Текст книги "Двое с лицами малолетних преступников (сборник)"

Автор книги: Валерий Приемыхов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Они помешались на своей канализации! Ничего их так в будущей жизни не привлекает, как эта канализация. За канализацию они готовы жизнь отдать. Если б в наш город прибыли шпионы, точно знаю: никого у нас на доллары не купить, люди непродажные. Но если эти шпионы дотумкают и начнут их канализацией соблазнять – не знаю. Даже страшно становится за хорошее будущее, про которое Лина Романовна рассказывает.

Получается, одни мы – вояки за Кукуевку, а ведь на ней сотни человек живут. Я сказал «мы» по привычке. Винт тоже все время в лес глядит.

– Говорил тебе, – тащит Винт, – лучше с учителями не связываться… Придумай ты ей название, ну ее к шутам.

– Улица Радости, – сказал я. У меня от этого грандиозного названия рот ведет, как если б я незрелой брусники наелся. – Не все такие продажные, как ты, Винт. Есть еще у нас порядочные люди…

– Покажи, – говорит Винт, – что-то мне они не попадаются…

Расшибусь, думаю, а найду таких людей. И не только из-за принципа – страшно одному против всех идти. В компании всегда полегче.

Сели мы с Винтом на велосипеды и подались за город, в деревню. Может, до них слухи о предстоящей канализации не дошли?..

Осень сегодня выдалась сухая, чистая. Тихо было за городом, каркали только вороны на столбах, шуршали шины, поскрипывала педаль на велосипеде Винта, а то вдруг налетал ветер, и крепкие еще листья ударялись о стволы и ветки.

Приехать в деревню Кресты мы опоздали. Еще издали услышали стук молотка, а потом за поворотом увидели человека. Он прибивал новую табличку к столбу, который обычно стоит перед каждым жилым местом. На дощечке строгими буквами было написано: «Дер. Демократия». Дяденька кончил свою работу, сунул молоток в карман и отступил, смотрел на чистую табличку и на то, как ловко он ее приколотил.

– До Крестов далеко? – спрашиваем.

– Хана Крестам, кончились.

– Мы про деревню, не про религию.

– И я про то же. Вон что от Крестов осталось.

От них действительно мало осталось – старая, темная табличка «Дер. Кресты». Она валялась в кювете, никому не нужная.

– Кресты – это означает перепутье, росстани. При чем здесь Демократия?

– Демократией быть лучше, чем перепутьем. А если кому нравится, пусть живет в Перепутье. Вон забирайте таблицу и повесьте у себя в поселке. Ляпнул кто-то сдуру «Кресты», а мы мучайся. Вон там село – Китайка называется, – и ни одного китайца сроду не было.

– Так просто не бывает. Значит, была какая-то история.

– Кому она нужна, эта история! – Дядька уже из себя выходит. – Без нее забот полон рот. Картошку убирать не успеваем. А они тут – перепутье. Надо такое выдумать…

Человек сердился, наверно, он сам придумал новое название, и ему нравилось.

Поехали мы в село Китайка. Так, для интереса, если уж в Кресты опоздали.

Село Китайка было в стороне от асфальта, километров шесть. Уже на подъезде встретили мы пацанят деревенских и спросили:

– У вас китайцы не живут?

Можете себе представить – живут! Мы думали, ребятишки над нами смеются, – ничего такого, запросто:

– Они вон в том доме живут, с зеленой крышей.

Подъехали мы к дому с зеленой крышей. Чудеса, да и только! У калитки играют в песке два симпатичных китайчонка.

– Здорово, китайцы! – говорит Винт.

Они маленькие, не понимают, друг за дружку прячутся.

– Даже не верится, – говорит Винт, – они, наверно, еще с татаро-монголами пришли и остались.

Мы во двор. Там девушка – тоже китаянка – мыла крыльцо. Разогнулась, глянули на нас с красивого лица черные длинные глаза.

– Здравствуйте, – произносит она по-русски лучше, чем мы, – вам кого?

Мы растерялись и не знали, с чего начать. Винт вдруг разошелся:

– Вы китайский уж, наверно, и не помните?

Девушка захохотала. Зубы у нее были блестящие и белые, даже не верилось, что такой белый цвет бывает. Она прикрыла тонкой ладошкой рот и сказала приятно по-китайски: проходите, мол, дорогие гости, показала рукой на дверь и поклонилась по ихнему обычаю. Вежливый народ китайцы.

Ладно, входим в дом. Все как и у всех – мебель, телевизор, видик. Сидит за столом взрослый человек китайского вида, только не очень приветливый. Мы поклонились ему, как девушка нам, то есть прижали правую руку к сердцу. Мужчина, видать, ничего не понимает, а девушка кланяется нам в ответ, показывает на диван садиться. Сели. Девушка сказала мужчине по-своему.

– А что вы хотите? – спросил мужчина.

– Понимаете, мы любители русского языка. Вот есть такое село Кресты, от слова «перепутье», «перекресток». А у вас Китайка… От чего происходит такое название? От китайцев?..

Мужчина хлопнул об стол рукой, только чашки запрыгали. Красавица китаянка завизжала от смеха, а этот китаец так раскричался на своем языке, что и переводить не надо – ясно, о чем разговор.

Выбрались мы из дому, девушка за нами, а он нам вслед:

– Я найду, кто вас научает! Я найду!!! Я знаю кто!!

Потом он пошел чехвостить эту красавицу, она ему в ответ – и началась у них ругань.

Ведем велосипеды по улице, догоняет нас девушка.

– Эх, ты, – говорит Винт, – такая красивая, где только врать научилась!

– У каждого человека какое-нибудь прозвище в деревне. У нас – Китайцы. Мы недавно сюда приехали. А у брата юмора нет. Я его воспитываю. Извините меня, пожалуйста. Зато я вам помогу.

– Помоги, – говорю я. – Только чем?

– Вон в том доме живет самый старый в селе дедушка. Он все про историю вам расскажет. Зовут его Мордарий Серафимович.

– Ладно врать-то! – сказал Винт. – Таких имен не бывает.

Бывают такие имена. Дед оказался настоящей находкой для тех, кто понимает. Он пас козу и соскучился по разговору.

Кресты действительно от перекрестка, от росстани. Так вот, на этих росстанях кончался водный путь и начинался сухопутный. Отсюда пошли Кресты. Китайка никакого отношения к китайцам не имела, и китайцы здесь не живут. Недавно поселились узбеки. Многие узбеков не видели и прозвали их Китайцы.

Название Китайка на самом деле пошло от слова «кидай-ка». Было дело еще под монголом. Сидел на Крестах князь. Богатый, сильный. Он с купцов, которые мимо с товарами проходили, брал налог. Татары князя обложили данью. Жадным татарам все казалось мало – назначили дань побольше. Получили больше и поняли – богатый люд на Крестах. Снарядили тьму воинов. Князь выставил свою рать. Началась сеча. Князя и дружину разбили. Дал он тягу со своим верным слугой, с казной великой. Слышат – татары вдогон. Тогда и крикнул князь своему дружиннику: «Кидай-ка». Бросили они казну, но уйти все равно не сумели. Взяли их в полон. Князя, говорят, и не довезли, помер от ран. А дружинника пытали, все про казну спрашивали. Он рассказал, как князь приказал казну бросить. А место он вроде не помнит. Пытали, пытали его. Несколько мест он указал, а казны нет. Так и замучили парня. Думается, знал дружинник место, говорить не захотел.

Мордарий Серафимович помолчал. И мы помолчали.

– А большая казна была? – поинтересовался Винт.

– Двадцать таких Китаек построить можно было, – сказал дед.

– А сейчас, по нашим ценам? Чего можно?

– Пять квартир, пять машин и до конца жизни лежать на печи и поплевывать в потолок… Или с удочкой на берегу реки сидеть…

– Ладно лапшу-то на уши… – не поверил Винт.

– Чево лапша? – не понял дед.

– Он говорит… сомневается. Может, это просто легенда, враки.

Мордарий Серафимович не любил просто «ля-ля». Поднялся легонько, ходко по улице затопал, коза за ним идет, никуда не девается. Мы за ними.

Остановились у одного забора. Там человек в огороде что-то копает. Мордарий Серафимович нам подмигнул, кричит через забор:

– Петр, чего копаешь-то?

– Да вот, – отвечает Петр, – погребку хочу выкопать, а то овощи хранить негде.

Мордарий Серафимович опять нам подмигивает.

– Так ты в прошлом году копал, только вон там, на задах совсем. И в позалетось копал.

