Текст книги "Полет нормальный (СИ)"

Автор книги: Василий Панфилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Уже через минуту Кетнер широким шагом летел по киностудии, сжимая в руках папку. Недовольный Зак, негромко споривший о чём-то сор сценаристами, оторвался от съёмочного процесса.

– А, мистер Кетнер, – сказал он, раздувая ноздри, – это что? Почему хороший актёр…

– Контракт не закрыт, – перебил его Конрад, – с Метро-Голдвин-Майер.

– Так? – Закария повернулся к актёру.

– Ерунда, – вальяжный красавец южного типа смерил Кетнера враждебным взглядом, – неустойка будет символическая, можете поинтересоваться у мистера Лоренца, вашего юриста.

– Я уже подготовил документы на его увольнение, – негромко, но веско доложил Кетнер, – налицо или промышленный шпионаж, или некомпетентность, и я склоняюсь к первому варианту.

– Так значит, – Закария привстал со стула, – хотя… тебя Эрик лично притащил… ладно, разберусь. Хотя погоди! А ты, как тебя… Гудимович? Прочь.

Проводив взглядом актёра, Кетнер доложил:

– Лоренц не успел сильно нагадить, но пара десятков судебных тяжб нам всё-таки грозит. Ничего серьёзного, по большому счёту – в худшем случае штрафов тысяч на пятьдесят.

– Избежать никак? – Поморщился Закария.

– Если будут соответствующие распоряжения и полномочия… Кетнер остановился и Мартин нетерпеливо кивнул – дескать, будет, продолжай, – то можно будет подать встречные иски. Промышленный шпионаж, попытка саботажа и прочее. Думаю, можно будет потушить скандал и свести его к ничьей.

– Эрик в курсе?

– В общих чертах. Возможные проблемы он указал, но на Лоренца я вышел только вчера. Случайно, по большому счёту – так-то он мог водить нас за нос ещё с неделю, но очень уж обнаглел. Решил заняться не только саботажем, но и отпить из нашего финансового потока.

– С Метро… я за мировую, так и Эрику и скажи… впрочем, сам скажу, вечером сегодня ужинаем вместе. Ни к чему нам скандалы, не сейчас. А вот адвоката, – Мартин потёр верхнюю губу, – наказать нужно показательно… но строго по закону. Впрочем, это я уже сам.

.

Глава 36

– Перекрываете дворы вот здесь и вот здесь, – ткнул пальцем в схематичную карту Лёшка Диколосов, – ребя, помните – ваше дело стоять! Чтобы не случилось, просто стоять!

– А если… – начал один из приданных на усиление бригадмильцев.

– На случай если есть мы, – прервал его Диколосов, – парни, не обижайтесь, но мы вас не знаем.

– Мы такие же советские граждане, – начал надуваться жабой глава бригадмильцев.

– Дело не в гражданском доверии как таковом! – Прервал Диколосов речь, – мы с вами не тренировались вместе, вот что самое главное. В храбрости не сомневаемся, да и спортивная подготовка у вас не самая плохая, но вот тактические схемы вы не отрабатываете. Ввяжетесь в беготню по подвалам, так сколько убитых и порезанных среди вас будет? Это ж местная шпана, они тут все ходы и выходы знают. Подстерегут где-то за углом, и ножичком… чирк!

– Лёшка прав, – на полуслове прервала своего командира девушка-бригадмилка со значком перворазрядницы на крупной груди, – в парке где-то мы не хуже справимся… справимся, не сомневайтесь! У меня по лыжам первый разряд и самбо занимаюсь, а ребята-то у нас какие! Ух!

Тряхнув довольно-таки крупным кулаком, девушка обернулась к своему командиру.

– А вот схемы эти по подвалам… не отрабатывали ведь, Сашенька! Тут не спортивная подготовка нужна – тактическая!

– Ладно, – крупный, несколько рыхловатый комсомолец нехотя согласился, покосившись на грудь подчинённой, – хотя я всё равно не понимаю, зачем ДНД делали. К чему структуры параллелить?

– Ты в НКВД поинтересуйся, зачем они на отделы разбиты, – ядовито прокомментировал кто-то из ДНДшников, – разные задачи требуют разной подготовки.

– Короче – дворы, – прервал начинавшуюся свару Диколосов, – и стоять крепко! Велика вероятность, что они на прорыв пойдут, помните. Хулиганья^[153] развелось много, да наглые какие… ну да не вам рассказывать.

– Может, дубьё какое взять, – предложил комсомолец неуверенно.

– А у вас нет? – Удивился Диколосов, – Вилен, проводи ребят к грузовичку, пусть поленьев себе под руку наберут.

– Сууки! – Раздался истошный фальцет, и из окна первого этажа спиной вперёд вылетело тщедушное тело в просторном пиджаке не по размеру. Приземлившись среди осколков стекла, тело заворочалось и попыталось встать, подвывая от боли, но почти тут же по нему пробежала толпа мелкоуголовных личностей, втоптав попутно в брусчатку двора-колодца.

– Лягаши комсомольские облаву проводят!

– Ножи, ребзя, ножами работаем! Пусть запомнят хулиганов с Васильевского!

ДНДшники работали слаженно, отрядами в три-пять человек. Наткнувшись на превосходящие силы, отступали ненадолго, и тут же на помощь приходили другие отряды-звенья.

Ножей, что удивительно, они не боялись, принимая любителей пописать пером в дубьё. Другие больше надеялись на таланты рукопашников, принимая ножи на предплечья, обмотанные тряпьём и верёвками.

– Группа Зверева в центральный подъезд!

Длиннорукий ДНДшник по городошному метнул вслед убегающему хулигану биту, попав по ногам. Невысокий угреватый тип полетел навзничь, крыльями раскинув руки и собирая лицом осколки стекла и щепу, устилавшие место сражения.

– Лёньку?! – Вскричал молоденький, от силы лет шестнадцати, парнишка, – получи, падла!

Достав финку, он набросился на городошника, широко размахивая руками. Тот защищался как боксёр, держа дистанцию.

Не выдержав, молодой хулиган прыгну вперёд, крестя ножом воздух. ДНДшник не стал рисковать с уклонами и принял нож на предплечье, отбив в сторону. Агрессору тут же прилетела в лицо классическая двоечка, завершившаяся совсем не классическим ударом колена в лицо.

Но как бы ни были хороши ребята из молодежного отряда, хулиганы знали окрестности и сумели прорваться.

– Наган, суки… – зажимал рану на боку Вилен. Подбежавший напарник бесцеремонно отстранил руку и выдохнул облегчённо:

– Ливер не задет, бок по краешку насквозь. Давай перетяну пока.

– Увернулся, – уже по-другому, с нотками хвастовства, сказал раненый, – дуло увидел, скрутку корпусом сразу, и руку этак подбил… как учили! Тесно было… ах, мать…

– Терпи, – щедро плеснув на рану спирта, сочувственно сказал напарник, начав перевязку.

– Да терплю… жжётся, сука!

– Огнестрельное, что ты хотел… зато хвастаться будет чем, а?! – Отчётливо прозвучавшая нотка зависти заставила Вилена засопеть довольно. Если уж прагматичный Зиновий… то девчонки-то как реагировать будут?! Не… даже невезение к лучшему обернулось!

Прорвавшихся хулиганов встретили дрекольем бригадмильцы. Били не жалеючи, опасаясь огнестрельного оружия и ножей, но недостаток скоординированности сыграл свою роль, и без ранений не обошлось.

– Куда их теперь? – Поинтересовалась пышногрудая бригадмилка у Диколосова.

– Судить, – рассеянно отозвался тот.

– Это понятно. А потом? Сроки-то у большинства маленькие, не больше нескольких месяцев^[154], да и то… не всех доказать получится.

– Не вернутся, – усмехнулся Алексей, – товарищ Киров продавил постановление, запрещающий уголовному элементу проживание в Колыбели Трёх Революций^[155]. Даже мелкоуголовного.

– Сильный ход… а на поруки рабочим коллективам?

– Если только коллективам, – усмехнулся Диколосов хищно. Невысокий, но мощный, с распахнутой на широкой мускулистой груди рубахой, выглядел он сейчас чрезвычайно эффектно, – Сергей Мироныч вынес на обсуждение общественности вопрос: а какие коллективы можно признавать рабочими, и самое главное – здоровыми? А то повадились брать на поруки всякую шпану раз за разом. Да на иных производствах этой самой шпаны чуть ли не половина состава! И что они теперь, рабочие коллективы? Ни одно из таких предприятий нормально не работает – план не выполняют, а если бы и выполняли…

– Один брак гонят, – закончила за него девушка, – да, очень интересный вопрос. Товарищ Алексей… а как ты относишься к походу кино?

* * *

– Падла какая, – сидя в захламлённой комнатке большой коммунальной квартиры на продавленном диване перед низким столиком, жаловался участковый приятелю-оперативнику, подрагивающей рукой наполняя гранённый стакан, – Прахин этот. И откуда он взялся? Выпрыгнул, как чёрт из коробочки! Нате, любите его, такого большого начальника! А ты на нож ходил?

– Этот ходил, – задумчиво сказал опер и в несколько глотков выпил самогон, занюхав куском ржаного хлеба, – по повадкам тот ещё волчара… Ах! Ядрёный какой!

Взяв кусок нарезанной луковицы, он придирчиво выбрал сало с крупинками крупной соли и наконец зажевал.

– Да и ДНДшников своих, сука, готовит умеючи, – договорил задумчиво.

– Ну, пусть… пусть ходил. Но зуб даю, что не постоянно среди уркаганов вращался! – Наклонившись вперёд и слегка брызгая слюной, начал заводиться участковый, – Чистенький он слишком! Кручёный, но чистенький. А с проститутками не хочешь ежедневно общаться, с сифилитичками? Со шпаной всякой? Да не когда ты мандатом защищён, а когда среди них и живёшь, да в коммунальной квартире. Ишь… банды милицейские.

– Банд он не видел настоящих, что в Гражданскую, – прищурил светло-серые, будто выцветшие глаза опер, – вот тогда весело было. Как мы буржуев экспроприировали, и золотишко… хе-хе! А этот, я проверил по своим каналам, из спецов военной разведки, ещё дореволюционного замеса.

– Банды, – пьяно фыркнул участковый, занюхиваю куском луковицы, – ишь чего! Это что мне теперь, и блядь какую не загнуть, когда зачесалось? Слышь! Я так понимаю, я бандит? Га-га-га!

– Все мы чуть-чуть бандиты, – усмехнулся опер чуть косорото из-за шрама, перечеркнувшего левую щёку, – только по разные стороны колючей проволоки. Кому хуже будет, если я при обыске цацку возьму? Владельцу? Пусть радуется, сволочь, что жив остался, да на нары не загремел. Пока не загремел!

– Вот-вот! Люди благодарят от души, а туда же… взятки! Ну, самогоночки выпил, закусил, бабу какую прижал… Радоваться должны! Раньше-то как было, при царе? Власть! И не пищи, баба, пока у тебя городовой под юбкой шарит, небось не убудет у мужа! А сейчас развели бюрократию… жалуются!

– А нам каково, брат Семён, – опер выпил стопку и смахнул непроизвольную слезинку, – ух, до чего хорош! Надо Фимку спросить, что же он добавляет, чтоб так вставляло! Нам-то каково, брат? Сперва требуют знаний городского дна, осведомителей иметь. И что, прикажете по малинам гулеванить и с урками общаться, да не черпнуть ложкой из этого котла? Щаз! Пусть сами за одну зарплату работают^[156]!

– Обнаглел этот… бывший, – подвёл итого участковый, наказанный за моральное разложение и повышенную криминогенную обстановку на вверенном участке, – чистенький! Его бы того… убрать, чтоб не мешал.

– А и уберём, брат Семён, – усмехнулся зло опер, поднимая стакан, – ну, чтоб нам жилось, спалось, елось и моглось!

– … этот ваш Прахин ломает всю систему, подменяя собой правоохранительные органы, – с интонацией метронома^[157] говорил прибалт.

– Хреново работают правоохранительные органы, раз их подменять приходится, – перебил Киров начальника милиции Ленинграда и области, – Ян Янович! Я понимаю, что такое корпоративная солидарность! Но тебя же попросили занять этот пост в январе, чтобы ты наладил наконец работу. А что мы видим?

– Подвижки есть, – несколько вяло заступился за Петерсона Жданов.

– Есть? – Киров живо развернулся к заместителю, – Андрей Александрович, да разве? Я вот слышу от Яна Яновича, что они вышли на след… постоянно слышу! Но поймите, мне не след нужен, а безопасный город. Ленинград! Понимаю важность обнаружения каналов контрабанды и прочего… но безопасность где? Где работа с населением, где уборка криминализованного личного состава?

– Работа ведётся, – с мягким латышским акцентом ответил Петерсон, – канала контрабанды и следы шпионских…

– Ян Янович! Ты не в НКВД и не во ОГПУ теперь работаешь! – Эмоционально закричал Киров, раскрасневшись, – а в милиции! У тебя другие задачи, ими и занимайся!

– Важность…

– Всё, – Киров хлопнул ладонью по столу, – извини, товарищ Петерсон, но я буду ставить в ЦК вопрос о твоей замене. Насколько ты был хорош как чекист, настолько плох, как милиционер. Понимаю, что тебе непривычно и наверное скучно возиться с нашей текучкой, но с работой ты не справляешься.

– Я обжалую ваше решение.

– Твоё право.

* * *

– Товарищ Прахин? Алё?

– Да!

– Диколосов беспокоит. Полчаса назад в меня стреляли, стрелков удалось задержать и допросить. Понимаю, что мы нарушили свои полномочия, но информация вскрылась больно тревожная. Не телефонный разговор.

– Где вы? Так… записываю, выезжаю.

Положив трубку, Макс посидел немного, потом решительно набрал номер.

– Сергей Миронович? Началось, похоже.

Бросив трубку, попаданец вытащил из шкафа самодельный бронежилет и проверил патроны.

– Патронов бывает мало, и мало, но больше не унести, – усмехнулся он, – Елин! Дежурную группу поднимай, едем на Выборгскую сторону. Лёва! Коротаев! Вскрывай конверт… да, тот самый, и действуй по обстановке.

– … с ума сойти, – ещё раз повторил Макс, – чего-то подобного мы ожидали, но настолько же откровенно? Блядь! Пьяный разговор двух коррумпированных ментов за считанные часы стал заговором с целью дискредитации ДНД. Охуеть! Десятки людей…

– Основной версией заговорщики постановили считать попытку захвата власти движением ДНД, – отозвался один из бойцов, выйдя из комнаты с допрашиваемыми милиционерами.

– Даже так? – Неприятно удивился Прахин, – У нас даже оружия… хотя да, подкинули бы, нашли б чего подкинуть.

– Действовать на опережение…

– Уже, – попаданец поглядел на часы, – Сергей Мироныч поднял войска в ружьё, вовремя вы со своим предупреждением успели.

– Максим Сергеевич? – Поинтересовался вошедший в комнату военный в чине комбрига, кинув ладонь к фуражке, – Лопатин, командир девятой территориальной^[158] дивизии Ленинграда. В грузовиках оружие, разбирайте.

Глава 37

– А неплохо может получиться, – подытожил Уоррингтон, изучив синопсис^[159] сценария, – в духе Чаплина, гротеск… Сами себя играть будем?

– Да, только карикатурных себя. Енот с Соском постарались расписать, ну и профессиональные сценаристы подключились. Парни и сами справились бы, но время… да и ролей нужно много – аккурат чтоб на каждого брата хватило.

– Артистические таланты не у всех есть, – озадачился Дюк, отложив бумаги, – что тогда, роли без слов? Или фильм похабить?

– Предусмотрено. Вот … – Пролистав несколько страниц, сую сценарий под нос брату, – видишь? – Специально для наших спортсменов вписали эпизоды, где можно телесами накачанными сверкнуть – в рамках приличий, разумеется. Слов там нет, да и игры актёрской особо не требуется – так… где громилу изобразить, где на пьедестале вместо статуи постоять. Нормально! Каждому место нашлось.

– А все ли захотят играть?

– И это… – улыбаюсь открыто. В прошлом году Андерсон закончил учёбу, и президентом избрали Уоррингтона. Дюк немного перфекционист и временами придирается… сугубо по делу! – Сценарий сделали чем-то вроде сборника эпизодов.

– Утверждаю, – подписал документ Дюк и все присутствующие взорвались воплями.

– А в прокат когда выйдет? – Капризно поинтересовался Сосок, – я уже вижу себя на большом экране. Я киногеничен, харизматичен и обаятелен! Публика полюбит меня…

– Полюбит, полюбит, – ворчу чуть напоказ, – нас ты уже того… залюбил. Так что пустим тебя в мир, пусть там мучаются с тобой.

– Он под конвенцию не подпадает, – проворчал Треверс, – как химическое оружие.

Со смешками утвердили роли и раздали сценарии. Споров особо не возникло – благо, сценаристы знают братьев как облупленных. Амбиции, привычки, артистические таланты… всё учтено!

– После обеда и начнём, – предупреждаю братьев, – кинооператоры смонтируют тут… ну да сами увидите, минут через пятнадцать подъедут. Если кто желает, может помочь. Не думаю, что специалистам ваша помощь будет необходима, но чисто ради любопытства и познания нового.

– Мотор!

Еноту всего восемнадцать, выглядит на пару лет моложе, и потому идеально вписался в роль недотёпистого провинциального студента, мечтающего поступить в самое крутое братство.

– Глаза вверх! – Командую ему, – да не бойся переиграть! У нас комедия и гротеск, а не тонкий психологизм.

Джордан послушно закатил глаза и посидел так некоторое время.

– А сейчас оглянись. Не так, а знаешь… как будто тебя застали за чем-то неподобающим. Потом смонтируем это с сценками мечтаний.

– Как играет поганец, – восхитился кто-то из наблюдающих за съёмками братьев.

– Да он и не играет, – буркнул Сосок, – мамка небось ловила не раз.

Хохот чуть было не сорвал съёмки, но Енота такой мелочью не смутить.

– Отлично! Теперь на улицу… – вывались всей толпой, – не загораживайте оператору объект съёмок! И на рельсах для камеры тоже не стойте! И рядом тоже, Барти!

Джордан, театрально вздыхая и то и дело по команде замирая, прошёлся вокруг дома братства.

– Кино, что ли? – Удивился проходящий мимо знакомый студент, не входящий ни в одно из братств, протягивая руку, – здорово, Эрик.

– Здорово, – перекладываю мегафон, – оно самое. Решили вот снять на память. Ничего особенного не ждём, да откуда? Сам понимаешь, чисто для внутреннего просмотра.

– Да всё равно! Слушай… а вам массовка не нужна? Ты не думай, я бесплатно! Просто смотрю, весело у вас, а я этим летом в Нью-Йорке всё равно застрял до конца июля. Дела по наследству, будь оно неладно! Дядюшка троюродный такое в завещании понаписал, что маман всерьёз утверждает, что это он из вредности. Денег считай никаких, а зае… задолбал всю семью, и не уедешь никуда.

– Прости, но нас и так с избытком. Хотя… операторам вечно помощь нужна, они рады будут. Тем более, ты же физик? Значит, голова соображает, да и руки у тебя, я помню, не из задницы растут.

– Так даже лучше, – заулыбался Джулиус, охотно скидывая щегольский летний пиджак и вешая его на ветку ближайшего дерева, – больше увижу, а звездой экрана становиться не хочу.

– Машины пускаем!

Помощник дал отмашку флажком и поехала колонна роскошных автомобилей. Как и положено в фильмах про светскую жизнь, автомобили с шиком подкатывали к парадному входу, устланному ковровой дорожкой.

Джозеф, ради такой сценки прервавший съёмки Чёрной комедии, и был этим шофёром – одним на всех. Камера фиксировала, как девушки, сидящие за рулём автомобилей, подъезжают сами – строго до угла здания. Потом пересаживаются за заднее сиденье, а взмыленный чернокожий, трусцой оббежав дом, плюхается на шофёрское место.

Белл старательно придумывал что-то своё для каждой пробежки. То колени высоко поднимает, то от невесть откуда взявшейся собаки удирает – непременно размахивая руками и потешно оглядываясь, то с высунутым для охлаждения языком (куском красной фланели), свисающим едва ли не до груди…

Девушки, в основном студентки факультета искусств, охотно отыгрывали роли светских дам в представлении деревенщины.

– Полагаюсь на ваш вкус, девушки. Представьте себе фантазии провинциала на тему светской жизни, притом провинциала молоденького и глуповатого. Отрывайтесь!

Оторвались… сёстры, подружки и невесты членов братства постарались на славу. Томная, преувеличенно светская львица с мундштуком^[160] метровой длины и боа^[161] из перьев. Приглядываюсь… ба! Да оно же из петушьих!

Оператор хихикает сдавленно, не отрываясь от камеры. Следующая светская львица больше напомнила незабвенную медсестру из Маски-шоу^[162], такая же… деловито-блядовитая.

И не стесняются ведь девочки из хороших семей! Впрочем, чего это я? Жанр комедийный, да с гротеском, можно и пошалить. Роли у некоторых братьев куда как более… отвязные.

А вот неожиданность… откуда-то достали карету, скрипящую и разваливающуюся едва ли не на ходу. Зато павлиньих перьев! Откуда, откуда… а нет, показалось что из лошадиной задницы… показалось, но и зрителям так покажется.

Снова хохот, да такой, что пришлось остановить съёмки. Белл, окинув взглядом высокий облучок^[163], притащил лестницу, штурмуя его с самым серьёзным видом. Как и положено в этом жанре – с приключениями, оскальзываясь и падая. Благо, лошади смирные, почти не реагируют на дурачества.

– Ещё пару раз, Джозеф! – Командую в мегафон, – шикарная идея и получается прекрасно!

– Я заметил, вы снимаете строго по сценарию? – Подошёл Джулиус.

– А как же иначе?

– Я не в этом… просто думал, что отдельно разные эпизоды снимают, потом только монтируют. Могут даже конец вначале снять.

– А, это… сам видишь, с кем работаем.

– Да и не работаем по большому счёту, а дурачимся, – добавил Ларри Пибоди, ставший у меня помощником. Он нахватался режиссёрских премудростей ещё прошлым летом и потихонечку, но уверенно пробовал свои силы в киноискусстве. Учёбу пока не бросает, но по окончанию оной будет в кинокомпании ещё один сотрудник.

– Верно, Ларри Мы же не для проката, а развлечения ради – сам видишь, как тут весело. Отдельно разрозненные эпизоды может и профессиональней, но скучней. Да и возиться с монтажом дольше будем.

– В дом! – Командую в мегафон.

– Матерь Божия, – выдохнул Джулиус, допущенный ради исключения (раз уж допустили работников кино) в святая-святых, – ну у вас и…

… и заржал.

Ларри жмурится от удовольствия – его заслуга! Китч^[164] потрясающий, на зависть цыганским наркобаронам. Столь пошлой и яркой безвкусицы не мог представить себе даже я, а ведь в интернете… Хотя нет, попадалось нечто похожее, но всё равно талант.

– Одуванчик обзавидуется, – слегка невпопад буркнул он, и снова заулыбался.

– Думаешь? Хотя да… ладно, монтировать всё равно с его помощью будем, так что поучаствует.

– Да и рольку надо будет найти, – с видом страстотерпца добавил Пибоди, – маленькую!

– Девочки, тренируемся красиво падать в обморок! – Девицы дурачатся, томно закатывая глаза и красиво падая на ближайший диван или на руки кавалера. Привлекла внимание темноглазая миниатюрная брюнетка с выразительной мимикой. Кавалерами и красивыми позами девушка пренебрегала, откровенно развлекаясь.

– Ах, какой красавчик, – преувеличенно томно выдала она, положив руку в район желудка и часто-часто моргая приклеенными ресницами, – а этот мужественный запах навоза из Айовы!

Народ грохнул и я объявил:

– В этой сценке играет Мисси, сами ржали, хохотом и выбрали.

Мисси начала репетировать своё впечатление от Енота, который хохмы ради развязал шнурок на одном ботинке, да излишне высоко поддёрнув брюки. В сочетании с приоткрытым ртом и приставшей к ботинку соломе получилось убедительно. Ну… для гротеска!

– Мотор!

Сняв пять дублей, в которых девушка блестяще импровизировала, играя каждый раз по-новому, спрашиваю вкрадчиво:

– Мисси, ты хотела бы сняться в настоящем кино? Великих ролей обещать не могу, но роли второго плана – уверенно. В хороших картинах!

– Я? – Не слишком искренне удивилась та, – я учусь, да и вообще…

– Учись, – пожимаю плечами, – на каникулах поработаешь, заодно и поймёшь – твоё ли это вообще. Девушки почему-то считают, что все они должны быть роковыми красавицами, а вот комедийных актрис в кино не хватает остро. А ты талант, притом ярко выраженный! Подумай. Всё, работаем дальше! Эван, Том!

Студенты с развитой мускулатурой прямо в холле начали упражняться с железом, с выпученными глазами тягая картонные гири чудовищных размеров и принимая картинно-картонные позы.

… – твой выход, Енот!

Словно опомнившись, деревенщина очумело оглядывается по сторонам и оказывается, что ему всё это привиделось, и он всё так же стоит неподалёку от дома братства.

– Вот здесь пустим титры:

– Ах, эти грёзы! Юношество, пора мечтаний и любви!

– А вслух мне что говорить?

– Чёрт побери, из чего дядюшка Сэм гонит своё виски в сарае?! – И фляжечку так из внутреннего кармана вытащи… Ага, и взгляд такой, будто выкинуть хочешь, но это же… алкоголь! Святое!

Минут через десять Енот справился, и эпизоды с деревенщиной завершились.

– Всего три дня, – пробормотал Ларри, покачивая головой.

– На кураже снимали, не факт, что дальше так попрёт.

* * *

– Отдохнули?

– Сутки всего!

– Никого не держу, парни, – поджимаю плечами, – Мы ж не зарабатываем и не собираемся войти в историю кино, так что если кто устал, желающих занять его место полно.

– Да эт я так… работаем, парни?!

– Напоминаю, – повышаю голос, – теперь отыгрываем взгляд с другой стороны. Побольше пафоса, рожи мрачные и надутые… надутые, Сосок! Корчить не надо! Надменная физиономия… да нет, ты будто в сортир… прошу прощения, дамы. Но в самом деле! Вот… теперь нормально.

– Ларри, твой выход.

По прежнему худой (но уже не настолько болезненно), Пибоди легко гримировался в абстрактного завистливого негодяя. Почему-то у гримёров раз за разом получались еврейские типажи.

– Хрен с ними… в суд не подадут, а раз парни видят отрицательный персонаж именно еврейским, то так тому и быть. Не кассовое же кино, а для себя играем, пусть.

– Морду скриви… морду, Ларри! У тебя лицо одухотворённого книжника получается, а должен получиться желчный и завистливый поганец. Так, молодец! Будто и в самом деле говнюк редкостный… дамы… аж верится! Зеркало ему! Запомнил это выражение? Ещё раз! Отлично. Мотор!

Камера поехала по рельсам, надвигаясь на ссутулившегося Ларри. Руки в карманах, крупная (прямо-таки кусками с ноготь) перхоть на плечах, выражение лица самое завистливое. Одет с шиком, но безвкусно и аляповато.

– Пусть лицом поиграет, – негромко предложил лысоватый оператор, – чтоб не однообразно.

– Дело. Ларри! Поиграй лицом!

– Здесь какие титры пустим? – Негромко поинтересовался Дюк, – может, что-то вроде Закрытые сообщества подозрительны любому здравомыслящему человеку, а вслух – сволочи, принять меня не захотели!

– Годится, – и озвучиваю слова для Ларри. Звук монтировать будем потом, но губы должны шевелиться более-менее естественно.

– Машины, машины поехали! Ларри, ты пока всё, давай сюда… поехали говорю!

Те же машины и те же девицы, тот же чернокожий водитель… но антураж совсем иной. Одеты и накрашены девицы с бесовщинкой, как говорят ныне. Ну или в готическом стиле, как говорили в моё время…

Чёрная или кроваво-красная помада на губах, броский макияж, взгляды исподлобья или напротив – настолько сверху, что ноздри видны.

Джозеф тоже отдаёт дьявольщинкой – чёрная униформа с красными вставками в виде языков пламени, подкрашенные для жути глаза, кожа припудрена так, что кажется сероватой. Восставший мертвец или… в общем, фантазия при виде него играет здорово.

– Девочки, молодцы! Яркие образы, аж в дрожь бросило! Заходим, заходим…

В доме братства всё расписано мистическими или (что чаще) псевдо мистическими символами, повсюду меноры^[165], плохо сделанные чучела животных (нарочно искали такие по ломбардам), в углу саркофаг с мумией (настоящий!), свисают с потолка дымящиеся курильницы, на полу пентаграмма.

Одетые в чёрные балахоны, расшитые у кого алым, у кого золотым, братья входят по одному, надвинув капюшоны на лица. Впереди Дюк, торжественно читающий Овидия на латыни. Для тех, кто не знает языка, звучит жутковатым заклинанием. Президент в образе, настраивает таким образом братьев на качественную игру.

Столпившись у алтаря (письменного стола, задрапированного чёрной тканью со всякими блёстками) Дюк взмахивает зловещего вида серпом…

– Вот здесь крик пустим. Ещё раз! И расступитесь чуть, а то жертва совсем не видна, камера хотя бы очертания тела должна захватить. Как, Вилли?

– Нормально, – отзывается оператор, – и, мистер Ларсен…

– Да?

– Пафоса маловато. Извините…

– Думаешь? Парни, ещё раз… действительно маловато. Вы попробуйте не идти, а шествовать, а руки не поднимать, а воздевать… да! С первого раза, надо же! Вилли, давай!

Жертва конвульсивно задёргалась…

– Щекотно же, – завопив голосом Одуванчика, – хватит, хватит, а то я действительно помру!

– Одалиски пошли… молодцы, девочки!

Камера наехала на стоящего в гриме завистника Ларри, а потом в кадре показалось крупным планом лицо сержанта Ларсена.

– Наркоман, что ли? – Произнёс он, вглядываясь в камеру, будто в лицо, – парни, подъезжайте сюда, наш клиент.

* * *

– Пастораль, народ. Очёчки каждому, учебниками обложитесь… не, мало. Тащите из библиотеки талмуды потолще, да чтоб пирамиды прям книжные. Ларри! Пибоди, на твои таланты полагаюсь, разложи всё поинтересней. Да не сам, не стесняйся братьев напрягать! У тебя с мышцами пока туго, зато с фантазией более чем!

Дом братства, превращённый в филиал библиотеки, наполненной старательно зубрящими высокоморальными занудами, то и дело встающими в пафосные позы и произносящими пафосные же речи.

– Мотор!

– Негоже это, – сверкая очками (специальное покрытие, через которое ни хрена не видно) и укоризненно покачивая прилизанной головой с избытком геля, роняет Енот, – глядеть вслед с похотью на девиц, мимо проходящих. Ты же осмелился ей ПОДМИГНУТЬ!

Громила Боб, парень из весьма приличной семьи, коего бог и родители наградили физиономией матёрого рецидивиста, старательно тупит глазки и ковыряет носком ботинка ковёр. Стоящие вокруг братья вздыхают укоризненно…

… комната выглядит как мечта мальчика лет восьми. Повсюду модели самолётов, поездов и машин. Одетый в пижамку с кроликами, в обнимку с большим плюшевыми мишкой и засунув палец в рот, на кровати посапывает Томас Чейни. Образ маленького мальчика портит только трёхдневная щетина, да выглядывающие из-под одеяла ноги в дырявых, нарочито заскорузлых носках.

Пастораль снималась тяжелее всего, народ уже устал, да и кураж стал проходить. Поэтому не стали делать на ней акцент.

– Лучше меньше, да лучше, – режиссёрской волей утвердил я, – материала минут на десять хватит, а больше и не нужно. Всё, сегодня окончание снимаем!

– Представьте титры, – делаю широкий жест рукой, – с нашими именами… ну и вообще, можно будет подурачится с этим. Если у кого идеи есть, давайте. Да, титры… фильм вроде бы закончился, а потом на экране появляется дверь. Вот здесь и разворачивается последнее действо. Ясно?

– Ясно, ясно, – подтвердил Дюк за всех.

– Чейни, пошёл!

Всё так же в пижамке и небритый, он нащупывает рукой под кроватью полупустую бутылку виски и делает из неё несколько глотков, не открывая глаза.

Енот, всё такой же прилизанный, крадучись помогает пройти наверх какой-то сомнительной девице сомнительного типа. Морда похотливая и на редкость похабная. Сразу понятно, что предстоит не просто блуд, а самый настоящий разврат.

Ларри, лишённый грима, вместе с несколькими парнями с пьяным гоготом мечут ножи в привязанного к дереву пьяненького деревенщину.

– Ой, – произносит чей-то голос, – спалили.

Чейни вскакивает с кровати, прячет бутылку в шкаф и начинает играть с машинкой, изображая губами тарахтенье двигателя.

Енот прячет девицу в шкаф… откуда вываливается обряженный в женскую одежду скелет.

– Вот ты где, Миранда, – расстраивается тот, – а я думал, бросила меня…