Текст книги "Совсем не Золушка!. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Валерия Панина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– А я, Мель, боюсь. Как бы третьего не родить. Как меня все уверяли, что пока кормлю, точно не понесу! Враки все! Потом шаманка одна, Ракна, сказала, что траву эту, ну, что ты мне дала, тоже пить нельзя кормящим. А мы же не можем с Арденом, что бы совсем никак! Так вот как-то потихоньку... – смущенно пробормотала Рыся, раскрасневшись.

– Рыся, это как 'потихоньку'? – затеребила заинтересованная Мель. – Я дольше тебя замужем, а про 'потихоньку' не знаю!

Эта тайна покамест осталась достоянием семьи Фаррел, потому что из бани пришли мужья, проснулась Иви и фарги пошли купаться. Моню тоже выманили, и Мель сграбастала собакина, поцеловала мокрый черный нос. Оборотням был дан наказ караулить в предбаннике и они с тоской слушали женский смех, пока дверь не отворилась и из клубов пара им высунули одному дочку, второму собачку.

Ужин был в лучших Узаморских традициях. Запеченные целиком поросята, пироги на четыре угла – с дичиной, птицей, рыба на углях. Скромно поужинав, разошлись спать. Арден с Рысей остались дома, видно, совершенствовать свое 'потихоньку', пока Иви и Моня, сытые и разморенные, спали в обнимку на кроватке в 'девичьей' детской.

Временно бездетные Гродены умчались искать полянку с травкой помягче, наказав, что бы не искали. И завтра не искали, и послезавтра. И намедни – тоже. Мель перед уходом самолично заварила отвар и кожаную фляжку повесила на шею. Похоже, беленькая дочка Черным Ловцам пока не светила.

Глава тридцать пятая, которая должна была быть эротической.

У Росинты была Большая Тайна. О ней никто не знал, кроме мужа. С матерью таким не поделишься – не поймет, с подругами-фаргами – стыдно. Все дело, наверное, было в том, что она росла среди людей, но... Но она не могла заниматься любовью в истинной ипостаси. Несколько раз, правда, случалось, особенно весной, когда инстинкты брали верх над воспитанием. Кровь ударяла в голову, лапы дрожали от напряжения и азарта, она неслась вперед, ловя звук его шагов, его запах, его дыхание, он настигал, ее тело ждало его, подавалось, содрогалось от острого слепящего наслаждения, глушившего стыд. Потом стыд встряхивался и начинал клевать бедную Рысю. И сердце, и разум ругали глупый стыд, но он и не думал сдаваться. Только-только фарга расслабится, поддастся мохнатой мужниной лапе, замурчит под шершавым языком, поежится от удовольствия от ласкового укуса острыми клыками, как раз! Стыд шипит со дна души ехидным голосом: 'Фууу! Ты ведешь себя, как животное!' И вроде понимаешь, что ж такого – вести себя как животное, если ты наполовину зверь, а удовольствие уже сделало тебе ручкой, заодно лягнув Ардена в самое сердце. Возможно, если бы у них было побольше практики, стыд бы самоликвидировался, но они жили на чужбине почти всю свою супружескую жизнь, а в чужих местах особо не разбегаешься и уж точно не расслабишься. А уж как дети (простите меня, дети!) мешают родительскому досугу! Но Росинта была не тот человек и не та фарга, что бы пустить свою стыдливую проблему на самотек.

После отбытия Гроденов в столицу, Росинта выждала день, что бы не быть неделикатной, и раздала дочек: старшую Лавене, а младшую Марите, которая как раз кормила младшенького, толстячка Квинтина. Вернувшись к ничего не подозревавшему Ардену, решительно разделась, объявила изумленному мужу:

– У нас неделя! И пока я не стану нормальной фаргой, мы с тобой домой не вернемся! – и обернулась. То ли от угрозы, то ли от предвкушения удовольствия, Арден за секунду побросал по углам ботфорты, штаны и рубашку и тотчас был к ее услугам.

