Текст книги "Идеальные Солдаты (СИ)"

Автор книги: Варвара Вилюжанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Раздражение поднялось во мне в ответ на непривычные, непонятные разуму вину и стыд. Все умные слова потерялись под его горячей волной.

– Значит, пока что я буду ребенком! – сказал я, отворачиваясь к дверям. – Вычитайте баллы, хоть все до капельки, я заработаю их снова! Мне больше нечего сказать вам, можно идти?

Директор отпустил меня со вздохом. Идя по коридору, я все еще горел злостью, но не мог понять, на него я злюсь или на самого себя?

–

Глава 9.

По итогам первого полугодия мне досталось четвертое место в общешкольном рейтинге. Рыжий обошел меня на семь баллов и очень этим гордился. Я высказал Лоле все, что я думал по этому поводу, но уверенность, что к концу года все равно стану первым, не растерял.

К Рождеству администрация Нью Кэпа решила устроить настоящую зиму. Снег шел каждый вечер, начинаясь засветло и иногда продолжаясь до рассвета. Я не мог перестать удивляться белым идеальным сугробам, которые к утру наметали боты-дворники под окнами бабулиного дома и на всем пути к школе.

Весь город готовился к празднику. Каждый дом, каждое дерево, каждый фонарный столб сияли цветными гирляндами. У магазинчиков играла музыка, на центральной площади уже поставили огроменную настоящую елку, обалденно пахнущую хвоей и морозом.

Наша бабуля последнее время чувствовала себя неважно, часто отказываясь от еды, принесенной Лолой, жалуясь на усиливающуюся ломоту в костях и тяжесть за сердцем. Лола беспокоилась, звонила врачу, сидела с бабулей вечерами, когда не было работы, рассказывая ей о школе или читая вслух книжку. Остальное время бабуля спала или смотрела в Сети длинные бессмысленные сериалы.

В последний учебный день этого года был такой снегопад, что дома на другой стороне улицы стали выглядеть призрачными силуэтами. Небо застлали темные тяжелые тучи. Лола осталась с бабулей, которая особенно загрустила в тот день, я пошел в "У Русалки" один, решив выйти пораньше и отработать за двоих.

Замотав лицо шарфом, засунув руку поглубже в карман куртки, я шел под снегом, будто в густом молочном тумане, в полной звенящей тишине, среди огромных пушистых снежных хлопьев, стеной валящих с вечернего неба.

В парке было еще тише и темнее. Фонари пока не зажгли, под деревьями мрачно и холодно прятались тени, скамейки торчали надгробиями из рыхлых сугробов.

Желтые окошки кафе виднелись впереди огоньками свечей, робкими и дрожащими за стеной бесконечного снега. Я шел вперед, пригнув голову, почти ощупью, пряча лицо от холода в шарф и ничего не видя перед собой, а когда, наконец, добрался до входа, то почти повис на ручке двери, чувствуя, что успел устать и замерзнуть за те минуты, что пробирался сквозь снег.

В кафе было почти пусто. Трое мужчин приглушенно болтали за барной стойкой, опустошая бутылку водки, две девушки общались за  столиком у окна, неизменный мужчина в браслетах и кольцах сидел в дальнем углу с огромной кружкой кофе, уткнувшись в комм. Тишина и спокойствие.

Бармен с усталым видом протирал стаканы, облокотившись на стойку. Я залез на высокий стул и сел перед ним.

– Привет. Сделай мне, пожалуйста, горячий чай, – попросил я, разматывая шарф и отряхивая снег с волос. – Там такая метель, своего носа не видно.

– Ты сегодня без Лолли-Долли? И правильно, Босс тоже отпустил девочек, – зевая, сказал бармен и поставил передо мной кружку чая. – Кручусь сам весь вечер, даже повар уже ушел. Ладно хоть народу почти нет, может, закроемся пораньше. Боюсь, как бы этот наш постоянщик не остался опять до последних минут, сам уже хочу домой поскорее.

– Помочь? – предложил я, грея ладонь над кружкой.

