Текст книги "Пляски на черепах (СИ)"

Автор книги: Василий Варга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

15

Активный революционер, правая рука Ленина Лейба Бронштейн, вел тайные записи карандашом в блокноте, который никому не показывал. Даже Ленину. Поскольку уничтожению русских он придавал первостепенное стратегическое значение, то цифры, которые можно было округлить и заложить в своей кипящей котелок, он не записывал в блокнот в целях безопасности. Но таких цифр набралось много.

Сразу же после переворота заработал мясник Дзержинский: он выдавал на гора 50–60 жертв ежедневно, и каждый день докладывал Ильичу, который всякий раз награждал его аплодисментами, приговаривая: вы заняты стратегическим делом, добивая остатки Петроградской буржуазии, которая в любой момент может поднять голову, да еще показать нам кукиш. Рука не устает, батенька? ну-кось покажите ладонь правой руки, о она у вас, как у лесоруба. Это откат при выстреле из пистолета. Может, пулемет, а?

Такие разговоры проводились только с глазу на глаз, и Володя даже с Инессой не делился секретами всяких там балачек, касающихся жизни бывших сенаторов царского режима.

– Все, батенька, иди отдохни. А, китель прикажи почистить: кровь на нем светится, застывшая уже. Надо быть аккуратнее, а то могут наградить тебя какой-нибудь кличкой. Все, батенька, дуй, то есть, бывай. Аухвидерзейн!

– Лейба, у тебя что-то есть, ну-ка признавайся, экий ты хитрый прохвост.

Лейба достал из внутреннего кармана документ, отпечатанный в типографии на тонкой бумаге, сложенной вчетверо. Копии этого короткого талмуда, а точнее программы Лейбы Бронштейна были распространены среди членов Политбюро после захвата власти. Ленин знал о нем, но молчал, справедливо полагая, что друг Лейба сам принесет и покажет, и еще обоснует. И Лейба уже три раза приходил и все совал под нос другу свою программу.

Ленин выслушал его, затем нахмурился, сощурил левый глаз и сказал:

– Лейба, я обеими руками «за». Ты знаешь, я ненавижу русских. Русский мужик – дрянь, пролетарская сволочь. Но он может исполнять роль раба. А рабы нам нужны, Лейба. Если мы уничтожим всех русских, с кем мы тогда останемся, скажи? Мировой революции пока у нас нет, даже не светит. Если бы…если бы она произошла, и мы бы имели мировое пролетарское государство, нам бы ничего не стоило бросить этот бесхвостый народ на полное уничтожение. А так… придется и с ними трудиться в невероятных условиях, а куда деваться?

Как только настанет благоприятное время, мы вернемся к этому вопросу. Пока не торопись торопись, отложи пока. Нас и Европа может не понять. Ну-ка прочти мне вслух, я лучше воспринимаю.

Лейба обрадовался, надеясь, что Ленин одобрит его план, он тут же встал, пригладил пейсы, и начал читать.

«Русский народ нам нужен лишь как навоз истории.

Россия – наш враг. Она населена злыми бесхвостыми обезьянами, которых почему-то называют людьми…

Нет ничего бездарней и лицемер ней, чем русский мужик.

Мы должны превратить Россию в пустыню, населённую белыми неграми, которым мы дадим такую тиранию, какая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока.

Разница лишь в том, что тирания эта будет не справа, а слева, не белая, а красная. В буквальном смысле этого слова красная, ибо мы прольём такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побледнеют все человеческие потери капиталистических войн.

Крупнейшие банкиры мира из-за океана будут работать в теснейшем контакте с нами.

Если мы выиграем революцию, то раздавим Россию и на погребальных обломках её укрепим власть сионизма, станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени. Мы покажем, что такое настоящая власть.

Путём террора, кровавых бань мы доведём русскую интеллигенцию до полного отупения, до идиотизма, до животного состояния…

А пока наши юноши в кожаных куртках – сыновья часовых дел мастеров из Одессы и Орши, Гомеля и Винницы умеют ненавидеть всё русское! С каким наслаждением они физически уничтожают русскую интеллигенцию – офицеров, академиков, писателей!…»

– Недурно, но не ко времени, Лейба.

– А Тамбов? – спросил Лейба, зная, что Тамбов уничтожают, крестьян сжигают живьем в заколоченных домах, а потом начнут травить газом.

