Текст книги "Ц-7"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Глава 18

Суббота, 28 января. Вечер

ФРГ, Деггендорф

Германия тоже не сочеталась с понятием простора, хоть и раскинулась куда шире чехословацких земель. Несколько часов пути – и Дунай рядом!

Гарины следовали первейшему завету нелегалов – быть как все, не выделяться! А коли так, то изволь соблюсти здешние правила. Например, чтобы стрелка спидометра дрожала у отметки «100». На автобане и вовсе выдерживай сто тридцать кэмэ в час! Тут так: стал на шоссе? Гони! И Рита гнала, упиваясь скоростью. Машина отбирала всё ее внимание без остатка, освобождая голову от страхов и тревог. Разве не благо?

В пределы вечернего Деггендорфа «Волво» закатилась при свете фар и фонарей. Городишко не поражал – райцентр по советским меркам, но ухоженный.

Внимательно приглядываясь к дорожным знакам – не нарушить бы чего! – Рита затормозила на обочине, где уже почивал маленький «жук» да старенький пикап с трейлером-автодомом.

– Петр Семенович, – серьезно заговорила девушка, – нам надо где-то остановиться. Купить, чего одеть. Поесть по-человечески. Ночевать в машине – не вариант. Здесь так не принято. Первый же полицейский сильно удивится семейке лыжников!

– Да думал я уже об этом, – закряхтел Мишин папа. – Денег-то нам хватит, а вот бумаг… Не предъявлять же наши «серпасто-молоткастые»!

– Это да… – Рита пошарила в бардачке. – Где-то я тут видела… А, вот, – она вытащила потрепанный блокнот и новенькую ручку «БИК». – Сейчас…

Быстро накарябав: «1 доллар», девушка вырвала листок, и протянула Лидии Васильевне.

– Смотрите, у меня доллар есть!

Ритино сердце колотилось и замирало, но Мишина мама с любопытством рассматривала «купюру».

– Ух, ты… – затянула Настя. – Дай глянуть!

– А и правда, зеленый… – хмыкнула свекровь. – Надо же…

– Получилось! – выдохнула Рита. – Лидия Васильевна, это фокус был! Меня Миша научил кой-чему… Видите?

Женщина с изумлением повертела в пальцах мятый листок.

– Ну, ничего себе! Как ты это делаешь?

– Как Вольф Мессинг! – нервно хихикнула невестка. – Сейчас я вам удостоверения личности нарисую… Нет, лучше вы, Петр Семенович! Надо на немецком…

– А выйдет? – поинтересовался глава семьи, входя в азарт.

– Не знаю… Но надо попробовать!

– Если что, убежим! – энергично высказалась Лидия Васильевна.

– Держите! – Петр Семенович раздал «паспорта». – Буду Гансом Мюллером… Лида, побудешь Эммой. Ты, Настя, теперь Агнета…

– Йа!

– А я, – Рита заглянула в листок, – Эльза! Поехали, там вывеска светилась – «Эконо-мотель»…

* * *

Седая, но моложавая и энергичная немка за стойкой улыбалась и кивала все время. Старательно записала Мюллеров в талмуд с разграфленными страницами, и выдала ключ от большого семейного номера. Марки Петр Семенович отсчитал настоящие, а не рисованные…

– «Семнадцатый»… – пробормотал он тихонько, оглядывая длинный коридор с лакированными дверями по обе стороны. – А, вот же он…

Щелкнул замок, Мюллеры-Гарины ввалились к себе. Лидия-Эмма обессиленно присела на одну из двуспальных кроватей, и со стоном повалилась на спину.

– Боже, до чего ж я устала!

– Кто ж знал… – вздохнул «Ганс».

– Нет-нет, Петечка, ты тут ни при чем! И все же хорошо! А как там Миша? Ой, я даже думать об этом боюсь, мне сразу плохо становится!

– Еще немного, еще чуть-чуть… – бормотал Петр Семенович, набирая номер телефона, вычитанный в пухлом справочнике. – Алло! Слышите меня? Да-да! Что? А консул? А-а… С утра?..

