Текст книги "Семь опасных теней (ЛП)"

Автор книги: Валинн Метани

Соавторы: Кортни Аламеда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Спишем ущерб на утечку газа, – сказал Ронин. – Или какой-то еще глупый страх смертных.

Я потрясенно покачала головой.

– В этом поезде нет газа…

– Не важно, – Ронин вернул катану в ножны. – Смертные поверят всему, если я так захочу.

Они-чан зашипел на меня, когда я сунула его в переноску. Он словно говорил: «После всего, что я сделал для тебя?».

Путь в Киото будет долгим.

Четырнадцать

Вокзал Киото

Киото, Япония

Я сошла с шинкансена в Киото, ощущая волнение. Я столкнулась с демонами, богами смерти и опасностью, какую и не представляла, но это не пугало меня так, как гнев родителей.

– По шкале от одного до десяти, – сказал Широ, спрыгивая на платформу за мной, – как сильно твои родители будут злиться сегодня?

Вряд ли это можно было оценить. Их ярость не будет как фейерверк, она скорее будет как астероид, падающий на Землю, врезающийся и душащий атмосферу пылью. Их гнев задержится надолго после того, как догорят яркие части, как и их стыд. Им точно было неудобно объяснять мое исчезновение властям, учителям, друзьям или остальной семье. Вмешательство Горо дало мне время, но не купило их прощение.

– Мои родители очень традиционны и консервативны, – я опустила переноску Они-чана на землю, пока мы ждали, чтобы вышли Горо и Ронин. – Для них это выглядит так, словно дочь убежала в Токио с парнем.

– Я не парень. Я – страж храма, кицунэ, – фыркнул Широ.

– Они этого не знают, – сказала я.

Ронин сошел с поезда со смешком.

– И ты можешь звать себя кицунэ, брат, хотя не заслужил ни одного хвоста?

– Лучше быть без хвоста, чем мертвым, – парировал Широ, подняв переноску Они-чана с земли.

Горо присоединился к нам на платформе и вздохнул.

– Вы оба дураки, да? Что сделано, то сделано, и спорить нет толку.

Ронин отвернулся от нас.

– Я забронировал номер в рёкане Нишияма. Доставишь туда мои вещи?

Он пропал в толпе на платформе.

– Боги, я порой его ненавижу, – сказал Широ. Они-чан зарычал в переноске. Я не знала, был ли маленький демон согласен с Широ, или он просто был голоден. Я подозревала, что это было последнее. Он всегда был голоден.

Мы вышли из терминала, нервничая. Тысячи разговоров крутились в голове, и все заканчивались моим смущением и унижением. И выражение лица матери не помогало уверенности.

– Они там, – Широ узнал моих родителей. Он помахал и убрал руку. – Твоя мама… кхм, рада тебя видеть.

Мои родители ждали у входа на вокзал, на их спины светило солнце. Губы матери двигались, но пространство между нами поглощало звук. Отец повернул голову и заметил меня. Он был рад еще меньше. Оба были в рабочей одежде – отец в черном костюме, а мама – в сером кимоно с бледно-розовым оби. По наряду мамы было видно, что я помешала важному делу на работе. Помешала им. Может, сегодня проводили поминки дедушки, я многие пропустила.

«Отлично».

Родители отвезли меня домой, где я пережила их допросы, а потом полиции. Я помогла делу: как Ами, я сказала полиции, что дедушка спрятал меня и сестру в погребе храма. Мы ничего не видели, слышали только крики. Как и Ами, я врала.

Но что мне сказать? Что храм моей семьи растерзали демоны, желающие получить последний осколок легендарного меча? Что дедушку убил лейтенант Шутен-доджи? Что я искала богов смерти для спасения храма семьи? Нет. Даже после всего, что я пережила, те ответы звучали ужасно даже для меня.

Полиция ушла, и настроение мамы стало меняться. Обычно она была сдержанной со мной – она обнимала только Ами, говорила тепло только с Ичиго – но она дважды тянулась к моей руке, а потом будто осознавала, что делала, и убирала ее. Не было ничего хуже обещания любви, которое резко убрали. Мама никогда не любила меня так, как других своих детей.

Мы не спорили, пока я не попросила остаться в храме до нового года.

