Текст книги "Таганский дневник. Книга 2"

Автор книги: Валерий Золотухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

Они захватывают театр, чтобы сдавать в аренду и этим кормиться, а не чтоб Любимов сдавал, грубо говоря.

 
Если хочешь жить легко
И к начальству ближе,
Держи попку высоко,
А головку ниже!
 

23 июля 1993

Пятница. Молитва, зарядка, душ, завтрак

Звонки из Москвы – осада продолжается. Перепуганные кассирши печатают свои отчеты у Глаголина.

Районный прокурор: «Это не в моей компетенции». Шацкая комиссарит в театре – проводила Сашу до 307-й, но пачки вынести не дала, «Золотухин скажет, что его обокрали». Смехов в «МК» заявляет, что творчества на Таганке нет, есть кастрюли, в которые друг другу плюют. Веня! Есть спектакли и история театра!! Ладно-ладно…

Все мысли, эмоции, желудочные переживания связаны со словом «Губенко». Что же будет дальше?

25 июля 1993

Воскресенье. Молитва, зарядка, душ

Всю ночь опять дрелью выпиливал замки, в новое здание пробиваясь, там и сям случалась драка, чудилась мне живая цепь – «возьмемся за руки, друзья!» – перед входом в театр из зрителей и артистов, не пускающих Губенко. Черт те что! И опять и опять я склоняюсь к решению, что 27-го августа надо не затевать свару, а порепетировать «Живаго» на старой сцене, распеться, восстановить танцы. Весь штурм по вышибанию начать, когда театр официально вернется из отпуска. И рад бы не думать об этом, но не получается – держусь еще за счет своих старых, но спасительных призывов: молитва, терпение, форма. Форма, чтобы хорошо играть «Живаго» и «Павла I». Для того, чтобы заработать в достаточном количестве немецкие марки, издать книжку, поменять машину и отвезти достаточное количество тысяч на храм. Форма для того, чтобы продвигался «21-й км», он же «Покаяние».

Устал я еще вчера оттого, что долго длился день, что не оправдались мои ожидания и мои надежды на тронную речь Килина, что снято это для меня невыгодно и преступно для русской картины о войне. Это событие превращено черт знает во что! Актер придумывает краску, что он засыпает за столом, перед народом, и режиссер радуется этой находке. Что же нам скажут русские люди? «Над чем смеетесь?» Нет, над собой можно и нужно смеяться, но не до такого же маразма.

Прогулка на два с половиной часа в Нунбург на велосипеде за 18 крон. А если честно – Бог послал мне «Чонкина». Какое резкое переключение скорости в крови, в моче, во всем! И такая работа – легкая и хорошо оплачиваемая. 2 миллиона рублей!! За что?!

Эпизод из спектакля «Холостяки» с Менцелем – просто гениально по технике! Откуда такая пластика, такая трюковая спортивносалютная подготовка, вот это школа! Мне с опереточной подготовкой делать там нечего, это цирковая силовая школа. Блеск! И кино хорошее! Простое, хорошее кино, которое снял он, когда ему было 27 лет. Да, это их звезда.

Володю я вспоминаю в связи с оценивающим мой внешний вид действующим лицом № 1 из повести «21-й км»-«Покаяние». Володя говорил, что мне хватит прикидываться колхозником, пора следить за собой и своей одеждой:

– Ты уже давно не тот, что был, каким приехал и на чем выехал. Ты известный артист, тебя узнают, на тебя смотрят. «Что, пропивает все и у него не на что купить себе приличный костюм? Или до такой степени жадный?» Не смешно это уж все… не потешно.

17 августа 1993

Вторник

Всю ночь плакал о Денисе, оставив его за решеткой ворот Лавры, одинокого – Господи, прости! – одинокого в своей кровати на сетке, в келье на 20 человек Он снова «в армии».

Пишу – плачу…

И вторая тема плача – Герострат Николаевич Губенко. То, что я увидел вчера в театре, врагу не пожелаешь. Это же надо так расправиться с Любимовым, с историей театра.

Я долго боялся идти. Не хотелось видеть, встречаться с бывшими коллегами. А потом думаю – да чего я боюсь, чего я испугался? Подъехал к бывшему подъезду, с волнением неуемным подхожу к стеклянным дверям. В дверях мальчик, за ним Шацкая, машет руками:

– Не пускать!