Супруги боролись со стыдом на берегу круглого лесного озера, по берегам густо заросшего огненными купавами, причем с такой отдачей, таким энтузиазмом, что цветочки тряслись и вздрагивали. Освежившись, решили загнать стыд в горы. Кстати вспомнилась одна уютная вершинка, на которой стыд не смел и высунуться. Они проверили. Точно, стыд не забрался даже до половины горы. Они душили стыд с таким остервенением, что забыли, что, собственно, стало первопричиной этого марафона. Вернулись домой на шестое утро и весь день и всю ночь проверяли, не разучились ли заниматься любовью по-человечески. А то мало ли? Одно найдешь, другое потеряешь.

Тем временем Иви напрочь отказалась брать в рот какую-то непонятную грудь, да еще кем-то пользованную. Она с чувством выплюнула сосок и гордо заорала на весь дом. Квинтин, не разбираясь, в чем дело, из принципа заорал еще громче. Его, правда, быстро удалось заткнуть, как бы грубо это не звучало. От истошного крика Иви Айкена и Мариту спасла Элва. И коза, которую Элва заставила мужа привести из ближайшей деревни. Всю дорогу, пока Аллин рысью мчался туда и обратно (коза от страха обогнала даже оборотня), Элва унесла племянницу домой и трясла как яблоню осенью.

Прискакавшая коза, отмахавшая не одну милю, как вы понимаете, не горела желанием 'вот прям счас' доиться. Она хотела травки, прохладной водички и релаксации. Коза релаксировала, Иви орала. Элва, отмотавшая все руки, сунула скандалистку родному дяде и ушла на кухню, накормить детей. Проголодавшиеся дети, молниеносно подъедая ужин, еще успевали комментировать.

– А что она так орет?

– А она долго орать будет?

– Интересно, а она еще громче может?

– Мама, а я когда маленький был, я так не плакал! Правда, мам?

– Мама, добавки!

Наевшись, дети перешли в зрительный зал, то есть уселись вдоль стенки и следили, как папа, качая и подкидывая, с несчастным выражением лица уговаривает вредного ребенка:

– Иви, деточка, не надо плакать! Не плачь, моя душечка, не плачь, моя рысеночка! Ну, Иви, моя букашечка, моя ромашечка, моя какашеч... – дети захихикали, папа вышел из транса и откашлялся.

Прибежала мама, уговорившая козу на стакан молока. Иви с полчаса оплевывала из рожка родственников, утомилась собственным шумом, изволила откушать и испачкать пеленки. Кроме пеленок, пострадала Элвина юбка и почти целиком Аллин, привыкший к фонтанчикам, и вовремя не устранивший протечку снизу.

Ночью, которую умные дети провели, нет, вовсе не у бабушки и деда, где их, возможно, ждала засада по имени Ула, а у Асмета и Бранды. Их собственные родители достойно несли караульную службу подле Иви, и так удачно, что когда пришло время прощаться, они почти подружились.

Вернувшиеся из отпуска в Крей-Тон Фаррелы с опаской ждали наступления кизилового синдрома. Росинта каждый день измеряла объем груди и талии, Арден ежедневно надеялся, что с сыном они немного подождут, и ежедневно же корил себя за недостойные отца мысли. Еще они еженощно не оказывали себе в больших и маленьких супружеских радостях, справедливо рассудив, что если что – то уже не повредит, а если пронесло – так, может, и в этот раз проскочит?

В день рождения девочек у них совершенно точно было только двое детей и ей опять можно было пить чудесную настойку.

Глава тридцать шестая, торжественная.

Его Величество король Редьярд с годами подсох. Фигура его, до сих пор матерая, теперь не казалась грузной. Его Великолепное Шутейшество Дрюня грустно говаривал, что и груз лет, и седину, и брюшко, за короля носит он. Насчет брюшка ничего не скажу, а вот супружеской спиной и особо мужниными ляжками госпожа рю Дюмемнон с возрастом начала гордиться. Сама она по-прежнему была шикарна, как каравелла.

Их Высочества принц Аркей и принц Колей, привычно стоявшие за правым и левым плечом отца с возрастом все больше походили один на мать, другой на отца, и странным образом – друг на друга. Колей, всю юность и половину зрелости тщившийся всем и во всем отличаться от старшего брата, последние несколько лет прожигал жизнь не со скоростью лесного верхового пожара, когда ветер несет пламя стеной и огонь этот внушает наблюдающим трепет и восторг, а... Как бы это объяснить? Так горят торфяные болота. Тлеют где-то глубоко под землей, вырываясь едким дымом.