Бармен с энтузиазмом затряс головой.

– Столы мыть будешь – можешь девушкам счет принести, как раз просили. Да и этого, с кофе, надо бы спросить, не хочет ли он еще чего. Надеюсь, сегодня он все-таки свалит пораньше!

Троица за барной стойкой покончила с бутылкой, расплатилась и засобиралась на выход. Я покормил рыбок в аквариуме, вымыл столы и отнес счет девушкам, забрав их пустые бокалы. Девушки были слегка пьяны и очень веселы. Одна из них потрепала меня по голове, а вторая спросила:

– Эй, тебя заставляют тут работать? Разве можно принуждать к труду ребенка, да еще инвалида?

– Как это влияет на мое умение протирать столы? – без раздумий брякнул я, вырываясь из их рук.

– Но тебе же трудно работать, бедненькому! – воскликнула девушка. – Тебе и так, должно быть, тяжело жить! Хочешь, мы дадим тебе денег, чтоб тебе больше не пришлось работать?

– Не нужны мне ваши подачки, – возмутился я. – А помогаю я тут, потому что хочу этого! Не делайте выводов, если не знаете всей картины!

Девушки хотели еще что-то сказать, но к нам подошел бармен, широко улыбаясь им. Взяв обеих под локти, шутливо что-то рассказывая на ухо то одной, то другой, он отвел девушек к выходу, помог надеть пальто и ловко выпроводил наружу.

– Забей, – спокойно сказал он, проходя обратно к стойке мимо меня. – Никогда не слушай пьяных, особенно не видавших жизни девчонок.

– Почти все взрослые сперва видят во мне калеку, – горько ответил я. – Мало кто сразу стал считать меня человеком, только ты или Босс, пожалуй.

– Как думаешь, мы не глупые ребята, верно? – рассмеялся бармен. – Тебе повезло, если честно. Это как фильтр, понимаешь? Ты сможешь сразу разобраться, с кем стоит потом общаться, а с кем нет. Чьим суждениям о людях доверять больше, а чьим – меньше. Уж поверь мне, я-то людей за свою жизнь много разных повидал!

Я задумался, но кивнул, соглашаясь. Его слова звучали логично, но сам до них догадаться я бы не смог. Видимо, бармен действительно был из тех, кто разбирается в людях и их мыслях. Вернувшись к уборке, я размышлял о его словах.

А в зале остался только посетитель с кофе. Когда я подошел спросить, не хочет ли он еще что-нибудь заказать, он оторвался от комма и буквально насквозь пронзил меня взглядом темных глаз.

Я застыл, чувствуя себя мышкой перед пастью удава. Зимняя пурга закружилась в желудке, превращая недавно выпитый горячий чай в лед.

Взгляд, куда холодней чем у всех, с кем я когда-либо встречался. Директор нашей школы ему и в подметки не годился.

– Нет, ничего не нужно, – сказал мужчина, опуская эти жуткие ледышки-глаза.

Пятясь, я отошел от его столика и вернулся к барной стойке.

– Ну и тип, – сказал я бармену, ежась и недовольно дергая плечами. – Глаза как сверла. Стремный, у-у-у.

Бармен прищурившись посмотрел на посетителя.

– Странноватый, да. И раздражающий. С Луны, что ли? Девочки от него тоже не в восторге, м-да. Надеюсь, он скоро уйдет. Через десять минут закрываться будем.

Посидев с барменом еще немного, я через силу пошел заканчивать работу.

На экранах над стойкой шел ролик про моря Эвридики. Огромный ящер с длинной шеей охотился за косяком мелких рыб. Притаившись за скалой, он прижался к ней и слился окраской с камнем, потом бросился на ничего не подозревающих рыб, сразу нахватав полную пасть.

Обреченная на гибель рыбешка и ящер, способный прятаться там, где иной бы не смог.

Интересно, как не стать в этой жизни такой рыбешкой? Обязательно ли быть тем, кто ее сожрет?

Ужасным ящером.

