355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Василий Седугин » Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси » Текст книги (страница 4)
Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси
  • Текст добавлен: 6 мая 2017, 21:30

Текст книги "Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси"


Автор книги: Василий Седугин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Дед прочитал послание Андроника Ватаца и внимательно выслушал всё, что передал ему на словах Всеволод. Спросил, усмехнувшись:

   – Ну что, смекнул, в какое дело я тебя впутал?

Всеволод в ответ кивнул головой.

   – Не струсишь?

   – Во мне не сомневайся.

   – Людей привлекаю самых надёжных, каждый рискует головой, знает, на что идёт.

Потом, помолчав, добавил:

   – И вот ещё что. Сейчас иди отдыхать, а завтра утром отправишься к стратигу Фракии, отвезёшь моё послание.

   – Дед, может, днём попозже? – попросил Всеволод, рассчитывая успеть сходить к Виринее.

   – Время не терпит. Потом отдохнёшь.

Когда выходил, лицом к лицу столкнулся с Евстафией. С того пира в императорском дворце они не встречались. Она по-театральному широко открыла глаза, отшатнулась:

   – Ты?

Он решил соответственно подыграть. Вздохнул:

   – Представь...

Она продолжала, внимательно разглядывая, смотреть ему в лицо:

   – Ты... не забыл меня?

   – Нет.

   – А я всё время вспоминаю... с того вечера...

Она говорила низким голосом, с придыханием, точно актриса из спектакля.

Они пошли рядом по вымощенной плитками дорожке, обсаженной ровно подрезанным кустарником.

   – Ты весь в пыли. Вернулся с задания?

   – Наше дело военное.

   – А я знала, что встречу тебя. Вышла сегодня из дворца и была уверена в этом.

   – Я тоже.

   – Это правда?

   – Я думал о тебе, – соврал он.

Она приблизилась к нему, взяла за полу кафтана:

   – Мы встретимся?

   – Да. Но после того, как я вернусь из новой поездки.

   – Я буду ждать.

Она снова долго смотрела ему в лицо, потом медленно повернулась и удалилась во дворец.

Стратигом Фракии оказался молодой, не более тридцати лет, энергичный мужчина по имени Андрей. Неизвестно почему, но он очень обрадовался приезду Всеволода. Мельком пробежав глазами послание Константина, стратиг повёл его в залу, где вовсю шло пиршество.

   – А это Даниил, – громогласно объявил он всем присутствующим. – Послан ко мне самим императором. Слава императору!

   – Слава! Слава! Слава! – прокричали гости.

Тут же он стал угощать Всеволода вином и пивом и напоил до такой степени, что тот еле до кровати дошёл. Утром поднял ни свет ни заря и утащил на охоту. Целую неделю бродили они по горам и ущельям, выискивая добычу. Андрей содержал большую свиту охотников из вольных людей и рабов, псарей, следопытов и сокольничих. Преследуя животных и дичь, они выпускали не только собак, но и гепардов, созывая их костяными охотничьими рожками. Жертву убивали стрелами, копьями или с помощью кречетов и сапсанов, к ногам которых привязывали колокольчики. Андрей особенно гордился псами индийской породы за их тонкий нюх. По вечерам разбивался лагерь, зажигались костры, на которых готовились всевозможные кушанья, в изобилии было вино. Командовал всем сам стратиг. Пышное одеяние, в котором он был во дворце, было сменено им на простое охотницкое – короткая туника и островерхая шапка, при нём всегда были лук со стрелами, кнут, топорик и сеть.

Прощаясь, он сказал Всеволоду:

   – Передай стратигу Константину, что явлюсь по первому его зову. А коли не позовёт, то продолжу охотиться.

К удивлению Всеволода, дед был доволен ответом Андрея.

   – Теперь можешь быть свободным, – проводил он Всеволода. – Отдыхай, пока не позову.