Я также жестом подзываю ее к себе.

– Мне в 307-ю, там мои вещи…

– Все опечатано, и твой шкаф тоже. Надо спросить Токарева.

Уходит. Долго никого нет. Идет дождь. Бежит Габец, с видом «как можно не пускать Золотухина?».

– Спасибо, Лена.

– Посиди здесь, Валера.

Сажусь.

Сайко:

– Привет!

– Привет.

Втроем они, Шацкая, Лена Габец и Лена-уборщица, сопровождают меня к моей гримерной. Габец дает мне ключ.

Шацкая:

– Открой сама!

– Зачем? Это его гримерная.

Открываю. Они садятся, две Лены, к столу писать акт – что я возьму. Достаю афишки с просьбой помочь храму. Шацкая внимательно прочитывает всю листовку.

– Сколько здесь штук? Посчитай…

– Нина, что за глупости – весь тираж.

Все пишут «понятые», и я расписываюсь в получении. Делаю все молча, наблюдаю. Жду, когда Шацкая спросит, как Денис. Ничего подобного. Какие-то глупые реплики, но очень деловые. Паноптикум. Закрываю сам дверь. Отдаю ключ. Благодарю. Ухожу. Внизу опять Сайко, Шацкая – охраняют от меня театр. У них сегодня праздник – у Губенко день рождения. В журнале «Столица» статья Горелова – гнуснее не придумаешь. В той же «Столице» год назад подобная, только очень талантливая статья Минкина о Губенко. Такая вот история. И ни слова о Денисе. Во что может превратиться мама! Бабка – лучший, единственно близкий и нужный Денису человек. Вот о чем еще я плакал.

Я оставил его за огромной решеткой ворот. Уходя, я два-три раза оглянулся – Денис махал мне рукой.

30 августа 1993

Понедельник. Ил-86

Вчера у Демидовой в квартире-вернисаже – заседание редакционной комиссии по поводу предстоящего заявления о закрытии театра в день открытия сезона или сбора труппы 8-го августа. Домой вернулся во втором часу ночи. Сели в 21.00. Помог Валуцкий[44]44
  Валуцкий Владимир – сценарист, муж А. Демидовой.


[Закрыть]. Какой-то проект заявления для средств массовой информации мы набросали. Но труппа боится слов «закрытие театра». «А дальше? А что мы? Куда?» Постепенно обрабатываю, готовлю каждого к тому, какое заявление в этой ситуации может сделать Любимов. Он – хозяин репертуара, автор, он может просто запретить играть свой репертуар.

Прибыли в Бонн. Отель «Консул», № 110.

Готовлю аппаратуру к встрече с шефом, варю кофе, думаю, когда мне звонить в Москву и кому сначала. Я приготовил стол, стул – мизансцену для Любимова. Он пришел, сел и сразу:

– Ну, чем кончилось ваше заседание? – Намекал на наше собрание у Демидовой – Видишь, я в курсе, я все знаю.

Я зачитал заявление. Как ни готовил коллег, оно прозвучало громом с ясного неба.

Любимов, прочитав интервью:

– Я хотел бы выяснить поподробнее, в чем моя жестокость.

2 сентября 1993

Четверг. 8.30 – молитва, зарядка, душ

Звонила Москва, ничего утешительного. Единственный вариант: по просьбе СТД сыграть несколько спектаклей в театре Вахтангова. Поговорить с Ульяновым, найти спонсора. Путь один – бесконечное напоминание, бесконечное совершенство звука и пластики, музыкальности. И не зацикливаться на высоких материях – это приносит заработок. Вот что главное, но зарабатывать надо честно, высокий профессионализм и эмоциональность вернутся сторицей. Ужас заключается в том, что болят ноги. И я боюсь за свое будущее, за свою профессию. У меня в банке – нуль. Как я буду жить, на что буду существовать, когда не смогу подняться на сцену?.. В один прекрасный момент я сяду в «Живаго» на планшет и не смогу подняться с него. Что это? Ревматизм, артрит, что у меня с ногой правой. Перетрудил! Чем, где, когда? А расходы, даже ближайшие, предполагают свободный миллион. Не говоря о том, что необходимо избавляться от моей машины и купить новое средство передвижения, заплатить за Денискино обучение.

