Текст книги "Крошка Цахес Бабель"

Автор книги: Валерий Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Как раз тот случай, еще как можно. Российский писатель С. Тирочкин, «Уроки сольфеджио»: «– Слушайте сюда! – баритон инспектора словно резал воздух». «Слушайте сюда» вы найдете и у Г. Найды в «Без срока давности», Ю. Панченко «Когда мы стали генералами», Н. Рубан «Бирюлевские чудеса». Да и некогда исключительно одесское «взад» давно запорхало по российским литературным просторам. «Хавку – взад!» – пишет Л. Вершинин в романе «Сельва умеет ждать», который «Эксмо» выпустило еще до того, как опубликовало шэдевру «Одесский юмор». Да что там «слушай сюда», если наряду с ним Дмитрий Вересаев в романе «Крик ворона» употребляет некогда малоизвестное одесское выражение «газ-ураган». И. Якинова в рассказе «Третий» щеголяет выражением «уксусная морда» (в переводе на русский язык – кислая мина), а «Олма-Пресс» выпускает роман Сергея Чилая «Донор», где пишется: «Ну что ты стоишь, как поц?». Приятно лишний раз вспомнить, как я получал от критиков по поводу слова «поц» за пятнадцать лет до выхода романа Чилая. Что имею вам сказать? Критиков на российских писателей, с их «слушайте сюда», нет!

Пардон, есть. Журнал «Русский переплет», статья «Осторожно, провокация»: «Тогда слушайте сюда. Недавно вашему покорному слуге прислали из Германии книгу», – пишет литературный критик, доктор филологических наук В. Сердюченко.

От этого безграмотно-одесского «слушайте сюда», кажется, можно спастись, только читая детские книги. Сейчас! «Слушайте сюда. Приходите ко мне попозже». Кто это говорит? Это Огрид говорит со страниц книги Джоан Роулинг «Гарри Поттер и философский камень». «А теперь слушайте сюда», – пропагандирует Кролик в другой детской книжке. Какой такой кролик? Кореш Винни, который лично мне пуха наломал в стремлении найти русскоязычный синоним дурной языковой экзотики родом из Одессы. Но может это англоязычных сказочников так надо переводить? Нате вам русскоязычного: «– А вы слушайте сюда, что я вам скажу, – заревел Медведь». (Н. Доля «Сказка как Медведь царствовал»).

«Как бы ему моча в голову не ударила», «Слушай сюда, сынок» – полагаете, это одесские биндюжники разговаривают? Нет, это так нынче ведут беседу генералы ФСБ в кинофильме О. Погодина «Непобедимый». Но если так говорят российские генералы, представляете себе лексикон их суперагента? Он владеет многими языками, запросто общается на английском, читает на французском и даже говорит на родном русском языке с коллегами и врагами: «Слушай сюда, для тебя я Егор Иванович, а брат твой мутный…», «Слушай сюда, подстава». «Вторая часть марлезонского балета», «делать ноги», «поц», «папик», «шмара», «…бананы в ушах застряли?», «Лярва, на кого работаешь?», «Вали в свою шаланду», «… коза, если ты думала…», «…. бабло рублю», «облом за обломом», «кто этот жмур на каталке?». Или по вас не будет? Да такой разведчик запросто выдаст совсем не секреты, а песню почти столетней давности со словами: «Беня, посмотри что за облом».

Необходимо отметить, что нынешние русские разведчики таки поднаторели: подобно своим героическим предшественникам «жмура» и «чмура» не путают. Но проколы все равно совершают: то ногу им не по делу прострелят, то вместо «обсоса» «отсос» скажут. Не иначе агент ФСБ читал, прочем не в оригинале, а в русскоязычном переводе, роман Стюарта Хоума «Отсос», выпущенный российским издательством «АСТ». На самом деле, «отсос» – неудача, а «обсос» – нехороший; недостойный, но куда чаще провинившийся человек. В чем легко можно убедиться, благодаря все тому же издательству «Эксмо», выпустившего за четыре года до фуфлыжного «Одесского юмора» таки да одесский сатирический роман, где сказано: «Кто тебя, невоеннообязанного, генералом сделал, обсос неприятный?».

