Текст книги "Всего три дня"
Автор книги: Валерий Бирюков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
И загремела в горах канонада. Но для слуха подполковника Савельева, привыкшего к густой, мощной, слитной стрельбе всех орудий дивизиона, она казалась странной. Он улавливал разнобой в этом гуле, да и взрывы снарядов на всех трех сопках вздымали в воздух землю тоже неодновременно, в разных местах. Через две минуты, когда выкатились из укрытий орудия и стали бить по целям прямой наводкой, канонада усилилась, но подполковник все равно слышал в ней пугающую его дробь. Солидно, вроде бы не торопясь, ухали гаубицы, огнем которых руководили с наблюдательных пунктов батарей и с КНП полка, частили, точно захлебываясь, орудия, бесстрашно выдвинутые на дальность прямого выстрела и в упор расстреливающие оборону «южных» на лежащих перед ними сопках. И Савельева успокаивало только то, что этот рассредоточенный огонь, покрывавший взрывами высоты от подножий до самых гребней, был очень точен. При минимальном расходе снарядов за каких-то десять минут дивизион вскрыл всю оборону «южных» и теперь доламывал ее в оставшиеся до начала атаки минуты.
Теперь, когда он видел, что замысел майора Антоненко удался, Савельев почувствовал уважение к своему преемнику, легко разгрызшему «орешек», который ему самому этой зимой оказался не по зубам. И собой подполковник был доволен: вон каков его дивизион, любая задача ему по плечу! Все связи отлажены, до автоматизма отработаны действия расчетов. Если посредники начнут выводить из боя «пораженные» обороняющимися орудий – а на прямой наводке часть из них обречена, – все равно результат не изменится, потому что они успели сделать свое дело.
– Вот молотят так молотят! – восхищенно рокотнул возле его уха полковник Кушнарев. – А ты, Алфей, паниковал! Твоя выучка, старина. Помнишь, как мы с тобой в сорок третьем? Похожи твои хлопцы на тебя.
– А идея его, – кивнув в сторону майора Антоненко, хладнокровно наблюдающего за разрывами снарядов и отрывисто бросающего команды на введение корректур, сказал подполковник Савельев. Он хотел быть справедливым к майору, хотя слова друга польстили ему. – И потом, считай, что как минимум двух взводов уже не существует и в помине. В настоящем бою их бы уже вывели из строя… Ага, что я говорил?
Подполковник услышал, как вновь поредела канонада, увидел, что на сопках стало меньше разрывов, и понял, что это могло означать: вывели-таки посредники часть орудий. Заметил он, что Антоненко в пылу боевой работы тоже сумел уловить этот перебой – нахмурил лоб и еще более резко стал отдавать команды радисту Климову. А майор Глушков продолжал работать, как обычно, бесстрастно и спокойно. Да, они достойны друг друга, довольно подумал Савельев, в хорошие руки он отдал свой дивизион.
– Приготовиться к атаке! – Властный бас полковника Кушнарева прервал его мысли. Савельев опустил бинокль, взглянул на часы: до «Ч» осталось пять минут…
Среди выведенных из стрельбы орудийных расчетов был и расчет сержанта Нестеровича. Сержант с досадой опустил уже поднятую руку с флажком и дал отбой. Осталось сделать последний выстрел – и расчет увел бы гаубицу на запасную позицию. Несправедливо: их орудие вело огонь в высоком темпе, и в настоящем бою противник вряд ли успел бы его подбить! Тем более что, начнись дуэль, неизвестно еще, кто кого. Ладно хоть цели свои уничтожили.
– Убитые мы, – печально сказал рядовой Ляпунов, когда посредник, старший лейтенант, отошел от орудия. Вид у заряжающего был такой, будто он только что выскочил из самой гущи рукопашной схватки: курносое лицо мокро от пота, пряжка ремня сдвинута набок, тужурка измята и взмокла на груди и на спине между лопаток. – Что я говорил? Сничтожил нас супостат! А вы? Эх вы! Не увижу я свою Лидочку. И тебе, Степа, в увольнение не хаживать.
Никто из солдат не поддержал его шутку. Новоселов снял с гаубицы панораму, бережно завернул ее в мягкую ткань и уложил в ящик. Уренгалиев с Лебедевым наводили порядок в своем хозяйстве – укладывали неиспользованные боеприпасы. Ляпунов засунул вынутую было сигарету опять в пачку и принялся собирать стреляные гильзы.