И вот свалилась болезнь и вся эта дребедень с закрытием театра. При больных ногах я и ЦТСА не нужен. И «На бойком месте» пройдет без меня. И ничего не хочется читать. И не хочется, что хуже всего, доставать «Зеленую тетрадь». Надо скорее дописать «21-й км».

Комитет прекращает финансирование Таганки. Что тогда? Мы самораспускаемся. Губенко занимает остальную часть театра, и его «Содружество» начинает финансироваться по приказу Моссовета тем же комитетом. У нас ни здания, ни счета, на балансе ничего. Те, кто не на гастролях, не с нами, лишаются даже рублей. Красивый подарок мы им готовим, за границей сидючи и валюту получая. Как бы тут не вляпаться! Да закрывайтесь, хрен с вами! Нам-то что! Мы у вас не играем, вы нас не пускали. Вы нас заставили в другой кассе деньги получать, вы нас выгнали. Теперь паситесь по Европе.

3 сентября 1993

Пятница. Молитва, зарядка

Купить зонт, что ли, и револьвер? От кого защищаться-то? От Губенко, что ли? После интервью Беляев мне сказал, что она (статья) вызовет ответные слова. Да хрен с ними, пусть вызывает. Когда материал был у меня на подписи, я еще несколько колебался, прочитывал о Губенко и думал, не убрать ли… нет, все правильно. Пусть будет так.

4 сентября 1993

Суббота. Молитва, зарядка

Тамара Сидорова – скрипачка-виртуозка в восторге от нашего с Пеховичем дуэта. «Здорово, потрясающе… он на еврейском, ты на русском – так чисто сливаются голоса! Кто это придумал? Любимов… Все он…» Кстати, после первого спектакля Любимов сам похвалил, как мы пели. Даже я понял его заявление – не возвращаться на Родину, и труппа солидарна с ним – в России не работать. Что теперь скажет Родина?

Во, блин, решился купить пистолет, а разобраться в них не смог. С удивлением взирала на меня немка – что же это за мужик, в оружии ни хрена не соображает, а собирается покупать и пользоваться. Надо с кем-то, кто знает и умеет. Грустно идет у меня последний день в Бонне, одно утешение – кажется, звучит голос. Звучит в той мере, которой хватит на спектакль.

8 сентября 1993

Среда, мой день

Все прошло чисто. Венька зачитал письмо шефа, я зачитал заявление труппы. «Содружество» явилось в полном составе, боясь увольнения. С Жуковой даже намека на взаимопонимание не произошло – кругом «виноват» Любимов. «А зачем мне уходить в другое здание? Я 27 лет проработала. Из Щукинского берем дипломные спектакли…»

Не похоже, что их заявления наши напугали…

Любимов – никаких компромиссов. Очень хорошие дела в Бонне, дают «крышу» в Финляндии, зовут в Грецию. «Медея» с А. Демидовой, «Живаго», «Борис Годунов», «Живой». Некоторое ощущение победы. Замечательно все напечатали «Московские новости». Прекрасный комментарий редакционный – Нина Агишева.

10 сентября 1993

Пятница. Молитва, зарядка

«Верните театр Любимову!» Вот что должны сделать заводы – Часовой и АЗЛК, – демонстрация у театра: «Губенко! Вон из театра Любимова!! Руки прочь от Таганки!!»

Нет, такого не будет.

Странно время мое мчится. Живу в ожидании чего-то. Дал телеграмму в «Коммерсант»:

«Ни в письме Любимова, ни в заявлении труппы ни слова нет о решении суда. К чему такая дезинформация ваших читателей и наших зрителей?! Театр закрыт по причине захвата сцены Губенко. Нас не пускают даже в театр, не то что играть какие-то там спектакли. Не лучше ли напечатать обращение Любимова, чем сочинять за него текст. С уважением, В. Золотухин».

14 сентября 1993

Вторник. Молитва, зарядка

Вчера хоронил репертуар, роли, пьесы. Грустно. Я прятал в сундук мою жизнь. Театр ушел в легенду. Мы, кажется (не я, я знаю, что сделал Любимов, т. е. сделали-то, безусловно, мы, то, что ему не удалось в 83-м), не совсем улавливаем до конца, что произошло.