Бармен ушел на кухню, зашумела посудомоечная машина. За окном все так же валил снег, отчего казалось, что уже наступила глубокая ночь. В воздухе мне чудилось напряжение, будто перед скорой грозой. Волосы все норовили встать дыбом.

Я подмел зал, стараясь думать о чем-нибудь хорошем, и пошел в подсобку за ведром и шваброй. Чтобы попасть туда, нужно было обойти бар с другой стороны от кухни и пройти по короткому коридору, на входе в который стояли лампы с датчиком звука.

В коридоре я остановился перед дверью подсобки, почему-то оказавшейся закрытой. Потянув ручку, я принялся крутить ее.

Погас свет, заставив меня вздрогнуть. Я повернулся щелкнуть пальцами и включить его обратно.

На мое лицо легла твердая шершавая ладонь, унизанные кольцами пальцы вжались в челюсть, закрывая мне рот. Вторая рука, звякнув браслетами, вцепилась мне в горло.

Затылком меня вдавило в жесткость двери, до цветных кругов перед глазами, до тихого хруста.

Темнота схватила меня.

Я дернулся, вырываясь, забился пойманной рыбкой. Руки держали крепко. Укусить не вышло, челюсть разжать я не мог. Наугад я махнул кулаком и попытался пнуть, но никуда не попал. Длинные пальцы сжимались на горле все туже. Я не смог вдохнуть и задергался всем телом, чувствуя даже не страх, а какой-то совсем животный ужас. В темноте, один, с неизвестным.

Не хочу умирать!

– Тебя так долго искали, что упустить было бы глупо, – прошипел мне на ухо полный ненависти голос. – Большая удача, что ты объявился в этом городе. Твоя звезда будет первой жертвой для нашей Вселе...

Договорить он не успел. Раздался звонкий шлепок, свет включился. Руки на мне разжались, обидчик закатил глаза и сполз на пол.

Кашля, ловя воздух ртом, я свалился на пол у двери в подсобку. Перед глазами летали черные мушки, в ушах стучало, сдавленное горло болело. На входе в коридор стоял бармен с перекошенным лицом, в руках он сжимал погнувшуюся от удара сковородку.

– Эй, ты жив? – спросил он, тяжело дыша, будто после пробежки. Потом грязно выругался и опустил руки. – Что за хрень это только что была?

Я потряс головой. Из горла пока раздавался только хрип и кашель.

Бармен отбросил сковородку, помогая мне встать и обойти распластавшееся на полу тело.

– Всякие посетители были, но чтоб на работников кидаться... – сказал он, слегка пнув это тело в колено. Обвешанная браслетами рука вдруг дернулась, ледяные глаза-сверла открылись, с ненавистью уставившись на нас.

Бармен выругался еще заковыристей.

– Лежи, тварь, пока я копов вызываю, – сказал он, задвигая меня за свою спину. – Какой я дурак, что сразу не нажал на тревожную кнопку! Растерял форму с годами. Эх, где моя молодость, я бы тебя уже пришил, подонок!

Посетитель заскрипел зубами, отползая к дверям подсобки. Я с ужасом смотрел на него из-за спины бармена. Удар сковородкой по голове, казалось бы, должен вырубить его надолго, если не навсегда, но он остался в сознании и явно не умирал. По виску у него поползла только капелька темной крови.

Бармен вытащил комм из кармана, набирая номер и демонстративно держа его перед собой.

– Ну, все, вызываю копов, – сказал он, с тревогой глядя на то, как посетитель садится на полу, подбирая под себя длинные ноги. Ну, точно, паук, застигнутый врасплох за поеданием мухи. На костистом лице застыла сосредоточенная злоба, темные глаза сузились в щелочки.

– Хотел ведь без шума, – процедил он, тонкая рука в долю секунды нырнула куда-то в складки одежды.

Бармен успел только оттолкнуть меня за дверной косяк.

Грохнул выстрел, оглушительный в маленьком пространстве коридорчика.

Я упал на четвереньки, больно стукнувшись коленями и ладонью. Второй выстрел последовал сразу за первым. Бармен свалился на пол беззвучно, откинувшись на спину прямо передо мной. На рубашке напротив сердца у него расцветали два ярких алых пятна.