– Так-то лучше, – не глядя на него, сказал сержант Нестерович. – А то как стрельба, так на тебя смотреть приятно, а как другое что – только язык и шевелится.
Новоселов прислушивался к раскатам орудийной пальбы и хлопанью взрывов на сопках, где не успевала осыпаться поднятая вверх земля, и думал, чем грозит им это неожиданное вмешательство посредника. Если новый командир дивизиона не примет в расчет пораженные цели, то и в самом деле увольнение в поселок состоится не скоро… Нет, не может быть, чтобы их оценили плохо, как зимой!..
Грохот утих, сменившись гулом машин мотострелков. Они выскочили из оврагов, укрытий, заполнили все поле и пошли к горам, подминая кустарник, мимо огневой позиции артиллеристов.
– Спасибо, боги войны! – крикнул кто-то, приподняв крышку люка бронетранспортера. – Лихо стреляли!
– Топай, царица полей, – вяло отозвался один Ляпунов. – Ни пуха…
На КНП гремел бас Кушнарева, и послушные ему подразделения в развернутом строю мчались к горам, ощетинившись вспышками выстрелов.
Худощавое лицо майора Антоненко выглядело довольным. «Утер нос старику, – без обиды подумал Савельев, наблюдая за ним, – хорошо стрелял. Небось теперь загордится. Погоди, пусть результаты объявят». Но он и сам видел, что оценка будет высокая. Если бы он не перестраховался зимой, может, дивизион и тогда вытянул бы на отличную оценку. А теперь майор на коне, а он не у дел.
Но Антоненко и не собирался хвастать своей удачей перед старым командиром. Его удивил неожиданный утренний поступок Савельева, и сейчас ему хотелось поделиться радостью с подполковником. Тем более что это было справедливо – ведь он пользовался плодами труда своего предшественника. Грош цена была бы его идее, окажись дивизион неподготовленным к такой стрельбе. Подойдя к подполковнику Савельеву, Антоненко протянул ему руку:
– Большое вам спасибо, Алфей Афанасьевич. Отличное наследство вы мне оставляете.
Савельев впервые за эти три дня смутился. Пожал руку, свел брови к переносице, ответил ворчливо:
– Будет вам, Василий Тихонович. – И признался: – Тут ваша взяла. Но и о нашем споре не забывайте.
Взгляд Антоненко потерял теплоту, но он ничего не ответил. «Вот упрямый! – расценил эту перемену в настроении майора Савельев. – Неужели ты так и не поймешь, как это все достигнуто?» Но тут же и пожалел, что так бесцеремонно смял радость молодого командира. Мог бы найти и более подходящий момент, чтобы напомнить об их разговоре в начале учений.
Оба командира, старый и новый, повернулись к сопкам и стали наблюдать за «боем» мотострелков, расчищавших себе путь к горному перевалу…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
На зимние квартиры артиллерийский дивизион возвращался прежней дорогой, через пустыню. И внешне все походило на то, что было на марше в начале учений. Стояла послеполуденная жара, поднятая колонной пыль оседала на лицах людей, забивала нос, скрипела на зубах. Но, как и раньше, артиллеристы почитали за лучшее не замечать этих неудобств походной жизни.
И построение колонны оставалось неизменным: впереди – дозорные машины, следом – тягачи с орудиями на прицепе, полевые кухни, фургон автомастерской. Уставшие за три дня учений водители вели машины почти с той же скоростью и так же собранно, хотя сейчас их никто не ограничивал временем. Но ведь они ехали домой, на отдых.
И даже новый командир дивизиона майор Антоненко примостился в газике на своем привычном месте – за сиденьем Савельева, на этот раз с трудом настояв, чтобы подполковник остался в командирской машине: мол, вдруг совет какой понадобится.
Но иные, чем в начале учений, были думы у майора. Антоненко давно уже позабыл о том недовольстве, которое испытывал, когда ехал в пустыню. Просторнее в машине вряд ли стало, по-прежнему он изнывал от удушающего зноя, обильно потел в своем жарком, не по сезону, обмундировании, но так и не расстегнул на нем ни одной пуговицы, – видимо, Антоненко свыкся со всем этим за три дня. А мысли текли по другому руслу, потому что Антоненко больше не считал свою поездку бесполезной. Он немало узнал, наблюдая за работой подполковника Савельева, слушая его замечания, советы и возражения. И довольно быстро разобрался в специфике управления дивизионом в горах и пустынях, уловив все ее тонкости.
