Текст книги "Публицистика 1987 - 2003 годов.
О войне, о себе, о книгах о войне, о танках, самолётах и людях."

Автор книги: Василий Федин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Остановка в безводном Красноводске, опресненная морская питьевая вода, переправа в штормовую ночь через Каспийское море на теплоходе «Дагестан», дикая морская качка: все пассажиры и почти вся команда, за исключением 3-х человек (капитана, боцмана и еще кого-то), – вповалку в трюме, «травят». Выставлена бочка с селедкой, рекомендуется от морской качки, бери бесплатно, сколько надо. Выбираюсь на палубу глотнуть свежего воздуха. Волны захлестывают палубу, еле удерживаешься за поручни ограждения... На следующий день шторм утих, на подходе к Баку сказочная, невиданная ранее картина: зеленое море внизу, на полнеба белоснежные Кавказские горы, сливающиеся с белыми облаками. Карантин. Ожидаем повторную приемную комиссию, приводим себя в порядок. Цена за стрижку в ближайшей парикмахерской за день подскочила в 3– 4 раза, уходят последние деньжонки, с себя продать уже нечего, а вокруг столько соблазнов: орехи, фрукты, белый хлеб без карточек. Ночуем опять в кинозале, часто смотрим кино, каждый день выходим на прогулки, маршируем строем, разучиваем морские песни. Питание 3-х разовое, хорошее, по училищной норме... И – новая, обескураживающая весть: в это училище прибывает эвакуирующееся Ленинградское высшее военно-морское училище, а нас, всю команду, возвращают обратно. Переживания, досада.

Снова погружаемся на теплоход, Каспий переплываем без качки. В Ташкенте вагон наш отцепляется от поезда и загоняется в тупик: у кого-то из пассажиров обнаружен тиф. Всему вагону карантин, санпропускники. После медосмотра разрешено выходить из вагона в город. Недельное ожидание. Переселились на вокзал, осаждаем продпункт, коменданта станции просим скорее отправить дальше.

Бродим по городу. Поразил ташкентский базар. По календарю зима, февраль, а тут – свежие арбузы, дыни, виноград, яблоки, груши, орехи и много, много еще всякой диковины. Это после Ярославщины-то, где зимой основной и фрукт, и овощ – соленый огурец, чудеса.

Много еще всего довелось повидать за дни этого неожиданного путешествия и длительных стоянок на разъездах. В Ташкенте на вокзале масса военных поляков. Это, как позднее стало известно, ан– дерсовская польская армия, дезертирующая в Иран. По ночам всех обитателей вокзала выставляют на улицу, помещение дезинфицируется. Днем в Ташкенте тепло, а ночи сильно холодные. В пути где-то за Оренбургом остались без продуктов; то ли продаттестат на предыдущем продпункте неправильно был оформлен, то ли остановка поезда была короткой на той станции, где должен быть следующий, сейчас не помнится уже, но двое суток пролежал на вагонной полке совершенно не евши. Ничего, через сутки и есть перестало хотеться. Денег тоже ни рубля, одна звонкая мелочишка, но пристанционные базарчики, они были на каждом полустанке, тоже не под мелочь – нужны десятки и сотни рублей. Так что рыночные отношения во время войны у нас были настоящие, и товар на рынках был по тем меркам в изобилии: молоко, ряженка, простокваша, творог, вареная картошка, соленые огурцы, квашеная капуста, домашние лепешки; еще ранее, в Средней Азии – изюм, вяленая и свежая дыня, многое другое.

Не успели опомниться по возвращении в Уфу – новая весть: с открытием водной навигации возвращаемся в Рыбинск. Снова погрузочно-разгрузочные работы, перевозка на пристани возвращаемого оборудования и снова, теперь уже более приятное, путешествие по воде, по Белой, Каме, Волге. В Горьком застала безрадостная весть: наши войска после длительной упорной обороны оставили Севастополь. Значит, повоевать нам все же доведется.

