Текст книги "Творцы Священной Римской империи"

Автор книги: Василий Балакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Оттону I удалось без особого труда присоединить к своему Германскому королевству территории бывшего Лангобардского королевства, утвердиться там и установить порядок, оказавшийся весьма стабильным. Его господство в Северной Италии выдержало испытание временем и несколькими мятежами противников из числа местной знати. Большинство же светских и духовных феодалов сочли более выгодным для себя поступить на службу к новому властителю. Что касается Рима, то здесь, видимо, уместнее говорить не о господстве императора, как в Ломбардии, а о своего рода протекторате над городом и папством. Формально Оттон I признавал порядок, установившийся здесь якобы со времен Константина Великого и по его соизволению, закрепленный в «Псевдоконстантиновом даре» (привилегии, якобы пожалованной Константином Великим епископу Рима, на самом же деле сфабрикованной значительно позже) и предполагавший, что в Риме не должно быть иной власти, кроме папы римского. В действительности же и папство вошло в структуру имперской церкви.

Гораздо труднее дать оценку политики Оттона I в Южной Италии. Формально поставленные им задачи не были выполнены, и все свелось лишь к установлению сюзеренитета над Капуей и Беневентом, однако компромисс, достигнутый во взаимоотношениях с Византией, закрепленный династическим браком и позволявший говорить о фактическом признании Оттоновской империи со стороны византийского императора, не может быть истолкован как крушение планов Оттона I. Думается, что ему удалось добиться максимума возможного и на этом направлении своей итальянской политики.

В государственно-правовом отношении средневековая империя – Священная Римская империя – рассматривалась современниками как возрождение или продолжение Древней Римской империи, что сыграло весьма важную роль, благоприятствуя распространению ренессансных идей – сначала в виде Каролингского, а затем и Оттоновского возрождения. Этот очевидный факт не опровергается, вопреки мнению некоторых исследователей, тем, что Оттон I воздерживался от употребления применительно к себе титула римского императора, довольствуясь простым «император август». На то были причины политического, но отнюдь не идейного порядка. Императорское достоинство, обретенное Оттоном I в Риме, явилось результатом развития, протекавшего в Западной Европе со времен Карла Великого, сумевшего достичь фактической гегемонии над западным христианским миром. Можно говорить в известной мере и о европейской гегемонии Оттона I, повелевавшего, помимо Германии, значительной частью Италии, осуществлявшего протекторат над Бургундией, сюзеренитет над частью Польши и над Данией и занимавшего положение третейского судьи в отношении противоборствовавших сил во Франции, императорская корона хотя и не добавила ему реального могущества, однако узаконила и освятила авторитетом церкви его положение европейского гегемона.

В государственно-правовом отношении содержанием его императорской власти служил протекторат над Римом, Церковным государством и прежде всего над папой. Оттон I был покровителем курии, фогтом Св. Петра, политически распоряжаясь папством и его непосредственными владениями. Вместе с тем возможность реально влиять на папу служила предпосылкой для господства над германским епископатом, а также для утверждения своего доминирующего положения среди европейских стран: подобно тому, как он окружным путем, через курию, воздействовал в собственных интересах на немецкую церковь, у него появилась возможность таким же способом влиять на церкви, а через них и на государственные структуры других стран Европы. Наконец, совершенно очевидна прямая связь итальянской политики Оттона I с его миссионерскими планами в Восточной Европе, успех которых непосредственно зависел от положения императора как европейского гегемона и протектора римской церкви.

В качестве негативного последствия итальянской политики Оттона I некоторые исследователи указывают на проявления недовольства длительным отсутствием его в Германии и на оппозиционные движения 50-х годов X века. Хотя подобного рода утверждения и могут быть в той или иной мере убедительно подкреплены фактами, все же не следует преувеличивать их значение. До серьезного кризиса дело так и не дошло, и в целом положение Оттона I как короля Германии оставалось прочным в течение всего времени его пребывания в Италии.

