Текст книги "Река Ванчуань"

Автор книги: Ван Вэй

ВАН ВЭЙ

ВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ Ю. К. ЩУЦКОГО

Без названия ^{6}

 
Видел я: в весеннем холодке
Распустилась слив краса.
Слышал я: запели вдалеке
Снова птичьи голоса.
Я в томлении своем весеннем
Вижу: зелена, нова,
Перед домом к яшмовым ступеням
Робко тянется трава.
 

Провожаю весну

 
День за днем старею я всечасно,
Как-то попусту, напрасно.
Год за годом вновь возвращена
К нам является весна.
Есть бокал вина, и без сомненья
В нем найдешь ты наслажденье.
Пусть цветы и полетят к земле —
Их напрасно не жалей!
 

Песнь взирающего вдаль на Чжуннаньские горы (Посвящаю сенатору Сюй'ю)

 
Выходишь ты вниз, вниз из сената,
И видишь: настало уже время заката.
Скорбишь ты о том (знаю я, знаю!),
Что эти мирские дела очень мешают.
Ты около двух старых и стройных
Деревьев с коня соскочил, глядя спокойно.
Не едешь домой. Смотришь в просторы,
И видишь в туманной дали синие горы.
 

ИЗ СТИХОВ «ДОМ ХУАНФУ ЮЭ В ДОЛИНЕ ОБЛАКОВ»

Поток, где поет птица

 
Живу я один на свободе,
Осыпались кассий цветы.
Вся ночь безмятежно проходит…
Весенние горы пусты.
Но птицу в горах на мгновенье
Вспугнула, поднявшись, луна:
И песня ее над весенним
Потоком средь ночи слышна.
 

В ответ братцу Чжан У ^{7}

 
Пырейная лачуга
В Чжуннани есть. Фасад
Ее встречает с юга
Вершин Чжуннаньских ряд.
Весь год гостей не вижу я,
Всегда закрыта дверь моя.
Весь день свобода здесь, и с ней
Усилий нет в душе моей.
Ты ловишь рыбу, пьешь вино,
И не вредит тебе оно.
Приди! – и будем мы с тобой
Ходить друг к другу, милый мой!
 

Вместе с Лу Сяном прохожу мимо беседки в саду ученого Цуй Син-цзуна

 
Деревья зеленые плотную тень
Повсюду собою накрыли.
Здесь мох утолщается каждый день,
И нет здесь, конечно, пыли.
Он, ноги скрестивши, без шапки сидит
Под этой высокой сосною;
На мир лишь белками с презреньем глядит
Живущий жизнью земною.
 

Покидаю Цуй Син-цзуна

 
Остановлены лошади в ряд; мы готовы
Разлучить рукава и полы.
Над каналом большим императорским снова
Начиняется чистый холод.
Впереди красотою сияя высоко,
Поднимаются горы-громады,
От тебя уезжаю я вдаль одиноко,
И опять на сердце досада.
 

Провожаю Юаня Второго, назначаемого в Аньси

 
Утренним дождем в Вэйчэне ^{8}
Чуть пыльца увлажнена.
Зелены у дома тени,
Свежесть ив обновлена.
Выпей, друг, при расставанье
Снова чарку наших вин!
Выйдешь ты из Янь-гуаня ^{9}
И останешься один.
 

На «Высокой Террасе» провожаю цензора Ли Синя

 
Провожать тебя всхожу
На «Высокую Террасу» и слежу,
Как безмерно далека
Протянулась и долина и река.
Солнце село; и назад
Птицы, возвращаяся, летят.
Ты же продолжаешь путь
И не остановишься передохнуть.
 

В девятый день девятой луны вспомнил о братьях в горах

 
Живу одиноко в чужой стороне,
Как причудливый странник. И вот,
Лишь радостный праздник Чун-яна ^{10} придет,
О родных я тоскую вдвойне.
Все братья теперь с волшебной травой,
(Вспоминается мне вдали)
Чтоб стебли воткнуть, на горы взошли…
Но кого-то там нет одного.
 

Фрейлина Бань Цзеюй ^{11}

 
Странно всем, что двери я закрыла
В терем, где храню белила.
Царь спустился из приемной залы,
Но его я не встречала.
Без конца смотрю, смотрю весь день я
В этот царский сад весенний.
Там, я слышу, говор раздается:
Кто-то ^{12} меж кустов смеется.
 

Прохожу мимо храма «Собравшихся благовоний»

 
Не знаю, где стоит в горах
Сянцзиский храм ^{13} . Но на утес
Я восхожу, и путь мой кос
Меж круч в туманных облаках.
Деревья древние вокруг…
Здесь нет тропинок. Между скал
Далекий колокола звук
В глуши откуда-то восстал.
За страшным камнем скрыт, ручей
Свое журчанье проглотил.
За темною сосною пыл
Остужен солнечных лучей.
Пуста излучина прудка,
Где дымка сумерек легка;
И созерцаньем укрощен
Точивший яд былой дракон.
 

Поднялся во храм «Исполненного прозрения»

 
Здесь, по «Земле Начальной» ^{14} вьется
Кверху тропинка в бамбуках.
Пик ненюфаров выдается
Над «градом-чудом» ^{15} в облаках.
Чуские три страны на склоне
Все здесь видны в окне моем.
Девять стремнин как на ладони
Вон там сравнялись за леском.
Вместо монашеских сидений
Травы здесь мягкие нежны.
Звуки индийских песнопений ^{16}
Под хвоей длинною сосны.
В этих пустотах обитаю
Вне «облаков закона» я.
Мир созерцая, постигаю,
Что «нет у Будды бытия» ^{17} .
 

Изнываю от жары

 
Землю наполнивши и небо,
Солнце багровое сгорает.
На горизонте, словно кручи,
Огнем сверкающие тучи.
Свернулись-ссохлись листья, где бы
Они ни выросли. Без края
Вокруг иссохшие луга.
Иссякла, высохла река.
Я замечаю тяжесть платья
И в самой легкой, редкой ткани.
Даже в густой листве растений
Страдаю: слишком мало тени…
У занавеса близко встать я
Теперь совсем не в состояньи.
Одежду из сырца сейчас
Мою второй и третий раз.
Весь мир, пылая жаром, светел.
За грань вселенной вышли мысли.
Стремятся, как долина в горы,
Они в воздушные просторы.
Издалека примчался ветер.
Откуда он – и не исчислить.
Река и море от волны
И беспокойны и мутны.
Но эта вечная забота
От тела только. Мне понятно,
Лишь на себя я оглянулся…
Еще я сердцем не проснулся —
И вдруг вступаю я в «Ворота
Росы Сладчайшей, Ароматной» ^{18} ,
Где в чистом мире холодка
Для сердца радость велика.
 

