12 июня. С Райкиным подписали договор на съемки за четыре с половиной. Со мной и с Ромой подписан договор на сценарий за тысячу двести на двоих. Работаю я один.
Похоронили Перу на Новодевичьем. Рядом с Эйзенштейном.]
14 июля. Ехали в дневном поезде целый день в Ленинград по "Райкину", а Нина Мжедлова, директор картины, рассказывала про свою коммуналку:
– У нас живет полоумная старуха, которая приходит в кухню, включает газ и начинает долго искать спички, иногда даже идет за ними в комнату... Однажды мы все взлетим на воздух из-за нее. Ну хорошо, если я буду в это время дома и тоже взлечу. А если нет? Что же я – за два года до пенсии останусь без единой простыни?
Чтобы не ударить лицом в грязь, я тоже рассказал какую-то историю про своих бывших соседей. Но Нина выложила козырь:
– А у вас жила, например, детская писательница, которая валит?
– Кого валит?
– Не кого, а что! Она подходит к уборной и если та занята, то она тут же и валит!
Н-да...
Возвращались из Ленинграда в разных купе. Утром спрашиваю:
– Как вы спали?
– Это вы спали, а я всю ночь дрожала от страха и думала: "Лучше в голову, чем в позвоночник".
Я, подавленный несообразительностью, молчу. Потом все же спрашиваю:
– Почему в голову лучше?
– А вам кажется, что лучше в позвоночник?
Ничего не понимаю. Постепенно выясняется: ночью Нина услышала через стенку, как в соседнем купе ссорились офицеры и один крикнул: "Я тебя сейчас застрелю".
– И я подумала, Вася, он выстрелит, промахнется, пуля пройдет сквозь стену и попадет в меня. Если попадет мне в позвоночник, я останусь парализованной, такой ужас! Уж лучше в голову – и дело с концом. Право же, лучше.
Тут уж не поспоришь.
21 сентября. Разговор с Л.Ю. о Татьяне Яковлевой; Л.Ю. интерпретирует это так:
"Она была красивая, высокая, звонкая. Их познакомила в Париже Эльза. М. влюбился, и завязался бешеный роман. М. вернулся в Москву, затем снова поехал в Париж, любовь продолжается, хотя М. и видит охлаждение, он "застукал ее в подворотне с этим маркизом"... Но роман все-таки идет, она даже делает аборт от М., Эльза ей в этом помогает. И вот однажды я получаю письмо от Эльзы и по привычке читаю его вслух – не помню, кто сидел у нас, М. был тут, он собирался в этот вечер в Ленинград. Эльза писала в письме о свадьбе Яковлевой с маркизом, свадьба была в церкви – флердоранж и т.д. М. в отчаянье выскочил из дома, обругал шофера ни с того, ни с сего (в чем потом извинился) и вне себя укатил в Ленинград. Утром я позвонила ему в гостиницу, и он попросил меня приехать к нему. Я в тот же вечер выехала, и мы очень мило там проводили время. Там был Барнет, и они много играли на бильярде. Вскоре у М. начался роман с Полонской. М. играл в это чувство с Яковлевой, слова были ненастоящими... Потом Нора Полонская прочла письма М. к Яковлевой и говорила мне, что он писал Яковлевой те же слова, что говорил Норе, те же мысли, обещания и т.д. Он уже был помешан на своем возрасте, на старении и проверял силу своей молодости... Он, например, звонил Зине Свешниковой и спрашивал: "Зина, поедешь со мной в Ленинград, я куплю отдельное купе..." – "Нет". – "Ну, я куплю вагон..." – "Нет!" – "Ну, тогда я куплю весь поезд..." Он очень болезненно воспринимал возраст, ему казалось, что он стареет... Он хотел жениться на Яковлевой, она будто бы была согласна, я ему говорила: "Да это она просто болтает, зачем ты ей – нищий!" Он даже строил квартиру, чтобы жить рядом с нами, на этаже (мы должны были жить в том доме, где Светлов, но потом стали жить на Арбате). Я не знаю, с кем он собирался там жить – с Яковлевой, с Полонской или еще с кем.
Яковлева вышла замуж за атташе французского посольства в Польше. В войну он погиб. Она вторично вышла замуж за еврея-американца, издателя. Она по-прежнему моделирует шляпы. Настроена очень антисоветски. Оглохла. Сейчас это огромная баба, похожая на Брюханенко, очень орет. Письма М. к ней опубликовал в Америке Якобсон – с ее согласия, когда она увидела, что М. знаменит".
Так все это выглядит в рассказе Л.Ю.