В связи с этим следует учитывать еще один немаловажный момент: нельзя действия правителя X века оценивать исключительно с позиций государственной пользы или вреда, поскольку государственные интересы в то время далеко не всегда служили критерием для принятия решений королями. Правитель тогда зачастую хотел быть не столько политиком и государственным деятелем, сколько героем, отправлявшимся на подвиги, не всегда считаясь с насущными интересами страны, и общественная мораль оправдывала его. Было бы анахронизмом оценивать политику Оттона I исключительно с точки зрения пользы для Германского государства; многое из того, что он делал, в большей мере определялось требованиями воинской, рыцарской морали или религиозного благочестия, нежели соображениями целесообразности и государственного интереса. Во всяком случае, он не мог проигнорировать просьбы о помощи, исходившие от притесняемой королевы-вдовы Адельгейд и папы римского.

И все же, даже с точки зрения общегосударственного интереса Германии X века, итальянская политика Оттона I была более предпочтительна, нежели завоевательные походы против славян. Даже если допустить, что эсхатологические ожидания той эпохи и воспринятые ею традиции и идеи универсальной империи не вынуждали настоятельным образом немецкого короля отправиться в Италию, эти представления, бесспорно, сыграли стимулирующую роль. Если немецкий король и не нуждался в господстве над Италией и папством, чтобы повелевать церковью у себя в стране, овладевать славянским Востоком или осуществлять гегемонию в Европе, то, несомненно, это господство придавало его власти и положению дополнительный блеск. Даже если в Германии и была оппозиция его итальянской политике, то, вероятнее всего, отказ от этой политики вызвал бы по меньшей мере такую же оппозицию, прежде всего в лице герцогов Баварии и Швабии. Если в стране и были сторонники неримской, автономной (по типу франкско-ахенской) империи, то, несомненно, многие считали, что добытая в Риме императорская корона в политическом отношении более целесообразна и придает власти монарха больше авторитета.

Было и еще одно обстоятельство, делавшее в глазах германской знати завоевание Лангобардского королевства более привлекательной целью, нежели покорение славянских племен: славяне казались ей совершенно чужими варварами, чуждыми по языку, религии и культуре. Лангобардская же знать Италии была ей родственна. Между ними, несмотря на все различия, существовала своего рода германская общность интересов, о чем упоминал Лиутпранд Кремонский, особенно заметная на фоне непримиримой вражды со славянами. Идя в Италию, немцы оказывались в почти родственной стране, а на славянских территориях – в абсолютно чуждом и враждебном окружении. Но, определяя направление завоевательной политики, еще важнее было помнить, что славянские земли тогда были бедны, а Италия – богата. Понятно, что завоевателей привлекала одна из богатейших стран Европы. Играл свою роль и столь немаловажный для Германии X века аспект, как обилие в Италии культурных сокровищ и святых реликвий. Имперская политика Оттона I, хотя и сыграла важную роль во внутриполитической стабилизации и консолидации Германского королевства, в первую очередь была наступательной и завоевательной, имевшей целью распространение немецкого господства за пределы собственной страны. Однако при этом, дабы избежать односторонних оценок, надо иметь в виду, что Оттон I со своей завоевательной политикой не был одинок среди правителей того времени: каждый из них по мере возможности старался поступать так же.

В пакте, заключенном с папой римским вскоре после коронации («Оттонианум»), Оттон I, заявляя о преемственности с каролингской имперской традицией, вместе с тем дал понять, что обретенное им императорское достоинство должно перейти по наследству к его сыну, дабы начатое отцом не пресеклось, а продолжилось и приумножилось. И действительно, проводившаяся Оттоном I итальянская политика оказалась отнюдь не тупиковым, а весьма перспективным направлением экспансии молодого Германского королевства, ставшего империей Оттонов, которой суждено было продолжить свое существование в качестве Священной Римской империи.

