Текст книги "Дедушкины рассказы. История Шотландии с древнейших времен до флодденского сражения 1513 года."
Автор книги: Вальтер Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Его примеру последовали столькие, что, казалось, армия Дугласа в миг растаяла, словно снежок, и к утру в опустевшем, притихшем лагере едва ли набралась бы и сотня солдат, не считая приближенных графа. Дугласу пришлось бежать к восточной границе, где в местечке Аркинхольм в долине реки Эск 1 мая 1455 года его братья и сподвижники были разбиты наголову воинами Пограничья. Арчибальд Дуглас, граф Мюррей, один из братьев графа, погиб в бою, ему отрубили голову и отослали ее королю, а затем в Аберкорн. Еще один брат, Хью, граф Ормонд, был ранен, схвачен и тотчас же казнен, несмотря на его заслуги в сражении при Сарке. Джон, лорд Балвени, третий из братьев, сбежал в Англию, где нашел пристанище и сам граф. Вот так этот знаменитый и могущественный род, которому, казалось, оставался один шаг до владения короной, пал в одночасье, не дав решающего сражения. Преданность и отвага Славного лорда Джеймса послужили началом возвеличивания Дугласов, а мятеж и растерянность последнего графа покончили с ним.
Этот незадачливый вельможа жил почти двадцать лет изгнанником в Англии, и никто не вспоминал о нем на родине, пока при следующем короле он не угодил в плен, совершив в 1484 году набег на Шотландию и нарушив границу у Аннандейла. Сдался Дуглас брату Киркпатрика из Клозберна, который в лучшие дни был его вассалом и даже прослезился, когда увидел своего бывшего господина в столь жалком состоянии. Киркпатрик предложил освободить графа и бежать вместе с ним в Англию, но Дуглас ответил ему отказом. «Я устал от изгнания, – сказал он, – и коли король дает за мою голову награду, я бы предпочел, чтобы она досталась тебе, ведь ты всегда был предан мне, а я – лишь себе самому».
Киркпатрик, однако, повел себя человечно и благородно. Он укрыл графа в тайном убежище и до тех пор не привозил к королю, пока ему не было обещано, что тому сохранят жизнь. Дугласу был вынесен приговор, в соответствии с которым его поместили в аббатство Линдорс. Проявив смирение, он лишь произнес слова, впоследствии передававшиеся из уст в уста: «Тот, кто ни на что не годен, должен жить монахом». В монастыре граф провел всего четыре года, и с его уходом главная ветвь могучего рода Дугласов вымерла, ибо он был последним ее представителем.
Другие шотландские семьи поднялись из под руин этого влиятельного дома. Земли, входившие прежде в необъятные владения Дугласа, король раздарил тем, кто помог ему с ним расправиться. Графу Ангусу, вставшему на сторону короля, хотя он и приходился родственником Дугласу, досталась самая большая доля, и была она такова, что у семьи появился повод, как мы увидим, задаться теми же честолюбивыми устремлениями, что преследовали их старшие сородичи, но Ангусам не было суждено взлететь так высоко и пасть так низко, как их прародителям.
Гамильтон тоже вошел в силу после падения Дугласа. Вовремя покинув своего родственника при Аберкорне, он снискал себе репутацию преданного слуги короля и сперва получил в награду обширные земельные наделы, а затем руку и сердце его старшей дочери.
Сэр Уолтер Скотт из Киркурда и Букклеча, а также члены его семьи, отличившиеся в сражении при Аркинхольме, тоже получили в подарок немалые земли, и это послужило для них отправной точкой на пути к обретению герцогского титула [60]60
«Сэр Вальтер Скотт из Киркурда, наследник по мужской линии рода Букклечей, получил 22 февраля 1458 года грамоту на владение землями в баронетстве Кроуфордджон». – Тайтлер, т. II, стр. 65. «Тот же монарх даровал сэру Вальтеру и сыну его сэру Дэвиду половину баронетства Бранксхольм за их верность и храбрость в противостоянии с Дугласами. Тогда же получили они и часть баронетства Лангхольм в Дамфрисшире. Сэр Вальтер, первым основавший главную резиденцию Букклечей в замке Бранксхольм, умер между 1467 и 1470 годами». – Вуд. Книга пэров, т. I, стр. 247.
[Закрыть].
Вот так, дорогое мое дитя, устроен мир, где падение одного великого человека или целого рода помогает возвыситься другому. Подрубленное дерево роняет семена на землю, давая жизнь молодым растениям, которые заменяют его.
Во время этого царствования англичане не часто воевали с шотландцами, так как у себя дома были вынуждены принимать участие в не прекращавшихся кровопролитных распрях Йорков и Ланкастеров. Возможно, по той же причине в конфликтах, которые все же случались, преимущество оказывалось на стороне шотландцев.
Избавившись от соперничества Дугласа и от угрозы постоянных войн с Англией, Яков II правил твердой рукой, и его последний парламент советовал ему придерживаться буквы закона неукоснительно и жестко, как государю, у которого имеются все условия, для того чтобы использовать данную ему власть: ведь ему не придется давать отпор злодеям и нарушителям спокойствия. Это было в 1458 году. И всего два года спустя их светлые надежды и чаяния рухнули.
Приграничная крепость Роксбро оставалась в руках англичан со времен гибельного сражения при Дарэме. Король решил снова превратить ее в оплот государства. Пренебрегая мирным договором, подписанным в то время с Англией, Яков собрал все военные силы королевства, задумав привести в исполнение свой грандиозный замысел. На призыв монарха, почитаемого за успехи в военных начинаниях, откликнулись очень многие дворяне со своими соратниками. Даже Дональд Властитель Островов повел себя как преданный и послушный вассал, явившись к королю с воинами, беспрекословно ему подчинявшимися, он покорно предоставил их в распоряжение своего сюзерена. Снаряжение его солдат было таким же, как у горцев: кольчуги, двуручные мечи, луки со стрелами. Дональд предложил принять на себя первый удар: он пойдет на милю впереди королевского отряда во время вторжения шотландцев в Англию. Однако первейшей задачей Якова была осада Роксбро.
Эта неприступная крепость стояла на возвышенности у слияния Твида и Тевиота, и воды двух этих рек, поднятые дамбой, омывали ее стены со всех сторон, а чтобы укрепить их, инженеры того времени использовали все свое умение. Прежде крепость захватывали с помощью военных хитростей, но на этот раз Яков решил предпринять обычную осаду.
Задавшись этой целью, он установил на северном берегу Твида пушечную батарею, состоявшую из гигантских неуклюжих орудий, какие умели сооружать в ту эпоху. Осада длилась некоторое время, и армия стала уставать, но вскоре солдаты приободрились: граф Хантли прибыл им на подмогу с отрядом своих храбрецов. Король на радостях приказал своей артиллерии дать залп по крепости, и сам встал около пушки, чтобы увидеть, каков будет результат. Огромные пушки тогда обшивали железными пластинами, скрепляя их обручами из того же металла – теперь подобным способом делают бочки. С пушками такого старинного образца куда чаще случались всякие недоразумения, чем с нынешними, которые целиком отливают из прочного металла, пробивая в нем после отверстие с помощью станка. Одно из таких скверно сработанных орудий взорвалось во время стрельбы. Куском железа Якову раздробило бедренную кость, и он скончался на месте. Второй обломок ранил герцога Ангуса. Больше никто не пострадал, хотя вокруг толпился народ. Вот так, 3 августа 1460 года, процарствовав двадцать четыре года из неполных прожитых им двадцати девяти, покинул этот мир Яков II Шотландский.
Король не обладал столь же исключительными достоинствами, что его отец. И расправа с графом Дугласом, без сомненья, легла несмываемым пятном на его репутацию. Но все же, в целом, он был достойным правителем, и подданные горько сожалели о нем. А терновый куст в парке герцога Роксбро во Флере и ныне указывает место его гибели.
Глава XXII
ПРАВЛЕНИЕ ЯКОВА III -ВЗЛЕТ И ПАДЕНИЕ БОЙДОВ -КАЗНЬ КОРОЛЕВСКИХ ФАВОРИТОВ -ВОССТАНИЕ ХОУМСОВ И ХЕПБЕРНОВ -УБИЙСТВО КОРОЛЯ (1460-1488)
Прискорбная кончина Якова II привела армию, расположенную у Роксбро, в растерянность и, казалось, осада вот-вот будет снята. Но Маргарита, вдова покойного монарха, явилась на военный совет, ведя за собой наследника короны, своего старшего сына, восьмилетнего мальчика, и обратила к собравшимся следующие полные горечи слова:
– Послушайте меня, благородные лорды, неужто не стыдно отказаться от дела, столь славно начавшегося, и не отмстить за ту беду, что случилась возле этого проклятого замка. Вперед, мои отважные лорды, будьте упорны и не отступайте, пока не добьетесь победы! Жаль, что храбрецы вроде вас нуждаются в увещеваниях женщины, да к тому же вдовы, которую вам бы следовало ободрить и утешить!
Шотландские дворяне встретили героическое обращение Маргариты криками и аплодисментами, и продолжали осаду замка Роксбро до тех пор, пока тамошний гарнизон, так и не дождавшись подмоги, не сдался, совсем оголодав. Губернатора приговорили к смерти. А непримиримость шотландцев в отношении всего, что было связано со смертью их короля, побудила их сровнять стены крепости с землей и возвратиться победителями из похода, который им так дорого обошелся.
В пору несовершеннолетия Якова Третьего дела в Шотландии шли куда лучше, чем при его малолетних отце и деде. Государством управлял опытный и мудрый епископ Кеннеди. Роксбро, как мы уже отметили, был взят и уничтожен. Берик сдался шотландцам, пока Англию раздирали на части междоусобицы, а Оркнейские и Шетландские острова, которые прежде принадлежали норвежским королям, были получены в качестве приданого принцессы Датской и Норвежской, отданной за шотландского правителя.
Столь благоприятный ход событий внезапно нарушила смерть архиепископа Кеннеди 10 мая 1466 года, после чего семья неких Бойдов на время обрела такое могущество, что казалось, оно становится угрозой общественному спокойствию. Наставником Якова III был Гилберт Кеннеди: умный и серьезный человек, он продолжал заниматься образованием короля после смерти своего брата, прелата, но необдуманно позвал себе в помощники сэра Александра, брата лорда Бойда, сочтя, что тот, будучи моложе, лучше справится с обучением Якова военному искусству. Это назначение так приблизило к королю сэра Александра, его брата лорда Бойда и двух его сыновей, что они решили вовсе отстранить Кеннеди от воспитания. Двор в то время располагался в Линлитгоу, и короля, который отправился поохотиться, уговорили скакать прямиком в Эдинбург и более не возвращаться. Наставник Кеннеди поспешил воспротивиться желанию короля, схватил его коня за уздечку и хотел отвезти назад в Линлитгоу. Александр Бойд, бросившись вперед, ударил старика, заслужившего куда как лучшего обращения, охотничьей дубинкой, заставил его отпустить поводья королевской лошади и отвез Якова в Эдинбург, добившись своего. Там он взял на себя управление делами, торжественно простил Бойдам все прегрешения и назначил их своими главными министрами и фаворитами. Сэр Томас, один из сыновей лорда Бойда, удостоился руки принцессы Маргариты, старшей сестры короля, и стал графом Арранским. Такую честь он заслужил и за свои личные достоинства, ибо соответствовал описанию, составленному одним английским джентльменом, который сказал о нем следующее: «Изысканно любезный, воспитанный, умный, добрый, щедрый и общительный граф Арран», а кроме того: «...изящный, ловкий, красноречивый мужчина, превосходный стрелок из лука, и ко всему – совершеннейший рыцарь, всецело преданный своей даме».
Несмотря на все добродетели новоиспеченного графа Аррана, за внезапным взлетом его родичей последовало столь же неожиданное их падение. Король, то ли рассердившись на то, как Бойды использовали его расположение к ним, то ли изменив свое мнение о них по иной причине, внезапно лишил всех членов семьи их должностей и предал суду за злодеяние, совершенное в Линлитгоу, невзирая на то, что сам простил их. Сэр Александр Бойд был приговорен к смерти и казнен. Лорд Бойд и его сыновья совершили побег и умерли в изгнании. После смерти сэра Томаса (графа Аррана), принцесса Маргарита вышла замуж за лорда Гамильтона, который получил за ней владения и титул графа Арранского [61]61
Их сын Джеймс стал в августе 1503 г. графом Арранским. – Вуд. Книга пэров, т. I, стр. 121.
[Закрыть].
После падения Бойдов король стал править самолично и показал себя с дурной стороны.
Он был робок крупный недостаток в век войн, а трусость развивала в нем подозрительность по отношению к своим придворным, а в особенности к двум своим братьям. Он любил деньги, и ему недоставало щедрости, без которой невозможно было заручиться поддержкой влиятельнейших вельмож, но зато всеми силами старался приумножить свое состояние, посягая на собственность как духовенства, так и мирян, за что заслужил ненависть и презрение тех и других. Король слыл ценителем всего того, что принято относить к разряду изящных искусств, а в особенности, музыки и архитектуры – наклонность, украшающая властителя, коли она не позволяет ему уронить монаршее достоинство. Яков же приблизил к себе архитекторов и музыкантов, исключив из своего ближайшего окружения знатных вельмож, коим он предпочел людей, которых высокомерные шотландские бароны называли каменщиками и бродячими музыкантами. Кокрин, архитектор, Роджерс, музыкант, Ле-нард, кузнечных дел мастер, Хоммель, портной, и Торфихен, учитель фехтования, стали советниками и компаньонами короля. Привычки, свойственные простолюдинам, вызвали ненависть у знати, которая сравнивала Якова с двумя его братьями: герцогами Олбани и Маром, отнюдь не в его пользу.
Внешность и манеры младших сыновей Якова II соответствовали тогдашним представлениям о том, как подобает выглядеть особам королевской крови. Вот портрет герцога Олбани, нарисованный старинным шотландским автором: «Хорошо сложен, рослый и привлекательный, а именно: широколицый, красноносый, с большими ушами, и если он говорил с тем, кто был ему неугоден, выражение его лица становилось ужасным». У Мара нрав был менее суровый, и все, кого он к себе приближал, восхищались его мягкостью и благородством манер. Оба принца были непревзойденными участниками рыцарских турниров, псовой и соколиной охоты, а также обладали многими умениями, которых король был лишен, то ли из-за недостатка вкуса к ним, то ли из-за своей боязливости, хотя в те времена считалось, что людям высокого звания никак нельзя без них обойтись.
Возможно, отчасти страхи короля объяснялись буйным нравом шотландских вельмож, которые, подобно Дугласам или Бойдам, нередко вынашивали честолюбивые замыслы и старались осуществить их, отобрав власть у короля.
Следующая история, быть может, покажется тебе забавной в сравнении с множеством грустных, и в то же время ты поймешь, как вели себя шотландские короли, и почему Яков опасался затей своих дворян.
Году примерно в 1474 лорд Сомервилль, служивший при дворе Якова III, пригласил короля посетить его замок Коутхолли, неподалеку от города Кэрнуота, где он жил тогда и где задавал пиры, с отличавшим его грубоватым радушием, характерным для того времени
У лорда была привычка, если он отлучался из дому, но собирался вернуться в замок с компанией гостей, отсылать вперед себя записку из двух слов, speates and raxes, то есть «вертела и очаги». Это означало, что следует наготовить как можно больше еды и привести в готовность вертела и подставки (или конструкции), на которых они вращаются. Даже визит самого короля не заставил лорда Сомервилля изменить свое обычное сообщение, правда, он повторил слова трижды и отправил записку в замок с особым гонцом. Записку доставили леди Сомервилль, лишь недавно ставшей его женой и не успевшей привыкнуть к почерку мужа, вероятно, не слишком разборчивому, – ведь в ту пору дворяне чаще пользовались мечами, а не перьями. Итак, женщина позвала к себе дворецкого, и, соединив усилия, они трижды прочитали «копья и жилеты» (spears and jacks)вместо «вертела и очаги». Кожаные жилеты, обшитые железными пластинами, заменяли тогда латы всадникам из простолюдинов. Леди Сомервилль и дворецкий поняли эти ужасные слова в том смысле, что лорд Сомервилль попал в беду или повздорил с кем-то в Эдинбурге, а потому нуждается в помощи. И вот, вместо того чтобы забить скот и приготовиться к пиру, они снарядили вооруженный отряд и приготовились к стычке. Поспешно собранный отряд из двух сотен конников, пробираясь по топям в направлении Эдинбурга, завидел на склоне Корсетт-Хилла большую компанию джентльменов, забавлявшихся соколиной охотой. Это были король и лорд Сомервилль, которые решили поразвлечься на пути в Коутолли.
Всадники при оружии враз заставили охотников посерьезнеть, причем король, углядев впереди отряда реющее знамя лорда Сомервилля, заключил, что эта вылазка мятежников направлена против него и обвинил барона в измене, но тот сумел оправдаться. «Вон там, внизу, в самом деле, мои люди и мой стяг, но я понятия не имею о том, какая причина заставила их явиться сюда. Однако если ваше величество позволит мне подъехать к ним, я вскоре выясню, что случилось. Тем временем мой старший сын и наследник останется вашим заложником и пусть он лишится головы, если окажется, что я поступился своим долгом».
Король позволил лорду Сомервиллю подъехать к его соратникам, и вскоре командующий отрядом все объяснил. Ошибка только развеселила гостей, так как король, взглянув на записку, сказал, что он и сам бы прочитал «копья и жилеты», а не «вертела и очаги». По прибытии в Коутолли, они нашли леди Сомервилль до крайности взволнованной своей оплошностью. Однако Яков всячески расхвалил ее за расторопность, с какой она созвала людей на подмогу мужу, и выразил надежду, что у нее всегда будет под рукой такой же бравый отряд, если это потребуется королю или королевству. И таким вот образом недоразумение счастливо разрешилось.
Вполне понятно, что сердечное отношение подданных Якова III к его братьям не могло оставить равнодушным трусоватого, но жестокого правителя, каким, судя по всему, он и был. А наветы бессовестных людей из числа тех, с кем король проводил часы, свободные от государственных дел, постепенно превратили его недоверчивость и опасливость в холодную и непримиримую ненависть. Многие причины побудили завистливых и бесчестных фаворитов Якова посеять вражду между ним и братьями. Семьи Хоумзов и Хепбернов, ставшие еще более влиятельными после падения Дугласов, не раз вели тайком переговоры с Олбани, касавшиеся его привилегий и земель в графстве Марч, которые тот унаследовал от отца. Олбани был лордом-смотрителем восточной границы, и эта должность позволяла ему держать в узде могучие кланы и не считаться с ними. Задумав отомстить, они сговорились с Робертом Кокрином, первейшим советчиком короля и, как говорят, дали ему большущие взятки, чтобы подорвать доверие короля к Олбани. Кокрин преследовал и собственные корыстные цели, – ведь он понимал, что Олбани и Мар не одобряют его близости с королем.
И вот недостойные фавориты короля надумали убедить его в том, что ему следует опасаться родных братьев. Они нашептали Якову, что граф Мар справлялся у ведьм о том, как и когда королю суждено отойти в мир иной, и те будто бы ответили, что он примет смерть от руки своих ближайших родичей. Они притащили к Якову астролога, то есть человека, который притворяется, будто может предсказать будущее по расположению звезд, и тот сказал ему, что в Шотландии Льву суждено быть убитым собственным потомством. Все это до такой степени потрясло трусливого и мнительного короля, что он арестовал обоих своих братьев. Олбани заперли в Эдинбургском замке, а вот участь Мара решилась мгновенно: король приказал убить его, удушив в ванной, или, если верить другим историкам, сделать так, чтоб тот истек кровью.
Яков совершил это жестокое преступление, дабы избавиться от страхов, которые в значительной мере были воображаемыми, но мы увидим, что смерть его брата Мара поставила короля под удар, а не уберегла от опасности.
Олбани была уготована та же участь, но кто-то из его друзей во Франции или Шотландии пришел ему на выручку. Небольшой сторожевой корабль, груженный вином из Гаскони, стоял на рейде в Лите, и два бочонка отправили в подарок опальному принцу. Стража позволила отнести бочонки в комнаты Олбани, герцог открыл оба, оставшись один, и нашел облепленную воском записку с призывом совершить побег и обещанием, что маленькое судно, доставившее вино, будет дожидаться, пока он доберется до берега. В записке говорилось, что ему следует поторопиться, так как назавтра он будет обезглавлен. В том же бочонке нашелся и моток веревки, с помощью которой ему предстояло спуститься вниз по крепостной стене, высившийся над обрывом. В заточении вместе с герцогом томился и его верный спутник, камердинер, пообещавший помочь хозяину в этом опасном предприятии. Главное было отвлечь начальника стражи, и с этой целью Олбани пригласил его поужинать вместе с ним, якобы для того, как сказал герцог, чтобы отведать превосходного вина, доставленного ему в двух бочонках. И вот, капитан, расставив часовых в наиболее опасных, как ему казалось, местах, явился в комнату герцога с тремя своими солдатами и приступил к трапезе. После ужина герцог занимал его игрой в кости до тех пор, пока капитан, сидевший возле пылающего очага, потягивая вино, которое исправно подливал ему камердинер, не опьянел, так же как и его помощники, для которых тоже не пожалели спиртного.
И тогда герцог Олбани, а он был сильный и смелый, вскочив из-за стола, нанес капитану удар кинжалом, отчего тот на месте испустил дух. Так же он поступил и с двумя солдатами, а камердинер прикончил еще одного и бросил тела в огонь. Проделать все это было легче легкого, поскольку солдаты погрузились в пьяную дремоту. Достав ключи из кармана начальника стражи, Олбани и его камердинер выбрались наружу и, оказавшись на крепостной стене, нашли место, укрытое от глаз охраны. Камердинер первым стал спускаться по веревке, увы, слишком короткой, упал и сломал ногу. Тогда он крикнул хозяину, чтобы тот удлинил веревку. Олбани вернулся в комнату, снял с кровати простыни, удлинил с их помощью веревку и благополучно преодолел спуск. Затем, взвалив камердинера себе на спину, он отнес его в укрытие, где тот мог оставаться до тех пор, пока не вылечится, сам же пошел к берегу, куда по условному знаку подплыла лодка и доставила его на корабль, направлявшийся во Францию.
Стражникам, знавшим, что их капитан вместе с тремя солдатами проводит ночь в покоях герцога, и в голову не приходило, что что-то случилось. Однако, заметив на рассвете свисавшую со стены веревку, они всполошились и бросились в комнату герцога. Тут они обнаружили одно тело, распростертое на полу, и еще три – капитана и двух солдат – в очаге. Король был потрясен столь необычным побегом и не верил, пока не увидел все собственными глазами.
После смерти Мара и побега Олбани недостойные фавориты короля Якова совсем потеряли стыд. Роберт Кокрин, каменщик, получил безграничную власть: любое прошение, поданное королю, проходило через его руки, а он вымогал и получал мзду за свое согласие. Кокрин до того разбогател, что сам сумел подкупить короля и получил от того земли и владения покойного графа Марского. Весь народ вознегодовал, увидев, что наследство убитого графа, сына короля Шотландии, досталось такому недостойному выскочке, как Кокрин [62]62
«Возможно, что Кокрин получил только графские владения, а не титул, однако, будучи тщеславен, использовал его, так же как и окружавшие его льстецы». – Пинкертон, т. I, стр. 304.
[Закрыть].
На этом заслуживающем презрения фаворите лежит вина еще за одно беззаконное дело: по его указке в серебряную монету королевства добавили меди и свинца, понизив таким образом ее истинную стоимость, но объявили, что стоит она ровно столько же, как если бы была из чистейшего серебра. Народ отказывался продавать зерно и другие продукты за обесцененные деньги, и это породило беспорядок, растерянность и нищету. Кокрину говорили, что эти деньги следует изъять и вернуть в обращение полновесную монету. Но он был до того уверен в ценности своих «кокринок», как называли эти деньги в народе, что заявил следующее: «Только в тот день, когда меня повесят, будут они изъяты, а не раньше». Он пошутил, а на деле так оно и вышло.
В 1482 году споры с Англией вновь обострились, и Эдуард IV приготовился к вторжению в Шотландию, в основном надеясь вернуть город Берик. Он пригласил герцога Олбани покинуть Францию и присоединиться к нему, пообещав усадить его на шотландский трон вместо брата. Непопулярность короля Якова и явное предпочтение, которое шотландцы отдавали Олбани, служили залогом успешности предприятия.
Но как бы ни изверился в своем короле шотландский народ, получить правителя из рук англичанина он не желал ни при каких обстоятельствах. Парламент собрался и единогласно постановил идти войной против Эдуарда Грабителя, а именно так прозвали английского монарха.
Дабы поддержать эти мятежные речи, Яков объявил в королевстве всеобщий призыв, а именно: все мужчины, числом пятьдесят тысяч человек, обязанные нести воинскую службу, должны были собраться в предместье Эдинбурга, двинуться оттуда к Лодеру и встать лагерем между рекой и городом.
Однако собравшиеся там вельможи со своими соратниками были куда более расположены покончить с злоупотреблениями, допущенными чиновниками короля Якова, чем идти против англичан. Немало знатных вельмож и баронов, собравшись на тайный совет в Лодерской церкви, заклеймили Кокрина за наглость и развращенность и за то зло, что причинили Шотландии он и его приспешники. Прервав обсуждение, лорд Грей попросил внимания, чтобы рассказать притчу: «Одна мышь, – начал он, – устав от преследования кошки, решила, что на шею этому животному надо привязать колокольчик, чтобы было слышно, когда оно приближается. И хотя мера эта была одобрена всем мышиным советом, осуществить ее не удалось, ибо ни одной мыши не достало смелости подвесить колокольчик на шею страшному врагу».
Так он сказал о том, что недовольные вельможи могут принимать смелые решения, направленные против королевских министров, однако едва ли среди них найдется храбрец, готовый поквитаться с ними.
Граф Арчибальд Ангус, обладавший неслыханной силой и небывалой отвагой, глава той ветви семьи Дугласов, о которой я уже рассказывал раньше, вскочил, едва Грей закончил свою речь.
«Я именно тот, – заявил он, – кто подвесит кошке колокольчик». После чего его наградили прозвищем Подвесь Кошке Колокольчик, которое он носил до конца дней своих.
Пока вельможи судили да рядили, кто-то громко и уверенно постучал в церковную дверь. Этот стук оповестил о прибытии Кокрина, явившегося в сопровождении трехсот личных телохранителей, одетых все, как один, в броские ливреи – белые с черным кантом – и с алебардами. Наряд самого Кокрина соответствовал великолепию этой свиты: костюм для верховой езды из черного бархата, шею украшает золотая цепь тонкой работы, на боку охотничий рожок с золотой инкрустацией. От шлема, который несли впереди него, исходило сияние того же драгоценного металла. Даже шатер у него был не из обычной материи, а из шелка и с шелковыми шнурами. Вот в таком шикарном наряде, прознав, что вельможи собрались на совет, Кокрин явился, пожелав узнать, чем они там занимаются, и потому-то так яростно колотил в церковную дверь. Сэр Роберт Дуглас из Лохлевена, в чьи обязанности входило охранять дверь, спросил кто стучит. Когда Кокрин ответил «граф Марский», вельможи очень обрадовались, что он, можно сказать, по собственной воле угодил им в лапы.
Как только Кокрин вошел в церковь, Ангус, спеша исполнить данное им обещание привязать кошке колокольчик, перегородил ему путь и, грубо сдернув с шеи цепочку, произнес:
– Петля ему больше пойдет.
А сэр Роберт Дуглас в ту же минуту сорвал с Кокрина охотничий рожок, воскликнув:
– Ты слишком долго охотился за бедами.
– Надеюсь, вы шутите, милорды? – спросил Кокрин, скорее не испуганный, а изумленный столь нелюбезным приемом.
– Скоро ты поймешь, что это за шутки, – ответили ему, – ты и твои приспешники скоро почувствуете, ибо вы использовали благосклонность короля, обратив ее всем во вред, а теперь получите по заслугам.
Кокрин и его телохранители не стали оказывать сопротивление. Часть вельмож отправилась к королевскому шатру, и пока несколько из них занимали короля беседой, остальные набросились на Леонарда Хоммеля, Торфихена и прочих, среди которых оказался и Престон, дворянин, каковых среди любимцев короля Якова было лишь двое. Всех приговорили к мгновенной смерти, как дурных советников и негодных чиновников, навредивших государству. Спастись удалось лишь Джону Рэмси из Балмейна, юноше благородного происхождения; он обхватил короля за пояс, увидев, как напали на других. Рэмси не тронули, приняв во внимание его молодость – а ему едва сровнялось шестнадцать – и благодаря заступничеству Якова.
Воины зашумели, наперебой предлагая веревки от своих палаток и поводья своих коней, чтобы казнить провинившихся министров. Кокрин, будучи человеком не робкого десятка, – впервые он обратил на себя внимание короля, проявив храбрость во время поединка, – не струсил, хотя и повел себя – глупее некуда. Тщеславие его было столь непомерно, что он попросил связать ему руки не пеньковой, а шелковой веревкой, которую предложил взять в его шатре, но это лишь подсказало его врагам способ причинить ему дополнительную боль. Ему было сказано, что он всего-навсего лживый мошенник, а потому должен умереть недостойно, а значит, использовать следует лошадиную привязь или поводья, что куда позорней пеньковой веревки. На поводьях Кокрина и повесили посреди моста через Лодер (ныне уничтоженного) вместе с его приспешниками, которых разместили по обе стороны от него. Завершив расправу, лорды возвратились в Эдинбург, где было решено, что король должен оставаться в замке, хотя присмотр за ним установят не строгий, а обращение останется уважительным.
Тем временем англичане захватили Берик, и это важное место уже никогда не возвращалось к шотландцам, хотя те и не оставили своих притязаний на главный бастион восточного Пограничья. Англичане хотели было воспользоваться преимуществами своего положения, однако шотландская армия продвинулась к Хэддингтону, чтобы сразиться с ними, но, в итоге, стараниями герцога Олбани был заключен мир: герцог понял, что напрасно поддался на уговоры англичан, а мечта заполучить корону несбыточна, и решил пожертвовать собой во имя спокойствия страны.
Герцог Олбани и знаменитый Ричард, герцог Глостер (впоследствии Ричард Третий), провели переговоры об условиях, на которых возможен был бы мир как между королем и его вельможами, так и между Францией и Англией. Они встретились в Эдинбурге с Советом шотландских лордов, которые управляли делами государства с тех пор, как король пребывал в заключении. Совет не выказал должного почтения герцогу Глостеру, который, по его мнению, будучи англичанином, не имел права вмешиваться в дела Шотландии, но герцога Олбани приняли с уважением, согласившись выслушать его предложения.
– Прежде всего, – сказал Олбани, – я желаю, чтобы моему брату королю вернули свободу.
– Милорд, – отвечал Арчибальд Подвесь Кошке Колокольчик (а он был канцлером), – это будет немедленно исполнено, тем более что таково ваше желание. Что же до того господина, что сопровождает вас (он имел в виду герцога Глостера), то он нам не знаком, и потому его желания мы исполнять не станем. Но вы – брат короля, к тому же, ближайший преемник его величества после его младенца-сына. Потому мы отдаем короля в ваши руки с верой в то, что впредь он будет действовать, полагаясь на ваши советы, и управлять королевством справедливо, дабы не вызывать недовольство народа и не вынуждать нас, шотландских дворян, ему перечить.
