Текст книги "Земля за океаном"

Автор книги: Василий Песков

Соавторы: Борис Стрельников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

Коренные американцы

Индейка

В 1782 году после горячих споров символом Соединенных Штатов был избран белоголовый орел. Хищник как будто для герба и создан – осанистый, зоркий, когтистый. Но любопытно, что в числе конкурентов на геральдический образ (без всяких шуток) был также индюк. Шансы сделаться символом государства были у индюка небольшие – «ни повадок, ни внешности, ни ума». Но вот аргументы и за него: «Это самая американская птица, ни одно животное при становлении нации не сыграло такую же роль, как индюк».

Идет ли речь об известной многим индюшке? Да, именно эта расселенная по всему свету птица могла бы служить если не символом государства, то, по крайней мере, символом земли-Америки. В штате Кентукки мы видели ферму – тысячи три молодых индюшат и сотня примерно пожилых индюков и индюшек, как две капли воды похожих на наших упрямых и своенравных птиц.

В Европу индюшка попала в числе диковинок Нового Света, как считают, в 1524 году. Это было время, когда люди поняли: не Индию, плывя на запад, открыл Колумб, а совершенно новую землю. Но птицу все же назвали индейка.

«Импортный продукт» был оценен по достоинству сразу. И конечно, в первую очередь птица попала на стол вельможам. В Венеции верховным советом был издан даже указ, запрещавший простолюдинам касаться редкой еды. Однако довольно скоро под названием «испанская кура» и «турецкая кура» индейка распространилась в Европе и стала обычной домашней птицей. Переселяясь в Америку, европейцы вместе с коровами, свиньями и гусями везли и милых сердцу «турецких кур». Можно представить удивление колонистов, когда они обнаруживали, что всего лишь вернули птицу на ее родину – леса Америки были заполнены стаями диких индеек. Вообразить обилие этих птиц лучше всего по записям землепроходцев: «Лес оглашался звонким кулдыканьем. Звуки столь громки, что в течение часа или даже больше слышна одна лишь индюшачья многоголосица, которая сливается в единый всеобщий крик…» Заметим, речь идет не о хоре маленьких пташек – «индейки достигали веса в 60 фунтов» (примерно полтора пуда!). «Они так отягощены жиром, что с трудом летают. Когда подстреленная индейка падает на землю, она лопается от удара».

Охотиться при таком обилии птиц было, конечно, несложно. И для белых людей стаи индюшек на многие годы сделались главной продовольственной базой. «В глухих дебрях, где невозможно было раздобыть хлеб, ели вместо него ломтики нежного белого мяса». Примерно 150—200 лет отделяют нынешнюю Америку от тех благословенных райских времен. Сегодня, если задаться целью специально искать диких индюшек, надо потратить немало времени. За все путешествие мы ни разу не слышали ни кулдыканья птиц, ни шума крыльев, хотя проезжали по местам, где индейки некогда обитали «огромной единой стаей».

Как живет эта странная грузная птица в дикой природе? Вот короткая справка по записям Одюбона, по фильму, который нам показали, и по рассказам ученых. Ноги у птицы – главное средство передвижения. Бегает быстро и скрытно. На ночь выводок ищет насест на деревьях. Любимый корм – орехи и ягоды винограда, но не брезгует птица всякими семенами, плодами, травами, насекомыми. Кормов в лесу индюшкам хватает, а если случится бескормица, они безбоязненно приближаются к амбарам, смешиваются с курами и гусями.

Врагов у индюшки великое множество. Можно назвать только главных: рысь, енот, опоссум, разного вида совы и, конечно, в первую очередь человек. Кто не может одолеть взрослую птицу, ищет гнездо. И все же хорошая плодовитость (в кладке обычно 10—15 яиц) и приспособленность к выживанию сделали эту птицу царицей древних лесов.

