355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Василий Седугин » Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси » Текст книги (страница 10)
Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси
  • Текст добавлен: 6 мая 2017, 21:30

Текст книги "Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси"


Автор книги: Василий Седугин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

После венчания Мария отправилась в свою горницу, Всеволод, согласно обычаю, стал приглашать жену и гостей на пир...

Пировали с большим размахом всю неделю, а потом потекли обыденные дни. Особой радости от семейной жизни Всеволод не испытывал. Он видел, что жена его была наделена редкой красотой, что она умна и выдержанна, что сразу прониклась к нему уважением и любовью, но сам ничего подобного не испытывал. Её красота светила, но не грела. Он не питал к ней и доли тех чувств, которые познал с Виринеей и Евстахией. Едва выходил из дворца, как тотчас переставал думать о ней и вновь возвращался к мыслям о жене, лишь увидев её. Когда же отлучался на длительное время, то просто-напросто забывал, что он женатый человек, что кто-то его ждёт и любит, и спохватывался только при возвращении во дворец. Мария тотчас заметила холодность мужа, но, гордая горянка, не подала и вида, оставалась ровна и приветлива в отношениях с ним, только несколько замкнулась и ушла в себя, что Всеволод воспринял с полным равнодушием.

Минул год после свадьбы, наступил второй. Прошедшее время сгладило и притушило тоску Всеволода по Евстахии. Он всё реже и реже вспоминал о ней. Вместе с тем медленно, постепенно, незаметно для него, входила в его жизнь Мария. Он видел её редкую красоту, отмечал сдержанность, ценил ум, всё больше и больше проникался доверием к ней. Как-то само собой случилось, что стал советоваться, выслушивал её мнение, порой спорил, иногда соглашался. Совместная жизнь сближала их.

Как-то, находясь в Ростове, у арабского купца приглядел красочный платок и по приезде домой, отчего-то смущаясь, неловко сунул его Марии. Взглянув в её лицо, он был поражён, увидев радостную улыбку и выступившие на глазах слёзы. «Чего-то я недоглядел, – подумал он про себя. – Наверно, надо быть мне с ней понежней и повнимательней...»

Между тем дела в княжестве требовали от него всё большего внимания и напряжения. Неожиданно в порубе умер рязанский князь Глеб. Он и раньше прихварывал, а тут земляной пол и холодный сырой воздух окончательно доконали его. Ещё ранее Всеволод несколько раз предлагал ему составить договор: он, Всеволод, выпускает его на свободу, но взамен Глеб должен отказаться от Рязани и уехать жить в Южную Русь. Однако Глеб заупрямился.

– Лучше умру в темнице, – говорил он, – а не пойду в Русь на изгнание.

Иначе поступил Роман. Он после смерти отца целовал крест, обещал покорность владимирскому князю и был отпущен на княжение в Рязань.

Однако в неволе продолжали оставаться Мстислав и Ярополк Ростиславичи. Во Владимир приезжали и просили за них смоленский князь Мстислав, черниговский епископ Порфирий и игумен черниговского монастыря Ефрем. Всеволод обещал им в скором времени отпустить пленников. Его душе была противна месть, которая вела к напрасному пролитию крови, смерть князя Глеба тяжело легла на его душу, и ему не хотелось повторения подобной беды. Он вызвал к себе Мстислава и Ярополка, чтобы предложить уладить их спор так же мирно, как с Романом: он отпустит их на волю, но они поклянутся, что оставят мысль о Ростове и Суздале.

Братья были измучены двухлетним сидением, вид был у них больной, лица восковые. Только княжеская гордость не позволила им согласиться тотчас, и они просили время подумать. Всеволод уступил, уверенный, что скоро всё разрешится благополучно.

Однако приезды высокопоставленных людей и его переговоры с пленниками не остались не замеченными владимирцами. Слишком много зла причинили Ростиславичи, чтобы они забыли о них. И вот в 1178 году на вече сразу несколько человек заговорили о том, что скоро князь выпустит на волю заклятых врагов. Решено было идти на княжий двор и вызвать Всеволода для разговора.

Князь в это время сидел в своей горнице и читал «Житие и хождение Даниила, игумена Русской земли в Святые места». Он перечитывал уже в третий раз это увлекательное повествование, как услышал многоголосый шум и выглянул в окно. Княжий двор бурлил от многочисленной толпы народа. Сердце Всеволода сжалось, он сразу догадался, зачем явились владимирцы, и понял, что опоздал со спасением Ростиславичей.

Всеволод настежь открыл окно, теперь он стоял перед народом, как на вечевом помосте, видимый всеми. Толпа настороженно затихла.