– Дайте мне! – Рита решительно отобрала трубку. – Алло! Мы не туристы и не командированные! Соедините меня с дежурным КГБ, или кто он там по должности… Я не хулиганю! Код восемьсот четырнадцать двести… – отбарабанив цифры, девушка с силой добавила: – Наше дело связано с темой «Ностромо». Пожалуйста, свяжитесь с генерал-лейтенантом Ивановым или с председателем КГБ! Кто там сейчас у вас? Цвигун? Вот с ним. Если, конечно, хотите получить благодарность, а не выговор с занесением! Хорошо, перезвоним ровно через час. Ауф видерзеен!

Девушка не сразу попала трубкой на рычажки – ее била дрожь. Лидия Васильевна мигом подсела, обняла невестушку, и на долгую минуту застыла тишина.

– Распсиховалась совсем… – смущенно улыбнулась Рита. – Чуть не обматерила того посольского, или кто он там…

Тут и Петр Семенович подсел, а Настя залезла на кровать и обняла старшую подругу со спины.

– Так… Всё будет хорошо! – девичий голосок взвился молитвой.

Воскресенье, 29 января. Утро

Московская область, Малаховка

Заснуть, как обычно, не выходило – нервы разгулялись, мысли лезли в голову… Пришлось организму приказать спать.

Ночь прошла спокойно. Шептались у Наташки, шептались Маша с Женькой – мы им постелили в гостиной. Шептались Аля с Тимошей – я уступил девчонкам нашу с Ритой кровать, а сам прикорнул рядом, на диване. Но мне никто не мешал совершенно – тело четко и дисциплинированно выполняло приказ. Дрыхло.

Мне даже сон приснился, хоть и наведенный. Всё те же скалы чернели, отражая зловещее красное свечение, всё те же багровые тучи неслись по ночному небу, только голос добавился.

Громыхая низкими частотами, раскатилось: «Покорись!»

Мой ответ, не лишенный дворового изящества, звучал не менее лапидарно: «Сдохни!»

Встал я ровно в семь – и технично ушел, оставив «Ижика» у подъезда. Конечно, с Женькой было бы спокойней, а если с ним что-нибудь случится? Оставить сиротой еще нерожденное дитя? Сделать незамужнюю Машу вдовой? Нет уж, лучше одному…

До Малаховки добрался на электричке. Немногие попутчики обогнали меня, спеша домой или в гости, а я неторопливо шагал к той самой даче, почти подкрадываясь к приличному загородному дому с мансардой. Бродили во мне неосознанные опасения, тревожа и подстегивая пульс.

Устав кружить, я направился к даче, шагая так, чтобы пореже мелькать между стволов сосен и елок. Тихонько отворив калитку, прошел во двор – дорожка, мощеная кирпичом, была очищена от снега, неся следы небрежной метлы.

Элеутерио Агпэоа был «дома» – темная энергия давила на мозг, угнетая сознание. Даже обычный человек, проходя мимо, ощутил бы этот недобрый натиск, гасивший радость и отбиравший надежду. Я даже подивился необычайной Силе, исходившей от филиппинца, и вовремя насторожился.

…Они не спустились с крылечка, а вышли из-за дома. Вдвоем – Элеутерио и Аидже. Губы филиппинца вздрагивали, выражая презрение русскому лоху, а индеец смотрел серьезно и пристально, словно пытаясь разобраться в том, что открывалось ему.

– Здравствуй, Миха, – выговорил он на хорошем русском, не притворяясь больше неграмотным туземцем. – Поздравляю – ты проиграл.

Не вступая в глупый спор, я уточнил:

– Ламу ты использовал?

Аидже кивнул.

– Тсеван слишком глуп. Да и какой с него лама? Еще будучи простым монахом, он обрел Силу – и решил, что этого достаточно для священства. Я подговорил Римпоче слегка приоткрыться, чтобы заманить тебя в ловушку… Прикидываешь свои возможности? – он снисходительно усмехнулся, и резко сжал кулак, словно поймав муху. – Хоп! Взял твою мысль! Зря… Зря ты недооцениваешь Элеутерио. Что, учитель показал тебе, как уронил Агпэоа? Но он так и не понял, почему мне удалось расправиться с ним! А всё просто. Элеутерио обладает уникальной способностью – он отбирает Силу! Что делать солдату, лишенному боеприпасов? Бежать, сдаться или погибнуть! Твой учитель выбрал смерть…

Я слушал краснокожего метагома, а сам сосредотачивался – Агпэоа был и оставался моей целью. Филиппинец умрет первым.