– Что Тамбов? Тамбов надо уничтожить полностью, стереть с лица земли, убрать с географических карт и со всех справочников. И это уже делается… по моему распоряжению. Его уже нет, и не было, Лейба! не было такой территории. Дай там команду и проследи. Мои указания – закон. Не забывай, Лейба. К тому же восстание полностью подавлено. Отравляющие вещества сработали на славу. Больше отравляющих веществ, больше. А крестьяне…они сами сдались, особенно те, что были в лесу, когда их травили газами. Мы можем уничтожить 50 % населения России, но не больше, Лейба. Работать некому будет на наших заводах. Кстати, я тут подготовил решение ВЦИК, оно звучит так: «Признать государственно– необходимым вывоз хлеба до 50 миллионов пудов». Германия ждет наш хлеб, за саботаж расстрел.

– Но у нас в стране назревает голод, он практически уже начался, – сказал Троцкий, довольно потирая руки.

– Голод? Ха! это архи важно. Голод мы заставим работать на себя, на мировую революцию, Лейба.

– Как это, великий и мудрый? – удивился Лейба и даже подчеркнул свое удивление, стараясь сделать приятное своему боссу.

– Гм, очень просто. Все гениальное просто, Лейба, учись, пока есть, у кого учиться.

Ленин встал, заложил руку за жилетку и стал расхаживать по кабинету. Лейба всегда создавал ему хорошую компанию. Когда он сидел в его кабинете, Ленину казалось, что мировая революция, на которой он был буквально помешан, должна совершиться.

Но тут ворвался Коба.

– Ваша мат, блат, у мэнэ не хороший новост. На Грузий кушат нэчэго. Кто виноват, ти Лейб? Зарэжу. Блат буду, зарэжу. Надо постановлэний ЦИК. Илич, дорогой, выдели один тысяч тонн зерна на Грузий. Моя вэрнутся на Царэцэн и тэбэ вернут два тысяч тонн.

– Фотиева! кто у нас министр сельского хозяйства, Муцельсон? Передай распоряжение послать в Грузию 1500 тонн зерна, а грузины сами обмелят на муку. Все, Коба! ты там про голод ничего не слышал.

– Моя слышат, но то симулянт, – сказал Коба и ушел. Коба не любил Бронштейна, он чувствовал в нем будущего соперника и ревновал. А ведь никто так много денег не дарил Ленину на мировую революцию, как он. Ведь никто не знает и никогда не узнает, сколько банков он ограбил кроме Тифлисских, и сколько чемоданов отправил в Швейцарию задолго до революции.

– Итак, на чем я остановился? а, на голоде. Голод… это когда есть нечего, гм, а ведь можно и потерпеть. Пролетариат терпит, а почему бы кулакам не потерпеть? Я тоже иногда думаю по морить себя голодом, врачи советуют, но мои близкие возражают и… суют мне всякие деликатесы, икру там, копченый угорь, молодую индейку, телячьи языки и все такое прочее, отобранное у богатеев.

– А что мы будем кушать, когда кулаков и капиталистов вырежем и отравим их газом, как наш генерал Тухачевский сделал это в Тамбовской области? – спросил Лейба.

– Лейба, запомни – Тамбовской губернии уже нет, ее нет на карте. А по твоему вопросу я думаю так: сами богатеть начнем…за счет пролетариата, и… это архи важно, голод побуждает нас провести экспроприацию имущества монастырей, храмов и церквей. Там же все блестит золотом. Ты синагогу посещал?

– Только в детстве, – признался Лейба. – Но, Ильич, нам синагоги нельзя трогать, это же, наши святыни.

– Не переживай, я трогать синагоги не стану. По крайней мере, сейчас. А там посмотрим. А, еще. Когда мы с буржуями и кулаками покончим, мы двинемся в другие страны…, обойдем Польшу, двинемся в Германию, наши доблестные войска во главе с тобой и Тухачевским освободят немцев от капиталистического ига, и мы там начнем устанавливать советскую власть. Ты думаешь, там некого экспроприировать? Как бы ни так! У них полно колбасы. Начнем колбасу есть и пивко попивать, и славить вождя мировой революции, то есть меня. Так что пусть наши кулаки пухнут от голода.

Вскоре вошла Фотиева с кипой бумаг.

