Текст книги "Дочь Сталина"

Автор книги: Варвара Самсонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Но Алексей Каплер недостаточно хорошо понимал свою юную возлюбленную. В ней тоже уживались противоположности: капризная требовательность – со страхом перед отцом, нетерпение – с равнодушием к чужой судьбе и пассивностью. Вскоре она поведет себя довольно странно для влюбленной девушки…

«Последний Дон Кихот»

Любую женщину могло бы осчастливить «Письмо лейтенанта А.», напечатанное в центральной газете. И все же Светлана упрекнула Каплера за безрассудство. «Он сам был обескуражен, говорил, что статью посылал не для «Правды», что его подвели друзья». В это неуклюжее оправдание спецкора невозможно поверить.

До трагической развязки оставалось чуть больше месяца. Можно только предполагать, чем она была вызвана. «Двадцать писем к другу» очень туманно и скупо повествуют об этой истории, Светлана Аллилуева имела на это право: ведь речь шла о ее первой любви, о чем-то сокровенном и интимном.

Но допустим, нас не интересуют альковные подробности. Непонятно, почему влюбленные постоянно пребывали в тревоге и предчувствии беды. Светлана часто об этом напоминает, злоупотребляя словом «ужасно»: «я чувствовала, что все это может закончиться ужасно», «мои домашние были в ужасе».

Светлана впервые в жизни страстно влюбилась. Почему это вызывало такой ужас окружающих? Ее избранник – не первый встречный, а знаменитый Каплер. Правда, он женат, но с женой давно расстался и хочет развестись. Появлялись они со Светланой в театрах и опере. Он встречал девушку у школы, таким образом демонстрируя серьезность и чистоту своих намерений.

Пьяные дебоши и безобразия Василия стали привычным явлением в «царской семье». Отец регулярно его распекал, сынок клялся начать новую жизнь, но хватало его от силы на несколько дней. По сравнению с братом Светлана была образцом благоразумия. Чего она могла бояться? Приступы гнева у отца были страшны, но никогда еще они не обрушивались на дочь. Настоящая опасность могла грозить Каплеру.

Светлана якобы умоляла его больше не видеться и не звонить друг другу. «Он согласился, что нам надо расстаться», – писала она. Наверное, Каплеру уже звонили из управления генерала Власика. Может быть, друзья убедили его быть осторожнее. Как на самом деле назрело это мудрое решение, неизвестно. Тем не менее влюбленные расстались «навсегда» – не виделись и не звонили друг другу две или три недели.

Все это время Светлана не находила себе места. Она не сомневалась, что Люся тоже думает неотступно только о ней, с утра до вечера. Позднее он признался ей, что ждал звонка, целыми днями лежал на диване и смотрел на телефон. Но все-таки не позвонил. И не позвонил бы первым, и жизнь его потекла бы и дальше по накатанной колее.

«Наконец, я первая не выдержала и позвонила ему, – призналась Светлана. – И все закрутилось снова». Их пытались образумить. Светлану – близкие, Люсю – генерал Румянцев, предложивший ему уехать в командировку, куда-нибудь подальше от Москвы. Каплер сказал, что послал генерала к черту, и бросил трубку. Но командировку все-таки оформил. В Ташкент, где начинались съемки фильма по его сценарию «Она защищает Родину».

В последний день февраля Светлане исполнилось семнадцать лет. Люся написал ей длинное и нежное, прощальное письмо. Они решили в этот вечер где-нибудь посидеть вместе, перед его отъездом и, может быть, настоящим прощанием.

Светлана не раз сетовала, что им негде было уединиться, они не могли пригласить друг друга к себе домой. Но возле Курского вокзала пустовала квартира, куда иногда Василий привозил своих друзей. Сразу после школы Светлана и Каплер направились туда. Перепуганный «дядька» следовал за ними.

«Он сидел в смежной комнате, делая вид, что читает газету, а на самом деле старался уловить, что же происходит в соседней комнате, дверь в которую была открыта настежь, – вспоминала Светлана, – мы не могли больше беседовать. Мы целовались молча, стоя рядом. Мы знали, что видимся в последний раз. Люся понимал, что добром все это не кончится, и решил уехать… Нам было горько и сладко. Мы молчали, смотрели в глаза друг другу и целовались. Мы были счастливы безмерно, хотя у обоих наворачивались слезы».