Сижу одиноко ночью

 
Один грущу о волосах,
Что побелели на висках.
В пустынной комнате вот-вот
Вторая стража ^{19} пропоет.
Пошли дожди. Полно воды.
Опали горные плоды.
Под фонарем в траве звучат
Напевы звонкие цикад…
Конечно, пряди седины
Мы изменить уж не вольны;
И в золото другой металл
Никто из нас не превращал.
Хочу я знанье получить,
Чтоб боль и старость излечить.
Но в книгах то лишь вижу я,
Что «нет у Будды бытия» ^{20} .
 

ВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ АКАД. В. М. АЛЕКСЕЕВА

На прощанье ^{21}

 
Слезаю с коня, вином тебя угощаю.
Вопросы к тебе: куда ты теперь идешь?
Ты мне говоришь: во всем мне здесь неудача ^{22} —
уйду я лежать там, где-то в Южных горах ^{23} .
Так, брат, уходи; к тебе нет больше вопросов
в то время, когда белых здесь туч без конца ^{24} .
 

Введение. Бегство неудачника от мира и карьеры – одна из доминирующих тем китайской классической поэзии, навеянных даосскими мотивами поэзии и философии. Поэт, обнаруживающий в себе, после конфуцианского образования, хоть частицу дао, этим самым навсегда отклоняется от мира. В чем же искать спасения? В природе – там, где бесконечные гряды облаков навевают ту же идею бесконечности.

Автор. Один из самых знаменитых поэтов танской эпохи и китайских поэтов вообще, выдающийся художник-пейзажист, о котором его почитатель и тоже один из крупнейших поэтов Китая, Су Ши (Дун-по), сказал бессмертное: «Ван Вэй – это стих в картине и в стихе картина» (шичжун ю хуа, хуачжун ю ши), и, конечно, каллиграф высоких достижений. Его жизнь (701–761), начавшаяся блистательной придворною карьерой, сменившейся позорной службой у презираемого им бунтовщика Ань Лушаня, закончилась поэтическим одиночеством и монашеством в буддийстве, которое отразилось в его поэзии и даже в его имени (Мо-цзе). Его колоссальная продукция в большей своей части (тысяча стихотворений) погибла в смуте, но и то, что сохранилось, достойно восхищения.

Заглавие. Прощанье с другом – любимая тема китайских друзей-поэтов, и к ней придется возвращаться неоднократно. Вино на прощанье – обычай, создавший особый иероглиф (цзянь).

От составителя

Лирический шедевр Ван Вэя, впервые блестяще переведенный и прокомментированный акад. В. М. Алексеевым, не мог не привлечь внимания позднейших переводчиков: в настоящем издании нами представлены переводы А. И. Гитовича («На прощанье»), А. А. Штейнберга («Проводы»), В. В. Мазепуса («Прощание») и А. В. Матвеева («На прощание»).

Когда работа над данной книгой близилась к завершению, М. В.

Баньковская, дочь и публикатор наследия акад. В. М. Алексеева, уведомила составителя о существовании еще одного перевода! Он был совсем недавно выполнен Е. В. Середкиной, молодой аспиранткой из Перми, исследующей жизнь и творчество акад. В. М. Алексеева. С разрешения М. В. Баньковской мы далее приводим этот перевод:

 
С коня соскочил, прощальные чарки полны,
Украдкой вздохнул, куда направляетесь Вы?
Печалится друг, с карьерой, увы, не в ладу!
На Южной горе себя самого я найду.
Излишни вопросы и слез расставанья не стыдно,
Плывут облака, прозрачность их так очевидна.
 

ВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ В. Н. МАРКОВОЙ

Равнина после дождя ^{25}

 
Вновь стало ясно – и открыты
Передо мной полей просторы.
 
 
Вся грязь и пыль дождями смыты
Везде, куда ни кинешь взоры.
 
 
Ворота дома Го далеко
Видны у самой переправы,
 
 
А там селенья у потока,
Вон луга зеленеют травы.
 
 
Сверкают белыми огнями
Среди полей реки узоры,
 
 
И показались за холмами
Темно-лазоревые горы.
 
 
Здесь в пору страдную в деревне
Не встретишь праздных и ленивых:
 
 
И юноша и старец древний —
Все дружно трудятся на нивах.
 

Прибываю послом на пограничную заставу

 
Я еду один к пограничной заставе,
За озеро Цзюйянь ^{26} ,
 
 
В страны, подвластные нашей державе,
Нам приносящие дань.
 
 
И вот уже за родным пределом
Мой походный шатер.
 
 
Счастливец дикий гусь! Улетел он
В нашу страну озер ^{27} .
 
 
В Великой степи ^{28} мой дымок сиротливый
Один к небесам идет.
 
 
Я вижу лишь Длинной реки ^{29} переливы,
Лишь солнца пустынный заход.
 
 
Но только солдат нашел я безвестных
У заставы Сяогуань ^{30} .
 
 
Они говорят, что не здесь наместник,
А дальше, у гор Яньжань ^{31} .
 

Песня в горах Луншань ^{32}

 
Юноша из Чанчэня ищет бесстрашных
Храбрецов, готовых на бой.
 
 
Ночью всходит он на дозорную башню,
Глядит на звезду Тайбо ^{33} .
 
 
Над горами Луншань обходит заставы
Ночным дозором луна.
 
 
Где-то путник бредет усталый.
Флейта в горах слышна.
 
 
И юноша, натянув поводья,
Льет слезы под грустный напев.
 
 
Герои из Гуанси, ^{34} полководцы,
Как сдержать вам печаль и гнев ^{35} ?
 
 
Не сосчитать ваших подвигов смелых,
Больших и малых боев,
 
 
А ныне за трусость дают уделы
В десять тысяч дворов!
 
 
Су У ^{36} сохранил обветшалое знамя
В долгом плену у врагов.
 
 
Какими же он награжден чинами?
Скромнейшим из всех: «дяньшуго».
 

Наблюдаю за охотой

 
Свежий ветер свищет,
Роговые луки звенят.
 
 
То в Вэйчэне ^{37} охотой
Полководцы тешат себя.
 
 
Сквозь сухие травы
Ловчий сокол зорко глядит.
 
 
Снег в полях растаял,
Стала поступь коней легка.
 
 
Вот Синьфэн ^{38} проскакали,
Мчатся мимо во весь опор.
 
 
Вот уже воротились
В свой военный лагерь Силю ^{39} .
 
 
Оглянулись на кручи,
Где охотились на орлов.
 
 
В облаках вечерних —
Небеса на тысячу ли!
 

Юноши

 
Превосходно вино из Синьфэна,
Десять тысяч стоит кувшин.
 
 
Лучше нет удальцов из Сянъяна,
Молоды и собой хороши.
 
 
Познакомятся и подружатся,
Угощают друг друга вином,
 
 
А коней к зеленеющей иве
У харчевни привяжут рядком.
 

Провожаю господина Шэнь Цзы-гуя в Цзяндун ^{40}

 
Уж было почти безлюдно
На Ивовой переправе.
 
 
Гребцы налегли на весла,
И мы поплыли в Линьци.
 
 
У нас на душе так тревожно,
Как будто весна дохнула…
 
 
Я с вами не в силах проститься
Даже на том берегу!
 

В девятый день девятой луны вспоминаю братьев, живущих в Шаньдуне

 
Один живу я гостем на чужбине,
Вдали от милых сердцу моему,
Но каждый раз, когда настанет праздник,
Мне с новой силой вспомнятся они.
 
 
На горный склон взойдут сегодня братья,
Украсят волосы цветком «чжуньюй».
В кругу друзей, пирующих беспечно,
Одно лишь место будет пустовать.
 

В горах Чжуннань

 
До самой Небесной столицы ^{41}
Доходят горы Тайи ^{42} , —
 
 
До самого берега моря
Раскинули цепи свои.
 
 
Сомкнулись белые тучки
Вокруг вершины кольцом.
 
 
Пониже – темная дымка
Завесила все кругом.
 
 
На области с разной погодой
Вершина страну рассекла ^{43} :
 
 
Здесь, в этой долине, – солнце,
А в той – туманная мгла.
 
 
Где на ночь приют найти мне?
Нигде не видать жилья.
 
 
Спрошу-ка я дровосека
На том берегу ручья.
 

В горной хижине

 
Средины жизни я достиг и ныне
Путь истины взыскую в тишине ^{44} .
 
 
У гор Чжуннань один живу в пустыне.
На склоне лет мир снизошел ко мне.
 
 
И каждый раз, почуяв вдохновенье,
Иду бродить один в глубинах гор.
 
 
Как были тщетны прежние волненья!
Бывалые заботы – жалкий вздор.
 
 
Я часто дохожу до той стремнины,
Где в вышине рождается река.
 
 
Присяду и смотрю, как из долины
Волнистые восходят облака.
 
 
Порой случайно дровосека встречу —
С ним говорю с открытою душой,
 
 
Шучу, смеюсь и даже не замечу,
Что уж пора, давно пора домой.
 

Проводы друга ^{45}

 
Я вас проводил по тропинке.
Смеркалось в глубинах гор,
 
 
Когда я в плетне убогом
Калитку закрыл на затвор.
 
 
Весна возвратится снова,
Трава взойдет, как всегда.
 
 
Но вы-то, мой друг почтенный,
Вернетесь ли вновь сюда?
 

Смотрю с высоты на реку Ханьцзян ^{46}

 
На южном пределе княжества Чу ^{47}
«Три Сяна» ^{48} в соседстве с ней.
 
 
С «Девятью рукавами» она слилась
На склоне горы Цзинмэнь ^{49} .
 
 
Далеко, далеко течет она,
Дальше земли и небес.
 
 
За необъятной ширью речной
Теряются пики гор.
 
 
Выплывают из волн ее чередой
Селенья и города,
 
 
А она, извиваясь змеей, бежит
С небосклоном слиться вдали.
 
 
Так посетим же Сянъян ^{50} , друзья,
В первый погожий день.
 
 
За чаркой вина, как Почтенный Шань ^{51} ,
Полюбуемся далью речной.
 

ВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ АКАД. Н. И. КОНРАДА

Гуляю у храма Сянцзисы ^{52}

 
Не знаю, где храм Сянцзисы.
Прошел уже несколько ли, вступил на облачную вершину.
Старые деревья… Тропинки для человека нет.
Глубокие горы. Откуда-то звон колокола.
Голос ручья захлебывается на острых камнях.
Краски солнца холодеют среди зелени сосен.
Вечерний сумрак. У излучины пустынной пучины
В тихом созерцании отшельник укрощает ядовитого дракона.
 

В этих стихах рисуется картина, характерная для мест, где обычно располагаются уединенные буддийские обители. Дорога в гору идет через лес из старых, высоких деревьев. Тропинка совсем исчезает. По каменистому руслу бежит горная речка, и ее голос как бы захлебывается среди камней. Для усиления настроения поэт погружает все в вечерний сумрак, вводит звук отдаленного удара колокола. И вот среди всего этого – человек. У излучины реки над омутом видна одинокая, неподвижная фигура человека, сидящего в позе, которую обычно принимают при размышлении. Видимо, этот человек, возможно монах из обители, укрощает своей мыслью злого дракона – того дракона, который гнездится в пучине, а может быть, того же дракона, только таящегося в его собственной душе? Человеческая фигура сразу же придает всему пейзажу особый смысл. Картина, нарисованная стихами, оказывается законченной.

Я. И. Конрад

***

 
В пустынных горах опять прошел дождь.
Наступил вечер. Осень.
Ясный месяц светит среди сосен.
Прозрачная речка бежит по камням.
Бамбуки зашумели: идут домой женщины, стиравшие белье.
Зашевелились кувшинки: плывут назад челны рыбаков.
 

В китайской пейзажной живописи есть прием, называемый дяньцзин– «внесение чего-то в пейзаж». Если рисуют горы, в горный пейзаж вводится фигура человека; если рисуют сосны, в пейзаж вводится изображение камня, скалы. Считается, что это придает полноту и законченность изображению. Ван Вэй-поэт перенял этот прием в своей пейзажной лирике, соединяя природу с человеком.

Н. И. Конрад

ВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ А. И. ГИТОВИЧА

ИЗ СТИХОВ «ДОМ ХУАНФУ ЮЭ В ДОЛИНЕ ОБЛАКОВ»

1. У потока в горах, где поет птица ^{53}

 
Цветы опадают,
И горный поток серебрится.
 
 
Ни звука в горах
Не услышу я ночь напролет,
 
 
Но всходит луна
И пугает притихшую птицу,
 
 
И птица тихонько
Тревожную песню поет.
 

К слюдяной ширме друга

 
У друга в доме
Ширма слюдяная
 
 
Обращена к цветам,
К деревьям сада.
 
 
В нее вошла природа,
Как живая,
 
 
И оттого
Рисунка ей не надо.
 

Покидаю Цуй Син-цзуна ^{54}

 
Остановлены кони.
Сейчас – «разлучим рукава» ^{55} .
 
 
О ночной холодок
Над ночным знаменитым каналом! ^{56}
 
 
Горы ждут впереди.
Под луною сияет листва.
 
 
Но тебя покидаю
Печальным, больным и усталым.
 

К портрету Цуй Син-цзуна ^{57}

 
По памяти
Нарисовал я вас, —
 
 
И наша юность
Оживает снова.
 
 
Пусть новые знакомые
Сейчас
 
 
Не старого увидят —
Молодого.
 

Когда Цуй Син-цзун отправляется в горы Наньшань ^{58} , я пишу экспромт и вручаю ему на прощанье

 
Простились мы
У старых стен столицы.
 
 
Когда ж нас вновь
Соединит судьба?
 
 
Не надо ждать,
Пока цветы корицы
 
 
Осыпятся,
Как снежная крупа.
 

Осенней ночью в одиночестве обращаюсь к Цуй Син-цзуну

 
Ночь тиха.
Лишь трепетных цикад
 
 
Голоса печальные
Звенят.
 
 
Ветер северный —
Он каждый год
 
 
К неизбежной
Осени ведет.
 
 
Думаю,
Что ты уже не прост, —
 
 
Хочешь получить
Высокий пост.
 
 
У меня же
Волосы белы —
 
 
Что мне
До придворной похвалы?
 
 
Впрочем,
Может быть, и ты такой —
 
 
И пойдешь отшельничать
Со мной?
 

Провожаю весну

 
День уходит за днем,
Чтобы старости срок приближать.
 
 
Год за годом идет,
Но весна возвратится опять.
 
 
Насладимся вдвоем —
Есть вино в наших поднятых чашах,
 
 
А цветов не жалей:
Им опять предстоит расцветать.
 

Провожаю Шэнь Цзы-фу ^{59} в Цзяндун ^{60}

 
На ивовой переправе ^{61}
Безлюдно и молчаливо.
 
 
Гребцы налегли на весла —
Ты скрылся в дымке седой.
 
 
И все же тоска о друге,
Подобно весне счастливой,
 
 
С юга на дальний север
Последует за тобой.
 

Шутя пишу о горной скале

 
У горной скалы
Ручеек пробегает, звеня.
 
 
Там, с кубком вина,
Я сижу среди ясного дня.
 
 
Но ветер прекрасно
Учел настроенье поэта:
 
 
Опавшими листьями
Он окружает меня.
 

Три стихотворения

1

 
Пусть холодно сливам —
Но месяц весны недалек.
 
 
Я скоро услышу
Невидимых птиц песнопенье.
 
 
С трепещущим сердцем
Я вижу: травы стебелек
 
 
Пробился тихонько
Меж каменных древних ступеней.
 

2

 
Вы, сударь,
Побыли в краю родном,
 
 
Так расскажите нам
О новостях:
 
 
Когда
Перед узорчатым окном
 
 
Там забелеет слива,
Вся в цветах?
 

3

 
Дом, что покинул я,
Стоит на Мэнцзин-реке ^{62} ,
 
 
Окно мое – там вдали —
К устью обращено.
 
 
Плывут по реке суда —
Гляжу я на них в тоске:
 
 
Если письмо пошлю,
Дойдет ли домой оно?
 

В горах

 
Все голо.
По камням бежит ручей.
 
 
Багряных листьев
Не смогу нарвать я.
 
 
Давным-давно
Тут не было дождей,
 
 
Но дымка синяя
Мне увлажняет платье.
 

Горный кизил

 
Киноварно-красные плоды
Под горой уже давно созрели.
 
 
Их не сняли вовремя. Они
Сморщились и пахнут еле-еле.
 
 
Но, по счастью, в зарослях кустов
Расцвели теперь цветы корицы
 
 
И сияют за моим окном
Под луной, что ярко серебрится.
 

Красные бобы

 
Красные бобы
В долинах юга
 
 
За весну
Еще ветвистей стали.
 
 
Наломай побольше их
Для друга —
 
 
И утешь меня
В моей печали.
 

Написал экспромт и показал Пэй Ди ^{63}

 
Хотел бы стряхнуть я,
Как пыль с платья,
 
 
Заботы мирские.
Давно готов,
 
 
С искренней верой
Готов припасть я
 
 
К источнику
«Персиковых цветов» ^{64} .
 

Слыша, как Пэй Ди декламирует стихи, в шутку посвящаю ему

 
Вопят обезьяны ^{65} —
И рады стараться.
 
 
И утром и вечером
Стыну в печали.
 
 
Не надо в ущелье ^{66}
Твоих декламаций:
 
 
И так уж глаза мои
Влажными стали.
 

Когда меня, заключенного в храме Путисы ^{67} , навестил Пэй Ди и рассказал, что мятежники ^{68} на берегах пруда «Сгустившейся лазури» ^{69} под звуки флейт пируют, я, со слезами на глазах, сложил экспромт и продекламировал его Пэй Ди

 
В домах – печаль.
Пожары – словно буря.
 
 
Где государь ^{70} ?
Когда вернется он?
 
 
А у пруда
«Сгустившейся лазури»
 
 
Гремят пиры
И флейт несется стон.
 

Проживая в имении на берегу Ванчуани, преподношу Пэй Ди

 
Здесь темно-лазоревы горы,
Хотя уж стоят холода,
 
 
Хотя уже поздняя осень,
А горные реки шумят.
 
 
Стою я у хижины жалкой,
Где жить обречен навсегда,
 
 
И слушаю в сумерках светлых
Вечернюю песню цикад.
 
 
Гляжу: над речной переправой
Закат догорает вдали.
 
 
Гляжу: над соседней деревней
Плывет одинокий дымок.
 
 
Когда бы, подобно Цзе Юю ^{71} ,
Вы здесь бы напиться могли, —
 
 
Пять ив возле хижины жалкой
Я тоже представить бы мог.
 

Подношу Пэй Ди

 
Давно уж
Исстрадавшийся в разлуке,
 
 
Тебя я
Вспоминаю без конца:
 
 
Когда соединялись
Наши руки —
 
 
Соединялись
Братские сердца.
 
 
Жизнь беспощадна:
«Рукава халатов
 
 
Разъединились» ^{72} , —
И моя тоска
 
 
На склоне лет,
Стремящихся к закату,
 
 
Поистине
Горька и глубока.
 

Посвящаю Пэй Ди

 
День или ночь —
Прелестно все вокруг.
 
 
И я стихи слагаю,
Милый друг.
 
 
Гляжу спокойно
В голубую высь,
 
 
На посох
Подбородком опершись.
 
 
Весенний ветерок
В сиянье дня
 
 
Колеблет орхидеи
У плетня.
 
 
Зайдут крестьяне
В хижину мою —
 
 
И каждого
В лицо я узнаю.
 
 
Всем радостно:
Воды полно кругом,
 
 
Образовавшей
Пресный водоем.
 
 
Еще, конечно,
Сливы не цветут,
 
 
Но почки
Дружно набухают тут,
 
 
И я прошу вас,
Друг мой дорогой, —
 
 
Быстрее доставайте
Посох свой:
 
 
Осмелюсь доложить,
Что настает
 
 
Пора крестьянских
Полевых работ.
 

Осенние мысли

1

 
Ночной ветерок, залетевший в окошко,
Колеблет халат мой устало.
 
 
Часы водяные звучат потихоньку,
И звуки их медленно тают.
 
 
Луна перешла за Небесную Реку ^{73} —
И сразу прохладнее стало.
 
 
Сорока пугает осенние клены —
И листья быстрей облетают.
 

2

 
На пруду у старого дворца ^{74}
Появились голубые волны.
 
 
Зной спадает. В грусть осенних дум
Снова погружаюсь я безмолвно.
 
 
Этой ночью дождик моросил —
Не оставил на дорожках пыли,
 
 
И, в жемчужных капельках росы,
Лотосы весь пруд заполонили.
 

Мотивы весенней прогулки

1

 
Персиковые деревья
Совсем закрыли террасу,
 
 
Их обвевали ночью
Теплые ветерки.
 
 
Сколько в саду весеннем
Ярких и нежных красок, —
 
 
И все они отразились
В чистой воде реки.
 

2

 
Вдоль тихой аллеи ^{75}
Деревья стоят вереницей,
 
 
Один за другим
Молодые цветы расцветают.
 
 
Но кони храпят —
И летят как стрела колесницы
 
 
И в полном безветрии
Все-таки пыль поднимают.
 

Радости сельской жизни

1

 
За чаркой чарку пить вино
У вод прозрачного ключа;
 
 
Бренчать на лютне, прислонясь
К седой от старости сосне;
 
 
А утром где-нибудь в саду
Сидеть, подсолнухи луща,
 
 
И слушать мерный стук пестов
Издалека – как бы во сне.
 

2

 
Я гляжу: под горой
Поднялся одинокий дымок,
 
 
Одинокое дерево
Высится на плоскогорье.
 
 
Ничего, кроме тыквенных чашек,
Скопить я не смог,
 
 
Но вослед Тао Цяню ^{76}
Живу и не ведаю горя.
 

3

 
Свежей, пышной травою
Луга одеваются в срок,
 
 
Лето – в самом начале,
И осень наступит не скоро.
 
 
И бредущее стадо
Ведет молодой пастушок —
 
 
Он еще никогда
Не носил головного убора ^{77} .
 

4

 
После ночного дождя
Каждый цветок тяжел,
 
 
Ивы и тополя
Ярче зазеленели.
 
 
Опавшие лепестки
Слуга еще не подмел,
 
 
И гость мой, горный монах,
Все еще спит в постели.
 

Мелодия осенней ночи

1

 
По капле
Капает вода ^{78} .
 
 
Сквозь тучки брезжит
Лунный свет.
 
 
Ох, не настали б
Холода,
 
 
Пока одежды теплой
Нет!
 

2

 
Луна взошла.
Легла роса.
 
 
Как холодно
В тиши ночной!
 
 
Струн
Отзвенели голоса,
 
 
Но страшно
В дом идти пустой.
 

Шутя пишу о своем загородном доме

 
Там ветви ив лежат на земле,
Но никто не ломает их.
 
 
Верхушки сосен уже с утра
Скрыты в тучах седых.
 
 
Ползучих глициний чаща густа —
Обезьяны прячутся в ней.
 
 
Кабарга хвою кипарисов ест, —
И пахнет хвоя сильней.
 

Вдова князя Си ^{79}

 
Пусть повелитель
Любит все сильней, —
 
 
Ей не забыть
Любви минувших дней.
 
 
Она тоскует,
Над цветком склонясь, —
 
 
Ни слова не услышит
Чуский князь.
 

Бань Цзе-юй ^{80}

1

 
На полет светляков
Потихоньку гляжу я в окно,
 
 
А гостей голоса
Во дворце отзвучали давно.
 
 
Мне уже не заснуть —
Сторожу одинокое ложе, —
 
 
И светильнику, видно,
Гореть до утра суждено.
 

2

 
Давно дорожка
Поросла травой,
 
 
И государь
Немилостив со мной.
 
 
И не могу я слышать
Голос флейты:
 
 
Слежу
За колесницей золотой ^{81}
 

3

 
Я терем закрыла —
Приют опостылевший мой.
 
 
Где ты, государь?
Ты не встретишься больше со мной?
 
 
В саду за окном
Не смолкают весь день разговоры,
 
 
И песни, и смех…
Хорошо веселиться весной!
 

Вместе с Лу Сяном ^{82} прохожу мимо беседки

 
Внизу под деревьями —
Тени и сумрак сплошной.
 
 
Мох мягок и темен, —
Прохладен, как ранней весной.
 
 
Ученый глядит
На пришельцев из чуждого мира,
 
 
С презреньем глядит,
Под высокою сидя сосной.
 

Написал на реке Фаньшуй ^{83} в День «холодной пищи» ^{84}

 
У предместья Гуанъучэн
Я встречаю конец весны.
 
 
Вытираю слезы платком —
Путник в сумраке тишины.
 
 
Опадающие цветы
Успокоили горных птиц,
 
 
Тени странствующих людей
В тень деревьев погружены.
 

Проводы

 
В Наньпу ^{85}
Я провожаю вас в слезах
 
 
Они текут,
Как шелковые нити.
 
 
Когда приедете,
Друзьям скажите,
 
 
Что я не тот, —
Что я совсем зачах.
 

Провожаю друга

 
В горы в далекий путь
Пришлось мне вас провожать.
 
 
Один калитку мою
Запер я за собой.
 
 
Весною трава в лугах
Зазеленеет опять,
 
 
А вы, мой любезный друг,
Вернетесь ли вы весной?
 

Провожаю Юаня Второго ^{86} , назначенного в Аньси ^{87}

 
В Вэйчэне ^{88} утренним дождем
Седая пыль орошена.
 
 
Нагие ивы за окном
Листвой украсила весна.
 
 
Я предлагаю осушить
Еще один бокал вина:
 
 
В дороге дальней, может быть,
Друзей не встретишь. Пей до дна!
 

На «Высокой террасе» провожаю цензора Ли

 
На «Высокой террасе»
Тебя провожаю, мой друг.
 
 
И река и долина —
Все дышит покоем вокруг,
 
 
Даже птицы устали —
Торопятся в гнезда на отдых.
 
 
Лишь тебе, путешественник,
Вновь отдыхать недосуг.
 

В снегу вспоминаю Ли И ^{89}

 
Три дня и три ночи мела метель, —
Бело от снежных холмов.
 
 
Мне старого друга нечего ждать, —
Метель пути замела.
 
 
В Чанъани ^{90} десять тысяч ворот
И десять тысяч домов,
 
 
И где там шагает твой белый конь,
Закусывая удила?
 

Оплакиваю Мэн Хао-жаня ^{91}

 
В живых я друга
Больше не застану, —
 
 
Уже отплыл он
К берегу чужому.
 
 
Я спрашиваю
Старцев из Сянъяна ^{92} :
 
 
Кто нам теперь
Изобразит Цайчжоу? ^{93}
 

В поход за Великую стену

 
Молодой человек расстается с семьей.
Поведет его в бой генерал,
 
 
Чтобы он боевым драгоценным мечом
Честь и славу себе добывал.
 
 
Он не видит, что конь по дороге устал
И дрожит от воды ледяной, —
 
 
Видит только, как тучи темнеют вдали
Над Лунчэнскою ^{94} старой стеной.
 

Провожая цзычжоуского ^{95} Ли Ши-цзюня ^{96}

 
Десятки тысяч деревьев
К небу стремятся гордо.
 
 
В тысячах гор кукушки
Кукуют где-то высоко.
 
 
Под беспощадным ливнем
Вымокла вся природа,
 
 
И вот уже с каждой ветки
Льются десять потоков.
 
 
Когда китайские женщины
Подать приносят утром,
 
 
Когда крестьяне, измучась,
Требуют правды в деревне, —
 
 
Тогда, подобно Вэн Вэню ^{97} ,
Ты рассуди их мудро,
 
 
Чтобы народная слава
Касалась не только древних.
 

Провожаю друга, возвращающегося на юг

 
Весенние реки
На юге несутся, бушуя,
 
 
И дикие гуси
Уже покидают Трехречье ^{98} .
 
 
А здесь, где спокойны
Безбрежные воды Ханьшуя ^{99} ,
 
 
Я с другом прощаюсь
До новой, негаданной встречи.
 
 
В Юньго ^{100} ты увидишь
Возделанных пашен квадраты,
 
 
Где вечно работают
Жители древнего края.
 
 
И я представляю,
Как будут родители рады,
 
 
Увидевши издали
Пестрый халат Лаолая ^{101} .
 

Весенней ночью в бамбуковой беседке подношу чиновнику Цянь Ци ^{102}

 
Ночь тиха.
Сквозь непроглядный мрак
 
 
Где-то слышен
Только лай собак.
 
 
Мне завидно:
В хижине своей
 
 
Ты живешь
Далеко от людей,
 
 
Собираешь травы ^{103}
Поутру,
 
 
Презирая
Власти мишуру.
 

Проходя мимо горной хижины монаха Тань Сина у обители Ганьхуасы ^{104}

 
День догорает…
С посохом в руке,
 
 
Я жду вас
У Тигрового ручья,
 
 
Кричу – но только
Эхо вдалеке
 
 
Звучит. И к дому
Возвращаюсь я.
 
 
Поет мне птица
В зарослях цветов
 
 
Таинственную
Песенку свою.
 
 
Деревня спит,
И ветер меж домов
 
 
Свистит, как осенью
В глухом краю.
 

В разгар весны в деревне

 
Весенняя горлица
Так говорлива!
 
 
Белы и свежи
Абрикосов цветы.
 
 
Рублю для плотины
Засохшие ивы,
 
 
Слежу за путем
Родниковой воды.
 
 
Привет передали мне
Ласточки с юга,
 
 
Где старый мой друг
В этом новом году
 
 
Свой кубок не сразу
Подносит ко рту, —
 
 
Сидит, вспоминает
Отшельника-друга.
 

Проживаю в имении на берегу Ванчуани

 
С тех пор как домой
Я вернулся в Байшэ ^{105} ,
 
 
С тех пор я не видел
Зеленых ворот ^{106} .
 
 
Живу потихоньку
В своем шалаше,
 
 
Работой встречаю я
Солнца восход.
 
 
Зеленые травы
Склонились к воде,
 
 
И белая птица
По речке плывет.
 
 
Я Чэню ^{107} подобен
Всегда и везде:
 
 
С утра поливаю
Чужой огород.
 

Написал, вернувшись на гору Суншань ^{108}

 
Река неустанно
Течет за каймой камыша.
 
 
А лошадь устала
По трудной дороге тащиться.
 
 
Прозрачные воды
Встречают меня не спеша,
 
 
Меня провожают
Летящие к северу птицы.
 
 
Развалины города
У переправы видны,
 
 
На горных вершинах
Заката лежит позолота.
 
 
Скорей бы добраться
К предгорьям родной стороны!
 
 
Вернувшись домой,
Я тотчас же закрою ворота ^{109} .
 

Провожаю Цю Вэя ^{110} , провалившегося на экзаменах ^{111} и возвращающегося в Цзяндун ^{112}

 
Вы, к сожаленью,
Не добились цели,
 
 
И нам приходится
Прощаться снова.
 
 
Вы сделали
Все то, что вы сумели, —
 
 
И дома встретят вас
Уже седого.
 
 
За десять тысяч ли
Вам ехать надо
 
 
К родным местам —
Вы не были давно в них.
 
 
Я должность бы устроил
Вам в награду,
 
 
Но сам я —
Только маленький чиновник.
 

Юноши

 
Синфэнским винам ^{113}
В мире равных нет:
 
 
За доу ^{114} платят
Тысячу монет.
 
 
Но удальцами
Этот край богат,
 
 
И каждый
Угостить другого рад.
 
 
И кони спят,
Ненужные пока,
 
 
Привязанные
Возле кабака.
 

На прощанье

 
«Скорее слезайте, сударь, с коня,
Давайте выпьем вдвоем.
 
 
Куда вы держите долгий путь?
Позвольте спросить о том».
 
 
«Сложилась жизнь не так, как хотел, —
Вы отвечаете мне, —
 
 
И я возвращаюсь к Южным горам ^{115}
Монахом жить в тишине».
 
 
«Если так, – извините меня за вопрос,
Я знаю, что жизнь нелегка.
 
 
Но помните: дружба наша чиста,
Как белые облака».
 

Наблюдаю охоту

 
Ветер крепчает,
Но луков звенят голоса, —
 
 
То у Вэйчэна ^{116}
Охотятся вновь генералы.
 
 
Высохли травы.
У соколов – злые глаза.
 
 
Поступь коней
Молодою и легкою стала.
 
 
Но уж промчались охотники
Мимо холмов,
 
 
В лагерь Силю ^{117}
Возвратились. И все-таки вскоре
 
 
Снова глядят
На восток, где стреляли в орлов,
 
 
Где облака проплывали
В небесном просторе.
 

Отвечаю чиновнику Чжану

 
На склоне лет
Мне тишина дороже
 
 
Всех дел мирских —
Они лишь тлен и прах.
 
 
Тщеславие
Меня давно не гложет,
 
 
Мечтаю только
О родных лесах.
 
 
Сосновый ветер
Я приму как милость,
 
 
Луну и лютню —
Вот и все пока.
 
 
Вы знать хотите,
Что со мной случилось?
 
 
В ответ сыграю
«Песню рыбака».
 

Одиноко сижу осенней ночью

 
Одиноко сижу
И грущу о своей седине.
 
 
Скоро стражу вторую ^{118}
Услышу я в доме пустом.
 
 
Под осенним дождем
Опадают цветы в тишине,
 
 
И цикады печально
Поют за восточным окном.
 
 
Но в конце-то концов —
Что печалиться о седине?
 
 
Я растратил все золото —
Нового нет у меня.
 
 
От болезни и старости
Можно ль избавиться мне,
 
 
Если книги твердят нам,
Что нет вообще бытия ^{119} .
 

Жизнь в горах

 
Мучительно-одинокий,
Калитку я запираю.
 
 
Кругом громоздятся горы
В алом блеске заката.
 
 
Рядом со мной деревья
Птиц приютили стаю,
 
 
А люди не навещают —
Не то, что было когда-то!
 
 
Бамбук как будто припудрен,
Его окружают травы,
 
 
И лотос наряд роняет —
Ему он больше не нужен.
 
 
Костра огонек зажегся
Налево от переправы:
 
 
То сборщик речных орехов ^{120}
Вернулся – готовит ужин.
 

Смотрю с высоты на реку Хань ^{121}

 
Три Сяна ^{122} смыкаются
С Чуского царства ^{123} границей,
 
 
И девять потоков
Сливаются тут воедино.
 
 
Здесь тесно реке —
Она землю покинуть стремится,
 
 
И гор не видать
За ее водяною равниной.
 
 
А на берегах
Разрослись города и деревни,
 
 
Река омывает их
Грозно-седыми волнами.
 
 
Прекрасен Сянъян
Красотой молодою и древней.
 
 
И, следуя Шаню ^{124} ,
Я тут запирую с друзьями.
 

Живу в деревне на реке Цишуй ^{125}

 
Я – на покое,
На Цишуй-реке.
 
 
Гор не видать —
Равнина широка.
 
 
За рощей солнце
Скрылось вдалеке,
 
 
И, вместо улицы,
Блестит река.
 
 
Уходит пастушонок,
Глядя вдаль,
 
 
Собаки за людьми
Бегут гурьбой.
 
 
Тот, кто развеял
Старую печаль,
 
 
Придет – запрет
Калитку за собой ^{126} .
 

Ожидаю Чу Гуан-си ^{127} , но он не приезжает

 
С утра все двери
Открываю снова,
 
 
Встаю, сажусь,
Но не сидится что-то.
 
 
Когда ж дождусь я
Гостя дорогого,
 
 
Его встречая,
Выйду за ворота?
 
 
…Но отзвучали
Колокола звуки
 
 
В весеннем парке
Над ночной столицей.
 
 
Ужель меня
Забыли вы в разлуке,
 
 
И грусть надолго
В доме воцарится?
 

Осенью в горах

 
Дождь кончился,
И небо чистым стало,
 
 
Но по прохладе чуешь —
Скоро осень.
 
 
Ручей стремится,
Огибая скалы,
 
 
Луна восходит
Среди старых сосен.
 
 
Вдали я слышу
Женщин разговоры,
 
 
Уж поздно – надо
К дому торопиться,
 
 
Пускай цветы
Совсем увянут скоро, —
 
 
Я здесь останусь,
Не вернусь в столицу.
 

Затяжной дождь над Ванчуанью

 
Дымки под дождем
Потянулись лениво —
 
 
Здесь варят еду
Для работников в поле.
 
 
А желтые иволги
Прячутся в ивах,
 
 
И белые цапли
Летают на воле.
 
 
Привык к тишине я
На горном просторе,
 
 
Привык я поститься,
Средь сосен гуляя.
 
 
О месте почетном
Давно уж не спорю
 
 
И в мире живу я,
Как птица лесная!
 

Написал, вернувшись в деревню

 
Слышу, у входа в долину
Колокола зазвучали.
 
 
Пора домой дровосекам,
Пора домой рыбакам.
 
 
В сумерках, на закате,
Горы полны печали,
 
 
И я один возвращаюсь
К белеющим облакам.
 
 
Уже водяные орехи
Созрели – держатся еле,
 
 
Ивовый пух летает
Легкий и молодой.
 
 
Травы у тихой речки
Буйно зазеленели…
 
 
В глубокой тоске калитку
Запер я за собой.
 

Поздней весной меня навестил губернатор Янь с друзьями

 
Совсем запущен старый сад —
Я не трудился столько дней.
 
 
Зато немало редких книг
В библиотеке у меня;
 
 
Зато отличные грибы
Я приготовил для гостей,
 
 
Что навестить меня пришли
В убогий дом на склоне дня.
 
 
Птенцов выводят воробьи,
Едва появится трава;
 
 
А иволги – те запоют,
Когда увянут все цветы.
 
 
И грустно каждому из нас,
Что вот седеет голова,
 
 
Что вот опять проходит год, —
И снова не сбылись мечты.
 

Вздыхаю о седине

 
Как стар я стал —
Усталый и седой,
 
 
Как тяжко ноют
Старческие кости!
 
 
Я словно
Между небом и землей
 
 
Живу здесь
Никому не нужным гостем.
 
 
Печалюсь горько
О горах родных.
 
 
Тут день и ночь
Пустые разговоры.
 
 
Что мне
До собеседников моих?
 
 
Оставлю город
И уеду в горы.
 

Расставшись с моим младшим братом Цзинем ^{128} , поднялся к храму Синего Дракона ^{129} и гляжу вдаль на гору Ланьтяньшань ^{130}

 
На осенней дороге
С тобою расстались мы снова.
 
 
Бесконечная мгла
Охватила немые просторы.
 
 
Я поднялся на холм,
Но не вижу тебя, молодого, —
 
 
Вижу только туман
И покрытые тучами горы.
 
 
Ты исчез – растворился
В тумане холодном и синем.
 
 
Равнодушное небо
Пронзили ночные зарницы,
 
 
И тоскует душа
О тебе, – ты живешь на чужбине,
 
 
И летит моя мысль
За походной твоей колесницей.
 

Послом прибываю на пограничную заставу

 
В трясущейся колымаге
Еду к дальней границе.
 
 
В стране, покоренной нами,
Раскинул я свой шатер.
 
 
Гляжу: летит надо мною
Диких гусей вереница,
 
 
Летит она и стремится
Домой, на родной простор.
 
 
В великой степи монгольской
Дымок от костра печален,
 
 
Закат над длинной рекою
Багров, словно мой костер.
 
 
Сегодня в Сяогуани ^{131}
Разведчики мне сказали,
 
 
Что далеко наместник —
Он у Яньжаньских гор ^{132} .
 

Зимней ночью пишу о том, что у меня на сердце

 
Эта зимняя ночь
Холодна, бесконечно длинна.
 
 
Бьют часы во дворце,
И опять – тишина, тишина.
 
 
Побелела трава —
На траве, как на мне, седина,
 
 
И сквозь голые ветви
Печальная светит луна.
 
 
Дорогие одежды
Со старческим спорят лицом —
 
 
Свет жестокой свечи
Выделяет морщины на нем.
 
 
Знаю я: молодежь
Полюбил Императорский дом ^{133} .
 
 
Я взгляну на себя —
И мне стыдно идти на прием.
 

Прибыв в Хуачжоу ^{134} , смотрю через реку на город Лиян ^{135} и вспоминаю Дин Юя

 
За рекой заря восходит —
Там светает понемногу,
 
 
Там деревья и кустарник
Разрослись в дремучий лес.
 
 
Мы пришли, полюбовались,
Но уже пора в дорогу;
 
 
Горный пик на горизонте
В дымке облачной исчез.
 
 
Мы пришли, полюбовались
И уходим ранним утром.
 
 
Вас я, друг мой, не увижу —
Широка речная гладь.
 
 
Но надеюсь, что рассказы
О правленье вашем мудром
 
 
Всю далекую дорогу
Будут нас сопровождать.
 

Отвечаю Чжану Пятому ^{136}

 
В Чжуннани есть лачуга —
К ней заросла дорожка.
 
 
Там на седые горы
Гляжу я из окошка.
 
 
Гостей там не бывает,
И заперты ворота.
 
 
Никто не потревожит, —
Безделье и дремота.
 
 
Один ловлю я рыбу
И пью вино хмельное.
 
 
Приехал бы сюда ты
И стал бы жить со мною.
 

В горах Чжуннань

 
К столице древней подошла
Цепь величавых гор Тайи ^{137} —
 
 
Та, что от моря самого
Хребты раскинула свои.
 
 
Вверху сомкнулись облака,
Любуюсь я, как бел их цвет!
 
 
Под ними – дымки синева,
Войдешь в нее – ее уж нет.
 
 
Цепь этих гордых гор страну
Своей громадой рассекла:
 
 
На юге – солнца ясный свет,
На севере – сырая мгла.
 
 
С утра опять сюда приду,
Вот только бы найти ночлег.
 
 
Пойду, пожалуй, за ручей —
Там мне поможет дровосек.
 

Посылаю губернатору Вэй Чжи ^{138}

 
Лежит старинный городок
В развалинах, в пыли.
 
 
Вокруг него пустынно все
На много тысяч ли.
 
 
Бледна осенняя заря, —
И слышу я, старик,
 
 
Лишь бормотанье ветерка
Да лебединый крик.
 
 
И возле хижины моей
Осыпалась листва,
 
 
И отражается в пруду
Увядшая трава.
 
 
Так день за днем влачу в глуши
Скупую жизнь мою,
 
 
И о «Печальном старике» ^{139}
Я песенку пою.
 
 
И даже ты, мой старый друг,
Представить бы не смог,
 
 
Как я теперь, на склоне лет,
Печально-одинок.
 

Крестьяне на реке Вэйчуань ^{140}

 
Глухую деревню
Закат озарил, неподвижен.
 
 
Бараны и овцы
Бредут мимо нищенских хижин.
 
 
Старик, беспокоясь,
Стоит, опершись на ограду:
 
 
Где внук его малый,
Что пас проходящее стадо?
 
 
Поют петухи,
И желтеют колосья пшеницы,
 
 
И черви на тутах
Не в силах уже шевелиться.
 
 
Крестьяне с работ
Возвращаются к отчему крову,
 
 
Друг друга приветствуют —
Ласково доброе слово.
 
 
Вот так бы и мне
Отдыхать и работать беспечно,
 
 
И я напеваю:
«Сюда бы вернуться навечно…»
 

Проездом у дома Ли И ^{141}

 
Ворота закрыты
Немало, наверное, дней —
 
 
Здесь, вижу, давно
Не ступали копыта коней.
 
 
Я гостем случайным
Иду в переулке глухом,
 
 
Собаки залаяли
Где-то за ближним леском.
 
 
Но вот и хозяин,
Без шпилек в седых волосах ^{142} ;
 
 
Даосскую книгу
Он в старческих держит руках.
 
 
Мы с ним уж давно
От волнений мирских далеки.
 
 
Нам славы не нужно,
И бедность для нас – пустяки.
 
 
В отшельничью хижину
Я возвращусь все равно,
 
 
Как только допьем мы
Ичэнское наше вино ^{143} .
 

Хижина в горах Чжуннань

 
На середине жизни оценил я
Путь Истины и Совершенства ^{144} путь.
 
 
Теперь, на склоне лет, я поселился
В горах Чжуннань – прожить бы как-нибудь…
 
 
Когда ко мне приходит вдохновенье,
Один я в горы ухожу всегда.
 
 
Дела житейские, давно я понял,
Перед природой – прах и суета:
 
 
Гуляю долго, прихожу к долине
И слышу бормотанье ручейка,
 
 
Сажусь, смотрю на горы и на небо,
Где тихо проплывают облака.
 
 
И если где-нибудь в горах случайно
Я встречу дровосека-старика,
 
 
Болтаю с ним, смеюсь – и забываю,
Что до дому дорога далека.
 

Прохожу мимо храма «Собравшихся благовоний» ^{145}

 
Храм «Собравшихся благовоний»…
Он стоит от людей вдали,
 
 
И взбираюсь по кручам вновь я
Вот уж несколько трудных ли.
 
 
Нет тропы меж старых деревьев,
Нет тропы среди горных скал,
 
 
Но откуда-то гулкий, древний,
Дальний колокол прозвучал.
 
 
Камни грозные – скал превыше —
Ручейка поглотили стон.
 
 
Зной полуденный, словно крышей,
Тенью лиственной охлажден.
 
 
Но ты видишь воды мерцанье,
Пруд, заросший со всех сторон.
 
 
Укрощен твоим созерцаньем
Источающий яд Дракон ^{146} .
 

Изнываю от жары

 
Багровое солнце
Сжигает и небо и землю,
 
 
И огненных туч
Громоздятся высокие горы.
 
 
И травы и листья
Сгорают, свернувшись и дремля,
 
 
И высохли реки,
И быстро мелеют озера.
 
 
Одежды из шелка
Сейчас тяжелее железных.
 
 
И в лес не пойдешь —
Нету тени, – от зноя сгоришь ты.
 
 
Оконные шторы
Уж несколько дней бесполезны,
 
 
И за день одежду
Стираю и дважды и трижды.
 
 
Но мысли мои
Ничему не подвластны на свете —
 
 
Они устремляются
В дальнюю даль по вселенной:
 
 
На тысячу ли
Там несется стремительный ветер,
 
 
И волны морские
Покрыты кипящею пеной.
 
 
И понял я вдруг,
Что страдает лишь бренное тело,
 
 
Слабеет оно,
Но душа остается крылатой.
 
 
«Ворота Сладчайшей Росы» ^{147}
Открываю несмело —
 
 
И дух наслаждается
Их чистотой и прохладой.