Текст книги "Потомки Нэнуни"

Автор книги: Валерий Янковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

ГРАБИТЕЛЬ

В своей книге «Охотник» известный английский путешественник, писатель Джон Хантер сказал так:

«Я один из последних охотников старых времен. События, свидетелем которых я был, вновь пережить невозможно. Уже никто никогда не увидит огромные стада диких слонов, львов, нападающих на скот… Старой Африки нет, и я был свидетелем ее конца».

Примерно то же можно сказать и о нашей семье. В последние десятилетия цивилизация вытесняет крупных хищников, и во многих странах они взяты под охрану. Так и должно быть. Но все зависит от «критической массы» этих зверей в окружающей среде, и еще совсем недавно они являлись страшным бичом для многих народов Востока, чему мы были живыми свидетелями.

Как ни странно, но и в наше время при ослаблении разумного пресса хищники способны стихийно возрождаться. Примером тому – бурное размножение волка в нашей стране, борьба с которым становится серьезной проблемой. И даже взятые под охрану тигры Приморья уже обижают жителей таежных сел – давят коров, лошадей, собак, а недавно мне попалось сообщение: от тракториста тигр оставил на лесосеке один валенок…

Однако то, о чем хочу рассказать я, происходило в довоенной Маньчжурии в конце тридцатых годов.

В извилистой долине, среди невысоких, покрытых старым широколиственным лесом гор, приютился заброшенный, всего в три фанзочки, хуторок. Летом хозяева занимались земледелием, пасли скот и растили свиней, а на зиму выбирались в село, и тогда постройками пользовались только возчики леса да мы, охотники. Возчики-корейцы вместе со своими быками занимали большую фанзу, мы – отец и три брата – маленькую; третьей постройкой был пустовавший зимой свинарник. Домики располагались буквой «П», между ними – глинобитный двор.

Эта зима выдалась на удивление бесснежной. Горы стояли бурыми, даже на северных склонах снежок держался лишь отдельными серыми пятнами, жалкими остатками осенней пороши.

Обильный урожай желудя собрал в сопках много кабана. А как верно гласит старая охотничья поговорка, – где кабан, там и тигры. Об их невидимом присутствии говорили остатки задавленных в лесу зверей, бесследно исчезающий скот и отпечатки больших круглых лап на пыли лесовозных дорог, по которым эти кошки-гиганты любят бродить по ночам. Терроризируя все живое, они витали вокруг, чувствуя полную неуловимость и безнаказанность.

Вечерами хозяева торопились загнать скотину домой, после заката солнца люди боялись задерживаться в лесу. Умоляли избавить их от страшной кары, но выследить тигра без снега – дело безнадежное: вне дорог его лапа не оставляет следов.

В первый вечер отец возвратился позднее всех. Пролез в узкую дверь, снял рюкзак и вытянул из кармашка перевязанную шпагатом промерзшую желчь и пучок надерганной с хребта кабана щетины. Отлепил ледышки с усов.

– Почин есть. Чушка пудов на семь. Укрыл надежно, сделал затески до самой тропы; Поктэги с возчиком должны найти без труда.

Ли Поктэги, один из наших опытных помощников, хорошо ориентировался в лесу. Не помню случая, чтобы он не отыскал спрятанного в тайге зверя по примитивной, на клочке бумаги, схеме и оставленным меткам. Но работы у них с возчиком оказалось так много, что очередь первой отцовской чушки подошла примерно через неделю. Однако возчики вернулись разочарованными. Поктэги разводил руками: под кучей хвороста и тяжелого валежника кабана не оказалось. И никаких следов.

Наутро отец отправился с корейцами и был поражен: выпотрошенный кабан будто воскрес, выбрался из-под кучи и вознесся на небо. Невероятно, но никаких следов!

Юрий Михайлович отпустил возчиков и принялся тщательно, кругами обследовать местность. Однако на солнцепечном склоне горы снега не было вовсе, а на усыпанной опавшим листом промерзшей земле не видно никаких отпечатков. Но опыт есть опыт: отыскав сломанные веточки да выпавшие щетинки, он наконец нашел грабителя; постепенно картина прояснилась. Дня три назад семипудовую тушу – как кошка мышку, прямо в зубах, унес, нигде не задевая земли, тигр. Причем нес вверх по хребту более километра, где расположился на обед. Тут и жил, пока не закончил пировать. При приближении охотника стая ворон и несколько орлов взлетели и расселись по деревьям, оставив на небольшой площадке возле поваленного дуба начисто обглоданный скелет кабана.

Здесь в лесу сохранилось немного снега, по оставленным следам могучих лап было видно, что отец опоздал всего на несколько часов…

Итак, в нашей долине тигры оставались неуловимыми, а за водораздельным хребтом выпал хороший снег, и там события развивались более драматично. Некрупная, но на редкость кровожадная тигрица за короткий срок прикончила нескольких лесорубов. Одного – на глазах обезумевшего напарника. Пристроившись с поперечной пилой напротив друг друга, они разделывали поваленный кедр, когда что-то мягко сбило с головы пильщика шапку: подкравшаяся сзади тигрица, перемахнув через счастливчика, мгновенно задушила и унесла не успевшего пикнуть товарища!

Вскоре людоедка так обнаглела, что принялась ночью разбирать крышу барака-землянки, где ночевали рабочие. На их счастье, проникнуть внутрь помешали толстые бревна накатника. Однако утром все обитатели в панике бежали на станцию, а руководство лесоучастка обратилось за помощью к властям. Те, имея уже подобный опыт и не веря своей доблестной охране, пригласили группу русских профессионалов-тигрятников. Из деревни Романовки к месту событий приехали со специально натасканной сворой три бородача-старовера: чернобородый, могучего телосложения Петр Калугин, высокий стройный Иван Зубарев и кряжистый, лихой охотник Федор Силитков.

Тигрица, спокойно обгладывая свою последнюю жертву, не думала уходить. По словам охотников, череп лесоруба напоминал аккуратно очищенное яйцо…

Дружная свора атаковала хищницу возле трупа, заставила вскочить на зависший после бури кедр, с которого она и рухнула замертво в снег, сраженная сразу двумя пулями: Зубарева и Силиткова. Казалось, дело сделано, и утром охотники собрались в обратный путь, как вдруг обнаружили ночной след крупного самца, пересекший их вчерашнюю тропу. Скинув собранные в дорогу котомки, все трое немедленно устремились в погоню…

Подробности я услышал от самих участников следующей осенью, когда заглянул в Романовку в надежде приобрести хотя бы одну из их замечательных собак.

Заметно припадая на левую ногу, Федор ввел меня в просторную горницу и, сказав, что они уже пообедали, усадил в углу за небольшой стол. Дородная хозяйка, приветливо улыбаясь, поставила передо мной миску щей, положила ложку, подала хлеб. Позднее я узнал, что то была специальная, для посторонних гостей посуда, официально именуемая «мирской». Среди своих же звалась попросту – «поганой»… Но как бы то ни было, в гостеприимстве им отказать нельзя.

Пока я ел, забежало несколько светлоголовых подростков, очень послушных и почтительных к старшим. Входя, юные старообрядцы, как по команде, сбрасывали шапки, поспешно, часто крестились в левый угол, кланялись старшим и, получив разрешение, скромно забивались в темный угол избы. Потом пришли Петр Калугин и Иван Зубарев. Иван здоровался левой рукой, правую держал в кармане брюк.

Жена Федора наполнила пахнувшей липовым цветом медовухой большие кружки. Их дружно осушили, и мужики заметно повеселели. Уловив подходящее настроение, я попросил рассказать о встрече с тигром, после которой, как известно, двое долго пролежали в больнице.

– Дак че, – Федор отер широкой ладонью пшеничные усы и бороду, – как увидали след того кота, скинули котомки и айда за ём. Часа через два подняли с лежки, спустили собак, стрелили в воздух, а вскорости слышим – лай. Ясное дело, значит, задержали тигру, надо торопиться, пока собак не порвала́. Я бегу впереди, Иван за мной. Снег выше колена. Петро-то у нас чижолый, сразу приотстал. Поспешаю, запыхался, слышу, уже впереди недалеко тигра рычит, мяргает, а не вижу. Выскочил на маленькую полянку в кедровнике, увидал всех сразу: тигра присела, шипит, готовится схватить какая поближе, а собаки – словно блохи супротив ее – гавкают издаля да оглядываются, ждут, значит, нас… Не успел вскинуться, а она прыжками по две сажени – аж снег летит – прямо на меня! Приложился, прицелился в голову – тэрсь! – а она уже вот она – рядом. Попал я, клык верхний пуля выбила, да не свалила. Второй-то раз стрелить нет времени, – я за кедру, за другую, а она за мной: дотянулась, хвать за ногу позадь колена, гадство… Повалился в снег, она на меня. Лежу, вижу – Иван уже рядом, целится, только клац, клац – осечки. Арисака у его старая, самоделками ладно била, а он на тигру заложил фабричные, – боек тот капсюль и не берет… А котяра меня вертит, как мышонка, за шею норовит схватить, но собаки отбивают, мешают, да я и сам верчусь, не даюсь ухватить замертво. Кричу Ивану: «Хватай мой карабин, бей с него!» Не выпускаю ружье, силюсь ему подать. Он услыхал, руку-то протянул, а тигра оглянулась, хвать его повыше кисти и тоже под себя. Все втроем уже кувыркаемся, а Петра все нет…

– Тут бы, верно, нам и крышка, – философствует поджарый русобородый Зубарев, потирая искалеченную руку, – да собаки…

– Ох и Дружок! – сверкнув зеленоватыми кошачьими глазами, перебивает весельчак Силитков. – Видать, крепко хватил кота за самое слабое место – ха-ха – да в сторону. Больно, поди, прикусил, потому как тигра враз за им подхватилась, нас на минуту бросила… Увидал в снегу свой карабин, поднял, дунул в прорезь, тэрсь ей вдогонку – и угодил точно в затылок; тут и растянулась, гадство…

Богатырь Петр Калугин осушил вторую кружку, разгладил каштановую бороду и прогудел, как контрабас:

– Бегу я, поспешаю вовсю, пот глаза заливает. Слышал лай, как тигра мяргала, выстрелы слышал, а потом вдруг все стихло. Подбегаю – один Дружок на ногах, мне навстречу идет, хвостом мотает, а остальные – все лежат: тигра, собаки и эти двое. Оба без шапок, в крове, а смеются: одолели, мол! Ну, надел им шапки, перевязал мало-мало, да и побежал за санями – вывозить всех на станцию…

Иван и Федор пролежали в харбинской больнице до весны. Поправились, но Федор на всю жизнь остался прихрамывать, Иван стал левшой.

Дружба со староверами длилась много лет, и при следующей встрече уже они слушали о том, что произошло в нашей семье в новом году.

А тогда в нашей долине дела шли своим чередом. В большой фанзе на ночлег остановилась целая артель лесовозов. В кухне бывало очень оживленно. Люди ужинали, потом рубили ножно́й соломорезкой сечку, заваривали с бобовым жмыхом, кормили волов. В корейской фанзе только большая долбленая колода отделяет стойло от жилой части кухни. Быки, привязанные к колоде сквозь прожженные в борту дыры, стоят рядышком, головами к людской половине. Степенно жуют, хлюпают, время от времени шумно вздыхают, облизывая длинными розовыми языками мокрые носы. В основном они очень миролюбивы. Однако порою быки затевают опасную при таком могучем телосложении свару. Тогда их разнимают, и зачинщики в наказание ночуют на привязи во дворе.

Мы уже засыпали в своей маленькой избушке, когда рев подравшихся быков и крики хозяев заставили проснуться. Было слышно, как двух разбушевавшихся бугаев с шумом и бранью выволокли за продетые в носу кольца на улицу, отхлестали и привязали к столбам, вкопанным в углу двора. Отец тоже успел побывать на улице и, когда все утихло, вернулся в нашу фанзочку. Он был в приподнятом настроении:

– Ох и темно – огромная черная туча надвигается, вот бы снежок! Настоящая тигриная ночь: как бы кот Васька не попробовал нынче корейского бычка! Чем черт не шутит…

Мы в шутку называли тигра котом Васькой, а тигрицу – Василисой Прекрасной. Однако на отцовское предсказание братья только иронически переглянулись, и младший, Юрий, шепнул:

– Тигром еще и не пахнет, а пу́чин уже делает угодные ему прогнозы. – И громко: – Ладно, папа, давай спать, ты только холода напустил! (Пу́чин по-корейски – отец.)

Пользуясь тем, что отец не смотрит в нашу сторону и, шурша соломой, укладывается на нарах в своем углу, остряк Арсений страшно округляет глаза и приглушенно бормочет:

– Цыц, молчать! Что вы понимаете, шантрапа!.. – Мы с Юрием корчимся от сдерживаемого смеха, повыше натягиваем одеяла.

…А в это время тигр уже спускался с горы в километре от хутора. Вышел на тележную дорогу и, бесшумно ступая мягкими лапами по пыльному проселку, против ветра неслышно подкрался к жилью. И залег за свинарником, высматривая добычу. Эта черная ветреная, действительно тигриная, ночь была ему хорошим союзником: даже наши чуткие зверовые псы, спавшие на улице под стогом соломы, не услышали и не учуяли смертельного врага. И не будь на привязи двух драчунов, мы, несомненно, потеряли бы кого-нибудь из своей своры.

Было уже за полночь, когда дикий рев во дворе заставил всех вскочить на ноги. Время было лихое, не исключалось внезапное нападение хунхузов, а потому заряженные винтовки всегда лежали под боком, стволами к выходу. Схватив оружие, мы гурьбой ринулись к узкой низкой двери и в темноте буквально заклинились в ней. И хотя от толчка дверь со скрипом распахнулась, какое-то время никто не мог вырваться во двор. А там, в кромешной тьме, творилось что-то жуткое. Сквозь свист штормового ветра истошно ревел бык, что-то нечленораздельно вопил кореец, панически лаяли собаки. Вдруг сквозь невообразимый гам до слуха донеслось:

– Ай-гу! Пеми-я! Пеми-я! (Ой! Тигр! Тигр!)

В этот момент наша пробка прорвалась. Мы, братья, в наспех накинутой одежде, а отец в короткой замшевой куртке поверх белой, почти до пят ночной рубахи вывалились во двор. При свете электрического фонарика и мечущегося пламени факела, вынесенного одним из возчиков, разглядели павшего на колени, хрипящего, с разодранной шеей бугая и бледного растрепанного корейца. В руке его дрожала палка. Кровь из раны животного черной струйкой сбегала на утоптанную серую землю двора.

Человек с палкой несколько раз беззвучно раскрывал рот, на время лишившись дара речи; потом вдруг заголосил. Из сбивчивых и бессвязных фраз все же кое-что разобрали.

Услышав сквозь сон приглушенный хрип, мычание и возню на улице, он вообразил, что один из забияк, отвязавшись, снова напал на другого. Опасаясь, что бык может быть покалечен, хозяин схватил палку, выбежал в темноту и кинулся к дерущимся. На дворе свистел ветер, лаяли собаки. Подбежав к бугаям, он увидел, что один бык сидит на другом. Решив разнять сцепившихся, завопил диким голосом и взмахнул палкой – ударить того, что был сверху. Но к нему обернулась голова с зелеными сверкающими глазами, страшно рыкнула. Мощный метровый хвост жгутом хлестнул по щеке. Он понял, на кого поднял руку, и взвыл: «Ай-гу, пеми-я!»

Палка беспомощно опустилась, кореец в ужасе зажмурил глаза, прощаясь с жизнью…

Однако, ошеломленный хором звуков, страшный наездник не сумел выполнить свой классический прием – свернуть шею и утащить жертву. Бросив упавшего на колени вола, тигр мгновенно растворился во мраке. Вся сцена длилась не более минуты.

Следом за нами из большой фанзы высыпали все ее обитатели. Раненого, глухо мычащего быка завели в помещение, перевязали, пытаясь остановить кровь.

С блуждающим, отрешенным взглядом, без кровинки в лице, оглушенный кореец все подносил руку к щеке, едва слышным сорванным голосом вновь и вновь пересказывая все сначала. А наш упрямый отец уговорил второго возчика оставить своего бугая на привязи, укутался в длинный монгольский тырлык и просидел в засаде до зари. Но зверь больше не появился.

Утром всем миром осмотрели израненное животное и пришли к выводу, что положение безнадежно. Кореец опустил голову, – он лишался кормильца. Отец похлопал его по плечу, обещая помочь купить другого. И верно, через несколько дней на стане появился новый бык.

А тигры продолжали хозяйничать…

В КОГТЯХ ТИГРИЦЫ

Январь в восточной Маньчжурии суров. Даже днем, в ясную и солнечную погоду, температура редко поднимается выше 25 градусов, а устойчивые северо-западные ветры жестки и колючи. Они гудят, свистят в вершинах голых деревьев, тревожно шуршат неопавшим листом молодых дубняков и орешников; завивают снежные смерчи в открытых долинах. Через неделю лицо охотника становится почти кирпичным, но пока не отрастет борода, оно едва терпит студеное дыхание далеких монгольских степей. И когда взобравшийся на высокую сопку одинокий таежник обшаривает в бинокль уходящие вдаль склоны бескрайних хребтов – до боли стынут руки, и бинокль, кажется, примерзает к глазам.

Но вот призмы выхватят скрытую от неопытного глаза лесную жизнь: настороженные уши залегшей в зарослях косули; ворочающего в поисках желудей кучи листа и снега горбатого кабана; осторожного, с высокими рогами оленя или проворно пробирающегося хищника, и сразу забыты холод и невзгоды, сразу становится жарко; слышно, как стучит сердце…

А название этим, вероятно самым первобытным мужским эмоциям, – большая охота! В жертву ей приносится все.

В сумерках морозного январского вечера у ворот обнесенного земляным валом селения Чунгоу остановилась живописная группа. Могучий рыжий бык, впряженный в двухколесную арбу, загруженную охотничьим скарбом; два корейца в зимних серо-белых ватниках и мохнатых шапках; шесть разношерстных и разномастных собак и два охотника в потрепанных куртках и брюках из самодельной козьей замши, в меховых шапках-ушанках. На ногах обшитые юфтовой кожей легкие японские джикатаби, суконные обмотки. У обоих через одно плечо кобура с биноклем, на втором – английский армейский карабин «Ли Энфилд» на десять зарядов.

Старшему, коренастому, с усами-стрелками – шестьдесят два, младшему, стройному и безусому, двадцать один год. Отец и сын – оба Юрия – начали эту охоту вдвоем.

За воротами, оплетенными колючей проволокой, показались тепло одетые вооруженные люди.

– Кто такие? После заката солнца чужим вход воспрещен!

– Не чужие, – один из корейцев вплотную подошел к заграждению, – это Якосике из Кореи снова приехали к вам на охоту…

– А-а, семейство Четырехглазых?! Проходите, проходите прямо к дому старосты, для вас есть интересные новости!

Ворота со скрипом отворились, и группа оказалась на прямой деревенской улице, делившей на две части сто фанз в прямоугольнике деревни-крепости. Обставленная лесистыми горами, деревня Чунгоу стояла посредине распаханной долины, имея два выхода – на юг и на север.

Сквозь оклеенную бумагой знакомую дверь домика старосты пробивался желтоватый свет. Здесь охотники останавливались не первый раз, а когда вы появляетесь в затерянном в горах селении, где вас знают и ждут – это большое событие. На дворе то и дело скрипит снег, один за другим прибывают старые знакомые.

– Вассо? (Прибыли?) – поклон, и гость усаживается на теплой циновке, скрестив ноги калачиком. Все терпеливо ждут очереди поделиться лесными новостями. Старики не торопясь прикуривают трубки от углей жаровни, попыхивают едким самосадом. Молодым в их присутствии курить не положено.

Но вот появился главный гость. Сняв на крылечке за дверью обувь, через порог ступил маленький, с реденькой, уже седой бородкой, старый охотник Пак Тумани. Он прямо из леса, после осмотра своих самодельных плашек на колонков. Подчеркнуто небрежно бросил в угол связку золотисто-коричневых шкурок и на правах старого друга поздоровался с прибывшими за руку. Потом солидно опустился на предусмотрительно освобожденное место. Не нарушая обычаев, справился о здоровье, о старших сыновьях, о планах на ближайшие дни. Юрий Михайлович ответил:

– Старшие сыны задержались по делам, прибудут позднее. Завтра думаем шагать дальше, в верховье, а там в Туганзу.

Тумани протестующе поднял коричневую ладонь:

– Слушайте мои слова. Ехать вам дальше нечего. Зверя в горах много, нынче и тигры вокруг Чунгоу. И не один, а четыре. Вам следует заняться ими. Завтра увидите следы.

Загалдели все. Тигры одолели, жизни от них нет! Вернулись те, что в прошлом году задрали на лесоповале двух маньчжуров. Только тогда не было снега, вы не смогли их отыскать… На днях при вывозе леса в восточном ключе – «кхаро» – тигр напал на шедшие последними сани, оборвал постромки, уволок коня – пристяжку. Остальные в панике примчались в деревню; с тех пор никто не рискует ездить в лес, даже за дровами. Четверо вооруженных селян ходили на место, нашли неподалеку от тропы только клочья шерсти. Один тигр не мог съесть лошадь за два дня! Да и по следам видно…

Отец колебался, не хотелось нарушать намеченной программы. К тому же прошло уже несколько дней, а тигры, как правило, не живут долго на одном месте. Но Юрий рвался в бой! Заспорили и в конце концов порешили задержаться на день, обследовать окрестности.

И что же? Отец обнаружил в восточных горах хотя и не свежие, но вполне четкие следы трех тигров. Видимо, семью, состоящую из матери и двух взрослых хищников – самца и самки. Очень довольный, он долго распутывал след и уже в темноте вернулся домой. Но Юрия не застал…

Оказалось, тот совсем в противоположной стороне наткнулся на крупного самца-одиночку и, серьезно рискуя, преследовал его целый день. Тигр злился, делал петли, засады и постепенно завел далеко в тайгу. Брат возвратился через четыре часа после захода солнца, в кромешной тьме продираясь сквозь заросли, только чутьем да по звездам определив обратный путь.

Так подтвердилось, что сведения старого Пака были верны; в горах вокруг Чунгоу обитало сразу четыре тигра! Случай исключительный; охотники решили с утра гнаться по последнему, самому свежему следу.

Собрались с вечера. Взяли на несколько дней продуктов, палатку с печкой, пилу, топор. Вышли на заре со всей сворой, в сопровождении помощника – корейца Понджуни и старого Тумани. И только миновали место, где брат повернул вечером домой, как остановились пораженные: здесь тигр так долго пролежал за деревом, что глубокий снег протаял до земли. Ясно, что его прыжок в темноте мог быть роковым. Юрий вовремя повернул обратно…

Не дождавшись человека, тигр отправился на обычную охоту. Проделал по горам более тридцати километров, однако поймать никого не удалось. К вечеру след привел измученных охотников назад в долину Чунгоу.

Погода заметно портилась, поэтому, спрятав в лесу лишний груз, вернулись на ночь домой.

Ночью пошел снег, разразилась буря. Легкую фанзу продувало насквозь, оклеенный бумагой потолок вздрагивал и шелестел, однако, лежа под одеялами на горячем полу, зверобои были довольны, что не заночевали в лесу. Переговариваясь, долго не могли заснуть и едва задремали, как их разбудил возбужденный хозяин.

Старосте приснился странный сон, которым тот не мог не поделиться: он видел двух мертвецов в полосатых халатах!

– Если гости не боятся шторма, нужно с рассвета продолжать погоню. Сегодня они должны добыть двух тигров!

Отец не верил снам, но заснуть было уже невозможно. Поднялись, умылись, позавтракали, накормили собак. Вышли до восхода. Небо было скрыто облаками, градусник показывал —25°. И хотя буря слегка утихла, сильный северо-западный ветер продувал до костей. Свитер и легкая замшевая куртка – больше не наденешь, иначе в горах не сможешь двигаться с нужной легкостью и быстротой.

Прикрывая рукавицами стынущие от ветра лица, они направлялись старым трактом к оставленным накануне вещам, как вдруг, не доходя до спрятанных вечером мешков, обнаружили свежие следы тигра прямо на дороге! С вечера их здесь не было, значит, зверь прошел после них. Он ходил в разных направлениях. Начали лихорадочно кружить, и наконец узел был распутан. Установили, что это не одиночка, а та тройка, присутствие которой отец обнаружил в первый день.

Обсудили план действий. Старый Тумани отправился в деревню, чтобы вывезти спрятанные в кустах котомки; охотники захватили лишь самое необходимое на случай ночевки в лесу. Собак взяли на сворки, чтобы пустить, когда потребуется.

Тигры свернули с дороги и направились вдоль ключа, поросшего невысоким тальником. Ночью и на заре сюда выходили пастись козы, и семейка, разойдясь, начала охоту. Вскоре одна из тигриц поймала зазевавшуюся косулю, пронесла в зубах, как куропатку, метров сто и съела.

На этом месте группа разделилась. Тигр, не переходя ключа, полез в гору направо, тигрицы, дойдя до вершины распадка, поднялись влево. Вскоре, найдя затишное место, тигрицы залегли отдыхать довольно надолго, ибо, когда встали с лежек, следы выглядели совсем свежими. Отсюда обе поднялись на хребет и, перевалив, пошли вдоль скалистого, сильно поросшего гребня.

Обстановка подсказывала: необходимо разделиться. Оставив след на помощников, Юрий Михайлович тронулся по кряжу один, осторожно заглядывая на обе его стороны. Юрий Юрьевич и Понджуни с собаками на поводках двинулись по следам хищников. Видимость была скверной. Серые камни и скалы, темные и красноватые стволы деревьев, сетка кустарника, желто-коричневые заросли молодого дубняка и орешника – все это очень удобный фон для маскировки тигра. Местами заросли мешали видеть в нескольких шагах. Ветер дул в лицо с большой силой, и хотя относил запахи и шум, производимый пятнадцатью парами собачьих и человеческих ног, но жестко сек по глазам, мешая смотреть вперед.

Прошло более получаса, расстояние между охотниками сократилось, и Юрий с Понджуни увидели Юрия Михайловича справа над собой. Он стоял, прислонившись к скале, внимательно разглядывая что-то в бинокль. Вдруг опустил его, сорвал с плеча карабин и прицелился! Заросли мешали видеть цель, стоявшие под скалой застыли в напряжении. Но целился он недолго. Выстрелил, передернул патрон, опустил ружье и снова поднес к глазам бинокль. Псы взвыли хором!

По странному поведению отца Юрий решил, что тот по ошибке выстрелил в похожую на тигра колоду или пень, и собак не спускал. Но отец, заметив Юрия с Понджуни, подал знак травить. Однако, не видя никакой цели, свора начала лихорадочно кружить между деревьями. Бросив стоявшего в нерешительности Понджуни, Юрий быстро вскарабкался на хребет.

– Кого стрелял? Где? Что? – он сильно запыхался.

– Во-он, видишь, за вторым хребтиком на косогоре небольшая скала, а под ней прогалинка? На ней стоял тигр. После выстрела прыгнул в кусты и не появляется…

Чтобы лучше разглядеть, они продвинулись вперед. Сильные порывы ветра вышибали слезы, мешали смотреть, оба во весь рост ступили на самый край скалы. И вдруг оттуда, куда указывал отец, донесся громкий рык, а вслед за ним выскочил тигр! Он мчался прыжками вниз по косогору, как бы навстречу охотникам. Однако, между ними лежал еще один поперечный хребет, а разделявшее расстояние – шагов триста. Вскинув винтовки, они успели сделать по два выстрела, и хищник скрылся. Не имея времени добавить патронов, оба бегом пересекли вершину оврага и, взбежав на разделявший их и тигра кряж, устремились по нему влево вниз, в надежде увидеть хищника на противоположном склоне.

Отец бежал правее, осматривая свою сторону, сын – вдоль кряжа. Расстояние между ними было шагов десять. Где-то сзади поспевал Понджуни. Внезапно Юрий запнулся и упал. Вскочив, быстро проверил ствол: не набилось ли снега? Это опасно, туго забитый ствол при выстреле может разорвать. Из-за этой задержки он отстал на несколько шагов, а тут заросли колючей аралии и лианы лимонника накрепко преградили им путь.

Отец начал огибать это препятствие справа, а сын, в надежде выиграть время, пошел напролом и по уши влез в колючую поросль. Это вынудило его повесить винтовку на плечо. Пыхтя, он обеими руками раздирал лианы и заросли чертова дерева, как прямо перед собой услышал оглушительный рев! Это потрясающий звук. Его можно сравнить с гудком парохода, когда пар начинают травить над самым ухом. Он оглушает, заставляет цепенеть!

Юрий вскинул голову и увидел перед собой тигра. В первое мгновение померещилось, будто в воздухе летит растянувшаяся в длину оранжевая автомобильная камера. В последующий момент он рассмотрел зверя четко, как на фотографии. Тигр как бы повис в воздухе, вытянув передние лапы, оскалив пасть и изогнув змеей хвост – как на классической китайской гравюре. Казалось, он парит в пространстве, в двух метрах над кустами!

«Пока я сдернул с плеча винтовку, – первый акт драмы был окончен», – писал он позднее.

Тигр оказался в выигрышном положении. Юрий Михайлович стоял на кромке большого, покрытого снегом камня, значительно ниже кинувшегося сверху зверя, а сын как раз забрался в самую гущу колючих переплетенных растений и физически не мог вскинуть ружья. Он видел, как отец поднял винтовку, направив ее в голову «летящего дракона». Раздался выстрел.

От страшного удара огромной головы карабин отца, кружась пропеллером, взмыл в небо и исчез за деревьями. Сбив с ног и поджав под себя отца, тигр, как кошка с мышью, пролетел еще несколько метров вдоль склона, завершая траекторию прыжка. Комок тел грохнулся в глубокий сугроб, что, конечно, несколько смягчило удар. Они стремительно катились по откосу шагов тридцать, где наскочили на лежавшую поперек обгоревшую валежину. Дальше шел более крутой склон, заканчивавшийся высоким каменистым обрывом. Сорвись они туда, – конец пришел бы обоим.

В непролазной чаще, с ружьем на ремне, Юрий, естественно, выстрелить не успел. Но за время, пока отец и тигр столкнулись и катились, он не потерял их из виду; наконец прорвался сквозь колючки и выскочил на то место, где был сбит отец. Прыгнув на камень, он увидел оранжево-полосатую спину и ноги отца под животом едущего на нем хищника. Но эти пассивно катившиеся по снегу ноги казались уже безжизненными…

Вся сцена длилась секунды. Стрелять в могучую спину тигра было безрассудно: боевая пуля калибра 303, пробив зверя, неминуемо настигла бы отца. И надо отдать должное: юноша проявил редкие для его возраста хладнокровие и выдержку. Только тогда, когда оба тела ударились о валежину и лишь передние лапы зверя остались на плечах жертвы, Юрий, улучив момент, выстрелил… Тигр бросил распростертое тело, перепрыгнул через колоду и остановился в вызывающей позе. Его страшная морда все еще находилась в метре от головы отца. Щелкнул второй выстрел. Разъяренный тигр с резом бросился в гору, прямо на стрелявшего. Перебросив патрон, Юрий вновь поймал со на мушку, но хищник вдруг скорчился и упал на бок в десятке метров от него.

Казалось, все кончено, но зверь вдруг вскочил на ноги и, глядя в упор, оглушительно заревел! Еще выстрел – он упал и затих. В этот момент из кустов выскочил пес Вори и с ходу вцепился в поверженного хищника. Следом за ним появились овчарка Ральф и полуборзой Парис; оба тоже насели на врага. Брат спрыгнул с камня и бросился к отцу, но не успел сделать нескольких шагов, как тигр вдруг сбросил собак, встал на все четыре и заревел в последний раз! Две собаки кубарем полетели в стороны, только Вори продолжал висеть у него на загривке. Поистине потрясающей и, казалось, неиссякаемой была жизненная сила этой гигантской кошки! Прошитая пятью пулями в разных направлениях, она продолжала угрожать, И как бы в ответ на этот последний рев, безжизненное тело отца зашевелилось. Сделав усилие, он приподнял голову и крикнул хриплым, чужим голосом: «Стреляй!»