Текст книги "Таганский дневник. Книга 2"

Автор книги: Валерий Золотухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

Черные, неприятные дни. Губенко ходил вчера к министру культуры. От него звонил Щербаков, выяснял, почему мы не даем свет Губенко. Глаголин объяснял.

Вечером к Глаголину нагрянули майор-пожарник, участковый, еще кто-то и Губенко. Торговались.

Глаголин: «Откройте двери – дадим свет».

Губенко: «Откроем для всех, кроме вас».

Это неверный торг. Надо было требовать договор об аренде. Судья Воронин и арбитражный суд выдали им документы, предписывающие не подчиняться постановлению правительства «О передаче театрам в полное хозяйственное ведение…» и т. д. Это сколько же надо заплатить за эти липовые, но дающие им возможность тянуть и не выполнять, не уступать бумаги?! Вот чернота-то. Господи, услышь наши молитвы!

12 декабря 1993

Воскресенье – отдай Богу

Вчера целый день с Любимовым – разговоры, поздравления Солженицына.

«Я – пас, у меня пост».

Вся душа, башка, сердце, все клетки заняты ожиданием приговора – принятие Конституции. Господи, дай победу победителю, дай победу нашему президенту! Это необходимо театру и мне лично. Я думаю и о России. Интуиция не подводила меня. Гайдар-дед принес мне удачу, вздыбил рейтинг мой актерский. Помоги, Господи, внуку его Егору Тимуровичу и мне.

Обсуждали долго и серьезно – объявлять или не объявлять голодовку. В ответ на голодовку они объявят свою: кто кого переголодает. Голодовку предлагал шеф. Обсуждали, как опечатать оба здания до решения вопроса. Это, может быть, сделать стоит.

Как подъехать к Любимову с книжкой? Дали с Глаголиным книжку на комиссию Боровскому – что скажет этот мудрый и добрый еврей? И, конечно, гениальный. А Борис в смысле художественных идей совсем поглупел, говоря его языком – «не сечет» и «гребет не туда».

Любимов увез с собой к дамам две книжки.

13 декабря 1993

Понедельник. Молитва, зарядка

«Дорогая Лили!

Я рекомендую книгу нашего артиста Валерия Золотухина.

Юрий Любимов».

Вот такой факс уйдет завтра в Париж. Кому, к чему, для чего рекомендует и зачем – не объясняет шеф, он просто рекомендует. Но Борис говорил с переводчицей и объяснил ей смысл нашей просьбы и нашего предложения – продажа на спектаклях. Мне стыдно за мой народ, до какой же степени он темен! Господи! В самом деле, что ли, Богородица сняла со страны нашей благодать?!

Я напрасно, конечно, даю волю безудержному мату и прочим выражениям в дневниках. Зачем я пишу открытым текстом в дневниках, не стесняясь будущих читателей? Сыновьям стыдно будет за отца… Я якобы раскрепощаю себя – нет, это узость ума и мрачность, мелочность души. Ведь я хочу оставить после себя дневники, так элементарные приличия в речи написанной соблюдать надо.

Театр. Келья. Вчера здесь были съемки для японского телевидения. Снимали мои слова о Высоцком, но случайно проходящий Любимов после некоторых иронических реплик, проверочных вопросов согласился сесть и сказать. И великолепно сказал о Володе и о том, как проходимцы могут подтасовывать его песни под свои дела. Например, «Охоту на волков» кто-то связал с сюжетом событий 3–4 октября, и получилось: те, кто в Лефортове – волки, а кто их туда привез – охотники. Обратный смысл.

Я боюсь что-нибудь писать. Странно закончился день. Разговор Любимова с Бугаевым, который приехал от Лужкова. Через Коробченко Лужков отдал распоряжение Панкратову, и завтра охрана должна быть снята, а я с утра отвезу очередную бумагу в прокуратуру.

Я боюсь писать, потому что заплачу. Я полгода не был в своем театре, не видел сцену, не видел свою гримерную. Губенко потерпел поражение на выборах. Перед тем как говорить с Бугаевым, Любимов долго беседовал с каким-то человеком, присутствовавшим на съемках, долго рассказывал о нашем позорном общении в судах с Губенко и пр. Этот человек оказался продюсером «Чайки».

