Текст книги "Совсем не Золушка!. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Валерия Панина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– Весь, я побаиваюсь. Я не очень хорошо танцую. – Армель сдалась под напором Веся, с энтузиазмом тащившего ее по ступенькам.

– Фигня, ерунда то есть, – отвечал Весь, помогая девушке снять плащ. – Командир дал нам пару советов. Легкотня. О, Армель! Ты такая... красивая!!!

Армель смущенно провела рукой по бирюзовому подолу и зарделась. Веслав наконец-то моргнул, галантно предложил даме руку и гордо ввел в зал окончательно смутившуюся подругу.

Распорядитель мерно постучал церемониальным жезлом и объявил первый танец.

Генерал рю Де Толли поклонился Ее Высочеству принцессе Бруни и предложил ей руку. Его Высочество принц Аркей пригласил принцессу Оридану, Его Высочество принц Колей, окинувший плотоядным взглядом предложенную дичь, изысканно поклонился пышногрудой красотке в пронзительно-лиловом. Бал начался.

Полонез сменялся мазуркой, экосез – бранли. Весь не отпускал Армель ни на минуту. Претенденты натыкались на Весев взгляд, как на нож, и благоразумно сворачивали к девицам без охраны. Рахен и Карс о чем-то долго препирались в углу, глядя на парочку, потом все же подошли.

Армель, не смотря на толчею в зале, узнала запах и невольно попятилась за спину Веслава.

– Мы, это, прощения просим, – смущенно начал Рахен. – Мы тебя напугали, ну, тогда, ночью.

– Мы за Весем следили, – затараторил Карс. – Хотели подшутить. Прощенья просим!

– Весь нам знаешь, как наподдал? Просто порвал! – привел убойный аргумент Рахен.

Растерянная Армель стояла, слушала, и нюхала.

– Вы врете? – недоверчиво спросила девушка, выходя из-за укрытия. – Вы точно врете! Вы – друзья! – обвинила Армель, тыча в заговорщиков изящным пальчиком.

– Песенка, послушай! – вдохновенно начал Веслав. – Все это недоразумение, которое... уже прошло!

– Вы..! Ты..! – Армель ткнула Веся кулаком в печенку, и пока тот пытался начать дышать, пробежала мимо отшатнувшихся приятелей и скрылась в толпе.

В дамской комнате немногие посетительницы поправляли прическу и декольте, кто подтягивая вырез повыше, а кто – и опуская пониже, пока не видит бдительная матушка или тетушка. Армель плюхнулась на пуфик в углу, отдышалась и попробовала злиться. Однако злиться никак не выходило. При воспоминании о ночном происшествии и о Весевой заботе, хотелось улыбаться и хихикать, что она и сделала.

Оставшись одна, подошла и посмотрела в огромное зеркало. В раме отразилась красивая девушка с белыми косами, затейливо уложенными вокруг головы и восхитительном платье, по которому кружился листопад.

Сзади раздались непонятные шорохи и скрипы. Армель насторожилась. Шум усилился, Армель оглянулась. Резная чугунная решетка, закрывавшая отдушину под потолком, задрожала и с грохотом упала, разбившись вдребезги. От неожиданности Армель завизжала и отступила, наткнувшись на зеркало. За дверью раздался шум и голос Веся:

– Армель! Армель! Что с тобой?! Я сейчас войду!

И возмущенный женский голос:

– Как вы смеете, молодой человек! Это дамская комната! – вслед за которым в комнату ворвались две вооруженные внушительных размеров ридикюлями матроны.

Из отдушины раздалось разочарованное шипение.

Выйдя из ставшим небезопасным укрытия, Армель улыбнулась стоявшему в карауле Весю и протянула руку.

Оркестр взял минутную паузу перед вальсом, по залу шелестели тихие разговоры и смех, как вдруг канонадой прогремел страшный грохот. Полускрытая лепниной чугунная решетка отдушины метко свалилась прямо на огромную напольную вазу, стоявшую в зале со времен постройки университета. От удара ваза взорвалась, как шутиха, рассыпаясь на мелкие осколки.

Кавалеры сомкнули ряды, защищая дам. Девицы попредприимчивее моментально определили, к кому в руки падать в обморок, и, разумеется, упали, бурно дыша и показывая соблазнительные ложбинки между колыхающимися полушариями. У особо одаренных особ шторм достигал пяти баллов.