Высокое семейство принимало парад в честь трехсотпятидесятилетия Военного университета. Кроме короля и наследников, на марширующих курсантов и выпускников с трибуны смотрели высшие офицерские чины и приглашенное в качестве почетных гостей руководство Морского университета. После прохождения пеших строев был смотр кавалерии и демонстрация строевых приемов с оружием. Под звуки Ласурского гимна король спустился с трибуны и принял приглашение ректора промочить горло, то есть поднять бокал вина.

Тем же самым, только куда как свободней и веселее, занимались в ожидании вечернего приема и грандиозного бала выпускники. Все трактиры, кабаки, траттории, рюмочные и ресторации загодя были готовы к наплыву специфической публики. Меню и напитки были соответствующие, поэтому начиная со вчерашнего дня, квартальные патрули несли дежурство в усиленном режиме.

Трактир 'У старого друга' был закрыт на спецобслуживание. Там черным-черно было от мундиров, пахло приятно для чутких носов и никаких тебе горчицы и чеснока близко от кухни! Девчонки-подавальщицы, розовые от смущения, бегали взад-вперед, скромно поглядывая на публику. Публика, по крайней мере, свободная половина, вовсе не скромно смотрела на молоденьких и хорошеньких девушек. Однако госпожа Ванилла, возвышаясь за стойкой, как жрица целомудрия, на корню пресекала все попытки углубить знакомство.

– Какие самцы! – подтягивая шнуровку на корсаже, отчего груди, которым некуда было деваться, до предела высунулись на улицу и подтыкая юбку, якобы, чтобы не мешала бегать с тяжелыми подносами, хищно просмаковала Флори, игнорируя грозный взгляд хозяйки. – Нет, такой шанс упускать нельзя!

Тут она могла быть спокойна. Холостая половина оборотней решительно настроена была не упускаться. Дверь распахнулась, пропуская еще одну компанию. Хозяйка, обернувшись на звук, устремилась к вошедшим.

– Весь, я вам кабинет оставила, Брунькин персональный. То есть, Ее Высочества личный. Накрыто там уже. А это кто? Неужто Рахен? Ты где запропал, бродяжник? С выпускного тебя не видала, эк вы тогда разгулялись, и морд, и посуды побили изрядно!

– А мне уж и не будет 'добрых улыбок и теплых объятий', добрейшая и дороднейшая госпожа Ванилла? – подлез сбоку черноволосый худощавый мужчина, галантно лобызая госпоже ручку.

– Карс, лопни на мне юбка! И ты здесь! – ласково прихватывая Карса за шкирку, обрадовалась Ванилька. – Я тебя, подлеца, еще за ту крысу прибить хотела! Это надо же такое удумать, учудить и вытворить! Утром трактир прибирать стали, а под вашим столом крыса дохлая, здоровее кошки!

– На память хотел взять, о кадетской юности, да потерял. Не сохранился ли у вас скелет этой крысы, драгоценная госпожа Ванилла?

Огромный зал Военного университета не смог бы вместить несколько поколений выпускников и приглашенных. Торжества высочайшим повелением решено было провести в королевском дворце. Перед началом Редьярд сказал речь, и после этой небольшой заминки грянул праздник. В свете магических светильников искрилось вино, блестели глаза и драгоценности дам, сияли эполеты, сапоги и ордена.

Три выпускницы Военного университета, встретившись за месяц до знаменательного события, сломали все головы и сгрызли все ногти, пытаясь решить простой вопрос – что надеть? Мундир или платье? Хотелось одновременно подчеркнуть принадлежность к офицерскому званию и собственную женственность. Штаны или юбка? Эполеты или фермуар?