На другой день Всеволод отправился к дому Виринеи. Он соскучился по ней неимоверно, она часто снилась ему. Он заготовил слова, которые скажет при встрече. Произнесёт он их таким убедительным тоном, что она поверит ему и у неё не хватит сил отказаться. В кармане он нёс золотое колечко, которое наденет ей на палец – знак серьёзности его намерений.

Возле дома бегали ребятишки. Они сказали, что в избе никого нет, а отец находится в гончарной мастерской.

Сепеос сидел за гончарным кругом и выводил из маслянисто блестевшей глины чашку. Он был так занят своим делом, что не услышал приближения Всеволода.

Всеволод поздоровался, Сепеос остановил круг, взглянул на него мельком, через плечо. Кивнул головой в ответ.

   – Я к Виринее пришёл, – сказал Всеволод.

   – К Виренее – это хорошо, – неторопливо ответил Сепеос. – Только нет её.

   – Я подожду, – покорно сказал Всеволод.

   – Так ведь уехала она, – продолжал Сепеос так же неторопливо. – Далеко уехала, отсюда не видать. Замуж вышла и уехала.

   – Как замуж? – холодея внутри, спросил Всеволод. – За кого она могла выйти?

   – За Бориса. Они с детства любили друг друга. Их на улице так и звали – жених и невеста.

   – И куда же они уехали? – упавшим голосом продолжал спрашивать Всеволод.

   – В Грецию. В Коринфе у Бориса умерла одинокая тётя, оставила богатое наследство. Так что теперь Виринея живёт в двухэтажном доме, у них большая плантация с виноградником и садом. Вот немного подожду и сам подамся к ним. А ты, я вижу, в Италии тоже неплохо пограбил. Одежду справную добыл, башмаки вон с драгоценными каменьями. Грабёж – не работа, и легче, и почётней.

– Да-да, – соглашался Всеволод и, наскоро попрощавшись, ушёл.

Известие об отъезде Виринеи оглушило его. Он возвращался обратно будто во сне. В воспалённом мозгу метались смятенные мысли. Конечно, пытался он рассуждать, Виринея не любит Бориса и замуж за него вышла потому, что он, Всеволод, долго не приходил. Если бы сразу после возвращения из Италии он явился к ней и предложил обвенчаться, они сейчас были бы вместе. Может, и любила Виринея когда-то Бориса, то это была не настоящая любовь, а детская привязанность. По-настоящему любила она только его, Всеволода. Это он знает точно, сердце не обманешь. А он повет себя не так, запутался и заврался. Вот сейчас, после всего случившегося, следует спросить себя: а зачем надо было скрывать, кто он такой? Может, для начала и стоило, но потом надо было честно признаться и рассказать всё. Виринея умная девушка, она бы разобралась и поняла, сама подсказала какой-нибудь выход. А теперь поздно, слишком поздно... В мыслях он ещё пытался искать какие-то пути и возможности встречи с Виринеей, что, может, любовь окажется сильнее её и она вернётся с полпути, или корабль попадёт в шторм, она спасётся, доберётся до столицы и даст знать о себе... Но холодный, рассудочный голос внутри его всё настойчивей и настойчивей убеждал, что ждать и надеяться напрасно, бесполезно, что он Виринею никогда не увидит, что он её потерял навсегда, и было горько и обидно сознавать, что в этом виноват он сам.

IV

В театре поставили спектакль по пьесе римского писателя Тита Плавта «Хвастливый воин». Зная, что народ очень любит комедии, Всеволод пришёл пораньше, чтобы занять место получше. Театр был под открытым небом, ряды для зрителей выложены амфитеатром, они окружали небольшое возвышение – сцену – с трёх сторон. На сцене была выставлена декорация, из-за занавеса иногда выглядывали актёры – волновались. Люди двигались медленно, царила благоговейная тишина. Это не Ипподром, куда приходили покричать и побесноваться.