Посетитель с пистолетом в вытянутой руке медленно и ломко поднимался на ноги. Я все стоял на четвереньках, глядя в широко открытые глаза бармена, тусклые и мертвые.

Меня как темной пеленой накрыло, время замедлилось, растянулось, как липкая жвачка. Рука почти приросла к полу, я ощутил знакомое чувство пустоты в распахнутом настежь сознании. Я был одним целым с этим зданием, ощущая сугробы на крыше и шорох электричества в проводах.

Мир теперь пестрел сотнями невиданных красок. Я поднял голову, озираясь. Тело двигалось тяжело, словно в вязкой жидкости, но сознание работало куда быстрее. Воздух вокруг дрожал тысячами тонких натянутых нитей. В груди бармена затухал крошечный огонек, через секунду погаснув совсем.

Будто в замедленной съемке я посмотрел на убийцу, выходящего из коридора перед подсобкой. Ствол пистолета был направлен на меня, нити вокруг дула дрожали гулко и страшно. Но страшнее всего была черная дыра за грудиной, в районе сердца убийцы.

Я уже видел это раньше.

Бесконечно долгий миг я смотрел на него, а потом ствол пистолета дернулся, выплюнув пулю, пространство дрогнуло вместе с ним. Пуля выбила щепки из пола в дюйме от моей руки.

Мои движения явно были быстрее происходящего вокруг, хотя тело не хотело успевать за мыслями. С усилием я оторвал себя от пола, заставив все мышцы натужно ныть. Пока убийца поднимал пистолет, целясь мне в голову, я обогнул барную стойку и спрятался под ней, свалившись на пол за огромной коробкой кофейных зерен.

Время рвануло дальше, ударив по всему телу, заставив каждую клетку биться в агонии. Пистолет рявкнул снова, пуля ударила в пол перед коридором, где я был до этого.

Я стиснул зубы, ловя ускользающее ощущение единения с окружающей обстановкой, убеждая себя сквозь захлестывающие волны ледяного страха, что могу стать совсем незаметным, слиться с барной стойкой, за которой прятался. Дыхание стихло, пульс замер, каждый мускул моего тела застыл в напряжении. Закрыв глаза, я убедил себя, что меня не должно быть видно. Меня тут просто нет.

Убийца с пистолетом прошел мимо, я слышал его шаги. Он остановился, я услышал, как заскрипела стойка, когда он навалился на нее, пытаясь заглянуть туда, где я прятался.

Всей кожей ощущая его колючий взгляд, ощупывающий дюйм за дюймом пространство за стойкой, я просил свое тело еще о паре минут тишины.

– Я знаю, что ты где-то здесь, сучонок! – озадаченно сказал убийца прямо над моей головой. – Не мог же ты испариться?

Зашуршали коробки с кофе, он перегнулся через стойку, пошарив рукой в каких-то дюймах от моей головы.

Он не видел меня.

Свербящие иглы взгляда пропали. Снова скрип, потом медленные шаги.

Сердце робко стукнуло кровью по замерзшим венам. Напряжение в теле слегка ослабло, сменившись все растущей болью в ногах и руке.

Я позволил себе пошевелиться, совсем немного. Если я издам звук, привлеку к себе внимание, он вернется и никто меня не спасет.

Никто не спасет... Тревожная кнопка под стойкой бара! Она должна быть где-то рядом со мной.

В зале раздался грохот. Судя по звуку, убийца от злости расшвыривал стулья на своем пути. Кажется, он был у противоположного конца зала. Если бы время снова помогло мне, я бы смог убежать...

Я заставил себя открыть глаза и оглядел своё убежище. Тревожная кнопка краснела почти по центру стойки, под столешницей. Как был, на корточках, стиснув зубы, я пополз по проходу в сторону кнопки, стараясь издавать как можно меньше звуков.

Убийца помог мне, сам того не зная. Он злился, с шумом пинал стулья и толкал столы, осматривая зал. Двигался он быстро, у меня оставались секунды до момента, когда он вернется к стойке.