Индюшки, как немногие другие птицы, широко расселились по континенту. И не крылья им помогали в этом. Каждую осень, сбиваясь в стаи, птицы предпринимали большие пешие путешествия. По замечанию Одюбона задержать их на время может только большая река. «Они выбирают на берегу месте повыше и как бы совещаются, прежде чем решиться на переправу. Индюки клокчут, надуваясь и распушая хвосты, молодь и самки, как могут, подражают самцам. Наконец, возбудившись как следует, в тихий погожий день несколько сотен птиц начинают воздушную переправу… Старики одолевают реку легко. Молодые же часто падают в воду и, отчаянно работая лапами, добираются к берегу вплавь…»

Эти величественные картины, увы, дело прошлого. Человек сначала без всяких хитростей добывал индюшек сколько хотел, а когда стаи птиц поредели, стал примечать моменты, в какие индюшек легче всего добыть Птиц караулили на токах (брачные игры индеек – столь же занятное зрелище, как и у наших тетеревов: самцы демонстрируют наряд, бормочут, дерутся, иногда насмерть) Ночное сидение на дереве спасало индеек от многих врагов. Потерю одной птицы при нападении филина или белой совы стая считала «законной данью» и даже не покидала место ночевки. Но эта привычка при встречах с человеком-охотником оказалась для птицы роковой. «В лунную ночь, убив одну стрелок брал на мушку другую… Семь-десять индеек падало с дерева друг за другом прежде чем стая с шумом взлетала». Если учесть, что каждый землепроходец и каждый пионер-фермер был непременно охотником царству диких индюшек в Америке быстро пришел конец.

В последние годы предпринято расселение птицы в районы, где ее полностью уничтожили. Для этого попытались использовать давно замеченную страсть лесных индюков посещать индюшек на птичьих дворах. (Жизнеспособность потомства при этом всегда улучшалась, и ученые полагали, что домашние индюшата с приливом диких кровей выдержат испытания дикой природы.) Надежды, однако, не оправдались. Пришлось отлавливать дикарей там, где они еще сохранились, и выпускать в места былых обитаний. Эта работа, похожая на расселение у нас бобров, дала хорошие результаты – исчезающая птица снова стала объектом охоты. Но, разумеется, эта охота – спортивная. Она лишь напоминает американцам о тех временах, когда огромные стаи птиц кормили идущих в глубь континента людей.

Скунс и гремучка

Из множества видов животных Америки этих следует выделить и даже поставить рядом, хотя внешне они ничем не похожи. Гремучка – это змея, а скунс – небольшой, с кролика, хищник. Но есть у них и кое-что общее. Это коренные американцы, нигде, кроме Нового Света, они не встречаются. Еще в большей степени их роднят способы защищаться.

В природе немного желающих встретиться со змеею и скунсом (человек не является исключением). У них есть нелестные прозвища: «гремучка» и «вонючка», однако и тот и другой – джентльмены. Прежде чем причинить кому-нибудь неприятность, они обязательно предупреждают. И уж если ты идешь на рожон, пеняй на себя.

В Аппалачах, юго-западней Вашингтона, мы проезжали вечером после грозы. Над дорогой стоял пахучий туман. Ароматы лопнувших почек, талой земли и обмытой дождем хвои текли из леса к шоссе. Мы опустили стекла и сбавили скорость… И вдруг тишина запахов взорвалась резкой отвратительной вонью. Пеший человек, зажав нос, наверняка побежал бы. Машина «дурно пахнувший километр» проскочила за полминуты. Но мы развернулись – узнать, в чем дело. Предположение оправдалось – у края дороги лежал раздавленный кем-то скунс. Любопытство превзошло отвращение, и мы как следует разглядели зверька. На дорогу, как видно, он вышел небоязливо, но против автомобиля его испытанное оружие было бессильным…

Европейцы, переселяясь в Америку, конечно, сразу же познакомились с многочисленным в те времена зверем. Вот самые первые отзывы. «Дьявольское отродье… Оно скорее белое, чем черное, и с первого взгляда кажется, что его следовало бы назвать милой собачкой. Но каков запах! Ни одна выгребная яма не воняет так скверно. Я полагаю, что запах греха должен быть столь же отвратителен». Писавший это священник-миссионер, как видно, получил от зверька полный заряд химикалий. Натуралист прошлого века Одюбон, хорошо знавший природу Америки, пишет о скунсе: «Этот маленький, миловидный и по внешнему виду совершенно невинный зверек в состоянии с первого раза обратить в бегство самого ретивого храбреца… В детстве я сам испытал подобную неприятность… Мы заметили прехорошенького, совершенно незнакомого нам зверька, который добродушно обошел нас, остановился и посмотрел так приятельски, как будто; опрашивался в компанию… Я не мог устоять от соблазна и в восторге поднял его на руки. Но красивая тварь прыснула своей ужасной жидкостью прямо мне в нос. Как громом пораженный, я выпустил из рук чудовище, преисполненный смертельного ужаса, бросился бежать…»