Выражаясь одесским языком, ребе сам себе наступил на бейцалы, говоря за одесский языковой колорит, в котором он понимает, как и в истинно одесском юморе, по сию пору являющемся для неодесситов тайной за семью печатями. Все-таки не зря в Городе издавна было принято сказать: «То, что в Москве хохмят, в Одессе еле тянет на четверть адиёта».

Как бы между прочим, талмуд «Одесский юмор» издательство «Эксмо» выпустило в серии «Антология Сатиры и Юмора России ХХ века». Я и без подсказки издателей знал, что в прошлом веке сатира и юмор в России были исключительно с больших букв. Примечательно, что главный оплот национально озабоченных, то есть министерство иностранных дел Украины, отчего-то не разродилось очередным протестом, хотя Одесса – это вам не козий выгон Тузла. Насколько помню, ныне проклинаемые украинскими нациками гнусные коммуняки подарили Одессу Украине в начале ХХ века. Примечательно, что «Тамбовский», «Орловский» и прочий истинно российский юмор типа «Магаданского» в антологии пока не вышел. И, подозреваю, никогда не выйдет.

Кстати о птичках, в предисловии под названием «Об одесском юморе и не только о нем» составитель «Одесского юмора» известный юморист и отважный сатирик В. Хаит цитирует российского классика жанра М. Жванецкого: «Нет специального одесского юмора». Как говорят в Одессе, таки не понял юмора.

Еще задолго до развала Союза в Одессе было принято именовать россиян москвичами. Когда-то на пляже одна торговка домашними пирожками «Доживу ли до утра?» уверяла коллегу:

– Я тебя прошу! Москвичи что хочешь схавают.

Сомневаюсь, что сегодня такое возможно в системе общепита. Но не сомневаюсь, что москвичи захавают тот «Одесский юмор» и не поморщатся. И даже попросят добавки в виде допечатки тиража. Тем более что в роли одесских юмористов там выступают не только Верховский и Хаткина из Донецка, Гончарова из Черновцов, Гольдберг из страны Молдова, Уланова из Казани, Жук и Яснов из Санкт-Петербурга, Бару из Пущино-на-Оке, Сатин и Хозяинова из Москвы, Микунов из Киева, но и сам приезжий Хаит наперевес с Крошкой Цахесом Бабелем уже в качестве юмориста.

Подлинно одесский юмор не предназначен для продажи. Если не верите мне, привожу мнение сотрудницы Одесского Литературного музея Анны Мисюк: «Как бренд в свое время пытались продавать одесский юмор – не получилось. Тот сложный, неоднозначный, многослойный одесский юмор, когда-то понятный любому забулдыге с Молдаванки, сегодня не позволят себе даже солидные авторы с эстрады – не поймут». Зато псевдо-одесский юмор Хаита и его иногородней гоп-компании поймут забулдыга с Васильевского острова и даже профессор из Барнаула; я же обрадовался, увидев среди юмористов родом из Одессы Лену Каракину и Ивана Рядченко, вот это таки хохма.

Экспортный вариант нашего юмора не годится без вкрапления редких, но по-одесски соленых изюминок. Когда-то на пляжах главным деликатесом у туристов считалась знаменитая одесская пшенка: кукурузный початок, сдобренный маслом, с втертой между зернами солью. Но разве отдыхающие знали, что поставленный на поток сезонный товар варят чуть ли не в посуде, где нашел свое последние пристанище гофмановский Крошка Цахес? Как тут не вспомнить трудовые подвиги торговок времен победившего самого себя социализма.

Мадам Нестеренко вытерла со лба холодный пот, выступивший поверх и без того взмокшего под жарким солнцем лба. Так опростоволоситься, забыть дома соль…Кто станет жрать пшенку без соли? И теперь эта старая профура, мадам Цуггундер, которая варит пшенку чуть ли не в ночном горшке, продаст свой товар москвичам безо всякой конкуренции и с максимальной выгодой?! Мадам Нестеренко решительно промокнула натруженные ладони в волосах под мышками и стала втирать соленую влагу в первый, самый большой початок…

Подойдя ближе к кромке моря, мадам Нестеренко раскрыла свой фирменный рот на ширину плеч и заорала:

– Пшенка! Кому уже хорошо, таки по-одесски соленая пшенка?!