Я добрался до кнопки и нажал со всей силы. Она слабо засветилась, с моих плеч будто сотня тонн рухнула. Помощь скоро придет.

От нового грохота и звона я вздрогнул и чуть не врезался в столешницу головой. По пути к барной стойке убийца разбил аквариум из венерианского стекла. Вода хлынула наружу, я слышал, как трепыхаются на полу бедные рыбки.

– Не хотел по-хорошему? Могли же все сделать тихо. Никто бы не заметил! Сироткой больше, сироткой меньше! А теперь, раз уж начал, придется забрать все звезды. Все, даже мелкие, как у того червяка, что посмел мне мешать, – вновь прозвучал ледяной голос.

Совсем рядом, черт!

Меня не видно, меня все еще не видно!

Нет. Все напрасно.

Ритм пульса рос с каждой долей секунды, адреналин брал свое. Сил больше не было. Он шел сюда, теперь медленно, уже зная, что я здесь. Под подошвами его ботинок жалобно хрустели осколки аквариума.

В этот самый миг рядом с лежащим у подсобки телом бармена заиграл веселенькой мелодией его комм.

Убийца замер у самой стойки. Щелкнул затвор пистолета. Сейчас!

Он был прямо напротив меня. Я не успел задуматься о своих действиях. Просто не мог больше прятаться.

Ноги сами подбросили меня наверх, рука уцепилась за столешницу, роняя бутылки и стаканы, я в один миг взобрался на стойку и прыгнул прямо на него.

Запоздалый выстрел пришелся в воздух. Я вцепился в убийцу рукой и ногами, вспоминая все часы и дни лазанья по деревьям и заборам. Голова взорвалась болью, рукояткой пистолета он дважды ударил меня по лицу, второй рукой пытаясь меня сбросить.

Волна тошноты поднялась до горла. Сердце застыло в желудке ледяным комом страха. Я зубами ухватил его за щеку, пальцами впиваясь в волосы, чувствуя брызнувшую в рот теплую кровь, и зажмурился крепко, как мог.

Еще сильнее! Не недооценивай добычу!

Он закричал и сделал шаг назад, заваливаясь на один бок, и снова ударив меня по голове, второй рукой хватая за одежду и пытаясь оторвать от себя.

Еще шаг и он потерял равновесие. Под его ногами бились несчастные рыбки.

Юркие, извивающиеся, очень скользкие рыбки.

Падая, он бесполезно заколотил руками по воздуху, страшно вскрикнул и неловко упал на бок, едва выставив руку вперед.

И сразу затих.

Только вода закапала на пол. Или не вода вовсе?

Мою рубашку вспороло откуда-то взявшимся стеклом, полоска глубокой боли вспухла на ребрах.

Я несмело открыл глаза. Под нами был разбитый аквариум. Из живота и груди убийцы торчали осколки стекла, пронзая его насквозь и упираясь тончайшими острыми концами мне между ребер. Он еще шевелил глазами, гнул пальцы, сжимал зубы, но уже был мертв. Совершенно мертв.

Едва он совсем застыл, замолчал, замер, как от входной двери раздался новый грохот. Ее выбили с двух ударов, в зал ворвались люди в черных комбезах полиции, сразу же вскинув оружие. Следом вбежал огромный мужчина в шлеме и бронежилете, расталкивая полицейских, как котят.

Я боялся шевельнуться, боялся ослабить хватку руки или ног, потому что чувствовал, как с каждой секундой глубже входит стекло. Потому я только повернул к ним голову, а лицо заливало чем-то густым и теплым, мешая видеть, и тошнота душила кислятиной.

Полицейские рассредоточились по залу, один остался у дверей. Огромный мужчина посмотрел на меня, задрожал всем телом и в два шага оказался рядом. Широкие ладони мягко подхватили меня под живот, снимая со стекол.

– Босс, я в порядке, – постарался как можно убедительней сказать я, но зубы стучали, а вместо громкого голоса выходил только шепот. – Будьте осторожны, у него пистолет...