Из отдушины послышалось удаляющееся шуршание.

Их Высочества обменялись обреченными понимающими взглядами. Озаренный догадкой Лихай Торхаш кивнул капитану Свонишу и оба вышли. Оркестр вновь заиграл, окруженные заботой и вниманием дамы приняли вертикальное положение и даже смогли вернуться к танцам. Происшествие постепенно было забыто.

Извлеченная из глубин университета крепкой рукой капитана, грязная и свалянная диверсантка была передана в руки закона. Закон выглядел точь-в-точь Красное Лихо в гневе. Закрыв от стыда глаза и прижав к телу уши, лапы и хвост, Рыська простилась со своей любовью. После такого позора на свадьбу можно было положить хвост дохлого бобра.

Глава тридцать вторая, в которой речь пойдет о любви.

Когда парни после отбоя азартно обсуждали женские достоинства, а еще больше прелести, и хвастались успехами, безбожно привирая и выдумывая, Весь всегда отмалчивался. На подначки он один раз высказался в том духе, что подобные разговоры недостойны его, как благородного человека и будущего офицера, а потом молча давал в ухо. Это все было, конечно, правильно и верно, но имело еще одну причину, тщательно им скрываемую. Дело в том, что делиться опытом, ни разу не поцеловав девчонку после полугода ухажерства, было как-то не очень. Что-то с этим надо было делать.

Вытащить Армель на охоту казалось прекрасной идеей. Зимний лес, обнимавший столицу с севера, встретил пару размытыми туманом костлявыми силуэтами сосен, шумом ветра в высоких зеленых шапках, тишиной еловых опочивален, мягким мхом под чуткими лапами. Огромный черный волк, опустив голову, вел по следу робкую белую лисичку.

Весь, привычный к ночной охоте, уверенно вывел подругу на кабанью лежку, поднял стадо, вмах догнал и придушил упитанного подсвинка. Под повелительный рык оборотня Армель осторожно подкралась и понюхала. Что-то внутри проснулось и зашевелилось – то ли голод, то ли азарт, и она впилась острыми зубами в теплую добычу.

Внезапно волк насторожился и зарычал. От тумана отделилась серая тень. Чужак, большой серый зверь с грязно-желтой полосой вдоль спины, выше Веслава в холке и шире в груди, подошел к Армель и мало того, что по-хозяйски обнюхал, так еще и легонько куснул. Армель испуганно заскулила и отпрянула. Весь зарычал и двинулся на незваного гостя.

Прижавшись всем телом к истоптанному снегу, фарга смотрела, как оборотни кружат в опасном танце. Короткое отрывистое рычание, зубы, впившиеся в плечо, вырванный клок. Весь рванулся, ударил серого в бок, сбил с ног и, глухо рыча, сжал челюсти на чужом горле. Армель заскулила. Черный волк ослабил хватку, отсупил. Противник с трудом поднялся на ноги, понурившись, отступил и скрылся в подлеске.

Веслав Гроден из Черных ловцов поднял голову к невидимым звездам и запел Победную Песнь. Гордая подруга подошла, села рядом. Допев, Весь повернулся и основательно облизал белую мордочку.

На следующий вечер, провожая Армель, Веслав от самого трактира набирался решимости. По виду Армель можно было догадаться, что она всей душой хотела, что бы решимость капала быстрее. Слово 'катализатор' ей было абсолютно незнакомо, но, несмотря на это, нежная девичья рука скользнула по черному рукаву в крепкую мужскую ладонь, потрепыхалась там, устраиваясь поудобнее. На всю улицу было слышно, как у Веся бьется сердце.

В темном пятачке между двух фонарей на спящей улице стояли двое. Мужские руки сжали тонкую талию, бледные женские руки лежали на его плечах, как эполеты. Губы встретились в поцелуе, как после долгой разлуки. Одно на двоих дыхание, ничего вокруг, кроме запаха друг друга. Незнакомые желания, странные чувства, ежиками щекотавшие в груди и озабоченными бурундуками шевелившиеся в Весевых штанах и под Армелевой юбкой.