– Как хорошо, что возле тебя осталось свободное место! – раздался рядом знакомый голос, и он увидел Евстахию. На ней была туника из тонкого шёлка пурпурного цвета, этот цвет имели право носить только представители царской семьи; на ногах красные башмачки, инкрустированные драгоценными камешками; чёрные густые волосы перехвачены красной лентой; лицо было свежим и приятным.

Она села рядом. «Странно, – подумал он, – у неё место в императорской ложе. Уж не ради ли меня пришла в партер?» Однако ничего не сказал, потому что было всё равно, где она будет сидеть.

Пьеса была интересной, зрители часто смеялись, иногда заразительный хохот волной прокатывался по амфитеатру. Евстахия тоже смеялась, но как-то по-особому, будто про себя; только изредка, когда сдержаться не было сил, она прятала лицо между колен, тогда Всеволод видел её вздрагивающую спину.

После окончания спектакля пошли вместе. Она шагала близко от него, изредка заглядывая ему в лицо тёмными, печальными глазами.

   – Как хорошо иногда забыться и уйти в таинственную и неизвестную жизнь! – сказала она.

«Да, а как бы я хотел сейчас улететь в далёкую Грецию, чтобы увидеться с Виринеей!» – подумал Всеволод.

Но вслух сказал:

   – Все идут в театр, чтобы отдохнуть от обыденщины.

   – Все – это все. А я чувствую по-другому.

«Ты не только жеманная, но и самовлюблённая особа», – с неприязнью подумал он, прикидывая, как побыстрее отвязаться.

   – У каждого свои заботы, и каждый их считает главными, – туманно ответил он.

Она вздрогнула от его слов, тотчас спросила:

   – Я чем-то обидела тебя?

   – Чем ты могла обидеть? Мы говорим об отвлечённых понятиях, хотя и они как-то связаны с нашим мироощущением.

   – И всё же ты зол на меня. Я этого заслужила?

Всеволоду стало неловко. Действительно, она ничего плохого ему не сделала, хотела поделиться своим настроением, а он грубо оборвал её.

Произнёс помягче:

   – Обиды часто возникают от непонимания друг друга. Но, кажется, сейчас мы мыслим одинаково. На сцене была выдуманная жизнь, она всегда привлекательна, поэтому она нам так нравится и мы к ней так стремимся.

   – Однако ты начинаешь поучать, а это уже скучно, – произнесла она разочарованным голосом. – Мне казалось, что ты разделяешь мои чувства и настроение.

Эти слова укололи его, но не сделали уступчивей. Он ответил:

   – Каждый живёт своей жизнью, и она кажется ему единственно правильной.

   – Я так не думаю.

Наступило отчуждённое молчание, скоро они сухо расстались.

Во дворце Всеволода ждал дед Константин.

   – Сегодня совещание, – сказал он, когда они остались одни. – События развиваются так, что, вероятно, скоро придётся выступать.

У Всеволода радостно ёкнуло сердце: на днях всё решится! В успехе предприятия он не сомневался. Отчего у него была такая уверенность, он не знал, но уже видел на троне друг ого императора.

   – Кто будет вместо Мануила? – спросил он.

   – Вот это мы до сих пор не решили, – помрачнев, ответил Константин. – Каждый хочет выдвинуть своего, никто друг другу не уступает, а это ведёт к трениям среди заговорщиков. Как бы всё дело не порушилось из-за несогласия.

   – Я бы, дед, тебя избрал на престол, – с улыбкой произнёс Всеволод. – Из тебя получился бы настоящий монарх!

   – Стар я. Да и слишком дальним родственником императорскому роду прихожусь.

На тайное совещание пришли девять человек, среди них Всеволод увидел Алексея. Они радостно пожали друг другу руки.

   – Мне даже мысль не приходила в голову, что мы вместе в таком деле, – проговорил Всеволод.

   – А я уже несколько раз выполнял поручения заговорщиков, – чуть не захлёбываясь, ответил Алексей. – Это было так интересно!

Для них обоих участие в тайном обществе ныло новой увлекательной игрой.

