Текст книги "Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси"
Автор книги: Василий Седугин
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
– Давно на наши северные угодья с промысловым зверьем также новгородцы зарятся, – поддержал его владимирский боярин Иван Радиславич, молодой выдвиженец покойного князя Андрея; отличался он большой храбростью, что неоднократно показывал в бою. Был он высок ростом, широк в плечах и красив на лицо; владимирцы очень любили его за честность и прямоту. – Ходили мы по приказу князя в верховья реки Онеги, выбивали бродячие промысловые артели новгородцев. Чуть ослабь внимание, застроят своими селениями, возведут крепости. Попробуй после этого отними у них!
– И с булгарами надо ухо держать востро, – вмешался в разговор боярин Константин Хотович, у которого было с десяток торговых судов в Ярославле, они доходили до берегов Персии. – Чуть мы ослабнем, так сразу перекрывают пути по Волге. Сколько раз из-за этого воевали Булгарское царство и Юрий Долгорукий, и Андрей Боголюбский! Прав боярин Жидиславич, князя надо выбирать, да такого, чтобы крепко взял в свои руки власть и одного его взгляда боялись!
– Ну это ты перелишил, – возразил ему Жидиславич. – Натерпелись мы от самовластца Андрея. Свергли одного единодержца не для того, чтобы посадить другого!
– И вот ещё что, – снова заговорил суздальский боярин Василий Настасьич, узколицый, с хитрыми глазами. – Надо к старинке возвращаться, к тому времени, когда мужала и набирала сил наша Ростово-Суздальская земля. А была она могучей в то время, когда стольными городами были у нас Ростов и Суздаль, по ним и край наш прозывался. Не дело это, когда князь сидит во Владимире, где живут, почитай, одни ремесленники...
– Одним словом, все владимирцы – это каменщики! – насмешливо выкрикнул Хотович. – Издавна им дано такое прозвище!
– Вот-вот, – продолжал Василий Настасьич. – Это всё дурость Андрея, что стольный город перенёс во Владимир. Мало ему было одной дурости, так совершил другую: в селе Боголюбове засел! Это как понимать? Совсем унизил наши старинные города, на деревеньку променял!
– Я знаю, кому можно доверить управление княжеством, – произнёс Иван Радиславич. – В Торческе сидит брат Андрея – Михаил. Разговаривал я с ним не так давно. Жаловался он мне, что не любо ему иметь дело с чёрными клобуками. Вечно они на конях, таскают его по юртам, разного рода кочевьям, постоянные стычки с половцами. Тоскует он по родным краям, готов вернуться хоть завтра.
– Э-э-э нет! – тотчас возразил ему Борис Жидиславич, понимавший, что брат Андрея тотчас начнёт мстить за смерть своего брата и тогда ему несдобровать. – Михалку нам не надо! Он снова во Владимире осядет, а старые города подомнёт под себя. А если он по-прежнему станет опираться на ремесленников да торговцев, то нам, боярам, придётся горше, чем при Андрее. Так что буду против Михалки и вас, бояре, к тому призываю!
– Не нужен Михалка! Мы против Юрьевичей! Хрен редьки не слаще! – послышались голоса бояр.
– Значит, правильно я мыслю, – подытожил Борис Жидиславич, когда стихло. – Давайте пригласим сыновей старшего сына Юрия Долгорукого – Ростислава. Ростислав держался Суздаля, там и умер. И дети его воспитаны в уважении к старине. В Чернигове сейчас проживают два сына Ростислава – Мстислав и Ярополк. Вот их и надо звать! Правильно я говорю, бояре?
– Верно! В точку угадал! Любо-о-о! – поддержала его большая часть присутствующих.
– Дайте мне сказать! – поднялся со своего места Хотович, и хитрые глазки его стали маслеными. – Решение ваше, господа бояре, такое, что лучше не придумаешь. Да и люди под рукой имеются, которые нашу волю исполнят с превеликим удовольствием. Во Владимире находятся рязанские послы – Дедилец да Борис. Пригласим их и поручим от нашего имени поговорить с обоими Ростиславичами. Коли дадут согласие, примем князей с великим почётом и посадим княжить в Суздале.
– Может, в Ростове? Он ведь город старинней, чем Суздаль, – раздался чей-то неуверенный голос, но он был тотчас заглушён многими другими:
– В Суздаль! В Суздаль зовём! Вернём славу стольного города!
Дедилец и Борис тотчас явились. Бояре поцеловали образ Богородицы и направили послание рязанскому князю Глебу: «Твои шурья будут нашими князьями. Приставь к нашим послам своих и отправь всех вместе с ними в Русь».
Глеб обрадовался такой чести. По его повелению послы поехали в Чернигов и от имени северной дружины сказали Ростиславичам:
– Ваш отец добр был, когда жил у нас; поезжайте к нам княжить, а других не хотим.
Но ответ они получили совершенно неожиданный: Мстислав и Ярополк отказались ехать в Ростово-Суздальскую землю без кого-либо из Юрьевичей:
– Либо добро, либо лихо всем нам. Пойдём все вместе, чтобы избежать смуты и войны на нашей земле.
Делать было нечего, пришлось звать Юрьевичей – братьев Андрея Боголюбского. Но тут выяснилось, что трое из них проживают в Византии, а Глеб, который княжил в Переяславле Русском, недавно умер; оставался лишь Михаил. Стали ждать ответа от него.
II
Михаил только что побывал в гостях у берендейского хана Итлара и возвращался в Торческ. Он не любил посещений степняков. Скудный быт угнетал его. Эта насквозь продуваемая юрта, сидеть приходилось, скорчившись, на полу, есть руками, громко чавкать, чтобы показать хозяину, как вкусно приготовлена еда, а руки тут же обтирать о свои штаны... А надо было всё это проделывать, потому что чёрные клобуки – торки и берендеи – надёжно прикрывали границу Руси по реке Рось и насмерть бились с половцами, своими извечными врагами; в этой войне они не щадили противника, но и те платили им тем же.
На этот раз повод для поездки был незначительный – день рождения у одного из сыновей хана, но угощали князя от души. Жареное и вяленое мясо, жирная шурпа – густой суп из баранины, восточные сладости, вино и пиво из пшена... Отказываться было нельзя, и больной желудок Михаила запротестовал сразу, а по возвращении домой и вовсе князь разболелся, началась изжога, которая, кажется, выжигала ему горло и рот.
Здоровье у Михаила было слабым. Родился и рос он хилым ребёнком, да вдобавок как-то во время охоты в Поросье угодил в болото и пробыл в холодной воде несколько часов, пока не отыскали слуги. С этого момента начался у него кашель, который никакими средствами не удавалось изжить. Жена у него умерла при родах, с тех пор он холостяковал, все силы отдавал любимой дочке Анастасии, в которой души не чаял. Как-то само собой получилось, что рядом с ними оказалась Зарена, маленькое, полненькое, доброе существо. Он даже не знал, сколько ей лет, и никогда об этом не задумывался. Он видел её всегда в заботах и тревогах, она постоянно что-то делала, над чем-то корпела, чего-то выдумывала, а они оказывались обмытыми, обстиранными, одетыми во всё чистое и вкусно накормленными. Ничего взамен эта женщина не просила и не требовала, всегда была всем довольна и, постоянно находясь рядом с ними, умудрялась оставаться немного в стороне, скромной и незаметной.
Вот и сейчас, едва он подъехал к дворцу, как увидел её, стоящую на крыльце; как она узнала, что он возвращается домой, одному Богу известно, Зарена заботливо взяла его под руку и повела в горницу. Вида измученное лицо и страдальческие глаза Михаила, она налила ему какой-то травяной отвар, он выпил его, и изжоги как не бывало. Затем провела его в заранее натопленную баню, где две дворовые девки напарили и помыли его; на Руси тогда существовала совместная помывка мужчин и женщин.
Когда проснулся, Зарена принесла ему в постель кружку парного молока. Пить его она приучила с первых дней своего появления во дворце, считая, что оно является лекарством от всех болезней. Скрестив короткие пухлые ручки на полной груди, она страдальческими глазами наблюдала, как он мелкими глотками пил напиток; на куриной шее при этом у него ходил острый кадык.
После этого Зарена поставила перед ним тарелку с бульоном и отвар из шиповника. Он это всё не спеша съел и выпил, отёр тонкие синие губы вышитым рушничком и удалился в свою горницу. Все знали, что после обеда князя тревожить нельзя: он час-другой почивал.
Но именно в это время приехало посольство из Чернигова. Оно стало домогаться немедленной встречи с Михаилом. Однако Зарена стояла насмерть и важных людей в горницу князя так и не допустила. Беседа их состоялась только за ужином.
Посольство возглавляли владимирский боярин Иван Радиславич и черниговский боярин Василий Волкович, с ними была сотня дружинников. Михаил усадил их за длинный стол в своей гриднице, щедро угощал различными кушаньями и напитками. Здесь были и говядина, и свинина, и баранина, и лосятина; на тарелках лежал курник, начинённый яйцами и бараниной с маслом. И конечно, вино, пиво и квас – житный, медвяной и ягодный.
– Это моя дочь Анастасия, – представлял гостям Михаил тринадцатилетнюю девчушку, которую усадил рядом. – Единственная наследница всех моих богатств и достояний, а эта – Зарена, она нам и мать, и верная слуга, и незаменимая помощница.
Хлопотавшая около стола Зарена смущалась и отмахивалась пухлыми руками:
– Ну полно тебе, князь! Скажешь такое...
– Рассказывайте, с чем пожаловали в мои владения. Слава Богу, сегодняшние дни у нас выдались спокойными, а то если не половцы налетят, то торки и берендеи что-нибудь затеят на границе. Лихой народ, одним словом – степняки!
– Кланяется тебе, князь, правитель Черниговской земли Святослав Всеволодович и желает доброго здоровья и долгих лет жизни, – степенно проговорил боярин Василий Волкович.
– Я тоже желаю Святославу Всеволодовичу всяческого благополучия, – не замедлил ответить Михаил.
– Хочет он видеть тебя у себя в гостях, чтобы обсудить важные для Руси дела.
– Никуда он не поедет! – державшая ухо востро, тотчас проговорила Зарена. – Болен он, постоянный присмотр требуется. Чернигов и без него обойдётся, а ему надо дома сидеть и молоко парное попивать.
Худое лицо Михаила передёрнулось, глаза растерянно забегали. Он явно не знал, что сказать, но Василий Волкович не отступал:
– Кланяются тебе также и братья твои двоюродные, Ярополк и Мстислав Ростиславичи. Приглашают они тебя занять оставшиеся после смерти Андрея Боголюбского свободные столы. Себе они оставляют Ростов и Суздаль, а тебе предлагают Владимир. Находятся они сейчас в Чернигове и хотели бы обсудить с тобой столь важный вопрос с глазу на глаз.
– И народ владимирский тебе кланяется, князь Михаил, – вмешался в беседу боярин Иван Радиславич. – Потому как ты родной сын Юрия Долгорукого и брат Андрея Боголюбского, а этих князей они считают своими и никого, кроме тебя, не хотят видеть на престоле. Так что хошь не хошь, а ехать тебе придётся, потому как могут вмешаться другие князья, и долгая смута приключится на земле нашей.
– Слышь, Зарена, – развёл руками Михаил, – дела складываются так, что придётся мне отправляться в путь. He могу я ради своего благополучия допустить смуту на Руси. Достаточно много натерпелась она и от княжеских усобиц, и от набегов ворогов с разных сторон.
Зарена тотчас залилась обильными слезами и вышла из гридницы.
– Опасается за меня, – развёл руками Михаил. – Но я всё равно поеду.
Через день посольство отправилось в обратный путь. Вместе с ним поехали Михаил и Анастасия; Зарена была оставлена в Торческе наблюдать за дворцом.
Встреча в Чернигове была тёплой. Мстислав и Всеволод расцеловали Михаила и повели в покои князя Святослава Всеволодовича. Пятидесятилетний, ещё полный сил и здоровья, черниговский князь также радушно принял гостя, усадил перед собой, стал расспрашивать про житьё-бытьё. Ему, нацелившемуся на киевский престол, важно было получить себе в союзники правителей богатейшего Владимиро-Суздальского края, из которого недавно повелевали всей Русью Юрий Долгорукий и Андрей Боголюбский. Ни у кого уже не возникало сомнений в том, что с разорением Южной и Западной Руси на первое место по своему могуществу и влиянию вышла Северо-Восточная Русь; имея её поддержку, можно было легко захватить Киев и укрепиться в нём настолько, что ни одному князю будет не под силу столкнуть с престола.
Святослав Всеволодович представил Михаилу своих сыновей – Дмитрия, Мирослава, Давида и Константина, а также дочь Марию.
– Не повезло девке, – ласково проводя по её густым волосам, говорил отец. – Только вышла замуж, как муж погиб в стычке с половцами. Сохнуть ей во вдовушках, видать, так на роду написано.
Мария непокорно встряхнула головой, пересела напротив Михаила, но тут же приняла смиренный вид, проговорила:
– Я человек в жизни разочарованный, сердце у меня разбито. Видно, всю жизнь придётся одной слёзы лить.
И прямо взглянула в лицо Михаила своими бедовыми глазами. Тот поперхнулся едой.
– Скучно с вами, – вставая, проговорила она. – Сейчас начнёте разговоры про битвы и сражения, сколько у кого войска и как оно вооружено. Пойду в свою светлицу!
И ушла.
Святослав Всеволодович проводил её ласковым взглядом.
А Мария зашла в свою светлицу, остановилась у окна. Цветные стёкла не позволяли видеть что-либо во дворе, да она и не хотела ничего разглядывать. Она пыталась разобраться в самой себе. Ей только что пришлось испытать укол, резкий и внезапный от того, что двое взглянули в глаза друг другу. У неё по груди разлилось чувство тревоги и сладостного ожидания. Это внезапно обрушившееся чувство мешало думать о чём-либо другом, кроме этого человека. Им был князь Михаил. Она снова хотела видеть его.
О своём бывшем муже Мария не вспоминала, а если иногда он и являлся в её мыслях, то старалась побыстрее избавиться от них. Был он мот, краснобай и любитель женщин, человек поверхностный и непостоянный, сегодня давал слово, а назавтра поступал как душе заблагорассудится. Когда она застала его с другой женщиной, то выпалила зло и непримиримо:
– Больше в мою светлицу ни шагу! Чтобы глаза мои тебя больше не видели!
И слово своё сдержала, хотя он и ныл, и упрашивал её чуть ли не ежедневно. А потом ушёл в поход и не вернулся, о чём она нисколько не горевала. Жила, не заглядывая в будущее, довольствуясь тем, что давал очередной день, такой уж был её характер. И вдруг сегодня взволновал её единственный взгляд неспокойных глаз. Они до сих пор стояли перед ней, эти большие, голубые, обведённые тёмными кругами, грустные и какие-то обречённые глаза, как будто этот человек знал больше, чем все остальные, вместе взятые, ведал особую тайну, непостижимую другим. И она вдруг почувствовала и осознала: помани он её только одним пальчиком, пойдёт она за ним хоть на край света...
Наутро она пошла в девичью, где пряли, ткали, вышивали и делали другую женскую работу. Там можно было узнать разные новости. Ей тотчас сообщили, что Михаил, Мстислав и Ярополк обо всём договорились и целовали крест митрополиту, что в Суздальской земле будут действовать сообща, а за Михаилом было признано старшинство.
«Значит, он скоро уедет и я с ним даже словом не перемолвлюсь!» – со страхом подумала она и стала прикидывать, какой найти предлог, чтобы встретиться, но в голову ничего путного не приходило, а пойти в его горницу не позволяла женская гордость, которая была сильнее любви.
В коридоре двигались люди, пару раз проходил он; она каким-то особым чутьём узнавала его шаги. Наконец он зашёл в девичью, бестолково потоптался возле двери. Она не поднимала глаз, но чувствовала, что он смотрит на неё.
Михаил спросил:
– Князя Мстислава не было?
– Нет, – ответило ему несколько весёлых голосов.
Он ещё немного побыл и ушёл.
– Какой смешной! – сказала одна из девушек. – Чего Мстиславу делать между нас?
И все засмеялись.
Только она одна знала, что Михаил ради неё заглянул в девичью, что он не уедет, не встретившись с ней, и стала ждать этой встречи.
В тот же вечер, после ужина, Мария осталась одна в трапезной. И он пришёл. Она издали услышала его шаги и поняла, что сейчас случится самое важное в её жизни.
– Все уже разошлись? – отстранённым голосом спросил он.
Она пожала плечами, чувствуя, как жар заливает её лицо и шею.
– А я надеялся поговорить с кем-нибудь перед сном, – продолжал он и присел на скамеечку рядом с ней.
– И о чём же? – выдавила она из себя.
– Не знаю. О чём-нибудь...
– Может, о том, как впервые увидели мы друг друга в гриднице? – будто проваливаясь в жуткую пропасть, вдруг осмелилась спросить она.
– А ты поняла сразу?
– Конечно. С первого нашего взгляда.
Он обречённо опустил голову, словно уличённый в каком-то преступлении, и замер. Тогда Мария встала, придвинулась к нему вплотную и провела ладонью по холодному влажному лбу.
– Я бы хотела уехать с тобой, чтобы больше никогда не расставаться, – сказала она, вздохнув. – Но это пока невозможно.
Наутро князья уехали. Мария видела с крыльца, как Михаил, поддерживаемый дружинником, взобрался на коня и тронул с места. Проезжая мимо, он улыбнулся ей той особой покорной, радостной и жадной, только ей предназначенной улыбкой, которая заставила её забыть обо всём на свете.
Через десять дней князья прибыли в Москву. Михаил последний раз был в ней полтора десятка лет назад, когда Андрей Боголюбский направил его на княжение в Торческ. Города было не узнать, так разросся он за это время. По берегам Москвы и Яузы широко раскинулись новые посады, дома стояли там, где раньше было поле, называемое по имени прежнего хозяина здешних мест Кучковым полем. Оно и неудивительно: по полноводной Москва-реке шли суда до Оки, а потом по Волге в богатые восточные страны; через Москву проходили пути с севера на юг и с востока на запад; сюда, под защиту бескрайних лесов, уходили жители Южной Руси, разоряемой половецкими набегами и княжескими междоусобными войнами. Здесь было тихо и спокойно, и можно было жить и трудиться, не боясь за свою жизнь и завтрашний день. Край быстро заполнялся людьми, которые новым селениям и городам давали названия по тем местам, откуда вынуждены были бежать: Киево, Киевцы, Переяславль, Перемышль, Стародуб, Вышгород, Галич, а безымянные речки именовали как на юге: Лыбедь, Трубеж, Почайна...
В Москве остановились в тереме тысяцкого Радилы. Туда же скоро явился ростовский боярин Иван Ручечник, мило и угодливо со всеми поздоровался, а потом в дальнюю горницу отозвал Мстислава и Ярополка и стал горячо шептать:
– Зачем вы привезли с собой Михалку? Разве не знаете, что Юрьевичей не признают ни Ростов, ни Суздаль?
– Ростовцы и суздальцы в своё время крест целовали Юрию Долгорукому, что примут на княжение его сыновей, – возразил Мстислав. – Нельзя без них обходиться, смута большая поднимется.
– Когда это было! Все позабыли. К тому же настроение жителей переменилось. Сам Андрей Боголюбский нарушил крестное целование, сослав своих младших братьев в Византию. Если князья не держат свои клятвы, то что остаётся делать их подданным?
– Чем же вам негож Михаил Юрьевич?
– После Андрея Боголюбского не желаем никаких Юрьевичей! Натерпелись от его самовластья. Он наши старинные боярские обычаи порушил, Ростов и Суздаль забросил и стольным городом сделал ремесленный Владимир, на голытьбу стал опираться.
– Но мы только что митрополиту крест целовали, что признаем Михаила старшим среди нас, – продолжал упираться Мстислав.
Однако тут вмешался Ярополк. Был он высок ростом, с полным лицом и крупными, навыкате глазами, в высоко вырезанных ноздрях у него всегда поблескивала слизь.
– О чём тут спорить, коли нас сам народ просит! – напористо заговорил он. – Едем в Суздаль, а Михалка пусть в свой Торческ возвращается!
– Значит, начнётся междоусобная война, – откинувшись на спинку кресла, устало проговорил Мстислав. – Владимирцы не смирятся, а у них княжеская дружина. Нет, я в таких играх не участвую.
– Мы обо всём позаботились, всё предусмотрели и подготовили! – свистящим шёпотом торопливо проговорил боярин. – Мы загодя перевели дружину в Переяславль, дружинников одарили подарками, выдали им жалованье наперёд. Бояре не поскупились, мошной потрясли. Никуда теперь они от нас не денутся, верно служить будут!
– Ну коли так, – заколебался Мстислав...
– Я ещё не всё сказал, – продолжал Иван Ручечник. – Мы посылали гонцов в разные города. Ответили нам Рязань и Муром. Обещают прислать свои полки. Ну так как?
– Тогда я с вами, – твердо ответил Мстислав.
– Значит, решено! – обрадовался Ярополк. – Завтра же скачем в Переяславль, весь край будет в наших руках!
Об отъезде братьев Михаил узнал почти тут же. Недолго думая, собрался и отправился во Владимир. Владимирцы встретили с большой радостью и обещали стоять за него до конца. Но скоро подошли полки ростовские и суздальские, а также княжеская дружина в количестве 1500 человек. Владимир был обложен со всех сторон, окрестности пожжены. Наружу вылилась давняя вражда старинных Ростова и Суздаля к некогда захудалому городишке, похитившему у старых городов честь иметь у себя стол княжеский. Скоро к ростовцам и суздальцам присоединились полки рязанские и муромские. Но целых семь недель отбивались владимирцы от осаждающих. Наконец голод принудил их собрать вече, которое сказало Михаилу:
– Мирись, либо помышляй о себе.
Михаил отвечал:
– Вы правы: не погибать же вам из-за меня.
Он выехал из города и направился в Чернигов; владимирцы проводили его с плачем великим, пишет летописец.
После отъезда Михаила владимирцы заключили договор с Ростиславичами, в котором те поклялись, что не сделают никакого зла городу. Потом отворили ворота и встретили князей с крестами. Во Владимире остался княжить Ярополк, а в Ростове – Мстислав. Таким образом, благодаря мужеству владимирцев торжество ростовцев было неполным: Владимир получил князя, а не посадника из Ростова.