В Рыбинск прибыли в начале июня, но до учебы дело дошло не сразу. Снова разгрузка-погрузка, перевоз возвращенного оборудования, необходимого для восстановления нормальной работы техникума. Потом небольшой бригадой (три студента и один опытный преподаватель) восстанавливали паровое отопление в большом доме, отведенном для сотрудников и студентов авиатехникума. В спешке прошлогодней осенней эвакуации забыли спустить воду в системе отопления и водопроводе в покинутых помещениях, и все трубы были разморожены, т.е., порваны при замерзании. Дело мы сделали своей небольшой бригадой. Директор техникума нас знал и ценил за добросовестную работу и не случайно поручил ответственное дело, постоянно заботился, делал все, чтобы мы работали с полной отдачей: оформлены нам были рабочие продуктовые карточки, зарплата сверх стипендии. После опрессовки и принятия системы отопления присвоили квалификацию слесаря – водопроводчика 3-го разряда, а к зиме – повысили разряд до 5-го и зачислили на должность дежурного слесаря по паровому отоплению без отрыва от учебы.

Вот так в течение первого военного года пришлось повидать и эвакуацию авиазавода, института и техникума, ощутить жизнь страны военного времени на обширной территории, освоить разнообразные рабочие специальности – побывать и грузчиком, и извозчиком, и квалифицированным слесарем-водопроводчиком. Последующие полтора года параллельно с учебой – постоянная работа у всех студентов: походы в дальние совхозы за семенной картошкой, работа на подсобном хозяйстве, вытаскивание и перевозка сплавного леса и многое, многое другое. Но все существо рвалось на фронт, что и удалось осуществить, но только в 1944 г.

ПО ПУТИ В ВОЕННУЮ АВИАЦИЮ

По пути в военную авиацию я попал, можно сказать случайно, в танковые войска. До войны, как и многие мальчишки тридцатых годов, мечтал об авиации, мечтал летать. В августе 41-го 16-ти летним поступил учиться в авиационный техникум, но все время рвался попасть в летную или авиатехническую военную школу. Но это так и не получилось у меня во время войны, получилось лишь после войны.

Студенты авиатехникума, готовившего технологические кадры для авиационных заводов, освобождались от призыва в армию, находились под твердой «броней». Но добровольцев попасть в армию военкоматы приветствовали и способствовали их устремлениям. Так я в начале 1944 года, пройдя все комиссии военкомата, был зачислен в команду, отобранную для поступления в летную школу. Но спустя некоторое время, непосредственно перед отправкой в летную школу, неожиданно при повторном медосмотре был отчислен из

команды по зрению. (От интенсивного чтения лежа в ожидании отправки команды резко ухудшилось зрение левого глаза – с 1 до 0,6). Отчаянию не было границ. Попросился отправить туда, откуда можно быстро попасть на фронт. Конечно, было ясно, что сначала необходимо приобрести какую то военную специальность. Направили меня сначала на ярославский, затем на московский пересыльные пункты. У меня уже значилось незаконченное средне-техническое образование, поэтому мне настойчиво предложили поступать в Московское общевойсковое командное училище имени Верховного совета РСФСР и направили туда. На мандатной комиссии в этом училище я отказался поступать в это, хотя и довольно престижное училище, мотивируя отказ своим непреклонным стремлением поступить в авиатехническое училище или авиашколу. Лежа уже не читал, зрение левого глаза стало восстанавливаться, и я снова воспрянул духом. Оказался снова на пересыльном пункте в Москве. При появлении на пересылке очередного «покупателя» из танковой школы, согласился поступить туда, соблазнившись коротким сроком обучения в школе – всего – 4 месяца.

Вот таким путем я и оказался в 9-м учебном танковом полку на окраине города Владимира. Но раз так получилось, то старался изучить неожиданно новое, но небезынтересное дело досконально. Учеба наша началась в батальоне радистов-пулеметчиков. Все интересно: и военная специальность романтическая, и специальность радиста хороша как гражданская специальность. Внезапно, однако, весь батальон переводится на новую специальность – заряжающий, в связи с постановкой на вооружение модернизированного танка Т-34 с новой, существенно более мощной пушкой 85-мм калибра и с новой башней. Специальность заряжающего не прельщала, но видимо, предвидя это, руководство танковыми войсками в утешение придумало сделать заряжающего еще и помощником механика-водителя, самой авторитетной и значительной фигуры в танковом экипаже. Официально наша специальность теперь именовалась: «заряжающий – младший механик-водитель».

