Текст книги "Всего три дня"
Автор книги: Валерий Бирюков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
И впервые затеплилось у майора Антоненко чувство благодарности к старому командиру. Прав оказался генерал: в школе Савельева есть чему поучиться. Жаль только, что она будет кратковременной – всего два дня осталось.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Между тем наступление продолжалось. Капитан Сохань, поплатившись за свою выходку, точно отрезвел и действовал теперь осмотрительнее. Людьми не рисковал, не лез напролом, атаковал хитро, нанося удары во фланги и тыл. Правда, обстановка не была особенно сложной – авангарду противостояли хотя и довольно укрепленные, но все нее небольшие заслоны «противника», которые старались только замедлить продвижение полка. Главные «бои» ожидались впереди, но и эти мелкие, но частые стычки изнуряли артиллеристов и мотострелков, которые то мчались по знойной пустыне в раскаленных злым солнцем машинах, то ползли по горячим, точно дно огромной сковороды, пескам, скрытно пробираясь во фланги и тыл обороняющихся, стараясь захватить их врасплох.
Уставшие от бесчисленных спешиваний и посадок на машины, от бега в непросыхающих, пропитанных соленым потом гимнастерках, мотострелки как-то уловили незримую перемену в поведении командира батальона. И будто обрели второе дыхание: как двужильные рвались вперед, короткими, злыми и меткими очередями своих пулеметов и автоматов поражали фанерные щиты, заранее установленные имитационной командой и обозначавшие огневые точки «южных», словно это был реальный противник. А полуоглохшие гранатометчики поддерживали своих товарищей, когда вдруг оживали подавленные артиллеристами орудия или танки «противника».
Самым трудным для авангарда оказалось последнее сражение. Под вечер головная походная застава добралась до того железнодорожного переезда, о котором говорил Викторову командир дивизиона. Подполковник Савельев не ошибся: здесь «южные» оставили мощный заслон. Они заняли господствующие высоты, перед которыми лежала ровная, как стол, местность, без единого укрытия, без хотя бы какой-нибудь складочки или канавки. Вне всякого сомнения, она насквозь простреливалась с этих песчаных барханов. Капитан Сохань, обозрев поле предстоящего «боя», тихонько присвистнул:
– Работенка как рубрика в журнале «Крокодил» – «Нарочно не придумаешь»! Умеет же комдив задавать задачки! Ни обойти их, ни объехать. Они же вас на этой лужайке, как зайцев, перещелкают. Черт! И все-таки придется атаковать в лоб. Слушайте, капитан, – сказал он Викторову, – давайте мне огневую подготовку. Но такую, чтобы перепахать эти треклятые барханчики. А потом поставьте огневой вал, чтобы пошли мои роты за ним, аки посуху. Уточняйте с моим начштабом рубежи, а я пока с командиром полка утрясу решение. А может, и танки выпрошу.
Полковник Кушнарев танки Соханю не дал, а план его утвердил, и по команде Викторова батарея начала огневую подготовку. Канонада была впечатляющей: если бы снаряды в самом деле падали в цель, вряд ли что осталось бы от тех высот. А ведь стреляла всего одна батарея. Что же могло бы быть, если бы батальон поддерживал, как положено, дивизион? Конечно, не отдельный, как савельевский, а обычный, чуть меньшего состава. Об этом думал капитан Сохань, прислушиваясь к гремящей за спиной орудийной пальбе и наблюдая за работой Викторова, который делал какие-то ведомые только ему расчеты и прямо в ухо радисту кричал команды на огневые позиции. Нет, все-таки этот капитан знает дело, ловко управляется, а он его в каких-то махинациях заподозрил. Глупости это, мальчишество!