Глаза полностью залило теплой жидкостью, такое же тепло текло по животу, уже промочив рубашку насквозь, а по руке и ногам поднимался холод. Я закрыл глаза, понимая, что сил больше нет совсем.

Меня куда-то понесли, на лицо стали садиться крупные снежинки. Потом запахло лекарствами, и я окончательно провалился в темноту.

– ***

Кто я?

Лежащий на операционном столе мальчишка? В моих-не моих внутренностях копались, рылись, извивались механические руки-щупальца, держащие зажимы, скальпели и пинцеты. Одурманенный лекарствами, но все равно чувствующий боль, кричащий от этой боли, давясь распирающей горло трубкой, я-не я видел собственное сердце, мокрое от крови, вынутое наружу из грудной клетки, блестящее белым металлом.

Смуглая девчонка с жеребячьи-тонкими ногами? С визгом отбивающаяся от противного старика, хватающего до хруста за хрупкие запястья и лодыжки, извивающаяся и дерущаяся не на жизнь, а насмерть. Взмах холеной, унизаной золотом руки – я-не я лечу на шелковую белоснежную простынь, продолжая визжать до хрипоты.

Стоящая на коленях холодном полу девушка? Мои-не мои без того короткие ярко-рыжие волосы ножом срезала под корень женщина с круглым лицом и мертвым взглядом. Не было сил перечить или искать жалости, покорно сжимающая одной изуродованной, покрытой синяками и шрамами рукой другую, только вздрагивающая, когда нож соскальзывал и резал кожу на голове, я-не-я, эта девушка, просто молчала.

Совсем маленький мальчик, лицом прижатый к стене? Вопящий от страха и боли, вырывающийся из едва не ломающей его руки хватки, умоляющий о помощи и избавлении, почему-то не решаясь открыть глаза. Стена крошилась под моим-не моим лбом, как песочное печенье, непоколебимая хватка огромных рук трещала по швам, а потом долгожданный укол в мою-не мою цыплячью тоненькую шею принес облегчение, забвение и темноту.

Кто я?

Реальность пахла озоном и больничной стерильностью. Я таращился в потолок и пытался просто дышать. Хотя бы просто дышать.

Сон прошел, но картинки горели в памяти неоновой вывеской. Иногда я сомневался, что умение помнить все – одно только благо. Кое-что бы хотелось поскорей забыть навсегда.

Когда я окончательно пришел в себя, то первым моим чувством стал жуткий страх. Еще не зная, что нахожусь в центральной больнице Нью Вашингтона, я просто осознал себя лежащим под одеялом, с бинтами, покрывающими большую часть головы и, конечно же, испугался.

Потому что решил, что все повторяется. Трубка в носу, капельница в сгибе локтя. Чего не будет на этот раз, ноги?

Но все оказалось в порядке, за исключением неприятной тяжести в теле и обилия бинтов. Рука и ноги остались на месте, на первый взгляд даже ничего не болело. Испуг прошел.

Кровать в одноместной палате центральной больницы Нью Кэпа была мягкой и пружинящей, на подлокотнике светились кнопки регулировки высоты и наклона. Половину одной из стен занимало огромное, выходящее на один из бесчисленных парков, окно. Над кроватью тихо шелестел отслеживающий мое состояние прибор, беспроводные датчики от которого были налеплены мне на грудь, голову и левую руку.

Едва я зашевелился, в палату сразу вошла молодая медсестра. У нее были забавные розовые волосы и такие же розовые яркие губы. Улыбаясь, она начала рассказывать, где я нахожусь, какое лечение получаю и когда поправлюсь.

Прервав ее на полуслове, в палату вломился Босс, теперь одетый в привычную черную куртку вместо бронежилета. Галантно обхватив ойкнувшую от внезапности медсестру за талию, он отстранил ее от моей кровати и плюхнулся на край так, что я чуть не подпрыгнул.

– А я уж думал, ты до следующего утра проспишь! – сказал он с глубоким облегчением, вытирая огромной ладонью выступившую на бритой под ноль голове испарину. – Ты как, держишься?

