Текст книги "Идеальные Солдаты (СИ)"

Автор книги: Варвара Вилюжанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Глава 10.

Домой меня отпустили через неделю, за пять дней до Рождества. Розововолосая медсестра отчего-то ко мне привязалась, называла всякими детскими прозвищами и умилялась, когда в гости заходила Лола. Темнокожий пожилой доктор с бровями-гусеницами, тот самый, что общался со мной летом при поступлении в школу, сейчас занимался моим здоровьем лично. Он порывался оставить меня до Нового Года, но я не горел желанием проваляться в больнице все каникулы и взбунтовался.

Сотрясение мозга и несколько скоб на треснувшей черепушке снаружи выглядели еле заметным шрамиком над бровью и огромным синяком в половину лица. К концу недели он пожелтел и почти перестал болеть, но сходства с ходячим мертвяком я не терял еще долго, посмеиваясь, что могу повторить Хеллоуинский костюм без грима. Осколки аквариума оставили на моем животе сетку тонких линий, после зашивания больше всего похожих на царапины от кошачьих когтей. Все новые шрамы оказались не в пример тоньше и незаметней, чем надутые веревки старых на культи правой руки.

Док каждый раз морщил лоб, когда осматривал меня и мою руку, но больше не заикался о группе инвалидности и протезе, видно помнил, что я отказался летом, и знал, что откажусь снова. Копы ко мне так и не пришли, я часто видел их в холле больницы, но так ни разу не рискнул подойти сам.

Полностью восстановившись физически, я еще долго не мог прийти в себя морально. Несмотря на то, что я действительно был уверен, что ни в чем не виноват, прогнать из головы картинку смерти бармена я не мог.

Если то, что я убил еще одного человека не было для меня таким уж жутким – в конце концов, оба раза я только защищался – то смерть человека, решившего меня защитить, стала в моих мыслей настоящей занозой. Сперва долгие часы в больнице, а затем и дома, лежа на своем диване в гостиной у бабули, я думал о том, почему моя жизнь оказалась так важна – и для бармена, и для убийцы, по-своему для каждого из них.

Знал ли бармен, что может погибнуть, защищая меня, чужого, не так уж близко знакомого ему ребенка? Как он выбрал, чья жизнь важнее?

Но, ведь и я сделал сходный выбор. Я выбрал себя вместо убийцы. Но это как раз понятно, самосохранение – важнейший инстинкт, которому следуют живые существа. А вот бармен ему не последовал. Возможно ли, что причиной была жалость, которую я так ненавидел в людях?

Будь кто-то другой на моем месте, окажись вместо несчастненького ребенка-калеки рядом с ним кто-то менее жалкий, стал бы он ставить на кон свою жизнь?

А стал бы я?

Представить, что чувствует человек, желающий рискнуть, чтоб защитить другого, я не мог. За всю мою жизнь мне ни разу не приходилось так поступать. Некого было защищать. А не имея опыта, не имея в воспоминаниях подходящей картинки, представить свою реакцию не получалось.

Босс пришел забирать меня из больницы вместе с Лолой. Притащив огромную корзину сладостей и заставив нас ее забрать, он похлопал меня по здоровому плечу и пожал мне руку.

– Если не держишь на меня зла, приходите с Доллли обратно, – сказал он со вздохом. – За баром пока я сам стою, но вроде девчонки обещали кого-то найти на праздники... Эх, хорошего мы человека потеряли. Я с ним полтора десятка лет знаком... был.

Босс отвернулся и быстро вытер лицо своей огромной ладонью.

– Вы же сделаете личные тревожные кнопки каждому из персонала? – строго спросила Лола, выглядывая из-за огромной корзины. – И камеры, обязательно камеры!

– Уже сделал, – ответил Босс. – Эх, не знал я, не знал, что обычный честный и законный бизнес может быть таким опасным и сложным!

Проводив нас до самого дома, Босс откланялся и ушел, оставив нас в задумчивости.

– Точно бывший бандит, – с круглыми глазами выпалила Лола, едва мы зашли в квартиру. – Ты слышал, слышал, что он сказал? Про законный бизнес?!

– Ну и пусть, – хмуро ответил я. – Все равно он хороший. Пойдем к ним еще раз, как думаешь?