Раньше Всеволод думал, что главным заговорщиком был его дед. Но на тайном совещании (>н понял, что всем руководил логофет дрома Сабатий. Логофет дрома был высшим чиновником при императоре, он управлял полицией, путями сообщения, почтой, иностранными делами. Кроме того, ему подчинялись другие логофеты: управляющий казначейством, императорскими конскими заводами, мануфактурами и арсеналами. Он был правой рукой императора. И вот теперь такой человек встал во главе лиц, намеревавшихся свергнуть Мануила.

Высокий огрузший богатырь с горбатым носом, мягкими кудрями и влажными тёмными глазами, он важно поднялся с места, поприветствовал присутствующих и произнёс:

   – Надо нам решить окончательно, кого мы видим преемником Мануила на престоле. Знаю, что префект Константинополя Спафарий и его соратники хотят поставить сына Мануила от второго брака Гараиви. Я вижу на престоле внука Мануила Гибреаса. Но после долгих размышлений и разговоров со своими сподвижниками решил: пусть будет Гараиви. Он единственный, который объединит нас накануне решающего события.

Все задвигались, закивали в знак согласия. Сам же логофет дрома думал в это время, что напрасно они так радуются. Главное – свалить Мануила, а потом он повернёт дело таким образом, что императором будет его сын. Для этого у него достаточно сил и влияния, а главное, тайная поддержка великого доместика Филиппа; об их договорённостях не знали даже сами заговорщики.

   – А теперь доложите нам, как идёт подготовка к выступлению. Пусть первым начнёт Константин.

Дед Всеволода легко поднялся с места и стал пространно говорить о том, что стратеги четырёх фем – областей Византии – присоединились к заговору и готовы в любой момент поддержать переворот в Константинополе. Особенно непримиримо к императору настроены стратеги фем Пафлагония, Фригия и Лидия, расположенных на границе с турками; их земли постоянно подвергаются разбойным нападениям, а император не предпринимает никаких мер для защиты восточных владений. Менее решителен стратиг Фракии, потому что его земли расположены вдали от вражеских территорий, и жизнь идёт спокойно. Однако и он, если что случится, не станет вмешиваться в события.

Логофет дрома остался доволен. Следом выступил квестор, стоявший во главе судебного ведомства. Он установил связь со стратигом Болгарии, который обещал поддержку. Кроме того, он заверял, что подчинённые им судьи обоснуют необходимость свержения Мануила и вовремя вынесут решение о законности новой власти.

   – Через неделю император собирается переехать в загородную усадьбу на берегу Босфора. Гам у него охотничий домик и замок. Пусть развлекается, зато в столице мы станем полными хозяевами. Будьте готовы и ждите сигнала. По моему зову поднимайте своих сторонников и действуйте решительно и беспощадно. Только так завоёвывается власть!

После недолгого молчания слово взял префект Константинополя:

   – Опыт прошлых дворцовых переворотов показывает, что тотчас, как сменяется власть, па улицы выходит чернь, грабит магазины, разносит рынки, убивает богатых людей. Громят винные склады, выкатывают на площади бочки с вином и пивом. Начинается повальное пьянство. Часто в беспорядки включаются войска и положение в городе выходит из-под контроля властей. Надо это предусмотреть наперёд и не допустить анархии и произвола.

   – Что ты предлагаешь? – спросил его логофет дрома.

   – Необходимо с первого часа переворота вывести на улицы гвардейские части и поставить их в ключевых пунктах города.

   – А если и они выйдут из подчинения и начнут мародёрствовать?

   – Следует выплатить им сверх положенного месячное жалованье и пообещать, что, когда всё успокоится, ещё двойное месячное жалованье.

   – Деньги мы найдём. Так что при случае можешь обещать и начальнику кавалерии, и его подчинённым.

После совещания, как бы невзначай, в отдельные покои удалились Константин и префект столицы.

   – Помнишь, как раньше обманывали претенденты на престол своё окружение? Наобещают всяческих благ, а сами потом всё бремя взваливают на них в угоду новым любимчикам.