«Литературная газета». Многие друзья отказываются комментировать.

– Что вы говорите? Это неожиданность для меня!

– Для меня тоже. То есть я-то комментирую, и позиция газеты однозначная. Но вот…

– Нет ли у вас фотографий, ранних, когда вы все еще были вместе, едины?

– Да едиными мы, в общем-то, никогда не были. Все это миф…

18 сентября 1993

Суббота. Молитва, зарядка, душ

Привычка – душа державы. Голова, и душа, и сердце – все работает в направлении переживаний по поводу захвата и гибели театра. Вчера какой-то неприятный разговор в регистратуре зубной поликлиники. Бабки с такой рьяностью защищают Губенко – «талантливый актер», «организатор», «патриот»… «А ваш Любимов…» И все это с такой злорадной улыбкой и крысиным прищуром глаз. Вот тебе и общественное мнение! Фурману надо написать письмо, чтобы организовал подписи в защиту Любимова. «Губенко – руки прочь от Таганки!» Не может ли Собчак приютить Театр на Таганке в марте-апреле? Не может ли Гусев[45]45
  Гусев Владимир – директор Русского музея в Петербурге.


[Закрыть] интеллигенцию поднять?

23 сентября 1993

Четверг. Молитвы, кофе

Победа Ельцина – наша победа над Губенко, над Моссоветом. Только была бы победа!.. Господи, помоги ему и нам! Это еще и победа Лужкова над Гончаром, и это еще, быть может, важнее в нашем деле, в деле Театра на Таганке. Но как-то так зыбко все… В который раз я слышу за один час слова «опухший президент», я и сам это отметил про себя… но мало ли, даже если выпил и проспался… Ну и что?

7 октября 1993

Не помню день недели

Но чувствую себя уверенно, с внутренней гордостью за вчерашнего «Павла I». Господь Бог не оставил меня, хотя весь день трясло от страха и за текст, и вообще за то, что произошло в стране. Но откуда что взялось? Когда артист жалеет о том, что его сейчас не видит, не смотрит режиссер, это признак хороший. Очевидно, в виду надо иметь все-таки совестливого актера. Я думаю, что я такой…

8 октября 1993

Пятница. Утро, церковь

Сергий Радонежский. День рождения Ксении. И целый день театр – кем и от кого охраняется наше здание? Моя версия: оно необходимо было путчистам как стратегическая высота и прибежище боевиков. Без саперов туда нельзя входить.

10 октября 1993

Воскресенье. Молитва, зарядка

Всю эту панихидную канитель по утраченному времени надо бросить и начать снова новую жизнь в новой России. А письма Филатова я все-таки опубликую. Хотя в свете танкового удара президента хотел я ему это простить, но Шацкая вовремя меня остановила. Не будем злорадствовать – артистов подставили, но они вели и ведут себя все-таки омерзительно. Какое-то собрание было у них. «Это дело кончилось», – слова А. Богиной, ставшей почему-то под знамена Седых-Бондаренко – Губенко. А был ли Губенко на этом собрании?

Ночь у меня одна была странная – я всю ночь сочинял письмо к ним с тезисами о примирении, сесть опять рядком да поговорить ладком, забыть обиды и не выяснять отношений, не считать грехов друг друга и не отгадывать, кто начал и зачем. Но мне наутро объяснила Л. М.: «С высоты победителей для них это унизительно». Но почему мир, даже с высоты победителей, хуже войны? Впрочем, еще поглядим.

11 октября 1993

Понедельник. Ту-154

Пец считает, что срыв двух спектаклей в Рейсельгаузе – вина Любимова, который в интервью в Бонне иностранным журналистам много говорил, что театр умер, театра нет, театр он закрыл. Политика, политика, и ни слова о «Живаго». «Какая Таганка? Ее же нет!»

12 октября 1993

Вторник. Молитва, зарядка

Что касается освобождения театра – оно затягивается. Так просто их оттуда не выкуришь. Бумага за бумагой, суд да пересуд. «Зачем вам помещение, если вы объявили о закрытии театра?» И правильно говорят. Поэтому пусть власти, если они хотят, чтоб была Таганка, вернут нам помещение и выкурят охрану «Эдила».

14 октября 1993

Четверг. Молитва, зарядка

Со мною Бог, а с ними Колька…

«Петровка, 38.