Отец посмотрел на меня без эмоций. Он был темным силуэтом, пока стоял у окон с видом на сад, сцепив ладони за спиной. Мы с мамой сидели на подушках вокруг чабудай – низкого стола для ужина, работы или учебы. Она подвинулась на подушке, морщины на лбу стали глубже. Она посмотрела на отца, а потом сказала:

– Не думаю, что это мудро.

Так она вежливым образом говорила «ни за что».

– Фуджикава всегда должен быть в храме семьи, – сказала я, желая поведать истинные причины просьбы остаться там. Ёкаи напали на меня уже три раза, и если я буду жить дома, моя семья могла пострадать, как бы хорошо чары ни защищали дом. Но я не сказала это, а настояла. – Это традиция.

– Я не уверена, что ты справишься с этим, Кира, – мама подняла голову выше. – Когда ты отправилась в Токио по «делам храма», ты оставила меня объяснять твое исчезновение полиции и школе. Я знаю, что ты хотела погоревать, но бежать к Горо-сану – не ответ.

– Ты смутила свою мать и меня, – сказал отец, глядя на сады. В голосе звучало «снова».

– Простите, – я вежливо поклонилась маме. Стыд давил на меня, и лопатки болели. – Я не хотела вызывать волнение или смущать тебя или отца. Я хотела только поступить, как правильно, и почтить память о дедушке.

– Но ты не была тут для него, – фыркнул отец, качая головой. – Потому я не хотел, чтобы она проводила столько времени с твоим отцом, Мидори. Он набил ее голову фольклором, а не фактами.

– Дедушка учил меня синто, а не фольклору, – я сжала кулаки на коленях. Было сложно сохранять тон ровным, особенно из-за такого отношения отца к храму. Он никогда не поймет, что храм значит для меня, хоть он и семья. Отец не хотел понимать.

Мама поджала губы и посмотрела на пол. Напряжение усилилось между нами, и я почти могла задеть его в воздухе, как струну сямисена. Мама была жрицей в храме Фуджикава. Дедушка заставил моего отца взять ее фамилию, когда они поженились. Мама была единственным ребенком, и дедушка настоял, чтобы храм остался в семье Фуджикава. Из его историй я знала, что мама покинула храм после моего рождения. Никто не сказал, почему. Никто не хотел обсуждать события, которые превратили меня в проклятого ребенка, изгоя в своем доме.

Я ощущала себя уютно только в храме Фуджикава. Я собиралась вернуться туда и остаться там.

Я встала из-за стола, отошла и опустилась на колени в позе сэйза. Я опустила ладони на пол, сделала треугольник из больших и указательных пальцев и поклонилась. Обычай требовал выдерживать поклон два моргания, а потом изящно выпрямиться.

Я выпрямила спину и поймала взгляд матери.

– Мама, позволь мне почитать прошлое семьи, сохраняя наш храм для будущего.

В этот раз мама не смотрела на отца, она делала выбор. Я подозревала, что она знала, что я врала насчет атаки на храм, поездки в Токио, Горо и прочего, в ее темных глазах был блеск сожаления. Я жила с ней шестнадцать лет, но мама осталась для меня загадкой.

Прошли секунды. Мама склонила голову, кивая.

– Хорошо. Можешь остаться в храме до конца года, если будешь и дальше хорошо учиться и не позорить нас с твоим отцом. Слушайся Горо и уважай его, как меня. Ясно?

– Да, мама, – я снова поклонилась, мои волосы съехали, скрывая улыбку.

– Хорошо, – она поднялась.

Мои родители покинули комнату без слов.

Я прибыла в храм Фуджикава только к вечеру.

Тории внизу лестницы храма покосились, и их поддерживали столбики. Тени собрались у ступеней. Я дрожала, стало холоднее. Деревья у лестницы были вечнозелеными, но я видела вершины кленов храма, их голые ветки тянулись пальцами к небу.

Часть меня не хотела подниматься по этим ступеням. Я не была готова увидеть все разрушение. Столько воспоминаний было в том месте: яркие фестивали, когда люди из города прибывали посмотреть мой танец; спокойные собрания любования луной и закаты с дедушкой; нежные улыбки других мико; тихие вечера подметания брусчатки и нежный смех детей, кормящих кои в прудах с родителями.

Я не могла позволить одному кошмару испортить всю жизнь хороших воспоминаний. Но сегодня я уже устала до глубины души. Меня почти весь день ругали, а потом игнорировали родители. Я не винила их за злость на меня – я опозорила их и напугала, сбежав, – но хотела бы, чтобы мы хоть минуту провели вместе и почтили дедушку у семейного камидана. Дедушка заслужил от нас хотя бы это.

Я отцепила кусок полицейской ленты с кустов у ворот. Они-чан с рычанием выпрыгнул, пугая меня. Он попытался поймать ленту когтями. Я поманила ею, смеясь, когда он заерзал задними лапами и прыгнул. Он забрал ленту.

– Как ты можешь ходить по землям храма, маленький демон? – спросила я. Он склонил голову, и я вспомнила, что земли уже не были священными. С моим планом храм не будет таким до последнего дня декабря, и особая церемония охараэ очистит это место.

Конечно, если мы проживем так долго.

С лентой во рту Они-чан прыгнул на ступени храма, поднялся и замер, оглянулся, словно спрашивая: «Ты идешь?».

Я слабо улыбнулась и стала подниматься. Колесики чемодана гремели об выступы. Они-чан шагал впереди меня, потряхивая хвостами.

Стало видно храм, и я расстроилась. Серебристая паутина еще покрывала половину зданий, и казалось, что боги набросили на главный зал саван. Веранды были в листьях, приливших к паутине. Зеленая жижа покрывала пруд, толстый слой листьев лежал на брусчатке. Тени собрались во дворах, и я не знала, что могло смотреть на меня в сгущающейся тьме.

Я ожидала разрушение, готовилась к этому, но ничто не готовило меня к ранам, оставленным врагами в моем доме.

Я была удивлена, что здания были обрамлены ровными стальными лесами. Большая урна стояла в одном из дворов, полная сломанных костей храма. Кто-то начал ремонт, и, судя по виду, они уже несколько дней этим занимались. Может, О-бэй Катаяма собиралась сдержать обещания и загладить вину.

«Не важно, что она делает, – подумала я. – Она не сможет вернуть дедушку».

– Ау? – крикнула я, чтобы позвать кицунэ и разбить давящую тишину. Ничто не двигалось. – Широ? Горо? Тут кто-то есть?

Ответа не было.

Я опустила чемодан. Ветер шелестел деревьями, пустые ветки скрипели. Я повернулась к лестнице, вспомнила ту ночь. Дети пели «Кагомэ, Кагомэ» вдали. Боль уколола мою ладонь, я перевернула ее, и места, где лиса-шикигами пронзила мою кожу, стали кровоточить. Я отпрянула на шаг. Лед сдавил мое сердце.

Черная бабочка опустилась на мою протянутую руку, легкая, как перышко. Она пила кровь из моего пореза.

«Закат, – поняла я, подняв голову. – Закат третьего дня».

Тьма собралась на ступенях храма, убирая жар из воздуха. Бабочка слетела с моей ладони, устремилась над лестницей, а тени стали двумя столбиками и балкой, чем-то напоминая тории. Я видела за вратами ступени храма Фуджикава, ведущие в такую густую тьму, что мне было не по себе.

Мужчина в конической шляпе вышел из тории. Тени слетали с его одежды как пыль. Черные бабочки – сотни – летали как стаи ворон, делая небо черным.

«Он тут», – я прижала ладони к груди, боясь, что сердце пробьёт ребра, и поспешила вниз по лестнице.

Шимада отклонил шляпу. Я поклонилась ему. Когда я выпрямилась, я удивилась, что с ним вышла еще одна фигура. Девушке на вид было не больше восемнадцати лет. Она была в черном доспехе самурая с серебряными шипами. Ее волосы были короткими и заплетенными у кожи головы. Косы изгибались, обводили ее уши, и в мочках ее ушей были черные серьги. Броня оставляла руки открытыми, и я видела, как татуировки бабочек били крыльями под ее кожей. Некоторые крылья поднимались над ее телом, оставляя призрачные следы. Татуировки были табу, но я видела не человека с ними.

На моем пороге был не один шинигами, а два.

– Шимада-сама, – я снова поклонилась. – Приветствую в храме Фуджикава.

Смех жемчугом посыпался на ступени, прогоняя достоинство, с которым я встречала гостей.

– Шимада? – спросила девушка, фыркнув. – Так ты попросил их звать тебя?

– Прошу, прости Роджи, Фуджикава-сан, – сказал мне Шимада, закрывая теневые тории взмахом руки. – У нее не было манер при жизни, их не появилось и в смерти.

– Тихо, – Роджи стукнула Шимаду по плечу. – Я знаю, что ты скучал по мне.

– Возможно, – ответил Шимада, опустив ладонь на меч.

– Так это девчонка? – Роджи повернула голову ко мне. Она почесала под ухом, взглянула на Шимаду. – Еще Фуджикава с проблемами с демоном. Вот так сюрприз.

– Я подумал, что ты больше всех… посочувствуешь ее проблеме, Роджи, – сказал Шимада с тенью улыбки. – Так что сочувствуй.

– Сочувствие – не моя сильная черта, – Роджи стала подниматься ко мне. – А убийства? Редкие в этом мире и следующем лучше меня в этом.

Аура смерти исходила от нее, такая сладкая и густая, что я почти ощущала запах, будто благовония. Что-то в ее взгляде вызвало волну страха во мне. Она поднялась на вершину лестницы, проникла в мое личное пространство. Я отпрянула, забыла о чемодане и врезалась в него. Я упала на землю, боль пронзила ладони – снова оцарапанные – и камень впился в мою левую лодыжку. Я повернулась, волосы скрыли покрасневшие щеки.

Роджи присела передо мной, опустила запястья на колени.

– Я не хотела тебя напугать, бака, – улыбнулась она и протянула руку. Я посмотрела на ее ладонь, ее кожа была бледной, почти как бумага. Я опустила ладонь на ее руку, удивилась холоду ее прикосновения. Как из камня.

Она помогла мне встать. Шимада присоединился к нам на вершине лестницы.

– Этой девушке ты хочешь дать Кусанаги? – Роджи кивнула в мою сторону.

Шимада кивнул.

– Нас он окутает огнем. Кицунэ сражаются только магией и когтями. Остается жрица.

– Я? – я чуть не подавилась. – Но я н-не знаю, как биться мечом!

– Не переживай, дитя, – Роджи улыбнулась и сжала мое плечо. Она встряхнула меня, хотя я нахмурилась от обращения «дитя». – Тут я помогу.

Пятнадцать

Храм Фуджикава

Киото, Япония

Следующим утром меня разбудила Роджи.

Грубо.

– Вставай! – сказала она, распахивая комнату гостевой комнаты. – Нет времени на сон!

Я села, посмотрела на часы у кровати.

– Роджи-сан, пять утра… – я зевнула, не продолжив.

– И? – она уперла руки в бока и постучала босой ногой по полу. Она была в белом топе и свободных черных штанах. Было видно ее живот, покрытый татуировкой множества веток вишневого дерева. Чернильные бабочки летали по ее бледной коже. Хоть татуировки были произведением искусства, было сложно назвать их красивыми. Каждая бабочка была забранной жизнью.

– Шутен-доджи не придет сегодня, – я вытащила ноги из-под Они-чана. Кот заворчал, зевнул и спрыгнул с кровати. – Чего ты хочешь?

– Тренироваться, – она щелкнула пальцами. – Если хочешь сразиться с лордом демонов через три недели, нельзя, чтобы ты спотыкалась об свои ноги.

– Но у нас нет осколков Кусанаги, – возразила я.

– Осколки – проблема Шимады, – Роджи прошла по комнате и убрала с меня одеяло. – Ты – моя. Идем, нужно многое сделать, пока ты не занялась школьным мусором смертных.

Я ощутила раздражение в груди. Я допоздна готовилась к урокам – полиция вернула мои ученики, и почти все учителя прислали пропущенные задания. Мне нужно было исправиться до следующего понедельника, оставалось четыре дня. Задание казалось таким же невозможным, как научиться владеть мечом до кровавой луны.

– Ладно, – я со стоном свесила ноги с кровати. Пальцы ног коснулись холодных половиц. – Давай я хотя бы оденусь?

Роджи не двигалась, руки были скрещены на груди.

– Ты будешь смотреть, как я переодеваюсь? – спросила я, гнев загорался в груди.

Она приподняла бровь с улыбкой.

– А ты хотела бы…?

– Уходи, – я почти визжала, почти смеялась, схватила подушку с кровати и бросила в нее. Она легко поймала подушку, бросила в ответ, и подушка врезалась в мое тело и толкнула меня на кровати. – Эй! – я села, потирая нос. – Не нужно бросать так сильно!

– Не нужно, – рассмеялась Роджи. – Но я хотела!

Что-то говорило мне, что это будут долгие три недели.

Я переоделась в спортивную форму – леггинсы под шорты и свободную толстовку – и спустилась на кухню дедушки. Меня встретили лучшие запахи завтрака: мисо-суп, жареный лосось, маринованный дайкон и рис. Мой желудок заурчал. Я собрала волосы в неровный пучок на макушке. Одна из черных бабочек Шимады плясала у лампы.

На кухне Горо был у плиты, жарил рыбу и тушил овощи. Шимада сидел за столом дедушки с чашкой чая. Шинигами пил чай? Ни он, ни Широ не посмотрели, когда я вошла – они изучали карты храма Фуджикава. Карты были из такой тонкой бумаги, что края заворачивались как свитки.

– Доброе утро, Кира! – улыбнулся Горо, привлекая мое внимание. – Хочешь поесть перед тренировкой с Роджи?

– Ты одобряешь этот план? – спросила я. – Чтобы я, девушка, не изучавшая боевые искусства, убила короля демонов мечом.

– Конечно! – ответил он и вручил мне миску мисо-супа.

– Мечом, – повторила я, словно он не расслышал меня.

– И? – ответил он. – Думаешь, я дам священный меч в руки шинигами?

– У нас нет Кусанаги но Цуруги, – сказала я.

– Пока что, – сказал Шимада. Я повернулась, он указал на карты на столе. – Клинок был разбит, и пятьдесят два кусочка рассеяли по Японии. Пятьдесят один был найден приспешниками Шутен-доджи.

– А последний кусочек тут? – спросила я у него.

– Скрыт так хорошо, что выжил века нападений на храм твоей семьи, – сказал Шимада. – Будто его спрятал сам Сэймэй.

Широ улыбнулся и подмигнул мне. Я закатила глаза.

– Это уже смешно, – я вытащила палочки из выдвижного ящика. Я взяла свою любимую пару из дома, деревянные с гладким красным лаком. Их подарил учитель, который помог мне подготовиться к вступительным экзаменам в Когаккан. Отец учил меня ценить труд, а не удачу, но мне нужно было немного удачи в грядущие недели. Особенно сегодня. Я тихо закрыла ящик бедром.

– Так мы победим, – ответил Шимада, когда я присоединилась к ним за столом. – Горо-сан говорит, что твой дедушка не говорил ему, что в твоем храме был осколок Кусанаги но Цуруги. Фуджикава-сан упоминал тебе об этом?

Я покачала головой, взяла кубик тофу из супа и бросила в рот.

Шимада посмотрел на карты.

– Тогда нужно попытаться вызвать его дух…

Я чуть не подавилась тофу, прикрыла рот рукой, скрывая кашель.

– Такое можно сделать?

– Да, – Шимада стряхнул крошку тофу с карты с презрением. Мои щеки вспыхнули. – Я могу, если должен.

«Рада, что я показала себя хорошо при гостях», – я тихо ела суп, проглотила лучшие кусочки тофу, а потом поднесла миску к губам. Соленый луковый бульон пробудил мои вкусовые рецепторы, и тепло окутало мою душу. Хорошо, мне нужна была сила для этого дня – я переживала из-за тренировки с Роджи, обычно мне нравится готовиться к происходящему заранее, чтобы не выглядеть глупо. Теперь так не вышло.

Я доела, помыла тарелки, поблагодарила Горо за завтрак и вышла в темное холодное утро. Храм все еще окутывала ночь. Луна таяла на небе – из-за Шутен-доджи время было моим худшим врагом. Некоторые здания храма были уничтожены, и их кости тянулись в ночи, края блестели инеем в свете луны. Я дрожала, понимая, что больше не ощущала тут присутствие ками. Эти земли были осквернены, и если я хочу восстановить их, мне нужно научиться сражаться с древним врагом.

Несмотря на раннее время, стучали молотки, рычали пилы. Прожекторы озаряли главное святилище, и команда Минами чинила крышу. Два кицунэ стояли на здании, силуэты в ярком свете, обсуждали план здания. Я заметила Минами на земле, говорила с маленькой группой ёкаев. Я помахала, проходя мимо. Она нахмурилась. Мне было все равно, что она недолюбливала меня – она чинила храм, это было важно.

Одно из самых больших зданий храма Фуджикава, зал собраний использовали для разных мероприятий. Там ждали те, кто хотели пройти в главное святилище. Оно уцелело, были повреждены лишь веранды на западной стороне.

Этим утром зал стал додзе.

Я разулась у двери, оставила обувь снаружи. Двери были открыты, впускали прохладу. Роджи лежала на блестящем деревянном полу, сунув руки под голову, закинув лодыжку на колено. Вся мебель была отодвинута к стенам, чтобы хватило места для тренировки.

– Вовремя, – сказала Роджи. Два деревянных бокуто лежали рядом с ней. Мечи для тренировок. Они были как стальные катаны, но только из гладкого светлого дерева. Роджи вскочила на ноги, как акробат. Она бросила мне оружие, и я с трудом поймала его. Кончик меча стукнул по полу с глухим звуком.

Роджи отбила мой бокуто своим.

– Пользовалась таким раньше?

Я покачала головой. Дедушка учил меня немного рукопашному бою, но мы не добрались до кендо или кендзюцу.

– Да, видно по твоей хватке, – Роджи опустила бокуто так быстро, что он свистел в воздухе, выбил деревянный меч из моих рук. Мой бокуто упал на пол, от удара мои руки жгло.

– Эй! – завопила я, тряхнув руками. Роджи рассмеялась, но без злобы.

– Первый урок, – она скользнула ногой под кончик моего бокуто, подбросила его в воздух и изящно поймала. Она отдала деревянный меч мне рукоятью вперед. – Когда твоя жизнь зависит от меча, твой меч зависит от твоей хватки.

Я взяла бокуто обеими руками, подражая Роджи. Я повернулась и встала рядом с ней.

– Твоя левая ладонь дает силу, а правая – точность, – сказала она, указывая на мои ладони по очереди. – Пусть это кажется странным, хватку сверху лучше оставить легкой. Держи меч средним пальцем, безымянным и мизинцем.

Я ослабила напряжение в указательном и большом пальцах. Хватка ощущалась… непрочной.

– Я не выроню меч, если попробую остановить тяжелый удар?

– Ты можешь переживать за это, если ты актриса в фильме про самураев, – сказала Роджи, откладывая свой бокуто, чтобы подвинуть мою левую ладонь. – Настоящий бой не такой напыщенный, и ударом по мечу противника можно сломать свой. Лучше быстро соображать и двигать ногами, чтобы использовать слабости противника и обезоружить или уничтожить его.

Она целый час учила меня правильно шагать, включая стойки, шаги в скольжении и увертки, и при этом нужно было правильно держать бокуто. У Роджи движения выглядели легко, а у меня вскоре заболели руки и мышцы спины. Бокуто весом в один пуд сначала не казался тяжелым… но Роджи рявкала на меня, если кончик опускался ниже колен. Я еще ни разу не взмахнула им, а тело уже жаловалось от усилий.

Но я не говорила о боли. Я не хотела показаться неблагодарной. Присутствие Роджи не только означало, что два шинигами помогали моему делу, но она и учила меня, как защититься от ёкая. Я всегда этого хотела, даже если получила не в идеальной форме.

Мы убрали бокуто в шкаф, мои мышцы горели от усталости. И я не могла устроить перерыв – уроки начинались в полдевятого и длились до половины четвертого. Потом мы с Широ будем несколько часов искать в Киото шинигами. А потом я вернусь в храм, чтобы помочь с ремонтом и пару часов делать домашнее задание перед сном.

В манге герой, который спасал мир, получал поблажки в реальной жизни… но я не жила в мире манги. Реальный мир двигался вперед, несмотря на опасность.

Я вышла наружу, глубоко вдохнула утренний воздух. Ночь уже отступала на западе. Последние звезды мерцали сверху.

– Эй, – Роджи вышла со мной на веранду. – Не знаю, будет ли все хорошо, дитя, но если гибнуть, то в бою.

Я не сразу ответила. Роджи убрала из ладони занозу. Ее татуировки-бабочки медленно кружили на ее бицепсе, я не замечала, но чернила были разного качества, некоторые бабочки будто стали выцветать на ее коже. Другие были новыми, блестели, как свежие чернила. Несколько маленьких клякс в форме бабочек украшали ее плечо, словно она брала новые души и прижимала к своей коже.

Я задумалась, какого цвета были бы мои крылья на ее коже.

– Поддерживать других – не моя сильная черта, – сказала Роджи, смеясь. – Но, надеюсь, ты понимаешь, что мы поможем.

– Спасибо, Роджи-сан, – сказала я с кивком. – Прости, я просто…

– Переполнена эмоциями?

– Ага.

– Я не помню это ощущение, – Роджи склонилась к перилам и смотрела на пруд. – Эмоций у шинигами толком нет. Но, если хочешь урок от меня, слушай. С любой ситуацией в жизни или смерти проще справиться, если хорошо ухватиться за нее.

– Мастеру легко говорить, – ответила я.

Роджи улыбнулась.

– Тогда тебе лучше быстрее учиться, да?

Шестнадцать

Храм Фуджикава

Киото, Япония

Час спустя я спешила вниз по лестнице, одетая в чистую школьную форму. Дресс-код Когаккана не менялся, несмотря на погоду, и я надела плотные черные колготки под юбку в складку, чтобы согреться. Под пиджаком был свитер, который почти скрывал юбку. У меня не было времени поменять сумку, и я одолжила одну из маминых.

Аромат завтрака еще ощущался на кухне, но все ушли.

Кроме Широ.

Я обнаружила его на кухне, он прислонялся к столу и читал что-то в телефоне. Он решил уложить волосы, и его длинные рыжеватые пряди были убраны с лица. Он поднял голову с волчьей улыбкой. Или лучше было сказать, с лисьей.

– Что думаешь? – спросил он, широко вытягивая руки, показывая наряд. Его одежда пока привлекала мое внимание тем, что белая рубашка натянулась на мускулистой груди. – Я выгляжу как послушный ученик старшей школы Широ Окамото?

– Ты идешь со мной? – я поправила лямку на плече, склонила голову. – В школу?

– Такой план, – сказал он.

– Тебя не пустят в школу, если ты – не ученик, – сказала я.

– Тогда хорошо, что я перевелся туда, да?

Мой рот раскрылся.

– Как? Ты сдавал экзамен? Ты вообще был раньше в школе…

– Кира, – он рассмеялся и прижал палец к моим губам. – Правила для смертных.

Я убрала его ладонь.

– Ты меня опозоришь. Я уже с трудом сохраняю там лицо.

Он поймал мою ладонь и повернул, показывая старые царапины на ладонях.

– Может, в этом ты уже проиграла, – мягко сказал он.

Я отвела взгляд. Боль еще пульсировала под кожей.

– Слушай, я не хочу тебя позорить, – Широ накрыл мою ладонь своей рукой. – Но задиры – меньшая из проблем. На нас напали приспешники Шутен-доджи уже три раза, и я не могу допустить, чтобы меня не было рядом во время четвертого. Обещаю, я не буду выделяться. Ладно?

Было сложно отказывать ему, особенно, когда он был таким искренним.

– Ладно, – сказала я. – Но лучше идти, тебе не стоит опаздывать в первый день.

Мы с Широ прибыли в школу, и нас окружил шепот других учеников. Они были и спокойными, и грубыми. Некоторые шептали с жалостью, говоря, что я горевала всю неделю. Другие думали, что якудза напали на храм моей семьи, и меня держали в заложниках, пока моя семья собирала деньги на выкуп.

Девушки смотрели на Широ, шепчась и хихикая за ладонями.

Кто этот новенький? – шептали они так, чтобы их слышали. – Телохранитель?

Может, Фуджикаву все-таки похищали якудза.

У ее родителей нет денег на выкуп, бака.

Они пытались шутить над нашими отношениями, оценивали дюймы между нашими телами. Я заметила, что одна девушка задрала юбку выше, другая нанесла блеск на губы, нарушая правила школы ради парня, которого впервые видели. Они заигрывали, бросая взгляды на Широ, но он игнорировал их.

Парни разглядывали его, бросали на него холодные взгляды. Порой они кивали ему, словно говоря: «Эй». Я старалась не замечать их и ложь в шепотах. Их слова были мелкими. Я столкнулась со смертью и выжила, я билась с демонами, победила бога смерти, побывала в Ёми и подружилась с кицунэ. Сложно бояться сплетен, когда я чуть не сожгла вагон, полный демонических бабочек.

Я изменилась навеки, была отделена этим от моих одноклассников.

Мы с Широ прошли в кабинет, и мой учитель, Мифунэ-сенсей, поманила нас. Она встала со стула, когда мы подошли к ее столу.

– С возвращением, Фуджикава-сан, – сказала мягко Мифунэ-сенсей, улыбаясь с сочувствием. Взрослые хотя бы понимали глубине моего горя. – Полагаю, это – Широ Окамото… друг семьи, который будет с нами до конца семестра?

– Верно, – Широ быстро улыбнулся и очаровательно поклонился.

– Хорошо, – сказала Мифунэ-сенсей. – А пока, прошу, садитесь рядом с Фуджикавой-сан. Нужно начинать.

День в школе прошел без проблем, хотя оставил тревогу. Я отстала по всем урокам. Несколько важных контрольных выпадало до кровавой луны, и я была в стрессе. Если я не справлюсь с учебой, потеряю место в Когаккане, и придется снова менять школу. Мне не нравились многие ученики тут, но Когаккан была одной из лучших частных школ в стране. Если я окончу эту школу, еще и с отличными оценками, я смогу пойти в любой университет в стране или за ее пределами.

Шутен-доджи уже много у меня забрал, и я не отдам ему свое будущее.

Широ хорошо играл послушного ученика, даже ответил на сложные вопросы Куросавы-сенсея на физике. Он знал английский, считал сложные уравнения в голове. Широ не шутил, сказав, что кицунэ умные, и Куросава-сенсей любил топтать учеников, но он не смог одолеть Широ.

– Не переживай, ты быстро наверстаешь, – сказал Широ, пока мы вытирали доску после уроков. Уборка в школе была ежедневным ритуалом, который проводили все ученики, независимо от их статуса. – Я могу тебя учить, если хочешь.

– Так много нужно сделать, – сказала я, вытирая записи последней лекции Мифунэ-сенсей с доски. – Я пропустила три контрольных и сочинение, и мне нужно было начать проект ко Дню культуры на прошлой неделе.

Он сморщил нос.

– Ты слишком строга к себе. Все готовы дать тебе время, Кира.

– Вряд ли Накаджима будет такой… понимающей, – я выдохнула. Президент класса 3-А, Эмико Накаджима ждала многого от Дня культуры в этом году. Каждую осень такие фестивали проходили в школах Японии. Чаще всего на них собирались люди, и ученики показывали таланты, привлекали новых учеников. И для престижной школы, какой была Когаккан, где родители чаще всего были важными членами общества Киото, День культуры был очень важен.

По крайней мере, раньше.

– Все это теперь кажется бессмысленным, – я поправила кусочки мела на выступе вдоль края доски. – После всего, что мы пережили, переживать о школьном фестивале как-то глупо. Как мне воспринимать всерьез повседневную жизнь?

Широ коснулся кончика моего носа, оставив след из мела. Я скривилась, от этого вдохнула пыль мела и чихнула. Он рассмеялся.

– Эй, не нужно воспринимать жизнь слишком серьезно, – сказал Широ, приподнял мое лицо костяшкой под моим подбородком. – Все наладится.

– Я не уверена, – сказала я.

Широ шагнул ближе, провел большим пальцем по краю моей челюсти. Его колено врезалось в мою ногу. Он улыбнулся.

– Тогда я буду говорить тебе, что все наладится, пока ты не поверишь.

– Меня будет сложно убедить, – сказала я. – Дыхания не хватит.

– Вызов принят, – он склонился.

Шаги зазвучали в коридоре. На моих щеках вспыхнул румянец. Я отошла от Широ, схватила тряпку и продолжила тереть доску. Через две секунды в класс вошла Мифунэ-сенсей.

– Вы почти закончили? – спросила она. – Я хочу закрыть класс.

– Да, Мифугэ-сенсей, – сказали мы хором. Мы убирали тряпки, а ученики пришли за своими вещами и отправились потоком на школьные кружки или играть с друзьями.

Мы с Широ вечер провели не так, как они. Мы искали в Киото шинигами.

Я вышла в школьный двор, направилась к вратам. Прохлада пробиралась под юбку. Я поежилась, прижала книги к груди. Белые здания школы нависали надо мной и Широ, закрывали от основной части ветра.