Грохот на секунду прекратился – это батарея меняла прицельные установки, – и снова лай отдельных гаубиц слился в единый гул. Капитан Викторов отвел глаза от прибора управления огнем, мотнул головой в сторону высот. Сохань понял его без слов: огневой вал поставлен на первом рубеже прикрытия. И отдал команду своим ротам. Рванулись вперед спрятавшиеся в барханах машины мотострелков, на ходу развернулись в боевую линию, чуть замедлили ход, с них посыпались фигурки солдат, и вот уже длинная редкая цепь побежала по твердому, как асфальт, такыру в направлении высот. Но тут все неожиданно рухнуло – на поле «боя» вдруг установилась такая тишина, что Викторову показалось, будто он слышит не только гул двигателей машин, но даже дробный топот сапог и тяжелое дыхание бегущих там, впереди, солдат. Это замолчали его орудия.
– А, черт! Огонь, капитан! – крикнул Сохань, который теперь уже вполне серьезно принимал условный тактический фон. – Что там у вас, снарядов не хватает?! Или принципиальность выдохлась?
Викторов, поняв намек, побледнел так, что на его скуластом лице выступили веснушки. «Неужели на батарее решили только обозначить огневой вал? Этого еще не хватало!»
– Выясните, что стряслось, – стараясь быть спокойным, приказал он радисту.
– Танки идут на батарею! Наши развертываются на прямую наводку! Готовятся к отражению атаки, – быстро доложил сержант.
– Хана, отвоевались! – мрачно подытожил капитан Сохань. – Угораздило же твою батарею подлезть к мишеням! Положат мне «южные» батальон! Ну и денек!
– Клади цепь! Пусть окапываются, – бросил ему Викторов. Своей батарее он бессилен был помочь, там все теперь зависело от старшего офицера батареи, его сообразительности. Тот, кто составлял план учений, располагал танковую засаду, прекрасно знал местность: единственное мало-мальски пригодное для огневой позиции артиллерийской батареи место прикрыл ловушкой, в которую попались его подчиненные. Хорошо хоть, что вовремя обнаружили. Но мотострелков тоже можно «спасти». И Викторов передал радисту команду:
– «Аметисту» – сигнал «Гроза»!
Дивизион отозвался сразу же, будто ждал условного сигнала на поддержку, – передал свои координаты. Линейка и карандаш в руках Викторова заметались по прибору управления огнем. Через несколько минут данные для стрельбы батареи Мирошникова, которая должна была развернуться по сигналу, были готовы. Викторов сообщил их туда. В ответ далеко позади еле слышно зарокотали орудийные залпы.
– Пропашем снова высотки, – приговаривал Викторов, прислушиваясь к ним и посматривая на часы. – А теперь огневой вал, – сказал он сам себе, поймав короткую паузу. Размазал по лицу пыль, смешанную с потом, который струился из-под каски. Услышав вновь вспыхнувшую пальбу, кивнул комбату: – Ну, действуй, Сохань!
– В атаку, вперед! – во весь голос прокричал тот, забывшись. Цепь не могла его услышать на таком расстоянии, а для связиста не надо было так громко командовать. Смутившись, Сохань торопливо выдернул из кобуры ракетницу и выпустил в направлении высот три красные ракеты.
Залегший батальон поднялся, пошел, побежал за перемещавшимся огневым прикрытием вперед, и вот уже цепь нахлынула на барханы. Дробный перестук очередей и нарастающее «ура» из охрипших, сухих глоток мотострелков, сменив утихшую канонаду, еле слышно донеслись до высотки, где находились Сохань с Викторовым. Но тут опять раздались близкие орудийные выстрелы – ожила викторовская батарея. У Соханя лицо от гнева пошло красными пятнами:
– Вы что?! По своим?
– Танки отбиты, товарищ гвардии капитан! – доложил Викторову радист. Но командир батареи и без доклада догадался об этом.
– Дайте «Аметисту» отбой! – сказал он. – А наши пусть свертываются в колонну.
На вспышку капитана Соханя он никак не отреагировал, понимая, в каком тот возбужденном состоянии. Мог забыть о танках и принять стрельбу за возобновление огневой поддержки батальона. Тут испугаешься, не мудрено. Но молодец: играться перестал, не то что вначале.
Мотострелки уже взобрались на гребни барханов и скрылись за ними, следом проскочили их юркие приземистые машины. Капитан Сохань благодарно кивнул Викторову и бросился вниз к своему бронетранспортеру, чтобы догонять батальон. А Викторова точно молнией пронзило:
– Сохань, а переезд?
– Что? – остановился тот на бегу. – Какой еще переезд? Наш сейчас будет переезд!
– Ломать его надо, отрезать «южных»!
– Тю на меня! Совсем забыл! Спасибо! Круши его, капитан, только не взаправду. И догоняй!
– Отставить свертывание! – приказал Викторов. – Батарее, прицел… заряд… фугасным, три снаряда, беглым – огонь!
Позади громыхнуло несколько раз.
– Ай да молодцы! А теперь в колонну! И вперед! – приказал Викторов и побежал, сопровождаемый разведчиками и радистом, к бронетранспортеру.
– Все, капитан, отбой! – встретил их за переездом Сохань. – Приказано остановиться, занять оборону, ждать подхода главных сил. Перекурим, тачки смажем. – В наступающих сумерках лицо его казалось осунувшимся, усталым, но глаза довольно блестели. – Хорошо прошли! Честное слово, хорошо! И выручил ты нас сейчас просто здорово. Я уж, думал, хана моему батальону. Неплохое взаимодействие получилось, а? Да, а как там твои, отбились от танков?
– Отбились, – неохотно ответил Викторов и с наслаждением снял каску, ставшую вдруг необыкновенно тяжелой. Он подумал, что Сохань, в сущности, неплохой парень. Викторова всегда восхищала мастерская работа, если только она не делалась ради того, чтобы показать превосходство над кем-нибудь. Это качество не понравилось ему в майоре Антоненко: потому-то и разговаривал с ним сдержанно при знакомстве, что заметил, как свысока, с этакой снисходительностью смотрел новый командир на батю и на них, командиров батарей. Сохань тоже поначалу походил на майора, и только теперь, преобразившись, увлекшись «боем» по-настоящему, он стал симпатичен Викторову. Просто ему не хватает порой серьезности.
– Не обижайся, старина, – по-своему понял его нерасположенность к разговору капитан Сохань. – Я же и пострадал, не ты. Уж прости меня, грешника, так и быть.
– Ладно, ладно, – устало сказал Викторов, – и думать давно забыл об этом. Только ты больше ни мне, ни другому таких проверочек не устраивай. Учения тебе не игрушка. Кажется, еще Макаренко сказал, что хорошая игра похожа на хорошую работу? Этого правила придерживаюсь.
«Догадался, чертяка рыжий! – подумал с уважением Сохань. – Как бы полковник Кушнарев тоже не разгадал. Даст накачку – только держись. И комдив еще добавит за баловство. Пора тебе, Сохань, взрослеть. Пора!..»
Но на разборе об этом инциденте командир дивизии упомянул вскользь, сочтя «потери» батальона небольшими. Похвалил старание авангарда и особенно батарею гвардии капитана Викторова за умелые и решительные действия. Викторов уловил, что при этих словах подполковник Савельев прямо-таки расцвел и выразительно посмотрел на майора Антоненко. А тот чуть заметно наклонил голову в знак понимания. И Викторов удивился: однако батя зря времени не терял! Кажется, Савельев здорово преуспел в обращении нового командира, пока они с Соханем «воевали».
Викторов не знал, что в этом есть и его собственный вклад. Но ему и не нужно было знать – важно, что Антоненко изменился прямо на глазах: нет сейчас на его сухощавом лице надменного выражения, которое так не понравилось капитану тогда, на привале…
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Аппетитный ноздреватый ломтик луны, похожий на кусок пошехонского сыра, не мог пробить своим тусклым светом густой мрак ночи. Зато это с успехом делали «люстры» – осветительные ракеты, которые время от времени пускали «южные». Мертвенно-бледный свет заливал всю округу – бугорки, холмы, жидкие заросли верблюжьей колючки. Однако наблюдатели обороняющихся вряд ли сумели бы обнаружить хоть какие-нибудь признаки того, что здесь, на краю пустыни, готовится к наступлению целый полк, хотя работы не приостановились. Света ракеты хватало только на нейтральную зону, а до места, где рылись окопы и укрытия для боевых машин, танков и орудийных тягачей, он не доставал. И сотни людей, не обращая внимания на него, бесшумно и быстро орудовали лопатами, торопясь спрятаться, слиться с местностью, чтобы к рассвету, когда должна начаться атака, пустыня выглядела такой же безжизненной, как и до их прихода сюда.
А вот разведчикам командно-наблюдательного пункта, выдвинутого почти к самой нейтральной полосе, «люстры» доставляли немало хлопот. Беззлобно чертыхаясь, солдаты ничком падали на землю раньше, чем успевала вспыхнуть ракета, и замирали неподвижно, пока она не гасла. И тогда они вновь принимались рыть траншею. На рассвете им предстояло начать поиск огневых точек «противника» – его пулеметных гнезд, дотов и дзотов, противотанковых батарей, зарытых в окопах танков, которые надо уничтожить при огневой подготовке, прежде чем рванутся к окопам «южных» наступающие батальоны.
Розовощекий крепыш, дальномерщик Прокофьев с непривычки натер мозоли на руках, но и виду не подавал, копал, яростно бросая землю на плащ-накидку, на которой ее уносили за обратный скат сопки. Рядом потел от усердия буссолист Серафим Машков, которого во взводе величали только по имени-отчеству – Серафим Устинович, потому что он был похож на хозяйственного, вечно чем-то озабоченного мужичка, хотя и никогда не жил в деревне. Помогал им обоим командир отделения разведки старший сержант Гилев, женатый парень, дослуживающий последние месяцы. Когда начало синеть небо, предвещая близкий рассвет, они достаточно углубили траншею, опоясавшую сопку чуть ниже ее вершины, и стали покрывать бруствер дерном с пожухлой травой. Потом растянули над КНП маскировочную сеть и сели передохнуть. На этом оборудование закончилось, можно было устанавливать приборы и приступать к разведке – своей главной работе.
– Серафим Устинович, – затянувшись сигаретой, спросил Машкова старший сержант, – скажи: у тебя что, родители верующие?
– Нет, а что? – не понял его буссолист.
– Имя у тебя какое-то церковное, не находишь?
– А, все вы со своими шуточками, товарищ гвардии старший сержант! – устало отмахнулся Машков.
– Нет, ты погоди, – не унимался Гилев, – я тут недавно стихи прочел, в них какой-то шестикрылый серафим упоминается, вот я и думал, что ты знаешь, что это такое. Ладно, – угомонился вдруг старший сержант, – с вами не пошутишь, квелые вы какие-то. Потороплю-ка Михайлова с завтраком. Подкрепимся – и за дело, верно? Без еды и у серафима крылья опадут.
Через полчаса разведчики уже стояли у своих приборов и, как обычно на тренировке, вели поиск. У каждого был свой сектор в полосе разведки. С помощью буссоли и дальномера, приближавших отдаленные расстоянием сопки, лощины и дороги, Машков и Прокофьев тщательно осматривали местность, цепляясь недоверчивым взглядом к каждому бугорку, выемке, камню, кустику – за ними могла прятаться мишень. Обнаруженные цели заносились в журнал, который вел Гилев. Он почти не вмешивался в работу подчиненных, которые засекали эти цели, определяли их координаты. За ефрейтора Машкова он не беспокоился – Серафим Устинович дело свое знал твердо, выполнял его, как всегда, обстоятельно. А вот Прокофьев всего четыре месяца назад пришел в отделение, эмоций много, торопыга. И время от времени, когда возникало сомнение, командир отделения сам становился к одному из приборов и проверял данные.
– Ну, глаза и уши артиллерии, докладывайте, что успели подсмотреть? – спросил, неслышно появившись в траншее, гвардии старший лейтенант Федоров. – А что, неплохо потрудились, – произнес он, посмотрев журнал. – Вы, оказывается, у меня и в самом деле глазастые! Как, Прокофьев, устали за ночь?
– Он тут у нас, как шагающий экскаватор, копал – Серафим Устинович за ним не успевал. А у него шесть крыльев.
– Какие еще крылья? – засмеялся Федоров.
Машков обернулся и умоляюще посмотрел на Гилева. Тот смилостивился:
– Да это я так… цитата из стихов. А Прокофьев сегодня везучий: батарею отыскал и группу пехоты «южных». И по мелочам кое-что.
– Ого! Однако способности есть. Так, Геннадий?
Прокофьев на минуту оторвался от резинового налобника дальномера, чтобы ответить на похвалу что-нибудь вроде «стараемся помаленьку», но неожиданно покраснел и промолчал. Старший лейтенант ободряюще улыбнулся и подмигнул: не робей, мол, держи хвост пистолетом!
– Ну, трудитесь, хлопцы! А я пока НП батарей обзвоню – что у них новенького обнаружилось? Пора на карту все сводить.
Федоров точно подзарядил своей похвалой Прокофьева, который и в самом деле устал после бессонной ночи. Ведь для него такие учения были еще в новинку. Теперь ему хотелось доказать, что офицер не зря его отметил.
И будто в награду за такое его благородное стремление у подножия небольшого холма что-то блеснуло, отразив первые лучи появившегося солнца. НП «южных»?! Прокофьев судорожно сглотнул слюну. Он знал из рассказов бати, что отыскать вражеский наблюдательный пункт в войну было редкой удачей. А на учениях такое не выпадало даже опытному Гилеву, хотя имитационная команда всегда обозначала НП, пряча его, разумеется, по всем правилам. Разве что чуть-чуть демаскируя. И вот, кажется, ему привалило то редкое счастье разведчика! Только не спешить докладывать, а то позора и насмешек от Гилева не оберешься. Понаблюдаем-ка еще: чем черт не шутит, а вдруг и правда НП?
Прокофьев внимательно всматривался в настороживший его холм, но большой круг солнца быстро выполз из-за горизонта, и бликов он больше не заметил. Но и в этот раз усердие не пропало даром – он обнаружил еще одну примету – свеженасыпанную землю, видимо кусок бруствера, который не успели накрыть дерном или масксетью. Сомнений больше не было, но Прокофьев доложил о своей находке на всякий случай с оговоркой:
– Ориентир три, правее сорок, тысяча метров – кажется, наблюдательный пункт «противника»!
Все повернули к нему головы, как подсолнухи к солнцу, и во взглядах товарищей Прокофьев заметил такое откровенное недоверие, что все его торжество пропало. Произнес обидчиво:
– Посмотрите сами. Рыжий холм.
Гилев усмехнулся и припал к окуляру буссоли, старший лейтенант Федоров шагнул к дальномеру.
– Да, что-то тут нечисто, – наконец согласился он, понаблюдав минуту-две в указанном Прокофьевым направлении. – Все признаки НП, но не нравится он мне, хоть убей! А почему, никак не соображу! Так легко НП не отыскивается. Ладно, сейчас уточним. Связист, соединитесь с наблюдательным пунктом первой батареи, пусть-ка внимательно осмотрят рыжий холм в третьем секторе и доложат, что увидят.
Старший сержант Гилев тоже оторвался от прибора, выпрямился все с той же насмешливой улыбкой на красивых тонких губах и хотел что-то сказать, но не успел. Федоров насторожился, услышав каким-то одному ему известным способом шаги за поворотом траншеи, придирчиво окинул взглядом командно-наблюдательный пункт, поправил на голове каску и негромко сказал:
– Заправиться – и по местам, хлопцы! Наблюдать! Командир дивизиона идет. – И пошел ему навстречу с докладом.
Появились подполковник Савельев, начальник штаба майор Глушков и не знакомый Прокофьеву высокий худощавый офицер. Они поздоровались с разведчиками, изучили карту, на которую Федоров уже перенес обнаруженные цели, потом долго рассматривали в бинокли поле «боя».
– Так говорите, НП нашли? – спросил подполковник Савельев, с любопытством поглядев на Прокофьева. – Давненько такого не припомню. Федоров, уточните все-таки. Маловероятно, вы уж не обижайтесь, Прокофьев.
– Я уже приказал разведке первой батареи, – с готовностью сообщил старший лейтенант Федоров. – Им цель виднее.
Савельев вместе с начальником штаба ушли готовить данные для стрельбы, а новый командир дивизиона – Прокофьев уже догадался, что это он, – остался.
– Можно посмотреть, что вы там открыли? – спросил майор.
– Так точно! – Прокофьев поспешно уступил ему место у дальномера. Несмотря на единодушное недоверие окружающих, внутренне он ликовал: первое в жизни крупное учение, а он нашел такое, что всех переполошило.
– Вопрос на сообразительность, – сказал майор, отойдя от прибора. В серых глазах его сквозила усмешка, такая же, как недавно у Гилева. – Где обычно располагается НП?
– Ну, на возвышенности, с которой хорошо просматривается местность, – ответил за разведчика старший лейтенант Федоров, уже понявший свою ошибку, и потянулся к мочке уха, которую всегда тер в смущении.
– А разве здесь так?
– Но признаки-то!.. – попытался оправдаться старший лейтенант. Мочка его правого уха сделалась алой. – Нет, конечно, это не НП.
– М-да, признаки… А вы уж и обрадовались. По вашим данным эту цель надо в щепы разносить, а на нее снаряда жалко. Метод поиска целей мне, кажется, понятен. Ищете вы слепым методом – на авось, на что натолкнетесь, да?
– Так всегда учили разведчиков, – сказал Федоров.
– Всегда? Простите, какое образование у ваших солдат? Среднее, так? Значит, способны они думать за противника, где ему лучше, удобнее располагать свои силы и средства. Для этого, конечно, им нужно тактику вероятного противника изучить, вооружение, которое он имеет. Тогда им и в голову не придет считать траншею у подножия холма за НП. Вернемся с учений – посмотрю, что вы там изучаете. – Майор смягчил выговор неожиданной улыбкой, которая оживила его строгое лицо. Правда, она сразу же исчезла. – И зачет такой приму от вас перед следующим выездом на стрельбы. Так что готовьтесь. Все, не буду вам мешать.
– Подмонастырили вы меня, Прокофьев, – с укором сказал Федоров дальномерщику, когда майор ушел. – Фу ты, нелегкая возьми! Видел же сам, что не НП, а еще чего-то проверяю! Затмение какое-то нашло. Вот незадача – сели в лужу перед новым командиром!
И опять старший лейтенант Федоров затеребил мочку уха: налетел на молодого солдата, сорвал досаду, когда сам виноват! Попытался перестроиться на ходу:
– Ничего, Геннадий, не огорчайтесь, найдете еще НП. А тактике, хлопцы, будем учиться. Как, Гилев?
– Не знаю, товарищ гвардии старший лейтенант. Может, и правильно. Да я уж как-нибудь этим самым «слепым методом» справлюсь. Мне так сподручнее и надежнее – не проглядишь. А что это не НП, я и до майора заметил, только сказать не успел.
– А зачет? – напомнил Федоров.
– Сдадим зачет. А искать цели буду как раньше. Мне осенью увольняться, обойдусь как-нибудь, – упрямо сказал Гилев.
Прокофьев не разделял взгляда старшего сержанта. Его, конечно, не успокоило утешение Федорова. Да, переусердствовал, поторопился доложить. Всех в неловкое положение поставил. А если бы подумал, как майор подсказывает, не вышло бы промашки. Таким способом цели легче искать и проще. Дельная подсказка, чего это старший сержант спорит? Конечно, для этого много надо знать…