Начальнику ГУВД г. Москвы Панкратову В. И.

Уважаемый Владимир Иосифович!

Решением арбитражного суда Театру на Таганке возвращено его помещение. Однако частная охрана «Эдил», нанятая Губенко с бывшим депутатом Седых-Бондаренко, не подчиняется решению суда и не пускает нас в театр. Убедительно просим Вас вмешаться в нашу проблему и снять частую охрану с государственного театра.

С уважением, народный артист В. Золотухин».

15 октября 1993

Пятница. Молитва, зарядка

Мозг, душа, сердце – все органы и все время подчинены одной проблеме, одной цели: что бы еще изобрести, кому дозвониться, написать, послать факс или телеграмму с просьбой помочь выбить губенковскую охрану из театра.

16 октября 1993

Суббота. Молитва, зарядка

И вот нет Турбина, и вот я уже не поговорю с ним о Хлестакове, а он звал, предлагал… Боже! Как мы не любим себя!

К вопросу «возлюби ближнего, как самого себя», к вопросу об эгоизме.

17 октября 1993

Воскресенье – отдай Богу

Я вывесил в театре решение совета коллектива следующего содержания:

«В связи с решением арбитражного суда о возвращении Театру на Таганке всего комплекса зданий, а также с резко изменившейся политической ситуацией в стране просить художественного руководителя и директора Театра на Таганке Ю. П. Любимова разрешить подготовить театр к открытию 30-го сезона 12 декабря в день новых демократических выборов премьерой спектакля „Доктор Живаго“».

Приклеено это было 14-го, а 15-го утром я увидел только следы от листка. Противоборствующая сторона хозяйничает уже и на нашей стороне. Чудовищно! Сплошное насилие. Грязь и запустение на той половине. Мусор лезет из урн. Бродят голодные кошки, ОМОН сутками смотрит телевизор. Нашли теплое место.

18 октября 1993

Понедельник. Молитва, зарядка

Коротаю вечер, чтоб скорее лечь спать, ничего не лезет в ум после девяти часов вечера. Утомляемость жуткая. Безделье это называется, я тоскую по 307-й гримерной, по закоулкам той сцены и ее закулисья. Неужели мы не вернем себе эту сцену? Провал их замыслов очевиден, их жалко, и все-таки они не сдаются, не уходят, не поднимают руки вверх! Хочется предложить им написать каждому индивидуальное письмо Любимову, дескать, прости, отец родной, бес попутал. Да разве они пойдут на это?! Гордые.

19 октября 1993

Вторник. Молитва. Зарядка

Да! Надо ведь все-таки составить репертуар. Или не торопиться, пока не решится вопрос и не уйдет охрана? Вчера распространился слух, будто сами охранники сказали, что они только до конца месяца, а дальше у спонсора нет денег, нечем платить. Очень возможно, что это провокация, чтоб усыпить нашу бдительность, чтоб мы прекратили активные юридические действия, а 31 октября – это 40 дней со дня указа. Большевики попробуют, быть может, взять реванш.

20 октября 1993

Среда, мой день. Молитва, зарядка

Надо пошуметь. Таково ночное мое решение. Мы мало помогаем закону, решению суда. Мы пишем бумаги, даем телеграммы, а надо заявить о себе как о монолите, о коллективе, о театре в конце концов. Мне кажется, необходимо погорланить, помахать удостоверениями, решениями суда, распечатать и дать каждому в руки. А числа 22-го надо явиться к служебному входу, вызвать милицию, администрацию округа, назначить репетицию на новой сцене приказом или явиться неожиданно, чтоб не дать собраться тем, с той стороны, по ту сторону стекла, уже разбитого.

Поэтому, наверное, поход наш к стеклянным дверям нужно сохранить в тайне. Иначе информация будет донесена Токареву, он всех свистнет и не избежать провокаций и беспорядков. Но пошуметь необходимо. Надо это, надо перед длительным отъездом труппы – сначала в Германию, затем в Испанию.

«Матросская тишина» – это, извините меня, чепуха. Сентиментальная, не талантливая драматургия на еврейскую душещипательную тему, вторичная. Хороший человек Галич, но этого мало. И театр Табакова зря тратит время и силы на ностальгические опусы молодого «Современника». Ну зачем? Не понимаю…

21 октября 1993

Четверг. Молитва, зарядка

Вчера в театре были чины из Управления, с Петровки, 38. Настроены благожелательно, пригласили они и от 70-го отделения представителя. «Помогите людям!» – была сказана такая фраза ими. Какой-то был составлен протокол, чего-то подписывали. Сегодня в мое отсутствие движений никаких. Борис против того, чтобы «пошуметь», против похода труппы к стеклянным дверям. Ну, ладно, однако завтра посоветуемся еще.

Подколзин: «Хочу поручить ему организовать мои концерты 11–12 ноября, которые положили бы камень создания фонда помощи неимущим работникам Театра на Таганке – фонда Любимова».

А почему я не написал, что ко мне вчера приходил Рыжий Валя – не знаю. Наверное, потому, что я, как и много лет назад, не воспринимаю его всерьез – почему вдруг Войнович, «2042», зачем, что за чушь? Ну, отчасти смешно, забавно, как Солженицын – Сим Симыч – царем становится на Руси, но бред, конечно. А я тут при чем?

28 октября 1993

Четверг. Молитва, зарядка, душ

Я видел вчера счастливого Шнитке, я видел его таким, каким хотел видеть в Вене и не увидел.

– Альфред Галич, мы не стали хуже после Вены?

– Гораздо, гораздо лучше, гораздо лучше… Я счастлив, что я это увидел, спасибо. Я вам очень благодарен, спасибо, спасибо! Мне этого так не хватает здесь…

Жена его тоже была озарена и повторяла за ним, улыбаясь тепло: «Намного лучше, намного, очень хорошо!» Я видел людей искренних и был счастлив, я обнимал их, целовал, я не мог удержать себя от этого телячьего восторга и его проявления. У Шнитке, казалось, на глазах были слезы и выглядел он мощно, а не немощно.

30 октября 1993

Суббота. 8.30. Молитва, зарядка, душ

Вчерашний спектакль был лучший из всех трех сыгранных. Жалко, что именно этот спектакль не увидел Любимов. Ну да, Бог даст, мы не слишком разочаруем шефа. Кого он и будет ругать и кому делать замечание – так это меня и мне, и дай-то Бог. Надо сказать, что я соскучился по старику. Надо же, никогда такого не было, просто по-человечески хочется увидеть его бодрым и здоровым, да нет, даже просто увидеть.

31 октября 1993

Воскресенье. Автобус, мы едем

Не идет из головы до сих пор. Я нашел утерянный на сцене образок. Я выронил его на первом спектакле, спрашивал у всех – никто не находил. И вдруг, когда вчера упал в конце забора за камертоном, нагнулся и обмер – глядит на меня Спас, спокойно лежащий на решетке. Если он там лежал с первого спектакля, почему не открылся он мне на втором, третьем? И ведь реквизиторша Оля заряжала камертон на каждый спектакль, она что, не видела его?! Ведь я у нее спрашивал! Что это? Определенно Господь услышал меня, он меня одарил своим возвращением. Не окончательный я, видимо, лжец и грешник.

Если делом, целью своей жизни Губенко поставил испакостить дело Любимова, отомстить и лишить его театра, убить его при жизни, и если вдруг он окончательно провалится и проиграет и таким образом в совершеннейшем дерьме утопит столько людей, пошедших за ним, – то или он должен убить себя, или они убьют его. Что он сейчас думает, что он может предпринять, в какие тяжкие еще пуститься? Агония может вывести его на непредсказуемые поступки, заставит искать путей и вовсе отчаянных и преступных.

1 ноября 1993

Понедельник. Мюнхен

Отель «Регент», № 218. Молитва, зарядка, душ, кофе

Как хочется писать «21-й км»-«Покаяние»! И что же мешает? Дух трескучей фразы. Как научиться фразе-слову Саши Соколова? Озарение – что-то несусветно потрясающее, виртуозное и по словам, и по ассоциациям, метафорам – инструментальная проза в высшей степени. Господи! До чего ж богат и бездонен русский язык. Сколь его не «изнуряют», а какие перлы еще скрываются в нем, какие букво-словозвукосочетания еще поразят нас, читателей, под пером будущих Набокова, Соколова, Бродского и, не побоюсь сказать, Вознесенского.