5 ноября. Были в "Иллюзионе" на вечере памяти Эйзенштейна, где показывали и мою картину. Первое, что мы увидели, была Вера Павловна Строева, которая почему-то принимала гостей, как хозяйка вечера. Выступил Кулешов, сказав, что, говоря о Сергее Михайловиче, он испытывает такое волнение, что вынужден читать по бумажке. И, вздев очки, прочел что-то очень правильное, известное и скучное. Затем Александров, как обычно, нес несусветную хлестаковщину. Хорошо говорил Штраух. А под конец выступил старейший японский режиссер, который безбожно говорил 40 минут, из них 35 про Валю Мильман (журналистка, дальняя знакомая Эйзенштейна), какая она необыкновенная и как она на редкость хороша собой (что сильно гипертрофировано). Вознаграждены мы были тем, что показали невошедшие куски "Ивана Грозного", неизвестные съемки самого Сергея Михайловича и запись его голоса.
В конце октября летал в Томск на съемку Университета. В Университете уникальная коллекция английских гравюр и один из лучших в мире гербариев. Было очень интересно. Привез из Томска стерлядь, которую мы ели, по-моему, впервые. Инна приготовила ее кольчиком, что нам показалось скорее явлением русской литературы, чем деликатесом. Но, в общем, конечно вкусно.
16 декабря. Наконец-то началась нормальная зима: намело снегу и идет дождь. В Ленинграде в Кировском смотрел "Шопениану" (снимал Наталью Макарову), "Седьмую симфонию" Шостаковича и "Гаянэ". Все вместе взятое и исполненное страх божий (кроме Макаровой). Снимал класс солистов, который ведет Дудинская. Очень интересно она это делает, мила и любезна, а я ожидал увидеть злодейку и деспота.
У Райкина масса старой мебели и красиво, как в квартире Пушкина на Мойке.
Звонила Вера Павловна Строева, которая начала за здравие, а кончила "Хованщиной" и буквально битый час говорила про Досифея и раскольников, а для вящей убедительности даже одну фразу пропела. Но меня она не убедила, поскольку в своей экранизации опустила "Исходила младешенька" – куда же это годится?
19 декабря. Позвонил Виктор Комиссаржевский, который написал о Плисецкой какую-то статью и просит срезки от нашей картины. Я заехал к нему в Ермоловский театр и, когда входил, сообразил, что это бывший театр Мейерхольда, и затрепетал... Мы сидели в кабинете Мастера, там еще сохранилась лепнина на потолке и замысловатые оконные переплеты. Комиссаржевский провел меня в зал – я сразу узнал его и вспомнил и узкое фойе, по которому мы шли, а потом он показал и гримуборные и сказал, что они почти не перестроены, и я вспомнил те незабываемые спектакли, которые видел мальчиком – "Ревизор" и "Горе уму". (О них я вспоминаю в записях 1946 года.)
1967
[11 марта. Накануне был Параджанов, который очень интересно рассказывал о съемках своего фильма "Киевские фрески". Фильм ему закрыли. Теперь он снимает "Саят-Нова"* в Армении. Сергей необыкновенно яркий, интересный, самобытный, оригинальный.
С 19 февраля по 22 февраля снимал в Ленинграде Райкина. Снимали всякие игровые вещи – специально. Днем или ночью после спектакля. Работоспособность у него поразительная. Память тоже – все свои монологи, даже игранные давно, он помнит наизусть – только пхни его. Артист он удивительный.
Был у Нины Черкасовой. Интересный она человек. Рассказывала про Эйзенштейна и показывала его письма. Одно письмо – он пишет Нине, почему он хочет пригласить Н.К. на роль Грозного (перечисляет достоинства Ч.), – и просит благословения Нины, с мнением которой, как это видно из письма, он считался.
Вот один из ее рассказов:
"Когда мы прочли сценарий "Александра Невского", я сказала Серг. Мих.: "А ведь роль Александра получилась голубая, теноровая... Она повлечет за собою девочек-поклонниц". С.М. со мною спорил, но я осталась при своем мнении. И вот мы поехали к Ламановой, которая занималась костюмами для картины. Примеряли плащ Невского. Он был ярко-синий, бархатный. Ламанова очень красиво приспособила его на Черкасове. Вошел Эйзенштейн, посмотрел, сделал две-три складки, по-другому застегнул его, и сразу все изменилось – плащ, фигура стали изумительными...
Потом С.М. стал шарить по углам мастерской, что-то выискивая. На мой вопрос он ответил: "Ищу, где тут поклонницы. Что-то их не видно..."
Он помнил все, всегда".
Понравилось в музее-квартире Некрасова.
В Музее Бродского. Бездарный художник. Но в коллекции есть интересные Шагал, Кустодиев.
Сейчас мусолю рекламный "Кинофестиваль".
Инна в Таллине.
Элик поменял квартиру.
Майя репетирует "Кармен".
23 апреля. С 19 марта по 20 апреля были в Ленинграде по "Райкину". Райкин репетирует очень ярко – фантазирует, импровизирует, меняет, загорается, придумывает бесконечно.