– А тебе разве не унизительно работать на богатея-бледнолицего? – сощурился я. – Зачем ты убил моего наставника? Ты ведь даже скальпов не снимаешь, чтобы украсить свой вигвам, или что вы там строите на Гуапоре…

– Ты слишком много знаешь, – от Аидже дохнуло холодом, – и слишком много говоришь!

Не дожидаясь, пока индеец от выводов перейдет к мерам, я вывернул ладонь, усылая к филиппинцу мощный энергетический выплеск. Словно осиновый колышек в сердце вбил.

Элеутерио, пуча глаза и раскрывая рот в немом крике, зашарил руками, словно царапая воздух скрюченными пальцами, и рухнул на колени. Сердечная мышца лопнула, выворачиваясь в хаотичном биеньи, и хилер-киллер повалился, суча ногой… Всё. Сдох.

Аидже, ни слова не говоря, отшагнул, вытягивая обе ладони. Посыл шатнул меня, бросая на одно колено, и я ударил снизу, словно зачерпывая пятерней воду, да брызгая. Индеец зарычал от боли – пять хлещущих выплесков, всаженных в упор, он отразить не смог, но устоял, приседая на широко раздвинутых ногах.

Кусая губу, я копил Силу, растрачивая ее лишь на отражения. Для мощного выброса, смертельного или хотя бы оглушающего, мне не хватало энергии. Руки чесались набить индейцу морду – по-нашему, по-простецки, но хук или апперкот стали бы последними приемами в моей жизни. Приблизиться вплотную к метагому значило бы умереть. А мне еще так много нужно сделать…

…Сосны легонько покачивались под ветерком в вышине. Солнечные лучи сквозили между стволов, щекоча встопорщенную хвою, играли бликами на стеклах веранды. Вдалеке радостно брехала собака, едва слышно доносились вопли ребятни…

Однако скрип снега под ногами, да сбитое дыхание слышнее.

Аидже бил, изнемогая, но зло, резко и часто, лишь бы я сам ослабел, отражая энергетические выпады. Мне приходилось отступать, а Силы все меньше и меньше… Неужто конец?

Вот же ж глупость какая! На крайнем подъеме ярости я стегнул индейца – он спиной крепко приложился к краснокорому стволу. И тут мои лопатки уперлись в штакетник. Всё. Отступать больше некуда.

Аидже, задыхаясь, смотрел на меня исподлобья, сквозь спутанную челку, и улыбался, торжествуя близкую победу. А я закрыл глаза, и отстроился от всего сущего, сосредоточился так, как никогда ранее, и отчаянно взмолился о помощи.

Уж не знаю, взаправду ли я видел Олександра, или меркнущему сознанию привиделось, а только в уши толкнулось: «Сим победишь!», и полыхнуло внутри приливом Силы.

Глаза открылись с трудом.

«Поднимите мне веки!» – аукнулось давнее.

Аидже стоял на четвереньках, шагах в пяти от меня, покачиваясь и дыша ртом. Ударить по нему мощным выплеском – и он умрет на месте, но я совершенно отупел от слабости.

Выпад удался мощный – краснокожего отшвырнуло, укладывая пластом. И это было последним, что пришло ко мне из мира – я сползал, спиною скользя по штакетнику. Вниз. В снег. Во тьму.

Среда, 1 февраля. День

Москва, улица Грановского

Очухаться в больнице приходилось в прошлой жизни, после ранения на срочной. Вот так же лежал под тонким одеялом и моргал, глядя в белый потолок. В приоткрытую форточку задувал свежий воздух, но перебить запашок лизола, сей неистребимый больничный дух, сквозняку не удавалось.

Я скосил глаза. Да-а… В крайний раз, помню, рядом, на скрипучем стуле сидела суматошная медсестра, а нынче…

Я пристально, с неким болезненным любопытством оглядел сгорбившегося Аидже. Опустив веки, шепча неслышное, индеец водил руками надо мной, словно разглаживая одеяло.

Кожа медного оттенка на его лице натянулась, а щеки запали – видать, наша дуэль досталась недешево. Почувствовав мой взгляд, бразильский целитель выпрямился в смятении.

– Приветствую тебя, краснокожий брат мой, – вытолкнул я, не думая.

Индеец ссутулился, опуская плечи, и заговорил – глухо, отводя зрачки:

– Ты – другой. Не такой, как все. Любой, обретший Силу, дорожит ею, как высшим сокровищем, и лишь ты щедро делился. Узнав об этом, я не поверил, но твои девушки сами нашли тебя… – помолчав, он продолжил, по-прежнему не глядя на меня: – Если бы я не был отягощен злом, как ты, то не убил бы твоего наставника и не вступил бы в схватку с тобой. Ты тоже не добр – я ощутил твою безжалостность и беспощадность. Но подлости, но корысти лишен. Ведь ты мог истерзать меня болью и, пока я корчился в муках, убить!

– Мой прадед не был наделен сверхспособностями, – спокойно выговорил я. – Он служил в чине штабс-капитана и, прощаясь, говорил, как велит устав: «Честь имею!»

– Понимаю… – буркнул индеец, склоняя голову.

– А вот я – не очень. Ведь и ты мог меня убить! Я в отключке. Подходи и бей! Хоть энергией мозга, хоть кирпичом по башке!

– Ты вызвал «ароэ майво», предков своего рода! – расширил узкие глаза мой краснокожий визави. – Этого не может никто из ныне живущих! А твои предки послушались тебя, передав Силу!

– Причем тут послушание? – пожал я плечом. – Они знали обо мне, и помогли.

Аидже покачал головой, переживая давешнее.

– Я долго находился в полнейшем потрясении. А потом лечил тебя… – он впервые посмотрел мне в глаза. – Я передал тебе много Силы. Ее хватит, чтобы быстро покончить со мной. Я заслужил смерть и безропотно приму ее…

Индеец сполз со стула, становясь на колени и покорно склоняя голову.

– Еще чего не хватало! – забрюзжал я. – Встань!

На меня вновь уставились обсидиановые, диковатые глаза.

– Тогда позволь хотя бы служить тебе! – в голосе Аидже звучала настоящая мольба, и я не мог отказать ему.

Конечно, советское воспитание не позволяло заводить слуг, однако индеец нес в себе совершенно иную ментальность – варварскую, дикарскую, первобытную. Он сумеет прочесть «Моральный кодекс строителя коммунизма», но сути его не уразумеет.

– Тебя направил Дэвид Рокфеллер? – спросил я, поглядывая на «Пятницу».

– Да, богатого белого звали так.

– Тогда… – наскоро обдумав, я изложил задание, и Аидже, просветленный и вдохновленный, поднялся с колен.

– Я всё сделаю в точности, как ты велишь, – с киношной индейской торжественностью объявил он, удаляясь.

Дверь в палату закрылась, и тут же отворилась снова, пропуская светило медицины. Осмотревшись, глянув за окно, я узнал «кремлевку», а в здешний штат кого попало не берут.

– Ну-с, – бодро начало светило, щупая мой пульс. – Во-от, совсем другое дело! Юность берет свое… О-хо-хо…

– Доктор, а что со мною было? – с любопытством осведомился я.

– Сильнейшее нервное истощение, молодой человек, – тон медика был серьезен. – Природу его выяснить нам не удалось – уже на следующий день все анализы пришли в норму…

– А индеец? – ляпнул я.

– Какой индеец? – рассеянно поинтересовался врач.

– А кто перед вами выходил из палаты?

– Никто! – удивился медик, и захихикал. – Э-э, батенька, спросонья чего только не померещится! Попейте-ка вы витаминчики! Кстати, к вам посетители… Посетительницы! Сильнодействующее средство, скажу я вам. Особенно в вашем чудном возрасте! Ну-с, выздоравливайте!

Светило вышло, и приоткрытая дверь донесла радостный гомон. В следующую секунду палату заполнил мой эгрегор. Светлана, Наташа, Аля, Тимоша… Девушки бесцеремонно уселись на мою койку, и с обеих сторон ко мне потянулись ласковые губы и ладоши.

– Ты нас так напугал! – с чувством выговорила Света.

– Сбежал, главное, – начала Зина негодующе, но шмыгнула носом, и жалобно затянула: – Мы же переживаем, наверное!

– Хорошо еще Женька знал, где искать! – воскликнула Наташа. – Сразу метнулся в Малаховку. Ну, и я с ним… Как раз успели! Там какой-то местный… на алтайца похож, или на шорца, смуглый такой… уже в «скорую» садился, а нас не пустили! Правда, сказали адрес…

– Ой, мы-то думали – в «Склиф», – подхватила Альбина, – а они вон куда! Говорят, из Кремля звонили!

– Простите, девчонки! – покаялся я. – Но, правда, не хотел вас впутывать. Слишком опасно! Да и Жеку тоже… Как представлю, что Маша одна останется…

– Эгоист! – пригвоздила меня Светлана, и вздохнула: – Житие мое… А о Ритке ты подумал? А о нас? Как мы без тебя?

Тут уж у всех глазки заблестели, да и у меня запекло, девичьи личики задрожали, расплываясь…

– Всё хорошо! – вытолкнул я, справляясь с собой. – Рита не звонила?

Эгрегор дружно замотал головами.

– А Маша как?

– Ковыляет! – ласково засмеялась Светлана. – Пузо свое нянчит!

Тут в дверях нарисовалась полная, румяная медсестра, похожая на повариху, и строго сказала:

– Девушки, больному нужен покой!

– Всё, всё! – заверили ее девушки. – Мы уходим!

Обцеловав меня по очереди, «посетительницы» процокали в коридор и тихонечко прикрыли дверь за собою.

Потревоженная тишина заняла утраченные позиции, и я заворочался, будто испытывая себя на прочность. Ничего нигде не болело, а вот Силу внутри я ощущал, как никогда раньше – она жила во мне, порой горяча голову или руки, словно не умещаясь в теле.

Единственным напоминанием о дуэли… да нет, о засаде… оставалась слабость. Я даже кулак сжать не мог по-хорошему. Но исцелять себя не стал – пусть всё придет в норму, как обычно. Не надо загонять организм, выжимая из него самоисцеление. Зачем? Был форс-мажор, да весь вышел. Я даже радовался тому, что угодил на больничную койку – выпасть из ежедневного мельтешения дел бывает полезно. Вот так вот отойти в сторонку, сойти на обочину, сесть и рассудить. О нас с Ритой, о «моих» девушках, об Аидже, о городе и мире.

Попадая в палату, человек обретает массу свободного времени. Процедуры, обходы не в счет. Всё равно долгими часами ты остаешься один на один с собой. Можно, конечно, и скучать, таскаться к телевизору, решать бессмысленные кроссворды или искать собеседников для болтовни. Но пока тебе есть, о чём подумать – и чем! – скука донимать не станет…

Легкие, быстрые шаги изредка доносились из коридора, но вот бег на цыпочках… Я взволновался, вслушиваясь, и дверь, лакированная ореховая дверь, махом отворилась, впуская всю мою родню – Риту, маму, Настю…

Любимая троица будто качнулась на пороге – беспокойство ушло с лиц, сменяясь радостным успокоением.

– Мишечка! – вздрагивающим стеклянным голосом выговорила мама. Одолев последние метры, она присела с краю, поцеловала меня, огладила щеки. По милой привычке навалилась Рита, целуя жадно, взахлеб, а тут и Настя подлезла. Закапали слезы…

– Не ревите, – попенял я ласково, – постельное белье намочите, а оно казенное…

– Мишечка! – выдохнула Рита. – Мы так боялись…

– Прости, я сначала забыл пожелать тебе спокойной ночи, а потом всё так завертелось…

– Так, и у нас! – воскликнула Настя. – Нас Римпоче похитил! Он вселился в Иржи, а нас – за границу, в ФРГ! Представляешь?

– Оё-ё, ёжечки ёё… – вздохнула мама. – Глупо, да? Или безумно… Но ведь правда! Мы в Москву прилетели из Мюнхена…

– То-то вы во всем импортном… – затянул я. – Повествуйте.

Рассказывая наперебой, родня посвятила меня в свои приключения.

– А папка молодец! – порадовался я.

– Да-а! – заулыбалась мама. – Джеймс Бонд отдыхает! – губы ее дрогнули. – Тебе сильно досталось?

– Жив, – заверил я ее. – Цел. Здоров… Ну, почти. А Тсевана Римпоче больше нет.

Мамулька ласково встрепала мои волосы.

– А я ведь помню, как ты однажды меня вылечил… – проговорила она воркующе. – Классе в седьмом, наверное… У меня весь день болела голова, раскалывалась просто. А ты высунулся на балкон, сунул руки в снег, вытер их… Сказал: «Сейчас я тебя холодненьким…» – и положил ладони мне на лоб. Вот только от них пекло!

– Зато боль прошла, – улыбнулся я, косясь на Риту. Девушка вспыхнула, а сестричка мигом вступилась:

– Она не виновата! Это Иржи!

– А я и не виню никого… Я вас всех люблю.

Тут мама спохватилась, заторопила Настю. Сестренка прижалась, чмокнула меня и зашептала на ухо:

– Я тоже хочу, как Рита, как близняшки!

– Ладно, – улыбнулся я.

Мама с дочкой исчезли за дверью, и моя суженая притиснула меня по-настоящему.

– Мишечка…

– Только не здесь! А то еще врачи увидят…

Девушка хихикнула.

– Я тебя дождусь!

– Да я уже… – затрепыхался я.

– Нет-нет! Лечись! Отдыхай… Успею еще надоесть!

Я обнял Риту, и она затихла.

– Твоя мама думает, наверное, что мы тут щупаемся, – хихикнула девушка, – а я просто хочу побыть рядом с тобой… нет, вот так, прямо на тебе! Слышать, как ты дышишь, как бьется твое сердце…

Рука сама потянулась огладить Ритины волосы.

– Хорошо, правда? – вымолвила девушка невнятно.

– Угу…

– Ох, надо идти… – страдающе заговорила суженая. – А то врачи будут ругаться… Пока! – шепнули ее губы, нежно касаясь щеки.

– Пока…

Послав воздушный поцелуй, Рита скрылась в дверях. И я снова остался один.

– Всё хорошо… – пробормотал, словно твердя заклинание. – А будет еще лучше!

Эпилог

Воскресенье, 19 февраля. Утро

Москва, улица Малая Бронная

Вот всегда, стоило мне глянуть на дом, в котором жил Котов, возникало странное ощущение. Чудилось, что дом с гранитными арками, с отделкой рустами, стесняется своего малость помпезного вида.

– Ну, долго они еще? – заныла Настя.

– Ой, да мы всего-то пять минут стоим! – воскликнула Альбина.

– Все равно, долго! – капризно настояла моя сестричка.

Рита рассмеялась, и потискала свою подопечную. Никакой семейственности – Настёна реально продвинулась в ментальных штудиях. Уже даже мысли читала, если прильнет. Больше всего она любила ко мне прижиматься. Я полностью контролировал поток сознания, и разрешал Насте воспринимать лишь то, что пропускала моя «духовная цензура» – хвалил сестричку за успехи, восхищался стройными ножками, тревожился за ее будущее.

После таких «психологических опытов» девушка смущалась, краснела, становясь еще милее, еще ласковей. Она словно извинялась за то, что «втайне» узнавала о себе.

– Может, поднимемся? – неуверенно предложила Тимоша.

– Лучше подождем, – качнул я головой. – Надо же соблюсти ритуал…

Пользуясь тем, что Дюха сейчас на практике, кажется, в КБ «ВАЗ», а обнял Зину, и девушка охотно приникла. Родня же…

Мы уже раза два видели Рогнеду – то она беременная, закутанная в платок, ходит под ручку с Олександром, глазки в пол, то кормит грудью малыша… Родись я художником, написал бы с нее мадонну с младенцем!

– Едут, едут! – воскликнула Наташа.

И впрямь показался мой «Ижик». За рулем восседал гордый Жека, рядом ерзал Юрка. Пикап подкатил к бровке, оба одноклассника выскочили, мельком улыбнувшись встречающим, и вывели своих ненаглядных.

Светлана вышла гибко и легко, а вот «пузатик» показался не сразу – Зенков вытянул Машу с заднего сиденья, а сама «невеста без места» цеплялась за него, смешно кряхтя и охая.

«Кстати! – мелькнуло у меня. – Неплохая импровизация!»

– Дорогие товарищи! – начал я с вдохновением. – Наша Маша долго скиталась, будучи «невестой без места», а теперь может спокойно вить семейное гнездо на постоянном месте жительства»!

– Правда? – пролепетала близняшка. – Правда?

– Правда! – ухмыльнулся я. – Только учти: будешь делить жилплощадь с сестричкой!

Торжественно вручив ключи Зенкову и Сосницкому, я подвергся мощной атаке обеих Шевелёвых. Ну, пока Шевелёвых… Девичество, как показывает практика, явление временное.

– Пойдемте, пойдемте! – запищала Маша, с трудом карабкаясь на ступеньки.

– Да куда ж ты сама! – всполошился Жека.

– Он, как наседка! – шепнула мне Тимоша, хихикнув. – Сейчас на Дюшу похож…

Рита с Настей ревниво оттерли Зину, и завели меня в подъезд, как под конвоем.

– Езжайте! – крикнул я обеим парам, замершим в тесной кабине лифта. – Мы ножками! Третий этаж, тринадцатая квартира!

– Ой, как наш этаж в общаге! – воскликнула Альбина. – Счастливое число!

Лифт вознесся, гудя и лязгая, а мы, будто догоняя, взбежали по широкой мраморной лестнице, лишь слегка истертой посередке. Разумеется, всю компанию мы застали на площадке. Бравый сержант Зенков мялся, не решаясь войти.

– Даже не то, что боязно… – бормотал он, сжимая ключи. – Странно как-то…

– Жень, – мягко сказал я. – Эта квартира – подарок мне от Игоря Максимовича. Я взял себе кое-какие книги, часы, столик, картину из кабинета – на память. А остальное – ваше. Комнат тут хватает, а когда Света родит второго, ну, или вторую, а Маша – третьего, ну, или третью, разменяете и разъедетесь.

– Ни за что! Ни за что! – пылко заявил «пузатик». – Миш… – она всхлипнула. – Я-то всего лишь о комнатке мечтала, а тут…

Улыбнувшись, я скомандовал:

– Открывай!

– Есть!

Звонко щелкнул замок, и близняшки робко переступили порог, словно входя в музей.

– Ух, ты… – разошелся восторженный шепот. – Ну, ничего себе…

Облицованная дубом прихожая, купеческого облика сервант с мраморными полочками и витыми колонками, наборный паркет, камин, пятиметровой высоты потолок и лестница на галерею – всё вызывало довольный писк и причитания.

Рита прижалась ко мне на секундочку, шепнув:

– Молодец, что сервизы не упомянул! Там же настоящий «Веджвуд»!

– Здорово… – очарованно выговорила Тимоша, задирая голову к расписному потолку.

– Ура-а! – ликующе крикнула Светлана с галереи. – Будем здесь собираться всем эгрегором!

– Ага! Ага! Пока наши на службе! – Маша залилась смехом.

– Нянчиться будем! – подхватила Тимоша.

– И мощно сюсюкать! – зафыркал Юрка. – «А кто это у нас такой маленький? А кто это такой пухленький?»

– Ты такой молодец, Мишечка, – негромко молвила Рита. – Дай я тебя поцелую!

– И я! И я! – подскочила Настя.

– Целуйте, – вытолкнул я, смиряясь со сладкой участью.