Поцелуй все не кончался и не кончался. Рукам наскучило праздно наблюдать со стороны, и ее ладошки потихоньку-потихоньку переползли сначала на грудь, потом под мундир. Под тонкой сорочкой пальцы рассеянно погладили твердые мускулы, наткнулись на соски. Весь вздрогнул, как от ожога, стиснул ее, теряя голову...

Сегодня к ужину ждали особенных гостей. Предупрежденные родители засекретили информацию, как государственную тайну. Дабы одна любознательная особа не испортила своим энтузиазмом всю обедню, к заговору привлекли герцогиню рю Воронн. Рысена была приглашена на фирменную утку матушки Ируны и сырный пирог. Гости предполагались с ночевкой, ведь что за радость на сытый желудок выходить из дому? Тем более матушка Ируна обещала на завтрак необыкновенные блинчики с сюрпризом.

В гостиной были и диваны, и удобные кресла, а Бруни и Кай, обнявшись, сидели на полу у камина. Аркей оглянулся на стук, дверях стоял Весь, держа за руку смущенную Армель. Их Высочества поднялись, Бруни нашарила ногами туфли. Весь подвел девушку поближе.

– Бруни, Кай. Разрешите представить Армель из Белой ночи, мою невесту. Армель, познакомься. Мои родители, Бруни и Аркей.

– Ваши Высочества, – пролепетала на глазах побелевшая Армель, приседая в реверансе.

– Зови нас Бруни и Аркей, девочка, – обнимая девушку, улыбнулась Бруни.

– Прошу к столу, дети, – пригласил Аркей, отодвигая жене кресло. Весь сделал тоже самое для невесты.

Вопреки Армелевым ужасным страхам ужин прошел спокойно и даже весело. Если бы она не знала, что ужинает с членами королевского семейства, то подумала бы, что эти дама и господин – обычные горожане, приветливые, добрые и сердечные.

К тому времени, когда подали десерт, она уже могла дышать и даже разговаривать.

Глава тридцать третья, в которой героиня отправляется погостить.

Посредине гостиной открылся портал и взглядам встречающих предстала сидящая на сундуке Рысена с корзинкой в руках. Сундук стоял на чудесных расписных санках. Санки, сундук и Рыська прибыли под надзором Рофио Ромурина.

– Госпожа Кальвина! – вопящая Рыська пристроила корзинку и кинулась обниматься.

Когда подарки были розданы, Рыська попрыгала на новой старой кровати, потискала пушистых котят, которых сердитая полосатая кошка по одному утаскивала и прятала от Рысены в углу. Навестила Смерча и Облако, угостила репками Красавку и Щетинку, помогла Рофио растопить камины в гостиной и своей комнате. Короткий зимний день истаял, на западе розовой полоской малинового киселя гас закат. На темнеющий небосвод одна за другой выпрыгивали мохнатые звезды. После ужина Рыська закуталась потеплее и вышла на террасу, повидаться с Луной и послушать волчьи песни. В предвкушении завтрашних встреч, сонная Рысена свернулась клубочком под толстым одеялом и мгновенно уснула.

Едва рассвело и в кухне только-только затопились печи и застучали ножи, как умытый и одетый ребенок, волоча за собой санки, явился доложить, что идет в гости.

– Да постой ты, егоза! Погоди! Поешь да и пойдешь. Скажут, голодом тебя морим, у них своих восемь ртов, еще ты объедать пришла, – Кальвина еще даже не договорила, а дверь уже хлопнула, скрывая еще не простывший Рыськин след.

Путь до дома семейства Бушан оказался длинным. По дороге надо было облазить все сугробы, похрупать ледком во всех лужах, скатиться со всех холмов. Урсула ахнула и всплеснула руками. На пороге стояла, вся в снежных катышках и сосульках, Росинта Гольди.

– Мать моя медведица! Обмерзла вся! – Рыську сграбастали, занесли в комнату и посадили на лавку у пылающей печи. – Девоньки, что ж вы сиднем-то сидите! Белита, Тойя, лохань тащите, Филис, положи полотенце греться. Жуля, тащи рубашку и шаль мою. Да носки потолще!

Сильные ловкие руки раздевали Рысену, успевая снять с огня корчагу, вылить горячую воду в поставленную тут же лохань. Засунув начавшую дрожащую Рыську оттаивать, Урсула принялась поливать ее из ковшика.