Когда они вернулись домой, Светлана не уточняет. Предчувствие беды ее так и не покинуло, хотя они расстались, как и желали того ее родные и генерал Власик. И «дядька» почему-то дрожал от ужаса, «от мысли, что теперь ему будет». Второго марта Алексея Каплера, уже собравшего вещи и готового отправиться в Ташкент, увезли на Лубянку, обыскали и предъявили обвинение – связи с иностранцами.

Действительно, Каплер был знаком почти со всеми иностранными корреспондентами в Москве. И не раз бывал за границей. Раньше никто не усматривал в этом состава преступлений. На допросах имя Светланы Аллилуевой даже упомянуто не было. «Английский шпион» был осужден и сослан на пять лет в Воркуту.

Утром следующего дня, когда Светлана собиралась в школу, к ней в комнату стремительно вошел отец. «Обычно сдержанный и на слова, и на эмоции, он задыхался от гнева, он едва мог говорить».

В своих воспоминаниях Светлана Аллилуева нередко противоречит самой себе. Часто упоминает о взбучках, которые устраивал Сталин брату, генералу Власику за то, что тот слишком много тратил на содержание «двора», другим чиновникам и приближенным.

Приступы гнева, наводившие ужас на близких и свиту, Сталин не мог или не находил нужным сдерживать. Светлана с болью писала о том, как страдала от грубости и несдержанности отца ее мать.

И вдруг мы узнаем, что «отец был обычно сдержанным». Безобразная сцена, которая за этим последовала, полностью опровергает это заблуждение. Отец потребовал немедленно отдать ему все письма «писателя», с особой ненавистью напирая на это слово. Светлана покорно достала из стола письма и фотографии, записные книжки Каплера и последнее «длинное, печальное, прощальное письмо».

 – Мне все известно! – многозначительно и угрожающе сообщил Сталин дочери. – Все твои телефонные разговоры – вот они здесь! – Он похлопал себя рукой по карману. – Твой Каплер английский шпион, он арестован.

Тут Светлана обрела, наконец, дар речи и сказала тихо, но твердо, что в эти драматические минуты походило на бунт:

 – Я люблю его!

 – Любишь? – «выкрикнул отец с невыразимой ненавистью к самому этому слову, и я получила две пощечины – первые в своей жизни».

Но гораздо сильнее пощечин оскорбили Светлану слова, которые она даже не чаяла никогда услышать от отца, «грубые мужицкие слова»: «идет война, а ты занимаешься…»

На «английского шпиона» Светлана не обратила внимания, эта фраза словно мимо ее ушей пролетела. Она ждала, что отец и его сподручные попытаются очернить Люсю в ее глазах. Что ж, им это не удастся. Она никогда не поверит, что ее любимый может стать предателем, врагом, иудой. Для нее он всегда был самым светлым, интеллигентным и порядочным человеком.

Но Иосиф Сталин с полным правом презирал людей: он хорошо понимал психологию обычного человека, женскую психологию. Наверное, неплохо знал собственную дочь. Он сказал именно то, что мгновенно излечило ее от любви, отравило душу ревностью, горечью и сомнением.

 – Я все знаю! – еще раз повторил он. – «Ты бы посмотрела на себя – кому ты нужна? У него кругом бабы, дура!»

Отец повернул ее лицом к зеркалу, собрал Люсины письма и ушел к себе в кабинет. А Светлана долго смотрела на свое отражение. Она была раздавлена, унижена, убита. «Лучше б живую в землю закопали», – пела няня в одной из своих песен. Это про нее.

Сомнения и раньше предательски закрадывались в душу: «действительно, разве Люся мог всерьез полюбить меня, зачем я была нужна ему?» Светлана считала себя дурнушкой, несмотря на протесты няни и подруг. Но почему-то рядом с Люсей она всегда забывала об этом. Он словно обволакивал ее нежностью и вниманием. Когда он смотрел на нее, она чувствовала себя любимой, единственной.

«У него кругом бабы». Ревность ужалила ее в самое сердце. Никогда еще она не испытывала такой боли. Слухи о многочисленных Люсиных романах и раньше доходили до нее. Но любовь застилала ей глаза. Она даже верила, глупышка, что вытеснила из его сердца знаменитых красавиц, актрис и писательниц.