– Владимир Ильич, срочные бумаги. В южных районах крестьяне гибнут от голода, они вас просят…

– А меня все теперь просят. Положи на стол. Я завтра или послезавтра просмотрю на досуге, если такой досуг будет. А пока сочини просьбу о помощи. Я подпишу, так и быть подпишу. Не хочется унижаться перед капиталистами, но ничего не поделаешь.

– Кому писать прикажете?

– Американскому президенту. Мы их подводили несколько раз, а потом, осознав ошибку, прекратили. Возможно, надо было извиниться, но… перед кем, перед капиталистами? Да, ни за что в жизни. Короче, сочини письмо и после моей подписи передай в американское посольство в Москве.

– Банку черной икры и две чашки кофе со сливками, – приказал Бронштейн.

– Лейба, ты дневник ведешь?

– Признаться, иногда.

– И что ты туда записываешь?

– Ну, всякое такое… в основном, встречи с вами, форумы всякие там, кто и что сказал. Иногда капризные выходки своей второй жены.

– Тогда береги этот дневник. Помни: все, что ты туда заносишь – это государственная тайна. Это архи важно. Наши недоброжелатели не должны докопаться до этих тайн. Веди записи под грифом «совершенно секретно». Твоя баба, на которой ты второй раз женат, не должна просматривать эти записи.

Ленин почесал затылок, стал нервничать, подозрительно смотреть на своего друга, который ему довольно часто преподносил всякие сюрпризы.

– Лейба, честно говоря, я от тебя этого не ожидал. Как мне с тобой теперь держаться, если ты – каждое мое слово фиксируешь в своем дневнике? А может, ты связан с немецкой разведкой? Что мне с тобой делать, скажи? Коба, заходи. Мы с Лейбой все уже обговорили.

16

Первые сводки о голодающих не насторожили, а обрадовали вождя. Вот он ученый Павлов со своей обезьяной, все идет по плану, причем этот план стелется у ног сам, его не надо составлять, согласовывать, назначать руководителей для проведения эксперимента. Надо только ждать, набраться терпения, а потом, когда эти обезьяны привыкнут, когда их сознание прилепится к этому голоду и никто больше не захочет сытой буржуазной жизни, вот тогда, в этих районах появятся люди новой коммунистической формации.

Троцкий с какой-то подозрительной ухмылкой доносил каждый день, у него были свои планы: он убивал русских бесхвостых обезьян, вернее они сами себя убивали голодом. Голод им никто не устраивал, сами себе устроили. Нечего было прятать хлеб по подвалам, где сыро, где зерно покрывалось плесенью, нечего было оказывать сопротивление советской власти, прятаться по лесам. Настоящий пролетарский крестьянин должен находиться в поле…общественном поле, где растут общественные хлеба, рассуждал Бронштейн, переваривая эти мысли в извращенных мозгах.

Несколько иную позицию занимал Иосиф Джугашвили и другие члены Политбюро. Иосиф знал установку Бронштейна превратить Россию в пустыню и заселить ее евреями и не одобрял ее, поскольку где на дне души у него дремала идея захвата золотого кресла после смерти вождя. «С кем же моя будэт работат, если эти два еврея вырежут всех русских?» – думал наедине с самим собой.

* * *

Ленин был хорошим стрелком, идейным вдохновителем массовых убийств, поджога чужих домов, как его прадед Мойше Бланк и всевозможных других экзекуций, но в сельском хозяйстве он ничего не понимал, в развитии страны тоже, сам он нигде никогда не работал, так пописывал жалкие статейки, сочинял никому непонятные талмуды. По своей сути он стал отменным террористом и интриганом. Конечно гопники возвели его в ранг божества. И было за что: он отдал им великую страну с ее несметным богатством на растерзание.

Бездарное руководство страной после захвата власти, привело к массовому голоду и людоедству. И с учением Павлова ничего не вышло: крестьяне умирали семьями, поедали своих детей, не хоронили стариков. Вместо обезьяны в тисках вышла всемирно известная трагедия умирающего народа и чтоб спасти страну, пришлось подключиться и иностранным государствам.

России нужен был правитель, обладающий знаниями во многих областях, имеющий элементарные навыки в руководстве даже маленького коллектива. А что знал Ленин, жалкий иммигрант, живший за границей и писавший малопонятные, никем не читаемые статейки, поругивая капиталистов? Да он был малограмотным чиновником с замашками диктатора.