Одетая до колен сверху в сорочку и до колен снизу в толстые вязанные носки, закутанная в шаль и натянутый на уши чепец, путешественница сидела возле теплого печного бока, обжигаясь, отхлебывала обжигающий морс на лесных ягодах и березовых почках. Вокруг печки сушилось Рыськино барахлишко. С шубейки до сих пор капало.

Мужская часть семейства частью работала в кузне, частью носила воду и топливо. Женская половина чистила овощи и резала мясо к обеду. Рыся приносила пользу тем, что без умолку болтала, развлекая трудящихся.

– ... вот как они меня из вентиляции достали, да, из вентиляции, а вовсе не канализации, не выдумывай, Жулька! Лихай Торхаш сказал, что меня надо взять под арест, а еще лучше посадить в бочку и засмолить, временно, пока бал не кончится. И охране отдал. И они меня домой отнесли. Пока мыли, долго мыли, там знаете сколько грязи! Столетия целые копились, папа сказал. Потом я сразу спать. Мама пришла, а я сплю. Ну, утром пришлось потерпеть. Ругали... А? Нет, не за то, что по вентиляции лазила, а что нарушила слово Росинты Гольди. Опять ушла из дому одна, да еще ночью... Ага, наказали... Не было никаких гостей, никакого моего бала в честь Осенней Феи. Эх..!

... у нас же Весь женится! Скоро! Как закончит университет, так и свадьба. Ну, Армель еще сколько-то-там исполниться должно, я забыла. Она свататься когда приходила, к маме и папе, с Весем, меня дома не было. Я потом только узнала. И почему меня не позвали, до сих пор не пойму! Правда, мама сказала, что Видара тоже ж не пригласили. Видар? А, это брат Армель. Представляете, они тоже близнецы! Зато я буду Главной Подружкой Невесты!

От очага потянуло запахом готового варева. Рыська принюхалась, слезла с теплой лежанки, отволокла пустую кружку на кухонный стол и вооружилась ложкой.

Конечно, с тех пор, как восемь детей переселились сначала из приюта, а потом из поместья, где их баловали и им угождали десяток человек, к Урсуле и Телферу, их жизнь изменилась. Хотя из деревни два раза в неделю приходила вдова Мавис, приносила стирку и забирала грязные вещи, помощь Урсуле в готовке на десять едоков и рукоделье забирали у девчонок почти все время. И мальчишки были при деле.

Как и всяким детям, им хватало времени по большей части дружить и изредка драться с деревенскими и клановыми, изобретать массу проказ и шалостей. Рысена, само собой, за время каникул поучаствовала во всех. Количество изваянных снежных баб двукратно перевалило число жителей деревни. Укрепления снежных городков уходили к Синим горам.

Телфер не отличался деликатностью и вовсе не считал, что детей бить нельзя ни в коем случае. Поэтому когда компания в полном составе провалилась под лед на едва замерзшем пруду, выбралась только чудом, и явилась, трясясь и стуча зубами, мокрая до нитки, перепуганные родители сначала долго растирали детей крепчайшим самогоном, отмачивали в горячей воде и отпаивали настоем. Отогретые дети сидели на краю очага, как куры на нашести. Когда последний из утопленников был отогрет и напоен, Телфер вышел и скоро вернулся с пучком розог. Согревающий эффект этого средства был опробован сначала на Тибо, потом последовательно на всех остальных. Последней с лавки, почесывая болящую попу, встала хмурая Рыська.

Воспитательные методы кузнеца оказали животворящее действие. Остаток зимы прошел на редкость спокойно, в тихих семейных радостях. Росинта Гольди являла собой образец послушания и благонравия до самого возвращения в Вишенрог.     * стихи Татьяны Резниковой

** добровольный, совершенный по собственной воле

*** обстоятельно, полностью, дословно

Панина Валерия
Совсем не Золушка! Рысёна.

Когда ты любишь в первый раз,

То свет ее бездонных глаз

Сияет ярче звезд ночных,

И ты не видишь глаз иных.

Когда ты любишь в первый раз,

Для поцелуя нужен шанс,

И соприкосновенье рук

Как молния пронзает вдруг...

