Текст книги "Тамплиеры-2. След варана"

Автор книги: Варвара Болондаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Варвара Болондаева
Тамплиеры-2. След варана

ПРОЛОГ

Недобрый XI век расколол Европу как удар топора. Пропасть, разделившая Восточную и Западную её части, оказалась глубже и непреодолимее всех границ. А распри – непримиримее и жестче.

Движимый жаждой власти римский папа Лев IX отказался подчиняться патриарху. Неслыханный бунтарский шаг. Доселе неделимый христианский мир распался на Католическую и Православную Церкви, а византийский патриарх и римский папа предали анафеме друг друга.

Но это была не единственная беда Византии. Как прожорливая саранча, с Востока напирали турки-сельджуки. И вот уже земли по ту сторону Босфора покрылись пылью от копыт лошадей – турки не любили жеребцов и ездили на послушных кобылах. Колыбель христианства, сказочно богатая древняя Анатолия отныне стала турецкой землей.

Отчаявшийся византийский император Алексий I не нашел другого выхода, как просить помощи у западных братьев. Но безопаснее было поручить лисам стеречь цыплят, Дон Жуана сторожить гарем, а медведям – охранять ульи. Увы, на бывшие земли восточных христиан римский папа имел свои виды. Понтифик Урбан II благословил поход на Восток, который позже нарекли Первым Крестовым. Поход против мусульман, захвативших святые для христиан земли.

Как крошечные ручейки стекаются в одну бурную реку, так из разношерстных толп слилась неуправляемая орда, где каждый был сам себе начальником и командиром. Суровые скандинавы-норманны, французы и фламандцы, расчетливые генуэзцы и веселые итальянцы. Как волки на запах добычи и крови, из лесов вышли полудикие германские племена. Благородные рыцари на роскошных конях и темная беднота в лохмотьях, простолюдины-тафюры, вооруженные монахи и каторжане, ремесленники и крестьяне, старики и юнцы, жены с детьми, монахини и проститутки, девицы целомудренные и потерявшие честь – всех роднило одно – нашитые на одежду кресты и фанатичная вера. Кто-то шел вслед за епископом или вассалом, кто-то за «божественно озаренным гусем», кто-то за бродягой Пустынником Пьером. Немало было и таких, что шли за его, Пьера, старым тощим ослом. Кстати, вьючную скотину тоже объявили святой. Шли к горнему граду Иерусалиму, отмеченному на любой карте, как желанный центр Земли.

Толкаясь и ссорясь между собой, наперегонки, разрозненные толпы крестоносцев двинулись на юго-восток. Ох, досталось тогда и самой матушке-Европе! Сотни тысяч ног сровняли с землей пашни, посевы, деревни. Несчастный Белград разграбили и сожгли, как разоряли городки поменьше. А в местечке Сэмлин из-за пары сапог крестоносцы передрались между собой. Четыре тысячи человек с нашитыми на плечах крестами вперемешку с жителями городка остались лежать – бесславно и глупо, так и не увидев, как встает солнце по ту сторону Босфора.

Босфор первыми пересек отряд бедноты во главе с красноречивым Пустынником Пьером и бедным, как церковная мышь, рыцарем Безгрошовым Вальтером. В дешевых башмаках, а то и босиком, на телегах, груженных хламом и плачущими малышами, с кольями и крестами, ржавыми тупыми мечами и пальмовыми ветвями в руках. Голодные, оборванные, с диким блеском в глазах, жаждущие подвигов и наживы. Сколько было их? Знает только Всевышний. Может, тридцать тысяч, а может быть – триста. Напрасно усмирял их Пьер и призывал к порядку. Толпа бросилась истязать местных жителей, насиловать и грабить. Детей рубили на части, стариков душили и развешивали на ветвях на манер убранства рождественских елок, женщинам отсекали грудь и вырезали чрева. Если бы вы оказались там, то оглохли бы от криков и плача. Но, похоже, молитвы несчастных оказались сильней, и Небеса вмешались. Вся оголтелая, пьяная от крови и вина армия бедноты попала вскоре в ловушку. Сельджуки подстерегли их в ущелье и расстреляли из луков. Один только рыцарь Безгрошовый Вальтер поймал своей грудью семь стрел – острых, как шипы акаций. А те, кто избежали стрелы, наткнулись на кривые сабли и копья.