Оказывается, Соловьев не хотел идти в «Таганку», он хотел сделать это в павильоне «Мосфильма». Но Губенко тряс все время бумажками из прокуратуры и судов. Что же произошло, почему продюсер пришел извиняться перед Любимовым и почему так поздно? Он вынул из почтового ящика листовку – «Не голосуйте за Явлинского и Гайдара, голосуйте за Жириновского и Зюганова!» Губенко в этом ряду. Этот парень говорил, что он ничего не знал. Это вранье. Все газеты писали о нашем скандале, и не мог Соловьев ему об этом не говорить. Он пришел от Соловьева к Любимову с извинениями на разведку. Упредить. Отмазать Соловьева. Они пронюхали и поняли, что надо убираться, затратив 157 миллионов…

Еще пять партий преодолели пятипроцентный барьер. Это какая-то, по-моему, надежда.

Бумагу я Платонову отдал. Сначала он меня спросил:

– Подключили вам свет?

– Зачем? У нас свет есть.

– Вы со стороны Любимова… А Губенко ходит с фонариком. Лужков приказал Панкратову снять охрану. Меня просили передать вам эту бумагу. Будет решение арбитражного суда.

– Да-да, до свидания. Извините за ранний визит.

Расписку с него я брать не стал. Мы же солидные люди, думаю я. Кроме того, у него сидела женщина, которая вышла из двери с табличкой заместителя прокурора.

Сейчас идет коллегия… Да, Люся права, она ничего не решит, это опять какая-то промежуточная инстанция, но вчерашний разговор Любимова с Витруком, разговор Бугаева с Лужковым и Панкратовым должны дело с места сдвинуть. Я сейчас молю Бога помочь нам и судей вразумить, а также красноречия и убедительности сообщить Татьяне Николаевне. Остается ждать.

Елена Мих., вчерашняя журналистка из Японии, начала нашу встречу с оплеушного комплимента:

– Люся Абрамова мне сказала, что лучшее, что написано о Высоцком, это у Золотухина. Все без прикрас, оттого и трясет Нину Максимовну.

Первая часть всплеска нравится ой как, а вторая ой как не устраивает.

АЛКОГОЛИЗАЦИЯ всей страны.

Коллегия суда нанесла нам поражение, признав законным первое решение. «В иске отказать». Ужасно. Руки опускаются, но надо жить.

Боровский интересно говорил про мои дневники. Он изучает меня, я интересен ему как психологический тип. «Актерская профессия – вне нормы. Нормальный человек не держит в голове чужие тексты».

16 декабря 1993

Четверг. Молитва, зарядка

Вчерашняя среда не оказалась моим днем. Мы проиграли процесс, и это уже серьезно. Осталась последняя инстанция.

18 декабря 1993

Суббота. Молитва, зарядка

Шеф в 15.00 уезжает в Шереметьево – и в Бонн. Он в опере стал директором актерской труппы. Очень много русских работают, поют, а уж про балет Панова и говорить нечего. От Панова и узнал шеф, что я книжки продавал на Урале.

Господи! Спаси и помилуй нас, грешных. Сегодня Любимов на митинг противу Жириновского идет – «Фашизм не пройдет!» Черниченко его позвал. Митинг закрытый. В «Московских новостях» Любимову необходимо широко высказаться, доругаться по оси Губенко – Жириновский – Говорухин. Разговаривал он вчера с председателем арбитражного суда Яковлевым безобразно – «совковый суд», «звонковый суд», «вы, советские…» Вот и дождались, вот и хлебайте! Он сразу настраивает на решение не в свою пользу. А Глаголина с Поповым вызывают в суд за самоуправство, выразившееся в отключении света. Любимов отдал распоряжение свет включить, но на «Мосэнерго» не торопятся. В конце будущей недели, говорят… Париж – Москва, впустую съездил вчера на вокзал. Парижские вагоны отправляются три раза в неделю. Вчера поезд шел только до Кельна. На что Любимов надеется? Какая вчера беседа была у него со Свиридовым, Швыдким? Что он скрывает? Хотя настроение у него боевое. «Я человек не сентиментальный, не даю волю эмоциям. Я дерусь, поэтому мне слюни распускать некогда, не дама я, в отличие от некоторых». Задиристый тон у него – органическое начало всякого разговора, с кем бы то ни было и какого вопроса не касалось бы. Всегда перед ним изначально потенциальный враг, а уж потом он смягчается, если на том конце провода или перед ним сидящий вытерпливает первую, вторую и третью атаки. Выдерживает субъект, не возражает, не обижается, не оскорбляется – Любимов довольно быстро это замечает и меняет тон, меняет фразы, слова, тексты, и даже нередко извиняется, да почти всегда: «Извините, что я так резко, но такой характер, довели…»