Любой деревенский житель в Америке расскажет вам о вонючке нечто похожее. Одних убийственной силы запах повергал в обморок, у других открывалась рвота, третьи бежали не чуя ног. «Одежда после атаки скунса две-три недели не годится для носки. Мытье, одеколон и окуривание нисколько не помогают». Рассказы эти, возможно, лишь малость преувеличивают силу оружия скунса, и потому мы с удивлением раскрыли рты, увидев однажды зверька на руках человека. Было это в Ситон-Виладж (Нью-Мексико), в доме писателя Сетон-Томпсона. Один из внуков писателя по деревянной лестнице сбегал куда-то наверх и вернулся за стол, держа в руках скунса. Ничего неприятного не случилось. Полосатый, с пушистым хвостом зверек был ласков необычайно, из рук принимал угощенье, посидел на коленях одного из гостей. Нам объяснили: скунсы легко приручаются, и потому опасности нет, зверек «позабыл» об оружии.

В природе скунс врагов практически не имеет. Он так уверен в оружии обороны, что не спешит убегать от кого бы то ни было. Да и бегать-то он не слишком способен. Скунс знает: все его обойдут. Медведь, лиса, волк – никто не желает встречи со скунсом. Окраска зверька предупреждает возможные недоразумения – белое с черным легко заметишь в лесу. Ну а если кто-либо по глупости или незнанию все же приблизится – тогда атака. Однако скунс стреляет лишь в крайности – зачем понапрасну тратить снаряды! Он обернется задом, подымет хвост, он топает ножками, привстает на передние лапы – «смотри, с кем дело имеешь!». Если и это не действует – пеняй на себя. Струя химикалий (главный компонент – этилмеркаптан) летит на четыре-пять метров, скунс вполне «понимает», что целиться надо в нос и глаза…

Против человека эта защита все же неэффективна. Ружье стреляет гораздо дальше, чем две подхвостные желёзки, а мишень хорошо заметный небоязливый дикарь отличная. На скунсов охотятся ради меха. И некогда очень распространенный зверек (он заходил на фермы, слонялся возле поселков) теперь уже редок. Лет сто назад Америка ежегодно давала на рынок четыре миллиона скунсовых шкурок. К тридцать годам этого века промысел снизился вдвое. В 1954 году было добыто всего лишь 140 тысяч, а в 1961-м – 50 тысяч шкурок. Считают, на ставшего редким зверя охотиться нерентабельно. Это, возможно, спасет «коренного американца» от полного истребления.

В пору всеобщего увлечения переселения животных скунса завезли к нам и выпустили в Киргизии, Дагестане, Азербайджане, Приморье. В 1933 году около трех десятков зверьков пустили также в Усманский бор под Воронежем. Скунс нигде не прижился. Причина как следует не прослежена, но известно: у части зверьков не было жизненно важных для них желез (их удалили, поскольку скунсы предназначались для звероводческих ферм). Можно только дивиться – чего ожидали от эксперимента? Лишенный защитного средства, зверек, конечно, был обречен. Небоязливый, легко заметный, он был превосходной добычей для хищников, например для лисы. Можно представить, как топал ногами скунс, как стращал нападавших, полагаясь на артиллерию. А она не стреляла.

Теперь о змее… Гремучка предупрежда возможное столкновение звуком. Во время охоты змея безмолвствует. Во всех друг случаях она пускает в ход погремушку. Это сигнал: обойди! Если все-таки лезешь или не слышал предупреждения, змея нападает. Укус гремучки опасен. Вот запись американского натуралиста (по Брему): «Я видел индейского мальчика, который был укушен змеей. Ни одно известное индейцам средство не помогало. На мальчика было страшно смотреть. Гангрена обнажила кость на укушенном месте… Несчастный умер».