Мастер Артазель, к которому Росинта пошла заказать платье (а как же? Даже если придется идти в форме, платье от мастера Артазеля еще никому не помешало!), предложил изящный во всех смыслах вариант. Он сшил женскую парадную форму и исходатайствовал у Его Величества разрешение официального ее ношения выпускницами. Появление в ней ее обладательниц произвело фурор в обществе. Белый цвет, узкая юбка в пол, высокий разрез, при движении расходившийся причудливыми складками, облегающий мундир с золотым шитьем и эполетами, с квадратным вырезом, и самый шик, самый верх всего – золотое же колье, стилизованное под символы королевского дома. Специальным королевским указом ношение такового дозволялось только выпускницам Военного университета. Впоследствии летописцы и историографы королевства, объясняя наплыв девушек в Военный университет, именно введение таковой формы называют первопричиной.

Сквозь череду представлений и вереницу танцев, гул светских речей и искренний смех, Редьярд с удовольствием и долей ревности смотрел, как почести воздают королю, а уважение и истинную преданность выказывают Аркею.

Глава тридцать седьмая, война на пороге.

Аркей читал короткую шифровку рю Диаманта гораздо дольше, чем требовалось, что бы понять несколько строк.

– Лисс! – Кройстон, неизменно дежуривший у двери, тут же вошел, ожидая приказаний. – Оповести всех, что немедленно созывается Королевский совет. К отцу я пойду сам.

Суть вестей была такова. Кочевники Дикоземья последний год все чаще и чаще беспокоили приграничье Гаракена. Войну ждали и к ней готовились. Готовились в Гаракене. Вести пришли из Крей-Тон. Кочевники на гребных ладьях пересекли пролив и подобно полчищам саранчи обрушились на Крей. Богатые прибрежные селения разграблялись, горели дома, уничтожались посевы. Столице опасность угрожала не только с суши, но и с моря. Часть судов вошла в гавань. Дикари забрасывали крейские корабли сосудами с черной жидкостью, от чего те вспыхивали мгновенно. Зрелище пылающих как костры судов, мечущиеся в попытках спастись люди, вселяли ужас и панику. Крейская армия, отлично обученная, имеющая боевой опыт позиционной войны, оказалась мало дееспособной в условиях коротких стычек, бесконечных погонь за мелкими маневренными отрядами после стремительных ночных налетов, жалящих и разящих.

– Если Крей-Тон падет, судьба Крей-Лиммаля предрешена, – спокойно констатировал Аркей, заканчивая доклад на совете. – Считаю, что нам стоит обсудить, должна ли Ласурия предложить свою помощь. Граф рю Диамант сообщает, что принц Кирин готов принять любую помощь на любых условиях.

– Помощь асурхату? Для чего? Мы даже не союзники? – протянул рю Вилль, трогая радужник в ухе.

– Где гарантия, что кочевники не придут сюда? Почему они не напали на Гаракен? Какова их истинная цель? – Аркей как будто говорил сам с собой. – Если войны не избежать, пусть это будет война по ту сторону границы.

– Вступать в войну Ласурия не будет. Крей огромен, его армия измотает врага. До нашей границы кочевники не дойдут. Синие горы – лучший замок на нашей двери, – Редьярд был не только уверен, он был даже снисходителен.

– Ваше Величество, сейчас, принимая решение, мы можем допустить ошибку, исправить которую будет почти невозможно, – Аркей говорил мягко и настойчиво.

– Я сказал – нет! – рявкнул король, поворачиваясь к сыну. – Совет завершен. Все свободны.

Аркей, не смотря на грозный тон и огненный взгляд отца, остался. Как не странно, Колей остался тоже. Еще более странным было само присутствие младшего принца на Совете. Вот уж истинно, к войне.

– Что? Что?! – прикладываясь к грудастой эльфийке без посредничества стакана, взъярился король. – Говори уже, раз остался!

– Отец, выслушай меня и постарайся размышлять здраво, – начал старший.

– Я покамест в твердом уме! – окончательно выходя из себя и захлопывая дверь, заорал венценосец. – Мальчишка! Выгоню!

– Отец, и все же. Выслушай.

Портал открылся в ставший родным двор лесной усадьбы Фаррелов. Росинта шагнула на траву, подталкивая в спину дочек. С крыльца сбежала легким шагом совершенно не изменившаяся за эти годы Лавена, обняла внучек, протянула руки и забрала у матери Анрэя.

– Росинта, дети! Случилось что? – спросила встревоженно, замечая вдруг и бледность невестки, и непривычную серьезность девочек.