Когда ты любишь, о любви

Тебе щебечут соловьи,

Во всем на свете, вновь и вновь,

Ты узнаешь свою любовь...

Татьяна Резникова

Глава первая, в которой встречаются после долгой разлуки.

Ранним вечером свежего зимнего дня у небольшого двухэтажного дома в самом конце Цветочной улицы остановилась запряженная четверней карета. Из кареты на снег спрыгнул высокий широкоплечий офицер в черном гвардейском мундире, откинул подножку. Следом из кареты показалась женщина. Нет, не так. Сначала из кареты показался огромный круглый живот, и только потом вся остальная очаровательная блондинка. Мужчина бережно снял спутницу на мостовую и поддержал, оберегая, когда она покачнулась. Молодая дама, видимо, сказала ему что-то успокоительное и настойчиво покивала головой на его вопрос. Мужчина поднялся на крыльцо, постучал и вернулся помочь кучеру отвязать и снять с запяток и из кареты объемистый багаж.

Тем временем дверь дома открылась и на пороге показалась женщина в самом расцвете старости, в белоснежном чепце и переднике. Ослепительно-белый большой кружевной воротник был до того накрахмален, что казался вырезанным из жести.

– Господин лейтенант, госпожа Армель! Добро пожаловать! – госпожа Нанна бодро спустилась по ступенькам, подхватила сундучок и, не успела молодежь опомниться, легко поднялась по крыльцу и скрылась в доме. Следом Весь и пыхтящий кучер тащили поклажу. Армель уперла руки в поясницу и показала пузу кусочек темного неба между крышами. Пузо заметно оживилось. Армель рассмеялась и погладила вылезающий из плаща живот.

Наконец, все вещи были внесены, довольный платой кучер, многократно кланяясь, тронул лошадей.

Весь немного постоял рядом с женой под обстрелом редких снежинок.

– Ну что, пойдем? Замерзнешь, – обнимая Армель за место, ранее бывшее талией, Веслав потянул ее в дом.

– Добрых улыбок и теплых объятий, моя госпожа! – принимая у хозяйки подбитый мехом плащ, запоздало пожелала экономка. – Когда прикажете ужин подавать, сейчас, или отдохнете с дороги?

– Доброго вечера, матушка Нанна, – Армель, цепляясь за руку мужа, присела на стул, Веслав присел и потянул с нее сапоги. – Если я сейчас лягу, то буду не ужинать, а завтракать.

– Тогда ужин, теплая ванна и спать, – подытожила Нанна, подавая Весю мягкие растоптанные тапочки и удаляясь.

Едва Бруни и Кай сели завтракать, как дверь отворилась и в комнату ввалился улыбающийся оборотень.

– Ничего, что я без стука? И без приглашения?

– Весь! – Бруни вскочила и обняла лейтенанта, где достала. Достала она где-то до груди, поскольку тот перерос Матушку на две головы. – Приехали, слава Пресветлой! Ты один? Как Армель?

– Лисс! Скажи, что б принесли еще прибор и что-нибудь существенного с кухни, – здороваясь с Веславом, крикнул в сторону двери Аркей.

– Армель спит еще. Устала, – отодвигая стул и усаживаясь, говорил тем временем Весь. – Клянусь Пресветлыми Башмаками, думал, не довезу, родит по дороге.

– Зачем же поехал тогда? – сердито выговаривала Бруни, накладывая ему завтрак. – Я понимаю, ты ждал смену гарнизона, но тогда надо было родов дождаться.

– Нет. Армель и маленькому здесь будет лучше, – Веслав нахмурился, видно было, что он спорит не первый раз. – А где Рыська-то? – искренне удивился он, заодно переменив тему. – Неужто спит еще?

Родители переглянулись и, не сговариваясь, вздохнули.

Глава вторая, в которой секреты множатся.

За десять лет дворцовой жизни Матушка Бруни достигла почти совершенства в искусстве маскироваться. Или наоборот – представать во всем блеске. У нее были парадные кареты с чистокровными лошадьми, кареты для официальных выездов и прочая. А еще была простая карета, из тех, что подойдет и небогатой дворянке, и зажиточной горожанке. В нее запрягали флегматичных серых лошадок в яблоках. В этом случае на козлах неизменно сидел всегда разный Григо Хризопраз.