Что касается других евреев, составивших интернациональную бригаду для захвата власти, так это были сплошные уголовники, либо те, кто конфликтовал с законом. Да, они умели читать и писать, делая по две-три ошибки в слове. Это, как правило, недоучки, изгнанные из учебных заведений за неадекватное поведение.

Ленин, вспомнивший о продразверстке, которая проводилась еще до захвата власти царем, принесла плоды, и прошла гладко, все время шлепал себя по лысине и произносил: ай, да Володя, ай да мудрый человек.

Он был уверен, что продразверстка решит все проблемы с питанием красноармейцев, которые жгут города, наводя в них революционной порядок. Он и подумать не мог, что продразверстка приведет к голодной смерти миллионов крестьян, что сельское хозяйство аграрной страны будет загублено на долгие десятилетия.

Вот одна из сводок ГПУ от 3 января 1922 года:

«…Наблюдается голодание, таскают с кладбища трупы для еды. Наблюдается, детей не носят на кладбище, оставляя для питания…»

Из информационной сводки ГПУ по Тюменской губернии от 15 марта 1922 года:

«…В Ишимском уезде из полумиллиона жителей голодают 265 тысяч. Голод усиливается. В благополучных по урожайности волостях голодают до 30 % населения. Случаи голодной смерти учащаются. На границе Ишимского и Петропавловского уездов развивается эпидемия азиатской холеры. На севере свирепствует оспа и олений тиф».

Об искусственном голоде, в частности в Петрограде, пишет в своем дневнике фрейлина императрицы Анна Вырубова (Танеева): «Большевики запретили ввоз провизии в Петроград, солдаты караулили на всех железнодорожных станциях и отнимали все, что привозили. Рынки подвергались разгромам и обыскам; арестовывали продающих и покупающих».

В последующие годы большевистские фальсификаторы исторических событий не смогли скрыть голод 21–22 годов двадцатого века, не смотря на все меры предосторожности, но они запустили очередную ложь о том, что голод был вызван неурожаем в предыдущие годы, а то, что они грабили крестьян во время продразверстки, как бы забыли. Какой же может быть урожай, если изымалось грабителями все, в том числе и семена, предназначенные для посева?

* * *

Война с собственным народом на фоне голода принесла большевикам огромную победу: свыше пяти миллионов человек стали жертвами голодной смерти. Трудно это передать словами, это можно увидеть на фотографиях, таких редких, оставшихся на руках тех, кто выжил, а те, в свою очередь передавали из поколения в поколение. Это страшные картины. На любую из них без слез не взглянешь: это дети, которые не видели куска хлеба больше года, они забыли вкус молока, они питались мясом своих погибших матерей и отцов, младших братьев. Нередки были случаи, когда родители, обезумев, старались избавиться от лишних ртов.

Эти фотографии – приговор эфемерному коммунистическому раю, а точнее отцу и учителю всех детей Владимиру Ленину. Вот, что он принес на русскую землю, любуйтесь те, кто еще не избавился от еврейского коммунистического рая.

Выжившие дети становились сиротами и пополняли армию беспризорников.

В деревнях Самарской, Саратовской и в особенности Симбирской губернии жители атаковали местные советы. Они требовали выдачи им пайков. Люди съели всю скотину, а затем принялись за кошек и собак, и даже за людей.

Люди продавали все свое имущество за кусок хлеба. В то время дом можно было приобрести за ведро квашеной капусты. Жители городов продавали имущество за бесценок и хоть как-то держались. Однако в деревнях ситуация становилась критичной. Цены на продукты резко взлетели. Голод в Поволжье (1921–1922 гг.) привел к тому, что спекуляция начала процветать. В феврале 1922 года на Симбирском рынке пуд хлеба можно было приобрести за 1200 рублей. А к марту за него просили уже миллион. Стоимость картофеля достигала 800 тысяч рублей за пуд. При этом годовой заработок простого рабочего составлял, примерно, тысячу рублей.

В 1922 году с все увеличивающейся частотой стали поступать в столицу сообщения о людоедстве. Сводки за 20 января упомянули о случаях его в Симбирской и Самарской губерниях, а также в Башкирии. Он наблюдался везде, где был голод в Поволжье. Каннибализм 1921 года начал набирать новые обороты в следующем, 1922 году. Газета «Правда» 27 января написала о том, что в голодающих районах наблюдается повальное людоедство. В уездах Самарской губернии люди, доведенные голодом до безумства и отчаяния, поедали человеческие трупы и своих умерших детей. Вот к чему привел голод в Поволжье.