Лола накрутила на палец одну из кудряшек, глядя на меня с сомнением.

– Даже не знаю. Мне страшно, но поддержать Босса все равно хочется. Да, и работать негде больше... Дадим "У Русалки" еще один шанс!

Потому прямо на следующий день после моей выписки мы отправились в кафе. Лола всю дорогу крепко держала меня за руку, будто боялась, что без нее со мной снова что-то случится.

На ступеньках она застыла, потянув меня к себе.

– Все-таки боюсь я туда входить, – шепотом сказала она, делая большие глаза. – Вдруг там осталась какая-нибудь аура убийства.

Она волнообразно качнула плечами и пошевелила в воздухе пальцами, изображая "ауру".

Храбрясь и улыбаясь, я взялся за ручку двери. На аллее парка было светло, вдалеке слышался шум машин и рождественская музыка.

– Вот чепуха, аура какая-то, – сказал я бодро и громко, открывая дверь, но почему-то втянув голову в плечи и напрягаясь, словно готовый убежать.

Но за дверью был совершенно обычный зал "У Русалки". Пахло кофе, выпечкой и сладостями. На экранах над стойкой шла рождественская реклама. На диване в углу сидела компания подростков, за столиком пила кофе пожилая пара, за другим какой-то студент обложился техникой, катая лекции, две симпатичных девушки сидели за стойкой, флиртуя с короткостриженным мужчиной с военной выправкой. Даже на мой беглый взгляд строгое черное пальто ему совсем не шло, куда больше подошел бы серый комбез.

Аквариум убрали совсем, вместо него стоял новый стол с двумя стульями. В открытой двери коридора перед подсобкой горел яркий свет. Таблички о видеонаблюдении горели в воздухе над входом, у стойки и перед кухней.

Босс сам тоже был в зале, сидел на одном из диванов, как обычно делая записи и общаясь с кем-то по Сети. Увидев нас, он махнул рукой, приглашая к себе за стол.

– Очень рад, что вы решили прийти. Нам всем сейчас тяжело, но придется работать дальше, – сказал Босс, когда мы сели рядом. – Я не особо рассказывал вам о своем прошлом, но весь персонал "У Русалки" связывает нечто большее, чем место работы, да...  Девочкам-официанткам совсем некуда идти, вы можете не знать, но раньше у них были некоторые... эээ... проблемы с законом. А наш замечательный повар скоро выходит на пенсию, его не возьмут ни в одно приличное место. Хотя, конечно, еще влияет то, что у него есть судимость, да.

Мы с Лолой переглянулись, но промолчали. Я без слов видел огромную вывеску "Я же говорила" в ее взгляде.

– В общем, будем работать, – натянуто улыбнулся Босс. – После стольких ошибок, сделанных в прошлом, теперь я хочу двигаться дальше. На праздники у нас заказаны все столики, ожидается аншлаг. Я оплатил живую музыку, будет молоденькая певичка с Марса, типа восходящая звезда без-модовой эстрады. В смысле, у нее нет голосовых модулей или чего-то такого, только собственные голосовые связки. А, ну, и еще у нас временно будет новый бармен. Девчонки привели своего приятеля... Он странноватый, но у него есть опыт работы.

Босс кивнул в сторону бара. Из кухни как раз вышел незнакомый мне мужчина, завязывая фартук и занимая место за стойкой. Я оставил Лолу сидеть рядом с Боссом и пошел к нему.

Новый бармен улыбнулся мне мелкими, сахарно-белыми зубами. Явно искусственные, неужели все родные он уже потерял? Стариком он при этом не был, выглядел максимум лет на тридцать. Или это мода сейчас такая?

– Я о вас уже слышал от Босса, – сказал он, не дав мне даже поздороваться. – Вы Джейк и Лолочка, наши милые гномики-уборщики.

Его голос показался мне таким же противно-слащавым, как улыбка. Я развернулся, не доходя до бара, и молча пошел обратно к Лоле, спиной чувствуя липкий взгляд этого странного человека.

Неприятный. Ощущение жвачки на подошве ботинка.

Босс остался в кафе до самого закрытия, немного успокаивая меня своим присутствием. Пока Лола домывала пол, я, закончив со столами, уселся на высокий стул перед стойкой. Новый бармен подошел ко мне и поставил кружку чая.

– Отдохни, малой, – сказал он, противно растягивая слова. – Шустро справляетесь. Эта малышка твоя сестра, так ведь? Красотка... вырастет.

Я кивнул, сперва взявшись за чашку, потом заглянул ему в глаза. Зеленоватая, как стекло пивной бутылки, его радужка почти терялась вокруг неестественно широких зрачков.

– А совсем не похожи, – заявил бармен, облокотившись о стойку напротив меня. Странные глаза следили за Лолой, несущей ведро и швабру в подсобку.

– Она в маму, а я в отца, – соврал я, отодвигая кружку. Почему-то пить чай из его рук совсем не хотелось.

– Отец такой же хмурый и неприветливый? – засмеялся новый бармен.

– Он тоже не любит всяких уродов, и может в глаз дать, если ему кто-то не нравится, – огрызнулся я, слезая со стула.

Бармен присвистнул, улыбка стала больше похожа на оскал.

– Какой вредный мальчик, – сказал он. – Небось, правую руку тебе за дело оттяпали?

Я схватился за обрубок ладонью левой, отворачиваясь так, чтоб правой руки не было видно.

– Вообще не твое дело, – процедил я сквозь зубы.

Бармен снова рассмеялся и отошел, принимаясь с самым невинным видом протирать бокалы.

Лола вернулась из подсобки, смахивая тыльной стороной ладошки пот со лба.

– Уф, я даже немного устала с непривычки. Ты закончил, Джейк? Идем домой?

– Идем, – я покосился на бармена. – Слушай, не подходи к этому, новому. Он какой-то мутный. Сегодня познакомились, а он меня уже бесит.

– Тебя на первый взгляд все бесят, – захихикала Лола. – По-моему очень улыбчивый дяденька! Помнишь, что я говорила про отношение к людям? Может быть ты сам начал вести себя с ним грубо?

– Может быть, – уже неуверенный ответил я. – Не знаю. Все, пошли уже домой!

– ***

Канун Рождества принес легкий морозец, безветрие и падающие огромные редкие снежинки, кружевные, пушистые и почти не холодные. Деревья в парках мигали гирляндами. На улицах пахло имбирными пряниками. На площади перед администрацией детский хор исполнял рождественские песни.

Мы с Лолой притащили домой самую настоящую еловую ветку, украдкой сорвав ее с дерева в гуще парка и спрятав мне под полу куртки. Помятая, начинающая терять иголки, но прекрасно пахнущая морозом и хвоей, ветка заняла почетное место на столе в гостиной, украшенная игрушками, бумажными ангелочками и мигающими лампочками.

На Рождественскую вечеринку в кафе мы были приглашены как гости, не как персонал. Босс сказал, что не сможет заставить детей работать в праздник, я даже не стал с ним спорить. Ужасно хотелось хотя бы ненадолго забыть обо всех страшных грустных вещах, обо всех неприятностях, и просто попробовать повеселиться.

– Тревожные кнопки нам сегодня дадут, как думаешь? – спросила Лола меня еще днем.

– Наверное нет, мы же не на работу, а на вечеринку, – сказал я, не заостряя на этом внимание. Мои мысли занимал предстоящий праздник. Первое настоящее Рождество в моей жизни было просто обязано быть счастливым.

– В чем смысл Рождества? – спросил я Лолу вечером через дверь ее комнаты. Она там крутилась перед зеркалом, выбирая платье на поход в "У Русалки".

– Ты разве не читал в Сети? Про церковь и всякое, что придумали до войны? – спросила Лола удивленно. – Древние люди верили, что в этот день родился один из их богов. Из-за этого еще годы так считали раньше, в смысле, от его рождения, а не от войны, как сейчас. Вот, в честь него они дарят друг другу подарки и желают счастья.

– А как Санта Клаус связан с этим давно умершим богом? – совершенно не понял я. – Может, это он и есть? На Пасху же тоже он воскрес! Или все-таки это был Кролик? Что у них общего с Сантой?

Я услышал, как Лола смеется. Выглянув из-за двери, она, едва переводя дыхание от смеха, сказала:

– Да, конечно! Ой, у них только одно общее – их не существует!

– Зачем тогда отмечать этот праздник, если ни символ, ни причина не существуют? – настаивал я.

Лола спряталась обратно за дверь и зашуршала платьями.

– Не знаю, – крикнула она. – Просто, чтоб было весело, чтоб дарить подарки. И чтоб чудеса наверняка знали, в какой день им сбываться. Я верю, сегодня будет чудесный вечер.

Бабуле мы настроили видеозвонок с ее родственникам, оставив для нее целый приготовленный Лолой еще утром пирог, чтоб она не грустила одна в Сочельник, пообещали вернуться до полуночи и ушли в "У Русалки". Одетая в пышное оранжевое, как апельсины, платье, Лола наплела хитрых кос из своих кудрей, увенчав все неизменным красным бантом, а меня заставила нацепить галстук-бабочку, купленный ею еще осенью, но ни разу мной не надетый. Ярко-зеленый, он стал небольшим цветным пятном на черной рубашке, черных джинсах и черных ботинках, бывших единственной моей "парадной" одеждой. Волосы мои уже легко собирались в хвост, Лола зацепила их одной из своих резинок и обрадовалась тому, как хорошо получилось.

Вся аллея на пути к кафе была увешана лампочками, окрашивающими снег вокруг в разные цвета. Отовсюду слышалась тихая музыка, будто лилась прямо с темного неба из огромных далеких динамиков.

Снег на дорожке перед кафе был вытоптан до асфальта. Из-за дверей неслись звуки смеха, разговоров и звона посуды. Тихонько открыв дверь, мы сразу попали в толпу. Люди сидели за всеми столами, ходили туда-сюда, люди смеялись и болтали, ели и пили, поздравляли друг друга и говорили о делах, фотографировались и делились фото, обнимались и чокались бокалами. Все они были одеты словно в театр, девушки в платьях, мужчины в костюмах, кто в галстуках, кто без. Девушки блестели украшениями, мужчины часами и лаком ботинок. Девушки пахли духами, мужчины – благородными одеколонами и алкоголем, которого на каждом столе было в избытке.

В центре зала был организован небольшой подиум, где под светом прожекторов с придыханием пела та самая приглашенная "натуральная" певица. Может быть ее голос и был настоящим, но с модификациями внешности явно переборщила – догадаться о поле, возрасте или даже принадлежности к человеческому виду было сложно за мигающей, меняющей цвет раскраской ее лица и открытых частей тела.

Наши официантки, обе в пышных коротких юбках, накрашенные, на мой взгляд, как индейцы перед боем, но все равно куда лучше, чем эта певица, носились взад вперед с подносами, едва успевая улыбаться посетителям. Босс сам стоял за стойкой рядом с новым барменом, как гора возвышаясь над ним, огромный, плечистый. Голова его была выбрита до блеска, на лице застыла огромная улыбка, испугавшая бы незнакомого с ним человека. Бармен улыбался тоже, демонстрируя всем вокруг свои противные зубы.

Увидев нас, Босс помахал рукой. Я взял Лолу за локоть и протиснулся сквозь толпу. Пробравшись к стойке, я встал у края, ближе к кухне и туалетам, где было не так много народу. С кухни шел жар и пахло всякими вкусностями, повар работал не покладая рук.

– Налей сок детишкам! – крикнул сквозь шум и музыку Босс, огромной ладонью шлепнув бармена по плечу. Тот закачался, чуть не сев на пол от такого шлепка, но не подал виду, не перестал давить улыбку на все лицо и довольно шустро сообразил нам стаканы с фруктовым соком, даже кинув туда лед.

Мы чудом нашли свободное место в уголке перед кухней. Мимо все время шли люди, желающие попасть в туалет.

Лола рассказывала о чем-то, смеясь и иногда показывая пальцем в толпу, я слушал ее рассеянно, постоянно отвлекаясь. Слишком легко было вспомнить о случившемся недавно, просто посмотрев вокруг. Слишком легко вытащить из памяти картинки, полные крови и страха, вместо музыки и веселья.

Нет уж, я должен отвлечься! Сегодня все будет отлично, сегодня мы просто школьники, пришедшие на праздник.

А к новому бармену постоянно подкатывали симпатичные девушки. Он одинаково улыбался им всем и качал головой. Дважды он выходил из-за стойки, уходя в подсобку и закрыв за собой дверь, возвращаясь через минуту с еще большей улыбкой.

Почему-то он меня жутко бесил. Попытавшись не думать о страшных вещах прошедших дней, я задумался о неприятностях настоящих. Об этом типе.

Две девушки, показав ему неприличные знаки руками, ушли от стойки, пройдя рядом с нашим столиком.

– Вот хамло, старухой назвал, – сказала одна из них, рыженькая лет восемнадцати, в откровенном мини платье.

– Во-во, идиот какой, – подхватила вторая, немного младше на вид. – Идем, макияж поправим. Не для него, наркомана, наши кактусы колосились, правда?

Их слова заставили меня уставиться на бармена еще внимательнее, но между нашим столиком и стойкой толпилось все больше народу, мешая его видеть. Только сияющая лысина Босса торчала над толпой, как гладкий, облизанный волнами камень из воды. Они стояли каждый в своем конце стойки, и только когда новый бармен выходил в подсобку, Боссу приходилось ходить туда-сюда, чтоб обслужить всех.

К нам подошла одна из официанток, брюнетка, вымученно улыбаясь и держа перед собой корзину с печеньем.

– Ребятки, у нас лотерея, – сказала она, тяжело дыша. – Уф, сколько народу... Да, так вот, берите печенье, в нем записки с номером, в конце вечера откроете, чей номер победит – получит супер приз!

– Ух, а что за приз?! – закричала Лола, сразу хватая горсть печенья. – Ой, только по одной, да? А там точно есть бумажки?

Официантка покачала пальцем.

– Не все сразу! Узнаете в конце вечера! Принести вам еще сока?

– Конечно! – обрадовалась Лола, крепко держа в пальцах свое печенье. – Ой, Джейк, так здорово, а вдруг ты или я победим? Вот было бы круто!

Я повертел печенье в руке, глядя в толпу.

Официантка-брюнетка уже стояла рядом с барменом, смеясь и обнимая его за талию одной рукой. Потом они вдвоем воровато огляделись по сторонам и пошли в подсобку.

Народу много, говорит? А с этим типом поболтать время нашла. Может, у них любовь? Потому он отшивал весь вечер этих девчонок?

Они вышли через минуту, довольные и смеющиеся, официантка нырнула в толпу, бармен – обратно за стойку. Потом его снова не стало видно за людьми, сидящими за ней. Почти все уже разбрелись по столикам, даже рядом с нами было пусто. Вечер был в самом разгаре, посетители продолжали есть и пить, приглашенная певица переходила от одной рождественской песни к другой.

Мне стало скучно, о чем я сразу сказал Лоле. Но она не хотела уходить, пока не разыграют приз. Она пускала пузыри в стакан с соком, вертела головой и бережно трогала пальцем сыплющееся крошками печенье.

– Пойду в туалет, – сказала она наконец, поднимаясь, держа его в кулаке, другой рукой расправляя складки на платье, – надеюсь, теперь там народу поменьше.

Я рассеянно кивнул. Певица фальшивила, бутылки на столах у посетителей пустели. Мне становилось все скучнее. Все-таки, видимо мы еще слишком маленькие для таких вечеринок.

Лысина Босса, до этого почти неподвижная в одной части стойки, опять начала ходить туда-сюда за людьми, видимо подходя то к одному, то к другому.

А к нашему столику вернулась все та же официантка, принеся на подносе два новых стакана сока со льдом. Она все еще тяжело дышала и, кажется, слегка качалась, нетвердо стоя на ногах.

– Эй, Джейк, клёвая бабочка, я и не заметила сперва, – сказала она. – Под цвет глаз, стильно. Выглядишь взрослым.

Я с трудом обратил на нее внимание, догадавшись, что невежливо ничего не ответить.

– Спасибо, Лола выбирала, – сказал я, глядя на ее улыбчивое, агрессивно накрашенное лицо.

Голос певички показалась вдруг тихим и далеким. Печенье в руке рассыпалось в крошки, я даже не заметил, попалась ли внутри бумажка с номером.

Обычно голубые и наивные глаза официантки сейчас были черными и пустыми из-за широких провалов зрачков. Как у ее дружка-бармена.

А где он?

Дернувшись, я приподнялся со своего места, пытаясь разглядеть его, чувствуя, что это необходимо. Удачно, один из мужчин поднялся, направляясь к столику в углу, и я увидел, что Босс за стойкой один. Потому ему и приходилось снова ходить вдоль нее от посетителя к посетителю.

Я вскочил и пошел туда, чувствуя, как поднимается во мне волна непонятной дрожи. Втиснувшись между сидящими, я позвал Босса жестом. Тот подошел, наклоняясь ко мне.

В центре зала, тем временем, продолжалось представление. Вторая официантка с микрофоном начала говорить о Сочельнике и его традициях. Все лица были обращены к ней, весь зал смотрел туда и не обращал внимания на меня.

– Ваш бармен гребанный наркоман! – сказал я прямо в ухо Боссу. – Я видел, как они с официанткой ходили в подсобку!

Босс гулко рассмеялся.

– Они искали чистые бокалы, но у нас все кончились! Девочкам пришлось бежать срочно мыть новую порцию! – сказал Босс, легко перекрывая голосом музыку.

– У них обоих зрачки на полглаза! – заспорил я. – Тут что-то не так!

– Девчонки сказали, он чем-то болеет! – ответил на это Босс. – Ничего опасного, не бойся. К тому же, он всего на несколько дней, думаю, ничего не успеет натворить, даже если захочет! Ну же, Джейк, сейчас так важно всем нам собраться и хорошо поработать, хотя бы в эти праздники! Дай парню шанс.

– А где он сейчас? – еще уверенный в своей правоте спросил я. Но слова Босса все равно создали в ней трещину.

Может, я просто не хочу видеть замену тому, кто спас мою жизнь? Может, ищу подвох там, где никакого подвоха нет? Может, действительно по умолчанию считаю всех идиотами, потому так решил насчет этого типа?

Все ошибаются, исключений нет. Могу ли я ошибаться именно в этом?

– Сейчас он туалет ушел, – ответил совершенно спокойно Босс, вернувшись на другой конец стойки, к подозвавшему его клиенту.

А я обернулся на наш с Лолой столик.

Все смотрели в центр зала, слушая представление. Громыхала музыка и голос официантки.

Лолы не было. Пустой столик, только два нетронутых стакана сока.

Дальше я ни о чем не думал. В голове было еще более пусто, чем на школьной репетиции, когда Щекастый ударил Лолу на сцене. Распихав толпу, я побежал по теперь пустому коридорчику мимо кухни в туалет. Деления на женский и мужской тут не было, просто ряд кабинок за дверцами. На полу валялись предательские обломки печенья.

Здесь музыка звучала тише, зато я услышал совсем другой звук. Сопение и тихие всхлипы.

Дернув на себя дверцу первой же кабинки, я, почти не видя ничего перед собой, будто мне красной пеленой глаза закрыло, стащил тяжеленную фарфоровую крышку с бачка старинного унитаза. С ней в руке пробежал до последней кабинки. С разбегу толкнув дверь ногой, ломая защелку. Дверь врезалась в чью-то спину, потом распахнулась наружу.

Мелькнул подол оранжевого платья, мелкие мерзкие зубы, растянутые в безумной улыбке. А потом эта улыбка раскололась надвое, во все стороны брызнув красным под тяжестью фарфоровой крышки.

– ***

Я сидел в приемной полицейского участка и думал о том, что барменам в "У Русалки" катастрофически не везет.

Страха не было, злость прошла, стыда за содеянное я не испытывал. Полная пустота вместо эмоций. Только рука все еще дрожала.

Конечно же, рождественская вечеринка в кафе сорвалась. Мы так и не узнали, кто выиграл суперприз в лотерее. Наверное, все эти нарядные люди расстроились, что их вечер был испорчен, но мне абсолютно не было до них дела.

Только Лола имела значение. Ради нее я был готов повторить свои действия даже с холодной головой, а не в приступе ярости.

Там, в туалете, я еле вытащил ее из под тяжести обмякшего мертвого тела. Все ее рыжее платье было в алых крапинках брызг. Кровь как картина абстракциониста расплескалась по белой стене кабинки. На своем лице я тоже ощущал вязкие капли. Пластиковые зубы катались под ногами мелкой галькой.

Лола не плакала, только часто дышала и не мигая смотрела на тело. Я взял ее за плечо и отвернул насильно, ставя лицом к себе.

– Он тебя не тронул? – спросил я, голос сломался на последнем слове.

Лампы над нашей головой гудели комариным писком. Из-за дверей доносился приглушенный гул радостной толпы. Лола же не издала ни звука, только смотрела куда-то мимо меня. Я взял ее за руку, выводя из туалета, она шла за мной как марионетка, шаркая заплетающимися ногами и налетая на стены.

Оставив ее в уголке между кухней и стойкой бара, я снова протиснулся между сидящими и позвал Босса. В этот момент какая-то девушка медленно прошествовала в сторону туалета, стук каблуков звучал даже сквозь музыку. В центре зала вовсю шла лотерея, звонкий голос певицы вторил нашей официантке.

– Вызовите, пожалуйста "скорую" и полицию, – попросил я, повисая на воротнике рубашки Босса и шепча прямо ему в ухо. – Кажется, я убил вашего бармена.

В ту же секунду из туалета раздался визг. Девушка вылетела оттуда, ломая каблуки и падая посреди зала. Музыка затихла, люди начали вскакивать со своих мест.

Я отпустил рубашку офонаревшего Босса и вернулся к Лоле. Усадив ее у стены напротив кухни и обняв за плечи, я опустился рядом, спрятав ее лицо у себя на груди. Лолу начало мелко трясти.

За окнами кафе замигали праздничной гирляндой сине-красные огни полиции.

Теперь я сидел в участке и бесстрастно размышлял, смогут ли они надеть на меня наручники, и что им для этого придется придумать.

Передо мной была односторонне прозрачная дверь, за которой решалась моя судьба. Я таращился туда, краем сознания понимая, что выгляжу для людей внутри так, будто разглядываю их прямо сквозь пластик.

Шок потихоньку проходил. Мысли начинали крутиться в голове все быстрее, пальцы дрожали все чаще. Волнение росло во мне, поднимаясь из желудка холодом.

Если они поставят меня на учет, или отправят в какое-нибудь исправительное учреждение, о карьере офицера можно забыть. Прямо сразу поставить крест на всем будущем.

Адмиралу вряд ли дозволено иметь привод в полицию за убийство. Пусть даже по возрасту я еще не мог получит настоящее наказание, но это все равно станет черной отметиной в моем личном деле.

И никакой Академии мне не видать.

Прервав мои тяжкие думы, в коридоре участка раздались быстрые, четкие шаги. В приемную вошел мужчина средних лет в сером военном комбезе. На воротнике и пряжке ремня у него было по маленькой звездочке рядом с диагональной полоской, на груди вышитый семиугольник. Мужчина был худощав и подтянут, с очень прямой спиной и короткой стрижкой.

А еще я видел его раньше. Мигом заглянув в собственную память, я вытащил картинку – он же, но в пальто, сидит в кафе "У Русалки", с ним флиртуют девушки.

– Что, не пускают? – спросил он, остановившись рядом со мной. Прищуренные серые глаза ощупали меня с ног до головы, как рентгеном просветили.

Я осторожно кивнул, в свою очередь несмело разглядывая его. От высоких ботинок до перчаток с заклепками, от сдвинутых седых бровей до твердого подбородка вся его внешность говорила о принадлежности к той особой касте офицеров, которых безмерно уважали на любой планете и на которых хотели походить все мальчишки без исключения.

Что ему здесь надо?

Офицер снял перчатки, я увидел механическую кисть вместо левой руки. Металл серебристо блеснул на свету. Военный сунул перчатки за ремень на поясе и деликатно постучал в матовую дверь кабинета металлическими костяшками пальцев, выждал пару секунд и нажал на ручку. Из приоткрытой двери донеслись голоса.

Я навострил уши.

– ... особенно учитывая набор запрещенных веществ в крови того парня, но у девочки-то кроме синяка на запястье ничего, – говорил усталый мужской голос. – И камер в туалете нет. Остановимся на превышении самообороны? Сложный выбор, черт возьми, кому верить, сиротке с нижней Земли или местному тихому наркоману.

– Наркомана уже не выслушать! И вообще, у него штаны до колен сняты, а у девочки все колготки в дырах! И по ней, между прочим, прекрасно видно, в каком она шоке! – говорила девушка-полицейский, которая приехала в кафе на вызов. Именно она доставила меня в участок.

– Ну, насчет штанов – обычно в туалете их люди снимают. А про шок – думаю, на девочку еще не падали трупы с рагу вместо рожи. Нет, мне решительно не нужны никакие педофилы. Нью Вашингтон спокойный город, самый безопасный из всех Верхних городов Содружества, нужно сохранить статистику! – возмущался мужчина.

– Тогда и детская преступность вам не нужна! – настаивала девушка.

Офицер кашлянул и снова постучал в уже приоткрытую дверь. Голоса смолкли. Он вошел внутрь, матовый пластик двери закрылся за ним, снова отрезав меня от происходящего в кабинете.

Мне оставалось только ерзать на сиденье, гипнотизируя дверь взглядом.

Волнение нарастало, заставляя трястись колени, потеть ладонь, шевелиться волосы на затылке. Зачем пришел этот офицер? Они отправят мое дело в суд? Что со мной будет дальше?

Это протез у него, вместо левой руки?

Как там Лола?

Лола...

Вместо страха за себя пришло облегчение за нее.

У девочки ничего не было, кроме синяка на запястье, сказали они. Это значит, он не успел навредить Лоле. Я видел, что колготки на ней порваны, а пышная юбка у платья измята, но, выходит, я пришел вовремя. Если ничего не случилось, она точно будет в порядке. Должна быть!

Открылась судьбоносная дверь, офицер вышел вместе с девушкой-полицейским. Я машинально отметил, что на воротнике и пряжке ремня у нее чернело по две узких диагональных полоски, без всяких звезд.

– Можешь идти домой, – сказала она, вид у нее был не из лучших, но при этом она улыбалась. Складывалось впечатление, что в кабинете на нее сперва как минимум накричали, а потом пожалели.

– Это как так? – спросил я, с трудом улавливая смысл. Мыслями я был с Лолой, совсем позабыв волноваться о самом себе. – На меня не будут заводить дело и все такое?

Офицер улыбнулся одними губами, серые глаза остались недвижимы.

– Никакое дело не нужно, – сказал он. – Всем итак ясно, что это была самооборона, а учитывая ситуацию, это даже не превышение допустимого. Полиция зафиксирует в отчетах, что ты не виноват, не волнуйся. Ты, как гражданин Содружества и житель Нью Вашингтона, имеешь полное право защищать жизнь и здоровье себя и своих близких. Ты настоящий храбрец. Не хочешь в будущем послужить на благо своей Родины и стать солдатом?

– Хочу! – тут же ответил я, вскакивая со стула. – Я собираюсь поступать в Академию на Луну-12, сэр!

Девушка-полицейский удивленно округлила глаза. Офицер снова прохладно улыбнулся.

– Очень рад слышать, молодой человек. Иди к своей цели, не отвлекаясь ни на что другое... Но, пожалуйста, постарайся больше не влипать в неприятности. Настоящие военные чтут дисциплину и здравый смысл. Не все в жизни можно списать на самооборону.

Ага! Подозрительно!

– Звучит так, будто вы помогаете мне не впервые, – заметил я, наблюдая за его реакцией. – Я видел вас в "У Русалки". Вы были там из-за шпиона-убийцы, так?

Улыбка с лица офицера пропала.

– На твоем месте я бы забыл все, как страшный сон, сбегал бы домой, успокоил бабушку, а потом отправился прямо к подружке, – сказал он настойчиво.

Это прозвучало как приказ.

Девушка-полицейский робко подала голос:

– Но, майор Джонсон, сэр, сейчас ночь Рождества, и вряд ли в центральную больницу пустят...