Огромная доза яда мгновенно парализует какого-нибудь грызуна (объект охоты гремучки), но и бизону небезопасно встретить змею. Тот же натуралист сообщает: «В прерии, близ Миссури, я заметил взрослого быка, который несся как бешеный. У него на шее, за подбородком, висела большая змея…»

По рассказам переселенцев в Америку, земля эта когда-то кишела гремучками. Индейцы постель в лесу сооружали на колышках, а места для долгой стоянки из-за гремучек предварительно выжигали. Лишь в племени сиу змей почитали. (Сиу – последний слог прозвища, данного племени. Надовесиу – значит гремучая змея.)

Но надо сказать, у нынешних сиу былого почтения к гремучке мы не увидели. В резервации Пайн-Ридж у дощатого магазинчика молодой сиу у нас на глазах вытащил из-за камня гремучку. Размозжив ей голову палкой, парень кинул добычу в багажник автомобиля. На вопрос, что он с ней сделает, индеец сказал: «Зажарю».

Индейцы, наверное, и научили переселенцев без предрассудков относиться к жаркому из змей – нужда иногда заставляла людей за неимением лучшей дичи охотиться на гремучек. Для подобной охоты ничего, кроме палки, не надо, к тому же змея всегда себя выдает. По словам одного топографа прошлого века, гремучек «в маршруте ели обычно с таким же удовольствием, как и любое свежее мясо». Сегодня мясо змеи в некоторых местах Америки считают изысканным блюдом. В Оклахоме весной, когда гремучки выползают на солнце «с глазами, полными жизни и огня», за ними дружно охотятся. Облава кончается праздником с раздачей призов за лучшие экземпляры, а пойманных змей жарят и подают на закуску.

Однако это всего лишь экзотика, эхо былого. В населенных местах Америки гремучие змеи теперь уже редкость, а было их, вспоминают, «ужасающе много». В начале прошлого века двое охотников, запасавших целебный жир, за три дня убили 1104 гремучки. Змей истребляли и просто из-за страха и неприязни, из опасений за скот. Любопытно, что в этом деле колонистам на помощь пришли домашние свиньи. Привезенные из Европы потомки вепрей в отличие от лошадей и коров гремучек совсем не боялись, смело на них нападали и с удовольствием пожирали. Возможно, щетина, слой грязи и жира предохраняли свиней от яда. Неуязвимость хавроний довольно быстро заметили. И прежде чем оседать в облюбованном месте, колонист, как пишут, «одалживал у соседа стадо свиней и пускал его на участок».

В Америке много хороших книг о природе. И все же поразила двухтомная книга И. Клаубера (в каждом томе 700 страниц), посвященная только гремучей змее. Физиология, образ жизни, повадки, драматические столкновения с ней животных и человека, области обитания, отношение к змеям индейцев, легенды, образ гремучки в искусстве индейцев, в духовной жизни. Автор в своем труде ссылается на 1720 (!) других работ, статей и книг. Какому еще животному человеком оказано столько внимания? А ведь это всего лишь змея размером в полтора, редко в два метра.

Мы как следует разглядели гремучку в диком пустынном углу северной части штата Вайоминг. Сухие холмы, поросшие тут можжевельником и колючим приземистым кактусом, столь неприветливы, что люди их обошли. Холмы достались остаткам мустангов и змеям. Один из нас, выслеживая мустангов, вгорячах мимо ушей пропустил странный звук, походивший на стрекот кузнечика, не громкий и слегка сглаженный. Гремучка! Фотограф увидел ее в полуметре от защищенной только штаниной ноги. «Песня кузнечика» мерещилась с этой минуты под каждым кустом.

Вторую гремучку увидели позже. Ее обнаружил наш проводник Джин. Змея свернулась между пучками сухой травы и была в возбуждении. Носком сапога Джин поддал в ее сторону мелкие камни. Мы подумали: сейчас сделает выпад… Но буровато-серое в поперечном узоре тело змеи не шевельнулось, только рифленый хвост стоял торчком, как антенна, и мелко подрагивал. Сигнал «обойдите!» достиг крайнего напряжения, когда Джин почти коснулся змеи сапогом. Угрожающий звук стал похожим на треск точильного круга, к которому прикоснулись стамеской. Но стоило нам попятиться, и змея успокоилась.

На рифленом хвосте гремучки Джин насчитал тринадцать колец. Каждая линька змеи оставляет ороговевший валик из кожи. Особым образом сочлененные на хвосте роговые наросты и служат змее погремушкой.

Хвостом о землю от возбуждения ударяют многие из животных (например, лев). Это сигнал атаки. Некоторые змеи, чтобы не расходовать яд, движением хвоста заявляют: бойся, я наготове! Гремучка пошла еще дальше. Сигнальный звуковой агрегат на хвосте тысячи лет действовал ей на пользу. Но в столкновении с человеком он стал для нее роковым, ибо, заметив змею, человек всегда ищет палку.

Опоссум и ассапан

Родственники? Нет. Роднит их только потребность искать убежище на деревьях и то, что эти коренные «американцы» были сразу замечены поселенцами из Европы. Надо признать: в глаза они не бросаются (невелики и достаточно скрытны), не усмотрели в них люди и какой-нибудь пользы. Просто были два эти зверя так необычны и самобытны, что сразу попали в число диковин Нового Света. В самом деле, как не разинуть рот, видя висящее вниз головой на длинном, как веревка, хвосте мохнатое существо. Час висит на суку, два… день висит… Это опоссум. Другой зверь летал, хотя на птицу и на лету мышей вовсе не походил. Это был ассапан. Надо думать, названия животным дали индейцы, а европейцы приняли два этих слова, ибо как на свой лад назовешь зверей, вовсе тебе незнакомых? Ассапан, впрочем, как прояснилось позже, имел на Земле близких родичей – летающих белок Азии и северной части Восточной Европы. Постепенно его стали называть летающей белкой, по-русски летягой.

Интересны первые записи европейцев, увидевших двух незнакомых животных. Некий Муан д’Ибервилль в 1699 году сообщает: «Это животное с головой молочного поросенка и примерно его размеров, с шерстью барсука – серой с белым, – хвостом крысы и лапами обезьяны, а внизу живота у него имеется сумка, в которой оно производит на свет и выкармливает детенышей». Портрет опоссума нарисован довольно ярко и точно. В одном Ле Муан ошибался. В сумке детеныши не родились, хотя, как пишет историк Дж. Бейклесс, бытовала легенда, будто опоссумята «появляются, как почки на ветках деревьев, развиваются на материнских сосках и затем отделяются!». Сегодня, когда мы знаем о кенгуру и других сумчатых континента Австралии, особого удивления «ложный живот» опоссума не вызывает. Но Америка была найдена европейцами раньше Австралии и мудрено ли, что опоссум возбуждал всеобщее любопытство. Нам и сейчас интересно узнать, что двенадцать-шестнадцать опоссумят, рожденных через две недели после зачатия, не имеют ни глаз, ни ушей – «один только рот, чтобы повиснуть на материнских сосках». «В это время мать не позволяет заглянуть в сумку, если ее даже за хвост поднять над костром», – пишет один «любознательный» европеец, испытавший, как видно, стойкость опоссума. За десять недель сидения в сумке опоссумята становятся похожими на мышей, а потом и на крыс, и наконец мать выпускает эту ораву детей на свет, но продолжает о них заботиться, обучает ремеслу жизни.

Брем в своей «Жизни животных» начинает рассказ об опоссуме очень нелестным словом: «Не отличается ни окраской, ни какими-либо привлекательными чертами характера и справедливо считается крайне противным созданием». «Вследствие вреда, который опоссум причиняет домашним птицам, если проникает на ферму, его всюду ненавидят и беспощадно преследуют», – читаем дальше. И заключение: «Он вял, ленив, сонлив и кажется отвратительно глупым… Если дразнить, то от него можно добиться лишь одного движения: он открывает пасть насколько может и держит ее открытой все время, пока перед ним стоят, точно ему вставили в рот распорку». Убийственная неприязнь. Человек от такой характеристики умер бы с горя. А зверю какая разница, тем более что он вовсе не так уж глуп и бесчувствен, каким показался Брему в неволе. В своих лесах опоссум проворен, умеет выследить белку, крысу, ловит лягушек и птиц, приметил гнездо индюшки – яйца его. Он хищник, но в голодное время не брезгует семенами, кореньями, молодыми побегами. На земле этот зверь неуклюж и бежит всего лишь со скоростью «доброго ходока». По этой причине в момент опасности он ищет спасения на дереве, и там, где погуще.

Курятники – его слабость. Подобно хорьку, опоссум до одури кровожаден. Задушив петуха, он не торопится скрыться с добычей. Он предается пиру, выпивая у поверженных кур только кровь. От крови опоссум как бы хмелеет, и нередко его находят спящим в курятнике. Можно представить негодование фермера при виде этой картины. Приговор всегда одинаков. Но бывает, опоссум все же спасается. Пнув напоследок разбойника, фермер считает дело оконченным. Но стоит человеку уйти, зверь открывает глаза и, поднявшись, трусцой убегает – он всего лишь прикинулся мертвым. Любую боль опоссум выносит, ничем не выдав притворства. Это единственный шанс спастись в такой ситуации.

Путешествуя по Америке, на воле опоссума мы не встретили. Мы разыскали его в Вашингтонском зоопарке. Зверь в самом деле был неприметен – лежал в вольере, свернувшись калачиком, и только принесенная пища его слегка оживила. На клетке было написано: «обычен в Америке», другими словами, встретить его нетрудно. Зверь вполне процветает. Но мало того, он лучше любого другого животного терпит превратности, чинимые человеком в природе. Опоссум приспособился жить даже в черте Нью-Йорка. Его замечали в десятке шагов от построек ООН. Вы, возможно, подумали: это, наверное, сравнительно молодой, очень пластичный вид млекопитающих? В том-то и дело, что нет. Древнейшее из животных! Человек со своими курятниками и небоскребами просто дитя по сравнению с этим зверьком. Опоссум живет на Земле семьдесят миллионов лет. И, считают, всегда был таким, каким мы видим его теперь. Разыщите снимок опоссума. На вас смотрит живая древность планеты.

Снимать летягу очень непросто. К тому же на игрища белки собираются по ночам. Описание этого удивительного зрелища (до сотни белок носится в воздухе!) есть в превосходных очерках американки Салли Кэрригер «Дикое наследство природы» (книга у нас издавалась). «Во время полнолуния, наступающего после осеннего равноденствия, мы можем увидеть, как ведьмы летают на помеле. Они видны на фоне луны, которая так похожа на тыкву, посеребренную октябрьским заморозком». Вероятно, именно эту картину увидели европейцы в Америке, не вполне еще понимая, кто это может, подобно огромным листьям, кружиться между деревьями в тихую лунную ночь? Ведьма на помеле… Глядя на снимок, можно скорее подумать, что видишь небольшой ковер-самолет, совсем небольшой – чайное блюдце с хвостом!

Белки-летяги еще сохранились в Америке. Но большинству людей они знакомы только по снимкам. Этот лесной поэтичный грызун от обычной нелетающей белки отличается не только умением планировать в воздухе. У него свои вкусы в еде – ассапан, помимо орешков, любит еще и мясо и умеет его добыть. Большая подвижность позволяет американской летяге преследовать мелких птиц, нападает она также на всех, кого в состоянии одолеть. Что же касается механизма ее полета, то послушаем Салли Кэрригер. «Забравшись на высокий сук, белка плотно соединяет вместе лапы, вытягивает вперед свой небольшой острый нос и нацеливается глазами на отдаленную точку полета. Затем она начинает в нарастающем темпе раскачиваться взад и вперед, как бы набираясь сил, а может быть, и решительности, и вдруг прыгает в воздух. В тот же миг ее лапы оказывают широко растопыренными, „парашют“ раскрывается, и белка начинает планирующий полет в намеченном направлении… Движения животного граничат с искусством».

Бескрылые летуны завораживали индейцев. Они поразили и озадачили европейцев, они изумляют сегодня каждого, кто их увидит. В самом деле, представьте осеннюю тихую ночь в облетевшем дубовом лесу. Луна «как спелая тыква», и сотня бесшумных, похожих на очень большие листья зверьков носится воздухе. Это ль не праздник жизни!