Учился в танковой школе с интересом, методика обучения и наглядные пособия были великолепны: настоящий танк Т-34-85 – полностью в разрезе, двигатель В-2 – в разрезе, элементы ходовой части (главный фрикцион, бортовые фрикционы, коробка перемены передач) – в разрезе. Новая полуавтоматическая пушка ЗИС-С-53 тоже полностью в «разрезе, механическая полуавтоматика пушки – как на ладони. Пулемет Дегтярева танковый – ДТ полностью в разрезе. Унитарный патрон к пушке и взрыватели снарядов – в разрезе. Все натурально, в железе. Были, конечно, и соответствующие хорошие, многоцветные плакаты. Все просто и понятно. Дизельный двигатель В-2 освоил более досконально, чем требовалось, так как в авиатехникуме уже был хорошо знаком с У-образными авиамоторами, на заводской практике работал на сборке авиамотора М-105...

Через два месяца учебы, при полном курсе обучения 4 месяца, подал рапорт о переводе в выпускной взвод. Замполит батальона, капитан Хорольский, с одобрением подписал рапорт. Все выпускные экзамены сдал только на отлично и в середине июня был уже в запасном полку 3-й Учебной танковой бригады вместе со всем своим выпускным взводом, под Горьким. Там из нас, выпускников 9-го УТП, сформировали экипажи, включили в них командиров танков – офицеров и образовали танковую роту. В конце июля вся рота была направлена на знаменитый Сормовский завод: он с осени 1941 года кроме своей основной продукции стал делать и танки Т-34. Недели две жили в общежитии на заводе, участвуя в изготовлении своих танков. Монтировали опорные катки, ведущие и ведомые колеса, натягивали гусеницы, выполняли другую несложную работу, уже хорошо знакомую по танковой школе, полезную и для нас в смысле более углубленного познания матчасти своего оружия, и заводу помощь. Затем приняли готовые для нашей маршевой роты 10 танков, полностью укомплектованных включительно до НЗ – неприкосновенного запаса продовольствия. В течение следующего дня с утра до позднего вечера выполнили всю обязательную обкатку танка и проверку стрельбой оружия: совершили довольно длительный марш по пересеченной местности, отстрелялись на полигоне из пушек и пулеметов. Ни одной серьезной поломки или отказа оружия. Лишь в одном танке пулемет, спаренный с пушкой, оказался плохо закрепленным, заряжающий этого при приемке машины не заметил и немедленно был наказан: при стрельбе ствол пулемета сместился, пули ударились о внутреннюю поверхность брони и рикошетом попали в грудь заряжающему. Ранение оказалось нешуточным, он был заменен и отправлен в госпиталь. На другой день нас обмундировали во все новое, но сапоги получили только механики-водители, остальные, кроме командиров танков, – обмотки. Это, конечно, сильно ударило по самолюбию танкистов и престижу танковых войск в наших глазах. В тот же день танки поставили и закрепили на железнодорожные платформы, и мы отправились на войну.