Каннибализм 1921 г. и 1922 г. был засвидетельствован документально. Например, в отчете члена Волисполкома от 13 апреля 1922 года о проверке села Любимовка, находящегося в Самарской губернии, было отмечено, что «дикое людоедство» принимает там массовые формы. В печке одного жителя он нашел сваренный кусок плоти человека, а в сенях – горшок с фаршем. Возле крыльца было обнаружено множество костей. Когда женщину спросили о том, откуда она взяла плоть, она призналась, что ее 8-летний сын умер, и она его разрезала на куски. Потом она убила и свою 15-летнюю дочь, пока девушка спала. Людоеды времен голода в Поволжье 1921 года признавались, что даже не запомнили вкус человеческого мяса, так как ели его в состоянии беспамятства. Газета «Наша жизнь» сообщала, что в деревнях Симбирской губернии на улицах валяются трупы, которые никто не убирает. Жизни множества людей унес голод в Поволжье в 1921году.

Каннибализм был для многих единственным выходом. Дошло до того, что жители начали воровать друг у друга запасы человеческого мяса, а в некоторых волостях для пищи выкапывали покойников. Каннибализм во время голода в Поволжье уже никого не удивлял.

Весной 1922 года по данным ГПУ в Самарской губернии было 3,5 млн. голодающих, 2 млн. – в Саратовской, 1,2 млн. – в Симбирской, 651,7 тысячи – в Царицынской, 329,7 тысяч – в Пензенской, 2,1 млн. – в Татреспублике, 800 тысяч – в Чувашии, 330 тысяч – в Немецкой коммуне. В Симбирской губернии только к концу 1923 года был преодолен голод.

Губерния для осеннего посева зерновых получила помощь продовольствием и семенами, хотя до 1924 года суррогатный хлеб оставался основной пищей крестьян. По данным переписи, проведенной в 1926 году, население Симбирской губернии сократилось, примерно, на 300 тыс. человек с 1921 г. От тифа и голода погибло 170 тыс., 80 тыс. было эвакуировано и, примерно, 50 тыс. бежало. В Поволжском регионе по самым скромным подсчетам погибло 5 млн. человек.

Позже в Поволжье в 1932–1933 гг. гений всех народов, академик всех наук, доктор, профессор без среднего образования, великий, мудрый, усатый отец всех рабов СССР Иосиф Джугашвили инициировал голод не только в Поволжье, но и в других районах страны. Все проходило по той же ленинской схеме. Евреи, работавшие на прежних должностях при Сталине, возликовали. Их отец иудей Бланк (Ленин) отказался от полного уничтожения русских рабов, а его ученик возобновил тактику Бронштейна.

Ленин потирал руки. Открытие Павлова сработало. Ленин победил. Теперь бесхвостые белые обезьяны были покорены полностью и окончательно: они стали духовными рабами навечно. И плодили рабов, поскольку ленинское духовное рабство внедрилось в их гены. Он доказал своим соратникам, членам Политбюро, что не идея Бронштейна воплотилась, а его – Ленина, и таким образом еще выше поднял свой авторитет. Они теперь открыто стали его восхвалять, и объявили убийцу земным Богом.

А куда было деваться голытьбе, тем же гопникам и прочему пролетариату? Только кричать «ура» и хлопать в ладоши.

17

Апфельбаум-Зиновьев докладывал на одном из пленумов «О состоянии голода в Поволжье». Члены архипелага слушали ужасающие цифры без особого интереса, если не сказать равнодушно: кто чертил крестики-нолики в записной книжке, кто перешептывался, кто посапывал. Один Ильич нервничал. Вроде цифры радовали, рабство постепенно, но неукоснительно внедрялось без каких-либо возражений, без кнута и, главное, без агитации и пропаганды. С другой стороны, голодающие демонстрировали совершенно другое положение дел. Они, молча, голодали, убивали скот и иную живность, а когда все это кончилось, поедали мертвых – детей, стариков и тех, кто добровольно, раньше срока уходил в коммунистический рай, но не сдавались.