Имел Антоненко теперь представление и о подготовке своих подчиненных. Он не кривил душой, когда благодарил подполковника Савельева: руководя стрельбой на последнем этапе учений, майор убедился в силе и возможностях дивизиона. Неплохо справились со стрельбой командиры батарей и взводов управления. Правда, не больше чем неплохо – они пользовались, так сказать, классическими методами стрельбы, а ведь есть и более эффективные. Надо будет учить их этому. На основе, заложенной старым командиром, такая задача легко выполнима.
Знал майор и возможности каждой батареи. Тоньше, умнее, изобретательнее и порой рискованнее действовали на учениях подчиненные Викторова. Надежно и без устали работали люди Мирошникова. А вот авакяновцы то блеснут, как это было при стрельбе по наблюдательному пункту, то выглядят довольно средненько, как у тех сопок. Хорошо, что послушался совета Глушкова и дал им самую слабенькую высотку – еле уложились на четверку. Один только расчет ему запомнился – сержанта Нестеровича: грамотно стреляли артиллеристы.
При возвращении домой Антоненко сожалел уже о том, что подполковник Савельев увольняется. Он чувствовал, что ему очень будет не хватать этого умного советчика в минуты сомнений, колебаний. Еще хоть немного побыл бы Савельев рядом, поговорил, поспорил, даже отругал, но ответил бы на вопросы, которые беспокоили его. А то разворотил все, что прежде казалось таким ясным и простым, а он теперь должен разбираться сам. Да еще проверяет, не забыл ли его советов. Он-то их не забыл, а вот до сути еще докапываться надо. Как быть в частных случаях? К примеру, с тем же Песней?
Вообще-то, нет, он опять несправедлив: подполковник не только общее направление дал. На этом последнем марше он опять преподнес урок. И надо же, совпадение какое, снова этот Песня оказался главным героем!
Был привал. Водители осмотрели машины, обслужили их, и тут раздался знакомый зычный бас, призывавший все того же вновь провинившегося Позднякова. А случилось это как раз в тот момент, когда старший лейтенант Авакян начал бойко докладывать о готовности своей батареи к продолжению марша. Антоненко едва заметно улыбнулся.
Авакян понял улыбку как насмешку над его поспешным докладом и пожаловался с досадой:
– Не знаете вы еще прапорщика, товарищ гвардии майор! Ему лишь бы к чему придраться, чтобы себя показать. Мол, лучше его специалиста нет на свете! А Поздняков этот мне всю плешь проел уже своими выходками. Плохой водитель! Надо его с машины снимать. Сколько можно наказывать?
– И как вам не совестно, Али Гасанович, о прапорщике так, – укоризненно покачал головой подполковник Савельев, стоявший рядом. – Если посмотреть, так Песня все учения только с вашими машинами и возится! Что, все у вас машины плохи? И водители? Затюкали Позднякова взысканиями, а теперь еще и с машины снять хотите? Сколько я вам толковал об одном и том же: воспитывайте своих людей, воспитывайте! А вы им на психику давите, на испуг берете! Страх наказания еще никого не перевоспитал.
Авакян потупил взгляд, а смуглые щеки его залил румянец. И все же он явно ждал, что новый командир вступится за него: ведь говорил же майор Антоненко недавно прапорщику, чтобы тот не лез не в свое дело. Но майор неожиданно для командира батареи поддержал подполковника Савельева:
– Что-то неладно у вас с Поздняковым, товарищ гвардии старший лейтенант. Идите доводите дело до конца. И впредь не торопитесь с докладом.
А разговор прапорщика Песни на этот раз был короче, миролюбивее и выдержан в средних тонах, несмотря на то, что неисправность, найденная техником, оказалась серьезной. Поздняков не проверил крепление колес, а на переднем ослабли гайки.
– Ну поглянь, что ты с тягачом робишь! – выговаривал ему прапорщик, с видимым усилием удерживая себя от более резких выражений. – Ты, Поздняков, зачем в армию пришел, га? – Это «га», произнесенное Песней хлестко, было как удар кнута и выдавало те самые усилия прапорщика. – Зачем, я тебя спрашиваю: вредительством заниматься или честно служить? Не хотишь думать о своей репутации солдата. Душу ты мне своей ленью вымотал! Ну подумай своей головой, что было б, отвались колесо! Людей бы побив, орудие бы покорежил. А новую ступицу я с собой не вожу. И к людям запчастей еще не придумалы! Э-эх!
Прислушиваясь к этому относительно спокойному выговору, майор Антоненко подумал, что его замечание все-таки подействовало на автотехника. Опасается прапорщик, как бы еще раз не досталось. Значит, и его метода пользу приносит? Но тут же уколол себя: «Твоя метода, как же! Авакяновская! Пока я рядом – ниже травы, а за моей спиной? Это, кажется, Савельев имел в виду?»
И в который раз уже за три дня ему пришлось удивиться интуиции подполковника. Точно угадав его мысли, Савельев спросил у майора Трошина:
– Кирилыч, ты с Песней беседовал?
– А как же! Упрям и обидчив. Заявил мне: несогласный он, дескать, служить, когда батя уволится.
– Ишь ты, гонорок! – удивленно протянул Савельев. – Погоди, я с ним еще на прощание потолкую!
– Не помешает, – согласился замполит. – Хотя и наша беседа вроде бесследно не прошла.
При этих словах Савельев искоса бросил взгляд на Антоненко. И тому, поймав этот взгляд, ничего не оставалось, как опять склонить голову в знак понимания: «Ваша взяла!»
Это ли не подсказка! Ну хорошо, с Песней он найдет нужный тон, с Авакяном ясно, а как в других ситуациях? С другими офицерами и солдатами? Нет, никак не помешал бы рядом такой наставник, как Савельев. Хотя бы на месяц…
В приподнятом настроении возвращался подполковник Савельев, хотя сердце еще немного побаливало. Но теперь-то бывший командир дивизиона знал, что́ собой представляет майор Антоненко. Напрасно он беспокоился – способен «академик» вести дивизион, его детище, дальше. Понятлив майор оказался и в другом: пусть не до конца, но удалось развенчать, расшатать его прежние ошибочные представления о методах работы с людьми, способах их воспитания. А это вовсе не так уж и мало.
Мысленно Савельев был уже у себя на родине, куда уехали месяц назад жена и сыновья, и приискивал себе занятие по душе. Улыбнулся, вспомнив, как обещал майору Трошину пойти в почтальоны и услышал в ответ многозначительное хмыканье: да, таскать сумку в пуд весом – не для него работа. Ничего, найдет что-нибудь другое. Не сидеть же в самом деле на печке и романы перечитывать!
– Засада! – сказал вдруг громко рядовой Климов, приняв сигнал от дозорной группы.
Для Савельева эта вводная была полной неожиданностью: он ведь зорко наблюдал за каждым действием и приказанием Антоненко, а вот беда – просмотрел, когда тот выслал подыгрывающих! «Каков майор, а? Спорил, доказывал, что игра есть игра, однако проверку устроил моими же «сюрпризами». Еще одно доказательство своей правоты ищет? Или согласился со мной? Спросить? Нет, не стоит. Подождем, что он скажет».
– Вторая батарея, к бою! – встрепенулся майор Антоненко. – Остальным – стой! Дозору спешиться и атаковать в цепи после огневого налета!
Климов продублировал эти команды дозору и на батарею. И в один миг колонна распалась на глазах, будто из нее вынули стержень, делавший ее до этого стройной. Вперед рванулась батарея старшего лейтенанта Авакяна, другие же расползлись по обе стороны дороги, укрываясь в барханах. Еще через несколько минут оставшиеся от учений холостые снаряды сотрясли грохотом пустынные окрестности, а чуть погодя до машины донесся треск автоматных очередей.
Подполковник Савельев не пошел вместе с Антоненко наблюдать, как действуют артиллеристы. Остался возле машины, но внимательно прислушивался к звукам, доносившимся сюда, пытаясь по ним определить, что происходит на поле «боя». Он уловил заминку авакяновцев в открытии огня, не такую уж серьезную, но невозможную в других батареях. Явно проспали бойцы. Не рассчитывали, что новый командир использует «сюрпризы». Впредь наука: «бой» маршем домой не кончается. Даже если командир сменился.
За разведчиков подполковник Савельев не беспокоился. Основные элементы общевойскового боя они знают, а из автоматов весь дивизион хорошо стреляет. Справятся, коль в самом начале не оплошали, вовремя на вводную отреагировали.
И точно: майор Антоненко вернулся к машине возбужденный и довольный, как на КНП после стрельб. Утирая пот со лба, сказал Савельеву:
– Встряхнули, как вы говорите, гвардейцев! Кое-кто пассажиром ехал. Не ждали вводной. Ничего, теперь веселее пойдем. А вообще надо таких «сюрпризов» больше готовить на марш, чтобы был похож на настоящий.
Савельев удивился, но промолчал, не стал напоминать давнишний спор, хотя ему и хотелось поддеть майора. Зачем? Ведь Антоненко сказал то, что ему надо было от него услышать.
– Давайте, Климов, отбой. Дивизион – в колонну! – скомандовал Антоненко.
– Это мы мигом! – сказал связист, но увидев, как строго посмотрел на него майор, быстро поправился: – Есть!
Антоненко покачал укоризненно головой и полез на свое место в машине. Вдовин завел двигатель и выехал в голову колонны. И тут майор Антоненко, видимо вспомнив что-то, засмеялся. Весело, хорошо, от души. Такого смеха Савельев еще не слышал от своего преемника и удивленно обернулся.
– Песня-то, Песня, – выговорил, отвечая на его немой вопрос; майор, – машину успел починить, пока мы воевали! Только остановились – бегом к ней. Нюх у него, что ли, какой-то особенный на неисправности? Молодец!
– А я вам что говорил? – с удовольствием подтвердил Савельев. – Глядите, как бы полковник Кушнарев не сманил его на самом деле. Я его с фронта знаю – уведет, не заметите.
– Так мы ему и дадим! Нам что, самим специалисты не нужны?
– Вот-вот, – поддакнул Савельев. Сел прямо и снова подумал: «До чего же кстати эти учения оказались!»
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Домой гвардии подполковник Савельев возвратился поздно. Трошин увел к себе Антоненко, а Алфей Афанасьевич еще посидел немного в кабинете, отдыхая. Потом побродил по казарме, наблюдая, как артиллеристы чистят оружие, приводят себя в порядок. Зашел в автопарк, где хозяйничал прапорщик Песня, – водители ставили тягачи на мойку, сильными струями воды смывали с них пыль и грязь. Потом обслуживали и заправляли машины и предъявляли их на осмотр автотехнику, прежде чем поставить в боксы. Савельев не отвлекал от дела теперь уже бывших своих подчиненных. Просто с грустью наблюдал привычную глазу картину, стараясь не замечать взглядов артиллеристов, в которых ему чудилось сочувствие. В нем-то он меньше всего сейчас нуждался. Ведь все шло хорошо. Он уходит, а жизнь течет своим чередом, своим порядком, ради незыблемости которого он отдал весь опыт, знания и силы. Через час-другой часть опять будет готова к новым тревогам. Учебным и боевым – одинаково. Так было при нем, так будет и без него. Этому надо радоваться, расстраиваться не из-за чего…
Он ушел из казармы вслед за батареями, направившимися на вечернюю прогулку. В теплой бархатной ночи звонко разносился голос запевалы Дениса Шемастина, который так давно, целых три дня назад, играл на гитаре под дверью Алфея Афанасьевича, отвлекая его от невеселых размышлений.
Когда ж пойдут в атаку роты
И прозвучит сигнал: «Вперед!» —
От наступающей пехоты
Артиллерист не отстает…
И дивизион, будто не было изматывающих учений, словно не чувствуя усталости, мощно и гордо подхватывал припев:
Артиллерийская работа!
Ты – бог войны в таком бою,
Где благодарная пехота
Идет под музыку твою!..
Незаметно для себя подполковник расправил плечи и пошел легко, упруго, стараясь попадать в такт песне, как он давно уже не ходил. Боль в левом боку не тревожила его, и завтрашний день ему казался не таким безрадостным и пустым, как в утро перед тревогой.
Дома, в гулкой, насквозь пропылившейся за эти дни квартире, он долго стоял у окна, пока горнист не протрубил трижды сигнал «Отбой». Тогда Савельев подошел к столу и положил на него «тревожный» чемодан. Раскрыл и хотел было переложить его содержимое в другой, с которым собирался ехать в свой бессрочный отпуск. Теперь-то уж точно все. Отзвучали для него тревоги! Завтра передача дел, и больше никогда ему не пригодится «тревожный» чемодан. Грустно, но ничего не попишешь.
Он перебрал вещи, пощелкал выключателем фонаря и неожиданно подумал: «Это куда же ты заторопился? Ишь ведь как расхолодился! А дивизион-то еще не передан до конца. Вдруг еще понадобится «тревожный» чемодан? Мало ли что!»
И подполковник Савельев решительно захлопнул крышку…