Из того, что видел на войне, чему был свидетелем, в чем участвовал сам, хорошо помнятся первые дни непосредственного участия в боях, первая танковая атака, те танковые бои, в которых был либо ранен, либо горел. Многое, конечно, забыто. Ушли из жизни те немногие боевые товарищи, с которыми приходилось общаться ранее, обсуждать тот или иной эпизод. Хорошо еще то, что ранее довелось сравнительно много опубликовать из своих воспоминаний в газете ВВИА имени Н.Е.Жуковского «Вперед и выше», в других газетах, и многие факты, даты, цифры сохранились и сейчас под рукой. Но замечаю за собой: в то время, как многое существенное, особенно из скоротечных успешных боев забылось, наверное, из-за постоянного бессонного тогда состояния, хорошо помнятся эпизоды, не связанные с боями, но врезавшиеся в память своей необычностью. То, например, как ранним утром на станции Вильно отстал от своего воинского эшелона с танками по пути на фронт. Раздетый, голодный с несколькими рублями в кармане, без документов. Хорошо, что еще в танкистском шлеме, это помогло. Добежал до выходной стрелки, спросил у стрелочницы, там была развилка путей, в каком направлении ушли танки, рассказал о своей беде. Она, добрая пожилая женщина, посоветовала быть где-нибудь рядом, на станцию не показываться – комендатура сразу заберет и без разговоров – в штрафную роту. Когда пойдет первый эшелон на Каунас, именно туда ушли мои танки, скажет. Вскоре пошел эшелон с цистернами до какого-то промежуточного полустанка в том направлении, и я взобрался на верхнюю площадку одной из цистерн. При остановке пересел на паровоз, идущий дальше, машинисты взяли с условием, что буду бросать уголь в топку, пришлось пару часов побыть кочегаром. Потом на очередном полустанке перебрался на открытую платформу эшелона, следующего до Каунаса. Уже к вечеру, после многократных остановок на полустанках доехали до станции Каунас. Мой счастливый случайный эшелон медленно проходит между другими стоящими эшелонами. Ура, вижу впереди на платформах танки, укрытые брезентом. Внизу у платформ с танками горят небольшие костерки – танкисты варят ужин. Узнаю знакомых, смотрю – впереди кашеварит наш экипаж. Спрыгиваю на ходу прямо к ним. Неописуемая радость

моя и моего экипажа, особенно командира танка лейтенанта Кисен– ко: ему, в случае дезертирства кого-либо из членов экипажа – трибунал. Он утром доложил о моем исчезновении командиру танкового взвода старшему лейтенанту Васильеву, тот же принял решение не докладывать пока выше, сказав, что уверен: Федин не мог дезертировать и обязательно догонит. Так и произошло. Мне в награду был выделен почти полный котелок каши.

И до этого случая я очень уважал нашего командира взвода: спокойный, скромный, рассудительный, интеллигентный и единственный в танковой роте, имевший на груди орден Боевого Красного Знамени, никогда не допускавший грубости или резкости в разговоре. После моего отставания от эшелона мое уважение к нему удесятерилось. Очень уважал я этого человека. К большому сожалению, не помню его имени и отчества. Быть может, и не знал этого, сержантский состав обращался тогда к офицерскому составу только по воинским званиям. К великому моему огорчению старший лейтенант Васильев погиб в Восточной Пруссии где-то под Найденбургом, когда наш, то есть, его танковый взвод находился в разведке. Погиб он случайно, находясь на броне танка.

Из Каунаса наш эшелон развернули и направили по рокадной железной дороге в северном направлении под Псков, где мы вскоре и вступили в бои.

БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ

Конец августа, раннее утро. Наш эшелон с 10-ю танками и экипажами в них подходит к станции Выру в Эстонии. Кругом догорают дома, станционное здание разбито, но железнодорожные пути целы. Незадолго до нашего прибытия станцию яростно бомбили немцы. Нас ждало не только командование 2-го Прибалтийского фронта, но, похоже, и немцы. Но они немного просчитались, и мы не попали под бомбы.

Танки с платформ сводят специально выделенные опытнейшие механики-водители 183 танковой бригады 10-го Днепровского танкового корпуса, куда вливается наша танковая рота. Они виртуозно и быстро сводят танки по аппарелям и сразу – в лес. В тот же день нас представляют бригаде. Мы в строю поэкипажно, напротив – комбриг, Герой Советского Союза подполковник М.В. Ковалев, наш комбат, капитан М.Ф. Новиков, другие комбаты: капитаны П.И. Громцев, И.А. Магонов, комбат автоматчиков Н.И. Кирайдт. Стороны некоторое время молча, но пристально изучают друг друга: они нас, мы их. Теперь наша судьба и жизнь во многом зависит от командирского мастерства стоящих перед нами, а их судьба – от нашей выучки и готовности к боям. Позднее мы узнаем, что все стоящие перед нами командиры прошли уже огонь и воду, воевали летом 42-го под Жиздрой, участвовали в январе 43-го в сталинградском контрнаступлении, бились на Курской дуге под. Прохоровкой и на Днепре.