21 декабря 1993

Вторник. Молитва, зарядка

Нина Максимовна. Надо найти возможность с ней объясниться через Люсю или через Никиту. Необходимо, чтобы они ее подготовили к моему визиту или звонку. Быть может, надо начать с поздравления новогоднего. Там, боюсь, еще ведут работу люди Губенко – Филатова, настраивая ее и окружение против меня.

Смоктуновский – в кожаной шапке-ушанке меховой, с опущенными ушами, чуть ли не завязанными под подбородком; перехваченные ремешком где-то посередине штаны.

Ульянов – подшепелявливающий почему-то вдруг, я так понимаю – неудачно вставленные зубы. Все это меня поразило в первый огляд в поезде… да еще состарившаяся красавица Быстрицкая, а что же я?! Зато удивительно хорош Боярский в черном свитерке, черных брючках, черной шляпе – этакий санкт-петербургский ковбой-Воланд.

23 декабря 1993

Четверг. Молитва, зарядка

С возвратом театра не получается. Губенко по телевизору все врет, вернее – полуправда о приватизации Любимовым театра, о каком-то перемирии в будущем и т. д.

Надо отвлечься от этого конфликта.

Любимов: «Мой сын одобрил твою книгу, а он человек злой. Это нехорошо, но он одобрил, а он – злой».

Демидова: «Я прочитала твои дневники. Это очень интересно. Правильно сделал, что опубликовал. Я вообще люблю читать дневники».

24 декабря 1993

Пятница. Молитва, зарядка

Сегодня Лужков примет Любимова, что-нибудь скажет вразумительное. Вы можете решить, Ю. М., потому что вы единственный мужчина среди демократов.

27 декабря 1993

Понедельник

Сегодня было собрание, и был кворум впервые за два года. Решение: обратиться в городскую Думу, чтобы отменить решение Моссовета и прекратить судебное разбирательство. Билетерши проголосовали, но не подписали.

28 декабря 1993

Вторник. Молитва, зарядка

Видел в суде Шацкую – пополнела, а Филатов в хорошей форме, по-моему. Такое ощущение, что ему стыдно. А мы правы… и мы победим.

29 декабря 1993

Среда, мой день

Кричал в подушку беззвучно. Ну, ошибся Моссовет, за большую сумму. Ну так ведь у суда была возможность ошибку исправить, а он ее узаконил. На одно место продано два билета, но приоритет всегда у того, кто пришел в купе первый, Любимов пришел в это купе 30 лет назад. Создали театр, замечательно, так пусть учредитель и позаботится о помещении. Ошибка Моссовета в том, что они дали новому театру тот же юридический адрес. Моссовет считает себя хозяином и, как они говорили, может принять любое решение – это я слышал своими ушами.

Они с таким же успехом могли дать юридический адрес на помещение Большого театра или Мавзолея – абсурдно, но факт. Полгода мы не играем, мы не услышаны. И никому, получается, мы не нужны. Мы не вернемся из Парижа, мы обратимся в ЮНЕСКО, пока нам не вернут театр.

К Чубайсу сегодня Любимов идет, больной, но не сдающийся. Господи! Помоги ему, вразуми хоть этого начальника. Хочется обратиться к коллегам, что по ту сторону: «Зачем вы ходите, светитесь с этим бандитом по судам? Он же вас повязывает, он же вашими душами торгует, как же вы этого не понимаете? Чтоб одному, самому не отвечать, дескать, народ меня попросил, народ меня в лидеры произвел, позвал…»

Дозвонился до Б. Истока, передал, чтоб Тищенко срочно фотографии макета храма и бревен клуба прислал.

Сабинин:

– О нравственности рассуждаете… А как вам – человек проработал 28 лет и получает 31 тысячу. Это ваша вина, – такой укор мы с Боровским и Бортником получили от старого актера.

«Не дай мне Бог сойти с ума!»

Бортник:

– И я получил 39 тысяч, а Антипов почему-то 150 тысяч.

– Ваня! От количества спектаклей… ты когда играл последний спектакль?

– А я виноват, что ли?!

Боровский:

– Так сложилось… Или уходить в другой театр?..

А я думаю: Боже, как хорошо, что меня еще зовут на концерты. Какие-то деньги я получаю, кроме театра. Предвыборная компания меня поддержала – 150 тысяч. Фурман – 120 тысяч. Что будет дальше? И как люди живут другие, у которых нет этого? И книжки меня кормят. Из «Академкниги» вчера – 52 тыс. рублей.

31 декабря 1993

Пятница. Молитва, зарядка

Любимов:

– Многие спрашивают: «Вы не обижаетесь, Ю. П., на Золотухина за его книгу?»

– Неужели, Ю. П., вы думаете, я бы выпустил книгу, если бы в ней содержались оскорбительные для вас вещи? Обидные слова, безусловно, есть. Взаимоотношения актера и режиссера – невидимые миру слезы. Все же замешано на диком тщеславии и самолюбии…

ДИАЛОГ

Вышла девушка лет тридцати пяти, с чрезвычайными объемами груди и бедер, внушающими ей, очевидно, какую-то упругую уверенность в себе, а ее собеседнику – мысль о том, что любые его доводы будут отскакивать от этой ее уверенности, не оставляя никакого следа.

– А что это тут у вас за билетики?

– На Таганку, на творческий вечер…

– На Губенко или Любимова?

– ??

– Если что-то на Губенко, я бы взяла.

– ??

– Видите ли, я не люблю Любимова. Мне он не нравится как личность. Человек, который в трудное время покидает свою Родину, мне неинтересен.

– Простите, но ведь его вынудили уехать, запретив «Бориса Годунова», где, кстати, играл тогда Губенко, кажется, главную роль.

– А вы знаете, в каких условиях работал великий русский поэт Игорь Тальков! Он писал свои стихи, сидя на унитазе, больше негде было, но никуда не уезжал, потому что бросить Родину – все равно что бросить мать. Любимов – предатель!

– Так, по-вашему, и Ростропович – предатель, и Солженицын, и Рахманинов, и Шаляпин и…

– Ростропович и Солженицын – это политики!

– Ростропович?!

– Конечно, он же выступал перед Белым домом. А Любимов – артист…

– Но ведь, когда Ростропович уезжал… кстати, он не уезжал, а его, как и Любимова, лишили гражданства… И потом, вы ведь ничего не знаете о сути конфликта на Таганке. Все очень просто: Моссовет прописал, дал юридический адрес Губенко с его бумажным театром на площади Любимова – вот и все.

– А это ваш конек – отсутствие информации. Ведь Губенко не дают слова сказать. Все средства массовой информация показывают только Любимова. Ведь за него все правительство: Лужков, Нойман, Ельцин… А бедный Губенко…

– Но ведь он объективно не прав. Ю. П. тридцать лет назад из группы никому не известной молодежи создал известнейший театр, вырастил таких артистов – и теперь его выгоняют из им же построенного дома, и кто? Его собственные питомцы!

– Конечно! Потому что Любимов хочет ездить за границу и зарабатывать валюту, а Губенко будет работать в России…

– …Потому что за границей он никому не нужен, у него нет спектаклей, ему и здесь играть нечего.

– Но он нужен нам здесь!

– Господи! Но вы же знаете его только по кино! А в театре он – порождение гения Любимова! Ведь вы не видели спектаклей Губенко, потому что он сам ничего не сделал! За что же вы так яростно боретесь?

На том и расстались.

1994

11 января 1994

Вторник. Мы летим в Париж

9-го в университете была встреча с Любимовым. Он в форме и хорошем настроении. Его бескомпромиссность вызывает уважение. Один вопрос-предложение чуть было не поставил точку в начале встречи. Человек благожелательный кавказской национальности:

– А что, если взять большой круглый стол, поставить хорошие напитки, хорошую еду, закуску и начать мирные переговоры?

– Вы, значит, не понимаете существа вопроса, и я зря долго вам что-то говорил и пытался объяснять… С грабителями мне разговаривать не о чем, тем более за одним столом.

Казалось, еще минута, миг, и он так себя разозлит, что хлопнет дверью.

– Дайте слово Золотухину, пусть он споет, а то замерзнет и заболеет.

И спел я только «Это было у моря».

«Это смокинг ваш или как?»

6 января 1994

«Президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину

В течение полугода Театр на Таганке не имеет возможности играть для москвичей. Театр разорен, закрыт. Мне 76 лет, из коих 71 я живу в Москве. Я глубоко оскорблен, и мой разум отказывается это принять и понять. Пока я не получу возможность работать в созданном мною театре, которому 23 апреля 1994 г. будет 30 лет, ни о каком продолжении работы в моем родном городе не может быть и речи. Прошу мне ответить.

Ю. Любимов».

13 января 1994

Четверг. Париж

Неелова:

– Второй акт лучше. Я вся издергалась из-за посоха – он, как заколдованный, не втыкался, французы стали обращать внимание. Ты здорово, хорошо играл, по-моему.

– А ты как здесь, в театре?

– Я иногда здесь живу…

– Да?! А-а-а…

Я очень рад был ее видеть, и она, по-моему, была искренна.

14 января 1994

Пятница. Париж. Молитва, зарядка

Струве – основное событие дня. Говорили о театре – он видел «Гамлета»: «Диссидентский вариант… здесь не приняли, а мне… и „Высоцкий“… „Вишневый сад“ – суетный, мне показалось…» Сошлись мы в отношении к Ельцину – политик плохой, но человек лучше, чем Горбачев… непосредственность, детскость и пр. «В России плохо, кошмар, но с точки макрокосмоса все идет в правильную, хорошую сторону». Удивился моей огромной многословной надписи дарственной на титуле «Дребезгов». Мне же написал кратко – в качестве антипода… Православие и культура. Купил 10 книжек «Дневников» – 300 франков. Одну взял рекламку-плакатик. На Б. Истокскую церковь!

16 января 1994

Воскресенье, молитва, зарядка

Играла вчера Сидоренко. Перед спектаклем с ней репетировал шеф. «Ты думаешь, я ушел хоть на минуту? Нет…» – это он после репетиции «Матине» с Никитой-переводчиком сидел. Репетировал он с Таней в полную силу. Вот в чем гений его. Ведь он мог плюнуть – да ладно, премьеру Демидова сыграла, а эта лучше все равно не сыграет. «Нет, сыграет, я ей помогу!» – и он приходит и репетирует с артисткой, советует, какой грим сделать, какую прическу, он во все вникает, он заинтересован, он помогает.

Таня Краснопольская плачет:

– Я могу ему простить только из-за его возраста, никакая гениальность не дает право так разговаривать. Если он достиг таких высот, он должен быть снисходителен к людям, стоящим ниже его. Можно по-человечески объяснить: мол, работа, извините, так получилось, а не вроде того, что «сваливайте отсюда»…

– Кто это сказал?

– Любимов…

Я боялся, что тирада относится к Глаголину.

17 января 1994

Понедельник. Молитва, зарядка

После спектакля с Любимовым на сцене для демократической публики ответы на вопросы. Мой Самозванец найден схожим с Жириновским.

Вопрос ко мне:

– Как давно вы пребываете в тирании Любимова?

– 30 лет.

Потом я объяснял в противовес тирании режиссера – тиранию авторитета.

– Даже если зал будет носить на руках и критики трубадурить «гениально!», а Любимов скажет, – «Валерий, это плохо», я поверю Любимову (аплодисменты), хотя я понимаю, что объективно не может быть Любимов всегда прав.

Надо начинать бизнес, зарабатывать деньги.

Любимов:

– Самостоятельность и основу для жизни актерам давала эта уникальная компания под странным названием худсовет… Там были Дм. Дм. Шостакович и Н. Р. Эрдман, А. Г. Шнитке и ученый с мировым именем П. Л. Капица – ученик Резерфорда, А. Вознесенский и Е. Евтушенко, писатели – цвет «Нового мира», когда во главе журнала стоял А. Т. Твардовский – Абрамов, Трифонов, Можаев, Андрей Дмитриевич Сахаров и Солженицын…

24 января 1994

Понедельник

И в Париже бывают перебои с горячей водой. И что же? В посольство идти с грязной головой или накипятить?