   – Да, приходилось слышать.

   – Надо бы нам с тобой объединиться и быть готовыми к такому повороту дел.

   – У меня нет никаких предложений.

   – А у меня есть. В своё время Мануил приказал сослать своего сына Зенона в Пафлагонию и удушить. Стратиг доложил императору, что его приказ выполнен. Но мальчик остался жив, теперь ему двадцать три года, он живёт в отдалённой вилле. Вот его-то мы и можем выставить при случае как законного наследника.

   – Это здорово придумано. Вот только удастся ли его уберечь?

   – Никто не знает о таинственном затворнике, кроме меня и Андроника Ватаца, стратига Пафлагонии. Теперь ты стал третьим.

   – Четвёртого не будет, – твердо пообещал префект.

С этого совещания началась лихорадочная подготовка к перевороту. Всеволод по приказанию Константина то ходил по адресам города и передавал послания и записки, то выезжал за город, встречался с незнакомыми людьми, содержание бесед слово в слово пересказывал деду. Близился назначенный день. Все ждали выезда императора в свою усадьбу.

Но тут неожиданно в столицу пришло сообщение о нападении турок-сельджуков на малоазиатские фемы. Как видно, Мануил понял наконец гибельность прежней политики по восстановлению Римской империи и объявил о большом походе против восточного противника. В Константинополь хлынули провинциальные войска, переворот пришлось отложить па неопределённый срок.

Целый месяц шла подготовка к походу. Мануил решил растащить силы турок по двум направлениям и нанести на каждом из них решительное поражение, с тем чтобы последующими ударами изгнать из Малой Азии. С этой целью в Константинополе он собрал полки, сформированные в европейских владениях империи, а соединения из Малой Азии подтянул в Амастриду и подчинил Андронику Ватацу, приказав наступать на противника с северо-запада. В сентябре все приготовления были завершены, войско переправилось через залив и двинулось вглубь Малой Азии. Местность была гористой, встречались вершины с вечным снегом, попадались долины с плодородными землями. Большинство населения занималось скотоводством, отгоняя летом свой скот на высокогорные пастбища. Войско принимали с большой теплотой и даже радостью: турки своими набегами беспощадно разоряли благодатный для жизни край.

Но едва пересекли пограничный рубеж, всё изменилось как по волшебству. Здесь жили турки. Вместо деревень из каменных и кирпичных домов появились строения из камыша или кустарника, а также саманные дома. Всеволод видел в деревнях семьи, которые готовили саманный кирпич: вся семья босыми ногами месила в яме глину с водой, куда подсыпали измельчённую солому, а затем в специальных формах выставляли на сушку. Дома были с плоской крышей, из соломы или камыша, поверх насыпалась земля со щебнем, всё это утрамбовывалось каменным катком.

Дома обращались к улице глухой стеной, а двери и окна выходили на двор. Чаще всего окон вообще не было и свет в помещение поступал из двери или дымового отверстия в потолке. Мебели никакой, ели на полу, подстелив циновку, палас или продолговатой формы подушки, на ночь расстилали тюфяки и одеяла. Византийские войска турки встречали враждебно, однако если воины заходили в дома, следуя обычаям гостеприимства, угощали тем, что было. Всеволод иногда лакомился сыром из овечьего молока, пловом из риса с жареной бараниной, фаршированными кабачками. Но особенно ему понравился шашлык из молодых барашков и суп шурпа с большим количеством мяса. Жидкую пищу чурки ели ложками из одного блюда, в остальных случаях прибегали к помощи рук и куска лепёшки. Хотя они и были мусульманами, но вино употребляли и гостей им угощали, однако свинину не терпели и свиней не разводили.

Всеволода поражала необычная одежда турок. И мужчины, и женщины носили шаровары, широкие вверху и узкие книзу, и рубахи. Поверх рубах и шаровар женщины надевали длинное, до пят, платье, напоминающее халат с рукавами, закрывающими кончики пальцев, и жилетик или жакет; обязательным был длинный передник. На ногах у них были полуботинки из чёрной кожи или сапоги, но большая часть ходила босиком. Обязательным на голове был платок; он повязывался вокруг шеи и опускался на лоб, прикрывая волосы, рот и подбородок. И конечно – украшения: бусы из кораллов, браслеты, серьги, кольца...

Мужчины поверх рубахи надевали куртку, обматывались длинным кушаком; к ночи, когда в горах резко холодало, набрасывали на плечи плащи из войлока. На ногах – шерстяные носки и башмаки с загнутыми носками.

Несколько дней отряд Всеволода шёл в составе основных войск, а потом Мануил послал его в разведку. Сразу стало не до местного населения. Едва выдвинулись вперёд, как увидели конников в полосатых халатах и чалмах.

   – Турки! – выкрикнул сотский Леонид, азартный и бесшабашный, но умелый воин, пользовавшийся большой любовью своих воинов. – Ударим, пока не ускакали!

   – Гони, только недалеко, а потом приведи их на своём хвосте, – тотчас распорядился Всеволод. – Я устрою засаду. Авось попадутся!

Леонид гикнул, конь его понёсся галопом, следом поскакали воины его сотни. Турки повернули назад. Скоро всадники скрылись за поворотом. Всеволод остальным приказал спешиться и залечь на возвышенности вдоль дороги.

Ждать пришлось недолго. Из-за скалы один за другим стали выскакивать византийские всадники, вслед за ними показались турки. Слышались крики, топот копыт, ржание коней и глухие удары мечей, клубы пыли поднимались над лавиной всадников. «Давайте поближе, поближе, ещё чуть-чуть!» – шептал про себя Всеволод, чувствуя, как азарт предстоящего боя уже начинал овладевать им. Он старался глубже вжаться в лужайку, но ему всё равно думалось, что он лежит на виду и турки его обязательно заметят и повернут назад.

Однако враг не подозревал ничего. Они мчались за воинами его сотни, размахивая кривыми мечами и саблями. Вот уже видны их смуглые лица с чёрными бородами, разинутые рты, всполошённые глаза... Вот они мчатся мимо, не подозревая о засаде... Сотня, вторая... Пора! Всеволод вскочил, выхватил лук и стал посылать стрелу за стрелой, почти в упор поражая одного всадника за другим, боковым зрением видел, что его воины стали засыпать противника стрелами и дротиками; это было настоящее избиение. На дороге тотчас образовалась сумятица, всадники крутились на месте, поворачивали назад, сталкивались и натыкались, и всё больше и больше их оказывалось на земле. И тогда на них кинулись византийские воины...

Уйти удалось немногим. Победа тотчас стала достоянием войска, придала силы. Всеволод стал известным, его поздравляли, хвалили. Ему же казалось, что это не столько его заслуга, сколько просчёт турецкого военачальника, увлёкшегося погоней за слабым противником.

Скоро войско вышло на небольшую равнину, со всех сторон сжатую горами. Там его ждали турки. По всему было видно, что они не намерены были больше отступать и решили дать сражение. На глазок Мануил определил, что силы турок были незначительными и по численности уступали византийцам. Оно и неудивительно: турки вели постоянные войны то с одним, то с другим противником, воинственность и агрессивность их не знала предела; в конечном итоге это привело к истощению их сил.

Византийское войско вывалилось из узкого прохода и тоже строилось в боевые линии. Мануил восседал на коне, избрав небольшое возвышение. На него были устремлены взгляды воинов. Они знали его как боевого и умелого военачальника. Хотя он и потерпел несколько поражений, однако никогда не паниковал и сохранял самообладание. Его спокойный и уверенный вид вселял веру в успех предстоящего боя.