Недели две мы непрерывно меняем выжидательные и исходные позиции, находясь совсем рядом с противником. На каждой позиции обязательно роем окоп для танка. Экипаж вместе с приданными автоматчиками роет его в корнях деревьев целый день. Только встанем в окоп – команда на смену позиции. Чертыхаемся, все кажется нелепым. Потом, в воспоминаниях маршала Василевского прочитал о том, что таким путем в Прибалтике (он был там представителем Ставки ВТК) противник вводился в заблуждение. Над головами и в ту и в другую сторону пролетают тяжелые артснаряды, идут на штурмовку и возвращаются все обтрепанные «Илы», непрерывно стоит гул канонады и бомбежки.

И вот, наконец, под вечер 21 сентября нам, только что вышедшим на очередную исходную позицию, команда: через час атакуем немцев всей бригадой. С брони все долой: запасной боекомплект снарядов в ящиках, запасные топливные баки, брезент. Пушки расчехлить, проверить затворы, патронные диски на пулеметы, предъявить командирам рот НЗ – неприкосновенный запас продовольствия. Сообщаются сигналы на начало и конец атаки. Из леса выходим плотной колонной, по склону пологой высоты, закрывающей нас от противника. Наш третий батальон впереди, впереди батальона наша танковая рота. Местность эта захвачена нашими войсками лишь пару часов тому назад. Вокруг на сжатом поле воронки от мин и снарядов, много убитых немцев и наших. Жутковато. Краткая остановка колонны. Где-то недалеко впереди завыл немецкий шестиствольный миномет(мы уже знакомы с его почерком). Мины с громким шелестом прошли над нашими головами и разорвались в хвосте колонны танков. Минуту спустя от танка к танку долетела к нам весть: от мин

погибло несколько автоматчиков и двое из экипажей танков. Один из них – мой хороший товарищ Лорушкин. Первые боевые потери. Детали того дня своей первой танковой атаки помнятся хорошо.

Взлетает ракета, взревели моторы, танки пошли вперед, развертываясь по фронту в цепь. Направление нашему взводу – на небольшой, в 2 – 3 строения хутор. Верхние люки открыты, гремят выстрелы...

Тут я позволю себе некоторое отступление. Главную заповедь бывалых танкистов – в бой идти только с открытыми люками – воспринял всем своим существом. Кирпичные детдомовские бои на стенах ростовского Яковлевского монастыря (двое на монастырских стенах против 20 атакующих, а вместо гранат – битый кирпич любых размеров) дали хорошую закалку в детстве. И даже после ранения в открытый верхний люк за Вапмиерой остался верен до конца войны этой традиции. В Восточной Пруссии в бою за Ляукк открытые верхние люки спасли троих из четырех.

В ствол – осколочно-фугасный, гремит выстрел, гильзу при откате ствола подхватываю на лету – и в открытый люк, откат орудийного ствола нормальный. Новый пудовый унитарный патрон – в казенник ствола, в перерывах между выстрелами выглядываю из-за открытой крышки люка: справа и слева идут могучие тридцатьчетверки, все, как по боевому уставу. Проскакиваем, не останавливаясь, хутор, кругом пустые окопы – немцы убрались к лесу. На опушке леса сверкают вспышки выстрелов – стреляют по нам. За хутором небольшая лощинка, идем через нее. Вдруг чувствуется, что скорость танка падает, хотя мотор ревет в полную силу, гусеницы пробуксовывают, и... мы сели на «брюхо». Рядом сели еще два танка. Оказалось, лощинка – совсем незаметное, заросшее травой болотце. Танковая атака вскоре закончилась, немцы отошли за лес, за реку, мост через которую взорвали. Вскоре подлетает ротный, мать в пе– ремать – почему застряли; командир танка, становись на крыло – буду расстреливать. Молча сносим эту яростную болтовню, чувствуя какую-то вину за собой. Ротный нам попался нехороший, и хотя он погиб в бою в Восточной Пруссии, не могу подавить к нему неприязни.