Что такое атеист по Цветкову? Это так просто, но так замечательно верно. Атеист – человек, считающий, что жизнь начинается с рождения и заканчивается смертью.

Завтра никакого суда нет, а есть собеседование – бред какой-то. Приглашаются обе стороны, и что будут предлагать – решать вопрос мирно, соединяться в объятиях? Что за чушь! Арбитражный суд упразднен. Значит, весь процесс аннулируется – все остается на своих местах до всех постановлений Моссовета (дескать, начинайте все сначала, а лучше не начинайте). Завтра в 14.00 они придут всем кагалом. И это будет внушительно. «Вы не хотите прислушаться к голосу народа!..» Куда-то нас опять втягивают. Пусть суд рассматривает – только откройте театр!! Снимите охрану, б…!! И самое ужасное, что завтра опять ничего не решится, завтра опять не будет никакой определенности. Какое-то есть указание свыше – навести порядок в Театре на Таганке. Что это значит?!

«А луна – канула» – не за эту ли фразу пострадали «Лица». А Андрей будет нобелевским лауреатом, вот увидите. Распутин не будет, а Андрей будет.

4 ноября 1993

Четверг. Молитва, зарядка, душ

Звонил в Москву. Глаголин сообщил, что сказал конкретно каждый из наших.

Черниченко Юр.: «Вы мародерствуете! Бог вам не простит этого!» (Что-то в этом духе, но очень здорово, резко и по существу.)

Демидова напомнила Губенко историю с Мейерхольдом и Царевым: «Вы никогда не отмоетесь!..»

Смирнов Ю: «Нет, Н. Н., это вы все организовали и не говорите, пожалуйста, что народ вас попросил. Мы знаем, как народ просит…»

Борис говорит – наши были подготовлены прекрасно, держались спокойно и уверенно. Странное впечатление, Борис говорит, произвел судья. «Я хочу выслушать творческие планы обеих сторон, я буду думать…» О чем он будет думать?! Вот ведь еще Сократ.

Ну, может быть, он соблюдает юридическую этику, норму – не выносит в присутствии решение сразу, хотя оно и очевидно, а будет советоваться, созваниваться. Кстати, там же был и представитель Министерства культуры, который опять же повторил точку министра о неделимости Театра на Таганке. Что еще?! И почему не снимается охрана? Объясните мне, пожалуйста. Нет объяснения, кроме надежды не реванш в путче.

Тоня опять стала являться ко мне на «Живаго». Сестра моя, сестра моя, скоро, скоро мы встретимся с тобой.

Встал на сцене на колени перед Беляевым, и он согласился сыграть в «Живаго» Федора Ивановича. И слава Богу! Надо сказать, замечательной души он мужик. И девочка его обожает его, ездит за ним, гуляют, ходят на выставки, обсуждают современных поэтов. Девчушка-интеллектуалка – мне нравятся такие экземплярчики.

Любопытно и грустно – видя, что сам стираю, горничная кладет мне два куска мыла. Видя, что я питаюсь из своих кастрюлек, предложила мне ставить молоко в бар-холодильник предварительно убрав «пепси», соки и водку. Что толку хранить в моем баре напитки, если я не пользуюсь услугами бара, если мы бедные?! Да, мы бедные, но гордые…

В моих дневниках много зашифровано сведений разного рода, и какой-нибудь Шерлок Холмс методом дедукции, интуиции и пр. многое может раскопать, чего я и сам не подозреваю. Убежден, например, что моя версия «зачем Моссовету новое здание Таганки?» абсолютно точно имеет отношение к перераспределению, к перезахвату власти – один из опорных пунктов обороны. Что Коля метил таким образом в партийные лидеры около Руцкого, в вице-президенты, допустим, совершенно не исключено. Человек вкусивший оргазм власти, мечтает о его повторении, на каком бы витке развращения это ни состоялось. И что по сравнению с этим какой-то там Театр на Таганке, какой-то там Любимов, которого стоит объявить живым трупом, творческим импотентом, евреем или продавшим Россию западным холуем – и тогда все запреты сняты, совесть раскрепощена. «Совесть, как обрезание, калечит человека». Эту фразу Гитлера из своей роли Коля усвоил буквально.

Любопытная деталь – вчера меня один очкастый, колючий, холеный, холодный молодой человек спросил: «Почему Любимов не пошел на примирение с такими звездами, как Филатов и Губенко?» Я начал отвечать, вспомнил опять Прагу и литовские события 7 января 1991 г. Любимов с Губенко не разговаривали уже в Мюнхене, а Мюнхен был ровно три года назад, то бишь в октябре 90-го. Вот как?

Когда была гуманитарная помощь? «Подачка!» – обозвал ее Николай и не стал брать свой паек. «Зачем? У него паек министра!» – комментарии Любимова по этому поводу были безжалостны. Но и Коля бы помолчал. А то плохо было получить продукты задарма в тот голодный и опасный год?! Собрали люди, организовали доставку, барон хлопотал. Что же тут дурного? Сами ведь мы виноваты, что оказались в такой беде, чего же немцев-то срамить!

6 ноября 1993

Суббота. Молитва, зарядка, душ, кофе

А вся история с письмами в Бонне?! Заседания вечерние с шефом, выработка тактики – я вижу, как шеф благодарен труппе, что она согласилась закрыть театр. Это хорошо, что мы выиграли 27 сентября; убежден, что закрытие театра повлияло на решение суда. Это хорошо, что 3–4 октября в трагические дни одержала верх пока все-таки ельцинская рука, распущен Моссовет и у Кольки выбита поддержка из-под ног. Но все это пока на словах, а на деле – ожидание, затаенность, подполье коммунистов и присутствие охраны, которую держат, очевидно, испытывая наши нервы, чтоб мы нарушали закон и поднялись на них силой. Нет, не дождутся! Пойдем малым ходом, хотя «улита едет – когда-то будет».

Вижу, что поправился, хотя и целый день себя сдерживаю, быть может, сегодня попытаюсь вообще больше не жрать. А молодых артистов надо всех взвесить и записать в журнал учета формы. Через каждые 5 лет взвешивать, записывать, обмерять объемы и сравнивать: поправился – зарплату придержать, и приходите только со справкой от весов.

7 ноября 1993

Воскресенье. Молитва, зарядка, кофе, душ

Нас ждет дома неизвестность. Сегодня день Великой Революции. Что будет в Москве, какие выступления? Не может быть, чтоб коммунисты не попытались продемонстрировать, что они живы и будут жить. Господи, пронеси угрозу очередную! Не дай России опять обагриться кровью! С выборами парламента или Думы торопится Ельцин, но боюсь, не успеет подготовиться, все будет смято, а то и сорвано. Уж к этому-то точно шайка будет призывать.

2 декабря 1993

Четверг. Зарядка, молитва

Однако целый день в бегах по театру, по Алексеевской, по Бугаеву. Губенко срочно готовит «Чайку». Вышли, открыли реквизиторскую, просят Кизеева выдать одежду сцены – черный бархат. Любимов ужасно расстроен, взбешен, что в его «постели» тренируется Соловьев. «Передайте ему от меня, что он дерьмо!» Но все куплено мультимиллиардером-продюсером. За все заплачено судьям, клеркам, охране, рэкету и пр. Ужас!

3 декабря 1993

Пятница. Молитва, зарядка, кофе

Которую ночь я коротаю с открытыми глазами. Одна забота – театр, Губенко, Соловьев, «Чайка» и преданная им часть бывшей труппы, Любимов, «Живаго» и я сам по себе, Губенко баллотируется в Думу, Гончар – куда-то выше. Горняки объявляют политические требования.

8 декабря 1993

Среда, мой ли день? Молитва, зарядка, кофе

Привезено 36 000 книг. Наломались с разгрузкой. Это вообще большая головная боль – хранение, складирование. Мы оказались к этому не готовы. Забиты две гримерные, а дальше что? Книжечка замечательная. Бумага, иллюстрации – комбинат постарался. Как-то надо отблагодарить.

Жду какого-то скандала, взрыва от акции «обесточивание». Это напоминает Белый дом. Что предпримут они? Они, конечно, очень сильны и свет выбьют или купят. Кроме того, они могут использовать киношный свет, это даст дополнительный эффект, это подскажет им художественное решение – «юпитеры» будут дымить, греть, изображать собой, и получится слияние театра и кино. Пара гнедых. Мы им подсказываем хороший ход.

9 декабря 1993

Четверг. Молитва, зарядка