Сам Мануил осознавал, что предстояло не обычное столкновение, когда можно было потерять часть войска, но продолжать войну дальше; против турок он собрал все наличные силы, а на подготовку к походу истратил последние запасы из казны. В случае поражения не на что было надеяться и пришлось бы перейти к пассивной обороне, отдав на растерзание восточным разбойникам огромные территории Малой Азии.

Своё войско он распределил следующим образом: в центре была поставлена тяжёлая кавалерия – катафрактарии, оба крыла заняли пешие воины, а в резерве он оставил лёгкую кавалерию. Замысел был прост: катафрактарии и пешцы остановят лёгкую турецкую конницу, а свежие силы кавалерии нанесут решающий удар и погонят турок вспять. Как доложили ему разведчики, за позицией врага было расположено узкое ущелье Мириокефала. Хорошо бы отсечь значительную часть вражеского войска перед ним и уничтожить! Но даже если этого не удастся сделать, то всё равно в ходе преследования можно нанести большой урон, а затем вторгнуться в глубинные владения султана и заставить его покинуть бывшие владения империи. Таким образом, одним ударом будет покончено с опасностью новой агрессии с востока.

Когда уже было завершено развёртывание войск, Мануилу доложили: прибыл гонец от Андроника Ватаца. «Наверняка с известием о победе, – обрадовался император. – Очень кстати перед сражением!»

   – Ведите! – приказал он.

К нему приблизился запылённый воин, он вёл за собой усталого коня. По его лицу Мануил понял, что вести тот привёз неутешительные.

   – Говори, – повелел он.

   – Самодержец, – встав на колени, произнёс воин. – Войско наше разгромлено под Неокесарией, а сам Андроник погиб...

Сердце у Мануила прыгнуло вверх и замерло, чтобы вновь пуститься вскачь. Но он только крепче сжал повод уздечки, кивнул:

   – Свободен.

Что ж, Андроник битву проиграл, но он свою выиграет. Сейчас он в этом убеждён больше, чем до сообщения из-под Неокесарии. Почему так будет, Мануил не мог объяснить даже самому себе, но в свою звезду верил безоговорочно.

Между тем турки перегруппировали силы и бросились в атаку. Мануил видел, как приближалась лавина всадников, оставляя за собой клубы пыли. Вот уже видны посверкивающие на солнце мечи, доносится вой и свист привыкших к набегам кочевников. Одетые в панцири из кожи буйволов с обтянутыми такой же кожей щитами, дикари не смогут выстоять против закованных в металл византийских воинов, и этот стремительный наскок разобьётся о железную стену неподвижных рядов.

Но тут противник пустил неожиданное для него оружие. Когда десять-двадцать шагов разделяло врагов, вдруг взвились в воздух арканы и почти весь первый ряд покрытых броней византийцев был позорно свален под копыта своих же толстоногих мощных коней. Пользуясь смятением, турецкие всадники ударили в мечи и сабли. Началась страшная рубка. Озверевшие от обиды катафрактарии двинулись вперёд, смяли боевые порядки неприятеля и погнали по лугу. «Только бы не увлеклись преследованием!» – думал Мануил, с замиранием сердца следивший за сражением. Но опытные воины его, отогнав лёгкую кавалерию врага, вернулись на исходные позиции. Мануил облегчённо перевёл дыхание.

Но едва отошла первая лавина, как понеслась вторая. Турецкие всадники выпустили тучи стрел, ударили по плотному ряду византийцев. Били бубны, ревели сурны, метались над головами всадников бунчуки. Горячая пыль поднималась над сражавшимися, сквозь неё порой видно было, как беспорядочно перемещались стальные шлемы и опушённые мехом головные уборы, там шла смертельная круговерть. Турки рвались вперёд, греки стояли насмерть. Кони кочевников нарывались на острия пик, окровавленные падали с предсмертным ржанием, воины соскакивали с седел и, выхватив засапожные ножи, снова кидались в жаркую схватку. Сабли и мечи тупились о железные латы и кольчуги. Молоты и топоры сокрушали броневую защиту, стрелы хищно впивались в тела воинов, вонзались в шеи и бока лошадей. Там шла жестокая, беспощадная мужская работа.

