Текст книги "Двое с лицами малолетних преступников (сборник)"

Автор книги: Валерий Приемыхов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Валерий Михайлович Приемыхов
Двое с лицами малолетних преступников

Князь Удача Андреевич

Меня зовут Всеволод Кухтин, а так просто – Кухня. Моего друга Виталия Елхóва прозвище Винт от имени Витя. Так было всегда. Еще с детского сада. Всегда мы жили на улице Кукуевка, всегда были самыми закадычными друзьями.

Сейчас, в этот миг, мы, грустные, идем в школу – вызвали нас с нашими родителями, то есть с отцами.

Кому-то покажется, волнуемся мы по пустякам: подумаешь, учительница по русскому вызвала! У людей вон родителей к директору вызывают. Да и не очень мы с Винтом отличники, чтоб переживать по такому поводу. Но тут случай особый: уж больно мы не подошли новой учительнице – невзлюбила, и все!

Посмотреть на нашу компанию со стороны – никому в голову не придет ничего плохого: мальчишки с папами на прогулке. Они впереди, мы чуть сзади.

Говорил мой отец, отец Винта кивал, потом наоборот: начинал горячиться Винтов папаша, тогда мой соглашался. Такое единодушие – плакать хочется. Насчет того, строить атомные электростанции или сломать, какие есть, взрослые изведут кучу бумаги, времени и здоровья. В каждой семье пыль до потолка, куда поставить новый диван – у окна или к дальней стене. Но стоит напасть на тему о нас, они забывают обо всем на свете и начинают наперебой соглашаться друг с другом ради того, чтоб успеть самому рассказать «об этих уродах» – родных детях.

Мы поотстали. Эти разговоры надоели дома, да и неудобно перед посторонними. Иногда отцы увлекались и начинали кричать, а люди кругом не глухие. Так бы и добрались до любимой школы без приключений, но попался Бряндя.

– Куда это вас ведут?

– Почему это ведут? – возмутился Винт.

– Нас ведут есть мороженое, – говорю спокойно.

Запомните, люди верят только тогда, когда говоришь очень спокойно. Бряндя сразу поверил и сразу стал завидовать. Ужас, какой прохиндей может вырасти из такого парня.

– А мороженое на базаре плохое, – сообщил он.

– У моего бати начальник мороженого друг, – говорю я.

– Точно, точно, – подтверждает Винт, – они вместе учились.

– Возьмите меня с собой, – начал канючить Бряндя.

– Я тащусь от него, – говорю Винту. – Мороженое надо заработать, товарищ!

Бряндя раскрывает ладонь, на ладони старый железный рубль. Много хорошего можно сделать с этой монетой. За нее коллекционеры платят уж и не знаю сколько. Винт взял у Брянди рубль, а я начал думать, как его с пользой для жизни употребить.

– Слушай, Бряндя, – говорю я, – давай сделаем так: мы сейчас пока договоримся насчет тебя…

– Отдай рубль, отдай рубль! – закричал Бряндя, и тут понеслось.

Мы позабыли про родителей, а они – вот они.

– Нас в школу вызвали медаль за вас получать?! – разошелся отец. – Или хвалить, что вы у нас такие умные?

– Не, ты посмотри на него! – включается отец Винта. – Я тебя в школу для дураков отдам. Не, точно, надоело все!

Тут еще полудурок Бряндя лезет:

– Они у меня рубль на мороженное выманили…

– Уголовник! – закричал отец Винта, тресь Винта по кумполу.

– Отдайте сейчас же деньги! – Это уже мой. – Шпана чертова!

– Не брали мы! – говорит Винт. – Он потерял, вон глядите, валяется!

Молодец Винт, успел сбагрить этот паршивый рубль. Бряндя за своей деньгой наклонился.

– Ты придешь домой, ты придешь домой! – повторяет отец Винта.

Конечно, вся улица в курсе наших дел. Оглядываются, вроде мы комики или живые слоны. Один вообще остановился, головой качает.

– Что делается?! Что делается?! – повторяет. – Куда это молодежь двигается?!

Правильно бабушка говорит, надо один выходной в неделе сделать. Сейчас бы не качал своей тыквой, а бежал работать или отдыхать.