– Война, мама! – горько выговорила Рыся. – Война!

Невозмутимая Лавена все-таки усадила всех за стол, налила взвара, подала теплых пирогов.

– Лавена, я вернусь в Крей-Тон, к Ардену. Дети останутся с вами. Надеюсь, пока...

– Для чего, Росинта? – свекровь взялась тонкими пальцами за Рысин подборок, заставляя смотреть в глаза. – Ты – фарга! Твое место здесь, с детьми. Беречь детей – вот что ты должна!

– Ты не понимаешь. Как же ты не понимаешь! – Рыся вскочила, уронила тяжелый массивный стул. Задремавший было на руках у Лавены малыш вздрогнул, завозился. – Король уже отказал Крее в помощи. Это значит, что они остались одни и война скоро будет здесь. Здесь, Лавена! Посольство эвакуируют. Арден остался в Крее, драться за кровника. Я буду с ним. Прости...

Поцеловала детей, поклонилась Лавене, пошла к двери, прямая, напряженная.

– Росинта, постой! – Лавена бережно уложила внука на диван, догнала сноху, повернула. – Иди спокойно, дочка. За детей не беспокойтесь. Себя берегите, главное.

Фарги обнялись, Лавена взяла лицо Рыси в ладони, поцеловала в рыжий пробор. Постояла у закрывшегося портала, шепча извечную материнскую молитву. Вздохнула глубоко, надела улыбку и пошла к внукам.

Глава тридцать восьмая, в осаде.

В тот же день, когда Росинта отдала детей свекрови и вернулась в осажденный Крей-Тон, во дворце асурха принц Киран впервые в жизни ссорился с женой. Сарита не только сама отказалась уйти порталом в отдаленную неприступную крепость Маалух в Синих горах, но и отправлять туда детей.

– Я твой муж и государь! Я тебе приказываю! Спасай наследника, – одетый в полный доспех принц окованной перчаткой указывал на дымку портала, возле которой мялся дворцовый маг. Служанки с узлами и воины сопровождения смотрели в пол.

– Ты мой муж и мой господин, – Сарита склонилась в низком поклоне. – Ты защитишь меня, наших детей и наш народ. Мы не побежим, – она подошла, заглянула ему в глаза. – Прикажи открыть ворота и пустить сюда женщин и детей. Здесь безопаснее.

Принц развернулся и молча пошел к выходу, она кинулась за ним, цепляясь за руку.

– Не уходи так, муж мой! Кирин! – она беззвучно плакала, пальцы скользили по холодному металлу.

– Не плачь, мое сердце, – принц обнял ее, нежно поцеловал глаза, щеки. – Я не сержусь.

Хмуро шагая по длинным коридорам к воротам, принц коротко отдавал распоряжения. Начальник личной стражи принцессы получил приказ в случае малейшей опасности силой увести ее и детей. Многочисленный покои, комнаты, залы слуги торопливо освобождали от лишнего, готовили одеяла и кое-какой скарб.

К закрытым воротам дворца стекался народ. Женщины плакали, орали младенцы, молча жались к матерям дети постарше. Немногочисленные мужчины что-то выкрикивали. Ропот и шум нарастал, толпа заводила сама себя.

– Где принц Кирин? Где Хранитель престола?

– Они бросили нас! Сбежали!

– Кто нас защитит? Спасите наших детей!

– Трусы, трусы! Принц с семьей сбежал! Их нет в столице!

Тяжелые ворота высотой в двадцать пять локтей начали отворяться. Народ ненадолго затих, ожидая. При виде большого вооруженного отряда, строившегося перед воротами, негодование толпы хлынуло, как кипящая вода из переполненного котла. Принц шагнул вперед, поднял руку, заставляя замолчать. Площадь замолкла, готовая взорваться в любую минуту.

– Женщины и дети сейчас пойдут во дворец, – толпа колыхнулась, раздались испуганные крики. – Спокойно! Вы причините вред себе скорее, чем сюда придут кочевники! Во дворце есть вода и запасы еды на случай долгой осады, – люди снова закричали, перекрикивая друг друга, опять подались к воротам. – Мы примем всех! Всех детей и женщин, стариков. Мужчинам старше шестнадцати здесь делать нечего. Наше дело воевать! Всех, кто попытается сбежать от воинского долга, скрыться, городская стража будет казнить на месте.