Сколько погибло их? Знает только Всевышний. И храбрый Реджинальд Бройс, и добрый Фалькер де Орьенс – из трупов армии бедноты свалили холм. Нет, не холм, а высокую гору. Смрад от гниющих тел чувствовался за километры. Нищие пилигримы и при жизни не очень-то приятно пахли, теперь же вблизи их тел можно было потерять рассудок. Говорят, во всей Анатолии самые жирные шакалы и грифы с тех пор встречаются именно там, в «долине Дракона» между Циботусом и Никеей.

Еще печальнее оказалась судьба германцев. Их не спасли ни амулеты, ни дикий разбойничий нрав. На пути трехтысячного отряда германцев оказалась крепость Ксеригордон – легкая с виду добыча. Легкая, как червячок на крючке для подплывшей голодной рыбы. И германцы проглотили наживку. Они без труда перебили турецкий гарнизон и накрепко заперлись изнутри. Но вот беда, все колодцы остались снаружи – там, куда стянулись турецкие войска. Под нещадным азиатским солнцем крестоносцы неделю пили кровь из вен своих лошадей и жижу из канализационных сливов. В обмен на воду и жизнь германцам предложили сдаться. Те подумали – и согласились.

Все германское войско отреклось от Христа, сдалось и приняло мусульманство, а затем с позором окончило свой путь на турецких невольничьих рынках.

* * *

Тем временем пора бедноты прошла, и на азиатский берег Босфора высадились блистательные отряды баронов и принцев: Раймонд Тулузский, Готфрид и Балдуин Бульонские, Роберт Фландрский и Роберт Нормандский, князь Боэмунд и множество других благородных мужей, закаленных в походах. В богатых доспехах, в окружении оруженосцев и слуг, на боевых жеребцах норманнских кровей – ширококостных и невысоких – на анатолийскую землю ступили рыцарские войска. Роскошный поход дворянства. Первый крестовый поход свернул в новое русло. Один за другим пали турецкие города – Антиохия, Никея. Вместе с ними, как напившиеся кровью клещи, отпадали насытившиеся войной и разбогатевшие дворяне.

Но вот беда, из всей армады немногая часть еще помнила о цели похода. Где-то там, далеко, под палящим солнцем пустыни лежал святой город. Гроб Господень, Иерусалим оставались в руках мавров-арабов. Оставшихся верными своей цели ждал долгий мучительный путь, словно по раскаленным камням ада. Рыцари, слуги и кони сотнями умирали от жажды. Доспехи и телеги, груженные оружием и награбленным добром, попросту бросались вдоль дороги. Ноги стирались до мяса, руки не слушались и отказывались держать щиты и мечи, плечи гнулись под тяжестью доспехов. Благородные рыцари, которым позорно быть без коней, ловили ослов и мулов, чтобы наречь их боевыми конями. Говорят, даже коз, собак и свиней заставляли тащить грузы. Глоток воды стоил тогда дороже золотого кувшина.

И вот, на рассвете 7 июня 1099 г. крестоносцы подступили к Иерусалиму. Неприступные стены Святого города, окруженные рвами, они увидели с вершины холма, который с тех пор прозвали Горой радости – Монжуа. Те, кто дошел, плакали и целовали камни.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая
Сон брата Сезара

Сквозь полотняный занавес походного шатра сочилась голубоватая дымка, что бывает на Святой Земле перед рассветом – время, когда все вокруг прозрачно, лениво и сонно. Небо – бездонная лазурь с подпалиной на востоке, бессовестно чистое небо – ни облачка за июнь, все еще было усеяно тяжелыми звездами, а вершины холмов и пики минаретов за городской стеной уже золотились солнцем.

Брат Сезар сладко ворочался на своем тощем тюфяке, набитом затхлой соломой. Подушкой ему служил шерстяной свернутый плед – единственное, что он прихватил из Маарры.