Глава третья ОТТОН II: ПРОДОЛЖЕНИЕ ТРАДИЦИИ

САМОУТВЕРЖДЕНИЕ НОВОГО ГОСУДАРЯ

Княжеская оппозиция

На следующий день после кончины Оттона Великого Оттон II приступил к правлению доставшейся ему в наследство Империей. Еще в Мемлебене, наутро после смерти отца, он принял от присутствовавших магнатов присягу на верность. Они, рассказывает Видукинд Корвейский, присягнули своему государю «как в первый раз», хотя тот уже обладал королевской и императорской коронами. Так Видукинд, низведший эти коронации до уровня простого предназначения на престол, отметил решающую роль избрания в форме принесения магнатами присяги на верность как непременного условия законного престолонаследия, тем самым еще раз выразив свое неприятие итальянской, имперской политики Оттонов. Вместе с тем истолкование спонтанной присяги случайного круга магнатов как формального акта возведения на трон «всем народом» («Итак, он снова всем народом был избран государем», – написал Видукинд) могло быть адресовано тем, кто сомневался в законности непосредственного наследования Оттоном II отцовской власти.

Преемственность власти на первых порах обеспечивалась и благодаря участию в государственных делах матери императора, вдовствующей императрицы Адельгейд, влияние которой особенно заметно в первые два года правления Оттона II. Другой саксонский хронист, Титмар Мерзебургский, не преминул отметить, что Оттон II как правитель формировался под влиянием своей пользовавшейся непререкаемым авторитетом матери, по инициативе которой принимались важные решения. Лишь по мере возмужания, накопления политического опыта он становился более самостоятельным.

Первые семь лет новый король Германии был поглощен борьбой за утверждение своей власти внутри страны и за Лотарингию. Прежде всего Оттону II пришлось столкнуться с оппозицией южногерманских герцогств Баварии и Швабии. Уже в начале 974 года при замещении первого освободившегося епископства он не сумел реализовать собственную волю, вынужденно согласившись на то, чтобы преемником Ульриха Аугсбургского, верного помощника Оттона I, стал Генрих, обязанный своей должностью совместным усилиям баварского и швабского герцогских дворов – герцога Баварии Генриха Сварливого, как его называли еще современники, и его матери Юдит из рода Луитпольдингов, с одной стороны, и герцога Швабии БурхардаШ и его супруги Хадвиг, сестры Генриха Сварливого и дочери Юдит – с другой. Епископ Генрих был сыном Бурхарда, маркграфа Баварской Восточной марки (с 996 года она станет называться Австрией), и братом Юдит и, следовательно, представителем обеих южногерманских герцогских династий. Однако вскоре Оттону II удалось в какой-то мере взять реванш: когда Хадвиг, вдова умершего бездетным БурхардаШ, решила посредством нового брака обеспечить наследование герцогства по собственному усмотрению, он назначил герцогом Швабии своего племянника Отто, сына Лиудольфа (сына Оттона I Великого от первого брака с Эдгит), перечеркнув тем самым планы Лиутпольдингов, нацеленные на более тесное взаимодействие южногерманских герцогств.