Всю ночь вытаскиваем свои танки, носим тяжелые буксирные тросы с других танков, сцепляем последовательно выделенные для буксировки 2 танка, вытаскиваем наш, затем тремя танками – другие

два. Начало светать. Не успели занять свое место на новой исходной позиции, команда: «Заводи, вперед». Идем по дороге к реке, навстречу несутся наши автомашины-амфибии, их экипажи возбуждены: немцы контратакуют! Танковый батальон на приличной скорости выходит из леса, контратакующие немцы мгновенно исчезают. Быстро появляются саперы, начинают восстанавливать мост, танки рассредоточиваются на берегу, маскируются. Немцы начинают артобстрел нашего берега и моста, но саперы мужественно работают под огнем. Налетают немецкие самолеты, бомбят мост, но не очень успешно. Только улетели немцы, летят наши «Илы» и... бьют эрэсами по нам. Материмся на них, грозим кулаками, хорошо, что они мажут. Часа через два переправа готова, быстро переправляется первым наш взвод. Все дома на том берегу горят, идем между ними, на окраине среди деревьев развертываемся и начинаем с места стрельбу по немецким позициям, расположенным метрах в 600-х, поджидая остальные переправляющиеся танки. Видно, как немцы перебегают из окопа в окоп, бьем по этим местам из пушки. Немцы начинают и наращивают артобстрел переправившихся танков, снова налетает авиация, кругом все грохочет, осколки молотят по броне. Жутко и весело, не то, что вчера. Выглянув в открытый люк, вижу: 2 наших танка горят. По радио команда: «Вперед, немцы отходят». Дело пошло веселее... Наш танк в ГПЗ – головной походной заставе, видимо, в наказание за то, что засели в болоте во время вчерашней атаки.

Ночью наша ГПЗ превращается в танковый взвод разведки. Рыскаем в темноте то по одной, то по другой дороге. По всему горизонту зарево, на фоне зарева видны дома, да и дорога видна. Проскакиваем сходу какую-то деревню, по танку сзади – очередь из автомата. За деревней останавливаемся, перевязываем раненых автоматчиков. Командир танка лейтенант Кисенко докладывает по рации обстановку, получаем приказание двигаться дальше, не ввязываясь в перестрелку. Чувствуем, что находимся в тылу у немцев. На очередной развилке дорог ждем остальные 2 танка и снова расходимся по разным дорогам. Направляемся по дороге, плотно окаймленной толстыми деревьями, идем на малой скорости. На фоне зарева хорошо видны дома, деревья, справа на лугу пасутся лошади. Все спокойно. Дорога круто поворачивает влево, а за поворотом вдруг метрах в 30– ти на дороге... «тигр». Пушка с дульным тормозом чуть приподнята и смотрит в сторону. Быстро бронебойный в ствол, расстегнул кассету с бронебойными снарядами в нише башни. Встали, мотор работает на малых оборотах, «тигр» не шевелится, переговариваемся. Командир танка предлагает развернуть танк в обратную сторону, ударить по «игру» и отойти. Поддерживаем решение. На узкой дороге механик-водитель не смог развернуться, сползает с дороги между деревьями на луг, и тут гусеницы начинают пробуксовывать, скорость падает. По спине мурашки: подставили «тигру» левый борт и вот-вот застрянем. Но нет, танк медленно, но ползет, поднимается к дороге, почва под нами твердеет, скорость быстро нарастает и сейчас снова будем на дороге. И в этот момент сильнейший удар. Лечу и ударяюсь головой о спаренный пулемет, за мной летят высыпавшиеся из расстегнутой кассеты пудовые бронебойные снаряды, один из которых угождает по голове пулеметчику, сидящему внизу; он кричит «горим!», но я чувствую, что случилось что-то другое.(Пулеметчик этот был включен в экипаж недавно уже в бригаде, имел медаль «За отвагу», часто задирал нос перед нами, новичками; я со злорадством подумал: струхнул медалист). Танк встал, двигатель заглох. Командир танка, ударившись о кромку люка переносицей, потерял сознание и сполз вниз на боеукладку. Оказалось, что мы врезались в дерево правым ведомым колесом гусеницы. Ствол пушки оказался между деревьями, в сторону «тигра» не развернешь. Теперь подставили ему правый борт. Снова мурашки по спине. Заведется ли двигатель? Исправна ли ходовая часть? Дрожащей рукой механик-водитель Орлов нажимает на кнопку стартера, все с трепетом слушаем секундное жужжание стартера, кажется, идут минуты. И двигатель взревел. Великолепный был на Т-34 дизельный двигатель В-2. С тех пор у меня к нему особое почтение, ни разу он нас не подводил в дальнейшем. Рывок назад, рывок влево, и мы на дороге. Командир танка скорчился внизу, в сознание не приходит. Совещаемся, решаем сообща: ну его на... этого тигра, давай скорее к своим. Быстро возвращаемся на развилку дорог, перед ней стоит весь наш танковый батальон. Докладываем комбату результаты разведки и про «тигра». Наши действия он считает правильными.