Блаженная улыбка гуляла по приоткрытым губам, а щеки пылали румянцем. По тому, как под закрытыми веками подрагивали и бегали глазные яблоки, нетрудно было догадаться, что Сезар видит сон, и сон ему очень приятен. Брату Сезару снилась кузина Иветт, в том возрасте, когда Сезар – до пострига его звали Жан-Жаком, вслед за бродячим монахом убежал из родного дома. Снилось, что кузина Иветт раскачивалась на качелях – так высоко, что ветер трепал её нижнюю юбку, хохотала, болтала пятками и звала к себе, а Сезар краснел и стеснялся.

– Кузен Жан-Жак… – Иветт спрыгнула с качелей и подошла вплотную, так что её дыханье щекотало ухо: – Кузен Жак-Жак, взрослых нет дома…

– …хозяина нет дома! – золотые кудри Иветт вдруг потемнели и свились в косы вокруг головы, перевитые жемчужной нитью. – О, нет! Господин, пощадите!

Брат Сезар в своем беспокойном сне отшатнулся, и вот уже вместо кузины Иветт перед ним стояла турчанка из того дома в Маарре – такая же юная, лет пятнадцати, и прикрывалась руками. Жгуче яркое зрелище! Проклятье Маарры, ненасытный суккуб, отныне по ночам проверявший на прочность целомудрие брата Сезара, особенно если монашек перед сном сытно покушал. И если бы через полвека на смертном одре вы спросили брата Сезара, что он помнит о Святой Земле – первым бы в седой голове всплыл этот волнительный образ.

Полгода назад, в ноябре, монахи-бенедиктинцы Желонского монастыря штурмовали дом богатого сельджука в Маарре. Самым сложным было выломать окованную железом дверь, а зачистить дом от жен и детей оказалось проще простого. Мужчины – все, кто мог держать лук или меч, сражались на городских стенах. Никем не сдерживаемый брат Сезар забежал на второй этаж, потом дальше – вдоль резной балюстрады. Справа была хлипкая ажурная дверь с кисейной цветной занавеской – монах с размаху врезался в нее плечом – дверь скрипнула и распахнулась.

– Сизе не лязым? (Что вам нужно?)

Через комнату, залитую золотистым от цветных витражей светом, метнулась светлая тень. Вместо свирепого мавра или хитрого головореза-сельджука пред опьяневшим от крови крестоносцем дрожала молоденькая девушка – наложница или жена неизвестного господина. Теперь испугаться пришлось Сезару. Так близко полуобнаженное женское тело монах видел в первый и единственный раз. Там, где упругую плоть не скрывал легкий шелк, белела алебастровая кожа. Темный глубокий пупок с гранатовой каплей-сережкой. Резкий изгиб бедра, голые коленки в прорезях шаровар. Маленькие дерзкие груди, рвущиеся вперед из-под прозрачной рубахи, тонкие щиколотки, запястья в браслетах, босые изящные ноги…

– Эй, Сезар, что застыл?

Брат Дьедоне оттолкнул Сезара и полоснул мечом чуть выше маленьких грудей. Турчанка вскрикнула и осела. Из широкого разреза забилась кровь, пульсируя и делая непрозрачной рубаху.

– Режь подстилку сельджуков! – Дьедоне сапогом толкнул одалиску в грудь, чтобы опрокинуть навзничь, вертикально воткнул меч и навалился всем телом.

– Не помнишь?! Долгий взгляд на женское тело ведет твою душу в ад!

Под мечом что-то хрустнуло и захрипело. Не дожидаясь, пока бьющаяся в судорогах турчанка затихнет, брат Дьедоне вырвал диамантовые серьги из ушей и стянул с тонких пальцев перстни. По количеству украшений на девушке было видно, кто в доме сельджука был «любимой женой».

– Что стоишь? Прибей четки на дверь, сюда уже сунулись иоанниты.

Брат Дьедоне рывком выдернул из агонизирующего тела меч и бросился дальше. Откуда-то из-за стены раздался женский визг, плач ребенка, потом нечеловеческий крик и через минуту все замолкло.