Первое блюдо под названием «уха» известно повсеместно. Но бестактно даже сравнивать вкус ухи из пресноводной и морской рыбы. Настоящая одесская уха из свежей морской рыбы невозможна без добавления нашей фирменной затирушки, основу которой составляет самостоятельно добытый сок из свежих помидор и чеснока. Перец и иные необходимые ингредиенты добавляются в сок в нужных пропорциях. Завершает приготовление затирушки тщательно протертая рыбья макса. Сколько ни добавляй затирушки в уху из пресноводных рыб, ее вкус все равно проиграет смаку настоящей черноморской ухи, породившей слово «жидкое» в качестве местного синонима русскоязычного «первого блюда». Жидкое, в котором плавают куски рыб и картошка – на самом деле не уха, а рыбный супчик, к которому питают пристрастие москвичи. Истинно одесский юмор никогда не походил на этот самый супчик. Утверждаю это как рыболов с огромным стажем.

Вспоминаю 1980 год. По песку идет торговка и предлагает весьма любимое гостями города пляжное лакомство: самодельные конфеты-леденцы в виде петушков на палочках. Конфеты в виде пистолетов и шаров почти не расходились и их перестали изготавливать. Торговля идет бойко, анекдот рождается сам собой:

– Мара Соломоновна, а почему вы не торгуете другим говном на палочке?

– Потому что эти пидоры предпочитают петушков.

Вспомнил именно этот свой далеко не лучший анекдот не случайно. Он не был предназначен для продажи, ибо в те времена его нельзя было ни опубликовать, ни озвучить со сцены. Да и сегодня – тоже. Отнюдь не по причине того, что никто кроме настоящего одессита, не схавает трех смысловых нагрузок, спрятанных под лингвистической одежкой давней хохмы.

Если вы полагаете, что с одесским языком не вытворяют того же самого, что и с одесским юмором для московского потребления, то глубоко и обстоятельно ошибаетесь. Ныне вместо петушков на палочках туристам предпочитают втирать сувенирную продукцию. Потому на лотках, заваленных мицами, брелками с надписью «Одесса» и статуэтками Дюка, вы легко обнаружите не только банки с одесским воздухом, но и такого же языка в виде книжной продукции, созданной по методу пшенки от мадам Нестеренко. Хотите сами запалить нечто подобное? Без проблем: берете любой словарь воровского жаргона, переписываете его, как вам моча в голову стукнет, выводите на обложке типа «Клевые слова одесского языка» – и все будет, как в аптеке. Можно, конечно, пойти более сложным путем: сперва опохмелиться, а уже затем передрать через пень-колоду действительно какой-то словарь одесского языка. Но даже если вы тщеславный человек, ни в коем случае не указывайте свое имя на обложке, чтобы не нарушать традиции выпуска книжно-сувенирной продукции, предназначенной исключительно для легковерных туристов. Гарантирую: одесситов на свой дрэк вы не купите, но приезжие будут хавать сотворенный инкогнито товар за милую вашему сердцу лоховскую душу, не слабее, чем тот одесский юмор в больших кавычках.

В прошлом году в Одессе побывала писательница Елена Скульская, воспринимающая одесский юмор не в качестве хаиты времен незабвенного Бабеля. Впоследствии она написала: «Всякий раз, когда я приезжаю в Одессу, мне говорят, что прежнего города уже нет, что золотоносная руда юмора совершенно истощилась…И всякий раз меня по счастью обманывают. Нет, одесский юмор никогда не иссякнет, и игра в слова будет здесь всегда главной азартной игрой. И два самых патриотичных таллиннских одессита Райво Райдам и Виталий Зиниченко, которые практически убедили меня в том, что русский язык есть один из диалектов одесского языка, могут быть спокойны за литературную часть своего любимого города».

Для меня остается непостижимой загадкой: каким образом одесситам по сию пору удалось сохранить подлинную Одессу вместо городка, сочиненного действительно хорошим писателем, превращенного в Крошку Цахеса Бабеля непрошенными доброхотами, вот уже почти двадцать лет исполняющих плач Израиля над декоративными руинами некогда великого Города?

ПЛАЧ ИЗРАЙЛЯ РАЗДАВАЛСЯ, ЭТО НЫДАЛ СЛАВНЫЙ РОСС

Я прочел об одесском языке все, что можно и нельзя. После чего явственно представил себе одесский язык в виде прижавшегося к стене синагоги зашмирганного припоцанного аидыше халамидника с ржавым от частого употребления свинорезом и допотопным шпаером.

«Наш знаменитый «одесский язык» – это ни что иное, как попытка необразованного одесского еврея, общающегося большей частью с такими же необразованными евреями, высказать на не очень хорошо ему известном русском языке свои мысли, которые он внутри себя думает, на родном ему идиш», – написал недавно на чисто русском языке, с его точки зрения, один крепко образованный пацан. Но какие могут быть к нему претензии, если этого молодого человека год за годом приучали к такой мысли сильно взрослые дяди и тети? Типа: «Одесский жаргон – это ни что иное, как идиш, плохо переведенный на русский». «Одесский жаргон, состоящий преимущественно из производных идиша…». «После революции 1917 года евреи в большинстве своем стали говорить по-русски, коверкая его с идиш. И вот этот воляпюк стали называть одесским жаргоном», – просвещает даже иностранец Н. Сагальский. «Почти исчез «одесский язык»: «тот» одесский говор брал акцент и конструкции из идиша, а почти все, кто знал идиш уехали или умерли», – пропагандирует живущий в Городе П. Ковалев.

Как говорят в Одессе, ну что ты будешь делать, если сам великий Жванецкий рассказывает за одесский язык: «Он неправильный, но такой очаровательный, это такие самоцветы, он весь переливался стихами. И если он утерян безвозвратно, что, видимо, и случилось, это просто ужасно, просто ужасно. Такого языка больше нет. Это язык Шолом-Алейхема, язык человека, думающего по-еврейски, но говорящего по-русски». Как на меня, это самая классная хохма народного артиста Жванецкого.

Жванецкому вторит журналист Татьяна Литвинова: «Одесский язык сегодня на улице практически не услышишь: изменился национальный и социальный состав горожан, вырос общеобразовательный уровень. И конструкции типа: «Я видел вас идти по Дерибасовской» – абсолютно дословный перевод с идиша – ушли в небытие вместе с последними говорящими на этом языке».

Это же самое «я вас видел идти» можно прочитать и в опубликованной в журнале «Мигдаль» статье М. Аерова «Одесский язык». Свое повествование за одесский язык просветитель Мишигене Аеров начинает с поминальной молитвы: ««Одесский язык нынче стал напоминать скелет мамонта, наличием которого может похвастаться хороший музей. В начале 20-го века (то есть в 1895 году – авт.) особенности уже тогда начинавшего исчезать одесского языка были засвидетельствованы в фельетоне Власа Дорошевича…Конструкции типа «Я видел вас идти по Дерибасовской», отвечающие нормам идиша, исчезают из употребления по мере уменьшения еврейского населения города».

Вот эти «я вас видел идти…по мере уменьшения еврейского населения города» в качестве свидетельства кончины одесского языка можно продолжать цитировать до полного выпада в осадок. А с чего начался этот повсеместный плач Израиля? Со строк А. Стетюченко и А. Осташко, опубликованных в прошлом веке: ««Конструкции типа «Я видел вас идти по Ришельевской», отвечающие только нормам идиша, исчезают из употребления по мере уменьшения еврейского населения города» и «Конструкции типа «Я видел вас идти вашу мать», отвечающие только нормам идиша, исчезают из употребления по мере уменьшения еврейского населения города». Хохму пацанов-юмористов, совершенно не напрасно написавших «вашу мать», тут же взяли на вооружение, мать их, многочисленные плакальщики в связи темой давних окончательных и бесповоротных похорон одесского языка. А как же иначе, ведь «И знаменитый одесский акцент – это акцент людей, которые говорили по-русски, а думали на идиш и на иврите. Исчезли эти люди, исчезла и та Одесса, которую все так любили…», – пропагандирует из-за бугра мой одногодок, писатель Д.Шехтер, не позабыв при этом добавить собственный жирный мазок к портрету Крошки Цахеса Бабеля.

И ше я вам имею сказать: за это «видел идти по Дерибасовской» еще в 1917 году писал Э. Соминский. Только он почему-то связывал данное выражение вовсе не с людьми, думавшими на идиш, а пояснял так: «Здесь очевидно влияние французского языка. Сравните, например: Je vois vous chanter, что значит буквально «я вижу вас петь».

«Sara, what will have for dinner?» дословно переводится с английского на русский язык как явно идишевское «Сара, что мы будем иметь на обед?». «Do shopping» – вот вам и знаменитое одесское выражение «делать базар», за «шопнуть» помолчу. Сашка, не без помощи своего кореша Стетюченко, лишний раз доказал, что он таки сын своего папы, известного одесского хохмача Сереги Осташко. Так что пацаны запросто поставили на уши почтеннейшую публику, написав в том числе: мол, в Одессе говорят «где ты идешь?» (where do going?) только потому, что у украинцев есть манечка не закудыкивать себе дорогу. Или Стетюченко и Осташко не знают, что характерное для Одессы построение фразы – винительный падеж плюс инфинитив – являются нормами не только идиш, но и почти всех европейских языков? Я вас прошу.

Ведь совсем не случайно И. Ратушинская написала в предисловии к их «Самоучителю полуживого одесского языка»: «Кстати, в Одессе обожают розыгрыши и мистификации. Так что читателю следует учесть: составители самоучителя – коренные одесситы. Почти все, кого они цитируют – тоже. Автор предисловия – и то оттуда же». Я себе думаю, или кто-то обратил внимание на стеб Ратушинской даже в таком контексте? Ведь «розыгрыш» – стопроцентный синоним «мистификации».

«Но послушайте Бабеля, который для одесского языка все равно, что Пушкин для русского: «Беня говорил мало, но он говорил смачно». И все-таки хотелось бы не потерять эту смачность, благодаря которой каждый одессит, независимо от возраста, чувствует себя «от двух до пяти», – написали в свое время Стетюченко и Осташко. Эти же слова вы можете прочесть в упомянутом выше «Одесском языке» как авторский текст великого знатока темы Аерова, почти целиком и полностью передравшего не только тексты авторов «Самоучителя», но и не поленившегося трудолюбиво обокрасть Ратушинскую.

«…«одессиш» отличается и образованием особенных степеней прилагательных. Если подумать, конечно…Соломон же плакал все громчее и громчее», – писали Стетюченко и Осташко. Однако думать – это же не по части ни мудозвончика Аерова, ни редакции журнала «Мигдаль», опубликовавшего его ворованный опус. А потому Соломон плакал громчее и громчее не только в с понтом аеровском «Одесском языке», но и в опять-таки его статье-копирке слямзенного «Одесского языка» уже под названием «История евреев в городском фольклоре» в том же «Мигдале». «Одесский язык отличается и образованием особенных степеней прилагательных: «Соломон же плакал все громчее и громчее».

Пока ципер Аеров не выдал тексты Стетюченко и Осташко в качестве своей очередной статьи типа «Одесидиш и Соломон громчее», я решил внести свою лепту в городской фольклор к вящей радости «Мигдаля» и прочих просветительских «Ор Самеахов». Имею вам сказать, как сейчас видел смотреть: малютка Соломон прямо-таки исделал геволт на руках своей момалы Кетры. «Ша, Соломончик, – успокаивала его Кетра, прижимая дитё до свой любвеобильный грудь без холяв, – я еще видеть тебе идти по небу с алмазах. Ой, вэй, твой единоутробный тотэ Пиня таки жалко не имел дожить…Будешь иметь с ихес нести своя тухес прямо в нахес». Но Соломон плакал все громчее и громчее.

«Делай мине ша, скотина! Спрачь зуби, паркэт пошкрабаешь!» – ласковым голосом сказала момалэ, засовывая бейму Соломона мит его вопель-сопель на трехспальную софочка. Соломон плакал звончее, громчее и горьчее, когда Кетра написать дядя Гершу: «Ты пишешь, чтоб Грейга послать со флотом, – я его пошлю, но громчее ли было имя…». За окно, как поц, стоять 1771 год; наш Одесса была появиться через 23 года. Я имею вам сказать: такой самый цимес момалэ надо было мастырить кошерный памятник за ее жизнь. Но это случилось таки да позжее. Чимчикуйте своими ногами видеть шнифтом чисто одесскую брозовый момала Кетра с тем письмом в рука среди площадь. А под ногой момалы вместе с остальная хевра стоит тот самый дядя Герш дер Потемкман-Тавриберг с хухем вид на хамуре при длинная швайка на боке.

Соломоновские громчейные стенания, благодаря которым «одесский язык пошел куда дальше русского в образовании степеней прилагательных», докатились аж до М. Хераскова, тут же создавшего свой «Чесмесский бой» (именно Чесмесский, а не Чесменский): «И слава россиян, гремящая в Морее, чем дольше свет стоит промчится тем громчее….». Соломон же рыдал все громчее и громчее, да так, что Ф. Глинка, опороченный самим Пушкиным, написал в «Смерти Фигнера» в 1826 году: «Что зашумел громчее лес? Еще звончей и ближе топот. Берут французы перевес». А еще до того однокашник Пушкина антон не Аеров, а с большой буквы, в смысле Дельвиг, написал: «Стучите чашами громчей». В 1932 году соломоновское «громчее» попало в ухо Леониду Соболеву, и в результате это слово было употреблено в романе «Капитальный ремонт», а уже в 21 веке Владимир Огнев, написавший «Время и мы» и Елизавета Дворецкая в «Колодце старого волхва»… В общем, по сию пору обильно плачет Соломон, согласно нормам исключительно одесского языка. А как же иначе, за какой одесский язык вообще может идти речь, если продолжительность его жизни определяют исключительно произведения Крошки Цахеса Бабеля и геволты его идолопоклонников?

Или Бабель знал крылатую фразу «Поц аид хуже фашиста», а также «Поц, мама дома?», которыми по праву можно охарактеризовать как голубого гоныфа Аерова, так и редколлегию «Мигдаля»? Но что прикажете делать, если у каждого Додика своя методика, а у каждого Абрама своя программа и каждый Иван имеет свой план? Совершенно разные люди, находящиеся друг от друга за тысячи километров, пишут, как под одну копирку.

Это «Но послушайте Бабеля, который для одесского…как Пушкин для русского…Беня говорил смачно…от двух до пяти…» растащено по всей планете добровольными гробокопателями одесского языка, дружно исполняющими плач Израиля. В том числе, из общества русской культуры «Дозор». Дальше всех пошел журнал «Флорида»: «…читайте нашего великого земляка Исаака Бабеля, который для одесского языка является тем же, как стал для русского Александр Пушкин». Опять Беня говорил мало, но смачно, и снова «от двух до пяти». Но здесь после «от двух до пяти» идет продолжение: «Я же просто приведу несколько примеров нашего все еще живого языка: «Кручок универсальный, на любую рыбу. Попробуйте, зацепистость прямо, как у хуны с-под «Лондонской». Рыба ищет, где глубже, а человек – ше плохо лежит. У нас, между прочим, есть министерство культуры, но от этого еще никто не умер».

Прямо-таки обидно делается. Хоть бы нашелся среди шмаровозов, распространяющих за меня неправильные сплетни, очередной поцык, который бы написал, что моя настоящая фамилия Бабель. И в качестве доказательства привел процитированные выше строки. А то, понимаете, один импортный деятель аж два года назад выдал крамолу: «…бродить по Одессе, читая Смирнова, это реальный кайф», а я за это по сию пору отчего-то не получил по голове.

В прошлом году некий российский музыкант после визита в Город на фестиваль типа «Бабель-швабель клизмер-шмизмер номер раз» написал мемуары с фразами: «подвалили к нам три мента, стали крутить мне мудебейцалы на тему ходьбы по газонам», «пошла драка на сраку», «дать пачек и уставить шнифт на тухес», «сделал беременную голову», «как Гитлеру война», «чтоб они заработали лимон и отнесли его врачам». Не иначе Бабеля перечитался, ибо одесский язык заимел вид кадухиса на живот почти сто лет назад. Предвидя грядущие обвинения за словосочетание «Бабель-швабель», переадресовываю их бывшему директору Одесского литературного музея Виктору Кострову, именовавшего во всеуслышание Бабеля только так и не иначе. И вы думаете, что кто-то из великих бабелелюбов после этого сказал Кострову ну хотя бы: «Бенц, замолчи свой рот!»? Держите карман на всю ширину собственной наивности: это же вам не слагать легенды за гибель одесского языка и Крошку Цахеса Бабеля, это же таки могло вылезти даже не боком, а раком.

Как бы то ни было вчера, сегодня протухшая кость аеровского мамонта явно пришлась по вкусу очередному вольтерчику: «Погубителем же «живого одесского языка» стал возросший уровень образованности. Люди стали говорить правильнее, а «одесский язык» к такому повороту никак не был готов, ибо его существенную часть составляли как раз неграмотные с точки зрения классического русского языка выражения». Ну как тут не вспомнить негодование редактора В. Хаита и российского ученого-лингвиста В. Долопчева, который сто с гаком лет назад возмущался: неграмотные одесситы говорят и пишут «негритенок», хотя нормой русского языка является «негренок»?

Выражаясь «классически одесским» и «классически бабелевским» «я имею вам сказать»… Эти строки «человека, думавшего на идиш и говорившего по-русски» я выудил, в частности, из статьи «Я имею вам сказать», опубликованной журналом «Мигдаль». Имею представить, как святитель Феофан Затворник, созидая до рождения Бабеля трактат «Три слова о несении креста», думал исключительно на своем родимом идише, а потому и писал: «Больше не имею вам сказать ничего о сем».

Из-за регулярных хлопаний в ладоши всяких-разных убоищ не только местечкового пошиба, пишущих на уровне «мы, евреи, молодцы, у нас обрезаны концы», российские национал-идиоты именуют в своих пидорасивных статейках мой родной язык «жидо-одесским жаргоном» и «лагерным ивритом». Тем более что один конченый привел в качестве примера типично еврейской фразы: «Ой, это таки да что-то особенного», являющейся смесью, где использованы нормы украинского, польского и русского языков.

На самом деле, среди множества слов одесского языка, выражения, созданные на основе идиш занимают вовсе не главенствующее место. Их не более сотни. Просто все эти тухесы-нахесы не слишком привычны для уха иногородних, в отличие от «прута» в его отнюдь не болгарско-одесском значении или «бакалеи» (турецким словом «бакал» в Одессе издавна именовали торговца съестным). К тому же к словам идишистского происхождения нередко причисляются выражения, образованные в Городе на основе других языков. Еврейское «халяв» и украинская «холява» имеют совершенно разный смысл, а словом «халястра» изначально пользовались исключительно поляки одесского происхождения. Что тогда говорить о множестве слов, родившихся непосредственно в Одессе, вроде «шарпальщика»: мародер; квартирьер или давно попавшего в русский язык «пижона» далеко не в его франкоязычном значении. А ведь не в последнюю очередь из-за «пижона» было образовано одесское слово «пицуня», то есть «голубь».

Так может уже достаточно этого набрыдшего «думал на идиш», ибо после очередного прочтения «от двух до пяти» так и тянет на классику: «Абрам, одно из пяти: или закрой рот, или четыре раза получишь по морде».

Как только речь заходит о ныне активно продолжающем развиваться одесском языке, тут же, словно из засаленных рукавов многократно битого подсвечником шулера, появляется крохотный фельетон Дорошевича «Лекция за одесский язык», написанный в девятнадцатом веке и затертый до дыр от частого употребления тонюсенький сборничек «Одесских рассказов» Бабеля почти столетней давности. За какой одесский язык вообще может идти речь, если в Городе перевелись люди, думавшие на идиш, но говорившие по-русски? Хоть бы кто хоть раз пролил крокодилову слезу по поводу отсутствия людей, думавших на греческом, французском, немецком, английском языках, и чей вклад в становление и развитие одесского языка был никак не меньше еврейского. Глупо было бы не отдать приоритет одесситам еврейского происхождения, если бы речь шла о литературе и музыке, но язык? Кстати, первым языком межнационального общения в Одессе был итальянский, первая газета в Городе издавалась на французском языке, а украинскому языку одесский язык обязан куда больше, чем идишу.

Прожив всю жизнь в Одессе, мне так и не посчастливилось увидеть хоть одного индивидуума, думавшего на идиш и говорившего по-русски. Единственный человек, которого можно заподозрить в том, что он думает на идиш, а говорит на русском, это явно всем известный Виктор Черномырдин, регулярно выдающий фразы типа «Лучше водки хуже нет».

Я вырос в типичном одесском дворе, с его многочисленными Хаймовичами и Рабиновичами, но самый пожилой из них на идиш явно не думал. Потому что все они были коренными одесситами, кровью и плотью Города. Характерные для нашего случая фразы: «видела тебе идти» или «била вчера на толчок», я слышал только от мадам Бирюк. Но она не еврейка, а болгарка. И знаменитый одесский акцент, это не только акцент с которым говорил солнечный пацан Моня Шварцман, но и другой мой сосед Саня Шевченко, а также мой кореш Жорик Думченко, уходивший своими корнями в Запорожскую Сечь. И когда президент Ющенко, который только и может разводить пчел на мед, выдал рекламу: «Думай по-украински!», Жорик сказал с чисто одесским акцентом: «Как раз тот случай, пасэчник. Не бери меня на свой хап-геволт». Прошу заметить, что Жорик не именовал презика «пчеловодом», и даже не выдал крылатую фразу якобы давно погибшего одесского языка «Погнал пчел на Одессу».

Или вам интересно, отчего у нарисованного в моем воображении халамидника, прижавшегося тухесом к стене перелицованной в областной архив синагоги, имеется свинорез и шпаер? Да потому что малограмотные кликуши с учеными степенями неоднократно ставили знак равенства между одесским языком и блатным жаргоном. Абсурдность их измышлений наглядно доказывают мои книжечки «Одесский язык» и «Одесса таки ботает». Потому приведу всего пару примеров, которые не вошли в них.

В свое время мне, малограмотному, давали сильного джосу интеллигентные дамочки-редактрисы за пропаганду блатного жаргона и чудовищно-неправильное использование русскоязычных выражений. Типа «…позырим Черного моря, это что-то особенного». Я даже не пытался оправдываться, ибо подлинно одесскому языку в те времена еще не было доступа не то, что на книжные страницы, а на газетные полосы. А неправильному употреблению столь любимого одесситами родительного падежа и блатному слову «позырим» меня обучил один по сию пору скрывающий свое настоящее имя явно отпетый уголовник, писавший не только «…да позърим синяго Дону», но и «Поостри сердца своего мужеством» в «Слове о полку Игореве».

С другой стороны есть такая давняя российская лингвистическая традиция: объявить какое-то слово одесского языка блатным, а спустя десятилетия начать активно использовать его в качестве литературной нормы русского языка, не позабыв бережно занести в словарь, дабы ни одно слово великого и могучего языка не пропало для грядущих поколений. Более сотни лет россияне причисляли наш родной «бан» к воровскому жаргону, а как узнали, что такое автобан и с чем его едят, тут же в натуре прекратили стращать им законопослушное население. Вот это самое, по сию пору причисляемое к блатному жаргону выражение «в натуре», еще сотню лет назад соответствовало весьма распространенному тогда в русской литературе слову «натурально», то есть «действительно»; «без обмана». А одесситы, как во многих иных подобных случаях, употребляли прямой перевод с французского языка «par nature» еще до того, как создали его одесскоязычный синоним «кроме шуток».