На следующее утро после раннего появления во дворце Веслава Гродена, у дома на Цветочной улице остановилась та самая карета. Из нее вышла женщина в плаще с капюшоном, вытащила из каретного чрева огромный мягкий узел и поднялась по ступенькам.

Все окна в доме выходили или на юг, в маленький скверик, или на север, на улицу. В большой комнате первого этажа окнами на солнечную сторону на диване в окружении детских вещичек сидела Армель Гроден, одетая в легкое платье и мягкие тапки на босу ногу. Распущенные волосы укрывали ее, как фатой, ложились на диван и свешивались почти до пола.

Бруни остановилась на пороге, любуясь. Нанна помогла снять плащ и попыталась отобрать у Ее Высочества узел, который та перекладывала из руки в руку. Принцесса решительно воспротивилась и вместе с узлом прошла через комнату к Армель.

– Бруни! – обрадовалась Армель, пытаясь встать.

– Сиди-сиди! – Матушка наконец-то рассталась с узлом, наклонилась к девушке и с удовольствием расцеловала в обе щеки. – Я так соскучилась, что подвинула все дела и приехала, – Бруни уселась в кресло напротив.

– Как хорошо, что тебе удалось, – Армель вздохнула. – Весь на службе, я сижу одна, сержусь сама на себя. Все мне мешает, все злит! И плакать хочется...

– Девочка моя бедная, – Бруни улыбнулась. – Ты устала, и потом, все себя так чувствуют перед родами. Помню, мне так хотелось родить поскорее! Боишься?

– Боюсь, – коротко ответила фарга.

– Скажу по секрету, второй раз я боялась больше, чем первый, – заговорщицким шепотом сказала Матушка, наклоняясь к невестке и беря ее за руку. – Вот к третьему разу я была вполне готова!

– Я боюсь, потому что..., – Армель наклонилась к Бруни, сколько смогла, и что-то прошептала в самое ухо. – Только Весю не говори пока. Вдруг я ошиблась?

Изумленная Бруни с трудом сдержалась, что бы открыто не выказать удивление и тревогу.

– Смотри, что я тебе привезла, – Бруни вспомнила про необъятный узел и подтащила его к себе за торчащие уши. Из узла достались крошечные чепчики, распашонки, носочки, батистовые пеленки. Некоторое время дамы упоенно рылись в горе вещей, как принесенных гостьей, так и уже разложенных на диване.

Матушка Нанна принесла поднос.

– Может, хоть с вами чего съест, госпожа Бруни, – расставляя посуду и угощение, она благодушно ворчала. – Хозяин утром уж как уговаривал – поклевала, как птичка, да и расфырчалась – не приставай, мол. Я уж молчу, молчу. А все ж нехорошо!

Армель то ли расходилась к полудню, то ли все-таки проголодалась, но попробовала и рулетики из ветчины с зеленью, и перепелов под сырной шапкой. Поданный морс был не сладкий, а кисленький.

– Бруни, расскажи, как малышка? Как мальчики? И как это Рыська тебя одну отпустила? – повеселевшая Армель потребовала ответа.

Бруни охотно рассказала о сыновьях и племянниках, о маленькой принцессе. Разговор о Рыське вышел долгим. Армель удивлялась, поражалась, переспрашивала и восклицала.

Вскоре Бруни проводила Армель наверх подремать, попрощалась, с сожалением сообщила, что завтра ее не пустят погостить подвинутые сегодня дела, твердо пообещала, что не бросит Армель одну и обязательно, обязательно будет рожать с ней.

Провожавшей ее матушке Нанне было строго наказано прислать за Бруни при первых признаках родов.

Сегодня первокурсники Военного университета бежали кросс. Мимо порта, по набережной Русалок, и от Старого маяка по берегу в голубую даль. Впереди волчьим галопом мчал громадный черный зверь, за ним, отчаянно стараясь не отстать, бежали волки, барсы, леопард, лис, рысь и прочие хищники. На некотором удалении за зверьем бежали курсанты человеческого вида. Один, правда, сильно смахивал на оборотня. Когда Старый маяк на горизонте стал не больше собачьей блохи, черный волк остановился, уселся на мохнатый зад и насмешливо смотрел, как, добегая, падают вокруг, как подстреленные, сначала оборотни, потом люди. Убедившись, что добежали и упали все, вожак поднял морду к небу и провыл что-то вроде 'Слабаки!'. Спустя четверть часа прошел вдоль рядов павших и коротко рыкнул, давая команду на подъем. Бегуны соскреблись с песка и отправились в обратный путь.