Рабочий класс едва держался: продовольственные карточки сплачивали людей, тут хорошо зарекомендовала себя пропаганда, дескать, партия забоится о каждом человеке персонально и активно строит коммунизм.

С другой стороны цифры, которые приводил Апфельбаум, стали раздражать вождя. Разве может такое быть, чтоб вся страна голодала? А кто же будет строить коммунизм?

А Апфельбаум называл одну цифру страшнее другой.

– В районах Поволжья полностью отсутствует медицинская помощь, нет медикаментов, нет продуктов питания, употребление в пищу всякого рода суррогатов и падали больных животных, и даже людей, порождает громадную заболеваемость населения на почве голода. Заболеваемость выражается главным образом в виде крайнего истощения, дизентерии и отеках, опухолях, а также тифа. Многие люди настолько опухли, что совершенно обезличены: руки-ноги, как подушки, лицо налито, едва глаза видны. Есть деревни и села, где все жители лежат в лежку, то есть повально. Заболеваемость выражается в следующих цифрах:

Данные за июль:

сыпной тиф– 159 человек;

брюшной тиф —1515;

дизентерия-5 686;

истощение-2050

Данные за декабрь:

сыпной тиф– 2035;

брюшной тиф-1690;

дизентерия-17031;

цинга-4236;

истощение —16263.

Как видим, данные увеличиваются с каждым месяцем в разы. Это приведет…

– Товарищ Апфельбаум! позвольте вам не позволить вести наклеп на советскую республику, – воскликнул Ленин и направился к трибуне, чтобы удалить докладчика и занять его место. – Ну, допустим, в январе эти люди умрут, ну и что же? они умрут с достоинством… за советскую власть, за то, что мы их освободили от помещиков и капиталистов, на которых они трудились день и ночь практически бесплатно. Хорошо бы еще такой плакат… нарисовать, растиражировать во всех газетах, назвав его так: «Советская власть шагает по Поволжью и по всей Сибири, и по всей стране, включая Украину». Есть у нас художники? А вот один, в углу босой, в рваных штанах. Работайте, товарищ, работайте, зарабатывайте на хлеб. А бравировать какими-то цифрами на заседании Политбюро, это… пахнет уклоном, товарищ Апфельбаум. Ты, Гершон, подвергнешься порке. Лично от меня. Вместо того чтобы прийти в восторг, как умирают русские крестьяне, которым я обещал землю, ты несешь нам тут какую-то мрачную информацию. Снимки у тебя есть?

– Полно, – брякнул бедный Гершон и тут же пожалел, что у него это вырвалось, но уже было поздно.

– У тебя еще снимки?! сжечь! Немедленно! Это провокация, это стремление дискредитировать советскую власть. Нет, не получится, господа! Наши враги на западе могут истолковать их по-своему и не в нашу пользу, не в пользу пролетарской революции, ради которой все мы рисковали жизнью. У меня до сих пор болят шейные позвонки: Лейба всем своим грузом давил мне на эти позвонки во время штурма Зимнего, оберегая вождя мировой революции от всяких случайностей. Он истинный друг, а ты, Гершон, отклонился влево, нет, вправо. Впрочем, садись, Гершон и сиди тихо, как мышь, когда коты рыскают по дому. А я, товарищи, с очередным предложением. Эта смертность… должна послужить для взлета нашего, только что зародившегося государства. Ведь как получается: люди умирают и они умирают с достоинством, а государство остается, и мы руководители этого государства тоже остаемся, чтобы построить коммунизм. Продразверстка нам ничего особенного не дала, мы что-то упустили, где-то недоработали, у нас не хватило бдительности, принципиальности в выполнении приказов свыше, требующих немедленной расправы с кулаками; и только Тухачевский применил газ и подавил кулацкие мятежи. Но это нам принесло потери и даже брюзжание западных газетчиков. А голод принесет нам пользу. Должен принести. Этого требует революция, этого требует народ. И потому во имя всех трудящихся, которых мы освободили и дали им землю, я прошу Политбюро принять решение о национализации имущества церквей, монастырей и всяких там богоугодных заведений, коль мы бога свергли с небес и можем его заменить земным богом на радость мирового пролетариата.