– Откуда я знаю, что здесь безопасно для моих детей, – распихивая соседей локтями, заорал какой-то толстяк в дорогом халате. – Ты уведешь воинов на стены, а кто останется здесь? Твоя-то семья небось давно далеко!

– Мы напрасно тратим время нашего государя, – раздался звучный и звонкий голос над площадью. – Принц Кирин оставил во дворце своих детей и зовет сюда ваших. Разделите с нами кров и хлеб, – Сарита стояла на балконе, держа за руки сыновей. – И нашу судьбу, – еще неслышно прошептала она с горькой надеждой.

Дворец напоминал шумный и бестолковый муравейник. Сарита оставила детей с няньками и пошла налаживать жизнь. Теребила, заставляла подняться, заняться делами.

– Вы забыли? Детей надо кормить, мужьям носить еду и воду. Приготовьте бинты, кто умеет – варите мази и отвары. Будут раненые и много. Кем мы будем для наших мужчин – обузой или опорой? – говорила она женщинам, обходя свой не похожий на себя дом. – Надо приготовить место для раненых, – повернулась она к Хранителю дворца.

– Это уже делается, госпожа. И еще. Стража докладывает, что вас хотела видеть Софина Доли ан Денец.

– Пойдем, я встречу ее в малой приемной. Это будет быстрее, чем мне возвращаться в свои покои.

Софина, выдержавшая ожесточенный напор мужа, желавшего отослать ее в Ласурию, пришла к принцессе вот зачем.

– Госпожа, с разрешения мужа, я отдаю наш дом под госпиталь. Я сведуща в лечении ран. Мои служанки мне помогут. Скажите Его Высочеству, что мы можем принимать раненых уже сегодня.

– Я благодарю вас от всего сердца, госпожа. Когда война, дай боги, закончится, асурхат не забудет ваших заслуг.

– Моя госпожа, я желаю только одного. Дождаться моих сыновей и мужа живыми и здоровыми, – Софина поклонилась.

Принцесса склонила голову, прощаясь. Сколько женщин в Крее молилось теперь об одном!

В великой библиотеке старый смотритель Ленар Озан, оставшись один, закрыл окна ставнями, долго носил в хранилище и прятал, укрывал, как мог, самые ценные и древние свитки и книги, приготовил воду и мокрую ткань сбивать огонь. Поднялся на кровлю, сел возле слухового окна, глядя на пустую площадь, безлюдные улицы.

– Все проходит, пройдет и это, – шептал он в молчащие небеса. Была ли это молитва? Или обещание?

Город ждал.

Глава тридцать девятая, в осаде. Продолжение.

Принц обходил стены, проверял бастионы и форты и укреплял боевой дух. Его воины, глядя с высоты на людское море, грозившее захлестнуть, опрокинуть окружавшие город рвы и стены, смотрели на главнокомандующего мрачно. Но принц был спокоен и уверен, командовал негромко и властно. Кирин долго стоял на башне, защищавшей ворота и для того выступавшей над стеной, наблюдая за противником и глядя на свой город. Городские стены, сложенные из светлого камня, заходящее солнце залило алым. Сотни лет это был просто закат, но сегодня многим казалось, что сами боги пророчат городу его судьбу.

– Что думаешь, Арден? Ждем штурма?

– Судя по всему, они не торопятся, мой принц, хотя долгая осада невыгодна не только нам, но и им. Их преимущество – короткие набеги. Что, если их военачальник решил не штурмовать город, а блокировать? Лишить подвоза продовольствия по суше и по морю?

– Ты говоришь верно. Дороги перекрыты, их галеры не дают не только войти в порт торговым судам, но и топят рыбачьи лодки. Тактика их понятна. При всем богатстве Крей-Тон, рано или поздно нам придется выйти за стены и пробивать дороги, а значит – гоняться за ними, как за счастьем. Расчет на то, что эти короткие стычки, в конце концов, измотают и истощат наши силы. Их галеры окружают наши корабли как муравьи гусеницу, берут на абордаж и топят только потому, что на одного нашего моряка при штурме приходится не меньше пяти штурмующих.

– Основная опасность, государь – их отряды, высаживающиеся с моря. Уже дважды они пытались зажечь склады. Мы вынуждены снять часть людей со стен и направить на охрану побережья, – доложил Первый советник.

Принц кивнул, отпуская Первого советника и офицеров. Рядом с ним остался только Фаррел.

– Нужна разведка, Ваше Высочество. Оценить численность, вооружение, запасы. Походить в их стане, послушать, что говорят воины. Хорошо бы и пленного захватить.

– Согласен, Арден. Найди подходящего человека. Или оборотня.

– Пойду сам, Кирин.

– Арден, ты начальник моей личной стражи. Я не даю разрешения.

– Росинта заменит меня здесь. Кирин, я должен пойти сам. Кроме того, у меня больше шансов вернуться, чем...

– Чем у кого?

– ... чем не вернуться.

– Ладно, раз решил – иди. Я так понимаю, об этом знаем только мы двое?

– Еще жена. Ей скажу.

Рыся выслушала Ардена спокойно. Мало того, что не кричала, даже спокойно не возразила, не просила передумать. Заместитель не может обращаться к командиру с дурацкими неуставными просьбами. Вместо этого она отлучилась на час, рысью сбегав во дворец к принцессе Сарите, потом поколдовала в отведенной им комнатке и позвала туда мужа.

– Раздевайся давай, – деловито велела она оборотню, держа в руках довольно большую плошку с загадочной жижей и довольно большую малярную кисть. – Совсем раздевайся!

– Я тебя в человеческом облике покрашу, а то в зверином на тебя бочку басмы надо, а мы с Саритой и так все дворцовые запасы выгребли, – грунтуя мужа, сообщила она. Муж ежился от щекотки и посмеивался, пока дело не дошло до особо чувствительных мест. Тут оба на минутку задумались, не будет ли у него случайно аллергии и не лучше ли оставить этот участок, так сказать, в первозданном виде. Без смеха на недокрашенного оборотня смотреть было невозможно, поэтому Рыся особо тщательно приступила к последним деталям. Оба смеялись от души, а Рыська даже до слез.

Южная ночь покрывалом упала на город. Черный зверь, абсолютно неразличимый в темноте, неслышно поднялся на стену, прошел вдоль бойниц и спрыгнул с барбакана.

К рассвету Арден не вернулся.

Глава сороковая, все пошло не так.

Оборотень прошел сквозь вражеский лагерь как нож свозь масло. Хотя нет – как сталь режет шелковый платок. Это сравнение куда уместнее, когда речь идет о юге. За годы, прожитые в Крей-Тон, северянин юг так и не полюбил. Но прелесть южного взморья с его яркими красками, южные запахи, тягучие, обволакивающие, будоражащие, никого не оставили бы равнодушным, а Арден был вовсе не солдафоном. Сегодня же даже чужака коробило от того, что эту красоту осквернили. Чужие злые запахи отравили воздух. Пахло кострами, лошадьми, грязными вонючими телами. Оборотню привычно и даже приятно обонять кровь и смерть, но этот смрад заставлял зло скалиться, пока он, затаясь, слушал разговоры у костров или в палатках. Изредка в шуме лагеря слышался женский плач и крики, и его дергало от ярости, не имеющей покуда выхода.

Он дошел почти до ханского шатра в самом центре становища, залег в темноте, подальше от огня, по наитию ожидая чего-то, когда полог откинулся, и высокий массивный человек, кликнув сотника, пошел по лагерю. Арден, двинулся за ним на пружинящих лапах, припадая к земле. Предводитель обходил лагерь с той же целью, что лазутчик. Слушал, оценивал обстановку и настроение. Орда – как собачья свора. Будет подчиняться, пока чует хозяина. Нет – кинется и загрызет слабака, как подранка. Здесь палатки стояли теснее, народу было гуще. Арден отстал, выжидая. Хан с охраной миновал, наконец, толпу, выходя на периметр и намереваясь, видимо, проверить посты. Оборотень шел за ним по широкой дуге. Здесь чувствовался ветер, и легче было идти по следу. Надо было решиться и атаковать сейчас, другого случая могло и не быть. Арден принял решение, сжался пружиной, готовясь напасть. Порыв налетел, ударил в нос, заставляя мгновенно изменить решение. Он был не один. За этой жизнью он охотился не один, и другой охотник уже прыгнул.