От его громкого голоса у меня начала болеть голова, глухо, тянуще, в основном в одной точке над левым виском. Я поднял руку, неловко натянув трубку капельницы, и дотронулся до бинтов на голове.

Босс забеспокоился и обернулся на медсестру. Она подошла и взяла с тумбочки у кровати таблетку. Прижатый к моему запястью, крохотный квадратик втянулся в вены сквозь кожу.

– У тебя, малыш, была малюсенькая трещинка в черепе, – сказала она осторожно, продолжая держать меня за руку. – Доктор все починил, не волнуйся, но пока будет иногда болеть. Когда заболит снова – позови меня, я дам таблеточку.

– Я не малыш, – грозно просипел я, запоздало обнаружив, что голоса почти нет.

– Конечно, конечно, – заулыбалась своими розовыми губами медсестра. Она настойчиво уложила мою руку поверх одеяла и аккуратно поправила катетер капельницы. – Сегодня еще так полежи, солнышко, завтра больше не будем капать.

Я обреченно кивнул, решив стоически пережить все трудности. Главное, что я выбрался из всего этого...

Погодите. Ладно, я-то выжил.

– А что с нашим барменом? – спросил я Босса.

Он открыл рот ответить, но только набрал воздуха. Отвернувшись, он закашлялся куда-то в сторону окна.

Я все понял сам.

– Этот, с пистолетом, его убил, да? – мой голос не дрогнул, не запнулся о страшное слово.

Босс смотрел в окно, за которым качались на фоне бледного неба голые и уродливые черные ветки деревьев.

– Ты ни в чем не виноват, Джейк,– сказал он глухо, как из бочки. – Ты не должен себя обвинять ни в чем. Ты поступил храбрее, чем смогли бы на твоем месте многие взрослые. Не только остался в живых, но еще и дал сдачи. И ничего плохого в том, что ты сделал, нет, слышишь? Понимаешь меня?

– Все однажды умрут, что тут такого-то, – прохладно отозвался я, вспоминая остановившийся взгляд Швабры, когда мой глупый кухонный ножик воткнулся ему под ребра. – Не переживайте, я себя не виню, потому что знаю – бандита убил за дело. Я был прав, а значит, я не буду сожалеть о своем поступке... Но, почему-то, сейчас мне немного грустно. Мне очень жаль, что защищая меня погиб хороший человек...

Босс криво улыбнулся, желтые глаза смотрели на меня очень странно, будто он видел меня впервые.

– Это нормально, что грустно. Вообще, лихо ты, в твоем-то возрасте... Я не сожалеть до сих пор не научился, вот. Но одно верно – свою жизнь защищать надо непременно. Даже, если ее приходится зубами выгрызать, чего уж там. И особенно, если кто-то жертвует своей жизнью ради тебя, нельзя его дар тратить попусту. Сейчас всем будет тяжело, но нужно жить дальше. Считай, что тебе сделали очень ценный подарок.

Босс встал и пошел к дверям.

– Наверное, завтра к тебе зайдет полиция. Меня они уже доконали, – сказал он уныло. – Если не готов с ними говорить – шли лесом, они права не имеют к тебе поперек воли лезть. Ну, пока что у тебя другие, более приятные гости.

Они с медсестрой тактично вышли в коридор, а в палату влетела Лола. Лицо у нее было опухшим и зареванным, глаза красные, волосы торчком во все стороны, платье мятое. Неуклюже врезавшись в живот Босса, она забежала в палату и кинулась ко мне на кровать, чуть не своротив капельницу и локтем вписавшись в тумбочку. Но ее это, видимо, мало заботило.

– Ты живой, ты в порядке, а я там все время в коридоре сидела, всю ночь, а меня не пускали, а все молчат, и ходят такие... – затараторила она, захлебываясь в словах и снова заливаясь слезами. Она схватила меня за руку, тормоша и едва не выдернув трубку капельницы, мне пришлось уговаривать ее, чтоб она взяла стул и просто села рядом.