– Кроме синагог, кроме синагог, – завопили евреи, члены Политбюро, массируя те места, где у них раньше росли пейсы…

– Ни синагоги, ни мечети, ни костёлы, ни униатские церкви мы трогать не будем! пусть себе молятся. Я имею в виду православную, русскую церковь как наиболее реакционную. Православие – это… что-то русское, помещичье, что-то реакционное, кулацкое, что-то от русского темного мужика, мы этого мужика называем дрянью, а товарищ Бронштейн, вообще, назвал русских бесхвостыми обезьянами и предложил их уничтожить с последующим заселением освободившейся территории евреями, но я пока предложил ему воздержаться и даже временно снять этот лозунг. Коба, ты с ним переговори как-нибудь на досуге и внуши…

– Моя ему сдэлат харакири, – отозвался Сталин из последних рядов.

Троцкого бросило в жар. Хотя в партийной иерархии сам он числился вторым человеком после Ленина, – он был таким же жестоким и так же признавал первенство еврейской нации над другими народами, и где-то даже старался перещеголять Ленина, – но он стал замечать, что Сталин… этот спокойный, молчаливый грузин, все ближе и ближе подбирается к Ленину и как бы становится его правой рукой. И это происходило независимо от самого Ленина: Ленин не хотел этого, но Сталин, подобно пауку, заманивал Ленина в свои сети, видя в нем жирную муху. Кроме того, любое слово, сказанное в его адрес, которое ему могло не понравиться, Сталин прятал в глубины мозговых извилин, хранил его там до поры до времени, но так, что в любое время мог извлечь это слово, придать ему нужную окраску и превратить его в копье. Если сам Троцкий забывал обидные слова или превращал их в шутку, то у Кобы все происходило наоборот. И это было страшно. Этот молчаливый взгляд говорил о многом, но никто из членов Политбюро не мог точно знать о чем.

И Троцкий вскочил, будто ему шило воткнули в то место, на котором он сидел. Он подошел к трибуне и негромко произнес: подвинься. И Ленин как друг уступил трибуну.

– Товарищи члены Политбюро! наверное, вы все знаете мою установку или, так называемый, девиз в отношении русских и России в целом. С этим девизом я начинал революционную борьбу, но тогда я думал о победе революции во всем мире. В таком случае, что нам стоило пожертвовать одной страной, вернее ее населением для того, чтобы, уничтожив это население, заселить пустующую площадь этой страны нашими евреями? Но оказалось, что такая победа не состоялась, мировой революции не получилось, следовательно, нам приходиться работать с этим народом, который нам безоговорочно покорился. И само собой вышло так, что я ошибся. Я признаю эту ошибку и снимаю свой лозунг. Думаю, что и Владимир Ильич перестанет русских называть дураками. Выходит, так, что каждый из нас может ошибиться, и в целом мы можем допустить ошибку. Вот ты, Кацнельсон. Зачем ты расстрелял несовершеннолетних детей Николая Второго, зачем ты забросил в шахту живую игуменью Елизавету, супругу московского генерал-губернатора? она же на свои сбережения помогала сиротам, содержала больницу для бедных. А потом… она обладала божественной красотой, а ты такой урод, Кацнельсон-Муцельсон! Я призываю членов Политбюро осудить действия Кацнельсона-Свердлова и вынести ему… замечание.

Ленин, сидя долго улыбался, он хорошо знал, что у Бронштейна не все в порядке с головой и что он должен выговориться в это время, а потом он придет в себя и все станет на место. И сам Бронштейн сядет на место, достанет платок из потертых брюк, чтобы промокнуть мокрые глаза.

Так оно и вышло. Бронштейн смахнул слезу, махнул рукой и быстро сел на место. Здесь он покрылся потом. У него оказалось по одному платку в каждом кармане и он стал их доставать по очереди и вытирать пот с лица и шеи.

Члены Политбюро вяло реагировали на действие своего сотоварища и на это были свои причины. Многие из них провели ночь в парилке с юными подругами, которые требовали к себе не только внимания в смысле обычного ухаживания, но и выполнения мужских обязанностей, да еще до трех-пяти раз, а пять сеансов выдерживал только Коба, остальные опускали крылышки уже после первой ходки и погружались в сон.

Ленин щурил глаз до тех пор, пока не разгадал в чем дело. А разгадав, стал на сторону мужиков, проявил мужскую солидарность и покинул заседание Политбюро.

– Итак реакционный доклад Гершона о голоде, якобы повсеместном, снимается с повестке дня, – произнес вождь уже находясь в коридоре.