Во сне рана турчанки совсем зажила. Она вилась тонкой коралловой нитью, а уродливого кровавого разреза в груди словно и не бывало.

– Брат Сезар, брат Сезар, – шептала турчанка голосом кузины Иветт и подходила все ближе. – Брат Сезар, торопись, хозяина нет дома!

Пахло померанцем и молоком, горячее дыхание обжигало, и брат Сезар все сильней искушался.

– Ну, так, что? Слаб человек, – успокаивал Сезар сам себя, поддаваясь запретной страсти. – Упал один раз – и поднялся.

Турчанка из сна плавно изгибала стан, и монеты на поясе её шаровар быстро и мелко звенели:

– Иди ко мне, брат Сезар! Крестовый поход искупит все прегрешения!

Все ухнуло в горячую темноту, качнулось, поплыло, и брат Сезар провалился в объятья турчанки.

– Крестовый поход искупит все прегрешения! – лицо соблазнительницы вдруг вытянулось и покрылось рвами морщин и пегой седой щетиной. Вместо юной одалиски перед ним возник епископ Адемар Монтейльский, преставившийся год назад в Антиохии от сыпного тифа. Его преосвященство сиял, а белые одежды развевал ветер.

– Ах ты, блудник! – он топнул ногой и замахнулся своей знаменитой боевой дубинкой – убивать неверных настоящим оружием ему не позволял священнический сан: – Frater Сезар, ты позабыл для чего здесь?

От этого возгласа брат Сезар проснулся. Полоса солнечного света пробивалась сквозь занавес. За стеной шатра бряцали доспехи, блеяли овцы, кудахтали куры, и детский плач раздавался где-то рядом. Две недели назад, семнадцатого июня в Яффу прибыло шесть генуэзских судов с провиантом, и голод, терзавший крестоносцев с весны, отступил на короткое время. Вместе с провиантом в палестинскую глушь прибыли материалы и инструменты для строительства осадных орудий, оружие, дротики для баллист и болты для арбалетов, а главное – генуэзские плотники и инженеры. Их доставил в лагерь отряд из трехсот человек, под командованием Раймунда Пеле, отбивая по дороге нападки мавров. А также в целости и сохранности был привезен подарок византийского императора Алексия – чертежи осадных башен, по которым незамедлительно началось строительство. Работы для всех хватало.

Брат Сезар пошевелил губами, вспоминая обрывки приятного сна, и его лицо вдруг озарилось улыбкой. Он подскочил на тюфяке, яростно почесал искусанные блохами и вшами бока – слава Богу, ни одна из них не оказалась тифозной – именно вши не так давно отправили тысячи крестоносцев на тот свет. С криком:

– Радуйтесь, мне приснился епископ! – Сезар побежал к выходу, спотыкаясь о лежавших на полу братьев.

Весть о чудесном сне брата Сезара полетела от стоянки к стоянке. «Поддержка бедных, советник богатых» – пусть бестелесный, папский легат епископ Адемар де Монтейль был снова с войсками. А уже к полудню войсковой капеллан отец Раймунд Ажильский – тот самый, кто жаловался, что в Маарре турки бедны и их приходится долго мучить, в сопровождении счастливого брата Сезара стоял перед резиденцией предводителя южного лагеря крестоносцев.

Поднявшееся в зенит солнце утратило нежность и нестерпимо жгло, делая не раз обгоревшую кожу смуглой, как у сарацинов. Горячий воздух, нагревшийся от раскаленной земли, плавился и рябил, предметы в округе походили на миражи. Под заскорузлой от грязи монашеской робой ручейками тек пот, а укусы вездесущих вшей нещадно зудели. Кожаные тапочки то и дело скользили на камнях – идти нужно было в гору. Южный лагерь, под предводительством Раймунда Тулузского, раскинулся на горе Сион – полтысячи рыцарей на конях и до пяти тысяч пеших. Сам одноглазый граф Раймунд располагался с семьей в захваченном особняке рядом с церковью Пресвятой Девы. Говорят, до него там жил византийский священник-монах с матерью и сестрой. Но мало ли, до чего могут дойти хитрые сарацины! Человек в черной ризе с крестом на груди и женщины с ним были усечены мечом и свалены в яму за храмом. Туда же стянули убитых певчих и слуг, которые зачем-то перед смертью взывали к Деве Марии: «Парфенос! Теотокос Мариа!»

Вряд ли кто-нибудь из фанатичных французов в совершенстве знал византийский язык, а на раздумья не было времени – враг мог таиться за любым углом, в любом облике. Урбан II благословил убивать всех по ту сторону пролива Босфор.

Брат Сезар с капелланом остановились у дверей особняка, тяжело дыша и вытирая с лица мутные разводы пота. Язык прилипал к небу, а в горле застрял ком – воду выдавали по два-три стакана на день, а иногда всего по стакану. Страшно хотелось пить. Сорокоградусная жара убивала не хуже стрел сарацинов. Все помнят тот страшный день перехода по Фригийской пустыне, когда за сутки жара унесла жизни пятисот человек.

У входа в дом стояли стражники – два рыцаря, несмотря на палящее солнце облаченные в тяжелые доспехи. Чуть дальше, у коновязи, отдыхало еще несколько групп рыцарей в кольчугах и столько же вооруженных слуг. По чужим штандартам в руках знаменосцев можно было предположить, что у графа сегодня гости. Брат Сезар присмирел. Так близко к аристократам он оказался впервые. Вышедший из дверей рыцарь поклонился и кивнул в сторону дома:

– Я – шевалье Гуго де Пейен. Господин граф Раймунд изволит принять вас.

Брат Сезар совсем засмущался. Стесняясь своих всклоченных, забитых грязью волос и вонючей изодранной робы, он проследовал за рыцарем, кланяясь всем встречным.

Граф Раймунд сидел за столом, сколоченным их грубых досок и накрытым простой серпянкой. В зале и вправду находились гости. За столом присутствовали: незнакомый епископ и, как всегда великолепный, несмотря на усталость, Готфрид – герцог Лотарингии, он же граф де Бульон. Отряд Готфрида Бульонского укрепился напротив башни Давида и Яффских ворот – тех самых, через которые сотни лет с пальмовыми ветвями в руках свободно шли христиане. Сейчас же, из-за рвения крестоносцев, город был закрыт и укреплен.

Рыжебородый Готфрид приехал не один. За спиной герцога, бросая на Раймунда дерзкие взгляды, как тигр в клетке ходил сам Танкред – один из первых рыцарей, кто без ханжества и фальши дал понять, что его интересует только власть и нажива.

Вряд ли находился человек, кто в присутствии Танкреда де Отвиля чувствовал себя хорошо. Сельджуки считали, что в нем сидит шайтан, и возможно, были правы. Не было в Крестовых походах другой руки, что пролила больше крови, чем рука де Отвиля. Танкред убивал – убивал всех: турок, арабов, евреев, резал крестьян-христиан. Без разбору – мужчин, женщин, подростков или грудных детей. Говорят, в дни, когда не случалось убить человека, Танкред становился мрачен и зол. Современники считали его героем, ну, и разве что – наглецом. Это был тот самый Танкред, чей отряд разорил Вифлием и Тарс, тот самый Танкред, кто догнал, и за шиворот приволок обратно, дезертировавшего Пустынника Пьера. Тот самый Танкред – «именитый мужлан» как прозвали его византийцы, который нагло присел отдохнуть на трон императора Алексия. Тот самый, что с разгону атаковал Иерусалим, имея всего одну лестницу из осадных орудий. Тот самый, кто был в центре скандалов и бросил Раймонда, потому что граф де Бульон больше заплатил. Да, глава профессионального отряда – пятьсот рыцарей, не считая слуг, с именем Христа на губах торговал своей помощью.

В конце концов, он был племянником Боэдмунда Тарентского, с которым Раймуд ска открыто враждовал из-за завоеванных земель. Кстати сам князь Боэдмунд давно утратил интерес к главной цели похода и развернул свое войско.

Оттого Раймунд Тулузский исподлобья поглядывал на Танкреда.

Несмотря на то, что была пятница, постный день, на столе лежало жареное мясо и сыр. Рыцари заботились о своих силах. Лишь епископы скромно ели финики и хлеб с оливковым маслом.

– Положение критично. Египетский флот разбил генуэзцев. Прорвалось только шесть кораблей – и всё! Порт блокирован, помощи больше не будет.

– Если затягивать осаду, жара и болезни расправятся с нами раньше копий сельджуков. И да поможет нам Бог!

– В городе не сельджуки, – раздраженно поправил Танкред. – Если бы мы не тянули, то год назад Иерусалим стал бы для нас легкой добычей. Сейчас Гроб Господень держат в своих руках фатимиды – грязные мавры, разрази их Господь. И это вам не степная свора турок-сельджуков, а настоящая мощь.

– Да, мессиры, – грустно добавил Готфрид Бульонский, – упаси нас Господь, но сведения, что из Египта движется армия фатимидов, снова подтверждены. Мы пытали двух пленных мавров, и они сознались во всем. Халифат не сдаст нам город, оттого эмир держится так хорошо.

– Эмир Ифтикар эд-Даула держится так хорошо, потому что водохранилища в городе наполнены до краев, а житницы ломятся от припасов. У них есть еда и питье. А мы еще до прихода мавров высохнем, как мумии из гробниц. Я не святая Мария Египетская – Танкред возвел глаза к потолку и перекрестился, – чтобы питаться три года одной лепешкой.

– Сеньор Танкред, – граф Раймунд сухо усмехнулся в бородку, – что с колодцем в долине? Кто именно там – сарацины-мавры? Сельджуки? Мои люди ходят за десять верст, чтобы принести воды. Мы всех быков извели на шкуры, чтобы пошить бурдюки…

Танкред на мгновение вспыхнул, и его щека задрожала. Несколько колодцев в долине были либо испорчены, либо укреплены и ожесточенно охранялись маврами, отбить их крестоносцам не удавалось.

– Нельзя больше ждать, – Танкред шагнул к столу и ударил по нему ладонью, – только за вчерашний день от кровавого поноса я потерял пять человек.

– Танкред прав, – отозвался Готфрид Бульонский. – Мы же не хотим, чтобы простолюдины снова стали есть мясо людей.

– Я не вижу ничего плохого в том, что некоторые крестоносцы ели мясо неверных. Они – наши солдаты и должны быть сильны. В отличие от германцев, что жрали нечистых собак и пили мочу из стоков.

– У меня за неделю умерло полсотни человек, упокой Святой Господь их бедные души. – Раймунд Тулузский осенил грудь крестом. – Но строительство осадных башен еще не закончено. Инструментов, прибывших на кораблях, удручающе мало. Думаю, сами корабли придется пустить на постройку берфруа. Иначе нас ждет провал, как и при первой атаке. С нами Господь, но и Он не даст нашим коням крылья, чтобы перелететь через городские стены и ров.

– Кстати, стоит попытаться этот ров засыпать, иначе осадные башни не подогнать.

– Да, это верно.

– Дух войска падает, господа. Мне уже приходится вешать дезертиров.

– Ха, еще немного и мне придется снова ловить по всей пустыне кукушек, – засмеялся Танкред. Безусловно, он намекал на Пустынника Пьера. Кукушкой его прозвала византийская принцесса Анна.

– Решением Клермонского собора всякого, кто решит повернуть назад, убежать и больше не пытаться освободить Гроб Господень, постигнет анафема и отлучение от Католической церкви, – впервые в разговор вмешался епископ. – Господин граф Раймунд, говорят, в Вашем лагере произошло чудо?

– Ваше преосвященство, извольте…

Тут всеобщее внимание, наконец, переключилось к мявшемуся в дверях брату Сезару.

– Frater Сезар, подойдите. – Епископ поманил пальцем: – Вероятно, Вы столь благочестивы, богобоязненны и чисты, что Всеблагой Господь избрал Вас для откровения свыше.

Брат Сезар поспешно закивал головой. Только сейчас он догадался, что перед ним Пьер Нарбоннский – епископ Альбары.

– Frater Сезар, правда ли, что этой ночью к Вам явился епископ Ле-Пюи Адемар де Монтейль? Упокой Господь его душу в обителях Своих со всеми святыми.

Все присутствующие опустили голову и скорбно перекрестились.

– Правда, Ваше преосвященство, правда.

– Вот видите, господа, благословение Божие со всеми нами. Frater Сезар, поведайте благочестивым мессирам, как и когда случился Ваш сон?

Брат Сезар вышел вперед, от волнения подергивая взъерошенной головой, которую он склонил набок.

– Д-да, господа, случилось…

Похотливое видение юной турчанки в мозгу брата Сезара вмиг улетучилось, как исчезает туман, стоит пригреть солнцу. Вместо него мысли все больше заполнял образ покойного Адемара. Умерший епископ сиял всё ярче, а белые его одежды заполняли горизонт. Он милостиво улыбался монаху и указывал дубинкой на Иерусалим. От этого торжественным трепетанием и необъяснимым восторгом наполнялось сердце, и с каждой секундой брат Сезар сам все больше верил в то, что он избран и благочестив.

– Да, да! Его преосвященство, наш возлюбленный епископ Адемар де Монтейль, сегодня снизошел до моих снов.

– Ну? – нетерпеливо переспросил Танкред.

– Что он говорил Вам? – ласково добавил священник.

– Он говорил… Он говорил: «Брат Сезар, ты забыл для чего здесь?»

– Вот видите, господа, – Танкред опять взвился и заходил вдоль стола. – Сами небеса напоминают вам. Чтоб я, как сельджук, ездил всю жизнь на кобылах! Нужно наступать – немедленно и сейчас же!

– Сейчас наступать нельзя, башни еще не готовы, – Раймунд Тулузкий покачал головой: – Брат Сезар, может его преосвященство, еще что-то указал Вам? Ну, дату штурма… чудесный путь избавления?

Врожденная проницательность быстро подсказала Сезару, что каждый хочет слышать от него. Танкреда Таренского он боялся, а графу Тулузскому верно служил.

– Его преосвященство епископ Адемар де Монтейль, – смиренно добавил брат Сезар, – призывал к воздержанию плоти, чтобы дух был трезв.

– Вот именно! – взволновался епископ Пьер и вскочил из-за стола: – Мы должны уподобиться царю Ираклию! Этот доблестный воин постился, чтобы победить нечестивого князя Хозроя – и победил!

Он сгреб финики из плоской чаши, подошел к брату Сезару, высыпал ему в ладони и благословил:

– Иди, сын мой, проповедуй народу, что мой предшественник, легат папы, епископ Адемар де Монтейль, заступник бедных и советчик богатых, и после смерти ведет нас. Что его преосвященство вновь с нами и призывает к посту. Будем бдеть неделю. Нет, дольше – дней девять! – архиепископ обернулся к военачальникам и поклонился. – Молебны, молитвы и по окончанию совершим крестный ход! Да будет так. Amen, господа!

– Господин де Пейен, – священник повернулся к стоящему позади рыцарю Гуго де Пейену, – проводите этого благочестивого монаха и прикажите ему дать вина. И… frater Сезар, побрейте свою тонзуру. А то вы стали походить на мирского бродягу.

Рыцарь и монах удалились.

Епископ благостно посмотрел им вслед и его глаза увлажнились:

– Как радостно видеть, сеньоры, искреннюю веру в сердцах. Взгляните на этих двоих… Особенно, шевалье Гуго де Пейен. Сей благодетельный муж есть истинный образец рыцарства и подлинной веры. Бедность рода его полностью искуплена храбростью и честью. И… мнится мне, господа, что он еще прославит свое доброе имя.

После этого лирического отступления было принято решение собрать общий военный совет. Были посланы гонцы с приглашениями к Роберту Нормандскому, чье войско разбило лагерь с северной стороны около церкви Святого Стефана и к Роберту Фландрскому, расположившемуся с армией к востоку от Иерусалимских стен.