Светлана привыкла к угодничеству и лести окружающих. С некоторых пор она стала понимать, что одноклассники и знакомые добиваются ее дружбы и расположения отнюдь не потому, что она им нравится. Просто им что-то от нее нужно. Голый расчет правил миром. Это открытие отравило ей душу. Она стала презирать людей, как отец.

Отец преподал ей жестокий урок. Его циничные слова попали точно в цель. Светлана заподозрила даже Люсю, которому еще вчера верила безгранично. Ему нужна была дочь Сталина, а не маленькая смешная школьница.

В тот день Светлана все-таки пошла в школу. Продолжала жить по привычке, чисто механически. Даже отвечала на чьи-то вопросы, терпеливо высидела все уроки. Вечером отец позвал ее к себе. Он рвал и выбрасывал в корзину письма и фотографии Каплера, при этом ворча:

 – Писатель! Не умеет толком писать по-русски. Уж не могла себе русского найти.

«То, что Каплер – еврей, раздражало его, кажется, больше всего, – вскользь заметила Светлана. – Мне было все безразлично. Я молчала, потом пошла к себе. С этого дня мы с отцом стали чужими надолго».

Но первый муж Светланы, за которого она вышла всего лишь через год после ареста Люси, тоже был евреем. Тем не менее отец только устало махнул рукой вместо родительского благословения – выходи за кого хочешь. И к ухаживаниям Каплера он очень долгое время относился снисходительно. Что же привело его в ярость и заставило так жестоко расправиться с бедным Люсей?

Слухи и толки – источник информации, к которому всегда относились с предубеждением. Но в них скрыто гораздо больше истины, чем в официально обнародованных воспоминаниях, мемуарах, письмах, авторы которых с полным правом интерпретируют события на свой лад, скрывают, умалчивают, а то и просто лгут.

Слухи просачивались даже сквозь толстые стены Кремля. Алексей Каплер всегда вел себя безукоризненно, по-джентльменски, не хвастался своими победами, оберегал имена женщин, которых любил, от злословия. Тем не менее кое-кто из его друзей не сомневался в том, что его отношения со Светланой Аллилуевой не были платоническими.

Не сомневались, что легкомысленный и беспечный Люся собственной рукой вычеркнул десять лет из своей жизни. Утром первого марта «дядька» доложил о том, что его «поднадзорная» провела вечер («посвященные» утверждают, что всю ночь) в квартире возле Курского вокзала вместе с Каплером. Донесение было передано по цепочке и вскоре вместе с записями телефонных разговоров Светланы легло на стол Самому. Какой отец не пришел бы в ярость от такой новости!

Сама Светлана с горечью обмолвилась по этому поводу: «они знали о нас даже то, чего не было…» Возможно, Каплер пострадал безвинно. Генерал Власик и его штат судили об этой любовной истории в меру своих солдафонских, примитивных представлений о чувствах и отношениях.

С легкой руки западных журналистов, которые много писали о дочери Сталина в шестидесятые и семидесятые годы, она стала «жертвой режима». Теперь уже не только в России, но и за ее пределами читатели с сочувствием обсуждают судьбу Светланы, первая любовь которой была растоптана тираном-отцом. Предполагают, что Иосиф Сталин просто не в силах был вынести аналогии: ведь в 1917-м он, сорокалетний мужчина, соблазнил шестнадцатилетнюю Надежду Аллилуеву.

И все-таки настоящей жертвой этой истории стал Алексей Каплер. Он пострадал больше всех. Переживания Светланы, крушение девичьих грез и в сравнение не идут с тем, что выпало на его долю.

Жизнь Светланы после ареста Люси потекла так же уныло, скучно и одиноко, как раньше. Она словно угасла, ушла в себя. И все же от влюбленной девушки с таким страстным, неровным характером можно было ожидать непредсказуемых поступков. Она не хлопотала за Люсю, как просила за всех близких ее тетка Анна Аллилуева. Она не пыталась узнать от друзей о его судьбе в лагере, написать ему, отправить посылку, в которой он на первых порах отчаянно нуждался. Это можно было сделать через вторые-третьи руки, если она опасалась гнева отца.

Сколько женщин в те страшные годы жили слухами Оттуда, редкими весточками, беспокоясь о судьбе сына, мужа, возлюбленного… Актриса Ангелина Степанова не побоялась переписываться с драматургом Эрдманом, которого горячо любила, и даже отправилась к нему в ссылку – просто увидеть, поддержать.

Кому-то покажется нелепым это сравнение. Ангелина Степанова – личность, незаурядная женщина, к тому же зрелая и сложившаяся. А Светлана Аллилуева – девчонка, капризная и безвольная, выросшая в густой зловещей тени своего отца.

И все же Светлана всегда добивалась своего, если хотела. Всего год спустя она вышла замуж, несмотря на то что отцу очень не нравился ее новый избранник. Прояви она настойчивость тогда, в марте 1943-м, как знать, чем могла бы закончиться эта история.

Не страх заставил ее так малодушно забыть Люсю, почти предать, а скорее уязвленное самолюбие, ревность, бессердечие и непонятное для влюбленной девушки равнодушие.

Уже в то время стали понемногу проявляться черты характера Светланы. С годами они только усугублялись. Изначально Бог заложил в женскую природу жертвенность, преданность и постоянство. Но как и все великие замыслы, этот многое потерял при конкретном воплощении. Светлана органически не была способна на жертвенность.

Она не жертвовала ничем не только для мужей, возлюбленных, но даже для детей. Может быть, в этом причина того, что все ее браки очень быстро рушились. Она не умела уступать, быть терпеливой и снисходительной к недостаткам близких. Почти любая семья держится на ежедневных компромиссах и мудрой женской «политике». Никто из близких не отмечал в Светлане мягкости и женственности. Она была вся – порыв, напористость, упрямство и страсть.

Только через двенадцать лет Светлана неожиданно столкнулась с Алексеем Каплером на съезде писателей. И забытое чувство вспыхнуло вновь…

Но тогда, весной 1943-го, когда Светлана вернулась к своему ненавистному, однообразному существованию, Алексей Каплер попал в совершенно иной мир и вынужден был к нему приспосабливаться. Казалось бы, его личная судьба, карьера – все рухнуло. Со многими заключенными так и случалось. Даже те, кому посчастливилось выжить, возвращались домой сломленными людьми.

Но к Алексею Каплеру это не относится. В нем было столько жизненных сил, воли, энергии, что хватило бы на несколько человеческих судеб. Мало кому это удавалось, но он и в ссылке ухитрялся жить в полную силу, влюбляться, работать, строить планы на будущее, стойко перенося неудачи.

В начале своего пятилетнего заключения он решил, что самый разумный для него выход – это фронт. Лучше погибнуть от пули, чем тихо угаснуть от голода и непосильного труда. Он пишет письмо самому Сталину, очень смелое для заключенного. Это послание человека не только не сломленного, но осмеливающегося напомнить о былых своих заслугах:

«Уважаемый Иосиф Виссарионович, я осужден Особым совещанием за антисоветские высказывания. Не признавал их и не признаю! Награжден орденом Ленина и удостоен Сталинской премии первой степени. Причастен к фильмам «Она защищает Родину», «Котовский». Я могу признать только у себя нескромность. Позвольте мне отправиться на фронт, умоляю Вас об этом.

Алексей Каплер».

Многие заключенные писали тогда самому Сталину, умоляли восстановить справедливость. Те, кто в справедливость уже не верил, просились на фронт. Едва ли эти письма доходили до вождя народов, но просьбы об отправке на фронт иногда удовлетворялись. Появились особые батальоны смертников из заключенных, проявлявшие чудеса храбрости и самоотверженности. Им нечего было терять.

Письмо Каплера Сталин читал или был ознакомлен с его содержанием. Он поручил Берии разобраться. Берия быстро разобрался и доложил: о фронте не могло быть и речи – у Каплера сестра во Франции.

В Москве он приятельствовал с американскими и английскими корреспондентами. Это означало, что Каплер мог сдаться в плен и найти покровительство у родственников или зарубежных друзей.

Наверное, отказ был для Каплера большим ударом. Но он не пал духом. Теперь ему приходилось надеяться только на свое, обаяние и былую громкую славу. Вскоре он уже работал в фотографии и пользовался относительной свободой передвижения в отличие от других заключенных. Таких счастливчиков можно было по пальцам перечесть. Что ж, Алексей Каплер любил жизнь, и она отвечала ему взаимностью. Он умел завязывать знакомства и добиваться расположения даже самых неприступных людей, например лагерного начальства.

