Текст книги "Идеальные Солдаты (СИ)"

Автор книги: Варвара Вилюжанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Глава 3.

Из под моста я ушел почти сразу после Петера. Пути просматривались на пару километров в обе стороны, но на них было пусто.

Испарился? Исчез? Вокруг же ничего, только болота...

А был ли Петер? Нет, что за ерунда, конечно был! Мало ли, куда он делся. Да, и не так уж это и важно.

Теперь у меня есть цель, нужно немедленно приступить к ее осуществлению! Представив себе карту, я прикинул, сколько идти до ближайшего города. По моим подсчетам, оставалось не так уж и много.

Еще потерпеть, я точно дойду, я обязан!

Грязная вата туч застилала небо уже не так беспросветно, как утром. Без дождя было куда светлее, я обходил лужи, перескакивал со шпалы на шпалу и чувствовал себя пусть израненным и уставшим, но уверенным в себе.

События прошлых дней отодвинулись, камнем свалились с плеч. Будто с сегодняшней ночи я все начал заново. Перешел реку, как границу. Впереди меня ждет небо, Солнце и космос.

Сперва нужно попасть наверх, а там уж я разберусь!

Через пару часов ходьбы, несколько мозолей и бессчетное количество поездов я увидел впереди серые коробки зданий. Небо над ними было затянуто путанной сеткой проводов. Из-за крыш в его белесое брюхо таращились лучи прожекторов – в этом городе была станция аэробусов, ходящих до Верхних Городов.

Один из воздушных грузовиков как раз взлетал над городом. Поднимаясь по плавной дуге, он набрал высоту и носом зарылся в тучи. Через некоторое время до меня донесся приглушенный рокот его двигателей.

Подходя к городу, я обдумывал план действий. Лучше всего найти грузовой аэробус, залезть среди ящиков, или коробок, или чего они там могут везти, спрятаться, а по приезду – вылезти незаметно и скрыться в толпе. В том, что там будет толпа, я даже не сомневался.

Правда, меня начал посещать смутный страх того, что меня могут искать. Например, тетка заявит о пропаже или того хуже – узнают, что я убил Швабру, и начнут искать уже как преступника.

Будут охотиться за мной, как в шпионских фильмах. Не объяснишь же взрослым, что я просто защищался, а он начал первым! На кухонном ноже, ставшем невольным орудием убийства, конечно же остались мои отпечатки.

Ну, долго переживать об этом я не мог.

Разбираться с проблемами я решил по мере их поступления, потому просто шел и шел вперед, надеясь поскорее добраться до какого-нибудь теплого сухого места, где хотя бы можно будет сесть и передохнуть.

– ***

Новый город встретил меня шумом, блеском и запахами, ударил мельтешением по глазам, привыкшим к километрам монотонной болотистой пустоты.

Крики, смех, навязчивая музыка реклам. Неон на фоне уходящих бесконечно вверх серых стен, широкие, но грязные и кривые улицы, сотни темных переулков с запахом дешевой еды и тяжелой жизни. В них мигали неоном вывески помельче, там курили одетые не по погоде грустные женщины.

По улицам ходили взрослые, все одинаково задумчивые, торопливые, со скучными лицами и опущенными глазами. Такие же, как в моем родном городе, только тут их было куда больше. Изредка под ногами у них вертелись дети разных возрастов и расцветок, тоже мало чем отличающиеся от моих бывших одноклассников и мальчишек из двора. Из-за нагромождений мусорных баков выглядывали облезлые коты и грязные лохматые собаки, не такие тощие и злобные, как на знакомом мне с детства пустыре, но все равно довольно страшные.

На перекрестках стояли военные патрули. Плывущая по улицам толпа обходила их, оставляла вокруг этих серьезных людей в серых комбезах широкие проплешины пустоты.

Я остановился, прижавшись к стене, разглядывая один из патрулей.

Военные стояли по двое, неслышно переговариваясь и безучастно поглядывая по сторонам. Они тоже выглядели одинаковыми – прямые спины, усталые взгляды, короткие стрижки. Светлые серебристые комбезы и высокие серые ботинки. Точь-в-точь как были у Петера. Уж я-то мог быть уверен в своей памяти. Совпадало даже количество заклепок. Выходит, и правда его форма была настоящей?