Мануил внимательно наблюдал за сражением. Порой он не выдерживал, скакал то в одно, то в другое место, подбадривал воинов, наставлял военачальников, вновь возвращался под императорский стяг. Но уже было ясно, что турки теряют больше людей, чем греки, что выдыхается их напор, уже не столь рьяно они лезут вперёд и вот-вот наступит перелом.

И вот когда перелом определился, Мануил взмахнул белым платком. Это был сигнал для лёгкой конницы, находившейся в резерве. Застоявшиеся кони сразу взяли в галоп. Огибая левое и правое крылья, они выскочили на простор и ударили по незащищённым краям неприятеля. Одновременно стронулась с места и двинулась вперёд закованная в железо лавина пешцев и катафрактариев. Теснимые с трёх сторон, турки стали медленно отступать, огрызаясь быстрыми наскоками, но их сминали дружным натиском преисполненные победным духом ряды греков, они вламывались в расстроенные построения противника, сокрушали, топили в крови. Злое отчаяние врага только усиливало напор, ускоряло удары мечей, копий, топоров.

Отряд Всеволода был введён в бой в последний момент. Он врубился в гущу противника, когда тот показал спины и улепётывал со всех ног. Весело было преследовать бегущего неприятеля. Он помнил приказ императора, который был передан всем воинам: гнать турок до последней возможности, сколько выдержат кони и позволит световой день.

Всеволод видел, как лавина из пеших и конных вражеских воинов, сужаясь, вливается в широкое ущелье с высокими горами по обе стороны. «Вот и хорошо, не разбегутся в разные стороны, как тараканы!» – радовался он, настигая одного за другим бегущих и скачущих турок и поражая их ударами меча. Азарт полностью охватил его, он забыл, сколько времени продолжалась погоня.

И вдруг он почувствовал, что случилось что-то неладное. Да, совершенно неожиданно турки стали останавливаться, повёртываться лицом к противнику и вступать в сражение. На них напирала масса византийских войск, теснила, сжимала, произошло скучивание, перемешивание своих и неприятельских воинов, всё бурлило, колыхалось из стороны в сторону, невозможно стало понять, где и кто сражается. Всеволод взглянул вверх, на теснившиеся вдоль ущелья горы, и холод пробежал по его спине: все они были усеяны турецкими воинами, оттуда летели сотни, тысячи стрел и дротиков, поражая греков. Он понял, что их заманили в ловушку: в битве принимала участие лишь часть турецких войск, она намеренно отступила и завела их в узкое ущелье, заранее занятое крупными подразделениями противника. Всё произошло почти так же, как несколько дней назад, когда им удалось обмануть разведку неприятеля и захлопнуть в капкане. Только здесь всё повторилось в несравненно больших размерах...

Прикрываясь щитом, Всеволод повернул назад и стал пробиваться сквозь толпу. Это в какой-то мере облегчалось тем, что уже многие увидели гибельность своего положения и бросились спасаться. Людской поток хлынул к выходу из ущелья. Крики ужаса, стоны раненых, храп и ржание коней, торжествующие возгласы турок – всё смешалось в один устрашающий гул, который подгонял, подстёгивал его, в голове была только одна мысль: спастись, во что бы ни стало вырваться из этого проклятого ущелья на равнину, чтобы избежать гибели или плена. Он видел, как поражаемые неприятельскими стрелами и дротиками падали воины и кони, как редело византийское войско, как, повинуясь неведомому ему сигналу, с гор кинулись на них враги, и закипела яростная кровавая схватка...

В числе немногих Всеволоду удалось выскочить из ущелья. Сбросив с себя панцирь и отстегнув на коне кольчужную попону, он сумел оторваться от преследователей, а затем в числе немногих вернуться в Константинополь. Но основная часть византийского войска осталась лежать в злосчастном горном ущелье Мириокефала. Это произошло в 1176 году.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю