Текст книги "Совсем не Золушка!. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Валерия Панина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Лин и Нили, ее единственные друзья в университете, расплачивались за дружбу тем, что ежедневно дрались за Рыськину честь в малом дворе за туалетами, извечном месте для выяснения отношений. Дрались один на один и двое против толпы. Рыська ни о чем не знала, только один раз спросила у Нили: 'Вы с Лином опять с фингалами! Мои синяки заразные, что ли?' и ежедневно таскала им из дворца что-нибудь вкусненькое. От предложенных припарок оба гордо отказались, сказав, что они не девчонки. Но дважды случайно забытые Рысей флакончики-горшочки успешно заныкали.

И через три недели, и через четыре седмицы ничего не изменилось. Рыська отлично осваивала теорию, неплохо практику, по-прежнему ходила в синяках и не жаловалась. Народ постепенно привыкал к рыжей фарге и перестал задирать ее по каждому поводу. Ну, то есть задирал по каждому второму.

Еще через неделю у первого курса провели контрольную. Результаты контрольной были поразительно успешными. Дело в том, что два брата, погодки Хрюрь и Мрырь Пампуцкие, нагло выкрали у полковника Шакпи правильные ответы и раздали всему курсу. Кроме... Правильно, Росинты Гольди. Тем не менее, именно у нее в ответах не было ни одной ошибки (остальные благоразумно ошиблись один-два раза), и именно из ее книги совершенно случайно выпали записи полковника. Ее результаты были аннулированы, а сама она приговорена к суткам на губе и розгам.

Рыська молча сняла мундир и рубашку, легла на лавку и сказала спине капитана Свониша:

– Я готова.

Капитан вздохнул и приступил к исполнению наказания. Он старался бить не так сильно, но тренированная рука опускалась с привычным усилием. После десятого удара капитан, морщась от жалости, приказал одеваться. Рысена поднялась с лавки, на секунду спрятала лицо в рубашку, смахивая слезинки, оделась и прошла из пытошной в камеру.

Братьев Пампуцких курс дружно отлупил за туалетами. Через маленькое зарешеченное окошко Рыське просунули ватрушку, связку колбасок и записку: 'Г-жу Б. предупредили'. Рыська вытерла мокрые щеки, с аппетитом поужинала, и первый раз за курсантскую жизнь заснула с улыбкой.

Веслава Гродена, помимо несения службы в Черном полку Королевской гвардии, озаботили общей подготовкой новобранцев. Ему вменили нещадно и ежедневно гонять первокурсников и в хвост (у кого был) и в гриву (даже у кого не было). Курс построился на плацу и приготовился внимать. Вместо этого лейтенант Гроден скомандовал отжиматься. На неосторожный вопрос Хрюря: 'Сколько раз?', Весь ответил с неуловимой интонацией полковника Торхаша:

– Как звать? Так вот, Хрюрь. Все отжимаются, пока не упадут и еще раз не упадут. А ты – пока не помрешь.

После такого жизнеутверждающего сообщения Веслав продолжил прохаживаться вдоль рядов, время от времени тыкая в оттопыренные не по уставу зады ножнами. Остановившись над старшеньким Пампуцким, господин лейтенант смотрел, как несчастное тело извивается, как больная гусеница, и подбадривающе говорил:

– Ты ж пока не помер, курсант? Еще раз! И еще! Молодец!

Когда не только Хрюрь, но и весь курс честно помер два раза, Веслав скомандовал: 'Бегом марш!' На горизонте замаячил Старый маяк.

Глава пятая, в которой семья растет.

Весь проснулся перед рассветом, не открывая глаза, прислушался, потом посмотрел. Армель тихо дышала во сне, лежа на боку спиной к нему. Под огромный живот была подложена подушечка. Весь в очередной раз удивился, как такая стройная и изящная женщина смогла такой живот, во-первых, отрастить, а во-вторых, носить. Это все равно, что торбу с живым упитанным поросенком подвесить и ходить. Ему очень хотелось поцеловать видневшиеся из-под легкой простыни круглое плечо, но жалко было жену – она последние два месяца плохо спала. Веслав осторожно потянул белую прядь, поднес к лицу, с наслаждением понюхал, провел губами по мягким волосам. Не доверяя себе, отпустил, бесшумно выбрался из постели, собрал одежду и сапоги и вышел, также бесшумно закрыв дверь.

Тонкий слух фарги уловил тихий разговор внизу, едва слышный звон посуды, стук входной двери, удаляющиеся шаги Веся по мостовой. Армель зашипела от боли, села, потом, покачиваясь, встала, и как была босая, пошла к двери.

–Матушка Нанна! Матушка Нанна!

Из кухни, торопливо вытирая руки, выскочила домоправительница.

– Я рожаю ..! – жалобно сказала вниз вцепившаяся в перила Армель.

Госпожа Нанна по-молодецки подпрыгнула и прямо в шлепанцах убежала на улицу.

Через полчаса из подъехавшей кареты торопливо выбрались мастер Жужин и Матушка Бруни.

– Как ты, моя девочка? – склоняясь над Армелью, ласково спросила Бруни.

– Ничего, – цепляясь за матушкину руку, довольно спокойно ответила фарга. – Больше двух часов уже, – на вопрос Жужина. Я ждала-ждала, когда Весь уйдет...

– Да зачем ты терпела, милая? – изумилась Нанна.

– Давай-ка посмотрим, что там у нас, – мягко прервал разговоры Жужин, давая знак откинуть простыню.

В час пополудни Матушка Бруни поцеловала Армель, свежую, румяную, с аккуратной косой, склонилась над колыбелькой, умиляясь, поворковала, погладила...

Положив руку на край колыбели, усталая фарга уснула. Бруни, ощущая счастье, разлитое в комнате, и сама счастливая и усталая, спустилась вниз. Мастер Жужин смаковал рябиновую настойку под сыр и окорок. Матушка Бруни подняла подвинутую Матушкой Нанни рюмку размером с наперсток и с удовольствием выпила.

– Гродена к полковнику рю Фринну! – прокатился по плацу голос вестового.

Весь передал командование и быстрым шагом двинулся в штаб.

Довольный чем-то Форш рю Фринн остановил Веслава на полуслове.

– Вот что, лейтенант. На сегодня свободен. Домой иди, – полковник хлопнул оборотня по спине. – Бегом давай, Веслав Гроден из Черных ловцов!

Огромный черный волк мчался по городу, пугая прохожих в узких переулках. Из подворотни на свою улицу выскочил офицер в черном гвардейском мундире, пробежал квартал и застучал в знакомую дверь. Ему отворила улыбающаяся экономка, посторонилась, пропуская. А он замер у двери, прислушиваясь и принюхиваясь, а потом полетел по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.

Конечно же, Рыська не удержалась и примчалась в тот же вечер. Конечно же, было море разливанное восклицаний, восторженных писков, сладких прозвищ. Спустя час за Рыськой приехали родители, справедливо решившие, что молодых родителей надо спасать.

В дверном проеме, словно в раме, Кай и Бруни наблюдали, как Рыська и Весь с одинаковым выражением лиц смотрят, как Армель кормит малыша. Второй точно такой же младенец лежал рядом с ней на подушке.

– Поздравляю, Армель! – негромко проговорил Арк, подходя. – И тебя, папаша!

– Поздравляю, Весь! – откликнулась Бруни.

– Спасибо! – поднимаясь и обнимая Бруни, ответил Весь. – Спасибо, Кай!

Гости уже прощались, когда Рысена вдруг повисла на брате с криком:

– Весь! Весь! Самое главное мы забыли! Мальчики – они кто? Волчата или песята?

Веслав оглянулся на сыновей.

– Волки.

– А откуда ты знаешь? – подозрительно уточнила Рыська. – Армель, что, правда?

– Волки, – гладя близнецов по упрямым лбам, подтвердила та. – Да и тебе не стыдно ли, фарга! По запаху не отличить!

– Они вообще тобой пахнут! И Весем. И мной даже немножко, – обиделась Рыська.

– Идем, Рысена! Поздно уже, – позвала Бруни.

Дома, прощаясь с родителями на ночь, Рыся вдруг сказала:

– Эх, родители! Да и мы тоже хороши! Дети-то у нас не названные!

Глава шестая, в которой автор в больших сомнениях, а героиня – в смятении.

В тренировочном зале первокурсники колотили друг друга деревянными мечами. Ожидая начала собственных занятий, стоявший вдоль стенки шестой курс обменивался ехидными комментариями.

Рысена пыталась фехтовать с Нили. Именно пыталась, потому что оборотень махал мечом как скалкой, и все Рысины финты и удары, усердно ею выученные, были бессильны. Рыська сердилась на Нили, ржущих здоровых оболтусов и на себя.

– Гиль, и что ты так смеешься? Тебя на первом курсе даже деревянный меч перевешивал, – послышался за спиной низкий мелодичный голос.

Рыська оглянулась, увидела совсем близко красивого оборотня, и то ли от взгляда зеленых глаз, то ли вида стройной гибкой фигуры, то ли от рысьего запаха, то ли от пришедшегося по уху удара Нилова меча пошатнулась и позорно рухнула прямо ему под ноги.

Парень помог пунцовой и до слез смущенной Рыське подняться и спокойно спросил:

– Ты как, не ушиблась? – дождался, когда та, не поднимая головы, кивнет, и повернулся к Нили. – Руку надо сгибать, а спину держать прямо. А у тебя наоборот, – он показал, как правильно. Нили смотрел на незнакомца почти также, как на полковника Торхаша.

– Ну что, Фаррел, покажешь молодняку еще пару приемов? – неслышно подошедший Веслав бросил кому-то на руки мундир и рубашку и отсалютовал противнику.

При виде мускулов на молодой груди и кубиков на животе с Рыськой сотворилось что-то странное. Стало жарко, потом холодно, потом опять жарко. И вовсе не торс брата, к тому же виденный не раз, произвел на нее такое впечатление. Азарт, охвативший и людей, и оборотней, запах множества возбужденных тел, скрыли тонкий аромат взволнованной молоденькой фарги. По-кошачьи гибкий, поджарый парень встал напротив лейтенанта и схватка началась. Оба отлично владели оружием. Шестой курс взревел от восторга, когда после особо удачного выпада клинок Фаррела задел волка.

– Арден, Арден!!! – выкрикивала толпа.

Из чувства братской привязанности, а еще больше из чувства противоречия, Рыська по весь голос заорала: 'Гроден, давай!', и увидела на лице Веся одобрительную усмешку.

Мужчины ускорились. Движения, и до того стремительные, теперь различали только оборотни. Люди видели, так сказать, бой в целом, без деталей. Веслав усилил натиск и после очередной атаки выбил оружие из руки противника, перехватил клинок левой рукой, а правой коротко и сильно ударил Фаррела в челюсть. Падая, тот сумел извернуться и тут же вскочил на ноги.

– Я опять поймал тебя на ремизе, а так неплохо, Фаррел. Так, первый курс! Три круга вокруг Университета. Шестой курс, продолжим.

Первокурсники повалили во двор, шедшая последней Рыська украдкой оглянулась. Арден отражал удары здоровенного черноволосого парня. Заглядевшись, она едва не упала, еще раз оглянулась – не увидел ли? – и побежала.

После университета Росинта отправилась навестить племянников. Племянники спокойно спали в люльке в большой комнате, а Армель под ворчанье экономки помогала той готовить ужин. Рыська некоторое время тренировалась отличать Фелана от Вигвара, потом уселась рядом с Армель.

– Мель, а ты сразу в Веся влюбилась?

Армель посмотрела на Рысю. Та разглядывала узор на скатерти.

– Нет, я не влюбилась. Он просто пах по-другому. Приятно. Я его не боялась. Он был такой смешной!

– А если бы вот он тебе нравился, а ты ему – нет, ты бы что делала? – спросила Рыся абсолютно незаинтересованно.

– Не знаю, Рысь! А ... я ему уже не нравилась, или еще не нравилась? – равнодушным голосом уточнила Армель.

– Ну, он тебя видел только один раз. Наверное, еще не разонравилась, – подумав, ответила Рысена.

– А мы после этого часто виделись? – Армель была удивительно забывчива.

– Если случайно только, – напомнила Рыся.

– Тогда я бы ни за что не попадалась ему на пути 'как бы не нарочно', зато на Зимнем балу в Ратуше... Туда ведь приглашают курсантов? Так вот, а на балу нас бы кто-нибудь представил!

– Но на бал приглашают только выпускной курс!

– А Весь на каком курсе учился? – Армель закончила чистить картошку и начала чистить морковь.

– Так я не про ... Я могу пойти на бал не как курсант! – Рыська вскочила. – Мне исполнилось двенадцать! Мама возьмет меня с собой! – Рысена стремительно обняла фаргу, расцеловала, метнулась к малышам, торопливо поцеловала розовые щечки, на ходу попрощалась с госпожой Нанной и умчалась.

Глава седьмая, о балах и не только.

Урсула подала мужу и сыновьям умыться, протянула вышитое девчонками полотенце. То есть полотенце было вышито лебедями, а вот вышивали лебедей девчонки. Лебеди были очень красивые, и мужики старались отмыть руки получше, что бы лебедей не испачкать.

Проходя за стол, Телфер обнял жену за плечи, не стесняясь детей, поцеловал жену сочным поцелуем. Урсула зарделась, смеясь, отпихнула мужа. Когда все уселись, хозяйка вместо ужина подала мужу письмо и тугой сверточек.

– Сегодня принесли! Мы читать не стали, вас ждали.

'Здравствуйте, отец и мама, Тибо, Госс и сестренки! – читал Телфер аккуратно выведенные буквы. – У нас с Лином все хорошо. Учимся тоже хорошо и здоровье наше хорошее. Учат нас фирли и крейскому, языку крови, арифметике, геометрии, фортификации, тактике, истории, географии и рисованию. Само собой, фехтовать и верхом ездить, и без оружия драться. Ежели кто отличниками университет закончит – тех произведут в офицеры сразу при выпуске. Однако экзаменов пока что у нас не было. И каникулов на первом курсе не бывает до лета. Раз в неделю бывает у нас выходной, один раз ходили гулять в Торговый квартал. Купили вам, мама, на рукоделье радужнова бисера, а отцу крейского табаку. А один раз ходили в гости к Рысене, прям в Королевский дворец. Во дворце ничего так, нарядно и по-простому, и кормят. В университете тоже кормят ничего, не хуже, чем в приюте, а оборотней еще отдельно. Рысена учится, как все, никаких привилегиев у нее нету, только все пристают. В смысле спрашивают много. Велела вам кланяться. Сегодня у нас занятия отменили, потому чта выпускной курс и офицеры идут на Зимний бал, а мы драили казармы и конюшни и мели плац. А что ище писать не знаю'.

Ниже другим почерком приписано: 'Скучаем по вашим пирогам, мама. И вобще по вам всем'.

Росинта погладила пальцем свое первое ожерелье – золотую цепочку из кошачьих лапок с медальончиком в виде кошачьего глаза с голубым камнем, которое она носила с двух лет до поступления в университет, и закрыла футляр. Этот амулет Бруни заказала после первого побега Рыськи и именно благодаря ему родители всегда знали ее местонахождение. Снять или потерять зачарованную вещь было нельзя. Перед началом учебы мама сама сняла с нее амулет и Рыська обрадовалась оказанному ей высокому доверию, пообещав вести себя 'как девушка'.

Этим утром она нашла на своей подушке большую плоскую шкатулку, обитую голубым бархатом. В шкатулке обнаружился чудесный серебряный гарнитур с аметистами – тонкий легкий ободок и браслет украшали мелкие камни, а длинные серьги – довольно крупные кабошоны.

Нежное серебристо-серое платье дожидалось вечера на манекене рядом с белыми туфельками, кружевные 'взрослые' панталончики, чулки и прочая – в ящике комода.

К балу Рысе ожидаемо помогала одеваться Катарина. Но когда в комнату вошла Туссиана Сузон, стоявшая в одном белье Рысена от изумления открыла рот и раскрыла глаза.

– Что ж, девушка, – задумчиво глядя на беспорядочные рыжие кудряшки, провозгласила Туссиана. – Посмотрим, что можно сделать с этим безобразием.

За ужином накануне бала Бруни мягко сказала дочери:

– Рысенька, ты не против поехать на бал с герцогиней рю Воронн? Боюсь, мы с папой распугаем всех твоих поклонников.

Про себя же добавила: 'Или привлечем...'

Так и получилось, что на Зимний бал Росинта поехала в сопровождении герцогини. В ярком свете магических огней сверкали драгоценности дам, эполеты офицеров, а также позументы на камзолах штатских, которыми те привлекали внимание наподобие павлинов. Несмотря на все старания, офицеры были в явном фаворе, даже будучи еще молочной спелости. Выпускной курс проникся значимостью своей касты и в основной массе вовсю этим пользовался.

Рысена не видела себя со стороны, хоть, разумеется, долго смотрела в зеркало перед выездом. Уложенные ровной волной не похожие не себя буйные кудри, синие глаза, круглые грудки, робко выглядывающие из выреза, кожа оттенка бледного золота, вполне женская фигура и очень красивое, почти детское, взволнованное лицо манили молодых людей, как Стрему – зажаристый бараний бок. Ее приглашали и юнцы, и молодые люди постарше. Многие, но не Он. Она танцевала, улыбалась, краснела... Через плечо очередного кавалера искала глазами высокую фигуру в черном мундире. Он танцевал то с высокой брюнеткой, то с фигуристой блондинкой, то с красивой шатенкой. О чем-то оживленно разговаривал с окружавшими его барышнями, смеялся с друзьями...

Танец окончился, начался другой. Ее опять пригласили, она почти против воли подала руку, отстраненно кружилась, делала замысловатые па. Пары плыли по кругу, меняли партнеров. После очередной фигуры она подняла глаза и забыла, где она и что делает. Он стоял напротив и держал ее руку. Смущенная до слез Рыська споткнулась на ровном месте. Арден ловко подхватил, обнял, повел по зале. Росинта больше всего хотела, чтобы танец закончился немедленно и не заканчивался никогда. Музыка смолкла, он проводил ее к герцогине и поклонился. Она смотрела на него с такой надеждой, что он еще раз поклонился, дружески улыбнулся и ушел.

– Госпожа Фирона, мне надо ... я пойду, на минуту... – пролепетала Рыся, убегая.

В дамской комнате, с укором глядя на свое отражение, Рыська украдкой смахнула слезы, больно стукнула обеими кулачками по каменной чаше умывальника. Ей очень хотелось обернуться и сбежать домой. Но, ее хватятся и мама будет волноваться. И потом, рысь с сережками, с браслетом на лапе и при ободке, бегущая по Вишенрогу и лезущая в потайную щель крепостной стены... Рыся хихикнула.

Герцогина рю Воронн ждала ее у входа в бальную залу. Окинула взглядом. Спокойное лицо, покойно опущенные плечи, осанка принцессы крови. Фирона улыбнулась своей далекой молодости.

Глава восьмая, о мелочах жизни.

В доме на Цветочной улице все шло хорошо. Госпожа Нанна привычно вела маленькое хозяйство, Армель нянчилась с детьми. Фелан и Вигвар, как и положено здоровым младенцам одного месяца от роду, будь они оборотни или нет, ели, спали, начинали выводить громкие рулады как раз, когда родители только-только заснули, а сделав это доброе дело, весело дрыгали ногами и гыгыкали.

Когда дети плакали по очереди, Армель вполне справлялась одна. Однако скоро дети поняли, что дуэтом плакать веселее. И тогда уж Армель и Нанна вдвоем качали их на руках, пели песни и баюкали. Чем больше дети качались, тем больше им нравилось. Еще бы! Лежать в самой распрекрасной колыбели и таращиться в потолок, или лежать у мамы или тети на ручках, слушать песни и 'Агу-агушеньки!', да тебя еще носят и качают. Сравненья нет! Поэтому скоро Матушка Нанна стала прихрамывать на левую ногу и завязывать поясницу поясом из собачьей шерсти, Армель спать даже стоя, а Весь носить домой ужин из трактира 'У старого друга'.

И однажды отец семейства пришел домой не один. С ним была молодая симпатичная женщина. С вещами.

– Армель, познакомься. Это Сюзет. Мы встретились в трактире. Она как раз уволилась и теперь без работы. Я подумал, тебе же нужна помощница? – Весь был полон энтузиазма.

– Добрых улыбок и теплых объятий вам, госпожа! – поклонилась Сюзет.

– У тебя есть свои дети? Или ты уже работала няней? – расспрашивала Армель. – И почему ты ушла от госпожи рю Дюменон?

Из многословного и сбивчивого рассказа Сюзет хозяйка поняла немного. Ни детей, ни опыта у той не было. В смысле, опыта сидеть с детьми. Судя по взглядам, которыми девица одаривала Веся, другой опыт у нее имелся. Когда же причиной расчета Сюзет назвала придирки хозяйки, и намекнула на склочный нрав Ваниллы, Армель только изумленно посмотрела на мужа. Тот пожал плечами и отмахнулся, мол, ерунда.

– Не думаю, что вы нам подойдете, – спокойно сказала Армель. – Весь, заплати девушке за беспокойство.

Сюзет разрыдалась.

– Позвольте хотя бы до утра остаться, господин Веслав, – девица умоляюще посмотрела на хозяина. – Куда же я пойду ночью?

– В самом деле, Мель, ты что же, девушку на улицу ночью выгонишь? Пусть хотя бы до утра останется, – Весь, пораженный жениной черствостью, апеллировал к экономке. – Матушка Нанна, у нас же есть свободная комната?

–А где же бедняжка эта до сегодняшнего дня жила? – уперла руки в бока Матушка.

Непостижимая для мягкого мужского сердца жестокая женская солидарность не помешала хозяину проводить девушку до гостевой.

– Весь, я же сказала, что не хочу ее здесь видеть! – фарга обвиняюще потыкала в мужа пальцем. – Ты привел в дом неизвестно кого! Я что, здесь не хозяйка?!

После вялых и неубедительных мужских возражений было не похоже, что может выйти полноценный качественный скандал. Но тот слепился из ничего, покатился, как лавина по склону. В другое время ссора с легкостью переросла бы в жаркую постельную битву, но в силу понятных причин супруги оказались не только ни в одной постели, а даже в разных комнатах. Аккуратно и тихо хлопнув дверью, Весь ушел спать на первый этаж, в единственную свободную Большую комнату, лелеять пострадавший от женской г... женского своеобразия мужской здравый смысл.

Через как бы случайно оставленную в двери щель гостья слышала и отголоски супружеского разговора, и шаги хозяина на лестнице, стук брошенных на ковер сапог и скрип дивана, на котором ворочалась хозяйская бессонница...

После ухода мужа Армель прицыкнула на хныкающих сыновей, продолжая мысленно доругиваться, покормила одного и другого и приказала спать. Спорить с рассерженной фаргой мудрые дети не стали и тихо засопели в кулачки.

– Вот то-то же, – гордо сказала Армель и пошла к двери.

Веславу снилась лунная поляна в весеннем лесу, молочно-белая кожа Армель, ее губы на его груди, ее рука на животе, кончики пальцев, скользящие вниз. Что-то в этом сне было не так, но что – не понятно. Звериный инстинкт проснулся сам и почти разбудил бездыханное тело, но было поздно...

Еще на лестнице фарга учуяла запах возбуждения. Вернее два запаха – сонного Веся и распаленной женщины. Бесшумно ступая, Армель подошла к дивану. На полуголом оборотне пристроилась наглая баба и уже успела залезть языком в пупок к ее собственному мужу!

Вцепившись нежной ручкой в волосы Сюзет и доводя аккуратные кудерьки до состояния пакли, Мель стащила искусительницу сначала с мужа, потом с дивана и поволокла к двери.

– Пикнешь – загрызу, как канарейку, – на ходу предупредила фарга, и была так убедительна, что Сюзет даже проверять не стала.

Продравший, наконец, глаза супруг, увидел бодро идущую к выходу жену, тянущую кого-то за собой, вроде как провинившуюся собаку.

– У нас же нет собаки, – пробормотал Весь в спину жене.

– Ты вчера сучку блохастую подобрал, забыл? – не оборачиваясь, процедила жена, открывая входную дверь и вытаскивая жертву на улицу. За дверью послышалась возня, вернувшаяся Армель сдула с лица мешавшую прядь, отряхнула руки и решительно направилась в гостевую. Выйдя оттуда с чужими вещами, приоткрыла дверь, вышвырнула и обернулась к мужу.

К утру чистый до скрипа Веслав все же вымолил у жены прощение.

Госпоже Нанне, вышедшей на колокольчик молочника, соседка рассказала о бедной потерявшейся девушке, которую мужу пришлось провожать до ближайшего ночного патруля.

Глава девятая, в которой героиня возвращается в прошлое.

Два выходных подряд наблюдая дочь, уткнувшуюся сначала в толстый фолиант, потом в еще более толстый фолиант, Аркей решил, что пора принимать меры.

– Рыська, я тебя не узнаю. Ты минуты не могла посидеть спокойно, а с тобой и весь дворец. А теперь? Ты скоро станешь ученей господина Хризопраза, – отец отобрал у Рысены книжку. – Идем, мой заказ как раз доставили.

Наутро из дворца сюрприз транспортировали в Военный университет.

Весь набор, едва дождавшись звонка, и не дожидаясь не только выходных, но даже ужина, убежал к Старому маяку. В этом году возле него неизвестным благотворителем была выстроена высокая – с сам маяк – деревянная гора для катания на санях, а для особо отчаянных – и на коньках. Гора была залита, заморожена да еще для верности и зачарована от таяния и убивства. Все, кто падал с кручи, перелетая через высокий борт желоба, спокойно левитировал вниз безо всякого вреда. Первую неделю публика, вместо катания, развлекалась левитацией.

Первый курс бодро втащил на самый верх длинные санки-дилижаны. Каждые были рассчитаны на восемь человек, но чудесным образом в трое санок влезли все. Рысена, проявив настойчивость, пихаясь локтями куда придется, и пару раз заехав в особо наглые лица, с почетом уселась на лучшее место – третьим слоем. Санки подпихнули к самому краю кручи, они замерли на мгновение и рухнули вниз под крик немыслимого восторга и сладостного ужаса. Следом вторые, третьи. В самом низу, уже на раскате, санки встретились, как будто стукнулись друг о друга звонкие деревянные ложки, народ с хохотом посыпался из саней. Катались до самой темноты, в общежитие вбежали за минуту до того, как заперли двери, мокрые, разгоряченные. Отчаянно зевая, развесили вещи на просушку и повалились спать.

Однако на голодный желудок спалось плохо, столовая была закрыта на пудовый замок, а никаких запасов у курсантов отродясь не водилось. Голодное брюхо, как выяснилось, глухо не только к учению, но и ко сну. Не дожидаясь голодного обморока, народ посовещался и послал гонцов. Лин и Нили вылезли через слуховое окошко, спрыгнули на крышу флигеля, перелезли через забор и исчезли в ночи.

В отличие от остальных, ночевавшей дома сытой Рысе спать ничто не мешало. Проникшие во внутренний двор диверсанты долго кидали в окошко снежки, а ошалевшая луна впервые за тысячелетия увидела енота, пытающегося влезть по водосточной трубе. Наконец, когда, казалось, надежда была потеряна, створка окна отворилась и из нее показалась заспанная красавица.

Нили и Лин, разумеется, оставили при себе мнение, что рысь спит, как медведь в спячке, и огласили собственно просьбу. Рыжая голова кивнула и исчезла.

'Давненько я кухню не грабила', думала Росинта, шлепая вниз по ступенькам. Через некоторое время, нагруженная как вьючная лошадь, она потащилась обратно.

На столе скромно белела записка: 'Дорогой мастер Понсил! Мне пришлось позаимствовать некоторое количество провизии из вашей кладовой. Мне очень, очень жаль. Надеюсь, позже я смогу лично принести вам самые искренние извинения. С совершенным почтением, Росинта Гольди. P.S. Замок на кладовой отличный, но щеколда прибита из рук вон плохо.'

Снег под лапами лиса и енота был изрядно утоптан, когда окно отворилось и через подоконник свесилась плотно набитая наволочка, обвязанная прихваченной по дороге веревкой. Когда груз шмякнулся на мерзлую землю, а веревка была отвязана, сверху раздалось 'Пссс!', веревка уползла обратно, и скоро из окна показалась родная сестра первой наволочки, такая же упитанная.

Предприимчивая парочка явилась обратно довольно поздно. На чердаке послов встречала делегация. Некоторые неофициальные лица вопреки конспирации высовывались в слуховое окошко, и остальные их оттуда выдергивали, как редиску. Наконец, по черепице зашуршало. После нескольких неудачных попыток всунуть наволочки в узкий проем, похожие на попытку засунуть медведя в собачью будку, груз был распакован и из рук в руки потекли колбаски и колбасы, жареные куры, мясные пироги...

Вдруг сзади послышалась сдавленная ругань и звук тычков и затрещин. В передающей цепочке нашлось слабое звено. Хрюрь и Мрырь втихаря пихали под рубахи то круг колбасы, то цыпленка. Пойманных на месте преступления Пампуцких тут же потрясли за ноги, реквизировали награбленное, немножко побили и поставили к стенке. Там они стояли и ныли, пока остальные опустошали наволочки и накрывали импровизированный стол. Усевшись и провозглашая тосты за Рыськино здоровье под голодный скулеж наглых жуликов, однокурсники слегка подобрели и выдали мошенникам малую долю. Спали в эту ночь недолго, но крепко.

Утром Рысю встречали как Осеннюю Фею, излившую на свой народ изобилие.

Неделя прошла в сплошных удовольствиях, за тем исключением, что ужин первый курс больше не игнорировал. Еще через пару дней второкурсники предъявили на удовольствие права, типа, вы и попами горку отполируете. Спор решали вручную ... правильно, за туалетами. Второй курс был взрослее, первый бился за свое. На шум явился шестой курс. Некоторое время понаслаждавшись зрелищем, выпускной курс приступил к суду и следствию. По окончании разбирательства суд счел предъяву необоснованной, разнял претендентов и долго и задумчиво смотрел на предмет спора.

Ночью над горой долго раздавался сочный мужской хохот.

Первокурсники нашли свое имущество изрядно потрепанным.

Глава десятая, где дочь идет по стопам.

Большая Зимняя Ярмарка, на которую в Вишенрог, бывало, приезжали и из Узамора, и из Весеречья, обязательно из Драгобужья – кто с товаром, кто с деньгами – бушевала уже неделю. Деньги кочевали из карманов честных граждан в кошельки торговцев, от них – в немалом количестве – в харчевни и трактиры. Но вот кого обогащали все, так это артистов и циркачей. Бродячие труппы разбили шатры и установили помосты на площади Мастеровых, поскольку Большая рыночная площадь трещала уже даже не по швам, а по полотну.

Само собой, с учебой и в Морском, и в Военном университете, у курсантов не заладилось. Участились прогулы и побеги, успеваемость махнула рукой и удалилась, видимо, тоже отдохнуть и развлечься. До четвертого курса включительно смотрели на трюки и фокусы, начиная с пятого – на весьма условно прикрытые гибкие тела циркачек и актерок. Поскольку вход был платным, безденежным студиозам приходилось, как всякой голи, идти на выдумки. Первокурсники Военвуза пошли не одни. Они прихватили с собой приемную дочь Их Высочеств. Нет-нет! Ее не похитили и не потребовали выкуп. План был другой.

– Мама! Военный университет ведь куратор приютов и народных больниц, – Рыська всегда была обстоятельна, а тут уж поневоле надо было заходить издалека. – Почему же он не может организовать бесплатное цирковое представление для сирот и больных?

– Рыська, скажи сразу, что ты хочешь? – Бруни отложила в сторону очередную петицию, глядя на дочь с любовью и насмешкой. – И больные, и здоровые – все приютские были и в цирке, и на кукольном представлении. И ты ведь знаешь!

– Мам! – Рыся ничуть не смутившись обняла мать за шею. – Наши много кто не может пойти. Я, конечно, могу разбить Госпожу Поппин (это была ее копилка в виде очень упитанной, особенно ниже талии, дамы), но они не возьмут.

– Ну, тогда за нашу армию я спокойна, – улыбнулась будущая королева. – Давай сделаем вот что...

В ближайший выходной под окнами трактира 'У Матушки Бруни' на походном очаге пеклись вафли. Одуряющий запах тек, струился, обволакивал, сбивал с ног. С десяток мальчишек под предводительством Росинты мешали тесто, ловко ворочали румяные вафли с боку на бок, сворачивали трубочкой, клали на капустный лист и запихивали внутрь сбитые сливки или поливали сиропом, либо вареньем. На выходе Рыська, придирчиво оглядев 'тарелку', торжественно клала сверху ягодку и выставляла на импровизированный прилавок рядом с расписным подносом. 'Тарелка' в ту же секунду исчезала, а на поднос падали несколько монет. Каждая пятая вафля, за этим Рыся особо следила, отправлялась на маленький столик, возле которого терпеливо ждали очереди дети, уже где-то оставившие последние монетки, или вовсе их не имевшие.