Вскоре по другой дороге устремляемся по направлению на Валмиеру. Настигаем большую немецкую колонну машин, автобусов и конных повозок. Наш танк по-прежнему во главе ГПЗ. Идем спокойно по левой стороне дороги, обгоняя немецкую колонну. Командир танка, очнувшийся к этому времени, непрерывно докладывает комбату обстановку. Немцы то ли не понимают, что их обгоняют советские танки, то ли онемели со страху, но никакой паники. Но вдруг над немецкой колонной проносится бронебойный снаряд с ярким трассером, и... началось. Загорелись автомашины, вздыбились лошади, ошалелые немцы с повозок, с автомашин перескакивают на танки, автоматчики их сталкивают, кое-где идет рукопашная, много немцев разбегается в сторону от дороги в темноту... Танки снова вперед, но вскоре напоролись на спешно выдвинутую противотанковую батарею, и несколько наших танков она успела подбить. Заминка. Нашему танку дается задание срочно везти боевое донесение в штаб корпуса, взяв на броню сколько возможно раненых. Помещается человек 10, тяжело раненых привязываем к бортовым скобам. Мчимся по своему ночному пути, он хорошо обозначен множеством разбитой немецкой техники. То там, то здесь возникают группы немцев, они разбегаются. В одном месте встретили у дороги подбитый танк нашей роты лейтенанта Чуракова. Экипаж под танком, отстреливается из последних сил от наседавших немцев. Ребята очень обрадовались нашему появлению, командир чуть не в слезы: братцы, выручили! По их указанию обстреляли все ближайшие кусты и пригорки, откуда по ним стреляли немцы, дали им немного снарядов, пулеметные диски, гранаты. Тут я чуть не взял на себя грех. Среди экипажа, чуть в отдалении полулежал молодой белобрысый немец. Из ответа на вопрос – кто? почему он среди вас? – ничего нельзя было понять. Подумалось: мы сейчас умчимся, немцы снова могут окружить и перебить или взять в плен экипаж. Он что, будет равнодушно смотреть на происходящее? Маловероятно. Шлепнуть его, да и точка. Вынимаю автомат ППШ, не трогавшийся еще с завода. Перевел на одиночные выстрелы, прицелился, нажал на спуск – осечка. Потом еще осечка. Стало не по себе, бросил автомат вниз. Бог спас, видимо, невинную душу. К вечеру возвращаемся в батальон, вставший на окраине Вапмиеры. Идет адская бомбежка, город горит.

Ночью без боя обошли город справа, на рассвете остановились в лощинке среди кустов у дороги, выходящей из города. Все спешились, комбриг Ковалев среди танков на «Виллисе», собрал командиров, уточняют местоположение. Неожиданно рядом по дороге, ведущей в город, на большой скорости подлетают одна за одной 5 автомашин с немецкими солдатами, резко тормозят, утыкаясь одна в другую.. Солдаты, как горох, высыпали из машин, разбегаются по кустам, бросая ранцы и оружие. Пока все наши бросились по танкам к пулеметам, немцев как ветром сдуло, ни одного не поймали, не застрелили.