   – Зачем пришли? Чего вам надобно? – спросил Всеволод.

   – Суда требуем! Ростиславичей к ответу призови, князь! – раздались голоса.

   – Хорошо, обещаю на днях устроить над ними суд праведный. Чего хотите ещё?

   – Мало нам этого! – взорвался какой-то мужичок, лицо которого было невозможно разглядеть. – Мы уже два года ждём княжеского суда! Не желаем больше терпеть! Суди сейчас же!

   – Суда! Суда! Суда! – вдруг дружно заревела толпа; лица всех были решительны и непримиримы, и Всеволод понял, что уговорить их не удастся.

   – Хорошо, – покорно согласился он. – Будет вам суд немедленный. Сейчас приведут пленников.

Но тут в средине толпы на руках был поднят мужик, который закричал зычным голосом:

   – Приговори, князь, Ростиславичей, как мы того требуем! А воля наша такова: пусть они будут ослеплены, чтобы никогда не смогли привести войска к Владимиру и не сумели опустошить ни город, ни его окрестности!

   – Верна-а-а! – изошлась толпа диким криком, и столько было в этом крике ярости и ненависти, что не выполнить волю её означало подвергнуть себя страшному риску; народ мог расправиться и с ним.

Всеволод отошёл от окна и стал прикидывать, можно ли спасти Ростиславичей? В это время в горницу вошла Мария. Вид её был встревоженный.

   – Зачем они здесь? – спросила она. – Чего требуют?

   – Настаивают на ослеплении Ростиславичей.

Кто такие Ростиславичи, она знала, Всеволод не раз рассказывал ей про знатных пленников.

   – И как ты намерен поступить?

   – А разве у меня есть выбор? Если я не выполню их требование, они разнесут по камню наш дворец.

Мария некоторое время молчала, потом произнесла:

   – Прикажи палачу у князей на веках кожу надрезать. Народ увидит кровь, будет думать, что у них выколота глаза. Издали не разглядят и успокоятся. А потом вывези из города, чтобы люди не послали ходоков и не дознались до истины.

Он некоторое время с удивлением смотрел на жену, будто увидел её впервые, а потом в порыве благодарности и нежданно нахлынувшей нежности обхватил её тонкий гибкий стан и прижал к себе; и тут же почувствовал, что и она прильнула к нему. И в этот момент она показалась ему такой дорогой и желанной, что он забыл про всё: и про Ростиславичей, и про толпу, с враждебным упорством ожидающую его решения. Он хотел видеть только её и хотел быть только с ней. И он шепнул ей:

   – Иди в свою светлицу, я скоро буду.

Приказав привести князей Мстислава и Ярополка, Всеволод вызвал палача и стал подробно объяснять, как поступить с князьями. Этот жестокий человек оказался на удивление сметливым и сообразительным; не поднимая глаз, ответил коротко:

   – Сделаю точь-в-точь.

Осталось поговорить с Ростиславичами. Те уже слышали рёв толпы и призывы к расправе над ними и приготовились к самому худшему; успокоительные слова Всеволода вселили в них некоторую надежду; они стояли, прижавшись друг к другу, и покорно ждали решения своей судьбы.

Всеволод подошёл к окну и дождался тишины. Сказал:

   – Господа владимирцы! Я ваш князь и подчиняюсь воле вашей. Сейчас по моему приказанию палач ослепит ненавистных князей Мстислава и Ярополка Ростиславичей. Так я решил!

Двое дружинников, держа за руки, подвели к окну Мстислава. Толпа замерла, вперившись взглядами в бледное лицо князя. Палач вынырнул из темноты горницы, молниеносным движением ножа провёл по глазам Мстислава, только сверкнуло остро заточенное лезвие, и кровь хлынула на его щёки. Он дико закричал. Толпа глухо охнула и замерла. Дружинники оттащили князя в глубину помещения и почти тут же вывели Ярополка. С ним повторилось то же самое. После этого люди некоторое время постояли, будто онемелые, а потом стали медленно расходиться. Раны князьям перевязали и под охраной дружинников отправили в Смоленск[1]1
  В «Истории Российской с древнейших времён» В.Н. Татищева читаем: «Всеволод, видя, что никак их владимирцев от намерения отвратить неудобно, обещал им вскоре сыновцов ослепить и отпустить... И того же дня предвечером велел сыновцам своим сверх очей кожу надрезать и, довольно окровавления сделав, объявил народу, что им глаза выколоты, и тотчас, посадя на телегу, за город велел проводить, доколе от народа безопасны будут, и отпустили их к Смоленску».