"Мещане" у Товстоногова. Тоска смертная, но играют очень здорово.
Концерт Лусены Теры, испанской танцовщицы. Мы в восторге.]
8 мая. Вдруг ужасная жара – плюс 29!
27 апреля Инуся защищала кандидатскую диссертацию. Все было здорово, быстро и единогласно!!! Все говорили только хорошее. Потом все пошли в "Арагви" (двадцать два – двадцать четыре человека), а потом у нас дома было девять человек. 29-го мы устроили бал дома, где было восемнадцать человек – то есть, короче говоря, с нами пировало пятьдесят человек! Несколько дней мы не могли прийти в себя!
Смотрели у Любимова спектакль – "Послушайте – Маяковский". Потрясающе.
14 мая. Снимаем в Баку. Съемок не было, и вечером пошел я в Бакинский оперный на "Лакме". В городе – эпидемия гриппа, который часто кончается воспалением легких. И лечат – ставят банки. Во втором действии – балетный номер. Танцуют шесть "индусов" в набедренных повязках. Все тело вымазано морилкой – смуглые. И вот в одном месте они дружно поворачиваются спиной и все видят, что пятерым из них ставили банки – они как лошади в яблоках, и никакой смуглый грим не в состоянии этого скрыть. На спине много четких кружков от медицинских банок. А шестой – судя по отсутствию оных – здоров.
4 августа. Приехал я в Ленинград и остановился по приглашению Райкиных у них. Сами они все были в Москве, и жили мы в квартире вдвоем с домработницей. Потом она Роме обо мне сказала:
– Ночевал тут пять дней, барин такой!
– Почему барин?
– А как же. Утром спрашиваю его: будете завтракать? Он говорит – буду. Барин такой! – Яичницу из двух или из трех яиц сделать? – Из трех, говорит. Барин такой!
На банкете в честь Райкина в Германии какой-то военный, подняв бокал, сказал: "Дорогие немецко-фашистские друзья!"... Поднялся хохот, и он, смутившись, предложил выпить "За дорогого Исаака Андреевича Райкина!"
18 сентября. Элик рассказал про Пырьева:
"На съемках "Кубанских казаков" привели массовку, снимали в павильоне "Мосфильма". Он взглянул и закричал: "Почему набрали этих случайных людей, а не наших товарищей, которые в беде? Вы что, не знаете, что закрыли Еврейский театр и актеры остались без куска хлеба? Как же вы могли? Я отменяю съемку! Завтра же приведите их, этих безработных артистов!""
И тут же я прочел у Козинцева: "Маркс писал о казарменном коммунизме. Пырьев выстроил на экране гармошечно-ернический. Его стараниями при всеобщей радости опять понесли с базара "Милорда глупого""*.
Одно другому не мешало.
21 октября. Отдыхаем в Эльве, чудесный сосновый лес и красивое озеро. Ездили в Вильянди. Живописные развалины замка и подвесной мост. Долго обедали в ресторане, очень вкусно и изысканно, после чего Инну два дня тошнило.
[4 декабря. 11 ноября прошла пышная премьера "Райкина" в Доме кино. Мы все были нарядные. Успех был большой, зал битком набит. После просмотра фильма мы пировали в ресторане – Райкин с Ромой, Оття*, Лена, Шергова с мужем, Кассиль и Собинова, Инна и я. Угощали я и Шергова.
Картину – еще до выхода – смотрят всякие клубы. Я несколько раз выступал на устных журналах. Появились рецензии, и вдруг...
Главк говорит, что надо сократить "Юбилей". Кто сказал? Намекают, что кто-то приказал Романову. Начинается обычная история – не дают справку для выплаты денег. Сокращаю номер на 70 метров. Райкин как-то вяло реагирует на это. Ждут Романова. Был безобразный разговор с Романовым и еще один, в присутствии Райкина... В конечном счете обещали кое-что сократить. В конце разговора Романов благодарит Райкина и меня за картину, говорит, что выпустят ее как художественную. Собираемся расходиться. И вдруг Головня:
– Не сочтите меня перестраховщиком, но вот эту фразу о слабом звене в цепи империализма я бы посоветовал убрать. Вы поймите меня правильно – вашу картину увидят миллионы, будут над этой репликой хохотать. А потом они придут в Университет марксизма, в школы, услышат эту ленинскую фразу и снова будут смеяться. Нехорошо.
Романов, конечно, поддержал это предложение, я начал было спорить, но Райкин тоже стал на их сторону: "Конечно, ее можно вырезать. Даже будет лучше..."
А когда мы одевались внизу, он говорит: "Очень прошу, Васенька, вставьте обратно фразу, которую вы раньше вырезали: "В искусстве я продержался долго с той поры, когда сатиру ругали, и до той поры, когда ее вновь стали ругать". Умоляю. Они же никогда больше не увидят картину".]