25 января 1994

Вторник. И рука не дрожит

Прекрасно прошел вечер в посольстве. Советник по культуре Валерий Иванович говорил, что имел прямое отношение к записям пластинок во Франции, что Высоцкий называл меня своим самым близким другом и «часто звонил вам». Все для меня теперь уже удивление. И как давно это было, и было ли это.

31 января 1994

Понедельник. Ту-154, 15.00 по Москве

Умер Е. П. Леонов.

1 февраля 1994

Вторник. Молитва, зарядка, кофе

Надо пойти на панихиду к Евгению Павловичу. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

Хождение в народ не получилось, как заметила женщина из очереди. Милиционер меня спас, выудил из народа и проводил к служебному входу. Но стоял я около часа или даже больше. Продрог изрядно, зуб на зуб не попадал. За кулисами увидел Ульянова. «Замечательная книга… дочитал… Я впервые Володю так..» Дальше я не стал слушать – как-то было неловко у гроба комплименты в адрес гробовой книжки выслушивать. Положил я две розы белые, по 8 тысяч каждая, Евгению Павловичу, поцеловал его, сердечного, в лоб и ушел восвояси в келью свою. И вот теперь я выпил кофе и частично – человек.

20 февраля 1994

Воскресенье – отдай Богу!

Третий день так и хочется сказать – созрел для предательства. Пока я пьянствовал в Арзамасе с Гайдаром и без, артисты дали факс Любимову, что они решили частично возобновить работу на малой сцене. Тут же я отзвонил в Иерусалим и открестился от этого факса. Названивал Демидовой, Полицеймако…

Но ясно одно – здание от нас ушло и дело мы проиграли. «Чайка» идет, хвалят Губенко и Шацкую, упоминают Петрова и Джабраилова. А со вторника Вилькин начинает восстанавливать «Мастера» – вот и разгадка. Вилькин – «Мастер» – «Тартюф». Оказывается, уволен Иван. Мне бы надо уйти в отставку, снять с себя полномочия председателя трудового коллектива, члена художественного совета.

И получилось так, что Губенко в дамках. Тимур Аркадьевич советует не бросать дело, не выходить из игры – репертуара года на два-три хватит, а там, глядишь, султан умрет или верблюд сдохнет.

Ужас, ужас… И все это придет к объединению и под Губенко. Уходить в ЦАТРА?! И играть на Таганке по договору? Разбежаться в самый тяжелый момент поражения? Годится ли?

1 марта 1994

Вторник. Молитва, зарядка

Календарная весна! И мы выходим с «Живаго» на старую сцену. Вчера давал интервью Российскому ТВ – невнятица меня губит. А дело вот в чем: закрыв театр, потеряв здание, нам необходимо сохранить труппу, уникальную по своим музыкальным возможностям. Сохранить труппу, сохранить молодежь – вот главная идея открытия.

8 марта 1994

Вторник. Молитва, зарядка

«Ты должен быть в полном боевом, на коне», – сказал Лавлинский.

Подписать контракт, играть и продолжать бороться за новую сцену. Мы не можем дать уйти театру в песок, не можем похоронить заживо труппу и репертуар, который не видели не только сотни тысяч по стране, но и больше половины москвичей, – репертуар, который стал классикой. Мы должны опять работать, приглашать классных режиссеров и жить, как и прежде, при аншлагах. Зритель пойдет на нас, а не на новую сцену. Мы в тысячу раз больше подведем Ю. П. Любимова, если дадим умереть его спектаклям в России. Объективно он выиграет, если его работы будут жить, а жить они будут только пока живы мы, потому что никто, кроме нас, этого не сделает. У Губенко – одна несчастная «Чайка» с весьма бледными рецензиями. Наш репертуар – сплошные аншлаги.

Надо работать. Да, правительство не заступилось. Что теперь – уходить и отдавать Губенко весь театр, чтобы он царил и это называлось Таганкой? Не заступился никто! Обижаться? Нет, будем бороться за себя сами. И сохраним репертуар в пику единственной «Чайке» Губенко. Зритель истосковался. Наш изысканный, эксклюзивный репертуар – и «Чайка», поставленная кинорежиссером!

Теперь шеф в Иерусалиме и не хочет, чтоб мы открывались до решения Думы, суда и пр. Но мы рискуем потерять и старую сцену, и я принимаю решение 23-го апреля играть «Живого»! Если «Маяк» пройдет 10-го марта, а с Дибровым 27 марта по ТВ – это хороший разброс. В середине будут газеты «Московский комсомолец», «Собеседник». «Удачу надо готовить ежесекундно».

10 марта 1994

Четверг

Пусть москвичи, и как можно больше, увидят «Чайку», пусть бывший Малый Моссовет придет на «Чайку» в полном составе и убедится, ради чего он принимал свои преступные решения! Ради чего Губенко в своем болоте утопил «Годунова», «Электру», «Живого» и «Трех сестер»! Любимовские спектакли…

11 марта 1994

Пятница

За мои идеи, особенно если бы они были реализованы, мне должны были бы платить. Правда – кто?! Вот сегодня идея: нырнуть под сень области. Кто мэр Московской области?! Бить челом ему: «Спасай, мэр, „Таганку“, отдай нас какому-нибудь банку, а то и двум. А мы тебе поездим по области – Чехов, Можайск, Волоколамск (опять же Питирим!), Дмитров…»

12 марта 1994

Суббота

Олег Вальков:

– Вы не обижаетесь, когда зрители при упоминании фамилии Золотухин говорят: «А-а, это который Бумбараш…» Не обидно вам слышать это?

– Смотря в каком контексте, когда зритель вспоминает… «А-а, это который Бумбараш»? Нет, не обижаюсь, вспоминают удачу. А вот когда, к примеру, Кулиджанову на Раскольникова предлагают Золотухина и он говорит: «А-а, Бумбараш…» – он клеит ярлык. Это обидно.

Когда слушал вчера Морозова, я думал о священниках, убитых в Быстром Истоке. Об иконах, что, рискуя жизнью, уберегли, упрятали мои односельчане, быть может, от моего отца. И вот уже я в Быстром Истоке с Маховиковой разговариваю… Кто помнит этих несчастных?! Кто может поведать трагедию храма Покрова? Трагедию Быстрого Истока и всея Руси? Ведь в «21-м км»-«Покаянии» нельзя без этого обойтись.

13 марта 1994

Воскресенье

Выпустил попугаев. Пусть и ко мне привыкают. Пусть летают на воле, на пространстве кухни. Вон они дверь клюют, точат – стягивают клювики. Они сами найдут предметы, которые можно подолбить, чтоб избавиться от лишних наростов.

Сегодня Прощеное воскресенье. Умение прощать нужно воспитывать в себе… Чин прощения. Что же слезы-то на глаза?! И не могу справиться с собой. Тоска и скорбь. Зло – начало скорби и болезни. Искоренить зло, а как?! Господи! Спаси и сохрани, помилуй меня, грешного! Удаление от зрелищ. А у меня на пост как раз и падает возрождение зрелищ. 23 апреля – рождение «Таганки». Может быть, пойти на ту сторону с белым флагом перемирия, попросить у всех прощения да соединиться?!

Почему-то вдруг в голову пришло: а не может ли нас помирить Денис?! Выступить по очереди перед обеими группами, а потом собрать всех вместе и, как будущий священник, прочитать проповедь и соединить нас. А?! Почему бы нет и почему такая идея в голову мне пришла? От тоски и скорби.

30 марта 1994

Среда, мой день

Мне снился Филатов. Мы лежали… Потом он бросил мне в лицо каким-то пшеном. Я спросил: «Ты ударил меня?» – «Нет». Тогда я сказал: «Леня, извини… Давайте помиримся…» Этот сон на фоне вчерашнего сообщения. «Ты знаешь, у Филатова инсульт!» – это Инна, комендант. Потом инсульт не подтвердился, слава Богу. Но Леньке плохо. Господи, помоги ему! Не наказывай нас так жестоко! Такая наша профессия, такая наша жизнь – червяшка поползла, потом умерла и т. д. А он еще влюбился в Нинку, да тут еще Дениска в семинарию из ВГИКа… да с Эфросом напутал Леонид много. Неужели у меня чувствуется злорадство, о котором на противоположной, соседней странице написано?! Прости, Господи, нет, нет…

31 марта 1994

Четверг

Молился за Леньку. И сочинял обращение к труппе.

«Уважаемые коллеги! Дорогие друзья и работники театра! Мне кажется, всем нам было бы чрезвычайно полезно для восстановления нашей профессиональной формы, для большей проходимости и эластичности наших актерских капилляров внимательно и подробно поприсутствовать на репетициях А. М. Вилькина по возрождению спектакля «Мастер и Маргарита».

Ей-богу, каждый для себя, независимо от возраста и звания, получит профессиональную выгоду, столь необходимую для достойного открытия 30-го сезона Театра на Таганке и встречи Ю. П. Любимова. Валерий Золотухин».

Вывешу сегодня это воззвание. А вчера – бойкая торговля в «Меридиане» на вечере Е. Клячкина. Не надо было ему уезжать в Израиль, а тем более возвращаться, прости меня, Господи! Он говорит про гонения-запреты, 60-70-ые… а мне кажется, он говорит про кого-то другого – про Галича, про Высоцкого.

С. Соловьев репетирует с актрисой. Она ни хрена не понимает, он бьется, бьется, потом в сердцах говорит:

– Да ладно… неизвестно, будет ли вообще театр…

И вдруг истерический крик Губенко:

– Театр будет, будет, будет! – и еще чего-то.

Аплодисменты, хлопки трех поклонников.

Да, пусть будет, если будет… Так и хочется написать: «Филатова ты уже угробил», но не напишу, ибо – грех. Не суди.

Вчера я записывал на пленку для выставки сны о Высоцком, из дневников.

7 апреля 1994

Четверг. Благовещенье

День 85-летия Матрены Федосеевны!!

10 апреля 1994

Воскресенье. 16.15

Вчера открыл выставку «Высоцкий на Таганке», к 30-летию театра, по мотивам моих дневников. Самой дорогой и неожиданной реликвией для меня явился приказ от 14 декабря 1975 года, где предписано к 20 марта 1976 года осуществить мой ввод на роль Гамлета. Три подписи – Дупак, Власова, Любимов. Вот, наконец-то, миру ясно, что не Самозванец я с принцем Датским, а назначенный приказом. Кажется, и с Ниной Максимовной помирила нас Люсенька, объявив мою книгу «лучшей книгой о Высоцком». Нина М. улыбалась, когда я пел про «Нинку» и рассказывал об истории написания песни «Поездка в город». Визит мой на М. Грузинскую был весьма кстати. Опять же засветился на ТВ. И в «Благовесте» меня показывали. Много, много замелькали мои фамилия, голос и рожа.

Взорвали Мигулю… Вот почему спросил меня Зорин, какие взаимоотношения у артиста В. Золотухина с бизнесом. И тут я пустился в россказни о несостоявшейся пельменной. А вопрос-то был с подвохом. «Как только я узнал, что мне предстоит иметь дело с рэкетом, я от этой затеи отказался сразу».

«Трус не играет в хоккей».

23 апреля 1994

Суббота

Не подарили нам праздника правительство и юридическая братия. Решение об отмене указа отклонено. Принято или пришли к мнению, что решение Моссовета не отменять, а забыть и искать компромисс, курс на договор о сотрудничестве всех противостоящих групп. В понедельник Бугаев собирается разговаривать с Губенко, и «если тот не согласится на сотрудничество, я наделен полномочиями… приняты формулировки, не отменяющие решение Моссовета, но существенные…» Короче, нам предлагается в открытую с ними договариваться, более того – получается, мы должны свое здание у Губенко выпрашивать, или арендовать, или что?

И Лужков вовсе не оказался другом Любимова, коль побоялся судов и прокуратуры… Но я-то, я-то хорош! Трепач несчастный. Вчера, говорят, показывали нашу конференцию. Меня аттестовали как руководителя. Несколько раз повторили: «Группа Валерия Золотухина». Еще не хватало. Сделать из меня главного предателя Любимова, главного зачинателя открытия сезона.

А те опять празднуют победу. Опять взяла их.

5 мая 1994

Четверг. Петербург

Не удивляйтесь, что мой сегодняшний концерт похож будет или уже похож на лекцию. Я и готовился к нему, сам удивился – читал умные статьи (экономические), адвокатские диалоги, выписывал цитаты, повторял без конца «Черного человека» и заболевал… Ну, пусть будет так. Однажды В. Высоцкий весь концерт проговорил, и те, кто слышал это его выступление, говорили, что им повезло, – такое бывает раз в жизни, а на концертах его песенной гениальности они бывали не раз.