– Да вот, – говорит Петр, – такой у меня участок. Копаю, а тут вода. Воды почвенные близко, никак место найти не могу.

– Ну, копай, копай, – соглашается Мордарий Серафимыч, – може, без воды попадется место…

Отошли мы немного, дедушка говорит:

– Петр врет про воды-то, у нас здесь взгорок, сухо. Это он все клад хочет выкопать… Уж весь огород перепортил, чертяка.

На следующее утро было воскресенье. Я встал раньше, чем в школу.

– Чего это тебе не спится? – говорит отец.

– Важное дело.

– Футбол пойдешь гонять? – с надеждой спросил отец.

– В библиотеку.

– Словари отдать?

– Поработать надо, – говорю я, – кое-что не ясно.

Отец ощупал у меня лоб – подумал, температура. Поерзал на табуретке, покашлял.

– Чего там хорошего, в библиотеке? Душно. Тебе на свежем воздухе побегать надо.

– Не надо.

Достал деньги, кладет на стол.

– Сходите с Винтом, погуляйте. Библиотека не убежит.

Я молча отодвинул деньги обратно.

– Мало? – засуетился папа. – Я еще дам.

– Ты хочешь, чтоб я говорил на простонародном языке?

– Я хочу, чтоб ты был здоров. Зачем мне сумасшедший в доме?

Взрослые никогда толком не знают, что им от детей надо.

Дед оказался обманщик. Такой старый, симпатичный, а соврал. Нашли мы в словаре выражение «китай» с маленькой буквы. Ни к китайцам, ни к «кидай-ка» оно близко не лежало. «Китай» – укрепленное валом место, и все.

– Во дед дает, – говорит Винт. – Так бы интересно найти клад.

Винт всегда торопится. Да, Китайка – не «кидай-ка», но все-таки «китай» – укрепленное место. Это говорит о чем-то. Не «Демократия», где вообще не понять, что к чему и от чего. Может, дедушка Мордарий Серафимыч и нафантазировал кое-что, а может, немного правды есть. Не зря ведь этот деревенский Петр огород свой портит, сокровища ищет.

Что у нас есть? Берем карту. Деревня Кресты, где правил какой-то князь. Есть такое? Есть. Китай – укрепленное место? Имеется.

Меня из-за отца все в библиотеке знали. Работала сегодня Нина Андреевна. Я объяснил ей, какой вопрос нас интересует. Про клад, естественно, ни слова. Так, вроде мы просто любим древности.

Принесла она кучу книг, такую здоровую – у нас руки опустились. Одну книгу положила отдельно.

– Очень старая книжка, – говорит, – с ней надо осторожно… Мы ее давно на дом не выдаем. Посмотрите на всякий случай.

Случай был замечательный! На первой странице – оглавление, а там по старым правилам, с твердыми знаками и непонятным «е», написано: «В поисках княжьего клада». Мы с Винтом чуть переплет не оторвали – каждый хотел прочесть первым. Начал читать я, вслух:

– «Сидел на Крестах княже Удача Андреевич Волкохищная Собака…»

Такое имечко было у нашего князя, мы с Винтом так и припухли. «Волкохищная Собака»! Такого не придумаешь, хоть тресни.

– «Глухо сообщает о нем летопись: «…и бысть велика бица при Крестах на реке Пере…»

– Давай дальше! – закричал Винт.

Дальше ничего не было. Неровно бритвочкой было вырезано все об Удаче Андреевиче Волкохищной Собаке.

– Что ж это у вас происходит? – пришли мы к библиотекарше Нине Андреевне. – Книги рвут. Смотрите.

Она заохала, повертела книгу и так и эдак, но вырезанных листов от этого не прибавилось.

– Странно, – все повторяла она.

Вытащила аккуратный листок, формуляр называется. Его вкладывают в бумажный карманчик, приклеенный изнутри к твердой обложке.

– Книга выдавалась двадцать лет тому назад. И в позапрошлый год.

– Кому? – хором спросили мы.

Не советовали бы мы заглядывать в нашу библиотеку какому-нибудь преступнику: вычислят через пять минут, как ребенка.

Жили наши кладоискатели в разных концах города. Шильников Виктор Петрович – на Комсомольской улице, Касториев Генрих Степанович – на улице Пневой.

– Что толку? – говорит Нина Андреевна. – Это мы недосмотрели.