Дальше мы пошли молча и в другом порядке: впереди мы с Винтом, сзади отцы, в стороне Бряндя рожи корчит. Дождется он…

Мы любим своих родителей, конечно, но иногда за них очень неудобно становится. Только на улице они такими героями были, тут вошли в класс, увидели Лину Романовну и сразу прокисли:

– Здрас-сьте, – как маленькие, – мы тут вот… вызвали нас…

– Кухтин? – говорит Лина.

– Кухтин Анатолий Иванович, – торопится мой.

А Винтов так и отчество свое постеснялся выговорить.

– Елхов Володя, – говорит.

Она сказала им садиться, родители пустились ее благодарить, вроде бы им по цветному телевизору подарили. На их месте мы б вообще в школу не пришли. А допустим, нас под ружьем заставили, то уж мы бы знали, как и чего тут делать. «Почему так? Куда смотрит школа? Наши дети самые лучшие. Ах, русский не знают? Не беда. Главное, чтоб из них люди хорошие выросли».

Мы стоим, отцы сидят, Лина Романовна молчит, а на самом деле – взвилась беркутом, висит в небе, сейчас камнем вниз, и только перья от нас полетят. Показывают иногда такое в передаче «В мире животных».

Смотрим мы на наших родителей – какие-то без гонора они у нас мужики, честное слово. Еще подумает Лина Романовна, пьяницы, а ведь они нормальные. Дядя Володя Елхов – классный специалист, золотые руки, мой папаня – заместитель директора библиотеки по хозяйству, начальник.

– Стань прямо! – шипит мне. С улыбкой к Лине Романовне: – Опять они там что-то набедокурили?

Представляете? Нет чтоб спросить: «Как там успехи?» Нет! Они заранее со всем согласны.

– Дети рассказали, почему я вас вызвала?

– Придирается учительница, говорят, – хихикнул дядя Володя.

Мы им по секрету сказали, по-родственному. Зачем же передавать? Так не делается. Если выслужиться надо, то тут мимо – Лину этим не проймешь.

– Неправда, – говорю я, – мы плохое сочинение написали. И не то, что Лина Романовна придирается, а просто мы честно написали, что думаем, а другие приспосабливаются.

– А вот на других давай валить не будем! – выслуживается мой папаша. – Давай на себя оглянемся!

Все замолчали и уставились на Лину Романовну – она глаза закрыла, молчит. Это у нее такая привычка – закрывать глаза, если ей очень противно.

– Никак не могу привыкнуть, – говорит потом, – два месяца живу в вашем городе, и, как только люди рот раскрывают, у меня в ушах пила начинает пилить.

– Какой у нас город? – плачется дядя Володя. – Большая деревня, и все…

– Неужели вы сами не слышите? – говорит Лина Романовна.

– Ничего мы здесь не слышим, – гнет свое дядя Володя. – Дыра… Так – небо коптим…

Лина Романовна опять закрыла глаза. Все вежливо ждали, когда откроет.

– Это даже не жаргон, – вздохнула Лина Романовна. – Мелодика речи местного населения какофония: диалектизмы, славянизмы, архаизмы, говор, провинциализмы, грубое просторечие…

Тут мой папаня – молодец! – обиделся слегка:

– Ну уж? Вот я на юге бывал, там, извините, вообще ни черта не разберешь… гэкают…

– «Ни черта не разберешь»… – пробормотала Лина Романовна. – Неужели трудно сказать: «ничего не поймешь», «трудно понять»?

– Извините, – спекся мой папаня.

– Я вас пригласила не потому, что ваши дети плохо говорят. Они упорствуют в своем невежестве. Была задана тема – новое название для улицы или поселка. Это не только учеба, это инициатива, и хорошая инициатива, городских властей. Кому жить на этих новых улицах? Нашим детям. Ведь посмотрите на карту вашего города, района – убожество. Кресты – село, Красный Куд – поселок, Кукуевка – улица, улица Свистуша… Так и просится сказать: «Откуда вы?»

 
Уезда Терпигорева,
Пустопорожней волости,
Из смежных деревень:
Заплатова, Дырявина,
Разутова, Знобишина,
Горелова, Неелова,
Неурожайка тож.
 

Некрасов. Так было в его мрачные времена. Но сейчас – как мы живем?

– Прогрессивно! – хором сказали отцы.

– Правильно, – оттаяла учительница. – И это должно отражаться на названиях места, где мы живем. Придумавшему лучшее название будет вручен приз. Каждый ученик может стать автором названия улицы, деревни, получить приз и прославиться. Каждый, но только не эти двое.