Две тени-убийцы смертью метались в полной тишине. Люди падали с разорванным горлом, не успевая не только крикнуть – захрипеть. Хан единственный успел обнажить оружие, отпрыгнул в сторону, метнул кинжал. Он еще успел обрадоваться тому, что лезвие нашло и ужалило уязвимую плоть. Так и умер с торжествующей улыбкой. Но отделенная от тела голова уже не улыбалась, а скалилась. Арден припал к земле, хрипло дыша, вернулся в человеческий облик, метнулся в темноту. На утоптанной земле, поймав грудью кинжал, без движения лежал Веслав Гроден.

Еще ночью часовые на стенах заметили поднятую в лагере тревогу. Принц Кирин и стоящая за его плечом лейтенант Фаррел молча стояли, вслушиваясь и всматриваясь. Росинта не ушла и с рассветом, продолжая наблюдать. Хотелось прыгнуть со стены и бежать по остывающим следам, биться рядом с любимым, или мстить. Не прыгнула. Рычала на остальных оборотней, шляющихся к ней по очереди с предложениями типа: 'Давай метнусь, разузнаю, что там как'.

На закате вспыхнул под городом погребальный костер. Под догорающие угли вышел вперед новый вождь, вскинул руку, указывая на осажденный город. Жуткий низкий рев потряс небеса. За запертыми дверьми, закрытыми ставнями страх расползался до холодной кожи, до мурашек, сворачиваясь в груди у женщин обжигающе холодными тяжелыми змеями.

Командиру ночной портовой стражи доложили о подозрительном шуме. К плавучему доку кто-то плыл. Чуть слышные всплески затихли, и на причал выбрался совершенно голый мужчина. Встряхнулся, посмотрел в темноту.

– Гасыр, если ты меня пристрелишь, принц тебе не простит. Такие разведданные пропадут!

– ... ханом объявил себя родственник прежнего вождя. Это все изменило. Власть его шатка. Для упрочения положения ему нужна победа, крупная добыча. Но неудача при штурме – большой риск. Войско просто распадется на неуправляемые отряды, – Арден совершенно несвойственным ему жестом стукнул кулаком в раскрытую ладонь. – Возьми мы вчера его в плен! Все было бы по-другому!

– В нашем народе говорят: 'Не жалей о непролившейся туче. Только боги знают, пролился бы из нее дождь или низверглись камни', – принц от души стукнул кровника между лопаток. – Что ж, остается только ждать.

– Нет, мой государь! Это еще не все новости. Джелеби и лукум я приготовил напоследок.

Сутки назад.

Арден выдернул кинжал, с силой прижал ладонь к ране.

– Веслав! – позвал в самое ухо. – Слышишь меня? Надо уходить. Если не сможешь идти сам – обернись, иначе не дотащу.

Волк дернул ухом, поднялся на ноги. Лапы дрожали, будто оборотень поднимал спиной могильную плиту. Развернулся, побежал вперед, припадая к земле, сея в пыль рубиновые капли. Рысь бежала следом, слыша за спиной крики, однако погони не было. Через полмили Весь остановился и обернулся.

– В лесу рядом с северной бухтой лагерь, – прохрипел, залезая на зятя верхом и зажимая рукой рану. – И не тряси, не дрова везешь!

Глава сорок первая, накануне.

Король Редьярд был упрям, но неглуп, а принц Аркей, не уступая ему в уме, как известно, упрямством отца превосходил. План, предложенный Его Высочеством, был поначалу осмеян и выруган, потом выслушан еще раз и только обруган. На третий раз король выслушал молча. Принц Колей, внезапно и необъяснимо заинтересовался политикой до такой степени, что просидел в кабинете с отцом и братом целых пять часов, при том, не прикоснувшись к бутылке и не заснув. Правда, и в разговор не вмешивался. И только когда кроль принял решение и во дворец порталом пришел рю Вилль, Колей высказался. Так сказать, ошарашил.