Вскоре заметили на другой дороге, выходящей из города, большую колонну, отступающих из города немцев (автомашины, пушки, бронетранспортеры) и устремились за ней. Гнали мы эту колонну километров 15 на бешеной скорости так, что у свалившихся в кюветы автомашин, пушек еще крутились колеса. Но перед каким-то хутором у дороги немцы быстро повалили вековые деревья(когда только успели?), кругом наспех разбросали противотанковые мины, замаскировав их соломой, и несколько наших танков подорвались на них. Танки остальные встали, команда – быстро рассредоточиться, замаскироваться от авиации. Направляемся к соседнему хуторку, отстоящему метрах в 700 – 800 от дороги. В хуторе безлюдно. Хотели въехать задом в сарай, но вовремя одумались: замаскировались бы хорошо, но забыли про след танковых гусениц. Встали под громадным развесистым дубом, сверху нас не будет видно... Налетает немецкая авиация и по следам гусениц бьет по замаскировавшимся танкам. Сразу бомба угодила в сарай, в котором хотели замаскироваться мы. Все скирды горят, из огня некоторых выбираются люди, разбрасывают горящую солому... По открытому полю бредут экипажи горящих танков, они все в черных «несгораемых» костюмах (подарок американцев танкистам нашей бригады). Два самолета «Фокке-Вульф-190» на бреющем полете проносится над нашим полем, расстреливая танкистов. Нам команда собраться у дороги для атаки. Движемся через поле, два немецких штурмовика по-прежнему гоняются за одиночными черными фигурами танкистов. Решаем вынуть на башню спаренный пулемет и попытаться стрелять по самолетам. Не успев осуществить эту идею, почему-то внезапно мы оба с командиром танка, сидевшие на бортах люков, оглянулись на рев самолета справа и, не проронив ни слова, оба скользнули вниз. Обоим показалось, что штурмовик идет на таран нашего танка. Но случилось иное. В мой открытый верхний люк «ФВ-190» точненько закатал пулеметную очередь, несколько пуль прошло у меня по спине, не задев костей, и прошили внизу ногу командиру танка Кисенко. Всем нам, особенно мне, удивительно повезло: пули пробили крышки ящиков со снарядами, но ни одна из них не угодила ни в капсюли унитарных патронов, ни во взрыватели снарядов. Иначе бы – братская могила. Крупно повезло и в другом: вечером того же дня – 24 сентября 1944 г. – 3 танка нашей ГПЗ (в ее составе был и наш танк, подремонтированный и пополненный экипажем) немцы пропустили через реку (кажется, Гаую), отсекли от остальных танков и подбили их. Экипажи (в том числе и двое близких наших боевых товарищей из прежнего экипажа – Орлов и Веретнов) пропали без вести. Судьба их неизвестна до сих пор. Шел 5-ый день нашего непосредственного участия в боях...

Несколько строк из боевых донесений того времени, собранные ветеранами 183 ТБ И.А. Слепичем и А.М. Тереховым, живущими в Кемерово. Из политдонесения начальника политотдела 183 ТБ: «...Капитан Новиков М.Ф., командир ЗТБ, коммунист, действуя в походном охранении 23.09.44 г., ломая сопротивление врага, с боями прошел от Даксты до подступов к Валмиере. Наступление было стремительным. Противник не успел вывести из леса на дорогу автомашины. Товарищ Новиков своим батальоном врезался в колонну противника, огнем и колесами(? -В.Ф.) уничтожил десятки автомашин. Вся дорога была завалена грудами обломков, а свыше 200 машин захвачено совершенно исправными. Эти трофеи подобрали другие части. Бригада же захватила 20 автомашин... По захваченным документам установлено, что батальон Новикова разгромил штаб немецкой дивизии... Товарищ Новиков представлен к награждению орденом Красного Знамени... Потери бригады на 30.09.44 г.: убито – 118 (офицеров – 27, сержантов 69, рядовых – 22); раненых – 198 (офицеров – 24, сержантов -91, рядовых – 83)... Справка о состоянии матчасти на 3.10.44 г. В строю танков Т-34 – 22. Безвозвратные потери – 28. Без вести пропали с экипажами – 3 (это, вот, наши 3 – В.Ф.). В капремонте – 2, в среднем – 9» [6].