– Ты приз не хочешь? – накинулся на Винта дядя Володя. – Отвечай!

– Да, – говорит Винт с мучением.

– Что «да»?

– Хочу получить приз.

– А ты? – меня мой спрашивает.

– Хочу получить приз.

На фиг мне сдался этот приз. Вон у нас Симакин все хотел приз получить на математической олимпиаде, даже не он хотел, а больше его родители. Уж как он старался! Очки стал носить, чтобы эти цифирки лучше видеть. Два года победить не мог – все из других школ побеждали. Потом получил в этом году. Вы думаете, магнитофон или велосипед? Как бы не так! Вазочку ему дали – приз называется. Мы с Винтом специально ходили смотреть. Обыкновенная вазочка. Что он с ней делать будет? Цветы ставить или стекла для очков вытачивать?

– Громче! – говорит мой отец.

Громче? Пожалуйста:

– Я хочу получить приз за лучшее название улицы!

– Не надо кричать! – поморщилась Лина Романовна. – Дети придумали много чудных названий: улица Дивная, Свободы, Процветания, Демократии. По этим названиям видно, как дети думают, смотрят на окружающий мир. А эти двое назло делают наоборот. Цитирую: «Хорошее название Кукуевка: легко запомнить и веселое… Когда скажут: «Я кукуевский», то не лезут драться, потому что у нас самые лихие ребята… А если все начать переиначивать, то люди совсем запутаются, где ихнее (ихнее!) место. Вперед надо прикинуть, сколько денег уйдет на новые таблички на каждый дом. Одна девочка хотела переделать себя из Ани в Аннету. Ее стали называть Нюрочка-Дурочка-С-Переулочка…» – Лина Романовна отложила тетради. – Теперь вы понимаете?

Отцы не ясно, чего там поняли, но закивали наперегонки.

– Убогость, серость. На месте вашей Кукуевки будет построен микрорайон, высотные дома с горячей и холодной водой, канализацией. Дом торговли, фонтан. Вот о чем надо мечтать! А вы хотите прожить кротами в своих частных домах без удобств, разрозненные и отсталые, как ваши дедушки и бабушки.

– Мы не хотим, – сказал дядя Володя Елхов. – Что ж мы, совсем уж эти… валенки?..

– Дети – обезьяны. Они копируют ваши разговоры, идеи, мечты…

– Ни в коем случае, – заерепенился папаня. – Мы правильно думаем и мечтаем. Это они нас неправильно понимают…

– Мы их научим свободу любить, – пообещал дядя Володя Елхов. – Они у нас замечтают, как положено в школе… не беспокойтесь…

– Верю. Надеюсь, мы встретимся в другой обстановке. Может, когда Виталию и Всеволоду будут вручать приз за лучшее название для нового микрорайона.

Она для подбадривания говорила это. Не верила в нас с Винтом ни на копейку.

Отец мой, правда, на пороге приостановился и говорит робко:

– Скажите, а что, опять другая установка? В Москве вроде к старым названиям поворот…

– Москва… – сказала Лина Романовна с мечтой в голосе. – Когда вы будете Москвой…

Никогда мы ничем не будем, по выражению ее лица.

– Когда у вас будут Остоженки, Красные ворота, Бронные… тогда поговорим… Привет!

Мы думали, наши родители нас поймут. Ни за что! Я говорю: взрослые, даже если один негр и живет в Африке, а другой вообще чукча, всегда договорятся быстрее, чем два мальчика из одного класса.

– У меня руки опускаются, – начинает мой. – Неужели трудно придумать?

– Им всыпать надо! – говорит дядя Володя. – Мой-то живо нормально заговорит, я ручаюсь.

– Вы сами-то, – съехидничал Винт, – тоже не очень-то по-русски умеете.

– Мы школу уже кончили, – сказал дядя Володя. – Зачем нам?!

– Когда надо, мы знаем, где, как и что говорить, – не отстал мой папаня.

Наша жизнь стала походить на бесконечный урок русского языка. У папы в его библиотеке был зальчик для местного общества любителей чтения. Шкафы, полные книг, по всем стенам. Столы, стулья. Одно окно и портреты писателей в золотых рамках.

Мой положил перед нами стопку книг:

– Кто первый?

– Может, мы дома лучше? – дернулся я напоследок.

– Дома за вами следить некому, а тут я с документами посижу.

– Мы тебе мешать станем.