Глава третья, повествующая о пользе водить близкое знакомство с коронованными особами.

Разговоры об этом на протяжении последнего года Рыся заводила с регулярностью фаз луны. Сначала ни Бруни, ни Аркей не придали этому никакого значения. Родители сперва объясняли, потом отшучивались, потом серьезно разговаривали, увещевали, наконец, рассердились и потребовали даже думать забыть о том, что бы...

– Никакого Военного университета, Росинта! – спокойно и веско ответил Его Высочество на очередную просьбу. – Устав Военного университета четко гласит, что в качестве курсантов первого курса могут быть зачислены юноши не моложе 10 лет.

Рыська стояла навытяжку в кабинете отца.

– Ваше Высочество! Я внимательно изучила Устав учебного заведения. Он не содержит прямого запрета на обучение лиц женского пола. Более того, Университетские архивы содержат сведения о таких прецедентах. Так, при короле Рагнаре Неразумном...

– Росинта, не продолжай. Нет смысла цитировать мне Устав и архивы, – Кай скрыл улыбку и не высказал вслух уверенности в том, что прозвище Неразумный было получено предком совершенно обоснованно – хотя бы на этом примере. – Подумай, дочка. Учиться среди мужчин, мужской профессии, для девушки – это настоящее испытание. Тебе будет не только трудно физически, но и ...

– Папа! Нили зачислили в Университет! А он – Енот! Енот!!! Я его всегда во всем обгоняла – и в беге, и в плавании. Да, а Лин так толком плавать и не научился! Он не тонет только потому, что лапы растопыривает и хвост отклячивает. И его тоже приняли! И что-то я сомневаюсь, что они там одни такие!

Приезд Телфера с сыновьями в Вишенрог этой осенью был последней каплей, переполнившей неглубокую чашу Рыськиного терпения. Телфер и Урсула поняли и приняли невозможность для оборотней учиться отцовскому делу. Указ о зачислении сирот на бесплатное обучение продолжал действовать, даже если они росли не в приютах, а в таких вот семьях. Лин и Нили были зачислены на первый курс и в ожидании начала занятий уже жили в казарме, привыкали к новым порядкам.

– Рыся, мы с мамой знаем, что ты у нас самая быстрая, сильная и ловкая. Ты наша любимая Рысь! Опасная хищница!

– Папа! Ты смеешься! Ну что ты смеешься?! – Рыська от досады топнула, и, сдерживая слезы, ринулась к двери.

– Рысенька, не сердись! – отец догнал ее у самого порога, обнял, как маленькую, погладил по голове. – Я вовсе не смеюсь. Ты в самом деле для нас лучше всех. И всегда будешь. На свете столько интересных занятий. Посмотри на маму. У нее времени еще меньше, чем у меня. Ты еще найдешь себе дело...

– Я хочу учиться в Военном университете, папа, – обнимая отца, тихо и упрямо проговорила Рыся. – Я буду там учиться.

Его Величество с удовольствием оглядел сидящую за обеденным столом увеличившуюся семью. С некоторых пор несколько раз в месяц вся семья, включая детей, за исключением совсем уж сисечных, обедала в полном составе. Дед из Редьярда получился куда качественнее отца. После десерта – вафли принцессы Бруни были неотъемлемой частью ритуала – король поднялся, с шиком поцеловал снохе кончики пальцев и приказал:

– Арк, зайди с женой ко мне в кабинет. Прямо сейчас.

В кабинете Аркей отодвинул для Бруни кресло, потом сел сам. Редьярд откинулся на регулируемую спинку похожего на трон кресла – очередного подарка из Драгобужья.

– Я получил вчера прошение. Очень необычное, – король был нарочито серьезен. – Оно касается судьбы одной молодой особы, чьи родители проявили вопиющее непонимание ее самых сердечных чаяний и устремлений. Я согласен с этой девицей. При нынешней широте взглядов, которую проповедуете Вы, сын мой, – кивок в сторону принца, – и Вы, моя дорогая невестка, даже удивительно, что в этом вопросе вы проявили, кхм, узколобость и закостенелость взглядов.

