Текст книги "Потомки Нэнуни"

Автор книги: Валерий Янковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

«НЭНУНИ»

Наступил март 1880 года. В знакомой долине, под облюбованной когда-то скалистой горкой и старыми липами, встал лагерь строителей. Задымила жестяной трубой большая суконная палатка, рядом под навесом кухня.

Времени не теряли. Как только теплое приморское солнце согнало снег, в быстро оттаивающей земле начали рыть траншеи, закладывать солидный каменный фундамент. На высокие козлы накатывали толстые бревна, и пара пильщиков, один сверху, другой снизу, с раннего утра, сменяясь, тянули тяжелую маховую пилу, распуская на бруски и доски вековые кедры и ели.

В апреле принялись формовать добротные саманные кирпичи. Опытный плотник, столяр и строитель, Янковский руководил, не выпуская топора из рук.

Стало пригревать. Показалась робкая травка, развертывался первый лист. Каменистую горку Обсерватория позади будущего дома озарил фиолетовым светом багульник. На высоких липах, звонко перекликаясь, деловито вили гнезда сороки.

Погожим утром, когда все уже давно приступили к работе, послышался приближающийся топот копыт. Два корейца в домотканых серо-белых куртках и шароварах, соскочив с тонконогих крохотных пони, быстро пошли навстречу. В шедшем впереди Янковский сразу узнал знакомого старосту корейской деревушки Верхнее Сидеми. Главный переводчик и посредник переселенцев из страны Утренней Прохлады был невелик ростом, но быстр в движениях и ловок. Однако сегодня он выглядел утомленным и взволнованным.

– Здравствуй, Син Солле! Что это вы так загнали своих лошадок?

Кореец нервно дернул себя за жидкую бороденку, попытался выдавить улыбку, протянул руку:

– Здравствуй, Микау Иванычи! Мы сильно торопился. Очень худо новости. Хунхуза наша деревня совсем ограбили. Кони, муйка (коровы), какой-какой вещи – все кругом забрали. Несколько стариков тоже схватили – выкуп требовать.

– О, черт, когда это случилось?

– Эта ночью напали, рано утром ушли на сопка. Микау Иванычи, помогай. Если им наказанья не будет, все пропадем! Другой раз нас, вас – кругом кончать будут!

Михаил Иванович сразу схватил мысль старосты. Если и на этот раз не проучить, разбойники истолкуют бездеятельность как слабость, трусость, и тогда с ними сладу не будет…

– Верно говоришь, Солле! По очереди перебьют всех.

– Я точно говори. Чего будем делать? Просить помогать гарнизон? Посылать люди на почтовый станция?

– Послать нужно, но ждать помощи нечего. Пока пришлют солдат, будет поздно. Те опять успеют уйти. Нужно собрать всех охотников и идти следом сегодня же, не терять ни минуты!

Строители прекратили работу и с тревогой прислушивались. Михаил Иванович окликнул одного из помощников:

– Слышал? Пулей к Геку, передай, чтобы готовился к походу. Через час будем выступать.

Он повернулся к корейцам:

– А ваши охотники все пойдут? У нас ведь людей маловато.

– У нас в деревне сказали: если Микау Иванычи будет командир, у кого ружье есть – все пойдут!

– Добро. Скачите сейчас домой, собирайте людей, готовьтесь.

К вечеру Янковский и Гек с добровольцами вступили в деревню Верхнее Сидеми, лежавшую в двадцати верстах от полуострова. Все собрались во дворе старосты. Син, Гек и Янковский присели на крылечке, остальные – кто на скамейке, кто на опрокинутом ящике, а большинство, по корейскому обычаю, на корточках. Не многие держали в руках скорострельные винчестеры. В лучшем случае – однозарядные берданы. Большинство были вооружены допотопными шомполками. Но, в потрепанной одежде, легкой самодельной обуви, с патронташами и большими ножами у пояса, они выглядели настоящими, бывалыми таежниками.

– Ну как, Солле, если выступим сейчас, на ночь глядя, не собьемся, не потеряем след? – Михаил Иванович критически оглядел свою команду.

– Нету. Не потеряем. У нас такой охотники есть, который ночью, как сова смотреть могут. Вон, Пак Ту Суни, Че Чун Гуги. Отвечайте сами.

Оба поднялись, опираясь на свои длинные фузеи. Пак неплохо объяснялся по-русски.

– Надо ходить сейчас. Ночи, не ночи, дорога потерять не будем.

Он добавил несколько слов по-корейски, и Син Солле перевел:

– Он сказал – хунхуза как цепочка ходит. Первый, второй, третий – все один след. Ямка глубоко остается. Еще они несколько кони, муйка гоняли, след хорошо видно. Но сколько люди ходили, считать трудно.

– Их больше, но мы должны напасть неожиданно. – Михаил Иванович обернулся к старосте: – Вот что, Солле, скажи своим людям; чтобы шли молча. И курить этой ночью не будем, могут заметить. Пака, Чегая и кого-нибудь отправь вперед по следам банды, пусть держат нас в курсе.

Высланные вперед корейские следопыты пробирались бесшумно, как тени. Разноплеменная дружина двигалась за ними осторожно, но проворно. Так прошагали под звездами всю ночь.

Но вот занялась ранняя заря. Слегка порозовели далекие контуры Синего хребта, по распадкам начал подниматься туман. Небольшое облачко вдали показалось не похожим на остальные, более голубым. Син Солле нагнал Янковского и Гека.

– Смотрите, смотрите там. Я думаю, это не туман, это дым!

А от разведчиков уже бежал связной.

– Пак передал – видит дым. Он знает, что у них есть большое зимовье, недавно построили…

Прошли еще немного и встретили обоих следопытов. Они подтвердили: возле тропы контрабандистов, в распадке под скалой, в прошлом году появился длинный сруб. Это их «станция». Оттуда последний переход к границе. Судя по дыму, они уже варят завтрак, с рассветом уйдут дальше.

Через полчаса отряд осторожно подтянулся к намеченному месту, сделали небольшой привал. До дыма оставалось несколько сот шагов. Слегка рассвело. Сквозь распустившийся лес был едва различим низкий бревенчатый барак. Возле него двигались чуть заметные тени, долетали обрывки гортанной речи.

Пак зашептал:

– Они, они, больше там сейчас никто нету. Еще близко подойдем, наша пленна старика увидим…

Людям дали передохнуть, проверить оружие и снаряжение.

– Я думал, удастся окружить, но теперь вижу – долина узкая, скала. При обходе могут заметить, – Михаил Иванович шепотом пояснил свой план Син Солле и Геку. – Поэтому разобьем людей в цепь и начнем потихоньку подкрадываться к зимовью полукольцом. Ты, Фридольф, направляй левое крыло, Син – правое. Я пойду в центре.

– А стрелять когда?

– Предупредите своих – как подберемся наверняка, я сниму самого заметного, а там пусть палят все, лучше залпом. Тут порох жалеть нечего.

Маскируясь за кустами и деревьями, цепь незаметно приближалась к лесному бараку. Несмотря на ранний час, банда действительно уже готовилась к выходу. Одни выносили тюки, другие завьючивали лошадей, третьи, ругаясь, выводили связанных заложников.

А цепь все ближе. Уже можно различить, что делается перед зимовьем. Янковский увидел: в дверях со скрученными назад руками появился пленник. Старик Ким, тесть Син Солле! За Кимом вышел высокий человек в синей куртке, в руках – длинная берданка. Старик засеменил к жавшимся в стороне заложникам, дернул веревку в руках конвоира.

Конвоир сорвал с плеча ружье и занес приклад над головой старика. Михаилу Ивановичу показалось, будто сейчас ударят его отца.

– Нет, не успеешь! – Он поймал синего на мушку, и одиночный выстрел, как треск расколотой чурки, разорвал утреннюю тишину: чах-х-х-х!.. Бандит выронил ружье, просел в коленях, согнулся и, свалив поленницу дров, ткнулся в ноги старика.

И тут же грянул дружный залп охотничьих шомполок, бердан и винчестеров. Ахнул в лесу и эхом откатился от скалы. Несколько бандитов повалилось на месте, посреди двора. Остальные на мгновение застыли, потом, побросав пленных и лошадей, кинулись врассыпную в лес. Прячась за деревьями, открыли беспорядочную стрельбу. По стволам деревьев, по кустам, сбивая ветки, защелкали свинцовые пули. Среди едва распустившейся листвы вспыхивали и расплывались сизые облачка дымного пороха. Его особый, горьковатый запах все острее ощущался в сыром утреннем воздухе. Хунхузы стреляли почти не целясь, в надежде поскорее оторваться от погони, скрыться с глаз. Слышны были их возбужденные восклицания, – они торопили друг друга.

Ободренные успешным началом, охотники все увлеченнее стремились вперед, стараясь ловить на мушку мелькавшие в лесу тени. А несчастные пленники, оказавшись между двух огней, расползались по кустам со связанными за спиной руками, – кто куда, лишь бы уткнуть голову в укрытие!

В эти минуты в чаще происходило беспрерывное движение. Одни перебегали, другие прятались: кто за камень, кто за упавшую лесину. Строй и порядок, конечно, нарушились.

И вдруг сквозь шум отдельных возгласов зарокотал начальствующий голос главаря шайки. Черноусый батоу, опытный бандит, не поддался панике. Затаившись за деревом, он быстро разобрался в обстановке. Его команды и угрозы возымели действие. Огонь хунхузов стал жарче, прицельнее. Почувствовав это, Син Солле, стараясь вновь посеять панику, закричал:

– Окружайте хунхузов, окружайте! Отрежем им дорогу к сопкам.

Наблюдая за цепью, Михаил Иванович все время продвигался вперед и незаметно для себя попал в засаду.

Опытный глаз атамана издали нащупал командира охотников. Спрятавшись за толстым деревом, он ждал его приближения. Но вот коренастый бородач с винчестером на изготовку миновал вековой тополь. Пора!

Хунхуз высунулся из-за дерева и стал ловить врага на мушку. Державшиеся неподалеку корейцы заметили бандита, но, только что отстреляв, из успели перезарядить свои одностволки и замерли в оцепенении; сейчас грянет выстрел – и их капитану конец! Поздно…

Хрустнула ли под ногой хунхуза сухая ветка? Или чей-то неведомый голос заставил обернуться? – но Михаил Иванович вдруг оглянулся. Он увидел сгорбленную в напряжении фигуру, направленный на него длинный ствол ружья и даже маленькую черную дырочку дульного отверстия. И мгновенно вскинул свой винчестер.

Теперь даже не секунды, а доли секунды решали исход дуэли. Кто быстрее, кто точней?

Хунхуз целился очень тщательно. Он был уверен, что выигрыш во времени на его стороне. Откуда было ему знать, что противник разбивает пулей летящий в небе камень?

Михаил Иванович выстрелил с ходу, прямо с разворота, но винчестерская пуля пришлась в цель. Черноусый вздрогнул, выронил бердану и рухнул на усыпанную прошлогодним листом землю. Но это был волевой и фанатичный хунхуз. По поверию предков, дыру от пули нужно лишь как можно скорее заткнуть: не выпустить через нее мятежный дух. Только не опоздать! А рана зарастет… Ногтями судорожно содрал с корня мох, задрал куртку, лежа, заткнул рану. Уверенно схватил ружье и поднялся на ноги. Попытался крикнуть, но «дух» успел-таки выйти: усатый припал к дереву, сполз вдоль ствола и раскинул руки. Покатилась в сторону шапка, заскользила по опавшим листьям бердана. И, зацепившись за что-то спусковым крючком, вдруг выстрелила. В землю.

Янковский автоматически рванул скобу, загнал новый патрон, и в этот момент услышал, как всегда, неторопливый, но показавшийся странно хриплым голос Гека:

– Михаил, мой винчестер не открывается!

Он резко обернулся и увидел невдалеке среди деревьев силуэт шкипера. Гек, выхватив свой мощный кривой кинжал, возился с магазином, поврежденным прямым попаданием тяжелой хунхузской пули.

Ковыряясь с ружьем, капитан выдвинулся из укрытия – ствола толстого кедра. И вдруг в двух десятках шагов от него Михаил заметил какое-то движение: из-за поваленного бурей дерева высунулся ствол берданы. Михаил прицелился в поднявшегося на одно колено бандита и, не медля ни секунды, выстрелил чуть пониже темной шапки-ушанки.

Восторженный вопль нескольких голосов прокатился по лесу, и стрельба как-то сама собой стихла. Потрясенные гибелью своего батоу и товарищей, хунхузы разбежались по лесу.

Охотники, уже не прячась, стекались к месту событий. Широко шагая, подошел Гек и крепко пожал руку друга:

– Спасибо. Тот змея мог сделать мне хорошую дырку! – Он посмотрел на бездыханного батоу. – Ловко ты их. Только жаль, этот рано выпустил дух. Может быть, он мог рассказать про мой мальчик.

Взволнованный Син Солле обнял Михаила Ивановича.

– Молодец! Ту Суни говорит – думал, тебе конец! Как успел заметить хитрый вора, как успел стрелять прямо черный сердце! Это их самый главный. Теперь, кто остался живой, будут бегать к себе домой, рассказывать. Снова скоро не придет… Что, будем посылать один люди в деревню, чтобы там нас ожидали?

– Конечно, сажай кого-нибудь верхом, пусть скачет. А мы пойдем развязывать пленных. Я давеча издали узнал твоего тестя. Да, раненые есть?

– Только два человека пули немного поцарапали…

И тут же в деревню поскакал гонец с радостным известием: все живы, пленные освобождены, идут домой.

Задымили в деревне высокие деревянные трубы, закипела в чугунных котлах вода. Закудахтали обреченные куры, взвизгнул поросенок. Засуетились хозяйки и подростки. Попыхивая аршинными трубками, приготовлениями степенно распоряжались белобородые старики-переселенцы.

Пир подготовили на просторном дворе старосты. Глинобитный пол гладко утрамбован, чисто выметен. Весь двор обнесен сплетенным из лозы высоким забором, в нем тихо, тепло. Расстелены камышовые циновки, расставлены низкие лакированные столики. На них латунные чашки с парящей вареной свининой, жаренными в кунжутном масле курами, очищенными крутыми яйцами, квашеной, с чесноком и красным перцем, капустой и редькой. В мисочках вяленая рыба, пророщенные бобы, соленые побеги папоротника в соевом соусе. В оплетенных ивовыми прутьями корчагах – духовитая корейская водка – сури.

Деревня Верхнее Сидеми устроила отряду торжественную встречу. Но Михаил Иванович и Гек только наскоро перекусили, поздравили с успехом и ускакали домой. Их ждали неотложные дела.

Зато оставшиеся ели, пили и галдели в свое удовольствие: рассказам не было конца. Но главная тема – поединок двух атаманов. Раскрасневшийся от горячей пищи и сури Пак Ту Суни завладел общим вниманием:

– Вы думаете, простой человек мог увидеть врага у себя за спиной и так, в одно мгновение, его сразить? Нет, не мог. Обыкновенный не мог. Но я-то был рядом, все видел и понял, в чем дело, в чем секрет. И я прямо говорю: у Микау Иванычи есть невидимая, ни для кого не заметная вторая пара глаз на затылке. Он настоящий четырехглазый – нэ нуни!

– А-а… Вон как, ясно, ясно! Нэ нуни, нэ нуни… Четыре глаза. Четырехглазый, – корейцы переглядывались и согласно кивали друг другу. Русским дружинникам тут же перевели слова рассказчика.

Вряд ли Михаил Иванович Янковский мог предполагать, что с того далекого, не совсем обычного дня это почетное прозвище «Нэнуни» сохранится за ним всю жизнь. Корейцы же по-своему окрестили и полуостров, назвав его «Нэнуни сом» – «Остров Четырехглазого».

КИТЫ И ТИГРЫ

За лето Нэнуни достроил свой дом-крепость – прочное, на высоком каменном фундаменте здание с аршинной толщины стенами. По тем временам оно действительно было неприступным бастионом. Массивные, окованные железом двойные дубовые двери запирались изнутри на мощный засов. В окнах – чугунные прутья. На просторном чердаке – мансарде – слуховые окна-бойницы. На дворе сторожевые собаки. В доме все вооружены. Не очень умелых Михаил Иванович по воскресеньям регулярно обучал стрельбе.

Он возглавил отряд самообороны всех окрестных хуторов и деревушек русских и корейских переселенцев. Была налажена разведка, и теперь они всегда были готовы дать отпор. Слух об этом прокатился далеко за Синие горы, и хозяйничанье темных людей заметно пошло на убыль, В сентябре 1880 года на новый хутор перебралась из Владивостока и Ольга Лукинична с детьми. Отпраздновали новоселье.

За домом под старыми липами Ольга устроила цветник, начала разводить розы и георгины. Неподалеку разбили огород. Забор вокруг него соорудили из лозы тальника. Ивовые колышки выбросили листья и веточки, плетень на глазах начал тянуться ввысь.

Михаил Иванович любовно подобрал в горах дички вишни, груши и абрикоса. В полуверсте от дома, на высоком берегу речушки, подыскал солнечную площадку с плодородной землей, поднял целину и рассадил деревца правильными рядами. На следующий год привил европейскими сортами, доставленными не из-за трех, а из-за девяти морей, из Одессы. Все привились и цвели, хотя плодоносили не каждый год.

Начал воплощать свою главную мечту о коннозаводстве. Приобрел лучших по экстерьеру четырех монгольских, четырех маньчжурских и двух корейских кобылок. А первым стражем и производителем этого косяка стал родившийся во владивостокском морском интендантстве полукровный рыжий жеребчик Атаман. Производитель был тоже невелик ростом, но, гордо разгуливая рядом с крохотными азиатскими кобылицами, издали казался даже великаном!

В первый же год завезли несколько коров, быка, коз, овец, кур, уток, гусей. Кое-как подготовили птичник, коровник, конюшню, и все же большинство живности осталось зимовать во дворах и пригонах.

Гек ограничился небольшой заимкой на берегу бухты. А залив Петра Великого был его плодородным «полем», китов там водилось множество. Но вся китобойная флотилия вольного шкипера состояла из легкой парусной шхуны, гребного вельбота и шлюпки, а команда – он сам, два матроса да два гребца.

В субботу, после бани, Гек заглянул на хутор соседа.

– Ну как, Михаил Иванович, идем завтра вместе за китом? Ты ведь давно собирался, я помню.

Михаил Иванович вопросительно посмотрел на жену.

– Плывите, плывите, завтра воскресенье, я тут управлюсь. А вы хоть отдохнете немного от дел. Давеча сами говорили: «Интересно бы сходить с Геком на кита…»

Тихим и ясным утром «Анна» послушно бороздила голубые воды залива. Соседи стояли рядом на мостике, Гек не отрывался от подзорной трубы. Вокруг островов Желтухина, Карамзина, Моисеева киты встречались часто, но главное заключалось в том, чтобы заметить спящего. У Гека не было еще ни гарпунной пушки, ни стальных линей, ни быстроходного катера. Нужно было подкрадываться на гребной лодке, все операции выполнялись вручную.

– Есть! Во-он, видишь черный точка? Это он. Сейчас ложимся дрейф, спускаем вельбот.

Шхуна убавила паруса, на воду спустили небольшой бот. Капитан встал на носу, два гребца уселись на средней банке, разобрали весла. Михаил Иванович поместился на корме у руля.

На носу вельбота была установлена катушка с намотанным на нее стосаженным пеньковым тросом. На его конце – острый ручной гарпун. Рядом на треноге огромное – четвертого калибра – шомпольное ружье, заряженное свинцовой пулей размером с куриное яйцо.

– Михаил Иванович, смотри на моя рука. Куда покажу, туда направляй. Когда левый рука кверху – дай ребятам команда: тихий ход. Ясно? Давай вперед!

Матросы налегли на весла. Гнезда уключин густо смазаны салом, сами уключины обмотаны тряпками: ничто в лодке не стукнет, не скрипнет. Надо подойти неслышно.

Левой рукой Фридольф указывал направление, Михаил правил. Опытные гребцы гнали вельбот ровно и быстро. В такт дыханию дремлющий кит то высоко вздымал над поверхностью океана блестящий на солнце мокрый горб, то медленно осаживал его вглубь.

Тридцать, двадцать, десять саженей отделяли лодку от черного горба. Гек, не оглядываясь, машет левой рукой – тихо! А правой поднимает на уровень плеча тяжелый гарпун.

Последний, решающий момент. Пригревшись на солнце, кит продремал охотников. Не взметнулся, подняв столб брызг, не скрылся в пучине, завертев опасную воронку.

Шкипер упирается ногами между шпангоутами, собирается в комок и – бросает! Описав в воздухе дугу, гарпун с маху глубоко впился в приподнявшуюся над водой спину! Гигант вздрогнул, как прижженный каленым железом. Подскочил, почти обнажив огромный корпус, и рванулся как вихрь. Бешено взвыла завертевшаяся катушка, стремительно разматывая прикрепленный к гарпуну трос. Лодка рывком кинулась вперед.

Но вдруг кит страшно ударил хвостом по воде и сразу круто пошел в глубину. Катушка жужжит и воет, от трения начинает дымить. Линь разматывается с такой быстротой, что рябит в глазах!

Гек схватил топор. Кит оторвался уже на сотню футов, но идет в глубину, и если сейчас заклинит трос, лодку или опрокинет, или стремительно утащит в морскую пучину. Тогда выход один – рубить драгоценный линь и освобождаться. А пока один матрос беспрерывно окатывает из ведра забортной водой дымящуюся катушку, второй вычерпывает и выливает воду обратно в море.

Очень долгими показались Михаилу Ивановичу эти первые минуты. Он цепко держал румпель, стараясь точно выполнять сигналы Гека. А кит то появлялся на поверхности, то снова уходил вглубь.

– Держи мягко, Михаил! Не давай бот вставать боком. Сразу опрокинет! – Едва уловимым движением опытный капитан поправляет раскаленный трос, не дает ему запутаться.

Но вот, израсходовав силы и размотав весь линь, кит начал маневрировать. Прошел час, другой. Кит всплыл, сделал передышку. Вельбот снова бесшумно, против ветра, приближается. Шкипер наводит свою огромную шомполку. Когда кит набрал в легкие воздух и высоко обнажил бок, Гек прицелился в известную ему наиболее уязвимую точку и нажал на спуск. Из ствола с грохотом вырывается клуб дыма, кит вздрагивает и… все начинается сначала. И так несколько раз. Но всяким силам есть предел: в конце концов кит ложится на бок, и тогда его можно уже буксировать.

К счастью, ветер позволил шхуне все время идти следом за вельботом, и вскоре она приняла на борт измотанный экипаж.

– Ну, брат Фридольф. Недешево достается твой хлеб! Я смотрел, как ты на ходу направлял на валу трос – этак можно и без пальцев остаться.

Китобой усмехнулся, вытянул перед собой мозолистую руку со скрюченными пальцами:

– Мой пальцы уже давно как крючок…

– Да, черт возьми, опасная работа. Я думал, мы сегодня обязательно будем барахтаться в море.

– Сегодня еще хорошо. Разве я не рассказывал тебе, как попал один раз? Когда начинал охота, опыта было мало – подошли слишком близко. Бросил гарпун, попал, а кашалот как трахнул хвостом, лодка рассыпался на щепка, вдребезги! И все моментально поплыли на вода. Оба гребца сразу утонули. А я, как кошка, поймал одну доску от вельбота и плавал на море несколько часов. Хорошо, что было тихо, только вода был очень холодный.

– А как же шхуна, почему она тебя сразу не подобрала?

– Они нас потеряли. Когда на море один голова торчит, далеко не увидишь… Дотом, когда нашли, я даже говорить не мог…

«Анна» вошла в бухту и бросила якорь. На берегу уже копошились люди. Под установленными на камнях котлами раскладывали костры, приводили в порядок засолочные чаны.

К берегу великана потянул вельбот. И несмотря на то, что гребли теперь в две пары весел, приближались медленно. Гек картинно сидел верхом на огромном горбе кита и дымил трубкой.

Вытягивали тушу специальным воротом, вкопанным шагах в тридцати от линии прибоя. И сразу приступили к разделке. Отделили ус, извлекли многопудовую печень.

Жир рубили на куски, бросали в котлы, перетапливали и сливали в бочки. Бордовое мясо резали на кубики и пласты, засаливали в деревянных чанах. Гек командовал и, засучив рукава, азартно работал сам.

Взглянуть на кита прибежала из-за перевала и Ольга Лукинична. Михаил Иванович, помогая очищать скелет, с увлечением рассказывал об охоте, ни словом не упомянув об опасности.

Занятый разделкой, капитан обернулся к ним:

– Гоните сюда телега, берите мясо. Оля, это мясо первый день – как говядина. Жарьте сразу гора котлеты. Уберите на ледник, будете кормить всех несколько дней! Знаешь, Михал Иваныч, я из ребра буду строить ворота, а из позвонки делать табуретка. Давно собирался…

Фридольф обладал незаурядной фантазией и вкусом. От его дома к морю тянулась аллея высаженных из леса, расцветавших в мае бело-розовым цветом грушевых деревьев. И при входе в эту аллею со стороны моря он действительно построил экзотические, выполненные в восточном стиле, целиком собранные из китовых ребер ворота. А в конце аллеи, рядом с домом, поставил оригинальную беседку. В ней вокруг стола, крышкой которому служила лопатка кита, расположились похожие на винные бочонки желтоватые китовые позвонки – табуретки.

* * *

Янковские украсили веранду своего дома лозами дикого винограда. Он быстро потянулся вверх, вполз на крышу, затеняя крыльцо от солнечных лучей.

Это лето принесло им первые радости. В косяке Атамана появилось четыре длинноногих жеребенка, забавно прыгавших возле своих маленьких мам. Они паслись в общем табуне неподалеку от дома, только на ночь возвращаясь в пригон в сотне шагов от усадьбы: конюшня стояла еще не отстроенной.

К осени жеребята заметно подросли, быстро догоняя маток. Это радовало: первый опыт скрещивания с русским конем наглядно оправдывал надежды. К ласковым разномастным жеребятам успели привязаться все, особенно Ольга Лукинична и дети. Все новорожденные получили клички.

Но в ноябре на полуостров пожаловал тот, кто считал себя полновластным хозяином всего живого в этом крае. Да он и был здесь хозяином на протяжении веков. Охотничьи племена гольдов, орочей, тазов, удэге издревле почитали тигра божеством, не смели поднимать на него свое примитивное оружие. Напротив, ему молились, приносили жертвы. Перед гигантской оранжево-полосатой кошкой трепетало население Кореи и Маньчжурии. Верховный правитель Страны Утренней Прохлады вынужден был издать указ: выделить из лучших воинов королевской гвардии специальные команды храбрецов-богатырей для борьбы с тиграми! Но и это не спасало сельских жителей от кровавых набегов: хищники, как в собственную кладовую, вторгались в человеческие жилища.

Янковские услышали тревожное ржание и топот своего косяка во дворе, выбежали на крыльцо. Следом за лошадьми бежал бледный, запыхавшийся воспитанник Андрей.

– Михаил Иванович! Тетя Оля! Какой-то громадный зверь схватил за огородом Рыжика! Задавил и прямо в зубах утащил на сопку в лес!

Все гурьбой кинулись в поле, где с утра бродил косяк. Нашли клок шерсти, немного крови. Больше ничего. Снега еще не было, но на оттаявшей утром земле Михаил Иванович разглядел круглый, размером в тарелку, след. Тигр!

Попытался проследить, но крови было всего несколько капель, а в лесу след и совсем затерялся. С тяжелым сердцем он повернул домой. Жена бежала навстречу.

– Ну что? Нашли что-нибудь?

– Нет, Рыжика, Оля, искать нечего. Но я нашел следы – унес тигр. Боюсь – это только начало. Снега-то нет, как его найти?

Ольга отвернулась. Она не любила показывать слезы даже мужу. Грустные они вернулись домой. А Андрей успел рассказать о беде Лизе и Шуре, и теперь ревели все хором…

Опасения Янковского подтвердились. Рыжика тигру хватило всего на два дня. На третий он так же безнаказанно уволок Белку. И эта охота ему очень понравилась. Брать глупых и беззащитных домашних животных оказалось куда легче, чем скрадывать чутких кабанов, оленей, коз. Те часто срываются из-под самого носа, а старый кабан еще и клыки показывает!

Третьего жеребенка, а за ним по очереди и двух маток он взял ночью уже прямо во дворе, в ста шагах от дома. Всякий раз собаки, поджав хвосты, поднимали дикий лай, но с места не трогались. И пока хозяева выбегали с оружием на шум, тигр спокойно успевал уволочь свою жертву, легко перемахивая полутораметровую ограду с лошадкой в зубах. Вламываясь в недостроенную конюшню, одним ударом перебивал лошади шейные позвонки и волок ее без сопротивления.

Михаил Иванович невольно вспомнил слова адмирала: «Двуногие и четвероногие хищники могут доставить вам немало хлопот». Да, с двуногими вроде бы справились, но вот четвероногие, кажется, в самом деле могут похоронить его мечту. А снега все нет!

Янковский ходил мрачный. Ольга Лукинична при нем не плакала, но осунулась на глазах. Он знал, что жена почти не спит. И вдруг – в полнолуние – долгожданная пороша!

Михаил Иванович посветлел. Проверил под вечер винчестер, отобрал самые надежные патроны. Ольга Лукинична вышла из кухни.

– Где думаете его караулить?

– Спрячусь под стеной конюшни в сено. Для приманки привяжу во дворе Пегашку.

– Последнего нашего жеребеночка?

– Сейчас при полной луне на снегу светло. Замечу его загодя, схватить жеребенка не дам, не беспокойся.

Он взял под мышку тулуп и вышел. Вывел жеребенка, привязал к коновязи посреди пригона. Бросил под не освещенную луной стену конюшни охапку сена, накинул на плечи тулуп, сел. Стояла тихая, светлая, еще не очень морозная ночь. Отчетливо виден стоящий в двадцати шагах Пегашка. Пригорюнясь, он лениво жевал клок сена.

«…Нет, сегодня вору незаметно не подкрасться. Увижу».

И только подумал, как краем глаза заметил какую-то тень и вздрогнул. А в воздухе молнией сверкнуло длинное изогнутое тело: огромные лапы простерты вперед, хвост – змеей!

На мгновение почудилось: словно сказочный дракон спрыгнул с луны. Но тут жалобно, пронзительно проверещал Пегашка, и охотник отчетливо расслышал хруст раздробленных позвонков. Еще миг, и тигр, как кошка с мышью, с жеребенком в зубах бежал крупной рысью к ограде.

Пусть полная луна, но ночь есть ночь. Посадить на мушку на бегу трудно. Стрелку показалось, что поймал переднюю лопатку, – он выстрелил. Тигр сразу бросил добычу, глухо рыкнул и плавно перемахнул через ограду. Пегашка не шевелился, вокруг головы по снегу растекалось темное пятно.

Михаил Иванович выскочил через калитку в заборе и увидел след хищника. Разбрасывая неглубокий снежок, он уходил к лесу саженными прыжками. Справа от этих огромных лунок на серебрящемся под луной снегу словно рассыпана гречиха… Наклонился, взял на ладонь. Кровь! «Стрелял в левый бок. Значит, прохватил навылет… Ага, перешел на шаг, видно, задело как следует!» Он повернул к дому.

Ольга, конечно, не спала. Она слышала предсмертный вопль жеребенка, выстрел, рык тигра. Засветив керосиновую лампу, встретила мужа на крыльце.

– Что, успел задавить Пегашку?

– Задавил и ушел, черт! Хоть и ранил я его, кажется, серьезно. Завтра позову на помощь Гека. Кроме Фридольфа в таком деле положиться не на кого.

Михаил Иванович протер винчестер и повесил в спальне на рога оленя.

Утром, хорошо понимая, что раненый хищник во сто крат опаснее здорового, отправился к соседу: в мужестве финна он не сомневался. И тот собрался сразу, без лишних слов.

На море главенствовал Гек, на охоте – Янковский. Он и шагал впереди. Кровавый след вел зигзагами сквозь густой кустарник. Было ясно – ранение тяжелое: хищник несколько раз ложился и все время петлял, а это значило, что он недалеко и готовит засаду. Охотники двигались осторожно, не торопясь, часто оглядываясь по сторонам. Каждый шорох держал в напряжении. Пересекли овраг, начали подниматься по отлогому склону соседней сопки, как вдруг услышали треск сухих веток кустарника. Тигр вскочил с лежки и, пригибаясь, подбирался к ним, готовясь к прыжку. По колеблющимся вершинкам орешника охотники улавливали его направление, хотя разглядеть зверя еще не могли.