Патрули попадались почти на каждом перекрестке.

Сперва я решил, что это ищут меня. Опасного преступника, сбежавшего убийцу, однорукого бандита. Но никто не обращал на меня внимание, никто не вглядывался в мое лицо с подозрением, никто не пытался остановить.

Никому в этом городе не было до меня дела.

Я шел, держась у стены, обходя детей, собак и котов, лавируя под ногами у взрослых, спокойно минуя один патруль за другим. Прожекторы аэробусной станции отчетливо виднелись впереди, служа для меня ориентиром.

Правая рука моя болела, швы зудели и жутко чесались. Все сильнее хотелось есть, мой желудок молил о пощаде, заставляя ежиться и все чаще сглатывать слюну, чуя очередной хоть немного съедобный запах. Ноги начали заплетаться.

Энтузиазм покидал меня вместе с последними силами.

То и дело теряя лучи прожекторов за высоченными стенами зданий, все чаще натыкаясь на людей и путаясь в своих собственных ногах, в конце концов я вышел на небольшую площадь перед аэробусной станцией и без сил уткнулся в сетчатый забор.

Там, за этим забором, впереди, простиралось ровнехонькое гладкое поле,  расчерченное желтой светящейся краской на взлетно-посадочные полосы. На некоторых стояли огромные, пузатые грузовики, серые и черные, с цветными эмблемами компаний на боках, на других длинные пассажирские, белые, тонкие, с множеством окон. С самого краю были полосы для маленьких ярких аэротакси и разного личного транспорта.

Я стоял, зачарованно разглядывая аэробусы, вцепившись пальцами уставшей руки в проволоку забора, и пытался вспомнить, что же собирался делать дальше. Нос чуял неподалеку еду, разум отказывался работать без подпитки. Пришлось отвернуться от аэробусов и заставить себя преодолеть гордость, занявшись сперва поисками ужина. К тому же, на улице быстро темнело, а глухая ночь на мой взгляд куда больше подходила для моих сверхсекретных планов.

Обойдя забор по периметру, у входа в аэровокзал я наткнулся на крохотную покосившуюся забегаловку, из дверей которой просто волшебно пахло мясом со специями. Вывески над дверями не было, на стенах белели остатки штукатурки, местами облезлые, местами покрытые граффити. Но запах был не сравним ни с чем.

Стараясь не шуметь, я осторожно приоткрыл дверь и вошел в густой полумрак.

В маленьком зале на выложенном плиткой полу теснился десяток высоких столиков, за ними ели и пили большие люди в форменных куртках с эмблемами компаний, такими же, как на бортах аэробусов за забором. Они громко смеялись, много говорили, хлопали огромными руками по столешницам, курили вонючие дымные сигареты, спорили на десятке разных языков.

Они отличались от серых людей на улицах, правда сказать, в чем именно, я бы не смог. Может быть от них пахло дорогой, а не застойной грязью переулков.

Обойдя всех стороной, я пристроился в уголке, кое-как вскарабкавшись на высокий шаткий стул. Открыв рюкзак, я нашарил кошелек со своими сбережениями, надеясь, что их хватит хотя бы на порцию бульона или кусок хлеба.

Внезапно прямо над головой раздался громкий голос, заставивший меня подскочить на полметра:

– Что такая грязнющая козявка делает в нашем шикарном ресторане?

Я обернулся, увидев за спиной крупного мужика с пышными черными усами и мясистым красным носом. Он был в форменной куртке водителя аэробуса, туго натянутой на круглом, торчащем вперед, как бочка, пузе. На груди светилась надпись "Венера Энерджи".

– Пахнет тут вкусно, – я не растерялся и сказал так, как есть. – Вот, решил зайти. А нельзя?

Внутренне сжавшись в комок, я был готов к ругани и злости.

Но усатый мужчина рассмеялся от души.

– Я запрещаю что ли, нэ? – качая головой, сказал он. – А мамка твоя знает, где детеныш пропадает ночами?

Широкая ладонь мягко, но предостерегающе легла мне на здоровое плечо, заставляя напрячься сильнее.

Чего ему надо от меня, блин?