– Это там так написано, Ваше Величество? – переглянувшись с женой, спросил принц.

– Нет, это я, – с гордостью ответствовал король. – Так вот. Она хочет учиться в Военном университете. Да вот, сами прочтите, – и он протянул Каю исписанный аккуратным Рыськиным почерком свиток. Аркей прочитал, отметил, что дочь благоразумно не сослалась на пример Рагнара Неразумного, и отдал прошение Бруни. Принимая от той прочитанную бумагу, Редьярд небрежно объявил:

– Я удовлетворил это прошение. Более того, я приказал казначею внести плату за обучение.

– Но... – начал Аркей.

– Я сказал, пусть учится! – прогремел Реьярд. – Взяли моду – с королями спорить! – Тут он стукнул кулаком по мраморной столешнице. – Все, идите!

Аркей и Бруни встали, поклонились грозному Величеству согласно правилам этикета и вышли.

У двери в королевскую приемную стояла бледная Росинта. При виде родителей она кинулась было к ним, но вдруг как будто одернула сама себя и остановилась, опустила голову.

– Рысенька, да ты что? – испугалась Бруни, обнимая Рыську за щеки и заставляя глядеть на себя. – Ты что?

– Мама, папа, – голос у Рыськи был несчастным и жалким. – Вы на меня теперь рассердитесь?

– Росинта, – отец положил руку ей на плечо. – Что бы ты ни сделала, мы всегда будем тебя любить.

– Всегда, – эхом отозвалась Бруни. – Всегда.

Они стояли втроем, обнявшись. И Рыське казалось, что если бы мама и папа ее не обнимали, она растаяла бы, как маленькое облачко, и исчезла.

Глава четвертая, в которой героиня пожинает плоды своей настойчивости.

Через неделю после начала учебного года Рыська весила на добрых семь фунтов меньше, чем до торжественного построения. Набор синяков день ото дня становился разнообразнее и по размеру, и по цвету. Самые ранние были глубоко-фиолетовые с желтой каемкой, а самые свежие – оптимистично-багровые. Бруни украдкой вздыхала и заказала у мастера Жужина примочек и мазей. Туалетный столик в Рыськиной комнате выглядел как аптекарский прилавок. По мере потребления пустеющие склянки тут же заменялись новыми. Синяки держались стойко и не сводились. А вот царапины и ссадины, надо отдать им должное, заживали на рыси, как на собаке.

Появление фарги в качестве курсанта первого курса вырвало шквал или даже бурю противоречивых эмоций у офицеров и курсантов. В одном и те, и другие были полностью согласны. Она курсант, и спрашивать с нее надо так же, как с остальных. Она девчонка – так пусть убедится, что ей здесь не место. И уж совсем ей не прощали то, что она действительно была и быстрей, и ловчей, и смелее многих, а потому и обгоняла, и клала на лопатки. Поэтому если в учебном бою два парня не считали особо зазорным проиграть – ну, проиграл и проиграл, со всеми бывает, то в паре с Рысеной парни бились до последнего. И после проигрыша, а такие случались не так уж редко, ходили злые и требовали реванша.

Обидные прозвища и оскорбительные слова летели в Рыську как ядра во время осады крепости. За свои двенадцать лет Рыська привыкла быстро и легко обзаводиться друзьями, и от такого все время хотелось плакать. Рыся гордо вздергивала подбородок и делала вид, что ее это не касается. И даже ночью, намазывая особо болючие синяки очередной Жужиновой бодягой, уговаривала себя не реветь. Ночью приходила мама, садилась на кровать, долго гладила непокорную дочь по непутевой голове и вздыхала, глядя на высунутую из-под одеяла пятнистую руку или ногу. В пять утра Рысена вскакивала, торопливо умывалась и одевалась, на ходу завтракала и убегала. Отец то же никаких речей не произносил и хлопотать за Рыську не собирался. Однако в первый же выходной, дав дочери немножко отоспаться, увел ее в тренировочный зал и до самого ужина натаскивал ее в бою на мечах и рукопашном бое. В следующий выходной все повторилось.