– Перетерплю.

Папаня разложил свои бумаги. Я взял первую сверху книгу. Помню, в детстве так хотелось научиться читать. Я думал, это удовольствие, а не учеба. А уж чтение вслух просто наказание. Я, правда, не пытался читать вслух про сыщиков, но любого, самого лучшего классика вслух лучше не читать – нехорошие мысли лезут в голову. Например, начинаешь завидовать немым. «Кому случалось из Волховского уезда перебираться в Жиздринский, того, вероятно, поражала резкая разница между породой людей в Орловской губернии и калужской породой. Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в дрянных осиновых избенках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти…» И так дальше. Летали шумные осенние мухи, отец шуршал бумагами, Винт вздыхал, как больная корова. Слушали меня, наверное, одни классики в желтых рамах. Потом у меня пересохло во рту, но тут зачесалась спина. Я почесал, прошла сухость. Зато я начал зевать. Стали путаться строчки – один глаз видел ту, что я читал, второй – следующую. Пришлось один глаз закрыть. О чем я читал, понятия не имею.

Пришла очередь Винта. Он взял другую книгу, думал, другая будет повеселее. Ничего подобного.

– «Любите ли вы театр, – начал он бодро, вздохнул, – так, как я его люблю…»

Пришла сотрудница. Была надежда – она заберет папу работать. Но они поговорили, и женщина ушла. Люди за окном ходили на свободе, смеялись, разговаривали. Здесь, в мышеловке для читателей, гудел Винт, скрипел под отцом стул. На все это глядели писатели. По разному. Пушкин, в общем, не обращал внимания, Толстой смотрел поверх головы, а вот уж Некрасов никуда не отвлекался, впился в меня глазами. Я думал, привиделось, отклонился вправо, влево, сел пониже, привстал. Никак было не уйти от его сердитых глаз. Это мне не показалось. Попробуйте сделать опыт. Поставьте портрет Некрасова в угол и старайтесь, чтоб он вас не видел. Не получится.

Я взял да и закрыл глаза. Некрасов отстал, но в темноте стало казаться – моя голова растет вширь. Только казалось, я потрогал ее руками – нормальная моя голова. Я опять закрыл глаза. Винт читал, читал, потом вдруг начал орать. Никогда не думал, что у него такой противный голос.

Заговорил отец. Я проснулся. Оказывается, я уснул, а Винт громким голосом хотел меня разбудить.

– Спишь, что ли? – спросил меня отец.

Я даже говорить разучился, помотал головой, и все.

– А ты что кричишь?

– Да вот, – говорит Винт обычным голосом, – уж больно книга… это… забирает…

– Русский язык, как ты хотел?

Вышли мы из библиотеки, нас шатает. Ходят люди, объясняются кое-как, и никто их не ругает за просторечие.

– Знаешь, Кухня, – говорит Винт, – мне сейчас английский какой-нибудь – тьфу! Не зря говорят за границей, что наш язык самый трудный…

– Давай помолчим, – говорю, – а то из меня весь воздух вышел, честное слово…

Не дали нам помолчать. Привязался какой-то приезжий.

– Эй, пацанва, – кричит, – где тут у вас базар?..

Молчим.

– Вы что, по-русски не понимаете? – говорит дядька, – Я кого спрашиваю?

– Наша русски плохо. Ноу! – говорит Винт с английским акцентом.

Дяденька попался сердитый, хвать Винта за ухо.

– Школьник?! – кричит.

– Школьник, – затрепыхался Винт. – Школьники мы!

– Так что же ты свой родной язык коверкаешь?! Ты кому подражаешь, а?! Вот я сейчас милиционера позову, чтоб он тебя русскому обучил. Сопляк!

Куда податься бедному крестьянину, как говорится. Лучше б мы десять контрольных написали, лучше б сбежали на неделю с уроков, дневник потеряли, лучше б в класс живую лягушку притащили или дохлую мышь, подрались, выбили окно в школе. Только бы не русский! Ведь он на каждом шагу тебя преследует: в школе, дома, на улице – везде.

Вот, пожалуйста, прихожу домой. Бабушка с порога:

– Малый заявился! Где ж ты шастаешь, горе луковое? Живот, поди, к спине прилип.

Из комнаты выскочил отец, закричал:

– Мама, я же предупреждал! Это твое влияние. Из-за тебя он малограмотный!

– Чего ж я сказала?

– Нельзя говорить «малый», «шастаешь», «живот к спине»!

– А как?

– «Дорогой внук, ты уже пришел? Тебе время поесть».

– Ой, держите меня четверо! – сказала бабушка.

Отец хотел запретить «ой, держите»… Вместо этого грохнул дверью, зазвенела посуда в шкафу.

– Пора, знать, домой налаживаться, – всхлипнула бабушка, – И лают, и бьют, и плакать не дают…

– Не вздумай. Это не из-за тебя, из-за русского языка.

– Какой-нибудь указ вышел? – спросила бабушка.

– Может, и выйдет, – говорю я, – а то просторечие…

– Господи! – Бабушка испуганно посмотрела на дверь. Потом прошептала: – Не бойся креста, бойся перста.

– Как это понять? – спрашиваю. – «Не бойся креста»…

– Тихо, тихо! – Бабушка посмотрела на дверь. – Иди руки мой, чучело!

– Ну скажи, бабушка.

– Старинное это, некультурное…

– Ну?

– Гну! Значит, не бойся перекрестка, бойся колотушки. Крест – это перекресток.

– Точно говоришь?

– Да уж куда точнее, – пробормотала бабушка. – Перепутье и есть…

Я перед сном лежал и улыбался из-за «крестов». Лина Романовна хотела религиозную деревню Кресты переделать во что-нибудь более подходящее к сегодняшнему дню, а «кресты» – всего-навсего перекресток. Значит, та деревня называется просто Перекресток, а еще красивее – Перепутье. Мне представлялись хитрые граждане, придумавшие название для деревни Кресты. Вроде они нам тайный знак оттуда, из своего времени, передают, только запрятанный, чтоб мы догадались. Точно! Пусть, мол, эти, то есть мы, попробуют угадать, почему такое некультурное название. Нет, они не дураки были – те мужики, хоть и говорили на просторечии.

Нам в школу – от нашей улицы Кукуевки – идти минут десять. Мы всегда с Винтом ходим. Я по пути ему про Кресты рассказал. Он не обрадовался, не заинтересовался. Отмалчивается. Потом говорит, отворотя лицо в сторону:

– Зря мы вылезли с этой Кукуевкой.

– Не с этой, а с нашей Кукуевкой.

– Пусть так. Только я придумал ей красивое название, а русским заниматься больше не буду…

Вот этого я не люблю. Не люблю, если люди предают.

Я не пошел дальше, стою, и Винт стоит.

– Катись, – говорю, – там тебя Лина Романовна ждет не дождется.

– Ладно тебе, Кухня, – мычит он, – давай лучше тебе название придумаем и будем жить, как жили, без русского языка…

– Иди, иди, – советую, – там тебе приз дадут за лучшее название нашей улицы…

Я очень ждал урока Лины Романовны. Так мне хотелось про свое открытие выступить! Но Винта подняли первым.

– Каким названием порадует нас Елхов?

– Улица Радости, – сделал подарок народу мой близкий друг Винт.

– Тепло, – сказала Лина Романовна. – Улица Радости – это уже что-то…

Есть у нас Плохотнюк. Противный парень, я его не люблю. Такая скотина, всегда драться лезет. Он очень здоровый, и дружков у него полно. Но сейчас я на него нарадоваться не мог.

– Собачьей радости, – говорит он, – хе-хе…

Я тоже закатился, даже не так весело было, а из принципа. Все засмеялись тоже.

– Встань, Плохотнюк, – сказала Лина, – не зря твоя фамилия от слова «плохо». Выйди из класса, ученик Плохо.

Ученик Плохо вышел, она за меня принялась.

– Кухтин, – сказала она, – ты смеешься потому, что придумал хорошее название?

– Нет, – отвечаю я, – я смеюсь, что придумал название для деревни Кресты.

– Послушаем.

– Перекресток.

В классе засмеялись, учительница усмехнулась:

– Можно назвать эту улицу Стол или Стул с таким же успехом.

Класс закатился.

– Стол или Стул не подходят, – говорю. – Деревня Кресты названа не из-за кладбища, а из-за того, что Кресты означают перекресток. Так что никакого нового названия придумывать не надо.

– А как мы назовем жителя деревни Перекресток? Перекрестокчанин? Перекресточек?

– Можно назвать Перепутье.

– Откуда у тебя такие сведения?

– Бабушка сказала.

Не надо было про бабушку. Лине только и надо – клоуна из меня сделать. Весь класс, все смеются.

– Бабушка, как известно, говорит надвое, – сказала она.

Ученику никогда не победить учительницу. По-ихнему, «крест» сегодня означает только одно: крест на кладбище. А если начать выкапывать старые слова, то мы вообще перестанем понимать друг друга.

– Может быть, в словарях, предназначенных только для ученых, и есть такие прочтения слова «крест»… Вот пусть они там и будут.

После уроков я побежал в библиотеку.

– Вы же со своим дружком обещали к пяти, – говорит отец.

– Мне тут со словарями надо поработать.

Отец удивился:

– С какими?

– Есть про русский язык?

– Сколько хочешь, – сказал отец. – Тебе какой?

– Такой, чтоб ясно было, что означают старые слова.

Отец на меня посмотрел с уважением, нашел словарь Даля – был такой Даль, который написал «Толковый словарь». Толковый – от слова «растолковывать».

Я сразу нашел «кресты». Бабушка была права. Это перекресток, перепутье и еще знаете, как замечательно – росстани! Росстани – это дураку не придумать. Начал я искать свою Кукуевку. Нет про нее ничего интересного. Только «кукушка» – и ничего больше. Я искал на букву «к», вторая «у» и нашел про себя. Я как-то не думал ничего ни хорошего, ни плохого о своей фамилии Кухтин, а она очень красивая. Образована от слова «кухта» – косматый иней на деревьях.

Пришел Винт извиняться за свое поведение, но я уже все ему на свете простил. Сижу по макушку в книгах.

– Привет, Жюль Верн! – говорю ему.

– Ладно, – не въехал Винт. – Давай помиримся. Что ж нам, из-за русского языка дружбу терять?

– Я тебя приветствую. Я – Косматый-Иней-На-Деревьях!

Винт подумал, я взбесился от чтения, бормочет:

– Хорошо, хорошо. Тебе на свежий воздух надо, Кухня. Плюнь ты на этот язык, здоровье дороже всего.

Я бросил его разыгрывать и говорю:

– Я не сумасшедший, Винт. Просто твоя фамилия – Елхов – происходит от названия дерева ольха. «Ольха» по-французски «Верн». Так что ты с писателем Жюлем Верном – тезка по фамилии, понял? А моя фамилия от «кухта» – косматый иней на деревьях. То есть когда-то у нас все было как у индейцев, а потом все это запретили, и мы стали просто Елховы, Кухтины, Ивановы, Сидоровы, понял?.. Но это еще не все. Знаешь, как надо назвать Кресты? Росстани. Это тоже значит перекресток.

Отец пришел, думал, меня нет давно, а мы с Винтом зарылись в словари и занимаемся языком, как не знаю кто.

– Не мешай, – говорю отцу, – у нас тут еще много кое-чего сделать надо…

– Ага, – только и сказал отец и ушел потихоньку.

Уже темнеть стало, он пришел опять. Мы словари листаем, выписываем нужное. Он глазам своим не верит.

– Может, хватит? – говорит. – Передохните.

– Не мешай! – кричу я.

Папа чуть заикой не стал.

– Ладно, – говорит, – я тут ключик вам оставлю, отдайте дежурной…

Никакой труд не пропадает даром. На следующий день в туалет некогда сбегать было – к нам в очередь табуном стоял народ. Набежали из всех классов, мигом узнали про наши открытия. Дело вот какое. Многие люди стесняются своих фамилий. Каждый застесняется, если, к примеру, его фамилия Трусов. Ничего веселого тут нет. С детсада твое прозвище будет Трус, хоть ты храбрее всех. Как вы представляете его жизнь?! Фамилия тут как русский язык – раз и навсегда.

– Твое имя Андрей означает Храбрый, – говорю я одному там.

– Кухня, погляди, пожалуйста, – умоляет паренек из соседнего класса.

– И смотреть не буду: Иванов – это просто Иванов, и ничего больше.

Винт тащит следующего человека. Мы уже вчера к его фамилии подготовились.

– Кухня, – говорит Винт, – этого человека фамилия Ряхин, понял?

Кругом рассмеялись.

– Что бы это означало? – делаю я вид, будто ничего не знаю.

Все смеются, потому что прозвище Саши Ряхина даже не Ряха, а Морда.

– Сложный с вами случай, господин Ряхин, – листаю я толстую книгу, хотя все про его фамилию помню наизусть.

– Пусти, а то сейчас двину! – ничего не хочет слушать Морда.

– Ваша фамилия никакого отношения не имеет ни к Ряхе, ни к Морде, – Саша притих. – Ваше имя Аккуратный, то есть Аккуратов или, если хотите, Опрятнов – есть и такой вариант.

– Ну да?! – не поверили вокруг. – Так можно что хочешь напридумывать. При чем здесь?!

Я зевнул нарочно, говорю самому горлопану:

– Слово «неряха» слышали? Что значит?

У всех шарики заработали, стоят задумались.

– Свинья, – родил самый сообразительный.

И сразу все наперебой:

– Зачуханный…

– Грязный…

– Ханыга…

– А если человек ряха, то он кто? – спрашиваю.

Да, это вам не рассказ на тему «Как я провел лето» – с наскоку не ответишь.

– Чистый, – пискнула Фуртичева.

И все сразу:

– Вежливый…

– Опрятный…

– Следит за собой…

– Ухоженный…

– Правильно. Было такое древнее слово «ряха». Оно потерялось, его забыли. Переделали в рожу, морду, а «неряха» осталось в правильном смысле…

– Вы слышали?! – сказал Винт. – Саша не Морда, а Аккуратный Человек…

Опять ко мне этот надоедливый Иванов лезет:

– Пожалуйста, Кухня.

– Иванов, – говорю я, – что тебе в твоей фамилии не нравится?

– Может, она тоже вроде Ряхина?

– Иванов – это всегда Иванов, – говорю я. – Отвали!

Прибежала Фуртичева. Запыхалась, глаза горят – это ее обычное настроение.

– Вадик не идет, он не хочет ничего знать! – кричит нам. – Он стесняется.

Беру книгу под мышку и с толпой болельщиков иду к человеку, который стесняется. Окружили мы его.

– Трусов! Его фамилия Трусов! – кричат. – От слова «трус».

– Мешаете! – сдерживает толпу Винт. – Не видите, человек думает! Мешаете работать. Может, Вадим и не Трусов.

Я для вида полистал книгу. Все примолкли. Закрываю книгу.

– Плюнь тому в лицо, – говорю Трусову, – кто тебя назовет Трус. Это неграмотный человек или не русский! Как известно, «трус» означает землетрясение. А трус, который от страха трясется, – это поздней придумали. Тебя зовут Вадик, так вот, ты, Вадик, – Потрясающий Землю. Приблизительно так.

Он не поверил своему счастью, я ему – книгу под нос.

Дальше пошло не так празднично. Подвела фамилия Эллы – Бесстужева. Совершенно ясно, Бесстужева от «без стужи», родилась, когда не было стужи, не любит стужи. Но русский язык – не такая простая штука. Думается одно, пишется другое, а читается – третье. Бесстужева – бесстыжая. Кто-то из ее предков был бесстыжий человек и получил такую фамилию.

Элла – мужественный человек, только побледнела, и все. Но тут вылезла Фуртичева. Она Элле завидует: та и красивая, и умная, а Фуртичева и есть Фуртичева – на кошку похожа.

– Я всегда думала, здесь что-то не то, – говорит она, – зря человека бесстыжим не назовут.

Элла в слезы. Звонок, и на пороге вот она – Лина стоит. Пошли разборки, кто виноват в девочкиных слезах, кто не рыцарь и хулиган.

– Извинись перед Эллой, – говорит мне Лина Романовна, – извинись немедленно.

– Это не он, это Даль, – козыряет Винт. – Он в словаре Даля прочитал.

– Молчи, умник, – говорит Лина Романовна. – Слова по-человечески сказать не могут, а туда же – Даль!

Я обиделся. Не за Даля – за то, что я не по-человечески.

– Тогда вы должны извиниться перед Плохотнюком, – сказал я и сам перепугался своей бесстрашности. – Вы на прошлом уроке сказали ему: «Товарищ Плохо», то есть вы думали, что Плохотнюк от слова «плохо», а ничего подобного. Плохотнюк от слова «плахотник», то есть «палач»…

– Это ведь Даль написал, – защитил меня Винт, – знаменитый человек.

Даля Лина Романовна, видно, побаивалась, поэтому решила вроде отыграться на нас. Очень точно рассчитала.

– Не понимаю, – сказала она, обернувшись к Плохотнюку, – неужели тебе, Вася, лучше быть «палачом», чем просто «плохо»? Как ты считаешь?

Эти козлы, наши товарищи по учебе и детству, смеются, а ведь на Плохотнюка стало страшно смотреть.

– Я считаю, – пыхтит Вася Плохотнюк (у него кулак три четверти моей дурной головы), – морду набью ему после уроков.

Честно, труднее подростка я не встречал. Нехорошо было со стороны педагога так меня подставлять.

– Ты придумал название для своей Кукуевки? – спросила Лина Романовна.

– Я узнал, что деревня Кресты означает еще и Росстани. Видите, как красиво? Может, и Кукуевка что-нибудь значит, только я найти не могу.

– Тебе нравится жить на Кукуевке?

– Да.

– И Кресты нравятся?

– Да.

– Не все такие тупые, как ты, понимаешь? И нормальные люди не хотят жить ни в Кукуевке, ни в Крестах!

– Им объяснить надо.

– Садись, Кухтин! – закричала она. – Чтоб я твоего голоса не слышала! Чтоб завтра принес название – или на урок не приходи!

Подумаешь, «Завтра на урок не приходи»! Напугала. Вот сегодня после уроков что делать?

Сидим мы с Винтом в классе и видим из окна – ждет нас во дворе Плохотнюк со своими дружками, разобраться насчет «палача», поколотить то есть. Хорошо, уборщица нам заднюю дверь открыла, и мы проскочили незаметно. Вот так. Говорят, русский язык скучный. Веселее нет предмета!

Эллу мы не хотели обижать. Поэтому поехали к ней домой уладить недоразумение. Для живого примера взяли с собой Колю Закатова – хилого, но боевого парнишку.

– Я с вами не разговариваю, – сказала Элла с порога.

– С нами не надо, – говорит Винт, – ты вот послушай, что тебе Коля расскажет.

– Его фамилия Закатов, не хуже твоей, – говорю я, – такая же красивая.

– Да.

– От чего произошла? – спрашивает Коля Закатов.

– От заката, – несмело говорит Элла. – От чего еще?..

Винт важно достал книжицу из-за пазухи. Тоненькая такая, называется «Русские фамилии». Читает:

– «Закатов – отчество от прозвища Закат. Арх., устар., неупотр., костр., вол., пск.».

– Что значит, – поясняю, – архаическое, устарелое, неупотребляемое в современной речи. Псковский, костромской, вологодский диалект…

– «Закатывать, – читает Винт, – сильно пьянствовать, загуливать»!

Коля Закатов весело засмеялся.

– Вот видишь, – говорю я, – у него не лучше, чем у тебя. Его фамилия правильно Пьянов, Алкоголиков…

Колька опять хохочет. Веселый человек.

– Смешно дураку, – говорит Элла.

Коля некстати перестал веселиться и говорит:

– Ну уж пьяница всяко лучше, чем бесстыжий…

Элла опять в слезы и хлоп дверью перед нашими носами.

– Ну ты тоже, – сказал Винт Закатову, – нашел где свою гордость показывать…

Эта история все больше и больше заедала меня. Ладно, я еще не вырос. Неужели умным взрослым все одно, где жить? Мы зашли с Винтом к ним домой и спросили у дяди Володи Елхова, как ему нравится жить на улице Кукуевке? Ему было все равно, только бы квартиру побольше, а то Винт женится – и станет тесно. У Винта язык отнялся, а я говорю:

– У него еще и нет никого, дядя Володя. На ком жениться?!

– Посмотри на его лицо, – показывает дядя Володя на своего сына Винта. – Что от него хорошего ждать? Лучше уж пусть женится, чем зарежет кого-нибудь…

– Все, – сказал Винт. – Следующим летом сбегу из дому…

– Ну вот! – обрадовался дядя Володя. – А ты говоришь – не женится!

– При чем здесь название улицы? – говорю я. – Мы вас спрашиваем, нравится ли вам жить на Кукуевке, а вы про женитьбу.

– Видишь, какой разговор идет, – пояснил обстоятельный дядя Володя, – или, мол, название или канализация… Если б можно было и то и другое вместе, то ничего… А если из-за названия нас не переселят в высотный дом, то на кой черт это название…

А мой-то умный человек, почти директор библиотеки…

– Понимаете, отцы, – говорит, – название ничего… веселое. Только ведь оно ничего не дает… А если наладят горячую и холодную воду, канализацию…