– Нет мамки у меня, – я повел плечами, сбрасывая его руку. – Где хочу, там и пропадаю.

– Не местный, нэ? – спросил мужик уже не так громогласно, как прежде. – Погорелец что ли?

Я молчал, глядя перед собой в одну точку. Если не обращать внимания, то он уйдет... так ведь? Покажу ему, что не заинтересован в разговоре.

Мужик явно сделал для себя совсем иной вывод, потому что довольно грустно вздохнул, отодвинул стул и сел рядом.

– В новостях уже было об этом, понятное дело, – тихо сказал он, наклоняясь ко мне. – Пробежались среди прочего, будто игрушки все это. Пришлось самому потом в Сети искать. Случайное возгорание, говорят. Да, только я знаю, что в такой ливень дотла выгореть целый дом не может.

Я навострил уши, сохраняя безучастное лицо. Усатый мужик снова воспринял это по-своему.

– Да, я все понимаю, ты не парься, – сказал он сочувственно. – Сбежал ты, там же у вас мало что осталось – слыхал я про ваш поселок, кучка домишек вдоль железной дороги. Как оно там сгореть могло – ума не приложу. Всю ночь и с утра еще ливень такой шел – жуть. Сколько там этажей было, одиннадцать, нэ? И все до фундамента. Видел-видел я фото в Сети. Страшная картина.

Где-то посреди его проникновенного рассказа я не смог удержаться и повернулся к нему всем телом, даже не пытаясь скрыть удивление. Он явно говорил о моем родном городке, но пожар?

Одиннадцать этажей, до фундамента. Мой дом?

Усач продолжал качать головой с выражением вселенской грусти на лице.

– Люди пишут, один мальчик только погиб, – сказал он, смахивая толстым пальцем невидимую слезу. – Совсем юный был, а даже костей почти не осталось. У меня племяшка троюродная махонькая, прям как он или ты. Остальные успели выбежать, нэ?

Он явно ждал моей реакции. Я кивнул головой, изображая вселенскую скорбь и печаль. Получалось, на мой взгляд, не очень, но ему хватило, чтоб продолжить:

– Пишут, с крыши пожар начался... Только чему там гореть, в бетонной коробке, под проливным дождем?

Он нагнулся ко мне еще ближе, усы его встопорщились, таинственно покачивая кудрявыми кончиками. Глубокомысленно подняв палец, он заглянул мне в лицо.

– И потому думаю я, что это был не простой пожар. Лунному Союзу только дай волю... Ежу понятно, что это была бомба! Хотели взорвать шахты по добыче руды, да, видно, промахнулись! Понимаешь, нэ?

Усач похлопал меня ручищей по плечу, и только тут заметил пустой рукав куртки.

– Это тебя на пожаре так? – сразу нахмурился он.

– Нет. С поездом подрался, – ответил я, резко поворачиваясь к нему другим боком. В мозгу заскреблось опасение, что не в меру эмоциональный мужик начнет меня жалеть, как остальные взрослые.

– Надо же, урок на всю жизнь! – вместо этого сказал он, поднимаясь со стула. – Ладно, вставай, мальчик. Идем, кормить тебя будем!

– Но у меня почти нет денег, – слабо запротестовал я, чувствуя, как желудок встрепенулся на слово "кормить".

Усач скривился и только рукой махнул. Я покорно пошел за ним к барной стойке, уже с меньшей опаской глядя по сторонам. Пока все складывалось довольно неплохо.

После порции мяса и овощей, щедро начинявших огромную хрустящую лепешку, я уже точно не мог никуда лететь, бежать или прятаться. Хотелось только свернуться в клубок и спать. Даже рука стала тревожить меньше, соглашаясь с остальным организмом.

Я клевал носом, пытаясь не упасть лицом в тарелку с остатками соуса.

Усач рассмеялся надо мной, уже привычно качая головой.

– Да, парень, тяжело тебе пришлось. Жаль, не могу тебя ночевать устроить, через час мне в Нью Кэп лететь.

Я боролся с сонливостью изо всех сил. Подняв подбородок повыше, я выпрямил спину и упрямо сжал кулак.

– Я хочу лететь с вами. Возьмите меня с собой.

Усач вздохнул.

– Совсем идти некуда, нэ?.. Зовут-то тебя как, мальчик?

– Джейк, – ответил я, уже не осторожничая. – Мне девять с половиной лет, я учусь на отлично и всю жизнь мечтал стать военным! Потому мне очень, очень нужно наверх!.

– Уверен, что оно тебе надо? Конечно, нет сейчас людей более уважаемых, чем вояки, да вот мрут они куда быстрее обычных людей... Ладно, раз так хочешь, сейчас решим, как оно будет, – сказал усач, доставая плоский комм из кармана куртки и набирая несколько цифр номера.

– Бабуля, дорогая! Триста лет не слышал тебя! Спите уже, нэ? Прости, прости. Как сама, как Долли? Да, прекрасно, все прекрасно, ночью буду у вас! Бабуля, у меня к тебе есть такое дело!..

Дальше я не слышал. Усач отошел в дальний угол, звук его голоса утонул в шуме других голосов. После разговора с бабулей он набрал еще чей-то номер и сказал всего пару слов, оборачиваясь на меня. Это выглядело довольно подозрительно, но у меня просто сил не было об этом беспокоиться.

Будь, что будет.

– Давай, в общем, решай, мальчик Джейк, – сказал Усач, возвращаясь к моему столику. – В Нью Кэп у меня есть дальняя родственница, вроде как бабуля. Она старая больная женщина, воспитывающая маленькую внучку, им не помешает мужская помощь дома. Уверен, что можешь просто взять, и сбежать наверх? Если тебе некуда пойти, то ты можешь... так, у тебя какие отметки о родителях на удостоверении?

– Никаких, – сразу заверил я. – Вместо всей родни прочерки, я сирота. И пойти некуда, точно-точно. Хочу в Верхний Город!

– А с учебой как? – продолжал беспокоиться Усач. – Искать же тебя будут, как минимум в школе!

– Попрошу перевода туда, где буду жить дальше! – настаивал я. – У меня по всем предметам выше девяноста, мне не откажут, нужно только попасть наверх!

– Успокойся, попадешь, раз так хочешь, – развел руками Усач. – Запишу тебя как разового помощника. Вот и прокатимся вместе. Не зря же я майору обещал, в конце концов...

– ***

Я ожидал от полета за облака многого. Сперва-то я вообще планировал ехать зайцем и прятаться всю дорогу в темноте за коробками и ящиками. Затем, положившись на Усача, решил, что как настоящий помощник поеду впереди, в кабине пилота, и буду всю дорогу гордо глядеть в иллюминатор.

На деле же я постыдно уснул в кресле, едва на мне застегнулся автоматический ремень безопасности.

Мне редко снятся сны, наверное мозгу хватает мощности, чтоб обрабатывать все миллионы получаемых за день образов. Хотя, возможно, я их просто не запоминаю.

Тот сон в кабине воздушного грузовика был особенным. Я знал, что сплю, пристегнутый ремнями в кресле, но при этом чувствовал невесомость, видел черноту космоса с россыпью мелких колючих звезд, видел крылья, трепещущие по бокам от меня, как два солнечных языка-протуберанца.

Желтые крылья огненной птицы. Знакомые-знакомые.

Это длилось один пронзительный миг, затем картинка сменилась. Вокруг теперь высились витые мраморные колонны, подо мной были бархатные подушки, а прямо перед лицом улыбалась золотыми зубами жирная рожа старика в огромной шапке с перьями и драгоценными камнями. Я-не я почувствовал чужое омерзение и страх, чужие тонкие смуглые ноги вскочили с подушек, пытаясь удрать, но ничего не вышло.

Еще картинка. Тучная женщина с круглым рыхлым лицом и мертвыми серыми глазами поднимает руку и наотмашь бьет меня по лицу. Я-не я ощущаю вкус крови во рту, но не смею защититься, терплю, чувствуя, как чужая холодная ярость капля за каплей переполняет сознание.

Снова другая картинка. Надо мной два огромных человека – или это я такой маленький? Я-не я не вижу их лиц, только ноги, одни тонкие, в туфлях, другие потолще, в джинсах и начищенных ботинках. Эти люди о чем-то спорят, громко, до визга, а я-не я заливаюсь чужими слезами, хотя понимаю, что никто не услышит.

Новая картинка – и это уже реальность. Я снова я, под спиной упругость спинки кресла, на груди ремень безопасности, ноги затекли от неудобной позы. Голова еще тяжелая и мутная спросонок.

– Доброе утро, – весело сказал с водительского кресла усач. – Пока ты спал, мы успели прилететь. Садимся, готовься!

Я потряс головой, выгоняя остатки сна. Сквозь лобовое стекло перед нами виднелись огни посадочной полосы Нью Вашингтона.

– ***

В аэровокзале меня осмотрела скучающая женщина в синем таможенном комбезе, отсканировала карточку удостоверения, сунула на секунду нос в сумку, просветила меня вместе с ней сканером и отпустила, легонько шлепнув по спине.

– Добро пожаловать в Нью Вашингтон, – дежурно сказала она, тут же отворачиваясь к другому прилетевшему.

Я обиженно потер между лопаток и решил, что привычка взрослых походя прикасаться к тебе – первое, от чего стоит отучать всех, кто будет со мной общаться. Личное пространство должно оставаться личным, даже если ты просто маленький ничейный мальчик.

Усач меня ждал на выходе из аэровокзала.

– Сейчас груз сдам, и будет следующий рейс, – сказал он грустно. – Вот по этому адресу иди, не заблудишься. В Нью Кэп тебе ничего не грозит, даже на улице ночью. Встретишь полицейского – так и скажи, что с вокзала, к бабуле бежишь.

Я мельком скользнул взглядом по экрану комма, где был записан адрес.

– Запомнил. Понял. Спасибо большое, – искренне поблагодарил я, поднимая голову, чтоб посмотреть в доброе лицо.

– Как запомнил? Запиши, нэ? – встревожился усач.

Но я уже побежал наружу. Усач только и успел махнуть мне вслед рукой.

Пройдя пластиковые раздвижные двери, я затормозил на ступеньках, чувствуя, как колотится прямо в горле сердце. Остановившись, я втянул воздух носом.

Здесь, в городе, где не жгут бензин, где не дымят заводы, куда не свозят мусор огромными кучами, где не гниет от кислых дождей земля, а дома не покрыты плесенью от вечной влажности, здесь пахло совершенно незнакомо, странно, непонятно. Чем-то свежим и легким, и теплым, и живым.

Несколько минут я не мог прийти в себя, делая один вдох за другим, стараясь наполнить легкие как можно большим количеством этого густого воздуха, едва держась на ногах от головокружения и внезапной слабости. И только потом что-то кольнуло меня, будто силой заставив поднять голову.

Там, сверху, не было туч.

Только черное-черное небо с мельчайшими яркими звездами, почти как в одном из моих недавних снов. Из-за домов медленно выплывали пятнышки покрупнее – искусственные Луны.

Вот, то небо, о котором я мечтал. В Верхних Городах видно звезды. На миг они показались мне миллионом пугающих глаз, но я не успел подумать об этом.

Где-то далеко пять раз пробили часы, заставив меня вздрогнуть. Я уговорил себя вернуться в реальность, опустил голову и представил перед глазами экран комма с адресом, который предстояло найти.

–

Глава 4.

Теплая ночь, слегка ветреная, но сухая, безоблачная, спокойная. Незнакомые запахи. Непривычные, непонятные звуки. Яркие краски вместо однообразной серости.

Я с удивлением таращился на все вокруг – на живые деревья, на широкие пружинящие тротуары, на невысокие разноцветные здания, на витрины, заполненные разными разностями, на мигающие предупреждающим желтым светофоры и гладкие, будто шелковые дороги.

Никого вокруг. Только легкий ветер рядом со мной на пустом тротуаре. Светло, несмотря на темноту ночи.

По всему городу горели фонари и сотни матовых лампочек под рекламами, вывесками и витринами.

Я пошел наугад, стараясь унять восторженную дрожь. На первом же перекрестке нашелся светящийся стенд с картой, по которой удалось легко и быстро понять, в какую сторону идти.

Улицы в Нью Вашингтоне расходились от центра лучами, пересекаясь множеством парков и скверов. Столько зелени я не видал за всю свою жизнь.

Деревья росли везде – на тротуарах, среди огороженных цветочных клумб, во дворах низеньких пестрых домиков, на аллеях многочисленных парков. Все зеленые, яркие даже в предрассветной темноте, шелестящие на теплом ветру пушистой гривой веток, склоняющиеся над моей головой живым занавесом.

Судя по карте, бабуля усатого водителя жила на самой окраине, в многоквартирном доме. Чтоб попасть туда, пришлось обойти почти половину города.

И я шел, минуя таинственные темные аллеи парков, которые раньше видел только в Сети, проходя по пустым тротуарам, разглядывая окна и вывески. Небо потихоньку начинало светлеть, окрашиваясь с одной стороны в такой удивительно нежный розовый. Звезды бледнели, ночь уступала новому дню.

Первому моему дню на верхней Земле.

Из ближайшего дерева раздались странные мелодичные звуки. Я остановился, прислушиваясь, и вгляделся в листву. По веткам прыгал маленький пушистый комок на тонких ножках... Птица! Точно как в учебнике земной зоологии!

Единственными пернатыми, пережившими войну внизу, были вороны. Огромными стаями они кружились над свалками, заслоняя и без того темное небо. А тут...

Из каждого дерева, из каждого куста тут и там раздавалось разное птичье пение. Чем светлее становилось небо, тем больше птиц появлялось вокруг.

Глазея по сторонам, слушая птиц и невольно улыбаясь, я медленно шел по сонному городу, теплый ветер трепал меня по давно не стриженным волосам, распахивал куртку, нес в лицо звуки и запахи этого незнакомого, но совсем не страшного верхнего мира.

Когда из-за плоских крыш и верхушек деревьев вынырнул желтый пузатый краешек, я уже стоял у нужного дома, робея, боясь заходить.

Дом был двухэтажным, длинным и низким, как чьей-то мощной рукой приплюснутым. К подъездам вели мощеные камнями дорожки. Под окнами тихонечко жужжал, подравнивая газон, похожий на ведерко с колесами робот-садовник.

Рассудив, что нужная мне квартира может быть только в первом подъезде, я подошел к дверям и остановился, колеблясь. Будто подбадривая меня, затылок и спину коснулось внезапным мягким теплом. Я обернулся, в который раз за сегодня замерев в восторге. Огромный, оранжевый, как апельсин, яркий диск медленно, заспанно выползал из-за крыш, покрывая золотом кусты, дома и тротуары. Свет заполнил меня до краев, внутри что-то отзывалось ему эхом, тихим, но приятным.

Настоящее Солнце. Больше никаких дождей.

По дороге проехала первая машина, шелестя антигравом. Маленькая и цветная, вовсе не похожая на бензиновые и электрические развалюхи с нижней Земли. Из дальнего подъезда выбежал мальчишка-подросток с унициклом в руках. Запрыгнув на него, он резво покатился вниз по улице. По тротуару на другой стороне дороги прошла пожилая женщина, большой белый пес у нее на поводке залился на промчавшегося мимо мальчишку радостным лаем. Пушистый, как огромный ватный комок, он тоже ни капли не походил на облезлых страшных собак снизу.

Тут все другое. Я смог, я сбежал. Прожить тут целый год и поступить в Академию – теперь это выглядело совсем уж простой задачей! Ведь в таком солнечном городе совершенно точно не может случиться ничего плохого.

Все страхи, обиды и злость я был готов оставить внизу. Потому решительно повернулся к дверям и нажал кнопку с номером квартиры бабули.

– ***

Дверь распахнулась раньше, чем я ожидал. На меня из подъездного сумрака выглянуло круглощекое загорелое лицо с огромными темными глазами.

– Ты так до-олго! – протянул человечек высоким голосом, выглядывая сильнее. На солнце показались черные кудряшки с красным бантиком в районе макушки. – Всю ночь тебя жду-у, еще даже спать не ложилась. Да, не ложилась!

Кудрявая большеглазая девочка надула пухлые губы и укоризненно посмотрела на меня

Я машинально насупился в ответ.

– А чего ты с порога меня ругаешь? Я вообще тут пешком шел, устал совсем!

Девочка тут же вскинула брови.

– Ой, прости, давай, давай, пойдем домой! Бабуля еще спит, конечно... ну, она всегда долго спит.

Девочка посторонилась, впуская меня в подъезд. Поднявшись за ней по металлической гулкой лестнице на второй этаж, я прошел по темному коридорчику, мимо десятка разномастных дверей. Толкнув последнюю из них, девочка заулыбалась. Из-за двери пахнуло чем-то сдобным и приятным.

– Тут мы и живем, – сказала девочка весело, пропуская меня вперёд. – Будь как дома, не стесняйся!

Я вошел, оглядываясь по сторонам, и осторожно опустил на пол сумку.

– Эй, а почему у тебя только одна рука? – тут же выпалила моя новая знакомая, рассматривая меня с любопытством.

– А почему ты такая маленькая и глупая? – не удержался я.

Девочка захлопала ресницами.

– И вовсе не глупая! Сам дурачина! И грязнуля, посмотрите какой! Выглядишь так, будто в луже валялся.

– Ну, я итак валялся, – ответил я, чувствуя, что сил спорить уже не осталось. Здесь, в безопасности, в месте куда менее будоражащем, чем под удивительным солнце и небом, я заново ощутил усталость последних дней.

Девочка махнула на меня рукой и убежала куда-то в комнаты. Оставшись один, я сонно огляделся по сторонам.

Вот она, квартира бабули.

Потолок тут был низким, а окна наоборот, длинными, вытянутыми. Наполовину прикрытые древними тканевыми шторами, они выходили на улицу, по которой я сюда пришел, потому солнце уже вовсю заглядывало в них, заливая светом старинную мебель, вышитые подушки и фотографии на стене. Самые обычные, плоские цветные картинки, без голограмм и объема. С самой большой улыбался красивый мужчина, смуглый, белозубый, с шапкой черных кудрей, рядом стояла круглолицая женщина с огромными темными глазами. На руках они вдвоем держали крохотную девочку в розовом платье.

Большего я рассмотреть не успел. Повзрослевшая девочка с фотографии уже вернулась, неся перед собой стопку полотенец и какую-то одежду.

– Возьми, пойдем в ванную, – требовательно сказала она, впихивая полотенца мне в руку. Потом нахмурилась, задумавшись. – А у тебя, ну... Получится вымыться самому?

Этот вопрос смутил меня, заставив уши гореть красной краской.

– Конечно, – буркнул я, глядя в стопку полотенец. – Без проблем.

Девочка пожала плечами, видимо, не находя в этом ничего смущающего.

– Если тебе что-нибудь нужно, то я во всем помогу, правда-правда! Меня, кстати, Лола зовут. Ты Джейк, да?

– Ага, – все еще чувствуя смущение, пробормотал я. – Очень приятно... Ладно, веди уже в ванную!

Мыться одной рукой оказалось и вправду сложно. Я тер кожу мягкой губкой, поражаясь тому, что горячая вода не кончается за пару минут. Отросшие волосы торчали грязными клочьями, мне пришлось трижды промыть их с шампунем, чтоб вода после них стала прозрачной.

Вылезя из ванны, я встал перед зеркалом, разглядывая свое отражение.

В собственных глубоко посаженных зеленых глазах я все еще видел кого-то чужого и взрослого, да и вся внешность в целом не особо напоминала прежний мой вид.

Тетка всегда стригла меня коротко, рассуждая, что мальчикам иные прически ни к чему. Сейчас мои мокрые волосы закрывали уши и щекотали шею, на концах свиваясь в колечки. Упитанностью я, конечно, никогда не отличался, но за последние несколько недель щеки мои совсем ввалились, а кожа на скулах натянулась, как у мумии, которую я видел однажды на картинках в Сети. На плечах и ребрах желтели синяки, видно остались от падения в реку. На левом локте саднила содранная кожа.

И рука. Ожог почти прошел, но швы еще выступали красным на тонкой розовой кожице культи. Я пошевелил обрубком, отозвавшимся тупой ноющей болью. Закрыв глаза, я легко представил, как болит моя несуществующая правая рука целиком, от культи и до самых кончиков пальцев.

Но теперь эта призрачная боль стала куда слабее.

– Ты жив там? – взволнованно спросила из-за двери Лола. – Все в порядке?

– Отлично все, – ответил я, пытаясь натянуть выданные мне шорты и майку. Получалось плохо и медленно, я чертыхался, но помощи в таком деле ни за что бы не попросил.

В конце концов мне удалось одеться, и я вышел из ванной, пытаясь сохранить максимально спокойное лицо.

Лола широко улыбалась мне.

– Вот, совсем другое дело. Когда ты чистый, то такой красивый! – сказала она, снова заставляя мои уши гореть огнем, а все спокойствие сводя на нет.

Смущенный и взъерошенный, с полотенцем на плечах, я залез в глубокое кресло и получил в руку кружку с дымящимся чаем.

Тишина. Чистота. Тепло. Спокойствие.

Можно никуда больше не идти и ничего не бояться.

Лола села в кресло напротив, поджав тонкие ноги в цветных колготках. Она зевнула и подложила под щеку вышитую подушку.

– Все позади, теперь все будет хорошо, – сказала она, будто мысли моя читая. – Скоро проснется бабуля... Ну, и я пока подремлю...

Я допивал чай, уже сам чувствуя, как разморило меня в тепле и уюте. После всех страшных, холодных часов и дней пути, после мрачных лет под тяжелым серым небом, больше всего мне теперь хотелось уснуть и остаться в этом кресле навсегда.

Лола спала, утренний солнечный луч гулял по ее смуглой щеке, чертя золотистые полосы. Я наблюдал за ним, закутавшись в огромное полотенце, следил, пока луч не пропал в завитках ее черных волос, а потом и сам не смог больше бороться с дремотой и уснул, свернувшись в кресле клубком.

Когда мы проснулись, солнце стояло уже высоко. Я все пытался мимоходом выглянуть в окно и поймать побольше его непривычных ярких лучей, заставляющих щуриться и чихать.

Едва выбравшись из кресла, я осмотрел свое новое место жительства.

В квартире было три комнаты – одна проходная гостиная с кухней в углу и две маленькие спальни, Лолы и бабули.

В комнате Лолы был завал из мягких игрушек. Я заглянул туда только мельком, стесняясь вторгаться в личное пространство.

Поздним утром, уже ближе к полудню, я познакомился с бабулей. Лола осторожно приоткрыла дверь в ее комнату и шепотом позвала меня внутрь. На кровати под толстым пуховым одеялом лежала маленькая сморщенная старушка. Ее черные глаза казались намного моложе ее лица.

Бабуля давно не вставала с кровати. По словам Лолы, врачи уже ничего не могли поделать, она была просто слишком старой.

Оглядев меня с ног до головы, бабуля цокнула языком и покачала головой, а потом ласково улыбнулась.

– Тощий ты такой, лапушка, – сказала она скрипучим голосом, таким же старым, как она сама.  – И бледный.. солнца-то нет на Земле больше, вот и бегают детишки рахитичные... Маленькие, хилые наземные детишки.

– Вы тоже не больно хорошо выглядите, – обиделся я, сочтя ее слова оскорбительными. – Так что кто еще из нас хилый!

Лола возмущенно засопела за моей спиной. Бабуля же только заскрипела тихим смехом.

– Палец в рот не клади тебе, – с каким-то удовольствием сказала она. – Будет кому теперь Долли защищать в школе. Я рада, что теперь у меня есть еще один внук, а у Долли – брат.

После знакомства с бабулей, Лола накормила меня тушеной картошкой с красной фасолью. Я неуклюже пытался справиться со своей порцией, а она, глядя на это, подошла и поправила ложку в моих непослушных пальцах.

– Если тебе не нравится моя помощь, просто скажи, ладно? – попросила она, садясь напротив. – Но в этом нет ничего плохого. Сейчас я тебе помогу, потом ты мне.

– Станешь мне во всем помогать, я сам потом ничего не смогу, разве не так? – недоверчиво откликнулся я, возя по тарелке ложкой и не поднимая взгляда.

– Так я же не делаю за тебя, а только помогаю, чего ты, – кажется, искренне удивилась Лола. – Это совсем разные вещи. Раз помогу, второй, на третий ты сам справишься! Та же учеба, что в школе.

С такой логикой поспорить я не мог, потому просто согласился.