И все же поневоле приходит мысль о каком-то тайном покровительстве заключенному Каплеру. Хочется верить, что Светлана робко просила за него – не отца, а Берию или других всемогущих чиновников, в чьих домах она бывала и дружила с их детьми. Она могла замолвить словечко кому-нибудь из жен или детей. Такие семейные заступничества часто оказывались более успешными, чем официальные ходатайства. Женщины из их круга, конечно, слышали эту романтическую историю и сочувствовали Светлане, хотя не все верили в искренность Люси, этого известного московского донжуана.

А может быть, за Алексея Каплера хлопотали его знаменитые друзья. Такие могущественные, как Симонов. Кому бы он ни был обязан за эти послабления – самому себе, своим талантам или тайному заступничеству, жилось ему в Воркуте несравненно легче, чем другим заключенным. Но Каплер был насильно вырван из привычной среды обитания – бурной, кипучей и блестящей. Лишен былого блестящего окружения равных себе, прославленных людей. Конечно, он чувствовал себя несчастным и обделенным.

Новая большая любовь к очень незаурядной, яркой женщине не принесла ему большое утешение. Актриса Валентина Токарская тоже отбывала срок в Воркуте. Играла в местном театре. На спектакли актеров-заключенных водили под конвоем.

И все же они как-то ухитрялись встречаться в фотографии, хотя Валентина Георгиевна очень боялась быть застигнутой «на месте преступления». Если бы вдруг нагрянули с обыском и застали ее у Каплера, ей грозили большие беды. Могли снова отправить на «общие работы». Токарская уже таскала бревна на лесоповале и знала, что это такое.

На случай облавы изобретательный Каплер придумал и сам сделал потайную дверь в шкафу. Если кто-то посторонний заходил в фотографию, Валентина исчезала в шкафу и через минуту-другую оказывалась на улице, в глухом переулке.

Друзья Каплера говорили, что до лагеря Люся по-настоящему любил только одну женщину – Тасю Златогорову. Он даже сделал ее соавтором некоторых своих сценариев, например «Ленин в 1918 году». Это была первая, юношеская любовь из далеких, счастливых и беззаботных киевских лет.

Второй «настоящей» любовью по праву стала Валентина Токарская. Третьей – поэтесса Юлия Друнина, с которой Алексей Каплер прожил последние годы своей жизни. Никому и в голову не пришло включить в этот короткий список Светлану Аллилуеву. Всего три имени из великого множества женских имен – жен, возлюбленных, кратких увлечений Люси Каплера.

Валентина Георгиевна Токарская была умной, душевно тонкой и изящной женщиной. В черной лагерной безысходности она напоминала Алексею Каплеру о прошлом. Она сама была частичкой его счастливого прошлого. Они отогрелись друг возле друга. Они верили, что, пережив Воркуту и лагерь, уже никогда не расстанутся. Каплер обещал Валентине – если они благополучно вернутся в Москву, – что будет жить только ради нее, он станет носить ее на руках. Тогда, в Воркуте, он сам в это верил. И конечно, не сдержал слова…

Алексей Каплер освободился раньше Валентины. Без права проживания в столице. Он должен был отправиться в Киев к родственникам. Но вместо этого тут же очутился в Москве! Он и сам понимал, что рискует, что это безрассудно, опасно. Но ничего не мог с собой поделать. Так хотелось пройти по московским улицам, которые не видел пять лет, повидать друзей.

Он прожил в столице три дня. Друзья принимали его радушно, обещали поддержку, работу. Со временем он надеялся получить разрешение и на приезд в Москву. Говорят, Каплер виделся с Симоновым. Симонов при желании мог вернуть его в мир кино, без которого Люся просто не мог жить.

Каплер был особенным заключенным, только что вернувшимся оттуда. Его помнили, любили, готовы были помочь. И все же кто-то из знакомых донес. А может быть, его «вели» от самой Воркуты. Кто-то упорно не желал, чтобы Каплер появился в столице.

Его арестовали, когда он садился в киевский поезд. За ослушание наказали очень сурово – еще пять лет лагерей. Он просил вернуть его в Воркуту к Валентине, но пришлось ехать гораздо дальше – в Инту. Однако Алексея Каплера и это не сломило. Вскоре его снова пристроили на легкую работу в конторе.

Он переписывался с Валентиной и считал дни. В Воркуте ждать было легче. Здесь время тянулось невыносимо медленно. Наверное, поэтому неугомонный Люся Каплер и сорвался. А ведь мог благополучно пережить оставшийся срок. Но даже в сорок пять Каплер все еще оставался безрассудным, легкомысленным Люсей. Завел роман с женой какого-то лагерного начальника, потерял теплое место и был сослан на общие работы. Общие работы – это лесоповал или стройка в любую погоду. Особенно страшны были сорокаградусные северные морозы.

Алексей Каплер до ссылки никаких жизненных тягот и забот не знал. Его киевское детство было беззаботным и обеспеченным. Отец, состоятельный человек, посылал детей учиться за границу, сумел дать им хорошее образование. И тем не менее этот баловень судьбы стойко и достойно перенес две ссылки. Не иначе как легкий нрав и мажорное восприятие мира помогли Алексею Каплеру выжить и сохранить себя от отчаяния, озлобления.

Как-то один из заключенных, бывший студент ВГИКа, недавно попавший в лагерь, спросил его, бывалого зека, уже заканчивающего срок:

 – Скажите, а вы не родственник тому самому, знаменитому Каплеру?

И бывалый зек, усмехнувшись, ответил не без гордости:

 – Ай эм!

Студент обомлел и вначале не поверил. Может быть, к началу пятидесятых прежнего неугомонного Люси уже и не было. Внешне Каплер очень изменился. Но далеко не к худшему. Черты лица смягчились, в глазах появилась легкая грусть. Добавить к этому благородную седину в волосах – и перед нами портрет нового Алексея Каплера, мудрого, сдержанного и доброжелательного ведущего «Кинопанорамы», на многие годы ставшей любимой передачей миллионов телезрителей.

После возвращения Каплер с прежней энергией принялся завоевывать тот мир, без которого не мог жить, – мир кино. Он был слишком деятельной натурой, чтобы довольствоваться вторыми или третьими ролями. Он всегда играл только главные, самые видные. И судьба к нему благоволила, словно искупая вину за погубленные годы ссылки.

Если это десятилетие считать своеобразной вехой в жизни, то слава Алексея Каплера «после», конечно, намного превзошла его популярность журналиста и сталинского лауреата «до». Появилось новое чудо – телевидение. Оно позволило Каплеру запросто войти в каждый дом и принесло ему известность, о которой он едва ли мечтал.

Каплер выгодно отличался от ведущих телепрограммы той поры. Почти все они сидели перед телекамерами с каменными физиономиями, словно аршин проглотив, боялись сказать лишнее слово, часто вещали по бумажке. Конечно, Алексей Каплер был среди этих истуканов самым «человечным». Он разговаривал с телезрителями мягко, доверительно, но без заискивания и панибратства. Почему мы устремлялись в пятницу, в один и тот же час к экранам телевизоров? Потому что в «Кинопанораме» звучало настоящее живое слово – редкое в те дни.

Личная жизнь сложилась тоже очень счастливо. Они поженились с Валентиной Георгиевной и несколько лет прожили очень дружно. Это была очень гармоничная и любящая пара. Мудрая Валентина Токарская не требовала от мужа невозможного, то есть верности. Хранить верность одной женщине – это было выше его сил. Жена предпочитала не замечать его многочисленные увлечения.

О встрече с Алексеем Каплером через одиннадцать лет Светлана вспоминает в «Двадцати письмах к другу»: «На втором съезде советских писателей в Кремле, в залитом огнями Георгиевском зале я встречаю Люсю…»

Они встретились, и роман на короткое время возобновился. Но Каплер уже не был прежним Люсей. И самое главное – переменилась сама Светлана. Пожалуй, десять лет скучной и благополучной жизни сильнее искалечили ее характер, чем ссылка Каплера. Все чаще проявлялись непредсказуемость поступков, неоправданные взрывы гнева и нелогичность поведения.

Зачем, например, Светлана отправилась в театр объясняться с Валентиной Токарской? «Не знаю зачем, – признается сама Светлана. – У меня было смутное чувство, что мне надо это сделать». Это «смутное чувство» все чаще ею управляло, и она не давала себе труда подумать, заслуживает ли доверия этот советник.

Встреча с женой Люси стала большим ударом для Светланы. Она поняла, что эту пару связывают слишком крепкие узы и разорвать их ей не удастся, сколько бы она ни старалась. Это открытие ее страшно уязвило. Токарская вежливо выслушала сбивчивые объяснения: она любит Люсю и потому имеет на него какие-то непонятные права…

Светлана как будто не понимала, ей и в голову это не пришло, какой чудовищный поступок она совершила: явилась к обманутой жене, чтобы сообщить – у меня связь с вашим мужем и мне он нужнее, чем вам!

«Она была очень мила со мной – немолодая, умная, изящная женщина, актриса до мозга костей. Она хотела быть доброжелательной и великодушной», – с раздражением писала Светлана. Она ожидала другого. Может быть, надеялась, что Токарская вспылит и в сердцах выгонит мужа или уйдет сама. По натуре Светлана была разрушительницей и умела вносить сумятицу и раздоры в отношения между людьми.

Но интеллигентная и мудрая Валентина Георгиевна словно стояла не рядом с ней, а на высоком пьедестале. Светлана почувствовала себя простушкой, обывательницей, которая явилась для того, чтобы разбить окна сопернице и оттаскать ее за волосы.

Токарская только улыбнулась в ответ на ее взволнованные признания и претензии и спокойно объяснила, что считает мужа свободным человеком и позволяет ему жить так, как он хочет. «Да, я всегда знала, что Люся очень неверный человек, – сказала она на прощание. – Не обольщайтесь. Он любил в своей жизни одну лишь Тасю Златогорову, но даже и ей он не был верен. Это такая натура».

Недаром Светлана Аллилуева не включила этот эпизод в первое издание книги. В слишком неприглядном свете она себя выставила. С какой горечью написаны эти строки: «Мне нечего было больше говорить. Я получила все те удары, которых искала получить. Я знала – это конец всему. Люся ополчился теперь против меня, его негодованию не было границ. Его не стало больше.

 – Зачем ты сделала это? Ты можешь объяснить мне?

Нет, я не могла объяснить. Что-то двигало мной помимо моей воли» («Двадцать писем к другу»).

На этот раз произошел полный разрыв, хотя из этих строк нетрудно понять, как отчаянно хотелось Светлане удержать Люсю. Но в его голосе она уловила нотки неприязни. Трудно было вывести из себя добродушного, терпимого Люсю, но Светлана ухитрилась это сделать.

И все-таки они иногда встречались после этой ссоры. В своей книге «Дети Кремля» Лариса Васильева довольно подробно рассказывает о жизни Алексея Каплера после ссылки, хотя он никогда не принадлежал к кремлевской элите. Уже в зрелые годы он встретил свою последнюю большую любовь – поэтессу Юлию Друнину, ушел от Валентины Токарской и женился на «Юленьке». По общему мнению друзей и знакомых, это был один из тех редких браков, которые совершаются не на грешной земле, а на небесах. Супруги редко расставались даже на несколько дней, а если это случалось, они писали друг другу нежные письма и посылали телеграммы.

Конечно, до Светланы доходили слухи об этом идеальном союзе. Она всегда проявляла ревнивый интерес к личной жизни знакомых и родственников, может быть, потому, что у самой эта жизнь не складывалась. Каплер никогда не искал с ней встреч. Но Светлана не могла отказать себе в удовольствии хотя бы изредка его увидеть. Она приходила к нему домой, и они о чем-то подолгу беседовали. О чем? Юлия Друнина не была ревнива и не проявляла женского любопытства делам мужа.

Алексей Каплер прожил долгую счастливую жизнь. Громкой славы, удач, благополучия и любви ему выпало гораздо больше, чем испытаний и трудностей. Этот баловень судьбы ухитрился обмануть старость. Старости у Алексея Каплера как будто и не было. До последних дней он работал: преподавал во ВГИКе, читал чужие рукописи, по возможности их пристраивал. Он любил помогать и опекать молодежь.

Умер Каплер 11 сентября 1979 года Юлия Друнина так и не сумела оправиться после его смерти. Она называла мужа последним Дон Кихотом. И за то, что он по-рыцарски относился к женщинам, боготворил их. И за то, что он мог, не задумываясь, броситься на помощь к ближнему.

У Юлии Друниной было все – ее творчество, общественная деятельность, друзья, близкие. Тем не менее однажды, в минуту черной тоски и отчаяния, она вошла в гараж и, плотно прикрыв дверцу машины, включила зажигание. Таким странным способом она решила уйти из жизни, которая без Дон Кихота стала для нее пустой и невыносимой…