Хлюпая носом и не отрывая от меня взгляда, Лола залезла на стул и сказала шепотом:

– Босс думает, что на вас напал шпион Союза. Божечки, бедный дяденька-бармен! Он был такой хороший! Такой добрый!

Она принялась вытирать кулаками вновь полившиеся из глаз слезы.

Я неловко заерзал в кровати и пожал плечами.

– Он меня защитил! Так что ничего он не бедный, а самый настоящий герой... А тот убийца не представился, знаешь ли, так что хрен его знает, шпион он или кто. И ведь он ходил в "У Русалки" каждый вечер, помнишь? И никто не подозревал! Может, он просто с ума сошел и решил, что кофе ему варят невкусный...

Говоря это я понимал, что ни капли не верю собственным словам. А вот Лола кивнула, продолжая вслхипывать.

– Я слышала, Босс говорил с кем-то по комму, что не закроет кафе, – сказала она. – Только как же там теперь работать, после всего этого?

– Ну, правильно, ему же нужно с этого деньги получать, – рассудил я и попытался ее отвлечь. – Слушай, я тут долго лежу? Кто вообще за палату платит? И мне же голову зашили, и живот... Наверное под этими бинтами здоровенный шов прячется!

– Босс сказал, что все, что не покроет страховка, он оплатит, – Лола размашисто вытерла нос и впервые улыбнулась. – Все-таки зря я его боялась в начале, он хороший человек. Просто, знаешь, я тебе не говорила, но все работники этого кафе так похожи на бывших бандитов!

– Нечего выдумывать! – возмутился я. – Они все клевые, особенно Босс, не могут они бандитами быть, ни в прошлом, ни как угодно! А деньги за палату... Отдам ему все, до цента! Даже не возражай. Заработаю и отдам, или буду работать бесплатно, пока не наберется нужная сумма!

Лола кивнула, кажется не удивившись.

– Я знала, что ты так решишь, – сказала она, а потом понизила голос до совсем тихого шепота. – Но, ты подумай, а что, если ты попал в больницу из-за того, что тот псих был из бандитского прошлого Босса?

– А если наоборот тот псих попал в кафе из-за меня? – я не говорил этого раньше, боясь самой мысли о подобном, прогоняя ее всеми силами, но она все равно вырвалась. В голове всплыли слова убийцы, когда его рука сжимала мое горло:

"Тебя так долго искали, что упустить было бы глупо".

Они. Искали. Меня.

Дальнейший разговор с Лолой не клеился. Я быстро замял тему, сослался на головную боль и попросил побыть одному. Приведя кровать в относительно сидячее положение, я откинулся на подушки и уставился в окно, не видя черных веток на светлом небе. Не нужно было даже закрывать глаза, чтоб вынуть из памяти все нужные картинки.

Швабра и убийца из кафе были явно связаны между собой. Теперь моя голова взаправду заболела, но не от раны, а от накопившихся вопросов.

Если начинать с начала, то их было слишком много.

Почему Швабра хотел убить меня? Что за черноту я видел в груди и у него, и у убийцы? Кто был этот убийца, почему он "так долго меня искал"?

К боли в голове присоединилось покалывание в правой руке, какое бывает, когда отлежишь ее. Обычно, помогает растирание или смена положения, но ничего бы не помогло в моем случае. Тошнотворная, пока слабая, но противная, все нарастающая, колющая сотнями иголок боль в несуществующей конечности заставила меня тихо заскулить, закусив край одеяла.

Остальные вопросы тоже не заставили себя ждать.

Почему мой дом там, на Земле, загорелся, будто специально заметая улики моего преступления? Кто перенес меня с путей на насыпь в тот день, когда я потерял руку? Была ли настоящей огненная птица, и если нет, то почему я так хорошо помню запах горелого? Земля подо мной была черной и дымящейся, это точно. Да, и объяснения юного безбородого доктора из той странной больницы с зарешеченными окнами были, мягко говоря, странными. Что вообще это была за больница такая? Что за хрень творится вокруг меня?

Кто я?

–