[Закрыть]
.

   – Спас я их, спас, – ещё не остыв от переживаний, дрожащим голосом говорил Всеволод своей жене. – Свет Божий видеть будут они, радоваться жизни, как прежде. И не ляжет грех на меня в страшном деле, которое могло свершиться. Отвела ты меня от тяжкого преступления...

Мир и любовь воцарились с тех пор между Всеволодом и Марией. Таившиеся до сих пор чувства хлынули навстречу друг другу. Марии не надо было прилагать каких-либо усилий. Она с первого взгляда полюбила Всеволода и мучительно переживала его холодность. За напускной сдержанностью скрывала она свои чувства и только ждала того времени, когда изменится отношение к ней мужа. И вот этот час наступил, и она полностью отдалась своей любви.

Что касается Всеволода, то он незаметно для себя привязался к Марии, и эта привязанность постепенно переросла в любовь. Он ещё не понял этого ранее, когда хотел порадовать её подарками, когда, не закончив порой дела, неожиданно уезжал домой, чтобы увидеть её. Только после спасения от ужасной участи Ростиславичей осознал он охватившее его чувство и полностью покорился ему. Что ж, он был не первым и не последним мужчиной, который влюбился в свою жену во время семейной жизни.

V

После непродолжительной борьбы на киевский престол заступил Святослав Всеволодович, князь черниговский. Он решил вернуть звание великого князя в Киев и начал постепенно распространять своё влияние на Руси. Прежде всего он обратил внимание на Рязань, где правил его зять Роман, тот самый Роман, которого Всеволод недавно выпустил из поруба. Роман, нарушив крестное целование, переметнулся на сторону киевского князя, и тот в поддержку ему послал войско во главе со своим сыном Глебом.

Рязань издавна находилась под внимательной опекой суздальских князей. И Юрий Долгорукий, и Андрей Боголюбский цепко держали её в своих руках; Всеволод тоже не собирался с ней расставаться. В 1180 году он двигает свои полки к Коломне, где засел Глеб, и со всех сторон осаждает её. Силы были неравны, и Глеб вынужден был явиться в стан владимирцев для переговоров. Всеволод приказал его схватить и в оковах отослать во Владимир, где к нему приставили стражу. Дружина его подверглась той же участи. На выручку Глебу со своим войском бросился Роман. Он переправился через Оку, намереваясь перехватить пути Всеволоду, но был разбит и бежал на юг.

Поступок Всеволода привёл киевского князя в ярость:

– Разве забыл владимирский князь, что недавно был никем? Как прибыл из Византии гол-сокол и униженно просил меня о помощи? Как выделил я ему войско для борьбы за суздальский престол? А теперь неблагодарный племянник пошёл против меня да ещё бросил сына моего в темницу!

Он понимал, что в конце концов с Всеволодом он договорится и сын его будет отпущен на свободу; но выпал прекрасный случай, когда можно было привести всю Владимиро-Суздальскую землю к покорности и возвысить над ней Южную Русь. Этого киевские князья не могли сделать во времена Юрия Долгорукого, а Андрей Боголюбский железной рукой сам управлял Киевом, как своей вотчиной. Теперь Святослав Всеволодович решил всё переиначить.

В Киев со своими полками стали стекаться послушные ему князья, были наняты орды половцев, всегда готовых поживиться добычей и пленниками на бескрайних русских просторах. Со всей этой громадой он двинулся на север, где в районе реки Тверца соединился с новгородским войском, во главе которого стоял его сын Владимир, приглашённый на княжение в Новгород. Первым городом на пути оказалась Тверь. Пригород её был сожжён, запылали и соседние селения, тяжёлый чёрный дым медленно поднимался в голубое зимнее небо. Святослав с сыном Владимиром и князем Ярополком Ростиславичем объезжали крепость.

   – А в неплохом состоянии содержит Всеволод свой пограничный город, – раздумчиво проговорил Святослав. – Стены крепостные обновлены, башни подправлены, рвы очищены. Если все крепости по Волге так же выглядят, то нелегко нам придётся...

   – С ходу возьмём крепостицу! – загорячился Владимир, у которого только что начал пробиваться пушок на щеках. – Таранами расшибём брёвна и в пролом ворвёмся!

   – Посмотрим, посмотрим, – неопределённо проговорил князь и молча вернулся к себе в шатёр...

Три дня колотили тараны в крепостные стены, а на четвёртый хворостом и разным хламом воины забросали ров, приставили лестницы и дружно полезли наверх; с земли их поддерживали стрелки из луков.