– Как что толку?! – возмутились мы. – Если каждый будет книги резать, библиотеки закрывать придется.

– Он откажется.

– Спокойно, – сказал Винт. – Мы из этого Шильникова, или как там, странички вытрясем.

– Они их не выбросили, – говорю я. – Такие ничего не выбрасывают. Вы, Нина Андреевна, напишите нам письмо, мы к нему сходим. «Просим вернуть чужие странички».

Не дали нам никакого письма, не пишутся такие письма в библиотеке. Мы сели на велосипеды и через пять минут стояли у дома номер двадцать семь по Комсомольской улице. Не маленький был дом, из белых кирпичей, за высоким зеленым забором, с широкими окнами. Там, наверно, детсад можно было открыть при желании, а жил один этот Шильников – вход был один, и ворота были одни. Рядом с домом околачивался какой-то паренек.

– Эй, пацан! – говорит Винт. – Это дом двадцать семь?

– Ну и что? – буркнул мальчишка.

Нахальный мальчик для своего возраста. Видно, ничего не боится: дом рядом.

– Нам Шильников нужен.

– Ну и что?

– Ты отвечай старшим как положено, – одернул его Винт. – Расчекался!

Мальчишка бочком, бочком – и уже у самой калитки стоит. Ошибка Винта, с такими людьми надо похитрее.

– Нам твой папа нужен, – говорю я строго, – нас к нему начальство послало.

– На работе он, – раскололся пацан.

– А где он работает?

– В универсаме.

Нам ничего больше не нужно. Универсам недалеко, в центре, один на весь город. Мчимся в универсам. У первой попавшейся кассирши спрашиваем про Шильникова. Оказывается, он в мясном отделе. Действительно, на витрине табличка, на ней: «Сегодня Вас обслуживает продавец Шильников В. П.». Все сходится, нашего зовут Виктор Петрович – и тут: «В. П.». Спрашиваем у дядечки за прилавком:

– Вы не Шильников?

– Шильников рубит, – говорит дядечка.

За прилавком магазина очень интересно. Мы все время боялись, нас заметят, выгонят или ругаться будут. Никто на нас не обращал никакого внимания. Люди в черных халатах провозили тележки с ящиками, мешками, и, хоть вид у них был мрачный, они вежливо предупреждали: «Зашибу».

Мы с Винтом прижимались к стенке. Продавщицы в белых халатах здесь, среди конфет и колбасы, были веселые и счастливые. Например, им говорили: «Тося, там у тебя покупатели скопились!» Они не нервничали, не огрызались, как за прилавком, нет, здесь они весело кричали в ответ: «Не облезут твои покупатели!» – и продолжали смеяться над чем-то смешным. Но самое сильное впечатление на нас произвел подвал. Если где и надо хранить клады или устраивать темницы для графов Монте Кристо, то только тут. Узкая лестница вела вниз, лампочки под потолком светили не сильнее свечки, стены были мокрые, темные. На весь подвал раздавался повторяющийся хриплый стон: «А-а-а! Э-к-ха! Кха! Кха!» И мертвый стук топора. Под несильной лампочкой человек в заляпанном кровью халате рубил мерзлые туши коров. Он хрипел: «Кха! А-ха!» Топор ужасной величины врезался в мясо – и опять: «Кха!»

– Здрас-сьте, – сказали мы.

Человек обернулся. С такими лицами люди в библиотеки не ходят.

– Понимаете, – противным голосом подлизы и маменького сынка сказал я, – мы – любители русского языка.

Шильников зачем-то посмотрел на свой топор – боялся, наверно, затупить о наши головы, – потом сказал:

– Ну и что?

– Вы брали в библиотеке одну книжечку, – струхнул Винт, который в библиотеке петушился вытрясти из этого вырывателя страниц все до последнего листка. – А мы…

– Никогда, – сказал Шильников, – никогда я не брал никакой книжки в библиотеке, потому что я никогда в ней не был и не знаю, где она находится.

– Нет, были, – осмелел Винт. – У нас формуляр имеется.

Мне показалось, Шильников сейчас возьмет коровью ногу и драбалызнет Винта по черепушке, но Шильников сдержался и просто помахал топором, вроде на вес его попробовал.

– Дуйте отсюда, – коротко сказал он.

– Вы не подумайте, – стал я торопиться, – мы к вам не из-за того, что вы вырвали страницы из книги. Мы интересуемся русским языком.

В это время пришел человек в черном халате с железным ящиком для мяса.

– Саша, – сказал Шильников, – кто пустил мальцов? Они тут конфеты поворуют…

Мы благополучно очутились на улице, только с другой стороны магазина, где написано: «Посторонним вход воспрещен». Человек в черном халате ушел.

– Поехали-ка к следующему, – говорит Винт, – к этому… Касториеву.

В это время кто-то спросил голосом мятым, больным:

– Шильников на работе?

Спрашивал человек худой, плохо одетый, с потрепанным чемоданчиком в руках.

– Не видишь, машина его стоит, – ответили ему небрежно, как попрошайке.

Человек ушел, куда посторонним запрещено.

– Ну что ты? – торопится Винт. – Едем. Че тут ловить?..

– Винт, – говорю, – Шильников не признается, что он странички вырвал?

– Почему?

– Он клад нашел.

– Ну да?!

– Посмотри, машина у него какая!

– Какая?

Винт иногда раздражает. Только при нем говорили о машине Шильникова, а он, как тетерев, своими мыслями занят.

– Вон «мерседес» стоит, – показываю.

– Ух ты! – сказал Винт. – Зверь!

Машина сверкала никелем, выставляла напоказ широченные шины. В ее праздничных стеклах даже этот грязный двор казался королевской приемной.

– А дом его ты видел? – говорю я, – Этот шильниковский мальчишка такой плюгавый, а уже в фирменных джинсах.

– Умеют люди зарабатывать, – говорит Винт, – это не наши папаши.

– Много ты на рубке мяса заработаешь?! Знаешь, сколько эта машина стоит?

Винт не знал, и я не знал. Спросили у прохожего, а он почему-то начал материться. Не на нас, правда, – на жизнь.

Опять появился худой с портфелем. Пугливо огляделся. К нему Винт:

– Скажите, сколько стоит этот «мерседес»?

Тут только стало ясно, какой этот человек ненормальный. Он вздрогнул, вроде у него над ухом выстрелили.

– Что?! – вскрикнул он. – Какой «мерседес»? Почему вы у меня спрашиваете?

– Никто не знает, – говорит Винт.

– А я?! Почему я должен знать?

– Вы сейчас только спрашивали Шильникова, – вмешался я.

Человек подхватил свой чемоданчик и затрусил со двора.

– Дурной, что ли?! – сказал Винт.

Из двери в грязном фартуке вышел Шильников. Оглядел двор. Кроме нас, никого не было.

– Эй, вы?! – окликнул он. – Вы давно тут стоите?

– А мы не уходили, – говорим мы робко.

– А, это вы? – заскучал. – Здесь сейчас человека, такого дохлого, не было? С чемоданчиком?

– Был.

– Куда делся?! – заволновался Шильников.

– Куда-то делся, – отвечаем.

– Вы что здесь делаете? – подозрительно спросил он.

– Играем, – говорит Винт.

Шильников расстроился. Пробормотал что-то ругательное, говорит:

– Если вдруг он придет, скажите, я его жду.

Зря он нам дал это поручение. Мы, было, к Касториеву собрались, выруливаем на своих велосипедах на улицу, и надо же – за углом тот хилый мужик с чемоданчиком прячется! Мы – к нему, кричим:

– Гражданин! Вас Шильников ждет! По важному делу.

Дяденька сомлел от нашего наскока. Немного пришел в себя, говорит:

– Не знаю никакого Шильникова! Я не знаю никакого Шильникова.

– Не надо, – возразил Винт, – вы с этим чемоданом сейчас только к нему заходили…

– Отстаньте от меня! – даже завизжал человек и пустился наутек.

– Все это очень подозрительно, – говорит Винт.

– Что?

– Вся эта компания.

Мы нажали на педали – и к Шильникову домой. Его мальчишка опять околачивается у дома. Мы решили поговорить с ним поумнее, чем в первый раз.

– Как жизнь?.. – начинаю не сразу. – Хочешь мороженого?

Мальчишка достал из кармана шоколадку и начал трескать у нас на глазах.

– Хочешь денег? – предложил Винт.

Мальчишка ухмыльнулся и достал из кармана доллары.

– Как бы я тебе дал по башке! – не удержался Винт. – Свинья!

– Иди отсюда! – толкаю Винта, – Не слушай его, мальчик. Ты чего сейчас делаешь?

– Одного дяденьку жду, отец позвонил.

– Ну, жди, – говорю я, – отца надо слушать. А сколько твой папа получает?

– Кухня! – закричал Винт, но уже было поздно.

Незаметно подъехал Шильников. Он уже держал Винта за шиворот, я тоже не успел увернуться, он поймал меня за руку. Мы попытались высвободиться, но Шильников еще таких десяток мог сгрести и не пускать. Мальчишка его хохотал до упаду.

– Они спрашивают, сколько ты денег получаешь, – говорит он.

– Кто вас подослал? – спросил Шильников и тряхнул, чтобы мы лучше соображали. – Душу вытрясу! Кто подучил?

– Мы думали, вы клад нашли, – сказал я.

Все-таки нечисто у него было на душе, он даже вспотел в секунду. Зырк по сторонам, говорит хрипло:

– Какой клад? Кто вам сказал?

– Вы книжку брали в библиотеке… – начал я.

– Будете отвечать, – говорит Винт.

Шильников не напугался, а, наоборот, опять стал здоровенным, уверенным в себе торгашом.

– Зарубите себе на носу, – он снова встряхнул нас, – никакой книжки я не брал… Еще раз увижу около дома, уши оборву!

– А если мы документ принесем? – спрашиваю я.

– Принесете – поговорим, а сейчас – брысь!

Мы на велосипеды – и давай отсюда подальше.

Оставался у нас в запасе Касториев. Мы очень на него рассчитывали. Еще раз проверили по бумажке адрес, и вдруг Винт шепотом:

– Глянь!

К дому Шильникова шел тот задрипанный мужичок, что так перепугался вопроса насчет «мерседеса». Перешел улицу, оглянулся подозрительно. Помедлил, внимательно оглядывая все вокруг, и только потом вошел в ворота.

– Подозрительный мужик… – размышляет Винт, – честные люди так не озираются… Вот бы поглядеть, зачем ему Шильников нужен, а Шильникову он. Они весь день друг друга ищут…

– Это только когда стемнеет, – говорю я, – да и то, если собаки нет… Можно в окошки посмотреть…

Касториев Генрих Степанович кладами не интересовался. Мы позвонили в дверь, открыла сердитая женщина в фартуке. Спросили Касториева, она молча показала на комнату справа.

– Мама, это кто? – В прихожей появилась девица класса из девятого.

– К Касториеву, – сказала женщина, ушла на кухню.

Там что-то жарилось, и в коридоре пахло едой.

Девица уставилась на нас, хотя мы не к ней пришли.

Смотрит не моргая, как на пару жуков под стеклом в кабинете биологии. Неудобно под таким взглядом. Двинулись к Касториеву, Винт наскочил на меня сзади. Девица все смотрела тяжело, без выражения, непонятно зачем.

Касториев был толстый, очень нервный. Не удивился нашему приходу. Оказалось, он преподавал музыку и к детям привык.

– Мы любители русского языка, – сказал я.

Эти четыре моих слова были предпоследними нашими словами в этой квартире. Дальше говорил только Генрих Степанович Касториев.

– Как вы сказали? Русский язык? Очень интересно. Я все знаю про русский язык. Инга! – крикнул он нетерпеливо, – Инга!

Пришла эта девица с глазами.

– Я сейчас буду рассказывать про русский язык! – объявил Касториев. – Присядь, Инга. Тебе это будет полезно. – Он помолчал, потер руки, рубанул с плеча: – Русского языка нет!

Мы растерялись, Инга нет. Наверно, раньше это узнала. Касториев рассмеялся, глядя на наши дурацкие лица.

– В русском языке, собственно, русских слов очень немного. «Солдат», «радио», «революция», «телевизор» – это все нерусское. Вот матерщина, хамство всякое… Прошу обратить внимание: «хамство» – тоже нерусское слово, хотя хамство – это типично русское. «Каво», «чаво» – это по-русски. Далее: кто такие русские? Откуда взялись? Не понятно. Были варяги, потом татары, мордва, черемисы, получился компот, коктейль. «Коктейль» – нерусское слово, кстати. Что вы хотите, если русский народ героем своих сказок придумал Ивана-дурака?! Представляете, целый народ придумывает в герои – ду-ра-ка! А музыка?!

Он подбежал к пианино, побренчал немного, потом запел:

– «О, соля мио…» Это итальянская народная. А вот любимая «Барыня, барыня, сударыня-барыня»! – запел он противно и громко. – Тупость! А вы говорите – русский язык! Мы не ценим таланта, мы ничего не ценим, нет культуры. Одна у меня надежда – дети. Всю жизнь я отдал детям. Они напомнят о роде Касториевых. Да, Инга?

– Да, папа, – сказала Инга.

– Девочка моя, – растрогался Касториев, – я не жалею, я ни о чем не жалею…

Мы попытались свернуть его с родственных разговоров на дело.

– Вы брали в библиотеке книгу… «Наши древности».

– Брал! – не стал отпираться Касториев. – Тупость. Все придумано. Все эти князья – нерусские. Они варяги. Инга, пригласи детей, пусть послушают. Я хочу рассказать им про род Касториевых. Им это поможет в жизни.

Инга ушла за детьми.

– Я думал, в той книге будет сказано про Касториевых. На всякий случай. Думаю, вдруг?! Ничего подобного. Касториевых вроде не было. Но, слава богу, есть другие книги, поумнее.

Инга привела двоих дошколят, Касториевых в комнате стало четверо. Дети расселись и, как обмороженные, уставились на Касториева-папашу.

– Наша фамилия, дети, была известна тысячи лет назад… Появись я сегодня в Риме и скажи, что я из рода Касториевых, любой прохожий поклонится мне в ноги…

Вошла жена Касториева, в фартуке, встала в дверях. Он глянул на нее краешком глаза, сбился.

– Да… – уже не очень уверенно и потише продолжил Касториев. – Каждый римлянин скажет – это герой. А у нас скажи: «Касториев» – тебе в ответ сморозят какую-нибудь мерзость…

– Касториев! – сказала жена угрюмо. – Кончай умничать.

– Перестань! – топнул он ногой. – Перестань сейчас же!

– Не перестану, – заупрямилась жена.

– Минуточку!

Касториев увел жену из комнаты, они там за дверями стали ругаться.

– Наша мама не понимает, – пояснила Инга, – я расскажу вам дальше. Были такие древние герои – братья Кастор и Полукс. Они вошли в историю как символ братской любви. Созвездие Близнецы названо в честь этих братьев. Касториев – значит из рода Кастора…

– Меня Васька опять Касторкой дразнил, – брякнул один из маленьких Касториев.

– Кто он такой, твой Васька?! – подняла брови дочь Касториева.

Касториев благополучно отругался с женой и влетел в комнату.

– До какого момента ты дошла? – с ходу спросил он у Инги.

– Древний Рим.

– Славно! – сразу включился он без раздумий. – Наш предок был приглашен из нашей родины в Россию. Много сил, таланта, ума было отдано Касториевыми России, но по российской расхлябанности, неблагодарности это забыто. Вот говорят – Петр Первый. Он то сделал, то придумал. А кто ему советовал, этому Петру, по жалкой фамилии Романов? Мы, Касториевы, потомки великих родов… Все – мы! А вы говорите – Россия, русский язык!

После Касториевых настроение было совсем никуда. Что ж это происходит?! И так ни в чем уверенности нет: то ли напишешь контрольную, то ли нет, пустят на рыбалку или дома торчать заставят. А тут вообще: Кукуевка не годится, говорим непонятно по-какому, а русских нигде нету.

– Интересно, – говорит Винт, – вон сколько населения кругом – и все непонятно какой народ.

– Они тоже хороши, наши предки! Не могли героя придумать, кроме Ивана-дурачка.

– Ну, знаешь, – сказал Винт, – оловянный солдатик тоже не большого ума. Или эта дурища Дюймовочка! Чего хорошего?

– Чего ты защищаешь?!

– А «князь молча на череп коня наступил»? Был ведь князь Олег, прибил щит на ворота Царьграда.

– Наверно, ему эти Касториевы насоветовали. Уж если Петр Первый сам ни до чего додуматься не мог, чего от Олега ждать?!

– Во жизнь! – сказал Винт. – Правильно Лина Романовна говорит – с нас только и толку, что в будущем.

Стемнело, и очень хотелось есть. Но у нас оставался Шильников с загадочным гостем, кто всего боялся.

Собаки во дворе не было. Мы перемахнули через забор и стали смотреть в окошко на житье Шильниковых.

Жили они хорошо. Аппаратура заграничная, телевизор такого размера, что диктор на экране размером с живого человека. Одно было у них не из богатой жизни – тот самый мужичок с чемоданчиком. Сначала мы подумали, он им родственник. Но к родственникам, да еще таким хилым, так здорово не относятся. Они не знали, чем его угощать. Говорили наперебой, а он только кивал и жадно ел. Потом подарил два каких-то слова. Они слушали его, раскрыв рты. Человек кончил есть.

Женщина бросилась убирать со стола. Но Шильников начал ругаться, она забрала своего сынка, и мужчины остались одни.

Гость достал из-под стола свой чемоданчик, вытащил оттуда что-то замотанное в красную тряпицу. Вдруг он поднял глаза и уставился на нас. Мы пригнулись, а когда выпрямились, шторы были закрыты. Представление окончилось. Мы поехали по домам.

На другой день после уроков мы выпросили у Нины Андреевны формуляр и с документом – к Шильникову. Только мы опоздали. Вместо «мерседеса» у дома стояла милицейская машина, а рядом ходил милиционер. Он не пустил нас к Шильникову, посоветовал приходить завтра. Мы хотели разузнать, в чем дело, но милиционер был молодой и очень серьезный, все у него было тайной. Хорошо, вышел лейтенант.

– Охримчук, понятых организуй.

– Есть, – сказал Охримчук и пошел организовывать, чего – мы не поняли.

– Дяденька, – говорю я, – мы тоже пригодиться можем. Мы давно Шильниковым заняты.

– Да ну? – удивился лейтенант.

– Понимаете, мы – любители русского языка и поймали его на том, что он вырвал странички из книги.

– Мы ему припомним, – сказал лейтенант с юмором.

– Вы слушайте, он ведь клад нашел. Вон, откуда у него всего полно. Поняли?

Следователь рассмеялся, как детсадовец, которому показали палец. Взрослые всегда смеются над всем, стоящим внимания. Наверно, так же оборжали Архимеда, когда он притащил свой закон о вытеснении воды. Единственные, кто его слушал, были наверняка соседские ребята. Что из этого вышло? Архимед вошел в историю.

– Вы из какого класса?

– Из пятого.

– А Шильников – профессор, – говорит лейтенант. – Он клады не ищет, он ворует. Счастливо, любители русского языка…

Ох, он и пожалел потом, что нас не слушал! Мы ведь предупреждали. Не прошло и двух дней, мы ему позарез нужны стали.

Он искал нас по всем школам, а потом среди всех пятых классов. Запомнил, что мы пятиклассники.

Наши никогда не видели Лину Романовну такой не в себе, взволнованной. Вошла она в класс, следом человек – в костюме, галстуке. Все думали, проверяющий – нас часто проверяют. Класс подтянулся перед незнакомым человеком, поздоровался лихо. Лина Романовна говорит не своим голосом:

– Любят у нас русский язык… Симакин, Бесстужева… Вставайте, кого вызываю…

Я на урок не пошел: не придумал названия Кукуевке. Винт сидел в классе, но боялся, как бы Лина при постороннем человеке не начала спрашивать, поэтому не очень высовывался.

– Не волнуйтесь, – говорит ей незнакомец.

– Как «не волнуйтесь»? – сказала она. – При чем здесь русский язык и милиция?.. Фуртичева… Я только начала преподавать…

Тут Винт узнал лейтенанта, когда про милицию пошел разговор. И тот узнал его.

– Привет, любитель русского языка! – обрадовался. – А где твой дружок?

Не надо было ему при Лине Романовне такое говорить.

– Вот уж он никакого отношения к русскому языку не имеет, – говорит она. – А его дружка я даже к занятиям не допускаю. Сейчас покажу их отметки.

– Я его заберу, – говорит лейтенант, – и его товарища тоже.

– Пожалуйста, – не спорит Лина Романовна. – Может, их хоть милиция чему-нибудь научит?..

Винт разыскал меня в туалете. Мы там с одним восьмиклассником от скуки играли в «орел-орешек». Я с радостью побежал в класс забрать портфель. Захожу, все на меня смотрят, как на покойника, – то ли с восхищением, то ли с ужасом.

– Можно портфель взять? – говорю я. – Милиция ждет… – Взял портфель. – До свидания, Лина Романовна!