Текст книги "Земля за океаном"
Автор книги: Василий Песков
Соавторы: Борис Стрельников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)
Будем знакомы
«Задержитесь на час…»
Это заметки о встречах с американцами…
Начнем со встречи забавной. В национальном парке Шенандоа после пешего и колесного путешествия по лесам мы завернули в «визитёрский центр» кое-что расспросить. Около телефонов и радиостанции, державшей связь с охраной, дежурил почтенного возраста джентльмен в форме служащего парка. Джентльмен с готовностью вышел к стойке – его дело давать информацию. Мы сказали, кто мы, и задали первый вопрос. Но ответа мы не услышали. Джентльмен глядел на двух визитеров с ужасом и смятением. Он было приоткрыл рот, но какое-то слово застыло у него на губах.
– Сорри… (Извините), – сказал человек и стал набирать телефонный номер.
Звонок был к начальству. Но, как мы поняли, дома начальства не оказалось. Оно было в церкви. Еще куда-то звонок. По лицу джентльмена было видно: и тут на помощь ему никто не придет. Что же делать? Что делать?! Хоть бы отвлечься – ну зазвонил бы телефон, заговорил бы охранник по радио или зашел кто-либо. Нет. Воскресный день, моросит майский дождик. И человек один на один с двумя «красными». «Надо же было приехать в мое дежурство!» Это написано на лице человека. Но некуда деться. И человек снова подошел к стойке.
– Так что вас интересует?..
Мы сказали, что хотели бы знать: устройство парка, число посетителей… Человек с глубоким страданием вобрал в себя воздух.
– Э-э…
– Расскажите нам, пожалуйста, о черных медведях… – Мы бросали спасательный круг, но человек его не почувствовал.
– Сорри… – Джентльмен снова шагнул к телефону.
Нет. Начальство из церкви еще не вернулось.
Мы спешно достали бумагу, которая начиналась словами: «Всем, кого это касается!» Бумага объясняла, что двое русских путешествуют, изучают природные парки… Недлинный текст чиновник прочел раза три, но, как видно, мало что понял.
– А можно ли сделать копию документа?
Мы немедленно согласились и попросили сделать парочку и для нас.
– О’кэй! – воспрянул духом дежурный.
Секунд десять – и мы держали в руках великолепные дубликаты охраняющей нас бумаги. Третий листок дежурный положил на стол рядом с баночкой кока-колы. Еще один раз убедившись, что начальство по-прежнему в церкви, дежурный выкинул белый флаг.
– Джентльмены, – сказал дежурный, – я первый раз вижу русских. Поймите меня. Два года до пенсии. И тут вы…
Это одна из коротких дорожных встреч… А вот еще. На озере Эри мы попали в местечко, лежащее в стороне от шоссе. Мотелей тут не было. Но были пансионаты, хорошо оборудованные «курятнички» для сдачи на лето не слишком богатым людям. Мы свернули под вывеску, означавшую, что въезжаем во владение Тэйлоров. По дорожке, бежавшей к озеру между дощатыми, гулкими, как барабаны, домишками, на желтом электрическом тракторе каталась женщина в шортах. Трактор был, как видно, любимой игрушкой владельцев пансионата. Не слезая с машины, крепко выпившая (было воскресенье) госпожа Тэйлор проводила нас к лучшему домику возле воды. На тракторе нам были доставлены одеяла и простыни. На тракторе госпожа Тэйлор поехала к изгороди о чем-то поговорить с соседкой.
Узнав, кто мы и откуда, хозяйка помчалась к дому-конторе.
– Коллин! У нас русские!..
Убедившись, что информация принята, желтый трактор вернулся к озеру.
– Ваш муж не тот ли знаменитый Тэйлор?
– Ну что вы. Сейчас увидите…
Из дома вышел огромный человек, походивший на хмельного, слегка вздремнувшего Илью Муромца, – волосы всклочены, на руке ссадина.
– Русские? – сказал человек, здороваясь, и сразу же пожелал покатать нас на тракторе. – Вот вы садитесь…
Жертвой оказался гость, увешанный фотокамерами. К ужасу пассажира и зрителей трактор покатил к пирсу – дощатому настилу, уходившему в озеро.
– Он мне не доверяет! – захохотал мистер Тэйлор на просьбу остановиться.
Благоразумие пассажира, однако, не пошло дальше желания оставить на берегу три дорогие фотокамеры – он вернулся на трактор… Чудеса! Почти повисая над лодками, трактор благополучно достиг конца стометрового пирса и, пятясь задом, вернулся на берег. Достоинства американской техники, умение с ней обращаться, а также мужество россиян были блестяще подтверждены. В знак расположения супруги Тэйлор повели гостей показать свой дом-контору.
По живописности беспорядка с домом мог поспорить разве что магазин экстренной распродажи. Груды бумажных счетов, пишущая машинка, рулон чертежей и стопка тарелок в картонном ящике украшали огромный стол. Большой телевизор, пара магнитофонов, шкура какого-то зверя, старинный сундук, картонные ящики и глубокие кресла – все расположено было так, как будто хозяева только что въехали в дом или срочно собирались его покинуть. Над камином по толстой дубовой плахе было искусно вырезано изречение: «Хорошее вино веселит сердце человека». В спальне гостям была показана галерея портретов молодых людей, а также младенцев еще без штанишек и платьиц.
– Это дети… А это внуки, – говорил мистер Тэйлор, оказавшийся добродушным, приветливым человеком. – Пять детей и пять внуков…
Миссис Дана Тэйлор была три раза замужем. Мистер Коллин Тэйлор – три раза женат.
– О, мы оба видели звезды! – сказала миссис Тэйлор.
Теперь двое людей (ей сорок, ему пятьдесят) объединили у очага остатки любви, объединили детей и внуков, а также два небольших капитала. На эти деньги выстроен летний, назовем его дачный, пансионат. Сделана кое-какая реклама, куплен (гордость Тэйлоров) электрический трактор, который может стричь траву, перевозить тяжести, вытаскивать из воды лодки.
Пятнадцать долларов в сутки с семьи за житье в домиках… Супруги считают, что скоро они станут людьми богатыми и инженер Тэйлор может к черту послать фирму, которая «выпила из меня соки»…
Беспокоит Тэйлоров озеро Эри.
– Все время пишут: озеро гибнет, озеро гибнет, загрязнено. Боимся: люди не станут ездить.
Зайдя утром в контору-дом, мы застали миссис Тэйлор трезвой и деловой. Она не хотела взять за ночлег плату.
– Ну, во-первых, вы из России, нам было очень интересно. Во-вторых, сезон еще не начался. И потом вы журналисты, а деловые люди должны дружить с журналистами.
С большим трудом мы уговорили миссис Тэйлор взять с нас хотя бы символическую плату…
Встреч на пути было много. Кое-что предвиделось загодя, Мы знали: в такой-то день, в условный час, в таком-то месте нас ждут. В Вашингтоне мы встречались с ответственными работниками министерств. Были встречи в лесных и земельных ведомствах, в музеях, лабораториях, национальных парках. Но была и просто дорога, где каждый день готовит тебе попутчиков, встречных, собеседников за столом, на ферме, в мотеле, на пешей тропе, возле бензоколонки. Иногда разговор – всего десять слов. Но любовно: отдельных людей помнишь так хорошо, что не надо листать блокноты, ворошить конверты с разрезанной пленкой…
Чарльз Унтка – паромщик на озере Эри. Джойс и Уоррен Миллеры – фермеры в Висконсине. Дорожный монтер Роберт Колкон. Рыбовод в забытом богом местечке штата Вайоминг Том Диксон с сыном Чаком. Туристы (брат и сестра) Крис и Дженни Хилд. Дочь писателя Сетон-Томпсона Ди Барбара. Бродяга в повозке, запряженной ослами, на дороге в Нью-Мексико Слоте Говард. Актер Джо Пирс, пригласивший нас в ночной клуб (у него там номер с ручным удавом). Пастухи Альберт Сай и Боб Морсер – «работаем 26 часов в сутки»… Это простые люди Америки, живущие в самых разных точках страны. Нам эти люди понравились. А как держались они, неожиданно встретив русских, «несомненно коммунистов», путешествующих в таких местах, куда даже сами американцы не часто заглядывают? Должны честно сказать: ни одного случая недоброжелательства мы не встретили (хотя можно, конечно, и встретить). Первая реакция при знакомстве – сдержанное (а иногда и несдержанное) любопытство. Были, правда, забавные случаи настороженности, боязни и даже забавной паники, но общий тон многочисленных встреч: доброжелательность.
Кенедей Кенед, продавец из Вашингтона, отдыхавший с семьей в парке Шенандоа, специально догнал нас на тропке, чтобы позвать к столу: «Выпейте с нами бутылку вина!» В Калифорнии в справочном пункте очередь заволновалась, узнав, что в заповедник приехали двое русских. Все непременно хотели, чтобы гостей обслужили немедленно. Мы были смущены повышенным вниманием очереди. Особенно тронул нас человек в полосатой майке: «Ребята, дайте пожать вам руки…» Уже по дороге в горы мы еще раз увидели полосатую майку. Человек возился у машины, из которой шел пар.
– Не надо ли чем помочь?..
Человек высунул гривастую голову из-под крыши капота.
– Ну вот, дюжина наших промчалась, даже не задержавшись. Помощь пришла от русских! У меня все в порядке, ребята. А вот снимок на память хотелось бы. Меня зовут Клод, Клод Грей, контролер на заводе компьютеров… Трези, Стивен!… – позвал отец. Из фургона выскочили двое лохматых, как и отец, ребятишек. Сообща и с удовольствием минут десять мы изводили фото– и кинопленку…
Уместно сказать тут несколько слов о характере американцев. К этому непростому вопросу возможен двойной подход: с позиции долгого опыта (один из нас жил в Америке много лет) и с позиции «свежего глаза», что вполне согласуется с характером чисто дорожных и, конечно, не слишком глубоких познаний. Так вот с позиции новичка американцы:
Деловиты. Завидно деловиты. Иногда, правда, кажется – деловитость подавляет другие, не менее ценные человеческие качества.
Необычайно точны, обязательны. Все наши запланированные наперед встречи состоялись в условленный час.
Американцы очень общительны. До этого приходилось наблюдать их в Европе, Африке, Антарктиде. На чужом фоне американец развязен, другого слова, пожалуй, не подберешь. У себя дома эта черта выглядит иначе. Все держатся одинаково просто, без ложных условностей. В такой атмосфере чувствуешь себя вовсе неплохо.
Не бросаются в глаза древнейшие из человеческих качеств: чинопочитание, угодничество, чванливость. Начальник и подчиненные держатся просто, по-деловому, кажется, даже дружески. Можно заподозрить и наигранный демократизм. Но простота в отношениях людей с различных ступеней деловой иерархии, надо думать, делам способствует.
О нашей стране американцы знают очень немного, имеют о ней искаженное представление или не знают совсем ничего. В Йеллоустонском парке вечером у костра мы спели две наши песни и ответили на вопрос, как бы мы в Подмосковье провели воскресенье? После ответа одна из женщин всплеснула руками: «Боже мой, они такие же люди!»
Американцы расчетливы, экономны, но не скупы. Заметна слабость: любят похвастаться. Машиной, повышением в должности, новой покупкой, своим городком, штатом и в целом Америкой. Иностранцу, пожелавшему что-либо узнать об Америке, американец. бросится помогать всеми средствами: расскажет, проводит, снабдит картами и брошюрами, позвонит другу, чтобы и тот помог на пути.
Несомненно, американцы большие патриоты своей страны. Возможно, после войны Севера с Югом нация никогда не была еще разъединена так же сильно, как теперь. Причины известные: война во Вьетнаме, проклятие расовых отношений, социальное неравенство, разлад в возрастных группах по причине различного толкования ценностей жизни… Но если заходит речь об Америке, американцы почти всегда в обиду ее не дают. Даже очень жесткая критика предназначена для потребления внутреннего. В разговоре с человеком «с другой стороны» вчерашний критик отыщет слова помягче или вовсе избежит разговора.
Время, престиж и деньги – главные ценности в жизни американца. Жизнь по этой причине – гонка без передышки. «А для того ли дана человеку жизнь?» – спрашивают молодые. Отсюда разлад со старшими. Однако, взрослея, бунтари утихают, и все идет по привычному кругу: деньги, престиж, время, деньги. Дележ этих ценностей, подобно любому из дележей, разъединяет людей. И это очень заметно.
Политика… Активно политикой в Америке занято немного людей. Но телевизор привел политику в каждый дом, в каждый отель и мотель.
Американцы понимают, что прошли времена, когда Америка жила далеко от всего мира и могла быть сама по себе. Сейчас судьбы народов связаны. Неверный шаг одного государства, особенно государства большого и сильного, может кончиться катастрофой для всех. Потепление отношений между Советским Союзом и Соединенными Штатами простые люди Америки приняли одобрительно. На эту тему говорили охотно, с этого начиналось большинство разговоров: «Хорошая идея!», «Нам надо ладить», «Давно пора!»
Самой приятной из многих встреч на дороге была встреча с тремя девчурками в штате Вайоминг… Представьте синий солнечный день. Зеленые холмы с красноватыми обнажениями. Полоски лесов по самым дальним буграм. Тишина и теплынь. Остановишь машину – слышно, как в цветах у дороги гудят шмели. Красноватого цвета проселок пустынен. И все кругом на многие километры безлюдно. Спугнули оленя возле ручья. Беспризорный табунок лошадей на пригорке… И вдруг домик. У дороги на съезде к нему традиционное колесо и жестяный почтовый ящик на столбике. И тут же в траве играют трое детей, три девочки. Старшая возится с мохнатой маленькой лошадью. Две другие поменьше лепят из песка пирожки.
Первой нас заметила старшая. Она резво вскочила на лошадь и проехалась по дорожке. Слезла, сказала что-то сестренкам.
Мы решили, что самое время подойти познакомиться. Себя и двух сестер представила старшая.
– Я Томми. А это Бренда и Гей… Лошадку зовут Мистер Икс…
Из ворот дома вышла слегка встревоженная мама. Мы поспешили все объяснить. Мама сразу же успокоилась. Представилась:
– Долли. Долли Кларк… Мы тут живем… Я сначала встревожилась – двое незнакомых людей. У нас, правда, тут тихо и ничего не случается. Удивительно – русские… Глушь, редко видишь нового человека. И вдруг из Москвы. Проходите…
Домик принадлежал семье Кларков. Хозяин Джеймс Кларк работает слесарем в городке миль за тридцать, а Долли Кларк тут с хозяйством и ребятишками.
– Я дикарка. Выросла в этих местах, езжу на лошади, автомобиль вожу, трактор. Вчера клеймила коров… Конечно, трудно – дети, хозяйство. Но землю купить я сама настояла. Жизнь кажется более прочной, когда имеешь хотя бы клочок. Да и подспорье…
В этом доме не заботились ни о стрижке травы, ни о строгом порядке. Просторный двор был огорожен жердями и проволокой. Посредине стоял кособокий амбар из бревен. В высокой траве виднелся остов телеги с одним колесом. Две добродушные собаки бегали во дворе.
В жилом доме хозяйка показала нам все: от кухни до ванной комнаты с грудой детских пеленок. Во всех комнатах валялись игрушки. На спинках стульев висела детская одежонка. Хозяйка не говорила обязательных в этом случае слов: «Извините, сегодня: не прибрано».
– О, у нас еще не такое бывает! – улыбалась она, проводя нас по комнатам.
В просторной столовой стоял телевизор, глубокие кресла. На стене висели большие рога, винтовка и пистолет в кобуре.
– Оленя муж подстрелил вот тут, за холмами. Я тоже могла бы. Стреляю из этой штуки и «кольт» вполне по-мужски могу разрядить…
Потом мы сидели на кладке сухих досок у ворот. Девчурки, освоившись, дурачились на глазах у гостей. Старшая скакала на лошади по двору. Бренда залезла на колесо у дороги и колотила ногами по почтовому ящику.
– Этой два года, – сказала мать, подхватив младшую на руки. – А Томми – семь. Не расстается с лошадкой. Мне двадцать восемь. Джеймс считает: надо рожать, пока будет сын…
– Не скучно тут?
– Что вы! На востоке ни я, ни Джеймс не согласились бы жить. А тут спокойно…
Прощание было трогательным. Спросив, как будет по-русски «приезжайте еще», мать созвала дочерей, немного порепетировала с ними, и, когда мы пошли к машине, четыре голоса несколько раз пропели: «При-езджа-ите иесчо!» И четыре руки помахали нам точно так же, как в Сибири на полустанках машут проходящему поезду.
Человек от земли
Штат Висконсин. Холмы, лески, степь, но уже открываются глазу дали. Просторное небо подымается над дорогой. Все пространство освоено земледельцами. Земля распахана, разлинеена, загорожена, поделена на квадраты, прямоугольники. Холмы, однако, смягчают строгую геометрию. Линейки меж, борозды пахоты, полоски лесов и даже строгий протокол изгородей – все причудливо изгибается. Даже дорога тут позволяет некую вольность: нет-нет да и сверкнет живописным изгибом, плавно скользнет за холм. В пейзаже легко выделяются три детали. Ферма с непременной серебристого цвета силосной башней. Стадо черно-белых коров. И одинокий трактор. Висконсин называют «молочным штатом». Молоком он поит район Великих озер, а сыры висконсинские ест вся Америка.
Фермами штат заселен густо. В отличие от владельца ранчо на Западе или в Техасе фермер не имеет обширных вольных выпасов для скота. Корма тут надо выращивать. Мы ехали в те знаменитые «несколько дней», когда земля поспела и надо было не упустить момент, – сеяли кукурузу.
Говорить с пахарем в любом месте Земли интересно и важно, ибо нет нужнее работы, чем эта. В сорока километрах от города Мадисон, увидев пыливший рядом с дорогой трактор, мы съехали на обочину, огляделись и, рискуя разодрать штаны, стали перелезать через проволоку. Вторжение сразу было замечено. Вопросительно-вежливо приподняв брови, к ограде подошла женщина (закатанные до колен джинсы, грубые башмаки, соломенная шляпа, запыленная рыжей землей, огрубевшие пальцы теребят прутик, прошлогоднего бурьяна). В роли телохранители – сыновья (оба «очкарики»; один в красной панаме, другой пятерней приводит в порядок пышную шевелюру; поза: два вопросительных знака). Мы поздоровались. Представились. Извинились. Сказали все, что надо сказать в такой ситуации. Спросили: нельзя ли поговорить минут двадцать? Настороженность, любопытство, приветливость, озабоченность – все сразу на лицах.
– Уоррен!.. – Оклик женщина подкрепила взмахом руки.
Большой трехколесный трактор, таскавший по коричневой пашне сеялку, остановился. Обтирая на ходу ладони о комбинезон, подошел Уоррен (огромный светловолосый человек; соломенная шляпа; массивное лицо покрыто пылью; рука тяжелая, мощная; слегка озадачен). Узнав, в чем дело, Уоррен неторопливо заглушил трактор. Повозился немного в моторе. Попросил сына принести из кустов флягу с водой.
– Ну что ж, давайте присядем…
Так мы познакомились с семьей фермера Уоррена Миллера. Жену зовут Джойс (она тоже из семьи фермеров). На вид обоим за сорок. Пятнадцатилетний Джо ходит в девятый класс. Джимму десять… До заката Миллерам надо опорожнить в землю горку бумажных мешков семенной кукурузы. Тринадцатилетняя дочь Маргарэт в это время готовит обед. Дом Миллеров на холме. В нужный час Маргарэт ударит в колокол, висящий у дома. Все четверо сядут в красный «пикапчик» и, заглянув по пути на луг, где ходят коровы, поедут обедать. А потом опять сюда, все четверо. И до темноты. Так всегда, а не только во время сева. Так работал на этой земле дед Уоррена и отец. Так сейчас отец приучает работать и сыновей. Приходят из школы (по фермам ребятишек развозит автобус), два часа на уроки – и за работу. Ее всегда много. С пяти лет в обязанность Джимма входил уход за курами. Сейчас – в десять лет – он может управлять трактором. А старший Джо делает все, что может делать отец. Развлечение ребятишек – велосипед и все, что могут найти для себя на поле и на лугу.
У Миллеров триста акров земли (акр – 0,4 гектара). Есть трактор («куплен за шесть тысяч долларов»), тридцать коров, полсотни овец. В отличие от соседей коровы мясной породы. (У хозяина с детства повреждена рука, и он не может доить.) Сено, силос овес, свекла – все для скота производят us ферме.
– Тяжело?
– Тяжело, много лет не знаем, что такое кино. Не помню, когда были в гостях Только телевизор иногда вечером. Работа работа… В молодости я ездила в Вашингтон и в Нью-Йорк. Это сейчас похоже на сказку
– А я не был нигде далее Мадисона, это двадцать пять миль отсюда. Земля не пускает. Вся жизнь как один день: подъем в пять, и только в полночь добираешься до кровати…
Все, кроме яиц, Миллеры покупают. Хлеб, молоко, овощи, мясо, фрукты. («Забить овцу выращивать помидоры… На это рук не хватает».) Их ферма считается средней. (Выручка от продажи продукции 10 тысяч долларов в год.)
– Есть богатые фермы в этих местах?
– Есть. И они сейчас становятся еще богаче. А если доход ниже нашего, значит ферме конец. В округе многие землю уже продали и подались в город. А мы еще держимся.
– Было бы тяжело расставаться?
– Гм, тяжело… Для меня это смерть. Где я нужен с одной рукой? Да и земля… Кто с детства знает, как пахнет весной земля, тому расставаться с ней все равно что мать схоронить. Молодежь расстается, конечно, почти без боли. Мой старший интересуется электричеством. Ясное дело, уедет куда-нибудь. А в младшем чувствую фермера, Он мог бы хозяйствовать. Но как устоять! Раньше: работай с утра до ночи – и ты хозяин своей судьбы. Теперь все иначе…
В этом месте наш собеседник поставил некое многоточие – протянул руку к фляге с водой, спросил: «Растут ли в России на межах эти цветы?» (одуванчики).
Американцы по натуре своей жаловаться не любят. Как бы плохо ни шли дела, американец скажет: «Ничего, жить можно». Неделикатно было расспрашивать о том, что явно беспокоило трудолюбивого земледельца. Паузу заполнила Джойс. Она сказала, что собирается возить в Мадисон и вразнос по домам продавать яйца… И опять пауза. Все четверо Миллеров и мы тоже хорошо понимаем: в американских условиях улучшать дела фермы продажей яиц вразнос – это отчаяние.
– Вот такая наша «семейная ферма». О таких фермах много пишут сейчас, по телевидению говорят… – Джойс собрала возле пасеки букетик золотых одуванчиков. – Это вам на дорогу подарок с нашей земли.
Мы отдарились расписными деревянными ножками, по числу едоков фермы, и попрощались с трудолюбивыми и явно обеспокоенными своей судьбой Миллерами.
В сельской жизни Соединенных Штатов происходят сейчас процессы, о которых много пишут и говорят. Говорят с гордостью и с отчаянием. Процессы эти затрагивают интересы как сельского жителя, так и нации в целом, ибо при блеске огней городской жизни, при всех технических достижениях, при всех богатствах земля остается основным капиталом людей. И от того, что на земле происходит, в конечном счете зависит все остальное.
Сельское хозяйство Америки высокопродуктивное. Этому много причин. Ранняя, умелая и очень высокая механизация. (90 процентов. На среднего фермера сейчас приходится больше «машинных лошадиных сил», чем на среднего промышленного рабочего.) Решительная и щедрая электрификация (98 процентов). Химизация (40 миллионов тонн удобрений в год. До трех долларов прибыли с каждого доллара, потраченного на удобрения). Специализация. (Монопродукт производят не только отдельные хозяйства, но целые округа и даже целиком штаты – «садовый штат», «картофельный штат» «кукурузный штат», «пшеничный пояс».) Разветвленная сеть дорог позволяет перемещать, распределять продукты без порчи и нужным образом. Следовательно, дороги надо поставить в ряд очень важных факторов сельского производства. Тщательная селекция. (Отбор и культивация наиболее выгодных сортов растений и пород скота. Американцы не просто так уговаривали Мичурина переехать в Америку. И весьма эффективно использовали все, чего добился Бербанк и его продолжатели.) Не следует упускать из виду благоприятный климатический пояс США. (Все земли лежат к югу от широты Киева.) Надо учитывать беспощадную, временами хищническую эксплуатацию земли. Но следует иметь в виду также и расчетливое, продуманное хозяйствование и труд непременный «от зари до зари». Все это позволило Америке не только обеспечить свой стол, но и производить излишки сельских продуктов. За этим столом, правда, не все получают равный кусок. Излишки, однако, всегда были помехой потому, что грозили снижением цен. Излишки пшеницы сжигали в топках, затопляли в баржах на дне заливов. С 30-х годов стала поощряться консервация пашни. Государство предложило фермерам компенсацию прибылей, если часть земли они обратят в залежь. Сейчас в связи с возросшим числом едоков (в 1900 году было 77 миллионов жителей. Сейчас в США – 210 миллионов), а также в связи с повышением спроса на внешнем рынке эта политика пересматривается. Всячески поощряется и интенсивность эксплуатации земель. «Зеленая революция» (так называют увеличение урожайности за счет химизации и новейших рекомендаций агротехнической науки) дала толчок новым процессам в сельском хозяйстве, для которых наиболее подходящее слово – индустриализация, то есть превращение пашни, фруктовых плантаций, огородов, птицеводческих, мясных и молочных ферм в некий высокоэффективный заводской поток, подобный, скажем, производству автомобилей.
Образцы этих конвейеров уже есть. Самый простой вариант – пасека. Тысячи небольших пасек разбросаны у дорог. Специальный фургон по строгому ритму объезжает все пасеки. Проверка. Подкормка. Контроль за роением, откачка меда – конвейер! На фабрике детали движутся к человеку. Тут же подвижная часть – сам человек.
Конвейер откормки скота мы наблюдали в Техасе и Оклахоме. Много тысяч коров мясной породы в плотном загоне. Рацион кормов и систему ухода рассчитал для фермы компьютер. А тщательно продуманная механизация позволяет одному человеку управляться с пятьюстами коров.
До всех тонкостей продумана «индустрия получения яйца». Состав кормов, освещение, вентиляция, размещение несушек с учетом «куриной психики» превратили курицу в живую ячейку огромного механизма – с одной стороны ряда проволочных клеток движется конвейер с кормами, а на другую ленту конвейера из клеток по желобкам катятся яйца. Нестись курицу заставляют 210—220 дней в году.
Подобным же образом устроены очень распространенные фермы по производству куриного мяса. Новейшие биологические изыскания позволили резко сократить сроки созревания бройлеров (со ста дней до шестидесяти) и расходы кормов (с четырех килограммов на птицу до двух). Механизация позволяет одному человеку обслуживать сто тысяч птиц.
Под открытым небом – на пашне и огородных грядках – поточное производство встретило трудности, но не остановилось. Как, например, механизировать уборку помидоров? Напряженными усилиями создан комбайн. Задача эта была, может быть, только чуть менее сложной, чем создание грузинскими конструкторами чаеуборочного комбайна. К проблеме подступились с двух разных сторон – конструировали машину и «конструировали» для нее специальный сорт помидоров. (Важно было иметь определенную форму куста, помидоры должны были быть по возможности одного размера и созревать в одно время.) Сейчас 90 процентов томатов для консервной промышленности США убирают машины.
Таков передний край изменений в сельском хозяйстве. Процесс этот начался не сегодня и не вчера. К нему уже присмотрелись. Казалось бы, общество должно только радоваться. Однако мы слышали вздохи и откровенное беспокойство людей сельских и городских. Газеты, анализируя происходящее, тоже не только в мажорных тонах пишут о «революции».
Первая драматическая плата за успехи агробизнеса – разорение огромной массы американских фермеров. Производство на новом уровне требует огромных капиталовложений в технику и технологию производства (примерно в семь-десять раз больше, чем прежде). Чтобы вести хозяйство по-современному, фермер должен иметь на капитальные затраты от 20 тысяч долларов до миллиона. Согласно статистике в США около трех миллионов фермерских хозяйств. Из них треть имеют годовой доход менее чем две с половиной тысячи долларов. Возможно, еще одна треть получает доход, равный доходу знакомых нам Миллеров (десять тысяч долларов). Каково их место в быстро текущем процессе? Эти фермы обречены. Разорение идет как лавина («каждую неделю – две тысячи ферм»). Дело, как пишут, не только в средствах. Земледелец должен «сменить и голову». «Преуспевающий фермер сегодня не столько земледелец, сколько бизнесмен», – сказал бывший министр земледелия США Клиффорд Хардин. Иначе говоря, человек не только должен знать до тонкостей свое дело на пашне или на скотном дворе, но обязан знать также все тонкости рынка, быть оборотистым и беспощадным к более слабому соседу. Это крупный капиталист на земле. Это «директор предприятия» вместо прежнего, возможно и очень искусного, «кустаря». Его прибыли – десятки, сотни тысяч и даже миллионы долларов в год. Знакомый нам Гарст из Айовы – фермер такого ранга. Именно таких оборотистых людей в первую очередь и с готовностью финансируют банки. Удел же большинства – разорение. Ферма идет с молотка. Молодежь – в город. Старики (дожить) ищут угол в каком-нибудь маленьком городке. Кое-кто, продав землю, остается на ней батраком, работая на вчерашнего соседа или на корпорацию, протянувшую свои щупальца к земле из города. Кое-кто ищет выход, приспосабливая землю для отдыха приезжающих из города.
Шестьсот тысяч разорившихся фермеров каждый год покидают землю и уезжают в город. Считают, что к 1980 году число фермерских хозяйств уменьшится в десять раз. Земли «семейных ферм», на которых нередко в течение нескольких поколений трудились Миллеры, Смиты и Джонсоны, не всегда, однако, попадают в руки более удачливого соседа. Агробизнесом в США последние годы занимаются фирмы, корпорации и компании, весьма далекие от земли, но имеющие деньги для «конвейера на земле». Вот примеры. Земледелием занимаются: компания «Боинг», производящая самолеты, машиностроительный концерн «Кайзер индастриз», нефтяная монополия «Гетти ойл», «Интернэшнл телефон энд телеграф». Список может быть очень длинным. Нередко компания прибирает к рукам всю цепь производства продуктов – от поля и грядки до магазина. Так, фирма «Теннеко» пашет собственную землю, удобряемую и опыляемую химикатами из собственных химических производств, использует собственные тракторы, которые заправлены горючим из собственных нефтяных скважин и собственных нефтеочистительных заводов. Продукты обрабатываются, распределяются и упаковываются филиалами «Теннеко». «Теннеко» занимается также разведкой нефти у берегов Юго-Восточной Азии, она крупнейшая в мире транспортировщик природного газа и строит два атомных авианосца…» (журнал «Рэмпартс»).
Может ли устоять перед такой всепожирающей махиной знакомый нам Миллер со своей попыткой помочь делу продажей яиц вразнос? Нет. И это сильно беспокоит американцев. Беспокойство вызвано, однако, не только тем, что гибнет «семейная ферма» – основа многих устоев и традиций в Америке.
Сам продукт, идущий на стол от земли… Он давно уже стандартизирован. И все же с мелких ферм он поступал в более разнообразных видах и не всегда «на сто процентов пропитанный химикалиями». Агробизнес же весь доход строит как раз на предельной химизации и стандартизации производства. И сам контролирует все процессы от посева и до стола. Конвейерное производство принуждает собирать овощи недозревшими, а товарный привлекательный вид им придают с помощью химических ухищрений. Это касается всего: от фруктов до мяса и хлеба. Румяное яблоко! Не обманывайтесь. В нем уже нет того, чему полагается быть в яблоке. Оно могло пролежать два года. Сохраниться ему помогло какое-то минеральное масло. Ослепительно белый хлеб («может храниться несколько лет»). Но белизну (и вкус ваты) ему придает обработка муки трихлоридом азота…