Защитники дружно орудовали между заборолами – деревянными брусьями, укреплёнными над стенами, они их прикрывали от стрел, дротиков и камней. Появляясь в проёмах, горожане лили на головы противника горящую смолу и кипяток, сбрасывали валуны, кидали обрубки деревьев, шестами отталкивали лестницы, и они вместе с воинами с большой высоты падали в ров. Дикие, истошные крики раздавались тогда среди грохота, звона металла, азартных возгласов, призывов...

Первый приступ был отбит. Святослав озадаченно смотрел на крепость, с малыми для себя потерями выдержавшую натиск его многочисленного войска. По правде говоря, такого упорства он не ожидал. Слышал он, что северяне очень крепки в обороне, но чтобы так дружно и с таким ожесточением люди могли сражаться, ему приходилось видеть впервые.

Подъехал Ярополк Ростиславич. Святослав внимательно вгляделся в его лицо: говорят, владимирцы настаивали, чтобы князю выкололи глаза, но Всеволод спас от расправы и ему только верхние веки надрезали. Так и есть, едва заметная белая полоска окаймляла его глаза. Спасся в первый раз, зачем лезет во второй? Или ненависть к Всеволоду застила ум?

Спросил:

   – В лоб не взять. Может, что-нибудь похитрее предложишь?

Тот хмыкнул, подёргал повод уздечки, наконец ответил:

   – Тараны надо к воротам подвинуть. Стен нам всё равно не разрушить. В них кряжистые дубы положены, они изнутри поперечными брёвнами укреплены. Научились добротно возводить стены, ничего не скажешь.

А ведь прав Ярополк! Раньше просто срубы ставили друг к дружке и землёй засыпали; теперь же внутренние перегородки для усиления стали ставить. Для Святослава это было неожиданно, поэтому время и потеряли зазря.

   – Давай, князь, бери на себя тараны и двигай к воротам. Туда и направим основной удар.

На другой день с утра тараны были подогнаны, стали бить в крепостные ворота, их в Твери было двое. Дело пошло быстро, к вечеру ворота превратились в щепки, смельчаки подбегали поближе, чтобы увидеть внутренность крепости. Наутро Святослав назначил новый приступ.

Однако когда войска построились и приготовились к наступлению, выяснилось, что за ночь в проёме ворот защитники возвели новые стены и закрыли ими проёмы. Пытались было втащить тараны в проезды, но сверху, из карнизов башен посыпался град стрел и дротиков, полилась горящая смола; не выдержав, киевские воины бежали, их не могли прикрыть никакие шкуры, наброшенные на тараны.

Пришлось приступить к длительной осаде. Она продолжалась целый месяц пока наконец Тверь не была взята с большими потерями для войска Святослава.

Разорив вконец окрестности, двинулись дальше. Хорошо укреплённый Кснятин задержал войско великого князя на три недели, а от Углича пришлось отступить: все пять приступов были отбиты, и воины стали отказываться лезть на стены. Собрались на военный совет в шатре у Святослава. Настроение было мрачным, поход явно не залаживался.

   – Что будем делать дальше, князья? – спрашивал великий князь.

   – Ну не отступать же? – кипятился Владимир. – Надо не только взять Углич, но и стереть его с лица земли. В наказание другим городам. Тогда они перед нами ворота будут открывать!

   – А если не возьмём? – спрашивал Святослав.

   – Тогда таким позором покроемся, подумать страшно, – мрачно ответил Владимир и отвернулся, не желая продолжать разговор.

   – Мы пошли по пути Изяслава, он тоже в сорок девятом году двигался по берегу Волги, брал приступом город за городом. И чем всё кончилось? Истощил силы и вынужден был ни с чем оставить Суздальскую землю.

   – Что предлагаешь? – прервал его Святослав, не любивший длительных речей.

   – Двинуть сразу на Суздаль и Владимир! – рубанув ладонью воздух, резко ответил Ярополк. – Тогда перед нами не пяток городов окажется, а только один – Переяславль. Возьмём его – и перед нами откроется житница Суздальской земли, опора мощи Всеволода. Вот как надо действовать, a не ходить вокруг да около!

Задумался Святослав. Зима кончалась, скоро начнёт таять. Если воевать всю Верхнюю Волгу, то наверняка попадёшь в половодье, а там распутица, грязь, на месяц-второй застрянешь на полпути, закончатся запасы продуктов, да и настроение воинов станет иное...

И он решился:

   – Завтра же снимаемся и идём к Переяславлю.

Однако и Всеволод, оказывается, внимательно следил за каждым передвижением противника. Едва вышли на переяславскую дорогу, как разведчики сообщили: впереди стоит владимирское войско.

Святослав осмотрел расположение сил владимирцев и был вынужден признать, что Всеволод занял очень выгодную позицию: полки его стояли на крутых холмах, спускавшихся к речке Влена; оба его крыла были прикрыты густыми лесами, ни обойти, ни объехать.

   – Выманить его надо, – сказал он Владимиру. – Иначе по такой круче нам не подняться, воинов много потеряем.

   – И где он научился ставить войска на возвышенности? – спросил Ярополк. – У нас только варяги на этот счёт мастера. Русские князья предпочитают равнину. Построил воинов в линию, меч в руки – и на врага!

   – Насколько я знаю Всеволода, – задумчиво проговорил Святослав, – он не станет первым начинать сражение. Выдержанный, чёрт!

   – Нечего, раззадорю, заманю! – пообещал Владимир.

   – Бери лёгкую конницу и переправляйся на ту сторону Влены, – приказал Святослав сыну. – Как только Всеволод ударит основными силами, отступай на луга, здесь мы дадим ему бой.

Владимир сделал всё так, как велел отец. Небольшая речка не была серьёзным препятствием, кони перемахнули её легко и понеслись на Всеволодовы полки. Почти одновременно обе стороны выпустили тучи стрел, завязалась жаркая схватка. Но она длилась недолго. По знаку Владимира всадники повернули коней и помчались назад. Однако противник не тронулся с места. Вновь и вновь кидался Владимир на стройные ряды неприятеля, однако Всеволод так и не клюнул на приманку.

На другой день Владимир вновь повёл свою конницу через реку. Но тут с двух сторон на неё обрушились бронированные дружинники, смяли, сбили в кучу, началась отчаянная рубка. Святослав, наблюдавший за боем, не был готов к такому повороту дел, у него под рукой не оказалось киевской дружины, он её держал подальше от реки в засаде и поэтому помочь своему сыну не смог. Жалкие остатки конницы вернулись обратно. Святослав был крайне раздосадован, но поделать ничего не мог: начинать битву на невыгодной для себя местности он считал самоубийством. Пару дней воины перестреливались через реку, а потом послал он своих священников сказать Всеволоду: «Брат и сын! Много я тебе добра сделал и не чаял получить от тебя такой благодарности; если же ты уже задумал на меня зло, захватил сына моего, то недалеко тебе меня искать: отступи подальше от этой речки, дай мне дорогу, чтобы мне можно было к тебе переехать, и тогда нас Бог рассудит; если же ты мне не хочешь дать дороги, то я тебе дам, переезжай ты на эту сторону, и пусть нас Бог рассудит».

Несколько дней Святослав прождал ответа, но так и не дождался; не было и послов. Только потом он узнал, что племянник отослал их во Владимир, а сам по-прежнему не двигался с места.

Между тем наступила середина марта. Подул южный ветер, начались дожди, которые стали быстро сгонять снег. Речка сначала потемнела у берегов, а потом стала быстро наполняться водой. Она вздулась, вспенилась, льдины полезли друг на друга, скрежеща и ломаясь со страшным грохотом.

– Заиграла река! – кричали воины, радуясь нечаянному развлечению.

Не так радостно было на душе у Святослава. Он понял, что поход его закончился, не дав результатов: войско Всеволода не понесло никаких потерь и продолжало оставаться мощной силой; до главной житницы края ему так и не удалось добраться, поэтому экономическое могущество не было подорвано; Всеволод себя побеждённым не признал, более того, он даже не отпустил из плена его сына. Война Южной Руси с Суздальской землёй, как и во времена Изяслава в 1149 году, закончилась полным поражением; это была последняя попытка Киева подчинить себе Залесский край.

Святослав снялся с места и налегке пошёл назад. Всеволод, не желая кровопролития, не стал его преследовать. В его руки попал весь обоз и добыча, которую великий князь награбил в верхневолжских городах. Только через год, в 1182 году, между Святославом и Всеволодом был заключён мир, и Глеб вернулся в Киев.

Присмирел после этого киевский князь Святослав Всеволодович и чуть что оглядывался на Владимир. Так, в 1194 году он вместе с братьями намеревался пойти на Рязань, чтобы решить территориальный спор между Рязанским и Черниговским княжествами. Но братья отказались идти с ним, прежде не спросив позволения у Всеволода; Всеволод не согласился, и Святослав должен был отложить поход. По-прежнему на Руси прислушивались не к голосу Киева, а к велениям Владимира.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю