Текст книги "Потомки Нэнуни"

Автор книги: Валерий Янковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

СВАТОВСТВО

Пройдя суровую жизненную школу, Михаил Иванович в свои тридцать пять лет умел счастливо совмещать горячее сердце и холодную голову. Быстро и твердо осуществлял поставленные задачи. И ранней весной 1877 года он прибыл во Владивосток с твердым намерением – найти невесту. Адрес фотографа лежал в кармане, и он без труда разыскал занимаемый им домик.

Голубоглазый, со светлыми усами и бритым, как у англичанина, подбородком, Карл Иванович Шульц сразу произвел приятное впечатление. Мягко улыбнулся, пригласил зайти. Они прошли в маленькую, увешанную фотографиями мастерскую, присели. Янковский представился.

– Простите, мы видимся впервые, но я буду откровенным и начну сразу о деле. Я пришел не фотографироваться. Приехал просить вас помочь подобрать невесту. Мне рекомендовал вас господин Мельгунов. Вы, кажется, знакомы с его супругой, и она рассказывала…

Шульц снова осветился улыбкой:

– Понял, понял. У меня в самом деле собраны фотографии здешних невест, всех девушек на выданье!

Михаил Иванович с облегчением вздохнул. Самое деликатное, а потому и самое трудное, осталось позади. Карл выглядел простым и открытым парнем, с ним было легко, и Янковский откровенно поделился своими планами и запросами. Выслушав внимательно, Шульц сказал:

– Рад помочь чем могу. Сейчас я должен бежать по вызову, а вы располагайтесь как дома. Тут, за мастерской, моя квартира. Есть диван и кровать. Оставайтесь ночевать. После ужина я покажу вам свой альбом и расскажу все, что знаю о каждой девушке.

Вечером они долго сидели рядом, склонившись над историческим альбомом. Михаил Иванович переворачивал страницу за страницей, и с каждой на него смотрело обрамленное замысловатыми виньетками новое, незнакомое девичье лицо. Блондинки и брюнетки, завитые и с косами, в дорогих, с кружевами, и простеньких платьях. Глядели задумчиво, кокетливо, коварно. И каждая оставалась для него тайной.

Комментировал примостившийся рядом Шульц. Он действительно довольно хорошо знал каждую – ее родословную, характер и взаимоотношения в семье.

Янковский перевернул страницу и загляделся.

– Что, нравится? Да, красива, но очень избалована родителями и общим вниманием, особенно молодых офицеров. Капризна, любит ухаживания и наряды. Нет, такая вам не подойдет.

– А эта?

– О, это дочка весьма состоятельных родителей, за ней дадут солидное приданое. Но она девица с гонором и вряд ли станет хорошей хозяйкой. Очень сомневаюсь.

– А приданого мне как раз не нужно. Принципиально. Денег на первое обзаведение хватит, а дальше от самих будет зависеть. Не дай бог попасть в полон к жене ради ее капиталов!

– Я вас понимаю, однако сам бы от денег не отказался. Расширил бы свою мастерскую… Но – идем дальше. Эта брюнетка – дочь старшего морского офицера. Слышал, он скоро заканчивает здесь службу, и вся семья только и мечтает о возвращении в Кронштадт или Петербург.

– Ну и пусть едет на здоровье.

– А эта бесприданница Олечка Кузнецова. Живет у дяди почти на положении прислуги. Вот кто хозяйка! Она в доме одна за всех, хотя в семье Куркутовых еще четыре женщины: сама хозяйка – ее тетка, бабушка и две кузины. Но никто из них ничего не делает. Ольга и готовит, и шьет, и убирает. Летом, говорят, в пять утра уже бежит с узлом белья на речку…

Когда дошли до последней невесты, Михаил Иванович захлопнул альбом, поблагодарил хозяина и устроился на кушетке. Но заснуть не мог. Перед закрытыми глазами проплывали лица пятнадцати незнакомых, а поэтому таких загадочных девушек. Хотелось проникнуть в душу и думы каждой. И все-таки белокурая Ольга казалась самой симпатичной и подходящей.

Узнав, что Куркутов – заместитель начальника порта, наутро, как бы по делу, отправился в контору. Познакомился и был приглашен к обеду. Несомненно предполагая, что гость имеет виды на одну из дочерей, супруги и бабушка отнеслись к управляющему Аскольдом – жениху с положением – откровенно благосклонно. Но избалованных девиц Куркутовых он оценил в первые же полчаса: не подходят.

Зато ему сразу понравилась открытая улыбка Ольги, стройная, легкая фигурка, а главное – на редкость веселый, добрый нрав. Привлекала бьющая ключом энергия, удивительное трудолюбие, быстрота и уверенность походки. Одетая в простенькое ситцевое платье с подвернутыми для работы рукавами, Ольга все время была чем-то занята. И все получалось у нее легко и просто, всюду она успевала.

Михаил Иванович исподволь приглядывался и взвешивал, но сделать предложение в первый же приезд все-таки не решился. Сказал, что его ждут срочные дела, и вернулся на Аскольд. Думал и передумывал, а спустя месяц принял окончательное решение и снова появился во Владивостоке. Улучив подходящий момент, с глазу на глаз, предложил Ольге стать его женой.

Молодой, красивый, занимающий солидное положение в обществе, он не без основания полагал, что бедная сирота, которая в двадцать два года, по-видимому, не знала еще женихов, без колебаний бросится ему на шею. Но ошибся. Поблагодарив за честь, Ольга попросила разрешить ей подумать. Несколько задетый, он спросил:

– Будете советоваться с теткой и бабушкой?

Она умела твердо и открыто смотреть в лицо собеседника своими серо-зелеными глазами. И не опустила их перед ним.

– Нет, Михаил Иванович, буду советоваться только со своим сердцем. Я отвечу вам в следующее воскресенье.

Разговор состоялся в среду. И пришлось ждать, недоумевать, даже беспокоиться. Но в воскресенье, встретив его приодетой по-праздничному, она ответила – «да». Тогда, взяв за руку, Михаил Иванович ввел ее в гостиную, где в это утро расположились хозяева и визитеры, почтительно поклонился бабушке и чете Куркутовых:

– Господа, прошу поздравить нас как жениха и невесту!

Бабушка качнулась в кресле, ухватилась за подлокотники. Тетка и гости застыли на своих местах, девицы приоткрыли рты. Глава семьи крякнул и онемел довольно надолго. Позднее Михаил Иванович со смехом рассказывал друзьям, что его заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы! Он читал на лице Осипа Ивановича Куркутова почти ужас. Ведь мало того, что гость избрал неродную дочь. Он уводил из дома прекрасную, а главное – такую удобную бесплатную прислугу! С ее работой едва ли справятся две наемных. Дядя думал, что так будет всегда…

Бабушка пришла в себя первой, выдавила кислую улыбку и поманила молодых к себе:

– Подойдите, подойдите, я вас поздравлю. Дай вам бог!

Михаил Иванович приложился к желтоватой ручке, бабушка поцеловала его в лоб, потом обняла и перекрестила Ольгу. Постепенно все стали приходить в себя, поздравлять, высказывать свои «искренние» пожелания счастья.

Через несколько дней справили скромную свадьбу. Однако при оформлении бракосочетания произошел конфуз. Когда молодой предложили расписаться в брачном контракте, она подняла глаза и сказала очень спокойно:

– Я не могу, я писать не умею…

Михаил Иванович не поверил своим ушам.

– Как так, Оля, вы же говорили, что прочли много книг, рассказывали мне о них. Вы шутите?

Она посмотрела на него таким же открытым взглядом, как при первом их объяснении:

– Нет, Михаил Иванович, я не шучу. – Она всю жизнь при людях так и называла его – «Михаил Иванович», «вы». – Меня не учили и не отдавали в школу, но я очень хотела читать книги и выучилась… самоучкой. Читать в самом деле люблю и читаю по ночам, но писать не умею.

И тут, взглянув в эти не ведающие лжи глаза, Михаил Иванович вдруг увидел весь безрадостный путь маленькой девочки из далекого Иркутска. Увидел ее бедное серенькое детство – без заботы и ласки, в окружении черствых родственников, которые видели в девочке только удобную бесплатную прислугу. Не могли даже научить писать! Он с усилием справился со спазмом в горле:

– Ну, ничего, Оля, ничего. – И сразу перешел на «ты». – Черкни, как можешь. Скоро мы будем дома, начнем учиться. Не беспокойся, ты будешь хорошо писать!

Самым приятным гостем на свадьбе был, конечно, добрый волшебник из сказки – веселый Карл Шульц. Молодые взяли с него слово летом обязательно приехать на Аскольд.

Прямо от стола двинулись к пристани, где их ждала готовая к отплытию небольшая парусная лодка. Супруги расположились на корме, Михаил Иванович взялся за румпель. Веселый шквал сразу наполнил парус, и суденышко начало быстро набирать ход.

По морю гуляли беляки, и бот, кренясь, едва не черпал зеленоватую воду. Но Ольга не проявляла признаков слабости. С восторгом глядела на чаек и шустрых нырков, на волны, на далекий берег и счастливо улыбалась мужу. Еще бы! Она видела все это впервые и впервые в жизни готовилась стать хозяйкой в собственном доме.

На острове их встречали. В домике управляющего был сервирован свадебный ужин, на который собрались все служащие прииска. Сухой и всегда как бы немного желчный Бабих приветствовал молодую хозяйку вежливо, но весьма сдержанно, а она заговорила с ним как со старым знакомым:

– Вы – Андрей Петрович? Михаил Иванович много говорил о вас, очень уважает. Пожалуйста, заходите к нам почаще. Я скоро все приведу здесь в порядок!

Прошла неделя, две, месяц. И – странное дело: Бабих появился в их доме раз, другой, потом стал приходить почти каждый день. И вдруг Михаил Иванович увидел его с роскошным букетом полевых цветов, который тот галантно преподнес Ольге Лукиничне.

Когда она, поблагодарив, убежала по своим хозяйственным делам, Бабих смущенно проговорил:

– Что, верно, удивлены. Михаил Иванович? Старый циник и ненавистник женщин Бабих носит вашей жене цветы!

Янковский улыбнулся:

– Я ведь этого не говорил…

– Да я сам понимаю. Но, верите, никогда не думал, что мне придется так изменить свое мнение о женщине. Однако не подумайте – в целом. Нет. Просто убедился, что Ольга Лукинична – редкое исключение.

– Это ведь комплимент и тому, кто выбирал. Оля и правда – находка. С каждым днем я убеждаюсь в этом все больше. Главное, что меня подкупает, – она всегда довольна окружающим и вовсе не страдает этой отвратительной болезнью, свирепствующей в русском интеллигентном обществе, – скукой. Я сейчас никак не могу согласиться с Гейне, который утверждал, что каждый супруг хотя бы раз в день обязательно жалеет, что женился.

– Нет, Гейне, наверное, прав. Просто вы, дорогой господин управляющий, вытянули счастливый билет!

В этот момент они услышали за окном звонкий голос:

– Барсик, Барсик, хорошая собачка, пойдем сегодня к морю, да? Сядь, подожди, сейчас принесу тебе косточку!

Михаил Иванович улыбнулся в бороду.

– Вот и старик Барсик сразу признал ее. А у собак удивительно тонкий нюх на хороших людей. Ведь раньше он признавал только меня, а сейчас, негодяй, делит свою любовь…

Вечерами Михаил Иванович обучал Ольгу русской письменности, азам арифметики, истории, географии. Вскоре она так преуспела, что помогала ему вести метеорологические записи. Отлично выучилась стрелять. Сначала по неподвижной, а потом по движущейся мишени.

На берегу бухты устраивали состязания в стрельбе по пляшущим на волнах бутылкам. И Ольга, за исключением мужа, перещеголяла всех стрелков-мужчин.

– Поздравляю, Ольга Лукинична, – сказал Бабих. – Отлично! Ну, а до Михаила Ивановича дотянуться не пытайтесь. Я не раз наблюдал, как он разбивает пулей подброшенный в воздух камень! Это, видно, у них в роду…

* * *

За лето молодые супруги излазили с Барсиком Аскольд вдоль и поперек. Удалось поймать два новых подвида бабочек. Отправляя их для определения во Францию, Михаил Иванович просил ученых присвоить не официальное дополнение к названию вида, как это принято, «Янковский» – на этот раз он просил назвать одну «Зефирус Михаиэлис», а вторую «Дасихира Ольга». Так Михаил Иванович увековечил имя жены среди энтомологов всех стран.

Среди лета Янковских навестил Карл Шульц с женой! Он воспользовался примером своего клиента и сделал предложение одной из оставшихся в его альбоме невест – бонне в семье губернатора. Несколько дней обе пары гуляли по роскошному в это время года острову, играли в горелки, резвились, как дети. И Шульц в их доме сделал фотографию, которая пережила столетие. На ней чернобородый Михаил Иванович сидит, скрестив ноги, в глубоком кресле. Ольга – молодая и стройная – облокотившись на спинку, стоит рядом, а у их ног – преданный Барсик.

За год семья Янковского заметно увеличилась. Кроме Александра, взяли на воспитание мальчика-сироту Андрея Аграната. У Ольги Лукиничны родилась дочь, названная в честь матери Михаила Ивановича Елизаветой.

Все было готово для переселения на необитаемый полуостров, но опасения Гека подтвердились. Хозяин прииска не нашел замены и не отпустил Янковского и Бабиха, задержав еще на год.

Посоветовавшись с компаньонами, вольный шкипер решил не откладывать свой переезд, начал строиться. Вскоре на берегу далекой восточной бухты Славянского полуострова, позднее названной бухтой Гека, вырос первый домик. Но капитан продолжал возить грузы на Аскольд и, разумеется, стал постоянным гостем в доме Янковских. Его появление было праздником. Шкипера усаживали за стол, звали Бабиха и жадно расспрашивали о новом доме, о его семье, о жизни на обетованной земле. А он умел описывать живо, ярко, картинно.

Казалось, они видят белую, разукрашенную морскими раковинами усадьбу у моря, беседку, скамейки из дерна, горбатый мостик через речушку. Поля дикой земляники в дубовой роще позади дома. Тучи сельди, скумбрии, наваги, красноперки, камбалы в «его» бухте. Кипящие косяки лососевых, кету и горбушу, которых в устье речки берут голыми руками. Слушали об огромных крабах и креветках, о бесчисленных стаях лебедей, гусей и уток на лагуне, о рявкающих на сопках диких козах и выводках непуганых фазанов. Гек сказал, что за первые месяцы он «мимоходом» настрелял уже две сотни самой разнообразной дичи. Янковский и Бабих понимающе переглядывались. Они могли слушать капитана всю ночь напролет.

– Я строил дом на два половина. Пока будете ставить свой, вам не нужно жить в палатке, места хватит всем!

Ольга Лукинична благодарно улыбалась:

– Спасибо, Фридольф Кириллович. А как себя чувствуют ваша хозяйка и сын? Им тоже нравится там?

– О, моя хозяйка очень довольна. Посадила огород, доит корову, кормит теленка, поросенка. Вялит много рыба. А наш наследник очень веселый мальчик. Целый день бегает на море, уже ловит на удочку красноперку. Оба очень ожидают вас. Сын уже всех знает и постоянно спрашивает: «Скоро приедет Андрей, Шура, Лиза? Мы будем вместе играть, рыбачить». Такой славный мальчишка…

ХУНХУЗЫ

Весной 1879 года, промокнув, простудился и серьезно заболел Бабих. Сильно похудел, ослаб, и Михаил Иванович увез его во Владивосток, устроил в госпиталь. Врачи заявили – потребуется длительное лечение. Все были огорчены, но никто не мог представить, что больше они никогда не увидятся: Андрея Петровича скосила скоротечная чахотка. Услышав, об этом, аскольдинцы много дней не могли прийти в себя.

В апреле у Ольги Лукиничны родился сын Юрий. Это, естественно, тоже задержало переезд. Не дождался переселения и старый Барсик. Михаил Иванович отнес его на высокий обрыв с видом на море и закопал под красивым камнем среди четырех сосен – навечно сторожить покидаемый остров.

Попрощался со всем, что ему было дорого: с любимой тисовой рощей, оленями, сивучами, с рифами, с которых наблюдал сборища и игры морских львов. Эту гряду рифов на южной оконечности острова современники прозвали «камни Янковского».

В условленное время прибыл на «Анне» Гек. Первым рейсом он отвез на полуостров Славянский партию рабочих-строителей, инструмент, палатки. Несколько лошадей и коров. Всех разместил на своей заимке и в первых числах июня возвратился на Аскольд за семьей Янковских.

Рано утром отъезжающие поднялись на палубу шхуны. Ольга Лукинична стояла у борта, держа в одной руке запеленатого Юрия, другой – за ручку – притихшую Лизу. Молодая мать поклонилась берегу и прошептала:

– Прощай, Аскольд, спасибо тебе за все!

Здесь протекли два первых счастливых года ее жизни.

Поймав ветер, «Анна» развернулась на норд-вест. Под форштевнем вскипел бурунчик, остров начал отдаляться. И, глядя на тающий в туманной дымке Аскольд, Михаил Иванович явственно ощутил шелест вновь перелистываемой страницы своей беспокойной жизненной повести…

Покачиваясь на боковой волне, поскрипывая деревянным корпусом и такелажем, «Анна» после полудня миновала Уссурийский залив. Оставив слева Рикорд, а справа по борту холмистые зеленые острова Рейнеке, Попова, Русский и спрятавшийся за ним Владивосток, пересекла Амурский залив, и, убавив паруса, вошла в бухту Гека. Любуясь тихой овальной гаванью, высыпавшие на палубу новоселы оживленно обменивались впечатлениями. В сотне шагов от песчаного пляжа, на террасе среди яркой зелени показалась беленькая усадьба шкипера. Погода разгулялась. После несколько суровой красоты Аскольда мягкие очертания этого полуострова приятно ласкали глаз.

Оставив детей в каюте, Ольга Лукинична поднялась на мостик и встала рядом с капитаном. Все вокруг выглядело настолько привлекательно, что она не выдержала, тронула Гека за рукав:

– Как у вас здесь замечательно, Фридольф Кириллович!

Капитан довольно усмехнулся в огненную бороду.

– Издалека хорошо, а близко еще лучше. Сейчас все будете посмотреть. Они нас еще не заметили. Как увидят, все прибегут на берег, а мой мальчишка первый.

Однако судно подходило все ближе, но ни перед домом, ни на берегу не было ни души. Против обыкновения никто не выбегал встречать прибывших. Шхуна остановилась, бросила якорь, а приветливый берег оставался по-прежнему молчаливым и безжизненным. Шкипер нахмурился:

– Что они, уснули? Вот я им задам! Как можно все сразу оставлять дом?

С борта дали выстрел, другой. Тишина…

– Михал Иваныч, пока мы будем прибирать шхуну, давай, спускай лодка, поезжай вперед, посмотри – куда все девались?!

Янковский с гребцами прыгнул в шлюпку, они быстро двинулись к берегу. Лодка ткнулась в желтый песок, все вышли и вытянули ее до половины на пологий берег. Сделали первые шаги и… глаз охотника привлекло множество странных следов. Они виднелись на песке и среди редкой прибрежной травы. Тут, конечно, стояло и паслось несколько лошадей, бродили люди в необычной обуви: гладкая овальная подошва без каблука. Э-э, да это же маньчжурские улы! Его охватило дурное предчувствие.

– Пошли к дому, быстро!

Взглянув в сторону построек, Янковский заметил дымок: тлел угол сгоревшего сарая. Кто-то поджег! Зачем?

Они взбежали на крыльцо, рванули дверь и остановились: никто не мог вымолвить ни звука. Вся прихожая была забрызгана кровью! На полу, на стенах, даже на потолке… Валялась опрокинутая скамейка, клочья одежды – следы отчаянной борьбы. Михаил Иванович распахнул дверь в большую комнату – и все попятились. Стол изрублен в щепы, а посредине столовой, под потолком, на крюке от лампы висел страшный, изуродованный труп женщины. Янковский с трудом узнал в нем хозяйку.

Кинулись по другим комнатам, во двор – нигде никого! И тут заметили приоткрытое подполье. Заглянули и все поняли: окровавленные трупы обитателей хутора и прибывших неделю назад рабочих бесформенной грудой заполняли этот подвал. Их уже облепили зеленые мухи…

– Михаил! Михаил! Что здесь? Кто здесь? – как безумный ворвался в разгромленный дом Гек. Он только мельком глянул на висевшую на крюке женщину, спрыгнул в подпол и принялся переворачивать мертвые тела. Потом выскочил во двор, обежал вокруг. – Сын, сыночек, где ты! Мой мальчик, где ты? – звал Гек ребенка, и голос его был страшен, неузнаваем. Шкипер метался как безумный, обшарил все углы, но мальчика нигде не было, он бесследно исчез.

Отчаявшись, капитан опустился на скамью возле дома, закрыл голову большими натруженными руками. Михаил Иванович сел рядом, положил руку на ставшую вдруг горбатой широкую вздрагивающую спину и сам не узнал свой осевший голос:

– Крепись, Фридольф, может быть, мальчик еще найдется…

Шкипер то ли сказал что-то, то ли простонал в ответ.

– Случилось то, чего мы опасались, – продолжил Михаил. – Эти пираты как-то узнали, что ты отбыл со всеми вооруженными людьми, а я только собираюсь переселяться. И вот, улучив момент, напали на беззащитных. Мальчика забрали, чтобы получить с тебя выкуп.

– Ты думаешь, мы его еще найдем? Я бы все отдал…

– Должны найти. А с ними – рассчитаемся!..

– Что будем делать? – Гек поднял голову.

– Пошлем депешу в гарнизон, вызовем из деревни понятых. Составим акт, похороним убитых. А завтра – в погоню за бандитами. Согласен?

Гек поднялся, расставил ноги, как на своем мостике. Запавшие глаза были сухими. Он протянул жесткую ладонь:

– Правильно. Спасибо. Я всегда знал, что на тебя можно крепко полагаться. Верно говоришь. Теперь все равно: что будет – будет. Давай действовать. А имущество, скот, лошади – черт с ним. Наживем. Лишь бы сын… Хозяйку уже не вернешь. – Убитая хунхузами женщина не была законной женой капитана, хотя прожила в его доме несколько лет, родив ему сына.

К вечеру прибыл староста деревушки корейских переселенцев Верхнее Сидеми – Син Солле с помощниками. Он прилично говорил по-русски, рассказал, что хунхузы не обошли и их: ограбили, угнали скот. Переселенцы заявили, что готовы принять участие а погоне за бандой. Подписали акт, помогли рыть могилы.

Ольга Лукинична заявила, чтобы о ней и детях не беспокоились. Пусть утром муж и Гек с помощниками идут в погоню. У нее есть штуцер с сотней патронов, она останется с командой сторожить судно и детей.

– До вашего возвращения будем ездить на берег только за водой. Ничего с нами не случится.

Чуть свет маленький отряд покинул бухту Гека. Следы банды привели к устью естественного канала, что соединял лагуну с морем и отрезал полуостров от материка. Здесь, по мелководью, переправились и гнались за бандой до вечера. Заночевали на одиноком хуторе украинских новоселов.

Хатка бедных переселенцев оказалась тесной, утомленные дальним переходом люди спали на полу вповалку, не раздеваясь. И хотя несли посменный караул, опасаясь ночного нападения, ружей не разряжали. Поднялись на рассвете, начали торопливо собираться.

Всегда готовый, один из первых, Михаил Иванович поторапливал отстающих, опираясь на ствол своего винчестера. Вокруг на полу валялись походные сумки и мешки, брошенные с вечера в изголовье. Сейчас их разбирали, приводили в порядок.

Говорят, что и незаряженное ружье раз в год стреляет. А заряженное – тем более. Как случилось, что курок винчестера оказался взведенным? Как вышло, что какая-то из лямок или веревочек запуталась и дернула за спусковой крючок? Как бы то ни было – в комнате вдруг оглушительно ахнул выстрел!

Суетившаяся у плиты молодая хозяйка вскрикнула и схватилась за сердце. Под потолком повисло облако голубоватого дыма, горько запахло порохом. Винчестер с грохотом упал на пол, а Михаил Иванович захватил правой ладонью кисть левой руки, пригнулся и быстро вышел на крыльцо. Остальные выбежали следом за ним. Опаленный лоб его потемнел, скользнувшая над левой бровью пуля прочертила на нем багровую полосу. Но то была мелочь, и опытный Гек крикнул:

– Михаил Иванович, руку, руку покажи!

И присутствующие увидели окровавленный, висящий на коже и сухожилиях большой палец левой руки. Он был перебит пулей в самом основании.

На некоторое время все растерялись. Ведь с ними не было ни врача, ни медикаментов. А Михаил Иванович, молча глядя на рану, неловко потянул из ножен свой охотничий нож. Гек нахмурил брови:

– Ты что думаешь делать?

– Думай не думай, другого выхода нет. Видишь – кость раздроблена? Подержи-ка… – И он одним движением отсек безжизненный палец. Не охнул и не вздрогнул, но только теперь глубоко вздохнул и распрямился.

– Ну вот и все. Попросите кто-нибудь у хозяйки чистую тряпочку, нужно покрепче перебинтовать. Набей-ка мне трубку, Фридольф. Сам сейчас не смогу… – Он хотел улыбнуться, но получилась скорее гримаса. Выбежала хозяйка, присыпала рану пеплом, перебинтовала чистой детской простынкой. Гек зарядил трубку, подал и чиркнул спичкой. Михаил Иванович затянулся:

– Кажется, на этот раз я отвоевался…

Староста корейской деревушки Син Солле тронул его за локоть здоровой руки:

– Очень худо, крепко боли будет. Только это нам знак. Сопка хозяин Сан-син говорит: это раз дальше ходить не надо. Я очень плохой сон видел, так знал – что-то случится. Теперь лучше всем домой ходить…

Продолжать преследование Михаил Иванович, конечно, уже не мог. Посоветовавшись, погоню решили прекратить. Тем более что уже шел четвертый день, и хунхузы, по всей вероятности, успели пересечь границу. Син Солле с помощниками вернулись в свою деревню, Янковский и Гек со своими людьми – на полуостров. Следов мальчика так и не обнаружили. Судьба шестилетнего светловолосого ребенка навсегда осталась неразгаданной тайной Синих гор.

Капитан Гек всю жизнь искал своего любимого сына. Заходя в порты Китая, бродил по улицам и площадям в надежде повстречать «белоголового китайца». Сначала мальчика, потом юношу. Пусть тот не узнает отца, пусть забыл родной язык… Этой мечте, увы, не было суждено осуществиться.

Рана Михаила Ивановича оказалась серьезной. Пришлось обращаться в госпиталь во Владивосток, временно перевезти и устроить там семью.

Узнав о трагедии, многие друзья и знакомые в городе убеждали компаньонов оставить свою «затею» – селиться рядом с берлогой хищников. Для этого были все основания, и, наверное, никто не осудил, если бы они похоронили свои мечты. Но нигде среди мемуаров этих двух землепроходцев нет и намека на колебание. Гек взял в помощники дельного корейца, вскоре женился на вдове с двумя дочками и продолжал китобойный промысел. Янковский, залечив руку, вернулся на полуостров. И зимой, по льду замерзшей бухты, завез на лошадях из Кедровой пади строительный лес.