Главным возмутителем спокойствия выступал баварский герцог Генрих Сварливый – сын Генриха, младшего, «порфирородного» брата Оттона I. Генрих Сварливый, как и его отец, попытался захватить власть в государстве, завладев королевской короной (забегая вперед, скажу, что ему, как и его «порфирородному» отцу, не суждено было стать правителем Германии, зато его сын, тоже Генрих, спустя почти тридцать лет будет германским королем). При этом он нашел поддержку не только в Баварии, но и у князей Чехии и Польши. Однако Оттон II при помощи Бертольда Швайнфуртского, могущественного франконского графа, который был верным соратником еще Оттона I и остался сторонником его сына, сумел заключить под стражу Генриха Сварливого и его сообщников. Но тому спустя некоторое время удалось уйти из заточения и возобновить борьбу. Даже в Саксонии, в родном герцогстве императора, он нашел единомышленников. И все же Оттон II опять одержал верх, на сей раз лишив Генриха герцогской власти. Своему племяннику герцогу Швабии Отто он передал в 976 году также и Баварию, за исключением Каринтии и североитальянских марок. Каринтия сама получила статус герцогства и была пожалована Генриху, представителю искони правившего в Баварии рода Лиутпольдингов. С того времени североитальянские марки были связаны личной унией не с Баварией, а с Каринтией. Баварскую Восточную марку получил Бабенберг Лиудпольд (Леопольд), брат Бертольда Швайнфуртского, роду которого суждено было править Австрией более двух с половиной веков. Однако лишь после еще двух походов против чешского князя и подавления в 977 году восстания трех Генрихов – Генриха Сварливого, Генриха Каринтийского и епископа Генриха Аугсбургского – Оттон II стал хозяином положения в Германском королевстве. Итоговая черта была подведена на Пасху 978 года на съезде знати в Магдебурге. Болеслав II Чешский присягнул на верность императору, немецкие мятежники были изгнаны, а Каринтию получил Отто, внук Оттона I – сын его дочери Лиудгард и герцога Лотарингского Конрада Красного, героически сражавшегося в битве на реке Лех в августе 955 года и павшего там смертью храбрых. Вновь дом Оттонов утвердился в Южной Германии.

Уже в самом начале этой борьбы против оппозиции внутри государства Оттону II пришлось отражать натиск датского короля Харальда Синезубого, еще в 965 году обращенного в христианство и с тех пор поддерживавшего хорошие отношения с Оттоном Великим. Однако, как только тот умер, Харальд, вступив в союз с норвежским ярлом Хаконом, попытался захватить Нордальбингию – область в низовьях Эльбы. Поскольку Хакон вскоре разорвал союз с датским королем, Оттону II без особого труда удалось осенью 974 года самому перейти в наступление и закрепиться в Шлезвиге, подчинив эти земли немецкому господству и принудив Харальда к уплате дани.

Борьба за Лотарингию разгорается снова

К этому времени кризисная ситуация сложилась на западной границе государства Оттона II. Младшему брату Оттона Великого Бруно, архиепископу Кёльнскому и одновременно герцогу Лотарингскому («эрцгерцогу»), успешно проводившему западную политику Империи, не нашлось достойного преемника. Среди епископата Лотарингии наибольшую близость к императорскому двору сохранял Дитрих Мецский, сын сестры королевы Матильды (супруги Генриха Птицелова). Однако ни он, ни назначенный еще при Бруно герцог Лотарингским Фридрих не сумели занять господствующего положения во всей Лотарингии.

После смерти Оттона Великого ничто не сдерживало желания Каролингов обладать Лотарингией, их исконной областью. Новый характер отношений между Германией и Францией вскоре обнаружился в связи с событиями в Нижней Лотарингии. Регинар IV Геннегауский и его брат Ламберт, жившие на положении беженцев при французском королевском дворе в Лане, в 973 году собрали сторонников и отправились отвоевывать свое наследственное владение – Геннегау (ныне в составе Бельгии). Оттону II пришлось лично вмешаться, чтобы изгнать их из Лотарингии. Спустя три года Регинар и Ламберт повторили попытку, на сей раз прибегнув к помощи графов Вермандуа и брата французского короля Лотаря – принца Карла, не имевшего своего удела и мечтавшего завоеванием поправить собственные дела. Маркграф Готфрид, брат архиепископа Реймсского Адальберо, был осажден в Монсе и во время одной из вылазок тяжело ранен. Однако и на этот раз интервенты не добились успеха и отступили, очевидно, опасаясь прибытия войск императора. Во время этой кампании король Лотарь с войском находился на севере Франции, видимо, с намерением поддержать собственного брата. Оттон II решил изменить свою тактику. Он возвратил Регинару и Ламберту их наследственные владения, за исключением Монса, главного города Геннегау, который он оставил за верным Готфридом, и назначил в 977 году принца Карла, рассорившегося со своим братом Лотарем, герцогом Нижней Лотарингии. Резиденцией ему был определен Брюссель. И хотя в целом Карл оказался неспособным исполнять свою должность, его назначение оказалось изощренным тактическим ходом: один из последних отпрысков Каролингской династии стал вассалом германского короля, что весьма благоприятным образом сказывалось на репутации Оттона II.

Король Лотарь весной 978 года наконец-то решился реализовать давно вынашиваемый замысел захвата Лотарингии. Это предприятие оказалось возможным лишь благодаря тому, что Лотарь нашел взаимопонимание со своими могущественными соперниками внутри страны – Робертинами. В апреле он созвал в своей резиденции в Лане собрание знати, участники которого, и в первую очередь Гуго Капет, одобрили его военные планы, видимо, надеясь на хорошую поживу. Цель похода держали, вопреки закону и обычаю, в строгом секрете. Первым объектом атаки стали земли по Маасу. Правда, Лотарь не нашел там столь широкой поддержки, какой в свое время пользовался его отец Людовик. Лишь дойдя до Люттиха или Маастрихта, король узнал, что Оттон II находится в Ахене.

Лотарь жил в предвкушении большого успеха: если бы удалось захватить в плен ничего не подозревавшего императора (и, напомню, своего двоюродного брата: мать Лотаря королева Герберга была сестрой Оттона I), то было бы гарантировано обретение Лотарингии в обмен на его освобождение. Соображения чести при этом в расчет не принимались. Оттон II поначалу даже не поверил вести о приближении французского войска, пока не убедился в этом благодаря проведенной разведке. Правда, Лотарь не сумел воспользоваться своим преимуществом: вместо того чтобы совершить стремительную атаку во главе отборного отряда, он медленно двигался со всем своим обозом, тем самым дав императору возможность спастись. Ввиду превосходивших сил противника Оттон II предпочел, не пытаясь защищать свою ахенскую резиденцию, бежать вместе с беременной супругой Феофано в хорошо укрепленный Кёльн. Ожидавшегося триумфа в Ахене у Лотаря не получилось. Пришлось довольствоваться разграблением города и похищением императорских регалий – знаков императорского достоинства. Дабы показать, что он стал обладателем столицы Каролингской империи, Лотарь приказал повернуть императорского орла, еще при Карле Великом установленного на крыше дворца, на восток. Спустя три дня он покинул Ахен, направляясь в Верхнюю Лотарингию, ситуация в которой, казалось, обещала легкий успех: как раз умер герцог Фридрих, и его вдова из рода Робертинов правила в качестве опекунши малолетнего сына. Однако нападение на Мец, обороной которого умело руководил епископ Дитрих, двоюродный брат императора, оказалось безрезультатным, так что Лотарю пришлось возвратиться восвояси, не добившись ощутимого успеха.

Епископ Дитрих побуждал императора к мести. В середине июля на рейхстаге в Дортмунде Оттон II доложил собравшимся магнатам о нанесенном ему оскорблении. Было принято решение собрать многочисленное ополчение. 1 октября 978 года он объявил Лотарю войну, которую собирался вести без вероломства и хитрости. Во главе большого войска, в состав которого входили и вспомогательные отряды из Италии, он двинулся во Францию, дойдя до самого Парижа. Встречавшиеся на пути церкви и монастыри он пощадил, а каролингские резиденции приказал разрушать, опустошая по тогдашнему обычаю ведения войны прилегающие территории. Герцог Нижней Лотарингии Карл сумел овладеть Ланом, а затем, побуждаемый епископом Меца Дитрихом, действовавшим конечно же не без ведома императора, провозгласил себя королем в пику живому и здравствовавшему правителю Франции. Лотарь укрылся за стенами Парижа. Оборону города взял на себя Гуго Капет. Осада продолжалась несколько недель. В конце ноября Оттон II решил прекратить ее. На прощание, перед тем как уйти от Парижа, он велел всем имевшимся в его войске клирикам пропеть на вершине Монмартра «Аллилуйя». Поредевшее в результате болезней немецкое войско не могло противостоять подтягивавшимся к Парижу французским отрядам, поэтому император предпочел не вступать в сражение. Вздувшуюся от осенних дождей реку Эн не удалось форсировать достаточно быстро, так что обоз попал в руки преследователей. Карл, естественно, не мог удержаться в Лане, в конце 978 года перешедшем в руки Лотаря, и присоединился к отступавшему войску императора. Рождество Оттон II праздновал во Франкфурте-на-Майне.

Лотарь, сознавая свою зависимость от доброй воли Гуго Капета и не доверяя ему в полной мере, решил договориться за спиной у герцога с Оттоном II. Тайно прибывшие послы были хорошо приняты императором. Договорились о личной встрече двух правителей. Она состоялась в мае 980 года близ Иву а, неподалеку от границы с Германией. Лотарь отказался от своих притязаний на Нижнюю Лотарингию (а притязаний на Верхнюю, то есть Южную, Лотарингию он даже не успел как следует заявить). С легким сердцем Оттон II, у которого вскоре после этой встречи родился наследник престола, мог отправляться в Италию. Для Лотаря пакт с императором означал вместе с тем и тактический ход против своего самого могущественного союзника-соперника, Гуго Капета, лояльность которого во время немецкого вторжения спасла ему трон. Однако заключенный за спиной Гуго мир грозил тому серьезным ослаблением позиций, поэтому и он спустя некоторое время, на Пасху 981 года, присягнул в Риме на верность императору. Хотя отступление Оттона II от стен Парижа в ноябре 978 года больше походило на бегство, однако в конечном счете он добился главного – Лотарингия осталась в составе Германии.

Успешное урегулирование Оттоном II конфликта вокруг Лотарингии заметно повысило его авторитет в народе. Если прежде нередко раздавались голоса недовольных его то слишком опрометчивыми, то чересчур нерешительными действиями и пренебрежением советами людей более зрелого возраста, а особенно влиянием на него супруги-гречанки, то теперь недовольство утихло. (Участие Феофано в государственных делах документально засвидетельствовано сразу же после вступления Оттона II на престол: уже в первый год его правления пожалованы четыре грамоты, в которых упоминается Феофано как ходатайствующее лицо, правда, сначала вместе с императрицей Адельгейд; весной 974 года Оттон II по собственному усмотрению подарил владения своей «соимператрице» («coimperatrici augustae») – этим титулом подчеркивалось особое значение Феофано как соправительницы; в титуле «соимператрица», несомненно, заключалось более весомое, нежели в «соправительнице», правовое содержание: как «coimperator», так и «coimperatrix» имели право на наследование власти; здесь решающую роль сыграл византийский образец: в Византии императрицы в качестве «соимператриц» после смерти супруга могли наследовать власть и править от имени своего малолетнего сына. И все же не следует преувеличивать личное влияние Феофано на Оттона II, сильного и волевого человека; в полной мере роль Феофано как «соимператрицы», а точнее говоря правительницы, проявилась лишь после безвременной кончины Оттона II, в годы малолетства их сына Оттона III, о чем речь пойдет в следующей главе.) Заговорили даже, что дух отца, Оттона Великого, возродился в сыне, что молодой государь способен на мужественные поступки и предназначен Провидением для великих дел. И даже Титмар Мерзебургский, порицавший Оттона II за упразднение Мерзебургского епископства (правда, весьма сдержанно, с полным почтением к его императорской особе), больше сообщал о его триумфальных успехах, нежели о горестных неудачах: «В своей триумфальной славе император такого страху нагнал на врагов, что никогда более они не осмеливались предпринимать что-либо против него», а также: «Между тем кесарь так управлял Римской империей, что Удерживал всё прежде принадлежавшее своему отцу и мужественно противостоял нападавшим сарацинам, прогоняя их Далеко от собственных пределов».

И действительно, Оттон II жил с мыслью о продолжении дела отца, о придании Империи еще большего величия и прежде всего о реализации последних замыслов Оттона I относительно покорения Италии, чтобы земли к югу от Альп слились в единую с германскими землями Империю.